LХХХIV.
Всепресветлейшая, Державнейшая, Великая Государыня Императрица и Самодержица Всероссийская Государыня Всемилостивейшая!
№ 103. Вашему Императорскому Величеству имел я честь последнею моею реляциею всеподданнейше донести о исправном получении высочайших Вашего Императорского Величества указов № 65 и 66 с приложениями; а теперь приемлю смелость на повелительное оных содержание, с глубочайшим повержением, следующее приметить; а именно, по первому, — касательно искания посредства Познань с ея околичностями занять и скоро после перехода чрез реку Одер корпуса генерал-поручика Лаудона, рассуждая, чтобы оный, яко войско в тесном союзе с Вашим Императорским Величеством пребывающей государыни, дальним через Польшу на Билиц в так поздно годовое время походом какому либо изнурению подвергнута не был, ибо сквозь Верхнюю Силезии до Моравии продраться не только трудно, но и почти невозможно, — Вашему Величеству реляциею № 75, не в указ, всенижайше представила когда реченный корпус при армии останется, не поведено ли будет [216] оный в Познани и околичных до Калиша мест на винтер-квартиры расположить в таком намерении, что уповательно было в тех околичностях, т.-е. от Познани к Калишу, еще несколько фуража достать; но как после уведомился, то и в тех местах великая скудость, о чем реляциею № 100 пространнее показано. А чтоб Познань для того сохранить, что всего тамо завезенного обратно и вывесть почти некогда и что весною весьма рано, или еще и зимою, оную паки занимать надобно, — дабы не допустить сплавливание по реке Варте витинов с хлебом в Бранденбургию, — я великой пользы не предвижу; ибо больные и раненые почти уже вей оттуда к Висли реке отправлены, а что до артиллерии и прочего принадлежите, то все при проходе армии забрано быть может; сплавливание же, по вскрытии воды, на витинах хлеба в Бранденбургию, так как и нынешнею весною, деташаментом небольшим или стоящими в кордоне легкими войсками, свободно воспрепятствовано быть может. О занятии королем Прусским сего места и о утверждении в оном, — також опасности не предвидится; ибо искусство уже показало, что ежели б король Прусский какой авантаж против армии Вашего Императорского Величества в том находил, тоб генерал Ваперснов, нынешнего года оное заняв, так скоро паки не оставил, но утвердясь с корпусом армию Вашего Величества тамо наджидал, для воспрепятствования походу ея; да и последнее графа Дона к Познани с армиею сближение не в такой вид cделано, чтоб Познанью овладеть, но для того чтоб армии препоны полагать, в скором к Одеру приступлении. А Поляков и без занятая Познани в респект , после толь знаменитых над неприятелем одержанных побед, содержать можно. Елико до удостоверения генералов и кавалеров графа Фермора и Броуна о изобилующем на Неце фураже, я, реляциею моею № 93, довольное учинил объяснение. Как скоро высочайший Вашего Императорского Величества указ чрез прапорщика Будендика нолучен, то я, собрав всех генералов, мнение оное к Вашему Императорскому Величеству при реляция. № 94, всенижайше отправил; и хотя поставлено было к Шриму идти и с армиею по Вартй и Прузне в кантонир-квартиры расположиться, — как в отправленной репортиции и показано, — но, прибыв в Пуниц, уведомился, что король Прусский с армиею за реку Одер перешел; по которой причине генерал-поручик барон Лаудон, приехав ко мне, представил, что он намерен к Трахенбергу с корпусом следовать, и просил несколько полков пехоты ему придать, но я, не осмелясь собою то учинить, созвал
[217] генералитет и положили, с общего согласия, к Равичу подвинуться, — как в реляции № 100 изъяснено.Из Варшавы писанное обстоятельство таким образом распестрено, чтоб оное одному в похвальную ревность, а другому в укоризну и нарекание служить могло; но кто неприятельскую в то время, при Бейтене, позицию знает, всеконечно мне справедливость дать не отречется, что я резон имел на атаку (хотя бы кто формально о том и представлял ) не поступить; ибо, по всем воинским правилам, запрещается неприятеля атаковать, где оный преимущественно расположена Я, рекогносцировав троекратно с генералитетом позицию неприятельскую, нашел оную неприступною, потому что местоположение, на коем неприятель постирован был, так авантажно для него, что подобного редко сыскать можно: он стоял на таких вышинах, что в глубь его лагеря, со всех четырех сторон, как нарочно пригорки были сделаны один другого выше; так что средней — всеми прочими вообще командовал, а особо — один другого превосходил. Сверх же того формальной пропозиции атаковать не было, но в разговори только коснулись, что можно б отведать; но как к тому ни мало следу не было, то я, о непристойности упомянув, ничего не отвечал.
Что же касается до атаки с армиею Вашего Величества, то пример тому весьма в свежей еще памяти, ибо, от самого Познани неприятель преследуем был даже до Кроссена, и каждый почти день старание прилагалось его атаковать; но оный всегда ретировался и нигде устоять не хотел, пока, наконец, пригнан будучи в такое место, где атаки избежать не может, (ибо отрезан был от Кроссена) за удобнее признал сам атаковать, а сверх того, не зная точно неприятельскую позицию, азартовать жребий армии одной атаки — не похвально. Король Прусский сие довольно под Франкфуртом доказали, проиграв толь разорительную для него баталию от недовольного знания внутреннего местоположения нашей армии.
Неприятель армию Вашего Величества нигде не преследовали но только стороною маршировал, для наблюдения наших движении и становился, по знанию земли, всегда в крепких местах, для защищения по возможности своих областей; а где его деташаменты появлялись, всегда деташаментами Вашего Величества прогоняемы было были, а как Вашего Императорского Величества от Геренштата к Трибушу, а от Трибуша в Польшу отступила, то и неприятель, с большею частью своего войска, за реку Одер перешел, оставив несколько тысяч по сию сторону, в Силезии, для примечания наших движений. [218]
Я с австрийским генералитетом никаких ссор иди вражд не имел; но Всемилостивейшая Государыня не обинуясь признаюсь, что по ревности и усердию к интересам Вашего Величества и высоких союзников часто переменные поступки фельдмаршала графа Дауна мне, иногда, скуки нанашивали; однако ни до какой явной досады не доходило, но паче весь генералитета с ласковостью принимаем был.
Всемилостив вше мне повеленным образом, я не преминул, призвав к себе генерал-поручика Лаудона, все пунктированное содержание Высочайшего рескрипта, приказав сперва на немецкий язык для лучшего его вразумления, в теснейшей откровенности сообщил, препровождая оное наиласковыми отзывами; на что какую он мне вчера подал промеморию в оригинале при сем Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше подношу.
Ваше Императорское Величество из оной Всемилостивейше усмотреть изволите, что он извиняется, яко за неполучением от своего двора до ныне инструкции, — которую он, дня чрез два с возвращающимся из Вины курьером, ожидает, — не в состоянии быть точное свое мните потому открыть; а притом хотя удостоверен, что его двор во всем том, что к облегчен!» будущей кампании и генерально к восстановлению мира способствовать может — всеми силами содействовать будет; однако он за необходимо признает; что при том два главнейшие обстоятельства предварительно во уважение принять надлежит; а именно, первое, что в околичности Дризена и до Познани никакого фуража нет, а в Познанском магазине и муки мало в запасе; следовательно те войска, кои на зиму тамо расположены были б, никаким образом прокормиться не могут.
2. А понеже, по известиям, ныне король Прусский с большею частью своей армии за Одер перешел и будто к австрийским наследным землям обратился, то ему весьма нужным быть видится — учинение новой диверсии в Силезии для удержания короля от сего намерения и для принуждения его паки к Одеру возвратиться. И что сия диверсия учиниться может следующим образом: чтоб я с вверенною мне армиею только еще два марша чрез Трахенберг к Бреславлю подвинулся, ибо король всеконечно сей город, яко сердце всей Силезии, прикрыть и от своего намерения против австрийских земель отступить должен.
Сии его пропозиции весьма похвальны и полезны; но я не могу на сию диверсию, за недостатком провианта и вдруг начавшейся [219] после беспрестанных дождей и слякоти, весьма жестокого морозу, собою поступит, дабы армию, отдалением от магазинов, без провианта, опасности не подвергнуть; — созвал генерала и кавалера графа Фермора и всех генерал-поручиков для держания по сему военного совета, а по собрании, в присутствии его, генерал-поручика Лаудона, объявил им Вашего Императорского Величества всевысочайшее соизволение, а потом прочтен и перевод с промемории барона Лаудона, и объявлено им, что провианта при армии нет как на завтрашний день, а в подвозе оного, по рапортам, не много; итако, рекомендовано, по присяжной должности и ревности к интересам Вашего Императорского Величества и высоких союзников беспристрастное свое мнение дать. По сему моему предложению все обстоятельства во уважение приняты и наконец, с общего согласия, поставлено: в рассуждении, как выше показано, переменившейся вдруг погоды и начавшихся таких жестоких морозов, что люди отнюдь в палатках стоять не могут, а лошади, паче же под артиллерию, весьма ненадежны будучи, — поворотить к местечку Гостину, по тракту к Варте, а в маршах стараться солдат по кантонир-квартирам, сколько селении допустит, вмещать, ибо лагерем стоять нельзя; в чем и генерал-поручик Лаудон согласился, и к Калишу маршировать положил, где дальнейшую резолюцию от своего двора ожидать имел — куда с корпусом следовать.
Всемилостивейшая Государыня! сия резолюция для того принята, чтоб армию Вашего Императорского Величества не подвергнуть опасности, ибо нынешнее лютое время пуще всякого неприятеля; но по возможности оную сохранить, дабы впредь с пользою употреблена быть могла. Рескрипт к генерал-майору Шлрингеру с нарочным отправлен через Варшаву. По письму графа Каунаца Ритберха я до сего время в Силезии и около границ оной с армиею находился.
По указу № 66-го бригадиру Серебрякову и полковнику Опочинину Вашего Величества Высочайшее благоволите объявлено и милостию, також незабвением их, мирить — обнадежены; а бывшим притом в сражении регулярвым и нерегулярным войскам повеленным образом награждение учинено будет.
Граф Петр Салтыков.
Главная квартира при местечке Кре