ВМЕСТО ПАЛЕСТИНЫ

Библиотека сайта XIII век

ВМЕСТО ПАЛЕСТИНЫ — ЛИВОНИЯ

Настоящая публикация продолжает серию переводов средневековых папских грамот, впервые введенных в научный оборот А. И. Тургеневым в его хорошо известном сборнике «Исторические памятники России» ¹. Вниманию читателей предлагается послание римского папы Гонория III (годы понтификата 1216—1227) графу Альбрехту ² Орламюндскому от 25 января 1217 г. ³ Вассалы графа Альбрехта дали обет отправиться в крестовый поход в Палестину. Теперь же папа разрешает им по просьбе графа изменить обещание и вместо Палестины совершить паломничество в Ливонию. Документ этот представляет немалый интерес, поскольку вводит в самую гущу событий на Балтике в первой четверти XIII в. Касается он в известной степени и важнейших проблем «большой европейской политики» той поры. Между тем, несмотря на многочисленные публикации этой грамоты Гонория III, обстоятельства, связанные с ее появлением, не рассматривались до сих пор в литературе с необходимой степенью подробности.

Оригинал интересующего нас документа не сохранился. Однако в папской канцелярии велись специальные регистры «исходящей» корреспонденции. После того как завершалась работа над черновиком какого-либо послания, его переписывали набело и одновременно с того же самого черновика снимали копию в специальный регистрационный «журнал» (вернее, том «in folio») ⁴. Именно с этими регистрами и работал А. И. Тургенев, осуществляя первое издание грамоты Гонория III наряду со многими другими документами, привлекшими его внимание ⁵. [60]

После А. И. Тургенева полный текст грамоты Гонория III издавался еще несколько раз. Он вошел в коллекцию документов по истории Прибалтики Ф. Г. фон Бунге ⁶, в полное собрание произведений папы Гонория III ⁷, в хорошо известную любому медиевисту серию «Исторические памятники Германии» ⁸, в сборник булл, относящихся к датской истории ⁹, и в основное издание грамот по истории Дании ¹⁰. Сравнительно недавно послание Гонория III было воспроизведено и в одном вильнюсском издании (вместе с переводом на литовский язык) ¹¹. Во всех названных публикациях комментарии предельно лаконичны и порой не свободны от неточностей, о которых речь ниже. Помимо полных публикаций послание графу Альбрехту представлено и в ряде изданий регест ¹².

Уже из перечисления полных и сокращенных публикаций грамоты ясно, что речь идет о весьма известном документе, с которым стоит ближе познакомить российского читателя, не обладающего специальными познаниями в латыни и средневековой истории.

В существующих публикациях послания Гонория III не обошлось без некоторых досадных недоразумений. Прежде всего возникли проблемы с выяснением адресата грамоты. Писец, заносивший копию в регистр, допустил ошибку. В черновике, по-видимому, стояло «Альберту, графу Holsatiae» или «Olsatiae», т. е. графу Голштинскому. В тексте регистра оказалось «Alsatiae», т. е. Эльзасскому, хотя графов с таким титулом, кажется, вообще не было. Первым исправил эту ошибку Ф. Г. фон Бунге, правда, не в основном тексте публикации, а в не слишком заметном списке погрешностей и опечаток ¹³. Эта несколько запоздавшая поправка не спасла самого Бунге от замечаний ¹⁴, а некоторых из более поздних издателей, опиравшихся на публикацию Бунге (как, например, литовских или же С. Ороя, публикатора [61] сочинений Гонория III) — от повторения той же самой грубейшей ошибки.

Еще одно недоразумение возникло по поводу датировки документа. В то время как все издатели сходились на том, что в его тексте указано 25 января 1217 г., в «Регестах орламюндских графов» без всяких объяснений называется 30 января ¹⁵. Причиной такой поправки, по всей видимости, послужила всего лишь досадная опечатка, которая не была вовремя замечена издателем и ввела его в заблуждение. А именно, в заглавии регесты вместо «VIII день до февральских календ» оказалось напечатано «III день...» Поскольку составитель этих регест не работал с рукописным оригиналом текста, то серьезных причин для замены VIII на III взяться у него было неоткуда — все дело в явном недоразумении.

Заключая список допущенных в специальной литературе неточностей, стоит указать на ошибочное утверждение С. А. Аннинского о том, что в рассматриваемой грамоте речь идет, помимо прочего, «о военных успехах немцев после прибытия Альберта» ¹⁶.

Переходя к анализу содержания грамоты, необходимо прежде всего остановиться на личности адресата — графа Альбрехта (ок. 1182— 1244). Титул его в разные годы звучал по-разному. В зависимости от политических обстоятельств документы именуют его графом то Орламюндским, то Голштинским, то Нордальбинским, Вагрским и Штормарнским, то Лауэнбургским ¹⁷. Родился граф Альбрехт в 1182 или 1183 г. и после ранней смерти старшего брата оказался во главе весьма уважаемого северогерманского рода. Его отец — граф Зигфрид III Орламюндский (ум. 1206) принадлежал к дому Асканиев и приходился внуком знаменитому Альбрехту Медведю. Он был вхож в придворные круги при императорах Фридрихе I Барбароссе (1152— 1190), Генрихе VI (1190—1197) и короле Филиппе Швабском (1198— 1208). В 1181 г. Зигфрид III женился на Софии ¹⁸, дочери датского короля Вальдемара I Великого (1131—1182) и новгородской княжны Софьи. Другие дочери короля Вальдемара были выданы за королей Швеции и Франции, герцогов Фридриха Штауфена, Вильгельма Брауншвейг — Люнебургского и Бернарда Саксонского. Так что адресат Гонория III — сын Зигфрида Орламюндского и датской принцессы Софии — состоял в родстве с самыми известными семействами северной Европы. С самого начала графу Альбрехту уверенно предсказывали блистательное будущее и власть над всеми германскими землями севернее Эльбы ¹⁹.

Граф Альбрехт, по-видимому, уже в детстве был частым гостем при дворе своего дяди — датского короля Канута VI (1182—1202), но [62] особенно подружился с его младшим братом — герцогом Шлезвигским Вальдемаром. Во всяком случае после внезапной кончины Канута VI чуть ли не первым делом нового короля Дании Вальдемара II (1202— 1241) стало торжественное посвящение графа Альбрехта в рыцари ²⁰. Незадолго до этого, в 1201 г., датчане завоевали Голштинию, теперь же Вальдемар II отдал ее в лен Альбрехту, сделав его тем самым крупнейшим вассалом датской короны. С тех пор как бы ни складывалась судьба короля, граф Альбрехт неизменно оставался верен своему сеньору.

Вальдемар II, прозванный Победителем, обязан Альбрехту рядом своих военных успехов. Графу не было еще и 20 лет, как ему доверили охрану границ датской державы ²¹. В 1204 г. он заменял своего короля в походе против шведов ²². Затем по воле Вальдемара II Альбрехт сражался против графа Шверинского в 1208 г., защищал мекленбургские владения Дании в 1211 г. В июне 1216 г. Вальдемар II уехал из-под стен осажденного и отчаянно сопротивлявшегося Гамбурга, оставив верховное командование Альбрехту. Граф взял город и устроил в нем настоящую бойню ²³.

И вот этот граф Альбрехт, правая рука датского монарха, обратился скорее всего в первой половине 1216 г. к папе Иннокентию III (1198—1216) с посланием, о содержании которого мы можем судить лишь на основании ответа Гонория III, сменившего летом 1216 г. на папском престоле Иннокентия III. Познакомившись с доступными сейчас фактами из биографии графа, уместно поставить вопрос, собирался ли граф отправляться со своими вассалами в Ливонию в каких-либо собственных интересах или же действовал прежде всего как доверенное лицо датского короля? Чтобы ответить, необходимо приглядеться к тому, что известно о состоявшемся «паломничестве» графа и его людей в Подвинье.

III

Получив позволение папы, граф Альбрехт отплыл не ранее мая ²⁴ 1217 г., по всей видимости, из Любека или же из соседнего Травемюнде, где он по поручению короля возводил укрепления ²⁵.

Появление графа в Подвинье отметили в записях под 1217 г. два хрониста: Альберт из Штаде весьма лапидарно («Альберт, граф Нордальбингский, плывет в Ливонию, чтобы сразиться там с язычниками») ²⁶, другой — Генрих Латвийский — автор бесценного сочинения о событиях в Ливонии, свидетелем и участником которых был он сам ²⁷, — намного подробнее.

По мнению Генриха (XXI, 1), прибытие известного рыцаря, в Ригу — результат проповеди энергичного и честолюбивого епископа [63] Альберта ²⁸— главы Ливонской церкви, который был главным организатором колонизации Подвинья. Епископ Альберт как раз отправился в очередной раз в Германию набирать новых «пилигримов». Именно тогда, «услышав обо всех бедах, причиненных русскими и эстами ливонской церкви, граф Альберт из Левенборха принял крест и отпущение грехов и отправился в Ливонию с рыцарями своими, а также людьми предприимчивыми и благородными. Прибыли с ним и аббат Бернард из Динамюнде и пилигримы, правда, немногочисленные. И приняли его с великой радостью, ибо господь ранее имел его в колчане своем, как избранную стрелу, чтобы в нужное время послать в Ливонию для освобождения церкви своей от врагов» ²⁹. Приводимая ниже грамота показывает, что хронист ошибался — вовсе не красноречие епископа побудило графа собраться в путь. Рижский прелат отправился из Ливонии в Германию за помощью только весной 1217 г. (XXI, 1), а к тому времени граф Альбрехт успел не только решиться на свое паломничество, но и заручиться поддержкой со стороны Рима.

Между тем события в первой половине 1217 г. развивались в Ливонии довольно бурно. Год начался с успешного набега одного из племен эстов — унгавнийцев — вместе с людьми епископа Альберта и рыцарями Ордена воинов Христовых (позже получившего название Ордена меченосцев) на земли Новгорода в праздник крещения, «когда русские обычно больше всего заняты пирами и попойками» (XX, 5). Но уже на великий пост новгородцы, псковичи и ряд племен эстов предприняли ответный поход и осадили замок Оденпэ («Медвежья голова» русских летописей) — центр Унгавнии. После двадцатидневной осады, истощившей обе стороны, был заключен мир, означавший, в сущности, крупное поражение немцев. Произошло первое серьезное столкновение между русскими и немцами в Прибалтике. В связи с этими событиями русские летописи впервые «замечают» ливонскую колонию, хотя их рассказ о происшедшем в 1217 г. довольно невнятен и низводит крупную победу до уровня рядового набега с неудачной попыткой разграбить обоз в качестве кульминации ³⁰. Если верить Генриху (XXI, 2), эсты, очевидно, ободренные успехом, в том же году решили вновь напасть на немецких поселенцев и ждали только, когда подойдет к ним на подмогу русское войско. Чтобы опередить русских, рижане сами спешно выступили в землю эстов. «С ними пошел граф Альберт с рыцарями и слугами своими» ³¹, а также рыцари Ордена [64] и ополчения крещеных ливов и лэттов. Христианское войско одержало внушительную победу, ставшую, в сущности, переломной.

Еще одним важным источником, подробно рассказывающим нам о прибытии графа Альбрехта в Ливонию и решающей победе над эстами, является так называемая «Лифляндская рифмованная хроника», составленная в конце XIII в. Это повествование в соответствии с законами жанра несколько стилизовано в духе рыцарской литературы, но тем не менее заслуживает всяческого внимания, особенно потому, что ее автор стоит, в отличие от Генриха Латвийского, куда ближе к Ордену меченосцев ³², чем к соперничавшему с ним епископу Альберту ³³:

«...на следующий год принял крест граф Альбрехт. Этот герой из Орламюнде также переправился [в Ливонию] ради [искупления] всех своих прегрешений, а с ним и много славных рыцарей. Они исполнились намерения смело сразиться против язычества. И когда граф с большими силами появился там, в Ливонии, братья [Ордена] выразили ему свою радость по поводу его прибытия. И богатые, и бедные там с радостью встречали их. Магистр охотно выполнял все, чего бы они только ни пожелали. Пилигримы были этим весьма довольны. Когда они отдохнули, и их усталость прошла, магистр со свитой пришел к пилигримам. Граф начал его расспрашивать, что происходило в этой земле, от кого христиане терпели здесь притеснения. Тогда магистр сказал: «Мы соседствуем с землями, откуда нам постоянно приходится ожидать нападений. Прежде всего язычники-эсты, они совершенно слепы к истинной вере. Они приняли было крещение, но дьявол как бы насмеялся [над христианами] и ныне они, к сожалению, [вновь] поклоняются ложным богам. Из христиан, что были в их земле, вряд ли хоть кто-то уцелел. Так соизвольте же, господа, дать нам свой совет. Вы слышали довольно о том, как здесь обстоят дела».

Граф Альбрехт молвил так: «Рад я от всего сердца, что предстоит мне выступить против язычников. Даю обет благому Господу, что мы им так отметим, что им никогда не придется более радоваться».

Магистр, братья его Ордена и много пилигримов, летты и ливы, которые не хотели отставать, — все отправились в землю эстов. Там они встретили язычников. Те не собирались разбегаться, в своей неуемной гордости эсты готовились к бою. Славный замок Феллин находится недалеко, примерно в полутора милях от поля битвы, где была насыщена их жажда сражения и где в краткое время остались мертвыми 14 тысяч. Это благодаря братьям была укрощена их спесь. Лэты и ливы были рады и горды — они заслужили честь и добро в бою. И с тех пор эсты постепенно волей-неволей все больше стали платить десятину со всего своего имущества. И в качестве покаяния перед христианами им пришлось строить замки. (Я полагаю, впрочем, что они бы предпочли этого избежать, так как не боятся адских мук.) Они покорно давали хлеб, они строили ко славе Господа церкви, в которых нужда у христиан. К сожалению, случается такое редко, если их не принуждают к тому их господа. Говоря по правде, они охотнее бы уклонились от этого. [65] Что же до Орламюндского графа Альбрехта, то он был славным пилигримом до самого возвращения назад в [свою] землю» ³⁴.

Успешной экспедиции против эстов много внимания уделяет и Генрих Латвийский (XXI, 2—4). Его рассказ оставляет впечатление, что битва 21 сентября 1217 г. у Феллина в области Саккала — один из самых критических моментов в истории завоевания Ливонии. Эсты были настроены крайне решительно и ожидали большой военной помощи от русских «королей» (reges), из которых Генрих называет князей Новгородского и Псковского. Рижане вместе с графом Альбрехтом и его отрядом поспешили в Саккалу, «чтобы опередить русских» ³⁵ и разгромить эстов до прихода к ним подмоги. Генрих упоминает среди участников похода и «Волквина, магистра рыцарства со своими братьями», но, естественно, не подчеркивает так, как автор «Рифмованной хроники», роли Ордена меченосцев в одержанной победе. Победа при Феллине, безусловно, очень подняла и без того высокий авторитет одного из главных участников битвы — графа Альбрехта.

На следующий год, зимой, как повествует Генрих (XXI, 5), Альбрехт собирался устроить и поход на остров Эзель (Сааремаа). Для этого похода граф подготовил даже осадную машину, «но шли большие дожди, лед на море сошел, и до Эзеля нельзя было дойти, так как это — остров в море» ³⁶. Несмотря на неудачу эзельского предприятия, автор хроники относится к Альбрехту, похоже, как к главной фигуре из всех бывших в то время в Ливонии пилигримов. Не случайно язычников из племени гервенцев (XXI, 6) заставляли перейти «во власть рижской церкви пред графом Альбертом и всеми рижскими старейшинами...» ³⁷. (Впоследствии (XXIII, 6) сами же гервенцы ссылались на свою клятву «в присутствии графа Альберта» ³⁸.)

Обет крестоносца предполагал пребывание в «Земле Девы Марии» (как нередко называли современники и Пруссию и Ливонию), в течение одного года ³⁹. В 1218 г. граф Альбрехт, выполнив свой обет, отплыл в Данию, но прибыл туда не один. По всей видимости, в Любеке к нему присоединился сам епископ Альберт. Епископ и двое других влиятельнейших ливонских церковников прибыли вместе с графом прямо ко двору датского короля (XXII, 1) «и убедительно просили его направить в следующем году свое войско на кораблях в Эстонию, чтобы смирить эстов и. заставить их прекратить [66] нападения совместно с русскими на ливонскую церковь» ⁴⁰. Вальдемар же как только «узнал о великой войне русских и эстов против ливонцев ...обещал на следующий год быть в Эстонии с войском ради славы Пресвятой Девы и отпущения грехов» ⁴¹.

В начале XIII в. при короле Вальдемаре II Дания находилась на вершине своего могущества и представляла собой самую влиятельную силу на Балтике. Интерес датчан к восточной части балтийского региона определился тогда вполне отчетливо. Уже в 1206 г. Вальдемар II с архиепископом Лундским и королевским канцлером Николаем, епископом Шлезвигским во главе большого войска высаживается на о. Эзель (Сааремаа) ⁴². Экспедиция, очевидно, большим успехом не увенчалась, и на обратном пути оба датских прелата заехали в Ригу, где пребывали до пасхи 1207 г., вероятно, знакомясь с положением дел во владениях епископа Альберта. В 1210 г., по сообщению одной хроники, не подкрепленному, правда, другими источниками, датчане предприняли поход в Пруссию, очевидно, без заметных результатов ⁴³. Далее, следует крестоносное предприятие графа Альбрехта, завершившееся прибытием ливонских епископов к датскому королю с просьбами о помощи. В 1219 г. Вальдемар II сам высаживается в земле эстов и, разрушив Колывань, устраивает на ее месте крепость Ревель. Датский флот, очевидно, весьма велик, хотя сообщению хроники о 1500 кораблях верится с трудом ⁴⁴. Датчане, со ссылкой на соглашение 1218 г. в Шлезвиге, уверены, что «вся Эстония принадлежит королю датскому, так как передана ему епископами ливонскими» (XXIII, 10), епископ же Альберт и магистр Ордена это отрицают, говоря, что-они уже и так крестили почти все земли эстов. Очевидно, в ответ датский король закрывает любекскую гавань для паломников в Ливонию с явным намерением лишить рижскую колонию подвоза новых «пилигримов» и тем самым заставить тамошних христиан просить милости у Дании ⁴⁵. В Эстонии начинается соревнование между датской и рижской церквами: какая из них обратит больше земель в христианство. Датчане в 1220 г. лихорадочно крестят все попадающиеся им на пути деревни, а там, куда не успевают добраться их священники, просто ставят большие деревянные кресты и рассылают «через [67] поселян святую воду, приказывая окропить женщин и детей» (XXIV, 2) ⁴⁶. Меченосцы в конце концов заключают за спиной епископа Альберта с Вальдемаром II соглашение, сам же епископ отправляется жаловаться на датчан в Рим и к императору (XXIV, 4). Не получив у курии поддержки, епископ Альберт вынужден был по крайней мере на словах подчиниться Вальдемару II (XXIV, 4).

В 1222 г. датчане вновь на Эзеле. В этой короткой экспедиции мы снова видим графа Альбрехта ⁴⁷. «Король датский, собрав большое войско, явился с графом Альбертом на Эзель и стал строить каменный замок. И вышли датчане биться с эзельцами, и не могли справиться, но пришел на помощь им граф Альберт со своими и обратил эзельцев в бегство; многие из них были перебиты, а прочие бежали» (XXVI, 2) ⁴⁸ (Любопытно, что, несмотря на теснейшую связь с датским престолом, граф Альбрехт «со своими» противопоставляется датчанам и воспринимается хронистом, очевидно, как немец.) Во время этого появления датчан к ним в Ревель прибыли из Риги епископ Альберт и магистр Ордена. И снова Вальдемар II стал настаивать на своем понимании договора между ним и рижским епископом 1218 г., заговорив о «дарении, по которому перешла к нему Ливония» (XXVI, 2). Рижане стали единодушно возражать и умолять короля «отказаться от такого угнетения Ливонии» ⁴⁹. В итоге было достигнуто соглашение, временно устраивавшее датчан и меченосцев, но невыгодное епископу Альберту.

На этом датским предприятиям в регионе внезапно приходит конец, поскольку Генрих, граф Шверинский, неожиданно захватывает в 1223 г. короля Вальдемара II в плен. В 1225 г. та же судьба достигла графа Альбрехта ⁵⁰, а 22 июля 1227 г. в битве при Борнхёведе могущество Дании будет окончательно сломлено ⁵¹.

Приведенный обзор вряд ли оставляет место сомнениям в том, что паломничество графа Альбрехта в Ригу в 1217 г. — одно из [68] звеньев датской политики в Восточной Прибалтике. Достаточно указать хотя бы на характерную попытку графа захватить о. Эзель. К этой цели с редкостной настойчивостью стремились именно датчане, во-первых, чтобы покончить с пиратством жителей острова, в 1203 г. опустошивших даже побережье самой Дании (VI, 1—2), а во-вторых, поскольку, похоже, считали, что, владея Эзелем, можно держать в руках всю Ливонию.

Как должна была выглядеть просьба графа Альбрехта с точки зрения Рима? Конечно, прецеденты смены обета паломничества к началу XIII в. были известны. Так еще в 1101 г. король Педро I Арагонский сражался с мусульманами в Испании вместо того, чтобы отправиться в Святую Землю. Но в каждом подобном случае, очевидно, требовалось особое разрешение. Успех ходатайства вовсе не был заранее предопределен, поскольку освобождение Святой Земли по традиции относилось к первостепенным задачам папской политики. Особенно-это справедливо в отношении столь страстного борца за организацию общеевропейского похода в Палестину, как Иннокентий III. Немедленно после скандального завершения четвертого Крестового похода папа развернул энергичную подготовку к новому и с неослабевающей страстью продолжал ее до самой смерти.

Гонорий III был в этом вопросе верным продолжателем дела своего предшественника ⁵². Стоит отметить, что в начале XIII в. идея освобождения Гроба Господня продолжала оставаться популярной во всех слоях общества — не случайно, именно на то время (1212) приходится легендарный Крестовый поход детей ⁵³. В 1211 г. на волне подготовки к большому крестоносному предприятию состоялся крестовый поход против эстов, а в 1212 г. на другом конце Европы — против испанских арабов, ознаменовавшийся знаменитой победой при Лас Навас де Толоса. Что касается «настоящего» общеевропейского Крестового похода во главе с молодым германским королем Фридрихом II Штауфеном, то его начало было назначено первоначально именно на 1217 г. (Тогда, действительно, состоялась экспедиция, правда, более скромная, чем предполагалось, но тем не менее завершившаяся взятием Дамиетты.) О готовности европейского рыцарства принять участие в походе 1217 г. косвенно свидетельствует и рассматриваемая здесь папская грамота: граф Альбрехт не смог найти среди своих вассалов и десяти, кто уже не обязался бы отправиться в Палестину.

Значение Ливонии для Рима было .куда меньшим, чем Святой Земли, но в случае с людьми графа Альбрехта курия сделала исключение — разрешение было дано, правда, с характерной оговоркой о том, что вообще-то «большему благу не стоит предпочитать меньшее». В литературе иногда с излишней легкостью высказывается мнение, что папы приравняли «паломничество» в Ливонию к крестовому походу в Палестину ⁵⁴. Действительно, с .течением времени «ценность» [69] Ливонии в глазах пап неуклонно возрастала, но о полном «приравнивании» все же вряд ли можно говорить.

Если верить Генриху Латвийскому (I, 1,2), уже первый епископ Ливонии Мейнард добился от папы Целестина III (1191—1198) полного отпущения грехов всем тем, кто, приняв крест, отправится ради дела церкви в Ливонию ⁵⁵. Затем (II, 3) похожую грамоту якобы получил от папы и преемник Мейнарда Бертольд примерно в 1197 г. ⁵⁶, но оба документа не дошли до нас ⁵⁷. Пока что речь шла только об отпущении грехов. В часто упоминаемой булле Иннокентия III от 5 октября 1199 г., полученной по настоянию епископа Альберта ⁵⁸, также не содержалось приравнивания друг к другу двух видов паломничества. Во-первых, круг тех, кто мог отправиться в Ливонию, ограничивался географическими рамками: Саксонией и Вестфалией, а во-вторых, речь шла всего лишь о замене паломничеством в Ливонию обета посещения неких останков святых ⁵⁹. Церковь брала под. свою защиту и таких паломников, и их имущество ⁶⁰. Генрих говорит, что папское послание стало ответом на запрос немецкого короля о том, «отдаются ли под опеку папы имущества идущих пилигримами в Ливонию, как это делается для отправляющихся в Иерусалим». Папа, в интерпретации Генриха, якобы ответил, что он приравнял паломничество в Прибалтику пути в Иерусалим ⁶¹. Но и следующая булла,, в которой впервые ясно говорится об Иерусалиме, разрешает изменить обет священникам только «прилегающих [к Ливонии] областей», а из светских лиц лишь тем, кто беден или слаб телом ⁶².

Когда в том же 1217 г. к Гонорию III обратились со сходной просьбой епископы и князья Гнезненского архиепископства, пожелавшие отправиться в бой не в Палестину, а в земли язычников-пруссов, папа хоть и пошел навстречу просителям, но еще более отчетливо, чем в грамоте графу Альбрехту, подчеркнул, что на первом месте для него все же остаются заботы о судьбе Св. Земли ⁶³.

Вопрос о том, почему Гонорий III удовлетворил просьбу графа Альбрехта, можно ввиду сказанного выше переформулировать следующим образом: поддерживал ли папа датские планы в отношении [70] восточной Прибалтики ? Простое сопоставление фактов легко показыввет, что Рим рассматривал Датское королевство в качестве своего важнейшего союзника на Балтике. С конца XII в. папы считали Данию своим ленным владением ⁶⁴. Папская булла от 13 января 1206 г., т. е. составленная накануне первой экспедиции датчан на Эзель, разрешала Лундскому архиепископу 'ставить епископов в завоеванных датскими войсками землях. Это означало подчинение датской церкви новообращенных земель, на которые претендовали бременские, а позже и магдебургские архиепископы и рижский епископ Альберт ⁶⁵. Затем последовал ряд булл, адресованных датскому королю и его соседям, включая императора Оттона IV (1198—1218), с выражением поддержки предприятиям датчан в восточной Прибалтике и обещанием взять Данию под покровительство римского престола, чтобы никто не осмеливался на нее нападать в отсутствие ее короля ⁶⁶. В 1212 г. Лундский архиепископ Андрей был назначен папским легатом на Балтике, что после смерти Иннокентия III подтвердил и Гонорий III. В 1218 г. булла Гонория III от 9 октября признает за датским королем все земли, которые будут выведены из язычества ⁶⁷.

Жалобы епископа Альберта в Риме на действия датского короля в 1220 г. не имели успеха, зато датские послы «немало повредили делам ливонской церкви при дворе римском, а для себя добились значительных успехов» (XXIV, 4) ⁶⁸.

О поддержке Римом датчан в первой четверти XIII в. есть одно косвенное свидетельство в хронике Генриха Латвийского, до сих пор не замеченное исследователями. Рассказывая о датской экспедиции 1219—1220 гг., Генрих перечисляет духовных лиц, прибывших с королем (XXIII, 2). Здесь названы три датских иерарха и «эстонский епископ Теодерих, ранее посвященный в Риге и оставивший ливонскую церковь, чтобы примкнуть к королю» ⁶⁹. Итак, очевидно, что для хрониста переход к датскому королю означает «оставление» Ливонской церкви, т. е. структуры, подчиненной епископу Альберту ⁷⁰. Но еще занятнее это место хроники становится по мере того, как выясняется, что епископ Теодерих — отнюдь не второстепенная личность в ранней истории Ливонии. Будучи цистерцианским монахом, он много лет провел в ливонской миссии, помогая еще самому первому епископу Мейнарду. При разделе Эстонии он получает треть от нее — такую же долю, как и сам Альберт, и Орден (XX, 4). Но самое главное, этот старейший из ливонских миссионеров более кого-либо другого в Ливонии был связан с Римом, о чем недвусмысленно свидетельствуют его [71] многочисленные поездки в курию начиная со времени епископа Мейнарда (I, 12; IV, 6; VII, 5—6; VIII, 3; XIX, 5; XX, 1). С большой долей вероятности Теодериха можно назвать «человеком курии» в Ливонии. Случайно ли, что именно такое лицо оказывается на стороне датского короля?

Что же касается 1217 г., то у Гонория III были, помимо долговременных стратегических, еще и сиюминутные тактические соображения поддерживать датского короля. Дело в том, что в 1211 г. Иннокентий III отлучил от церкви германского императора Оттона IV из саксонского рода Вельфов и выставил против него юного сицилийского короля Фридриха из рода Штауфенов, традиционных противников Вельфов. Позиции Вельфов всегда были особенно сильны именно на севере Германии, датчане же как верные вассалы папы приняли сторону Штауфенов. «Верность», правда, не была совсем бескорыстной — в 1214 г. будущий император Фридрих II Штауфен признал за датской короной все завоеванные Вальдемаром II и его союзниками земли к северу от Эльбы. Именно с целью отнять эти приобретения, в 1215 г. Оттон IV предпринял поход против датчан, единственным заметным результатом которого было возвращение Гамбурга ⁷¹. Как раз после той экспедиции Оттона IV графу Альбрехту Орламюндскому пришлось вновь силой приводить Гамбург к покорности. И хотя звезда Оттона IV стала закатываться после поражения, понесенного им от французов в знаменитой битве при Бувине (1215 г.), в 1217 г. его еще нельзя было полностью сбрасывать со счетов. Что же до ливонских колонистов в Риге, то весьма многие из них происходили из северогерманских фамилий, традиционно дружественных Вельфам. Просопографический анализ сведений о паломниках в Ливонию показывает особенно заметное возрастание внимания Вельфов к «Земле Св. Девы Марии» с 1209 г. ⁷² В этих условиях трудно было бы ожидать от Рима чего-либо иного как поддержки проштауфеновски настроенного Вальдемара II и его верного вассала графа Альбрехта в их планах по отношению к Ливонии. Курия и в последующие годы поддерживала датчан, а неожиданное пленение датского короля в 1223 г. вызвало поток гневных папских булл ⁷³.

Эпизод с «предательством» епископа Теодериха особенно ярко показывает, что, поддерживая датчан, папы ослабляли позиции епископа рижского Альберта. На свой пост в земле ливов настоятель Бременского собора Альберт из рода местных министериалов Буксхеведен был поставлен бременским архиепископом (как и оба его предшественника), но он явно стремился к тому, чтобы Ливония зависела непосредственно лишь от императора и папы, да и то сугубо номинально. В Риме же, по всей видимости, вовсе не были склонны безоговорочно поддерживать энергичного епископа Альберта. Отношение к нему было переменчивым. Хотя епископство Рижское в силу папской грамоты 1214 г. ⁷⁴ было выведено из подчинения Бремену, а сам епископ [72] Альберт с 1217 г. обладал правом учреждать епископские кафедры и ставить епископов в окрещенных им землях ⁷⁵, т. е. располагал по сути дела одним из важнейших архиепископских полномочий, все попытки создать ливонское архиепископство до самой смерти Альберта наталкивались на откровенное противодействие курии ⁷⁶. Рим то учреждал «конкурирующее» Эстонское епископство с тем же статусом, что у епископства Рижского, то оказывал поддержку Ордену меченосцев в его спорах с Альбертом, то призывал Лундского архиепископа принять в свое ведение значительную часть «Земли Девы Марии». Трудно избавиться от впечатления, что курия была заинтересована не в возникновении единого церковно-политического образования в Ливонии, а, напротив, в раздроблении ее между разными владетелями, на спорах между которыми мог бы играть Рим ⁷⁷. Если так, то политика эта была весьма успешной и во многом определила исторические судьбы Ливонии вплоть до самого Нового времени.

Кстати, зная, что вся история католической Ливонии была омрачена непрерывным соперничеством прежде всего между Орденом (сначала меченосцев, затем Ливонским) и епископами Рижскими, стоит вспомнить, что Орден меченосцев был учрежден в 1202 г. в отсутствие епископа Альберта замещавшим его и уже нам знакомым Теодерихом (IV, 6), т. е. предположительно «человеком Рима» в Ливонии. В лице Ордена в Ливонии появился весьма солидный противовес рижскому епископу. Миссия графа Альбрехта в этом контексте приобретает новые оттенки. Прибыв в Ливонию как лицо, очень близкое к датскому королю, он сотрудничает прежде всего с Орденом, о чем свидетельствует Лифляндская хроника и чему не противоречит Генрих Латвийский. Он одерживает важную победу над эстами и забирает назад Оденпэ. В свое время Оденпэ не смогли удержать рыцари Ордена и familia епископа Альберта, причем брат епископа даже попал в плен (XX, 7). Теперь же Орден при помощи не очень многочисленной, но, очевидно, доблестной дружины графа Альбрехта восстановил свою репутацию. Понятно, почему в главах о паломничестве графа Альбрехта не упоминается Рижский епископ — он в это время находился в Германии, но ведь и о его людях в описании победы под Феллином у Генриха Латвийского речи нет. Даже мир со старейшинами гервенцев заключается в присутствии не епископских доверенных лиц, а графа. Все это может быть истолковано так, что первоначальная потеря Оденпэ, а затем победы графа Альбрехта резко ослабили влияние Альберта, к тому же покинувшего Ливонию, где теперь датский вассал оказался чуть ли не хозяином положения. Только в безвыходной ситуации епископ Альберт мог согласиться отправиться к датскому королю и обещать ему в обмен на помощь что-то такое, что датчане пожелали понять как уступку им всей Эстонии, а то даже и Ливонии. Уж слишком противоречил этот шаг собственным интересам Рижского епископа. А повез Альберта к датскому двору победитель при Феллине... Возможно, стоит вместе с. Б. У. Хукером обратить внимание на то, что епископ Альберт предстал перед датским королем ровно через пять недель после смерти императора Оттона IV, чье участие [73] в ливонских делах, похоже, было куда значительнее, чем это следует из отредактированных в проштауфеновском духе источников ⁷⁸. Не на отлученного ли государя и его союзников была надежда князя церкви Альберта, после крушения которой капитуляция перед Вальдемаром II оказывалась неизбежной?

«И радовались епископы», — пишет осторожный Генрих, сочинявший свою хронику скорее всего для папского легата, об итогах тех переговоров, когда датский король «позволил уговорить себя» епископу Альберту прибыть на следующий год с большим войском в Эстонию. Возможно, епископ Теодерих, участвовавший во встрече в Шлезвиге, радовался искренне. Епископ же Альберт вместо того чтобы спокойно и радостно ожидать обещанного королем войска, немедленно после вынужденного, как думается, визита к Вальдемару II отправился назад в Германию, «чтобы в следующем году явиться с большими силами и большим числом людей» (XXII, 1) ⁷⁹. И действительно, в 1219 г. епископ прибыл в Ливонию с весьма внушительной свитой из «пилигримов и знатных людей» (XXIII, 1). Возвращение было в высшей степени своевремеяным, поскольку Вальдемар II с многочисленными отрядами датчан, немцев и славян с острова Рюген уже высаживался в ревельской области (XXIII, 2). Теперь епископ не был столь беспомощен, как в 1217—1218 гг., что, очевидно, и позволило ему по сути дела отказаться от сделанных датскому королю уступок. Весьма показательно, каких именно пилигримов привез с собой епископ Альберт. Это были самые верные вассалы покойного императора Оттона IV, яркие представители партии Вельфов во главе с герцогом Альбрехтом Саксонским ⁸⁰. Совсем недавдо Оттон IV и его сторонники потерпели крайне болезненное поражение от Вальдемара II и графа Орламюндского (1216 г.). Тогда датчане захватили Гамбург и оттого «император горевал так, что и описать невозможно» ⁸¹. А не в таком далеком будущем именно герцог Альбрехт Саксонский разгромит цвет датского войска в битве при Борнхёведе. Войска, собранные епископом Альбертом, состояли таким образом из откровенных врагов датчан и Штауфенов. Этих пилигримов как бы сопровождала тень Оттона IV, завещавшего для похода в Ливонию свои устрашавшие современников осадные машины, которые и применил с успехом герцог Альбрехт ⁸². В литературе до сих пор не обращалось внимания на все эти хронологические и просопографические сопоставления, между тем они рисуют положение в восточной Прибалтике еще более драматичным, чем ранее было известно. Серьезного столкновения между датскими и северогерманскими крестоносцами в «Земле Девы Марии» не произошло, но, по всей видимости, оно было вероятным.

Вряд ли стоит представлять епископа Альберта убежденным сторонником Вельфов, тем более что бременский министериалитет, из которого он происходил, по традиции чаще поддерживал Штауфенов. 'Рижский прелат действовал в соответствии со складывавшейся в тот или иной момент политической конъюнктурой. Епископ вынужден был проявлять чрезвычайную гибкость и способность к маневрированию, чтобы добиваться поддержки своим планам то у одних, то у других [74] политических сил в регионе. В 1216—1219 гг. ему не приложилось рассчитывать на особую благожелательность ни со стороны Рима, ни от датского короля. В результате «ласкового приема», якобы оказанного епископу Альберту Фридрихом II в 1216 г. (XX, 2), «апостол Ливонии», по всей видимости, понял, что на серьезную помощь молодого Штауфена надежд также крайне мало. Тогда-то Альберт попытался уравновесить все нарастающее датское влияние в регионе с помощью вельфской партии. Уже в 1220 г., когда полное поражение Вельфов в борьбе за германскую корону стало очевидным, неутомимый епископ снова поехал просить о поддержке папу и тогда еще считавшегося верным ставленником курии нового императора Фридриха II Штауфена (XXIV, 4).

VII К каким выводам приводят наблюдения, сделанные по поводу интересующей, нас грамоты? Очевидно, что колонизуемая Ливония представляла собой предмет ожесточенного соперничества между весьма различными силами ⁸³. Несмотря на окраинное положение «Земли Девы Марии», на ее судьбе весьма ощутимо сказывались изменения политической ситуации в «основной» части Западной Европы. Рисунок политической игры вокруг права на владение этим краем, не всегда легко рассмотреть в наших источниках, осторожно притушивших многие страсти своего времени. И все же история с переменой обета ленниками Орламюндского графа, отразившаяся в единственном документе, — грамоте папы Гонория III, неожиданно позволяет нам представить, какие политические драмы разыгрывались в восточной Прибалтике в первой четверти XIII в.

Текст воспроизведен по изданию: Вместо Палестины-Ливония // Вестник МГУ. Серия 8. История. №2 1995.