Девольский договор 1108 г.между Алексеем Комнином и Боэмундом. Предисловие

Библиотека сайта  XIII век

ДЕВОЛЬСКИЙ ДОГОВОР 1108 г. МЕЖДУ АЛЕКСЕЕМ КОМНИНОМ И БОЭМУНДОМ

В 13-й книге исторического труда Анны Комнины содержится текст договора, заключенного в 1108 г. между императором Алексеем I и антиохийским князем Боэмундом 1. Это — один из немногих крупных документов, который Анна считает необходимым сохранить на страницах своего произведения и который тщательно переписывает. Договор дошел до нас только в передаче Анны — этим, вероятно, следует объяснить тот факт, что он сравнительно слабо изучен в литературе: он как бы теряется среди той массы материала, который труд Анны Комнины предоставляет в распоряжение историка.

События, вызвавшие к жизни договор 1108 г., представляют собой звено как восточной политики Византии, так и крестоносного движения. Поэтому договор этот обычно упоминался в литературе наряду со свидетельствами западных хронистов — Альберта Аахенского и Фульшера Шартрского 2. Однако развернутой характеристики памятник не получил ни в работах по истории крестовых походов, ни в исследованиях, посвященных эпохе Комнинов. В последнее время заметно возрос интерес историков к этому документу. Так, в своем трехтомном труде по истории крестовых походов С. Рэнсимен не только излагает предысторию возникновения договора 1108 г., но и пытается решить вопрос о его действенности 3. Э. Хонигманн называет договор важным документом эпохи и подробно анализирует его географические указания 4. И тем не менее даже сейчас отдельные исследователи излагают все, что относится [261] к борьбе на Переднем Востоке в XI—XII вв., даже не упоминая о договоре и, видимо, не зная о его существовании 5.

Эти обстоятельства подчеркивают необходимость специального исследования этого интересного источника, исследования, в процессе которого неизбежно должен возникнуть ряд проблем. Договор был заключен в пору активного проникновения западноевропейских государств на византийские земли, и в связи с этим было бы интересно выяснить, как отразил наш памятник воздействие государственных и правовых норм западного средневековья на внутренние распорядки империи. Следует решить проблему идентификации географических названий и в этой связи — вопрос о том, каким образом произошел раздел между Империей и Антиохийским княжеством. Наконец, интерес представляет и то, насколько действенным оказался договор 1108 г.

Как известно, конец XI и начало XII в. ознаменовались длительными военными и политическими столкновениями между Византийской империей и норманскими князьями Южной Италии. История этих столкновений насчитывала к 1108 г. уже четверть столетия и хорошо изучена в литературе. Интересующий нас этап этой борьбы, непосредственно предшествующий возникновению договора 1108 г., связан с обоснованием Боэмунда в Антиохии. Захватившим город крестоносцам приходится в начале XII в. вести борьбу на два фронта — как против империи, так и против мусульманских князей Северной Сирии и Малой Азии. В этой борьбе западное рыцарство терпит ряд тяжелых поражений. Первое из них приходится на 1101 г., когда Боэмунд после неудачной битвы попал в плен к малоазийскому эмиру Мелик Гази Данишменду, после чего Алексей I немедленно занял Восточную Киликию, входившую в состав Антиохийского княжества. Отпущенный на свободу Боэмунд вскоре вернул свои киликийские владения и приготовился к задуманному походу против турок-сельджуков. Однако его первоначальные успехи были сведены на нет крупнейшим поражением, понесенным крестоносными князьями под Харраном, древними Каррами, важной крепостью мусульман в Северной Сирии. Разгром под Харраном имел большое значение для судеб латинских государств в Сирии. Он значительно ослабил позиции крестоносцев и позволил войску императора вновь занять важнейшие центры Киликии — Тарс, Адану, Аназарб, Мамистру (древнюю Мопсуэстию), а флоту — захватить Латакию (древнюю Лаодикию). В 1104 г. Боэмунд покидает Антиохию, оставив правителем своего племянника Танкреда, и направляется в Италию и Францию за поддержкой. Заручившись его и даже вступив в родственные связи с французским двором, Боэмунд в октябре 1107 г. высадился с большим войском в окрестностях Валоны. Начался последний этап его борьбы с Византией. Войско Боэмунда находилось на подступах к Драчу, когда византийское правительство, только что заключившее мир с иконийскими турками и развязавшее себе руки, двинуло в союзе с венецианцами свою армию и флот против рыцарей. Из осаждающего Боэмунд быстро превратился в осажденного, в его войске начались болезни и голод, и в сентябре 1108 г. его военная экспедиция закончилась полным крахом. Боэмунд признал себя побежденным, его сомнения по поводу необходимости подписать мирный договор были сломлены настойчивыми советами окружающих 6. Поражение Боэмунда было закреплено договором, подписанным тогда же на берегу р. Девол (DiaboloV) в византийском лагере в присутствии императора. Девольский договор 1108 г. явился концом политической карьеры Боэмунда. Несмотря на то, что в тексте договора он именовался князем антиохийским и в этой роли брал на [262] себя значительные обязательства, Боэмунд уже не возвратился на Восток: князь удалился в свои итальянские владения и там, отойдя от политической жизни, мирно скончался в 1111 г.

Такова история возникновения этого памятника. Обратимся теперь к рассмотрению его содержания и формы. Договор 1108. г. представляет собой акт, составленный от имени Боэмунда и врученный императору в обмен на царский хрисовул. Характерно, что Анна приводит не текст хрисовула, копией которого она, несомненно, располагала, а грамоту Боэмунда. По-видимому, это было сделано с целью отметить, что договор не остался лишь волеизъявлением императора, а был с покорностью принят Боэмундом. Нетрудно заметить отличие договора 1108 г. от документов, оформлявшихся в XI—XII вв. в императорской канцелярии. В нем нет ни протокола, ни призыва к св. Троице, ни обращения ко всем, кто прочтет документ, ни угроз по адресу будущих нарушителей. Документ сразу же начинается с изложения существа дела, минуя те формальности, которые были характерны для византийских императорских актов 7. Часто повторяются обстоятельные клятвы в верности (см. § 3, 4, 5, 9, 27) в отдельных местах стиль договора приобретает особую приподнятость и торжественноcть, заметно отличаясь от остальных разделов, где очень просто, зачастую в будничном тоне оговариваются привилегии и обязательства Боэмунда. Клятва в верности выражается почти исключительно в обязательстве нести военную службу, которое дается как от имени Боэмунда, так и от имени его вассалов (§ 2, 4, 5, 10, 15 и др.); таким образом, обязательства князя напоминают обычную ленную присягу западноевропейского средневековья. Это внесение элементов западного вассалитета в договорные отношения императора с его подданным и является наиболее существенной особенностью разбираемого акта.

Любопытно, что некоторые нормы, зафиксированные в договоре, как бы списаны с канонов западного феодального права. Таковы, например, «сорок дней», которые должны пройти между объявлением войны Боэмундом своему сюзерену-императору (здесь предусматривается и такая типично «невизантийская» возможность!) и ее началом. В течение этих 40 дней вассалы Боэмунда должны были способствовать примирению сторон (§ 13). Эти внешние особенности документа, являющиеся плодом творчества норманнских нотариев, подтверждают указание Анны о том, что текст договора был составлен Боэмундом по его «собственному выбору и усмотрению» 8.

Если же отвлечься от клятвенных заверений Боэмунда в верной службе, то бросится в глаза, что через весь договор проходит несколько основных тем. Уступая требованиям императора в одних пунктах, Боэмунд в других местах настойчиво отстаивает собственные интересы. Он обязуется не только нести, как отмечено выше, военную службу (§ 2, 4, 5 и др.), не только оберегать от посягательств земли императора (§ 7), передавать Алексею все захваченные территории (§ 8, 11) и подчинить ему своих вассалов (§ 13, 15, 17). Он также выговаривает со стороны Империи обязательство твердо соблюдать границы его владений (§ 18—19), компенсацию за отнятые у него в результате поражений территории (§ 23—24) и детально обусловливает получение из императорской казны ежегодной выдачи 200 литр золота (§ 25—26). Таким образом, по своему содержанию договор свидетельствует не только о покорности Боэмунда, о подчинении власти императора, но и о сохранении им известных прав и привилегии, Алексей I был вынужден согласиться с сохранением за Боэмундом всех этих прав, ибо по существу он добился основного: в договоре был закреплен переход Антиохии под верховенство Империи, император заручился военной поддержкой князя в борьбе с мусульманскими властителями, и, наконец, антиохийская церковь была полностью подчинена константинопольской патриархии (§ 20). Довольствуясь этими приобретениями, византийское правительство позволило Боэмунду оставить за собой известную сумму прав по отношению к Империи. [263]

Договор сообщает и греческие термины, оформляющие договорные отношения между Боэмундом и императором. Текст его пестрит упоминаниями «anJrupoV» «lizioV» и «douloV»9. За первым из них уже с Х в. закрепляется смысл «вассал» 10, второй является западным ligius в греческой передаче, наконец, термин «upoceirioV», который Анна употребляет в начале договора, ближе к понятию «вассал», чем к поднятию «подданный». Создается впечатление, что, подписав договор с Боэмундом, император Алексей Комнин санкционировал введение в политическую практику Империи норм западного вассалитета, впрочем, заметно модифицированных при соприкосновении с византийской действительностью. Так, в тексте договора мы не только не обнаруживаем хорошо известного на Западе Европы принципа «вассал моего вассала — не мой вассал», напротив, в договоре можно найти прямые уклонения от этого правила. Боэмунд прямо заявляет, что приведет своих вассалов, как сопровождающих его в походе на Балканы, так и находящихся в Сирии, к присяге на верность императopy, своему сеньору. При этом речь идет не только рыцарях (всадниках и «каваллариях» 11), обязанных Боэмунду военной службой, но и о людях, «владеющих землей по моему праву» (emw dikaiw), как заявляет Боэмунд, т. е. связанных с ним поземельными держательскими отношениями. Устанавливается непосредственная связь высших и низших ступеней вассальной лестницы , не известная классической иерархии 12.

При этом не следует предполагать, что Боэмунд соглашается на установление связи между своими вассалами и императором, считая себя уже несуществующим звеном феодальной иерархии. После подписания договора он действительно отошел от государственной деятельности, но в момент его подписания он бдительно стоит на страже своих прав. Он договаривается о точных границах владений, требует (и получает!) территориальную компенсацию, выговаривает ежегодные субсидии. На каждом шaгy рядом с изъявлениями покорности и обещаниями верной службы Боэмунд стремится удовлетворить свои интересы. Поэтому мы полагаем, что связь вассалов князя с императором, отраженная в договоре, была вызвана отнюдь не тем, что Боэмунд считал себя выбывшим из политической игры, но явилась тем изменением, которое внесла византийская действительность в систему западноевропейского вассалитета, результатом приспособления этой системы к условиям централизованного Византийского государства.

Значительный интерес представляет в договоре характеристика территориального размежевания, взаимных уступок и приобретений Империи и Антиохийского княжества. Решить этот вопрос нелегко, ибо греческая топонимика с трудом поддается идентификации [264] 13. Исследователи средневековой сирийской топографии 14 или ученые, изучающие эпоху крестовых походов 15, оперируют либо арабскими и турецкими, либо античными названиями, воскресшими в средневековой латинской терминологии, очень часто не зная их византийских эквивалентов 16. Подробную локализацию упоминаемых в тексте названий мы даем в комментарии, здесь же мы считаем необходимым в самых общих чертах обрисовать положение в Северной Сирии, сложившееся в результате договора 1108 г. За Боэмундом осталась значительная часть его владений, сравнительно компактно расположенная вокруг Антиохии, и почти вся долина Оронта. Исключением здесь является лишь Германикия, Дулук и фема Зуме, расположенные значительно севернее, в верховьях р. Пирамис.

Такое необычное расположение владений объясняется, по всей видимости, тем, что прежняя территория княжества вначале была расположена обширным полукольцом вокруг залива Александретты. Успехи византийских войск в кампанию 1104 г. лишили Боэмунда северо-западной части этого полукольца с городами Таре, Адана, Аназарб, Мамистра. Договор 1108 г. закрепил эту утрату, и у Боэмунда остался в руках кусок восточного полукольца — далекая Германикия и Дулук с расположенной неподалеку фемой Зуме, представляющие интерес лишь постольку, поскольку они контролировали дорогу на Эдессу. Параграфы 23—24 договора, где говорится о новых землях, полученных Боэмундом в порядке возмещения за утраченные территории, показывают, что это направление — на Эдессу — приобрело для Боэмунда новый смысл.

Княжество оказалось почти полностью отрезанным от моря. Помимо киликийского порта Аданы, Империя захватила почти все сирийское побережье с городами Латакия, Гавал, Антарад (Тортоса). В руках антиохийских рыцарей остался один лишь Суэтий; потерять который значило лишиться последней связи с Западной Европой. Таким _ образом, если Византия когда-либо ставила перед собой задачу отрезать крестоносцев в Северной Сирии от моря, то, судя по Девольскому пакту, эта задача была выполнена почти полностью.

Для Боэмунда, оказавшегося в таком положении, существенное значение должна была приобрести задача компенсировать себя новыми территориальными захватами. К сожалению, большинство названий в той части договора, которая повествует о землях, заново полученных Боэмундом, почти не поддается расшифровке. Удается лишь четко определить, что Боэмунд недвусмысленно заявляет о своих правах на области Алеппо и Эдессы (§ 24—25). Кроме того, обращают на себя внимание три места с одинаковым названием «Тилий» (Tilia). По нашему мнению, это не что иное, как арабское «Tell» — холм, т. е. речь идет о районах, где преобладает арабская топонимика, о районах глубинной Сирии. Невозможность локализовать большую часть тех названий, которые числятся в договоре за Боэмундом, свидетельствует о том, что имеются в виду области, где местные географические названия не имели греческих эквивалентов.

Закончив перечисление местностей, находящихся в «ближней Сирии», Боэмунд договаривается с императором о получении фемы Аэт и фемы Лимниев, расположенных вблизи города Эдессы. К тому же названия некоторых мест из числа полученных Боэмундом удается разыскать лишь далеко к востоку от Эдессы. Создается впечатление, что Боэмунд не только притязает на власть в Эдессе, но и окружает город своими [265] владениями. Объяснение здесь напрашивается само собой: стоит лишь вспомнить, что, по сообщению западных хронистов, разгром крестоносцев под Харраном был вызван ссорой Боэмунда и графа эдесского Балдуина, а после битвы попавший в плен граф был оставлен Боэмундом без выкупа 17. Таким образом, Боэмунд, враг графа эдесского Балдуина, мог смело считать себя его наследником в Эдессе 18. Обилие же арабских названий, часть которых удается локализовать лишь вблизи Евфрата, говорит о новых, более далеких планах Боэмунда на Востоке. Утратив Киликию и сирийское побережье, он должен был вознаградить себя в другом районе. Мы позволяем себе высказать предположение, что этим районом были не только области Эдессы и Алеппо, но и месопотамские фемы в направлении Алеппо — Мосул.

Остается выяснить, насколько действенным оказался Девольский договор 1108 г. Известно, что Танкред не признал соглашения с императором, а Боэмунд не предпринял никаких попыток принудить его к этому. Таким образом, все обязательства, торжественно принятые Боэмундом, остались на бумаге. Но дает ли это основание отрицать какую-либо историческую значимость Девольского договора? Отнюдь нет. Во-первых, самый факт подписания подобного договора побежденным и признавшим свое поражение князем Боэмундом сыграл поворотную роль в отношениях Империи с норманским государством в Южной Италии. Отныне для Византии исчезает угроза норманского вторжения на Балканы, и положение в районе Адриатики стабилизируется.

Во-вторых, как явствует из текста договора (§ 1), он отменил де-юре вассальную присягу Боэмунда, принесенную им императору вместе с вождями первого похода в 1096 — весной 1097 г., и создал новую правовую основу в отношениях между Империей и латинскими государствами в Сирии, что дало возможность константинопольскому правительству в своих будущих действиях в этом районе ссылаться на Девольский пакт. Первый раз правительство Империи вспомнило о нем в 1111—1113 гг., безуспешно пытаясь с помощью иерусалимского короля заставить Танкреда выполнить условия договора 1108 г. Следующую, более серьезную попытку Византия предприняла в 1137 г., когда войска Иоанна Комнина заставили капитулировать Раймунда Антиохийского. Император не настаивал на въезде в город, но он потребовал принесения присяги и возобновления вассальных отношений по образцу тех, что были закреплены в договоре 1108 г. 19 Девольский пакт был снова вызван к жизни. Разумеется, о нем вспомнили лишь в силу необходимости: крестоносцам было важно сохранить свои владения в Северной Сирии, а Иоанн нуждался в помощи рыцарей для борьбы с мусульманами. Но как бы то ни было, Девольский договор, даже не будучи проведенным в жизнь, создал правовую основу византийской политики в Северной Сирии в течение первой трети XII в.


Разбивка на параграфы дается по изданию: Аnnе Comnene. Alexiade regne de l'empereur Alexis I Соmnenе, t. III (livres XI—XV). Ed. В. Leib. Paris, 1945.

Текст воспроизведен по изданию: Девольский договор 1108 года между Алексеем Комнином и Боэмундом / Византийский временник  т. 21 М. 1962

© текст -Любарский Я.Н., Фрейденберг М.М. 1962
© сетевая версия-Тhietmar. 2002
© дизайн -Войтехович А. 2001