Нынешнее дружеское мое письмо в том состоит, что из Кубанской стороны Шагин-Гирей-султан проявился и из командиров над войсками Российской Империи при нем бригадир со многим числом войск, кои в здешния стороны переправляются, и как от бригадира, так и Шагин-Гирея-султана множество писем прислано, в которых объяснено, что заключенный мир по прежнему остается ненарушим. Однакожь, если благоволение обеих Империй, чтоб Шагин-Гирей-султану ханом крымским быть, ибо он изъясняется, что уже ханом крымским и ему никто не должен препятствия чинить. Сему подобные его предписания весьма странны суть. Буде же он по соизволению обеих Империй, а у него Шагин-Гирея-султана от Порты Оттоманской на то указ имеется, то кто ему какое либо может препятствие делать? Чтожь касается до заключенных твердых договорных между обеими Империями пунктов, то о том уже всем известно, а ныне бригадир с российским войском в Кубанские стороны и в Крымскую сторону явно переправляется, как то о том и письменно дали знать. О чем я прежде сего через толмача Иванеса такожь уже писал, однакожь на то ответа от вас не мог получить. Разве заключенный мирный трактат нарушен, отчёго всевышний Бог да сохранит однакожь и при таковом случае между обеими Империями издревле положен регул о том объявлять, потому и я надеюсь на вас, что вы могли бы за один день напред о том меня уведомить, ибо ежели заключенный мир по прежнему остается, то и я при разоренных сих двух крепостях Тамане и Темрюке, которые мне поручены, на что мне от пресветлого сильного, высокого и прибежища всему свету или миру нашего государя императора прислано несколько указов, о чем вам самим известно; следственно я оставлен и пребываю здесь в силу указов [183] Оттоманской Порты (для) наблюдения, заключенного между обеими Империями трактата. А Шагин-Гирей-султан и бригадир, не имея никакого письменного вида, следуя сюда, обывателям, находящимся в здешних крепостях магометанскому народу, в силу заключенного трактата могут противные поступки оказать. А как я, одним словом заключая, что вы о сем деле конечно не безъизвестны, то во угождение мое, в силу наблюдения трактата уповаю, что вы о сем деле уведомить и упредить письменно не оставите, единственно в силу установленных между обеими Империями при таковых случаях обыкновений, для чего я нарочно послал к вам бошняк Мустафу-агу с письмом моим, по получении коего вы, содержание поняв, при первом случае уведомить меня не оставьте, ибо в моей команде турецкие войска есть; потому о том деле, что может воспоследовать, как наискорее дать знать не оставьте, чем меня крайне одолжите, на что и ответ от вас нетерпеливо ожидаю.

Ныне дружескому моему письму причина в том состоит, что из Кубанской стороны, проявившейся прежде бывший крымским Калгою Шагин-Гирей-султан и с ним Российской Империи бригадир следуют сюда, к которым я нарочно своего человека посылал и он, который, отправясь от меня, нашел означенных в расстоянии 4-х часов от крепости Ачу(?), из которого урочища посланного моего человека обратно отправили. И помянутый султан моему человеку через своего хазнадара словесно велел объявить, что я-де действительно по вольности крымской хан есмь и потому имею пройти в Крым, о чем и ты заподлинно ведай. Кто же в моем проследований сделает какую либо противность или драться станет, то действительно не в состоянии будет о том ответ дать; сверх же того тако же и бригадир словесно моему человеку объявил, [184] что и я единственно от российского двора определен для того, чтобы его сиятельство Шагин-Гирей-султана крымским ханом сделать и утвердить на месте; затем следую с ним в Крым, а я-де турецкого войска не знаю и следую в Таман, потому надобно, чтоб с этих сторон турецкие войска вышли вон, ибо двух Империй войска в одном месте не могут быть и я через три или пять дней в Таман прибуду сам. С таким ответом моего человека ко мне отправили. Чтожь касается, то я вам, моему приятелю, изъясняюсь в том, что я в той стороне в разоренной крепости Таманской за тем пребываю, что несколько государственных указов у себя имею, с тем, чтобы волею обеих Империй исполнять и против мирного трактата заключенные пункты в целости сохранять, дабы какого либо противного и непристойного поступка, которые бы не могли между обеими Империями возмущения учинить, в чем вы и сами о том известны, сколь я рачения и старания завсегда прилагаю. Чтожь касается до того, что почему я и каким образом здесь определен и какой я покой имею, буде же единственно Шагин-Гирею-султану и бригадиру неизвестно и единственно только намерены против мирного трактата поступить и на нас нападение учинить и насильно ограбить, в том воля Божия и мы должны за то Бога прославлять. Что же касается до нас, правоверных, то мы противных поступков миру, войне и драке оказывать весьма оберегаемся и сие наблюдаем. А выше означенные Шагин-Гирей-султан и бригадир со всеми войсками сюда следуя, уже дают нам знать, что они сюда следуют, а почему им через места наших обывателей и где я нахожусь, надобность сделалась следовать всем я оным запрос сделал разве противно двум Империям, что я здесь нахожусь? Но они о том не хотели знать; единственно некоторые без резону претексты, находя якобы они только следуют за тем, чтобы меня и которое войско при мне находится защитить. Только они не для того сюда следуют, как токмо за тем, чтоб моему войску [185] насильство и гибель причинить, как султан, так и российских войск главный командир, чего я совсем не чаял, да и обыкновения не имеется, и наши обыватели об их вышествии (выступлении), не ведая в сомнительное мнение пришли. Для которых обстоятельств я к моему приятелю для уведомления нарочно моего человека чербаджия отправил, который вам внутренно и внешно, все обстоятельно может объявить, что я взаш приятель против воли двух Империй никакого поступка не оказал, за что всевышний Господь дела наши да наградит и сподобит нас, чтобы мы с его пути никогда выступить не могли. Сей пункт велик есть. Чтожь касается до вольности татарской и что вышеозначенный султан и бригадир имеют дело с крымским ханом и с крымским народом, а наипаче что и от Российской Империи, имеющей власть над российскими войсками славный генерал князь Прозоровский определен и уполномочен для разбирательства всех дел крымских, о котором мы известны, что он уже в крепость Перекопскую прибыл.