Neue Seite 89

№ 228. Рапорт князя Прозоровского — графу Румянцову.

19-го октября 1777 г, При Салгире.

После отправленного моего рапорта от 11 -го сего месяца не могу я вашему сиятельству обстоятельно всего описать, ибо, не доходя Салгирского ретраншемента за один марш, я изготовилъбыло рапорт, но за пресечением с Перекопом коммуникации нельзя было оного отправить, что из сообщения моего к г. генерал-поручику и кавалеру Текеллию подносимого здесь в копии несколько усмотреть изволите. Теперь-же скажу только то, что, присылая они от скопища все своих депутатов для переговора с первейшинами здешнего правительства, задержали меня до 17-го числа, что я противу их нигде не поднял оружия. Наконец помянутого числа, когда был я уже при Салгирском [793] ретраншементе и тут-же со мной хан и некоторые чины правительства от духовных и светских, а г. генерал-маиор и кавалер князь Волконский, с своею частью войск, переправясь выше меня через Салгир на левую сторону, не далеко их расположился. В полдень, приближась на пушечный выстрел многочисленными кучами с превеликой фурией, ударили на меня, однакожь с Божией помощию опрокинуты, и побито их тут немалое число; при котором сражении урон у меня состоит в раненых двух гг. полковниках и несколько раненых и убитых гусарах и чугуевских казаках, из коих Дунин легкие, а Любимов тяжелые получили раны, яко вся толпа бросилась, смешали конницу и сии полководцы с отличною храбростью дрались с ними. В правом-же кареи, на которой они наисильнее было ударили, был г. генерал-поручик и кавалер князь Трубецкой и я с ханом. Я должен отдать генерально всему войску справедливость в мужественном и не робком противу всего их множественного ополчения, подробно о сем после вашему сиятельству донести не оставлю. Чем, не удовольствуясь, слышу я сиятельнейший граф, что они, приумножая свои час от часу скопища, взволновали уже целую землю, и весь генерально простой народ бунтует противу хана и правительства, а чиновники, как ясно теперь видно, в сие не замешаны, ибо Джелал-беевы все деревни они разорили. Что, приписывая я большею частию тиранскому сердцу, позвольте ваше сиятельство сказать, Шагин-Гирей-хана, которой, сколько я ни уговаривал, не соглашался прежде никак послать к ним от себя и человека с увещеванием, а теперь после драки хотя и отправил, но не знаю, будет-ли какой-нибудь успех, ибо они жестоким его тиранством так все озлоблены, что как и прежде посыланным от меня говорили, только и требуют его с первейшими мурзами и чиновниками в свои руки; а ежели их не получат, то лучше хотят до последнего человека пропасть, нежели покориться хану. Теперь они, переправясь ниже меня толпами своими через Салгир, делают вид, [794] яко-бы подтягиваясь к Карасубазару. Для чего и я, соединясь с г. генерал-маиором князем Волконским с одним легким обозом, иду за ними, держась к стороне Арабата, где на Индале и г. генерал граф де-Бальмен; и ежели-бы они и в дороге меня атаковали, то постараюсь пробиться, чтобы таким образом приближась песколько к Арабату, иметь у себя зад верной для коммуникации с границами нашими и с Ениколем. При Салгирском-же ретраншементе, где и магазеин, составил из тяжелого обоза вагенбург, усиля, сколько можно, пехотой. Как-же у меня есть некоторая часть войск оставлена и в горах, то, смотря по обстоятельствам, стараться буду оные соединить. От Перекопа до Козлова дистанцию поручил я г. генерал-маиору и кавалеру фон-Райзеру, а сам с Перекопом чрез Крым никак сообщения иметь не могу, хотя-бы и с войсками туда обратился, яко там редкие деревни и по оным в колодезях мало воды. Буду-жь я с Перекопом связываться чрез Геничи и по уклюкам тою стороною Сиваша. Осмеливаюсь при сем вашему сиятельству доложить, что как я никогда не воображал себе такого сильного в сей земле возмущения, то для выгод войскам приказал-было развести малые магазины по городам: в Козлов, Бакчисарай, Акмечеть, Карасубазар и Кефу, на одни зимние месяцы, которые теперь, конечно, спасти никак нельзя. Для чего и велел я г. бригадиру Балабину доставлять в Арабат и Перекоп провианта сколько можно более, чтобы на зиму оного как для нынешних моих войск, так и для прибавочного числа стать могло.

Из полученных мною от г. статского советника Стахиева писем в 16-й день сего месяца хотя я все оные и не имел времени еще прочесть, но из последних вижу, что десанту ыынешний год быть ненадежно, как г. полковник Репнинский в своем рапорте очаковские известия доносит; сие ко мне от 28-го сентября привезено дубликатом на боту с лейтенантом Пустошкиным. А отправленного от него сухим путем курьера я еще не получил. [795]

Теперь приступаю я вашему сиятельству объясниться о состоянии моих войск: первое, полки очень не комплектные, и лошади в кавалерии от такого позднего времени по безкормицы весьма изнурены; теперь-же хотя я начал в пустых деревнях, из которых они вышли в скопище, и фуражировать, но все в состояние их привести нельзя, почему и принужден от Войска Донского требовать 2,000 казаков, ибо сие внутреннее скопище, которое с места на место кругом меня переезжает, и только-что изнуряет мои войска, удобнее всего они на свежих лошадях гонят. Но не меньше-жь мне нужно и прибавление требуемого числа войск от г. генерал-поручика Текеллия, ибо я не надеюсь с настоящими у меня войсками обратиться повсюду для истребления сих скопищ, которые отчаянно дерутся, и не думаю, чтобы скоро успокоились, яко они требуют все как и выше сказал хана и мурз, которых я им никогда отдать не могу, а покориться они сему хану едва-ли когда согласятся.

Судите меня. сиятельнейший граф, как человека, что такое непредвидимое зло вдруг постигло нас здесь. Конечно, ежели-б хан послушался меня и не набирал войск, то никогда-бы сего и случиться не могло. Но что мне делать с его упрямым и странным нравом? Я вижу из последствия драки от 17-го числа, что ежели-бы я и прежде их атаковал, то они уроном своим удовольствоваться не могли-бы, а большого вреда им, как ветру без свежей конницы, особливо донских казаков знатного числа, сделать никак нельзя. Почему я надеюсь ваше сиятельство, что извините меня, для чего я и с начала взбунтовавшейся конницы не приказал разбить, — я хотел то сделать с уговором и согласием правительства. Теперь остается мне поднесть все сие рассмотрению вашего сиятельства, и искать единственно вашего покровительства, наставления и вспоможения как потребным числом войск, так и доставлением оным продовольствия. Удостойте, сиятельнейший граф, все сие милостиво принять, и призрите великодушно на [796] страждущее от всегдашнего безпокойства и изнурения войско. Я-жь, сколько сил моего разума доставать будет, во ожидании всего от вашего сиятельства соразмеряться буду.

По окончании моего вашему сиятельству донесения, когда я вчерашний день с корпусом выступил от Салгирского ретраншемента, и шол вниз по сей реке для соединения с г. генерал-маиором и кавалером князем Волконским и расположился вместе при Большой деревне, верстах в шести от ретраншемента, то прислан ко мне от бунтующей толпы один человек с известием, что они переменили бывшего своего сераскира другим, называемым Сеид-Ахмет-Шаг-агою, который вышеупомянутый, присланный от его светлости о прощении их милостивый указ с посланцами принял, и посылает его с объявлением хану и правительству, что на другой день иамерепы они выслать от себя депутатов, которые-бы с чинами правительства духовными и светскими, переговоря, могли уже окончить сие дело миролюбным положением. Потом еще прислан от них один мурза с требованием-же согласия на сие его светлости, с которым и послан от хана один почтенный старик, чтобы скорее прислали своих депутатов, также и еще сегодня с подтверждением о сем один хороший человек к ним отправлен, которому тожь приказано им объявить, чтобы, когда они хотят договариваться, то-бы не дерзали нигде атаковать наших войск, и оставили-б в покое и г. полковника Либгольта, который с Днепровским полком и тремя эскадронами драгун, прикрывая горные посты, стоит у Карасубазара и вчера от них атакован был, однакожь с немалым им вредо.м отбился, только еще все они около его разъезжают. По примечанию-жь партий, открывающих неприятеля, все сии толпы подались вниз по Салгиру к устью Карасевки, а бекеты свои держать по высотам, которых и не выпущаю я из виду, дожидаясь прибытия депутатов, чем они с чинами правительства свои переговоры кончат, а ежели-бы никакого и в сем успеху не было, то [797] возьму уже свою позицию, как выше вашему сиятельству донес.

P. S. Извините, сиятельнейший граф, что я осмеливаюсь в подскрипте сказать мою мысль: хотя я в рапорте и упомянул, что, повидимому, все чиновники кажутся непричастными сему возмущению, однакожь страиные рассуждения бунтующих толп, которые все твердят. что они никакого с нами дела иметь не хотят, а имеют дело до хана и правительства, нельзя, чтобы не были вперяемы им кем-нибудь другим, и мне кажется, что сия интрига Порты, подведенная может быть чрез Джелал-бея, который первый пропозировал набирать войска и тем взбунтовал народ, а теперь наружно только с прочими своими сообщниками кажет свою к хану привязанность, пока еще войска наши здесь. В сию мысль наипаче еще меня вводит и то, что вчера присланный от толп мурза спрашивал, для чего-бы такое множество российских войск здесь было, о чем и при заключении торжественного между двоими дворами трактата при Кайнарджи не упомянуто, на что я и сказал ему, что, когда они миролюбные договоры с чинами правительства кончат, то я коротко им отвечать буду, чтобы спросили о сем у хана и правительства, которое им подробно скажет. По сим обстоятельствам осмеливаюсь вам, сиятельнейший граф, доложить, не изволите-ли и Донскому Войску на границах подтвердить крайнюю осторожность, яко иногда может быть такая-жь интрига заведена и между нагайскими и черкескими татарами.