По отправлении вашему сиятельству донесения моего от 29-го исшедшего октября в 20-й день с деташементом г. генерал-маиора графа де-Бальмена, его светлость хан с правительством отправились к стороне Арабата на место известного положения сего поста при реке Булзыке или Чуруксу в пятнадцати верстах от Арабата; я-жь с корпусом своим в 31-й день перешел в верх по реке Индалю верст десять на дорогу, идущую из Кефы в Карасубазар, где открывающие парти, увидя под горами татарские толпы, известили меня, которые, обозря я, что верстах в четырех и [817] более впереди еще войск моих тянутся под горами к стороне Карасубара с поспешностию, остановил свой корпус на возвышенном месте, занимая тут лагерь, а дежурного г. генерал-маиора и кавалера Леонтьева с гренадерским баталионом, егерями и частью конницы с казаками отрядил в горы к деревне Таплы, надеясь там быть их обозам для отогнания скота. Татарские-жь толпы по примеру в 4,000, поотшедши несколько вперед, остановились и, после вдруг разделясь на несколько куч, поворотились противу корпуса моего, делая вид к предприятию атаки, которых, испытавши робость, и ожидал я с намерением, чтобы тем чувствительнее их можно было поразить, яко конница моя от безпрестанного движения, изнуря своих лошадей, хотя, без сомнения, опрокинуть их и могла, но преследовать уже и сильный им вред сделать не в состоянии была. Однакожь они, не приближаясь на пушечный выстрел, остановились, итак до самого вечера простояли. Между тем г. генерал-маиор Леонтьев вечером возвратился и пригнал до 400 рогатого скота, донося, что он видел по горам на обеих сторонах дороги своей небольшие кучи, которые не смели на его нападать, а только с казаками перестрелку имели, хотя-жь он и обозрел за деревней толпы верстах в трех арбы их, но за приближением ночи, поздно уже было к ним идти.

В 1-й день сего месяца должен был я утомленным [818] войском дать ростах, а татарские толпы верстах в четырех и пяти передо мною к Карасубазару стояли, которых положение примечая, и старался я во 2-й день ночью к ним подойти, а на рассвете врасплох на них напасть, дабы тем сильнее их побить. Почему 2-го числа с полуночи в 4 часа, оставя вагенбург с прикрытием на месте, я сделал движение со всем корпусом к ним, однакожь, как они ночевать отодвинулись от меня верст за десять, а пикет для примечания имели от себя верстах в шести у моста на речке Булганаке, то и нельзя было их сюрпренировать, а получа рапорты от партий открывающих и обозря их на рассвете, приказал тотчас г. генерал-маиору и кавалеру князю Волконскому со всею конницею атаковать, только они немало не стоя, тотчас бросились бежать на крутую гору вправо, где Харьковский и Изюмский полки ударили на их сильно, а прочие подкрепляли и гнали верст несколько вдоль по горам; а между тем для пресечения им пути и два пехотных карея под начальствованием гг. генерал-маиоров Леонтьева и Нарышкина с егерями выведены были на горы-жь с другой стороны; но они от шести пушечных выстрелов, встретивших их весьма в отдаленности, так что едва 12-ти-фунтовая пушка ядром доставать могла, с великим стремлением побежали к речке Карасевки и утомленной нашей конницы, которая более 15-ти верст шла, не было способа больше их гнать, причем без всякого с нашей стороны урона порублено их гусарами в атаке человек до 30-ти, да ранено может быть столько-же. Таким образом, прогнавши их, возвратился опять с корпусом на прежний лагерь к реке Индалю, поджидая сухарей от г. генерал-маиора графа де-Бальмена, а баталиону егерскому с казаками приказал зайти в ущелину гор для отогнания скота, который вечером, возвратясь, и пригнал до 400 рогатых скотин.

По отправлении-жь сего отряда проведал я от одного верного человека, что яко-бы часть татарского обоза стоит между Индали и Булзыка к Сивашу при урочище, называемом Сосик, которое от сего моего положения в пятьнадцати [820] верстах, что подтверждает и рапорт графа де-Бальмена сей день полученный. Почему, получа вчерашний день вечером транспорт от графа де-Бальмена с 2,000 пуд сухарей, и посылая сей день на половину дороги для прикрытия возвращаемых фур деташемент, приказал ему зайти к стороне Сиваша и разведав чрез отряженную партию к урочищу Сосик о татарском обозе стараться сделать по оном поиск; г.-жь генерал-маиору графу де-Бальмену поручил стараться привесть в почтение Кефу, которая также заперлась и бунтуется, и чрез албанцов сделать нападение в горах на их обозы, что и предпринял он делать. Все сии способы изобретаю я, сиятельнейший граф, к скорейшему принуждению бунтующих татар оставить оружие и покориться своему хану, яко мне с конницею своею без казаков, поколику они бегают и нигде прямо уже не дерутся и не осмеливаются атаковать меня, но гоняться за ними и чувствительный вред сделать никак нельзя, сколько сами, ваше сиятельство, из вышеизъясненного и прежних доносений увидеть изволили.

Ваше сиятельство удивляетесь пресечению коммуникации здесь, но когда все до последнего татарина в Крыму взбунтовались, исключая хана и правительство и выбравшись из своих деревень с имением, женами и детьми частью в горы, а частью к Сивашу, скопились повсюду вооруженными толпами, и зачали не только меня с собранным корпусом окружать, но и все отделенные еще части, яко то: к стороне Кефы генерал-маиора графа де-Бальмена, к Козлову генерал-маиора Рейзера, тожь в Бахчисараях и Бишуе оставленные еще баталионы, то если мне послать в десяти или во 100 человеках куда-либо партию, везде-бы она уже встречаема была превосходным числом скопищ татарских, которые менее 1,000 или 500 человек нигде почти не показываются, следственно такое малое число и истребить они могли-бы. А большие уже партии без подкрепления пехотою посылать никак неудобно. Знаю я, сиятельнейший граф, что татары и одному баталиону с пушками вреда великого сделать не в состоянии. Но как [822] генерально во всякой деревые встречаю я себе неприятелей, то могут они у такого малого отряда по меньшей мере отнять воду или пропитание и тем изнурить оный до безконечности. Почему и осталось мне со всем корпусом, укрепя выходы из Крыму и прикрыв деташементами при Перекопе и Арабате, делать свои обороны за скопищами внутри оного, как то ваше сиятельство и из карты крымской усмотреть изволили. Почему я как и прежде доносил, получа теперь сухари, обращаюсь к Карасубазару и оттуда к Акмечети, а присоединя к себе оставленные баталионы в Бишуе и Бахчисарае возвращусь опять на Салгирский ретраншемент. Чтожь я прежде от сего ретраншемента не пошел к Перекопу, то воспрепятствовало в сем мне: первое то, что толпы были к стороне Арабата на устье речки Карася, а другое, как я и в прежних рапортах вашему сиятельству доносил, по дороге к Перекопи, только мало есть воды в колодезях по деревням, почему окружаем будучи толпами, так как ныне, должен-бы я с корпусом несть во оной недостаток. Сверх того, приближась к сей стороне и в горы, мог я всегда способнее обращать свои отряды. Из сего, сиятельнейший граф, если милостиво принять изволите увидите, что никак я не виною в пресечении коммуникации таким неприятелем, который кругом меня вертится. почему должен и для получения пропитания от магазинов делать со всем войском движение, а и паче пример нынешнего моего отделения от графа де-Бальмена только к вершине Индали доказывает как из рапорта его усмотреть изволили, что и на тридцати верстах могут они пресечь мне свободное и безопасное сообщение. С тяжелым-же обозом делать мне поспешные повсюду обороты не только великое затруднение, но и совершенная неудобность, для чего и обязан ходить с десятидневным только ради легкости провиантом. Каковой пресечения коммуникации конечно, ваше сиятельство, нигде случиться не может, как здесь и на Кубани; лучше-бы во сто раз желал я быть противу порядочного неприятеля, а здесь [823] откровенно вашему сиятельству скажу, что никак искусства моего на сие не достает, и сколько не пробовал, как изволите видеть, и ночным временем на их нападать нигде не удается такой сильный им вред сделать, как токмо 17-го октября при Салгирском ретраншементе, когда они атаковали; теперь-же все бегают, и ежели я к ним подвинусь, то и они верстах в четырех или пяти передо мною или по сторонам идут. Я осмелюсь нижайше вашему сиятельству доложить о безпокойстве, какое причиняли в бывшую прусскую войну донские наши казаки в неприятельской земле, как сами вы, сиятельнейший граф, изволили быть самовидцем, но татарам в сей земле, как легкому ветру, зная все тропины, удобнее гораздо сие делать. Хотя-жь я и буду стараться во всяком месте, где-бы они мне не встретились и где только найду удобность драться с ними до последнего человека, а если-б указали мне, сиятельнейший граф, и с одним баталионом остаться, то по долгу моему исполнил-бы все охотно и сие в высочайшую пользу. Ослабев совершенно в здоровье, и молодые лета проведя все в службе, немного уже теряю, если и жизнь моя одним или другим манером прекратится, а единственно рассуждая пользу сдужбы, как и выше поминал, что сии ветренные толпы, только окружая при всяком на них нападении бегают и не отваживаются более меня атаковать, то и не осмелюсь ваше сиятельство уверить (как-то и все присутствующие со мною гг. генералы, рассуждая о сем тожь самое говорят), чтобы без прибавки требуемого числа 2,000 донских казаков можно было, где мне им великий вред сделать, и тем самым сильно поразя, принудить к послушанию и покорению нынешнему хану, ибо всегда надобно равное противу равного употреблять оружие, и я лучше соглашусь два полка гусар отпустить, а на место их получить донских казаков 2,000, которых, подкрепляя конницею, конечно мог-бы татар сильно побить, да и к прочему употреблению они гораздо удобнее, ибо когда холод начнется, должно будет искать регулярные войска, [824] сохранить от разорения, сколько возможность позволит, а казаки, имея лучшую одежду и о дву конь все исправлять в состоянии. Тогда отважусь ваше сиятельство уверить, что в две недели надеялся-бы с Божией помощию чрез жестокое их поражение сей бунт успокоить. Для чего с моею покорностию представляя сие на рассмотрение вашего сиятельства, нижайше прошу повелеть присылкою 2,000 донских казаков не умедлить. Хотя-жь и осмелился я о примечании Дону на сторону кубанскую вашему сиятельству донести, то сие единственно сделать во осторожность их, яко живущих домами, а впрочем число их немалое, как я имел случай в 1771 году зимовать в квартирах их и виделх, что тогда в походе было от них до 30,000 и затем еще в каждой станице оставалось, в числе коих были называемые отставные и малолетные лет в 18 я 20 конечно не менее ста человек, почему и не считал, чтобы сим отрядом 2,000 казаков еще они себя много обнажили.

Г. генерал-поручик и кавалер Суворов еще в июне месяце по прибытии жены его в Полтаву, просил у меня на короткое время увольнения, чтобы увидеться только с женой и постановить вообще свои домашния обстоятельства, что и осмелился я ему позволить, и как ваше сиятельство были в [826] отдаленности, то, ожидая скорого его возврата, и не доносил. Но наконец, получа от него письмо, что еще он там по обстоятельствам намерен прожить, а сюда не едет и услыша, что для перемены воздуха по болезни переехал жить в Опошни и где ныне, неизвестен, — изготовил уже вашему сиятельству рапорт с поднесением оригинальных его обоих писем, но не успел оный отправить по открывшемуся здесь возмущению, а и теперь не могу поднести для того, что походная моя канцелярия оставлена в вагенбурге при Салгирском ретраншементе.