По отправлении к вашему сиятельству с Челбас, от 19-го числа сего месяца, моего рапорта, прибыл я с султаном того же дня на Бейсюгу, где и ожидали по обнадеживаниям некоторых едичкульских мурз прибытия, но чрез три дня не видя их прибытия, как никакие наши виды издали показывающие, не приводят их во внимание, решился согласно с Калгой-султаном, особливо в рассуждении горькой и соленой воды, и недостатка к обогрению людей, камыша, а для скота, по вызжении степей, корму и сообразно с предписанием вашего сиятельства, на мое представление последующим как для выгодности людей к обогрению, так не меньше к вящшему побуждению едичкулов в преданности султану, принять мой подвиг, до самой Кубани, и стать при оной выше Копыла верстах в сорока, куда и следую со всеми мне порученными войсками. А прибыв на Керпели, нашел при оных, равно и далее до сей речки Конур, кочующие едичкульской орды, минское (?) и китайское поколения, которые побуждены будучи страхом, нашего между ними появления (кое однакожь сделано с соблюдением с нашей стороны, к ним благовидного обращения), начали некоторые мурзы являться у султана и искать его протекции и обоих сих поколений мурзы, духовенство и старики преположили сделать, всеобщее к нему собрание на Кубане, и там подтвердя прежния, клятвенные свои обещания, признать его своим властелином. Таковым побуждением и другия два поколения, повидимому, кажутся ему преклонными, и даже те самые, кои из числа развратников, слыша еще к Бейсюге наше движение, начали было уклоняться в горы, но не такое теперь для них время, чтоб могли со всем [155] имуществом уходить, а потому и послали нарочных своих просить у Калги-султана прощения, в прошедших сделанных против него проступках и исходатайствования такового-жь от стороны нашей. По таковой податливости и примечая в них объемлемой от подвига наших войск страх, дабы и наивящше привесть их, а равно и горцев последуемых намерениям Девлет-Гирей хана, во внимание, рассудил я, чтобы дойдя до самой Кубани при выгодных для обогрения людей местах, остановиться и между тем по податливости, некоторых едичкульских мурз согласить на избрание его. Калги, в ханы. Но предуспею-ли в том, наверное вашему сиятельству донесть не могу, поелику на таковую податливость побудило их появление между самыми их зимними жилищами наших войск, а внутреннюю имея связь с крымцами, смотрят, что с оными последует в прибытие вашего сиятельства, и хотя я не надеюсь, чтобы они осмелились каковое-либо показать сопротивление, но напротив того, знаю и опытами изведал лукавство татар, что будут длить время, по тех пор пока не услышат наклонности крымцов на избрание Калги в ханы, чего он от побуждения вашего сиятельства к крымцам ожидает, а тем самым и войска наши будучи в открытых степях, хотя и при лесных местах, но в случае великих стуж претерпевать будут нужду.

Хотя двоякая о сих в заблуждении бродящих ордах, в содействии преположенных высочайшего двора намерений, надежда, но на случай иногда удачливых успехов в преклонении их на преданность Калге-султану, я размышляю и он султан тому согласен когда они ему предадутся, ежели и не все, но хотя часть в его предводительство, то из них же собрать войско, сколько можно, занять ему султану Ачуев и Темрюк и всех турков, им самим, яко жителям здешнего края, вытеснить, а тогда и уменьшится гордость горских султанов, последующих намерениям Девлет-Гирей-хана, наипаче когда он после всего того, иметь будет при себе [156] достаточное из войск наших прикрытие, сходственное с предписанием вашего сиятельства; равным образом приведены быть могут в почтение и все закубанские жители, а он Калга, заняв сии места и усилясь, может ими и из Тамана сам турков выгнать и под видом его, яко обладателя здешнего края, просьбы, для обезпечения к весне, от Порты Тамана, могут и наши войска, войдя в Таман, Темрюк и Ачуев занять, и выгоднее прозимовать.