Neue Seite 30

№ 25

Из “Записки о поездках князя Александра Бековича-Черкасского к восточному берегу Каспийского моря и о сухопутной экспедиции его в Хиву” (Заголовок документа; документ не датирован, но, как видно из содержания, написан позже описываемых в нем событий; датируется по времени события.)

[1717]

Мыс Тюк-Караган, в северо-восточной части Каспийского моря, был издавна известен астраханским жителям по торговле, производимой ими у сего места с Туркменцами. Русские и татары ездили туда из Астрахани на малых судах компаниями.

В 1713 г. с одною из таковых компаний прибыл в Астрахань знатный туркменец Ходжа Нефес и объявил проживающему в Астрахани князю Саманову (Родом персиянин из Гиляни, где был беком; перешел в Россию и принял христианскую веру (примечание в документе)), что он имеет открыть российскому императору дело великой для государства пользы. Саманов проводил туркменца в Санкт-Петербург, где чрез посредство гвардии поручика Александра Бековича, князя Черкасского (Родом из Кабарды, в то время называвшейся Черкасскою землею, отчего, вероятно, он и получил прозвание Черкасского; сие подтверждается одним из донесений его к Петру Великому, в коем, между прочим, говорит: “Писали ко мне из черкасские земли братья мои”. Название же “Бекович” может произойти от слова “бек”, так же как от слова “король” производится “королевич” и проч. Бекович был за границей для изучения наук, и в особенности мореплавания, и с 1713 г. делается известным как доверенное лицо государя. Замечателен его проект о покорении российскому владычеству кавказских народов. Он был женат на княжне Марье Борисовне Голицыной, дочери известного князя Бориса Алексеевича Голицына, под надзором которого Петр Великий воспитывался” (примечание в документе)), бывшего у государя в милости, удостоился весною 1714 г. быть представленным его величеству вместе с товарищем своим.

Открытие Нефеса состояло в том, что в стране, лежащей при реке Аму, добывается песочное золото и что хотя река сия, впадавшая прежде в Каспийское море усбеками (Узбеками) (хивинцами) отведена в Аральское море, ради безопасности от россиян, но, перекопав плотину, можно обратить реку в прежнее русло, в чем русским будут помогать и туркменцы. [53]

В это же время прибыл в столицу сибирский губернатор князь Гагарин с предложениями о песочном золоте, имеющемся в Бухарии; с другой стороны находившийся при дворе ханский посол также подтвердил, что Аму-Дарья в вершине своей вымывает золотой песок, вместе с тем просил государя о постройке у старого русла Аму в Каспийское море крепости на 1000 человек.

Хотя в существование плотины, изменившей течение р. Аму и в то время плохо верили, но сказанные показания послужили Петру Великому предлогом к исследованию возможности открыть чрез Каспийское море путь для торговли с Индиею, действительно обещавшей России золото.

В таких видах состоялся 29 мая 1714 г. именной ево царского величества указ об отправлении князя Александра Черкасского “в Хиву с поздравлением на ханство, а оттоле ехать в Бухару к хану, сыскав какое дело торговое, а дело настоящее — чтоб проведать про г. Иркень (Яркенд), сколько далеко оный от Каспийского моря и нет никаких рек оттоль, или хотя не от самого того места, однако же поблизости в Каспийское море”.

Первая поездка водою к восточным берегам Каспийского моря.

В силу сего указа Бекович отправился сначала в отечество свое в Кабарду, дабы взять оттоль некоторых из верных людей, тот край знающих, а весною 1715 г. он пошел водою из Астрахани к восточному берегу Каспийского моря для отыскания устья Аму. Следы сего устья показались ему в заливе у Красноводской косы и он действительно полагал, что если пойдет следом старого русла, то найдет плотину, посредством которой изменено течение р. Аму. В этом удостоверился он из показаний астраханца Николая Федорова, посыланного им с Ходжою Нефесом от Красноводской косы (Здесь допущена неточность. Для осмотра старого русла Аму-Дарьи и плотины на ней Ходжа Непес был отправлен не с Красноводской косы, а с Тюб-Караганского мыса. Об этом см. док. № 24) для осмотра плотины, до которой езды их было степью 17 дней. По мнению туркменцев, для приведения реки в старое русло надлежало от плотины прокопать высокого места до дола (Слово “дол” здесь значит русло, ложе. Следует заметить, что показания Николая Федорова не соответствуют некоторым образом другим сведениям о первой поездке Бековича; так, например, он говорит, что князь Черкасский пристал к Тюк-Караганскому мысу, где находилось прежнее устье р. Аму, а не у Красноводской косы, но это невероятно (примечание в документе)) около 20 верст. Полагать надо, что Бекович не был готов к сухопутному походу или считал отряд свой для сего недостаточным (Из двух донесений губернатора Казанской губернии Салтыкова усматривается, что на снаряжение сей первой поездки издержано 30638 руб., взято у посадских людей под экспедицию 16 стругов, воинских людей дано из Астрахани и других мест, отколе удобнее, 1500 человек, в том числе 100 человек яицких казаков. Люди снабжены мундирами, шубами и всеми нужными припасами — свинцом, порохом и проч. (примечание в документе)) и что поездка эта была учинена только для собрания предварительных сведений.

С собранными известиями и картою восточного берега, составленною по расспросам, возвратился Бекович в Россию и застал государя императора в феврале 1716 г. в Либаве. При объяснении с ево величеством князь Черкасский умел представить дело с хорошей стороны и подать большую надежду на успех экспедиции, за что и был на месте пожалован в капитаны гвардии.

Петр Великий не терпел отлагательства: тут же состоялся новый указ “Господам сенату” об отправлении князя Черкасского, а сему последнему даны были собственною его величества рукою писанные [54] пункты. Сии документы столь занимательны, что нельзя не вписать их здесь от слова до слова:

а) Именной указ об отправлении князя Черкасского: “Господа сенат! Понеже капитана князя Черкасского отправили мы паки туда, откуда он приехал, и что ему там велено делать, о том дали ему пункты; и чего он против всех пунктов будет от вас требовать, также и сверх того, и в том чините ему отправление без задержания. У подлинного письма приписано его императорского величества собственною рукою тако: Петр из Либоу, 14-го дня, февраля 1716 г.”.

Князю Черкасскому данные пункты от его царского величества и по оным как поступать, будучи в Хиве... (Сняты инструкции Петра I А. Бековичу-Черкасскому (см. док. № 5).).

Лейтенанту Кожину, состоявшему в команде Бековича, дана особая инструкция, в делах не отысканная.

Четыре дня спустя по подписании его величеством указа и пунктов состоялось определение Правительствующего сената, из коего можно извлечь некоторые подробности о числе войск и вообще о средствах, предоставляющихся Бековичу (Об этом см. док. № 24.).

...В одно время с вышесказанными приготовлениями Бекович не упустил из вида и другой меры, обещавшей, по-видимому, немалую пользу доставлением прямых и новейших известий из Хивы. Мера эта состояла в отправлении туда нескольких гонцов с известием, что он идет к хану с посольством. Из всех гонцов имеется в делах известие только от двух, а именно: от астраханского дворянина Ивана Воронина и Алексея, по прозванию Святого. От марта и июля месяцев 1716 года писали они, что в Хиве им очень дурно; что подарки, какие у них были, приняты; ответа на послание к хану никакого не дают, держимы они под стражею скудно, а об обратном пути и помину нет; в Хиве же слухи, что князь Бекович идет не посольством, а войною и что они были не раз спрашиваемы: зачем русские люди на их земле хотят строиться? Также негодуют и на туркменцев, зачем дают русским вожатых (Вероятно, они казнены, как и другие русские (примечание в документе)).

И, с другой стороны, доходили известия, что хивинцы смотрят на поход Бековича недоброжелательно, и что кайсакам, усбекам (Казахам, узбекам.) и каракалпакам сделано от старшин воззвание, дабы встретить русское войско в безводных местах большими силами.

Из числа известных лиц при отряде находились: князь Саманов (См. примечание к док. № 13.), астраханский дворянин Кирейтов, майоры Франкенберг и Пальчиков, братья князя Бековича: Сиюнч и Ак-Мирзу, посланный от калмыцкого хана Аюки калмык Бакша и туркменец Ходжа Нефес. Лейтенанту Кожину следовало, по указу, также отправиться в поход, но он остался в Астрахани и подал на Бековича донос в том что намерение сего последнего есть изменнически предать русское войско в руки варваров. За ослушание Кожин предан военному суду, вытребован в Петербург и допрашиваем Сенатом.

От Гурьева до р. Эмбы войско находилось в следовании 10 дней, расстояния примерно 300 верст и, переправившись через реку, прошло к горам Иркетским (вероятно, плоская возвышенность, Устюртом называемая), пробыв в походе 5 дней, расстояния примерно 150 верст; гористым местом войско шло семь недель, пройдя примерно 800 верст. За 8 дней ходу от хивинских пределов отправлен был астраханский [55] дворянин Кирейтов с сотнею казаков в Хиву к хану с письмами и подарками. Главные силы продолжали между тем следование и, спустившись с гористого места, по двухдневном усиленном марше, примерно 100 верст, вышли к озерам р. Аму, оставив вправо многие усадьбы хивинские, так что до г. Хивы оставалось не более как 100—150 верст. В успеньев день, августа 15 дня 1717 г., войско расположилось при одном из озер р. Аму и окопалось с трех сторон (Маршрут сей выписан из показаний возвратившегося яицкого казака и нанесен на карту примерно от устья Эмбы чрез степь, по диагональной линии к озерам, находящимся у устья р. Аму (примечание в документе)).

Таким образом, пройдено от Гурьева в 45 дней 1350 верст. Поход самый трудный! Будучи совершен в жаркое время года по местам бескормным и безводным, его следует считать удивительным делом. Воду, большею частью дурную, добывали выкапывая на всяком привале и переходе колодцы глубиною от 2 до 4-х сажен.

Здесь следует заметить одно важное обстоятельство, решившее, может быть, судьбу экспедиционных войск: посланный хана Аюки (Хан Аюка имел причину ненавидеть Бековича, отказавшего ему по неимению на то царского указа в содействии войсками, собранными для похода в Хиву против кубанского хана, и если Аюка предупреждал об опасности хивинской экспедиции, то это только для отклонения от себя великого подозрения (примечание в документе)) вместе с людьми своими оставил тайным образом на половине пути войска наши и, обошед оные окольною степью, пришел в Хиву несколько позже отряда Кирейтова, о котором говорено выше. Отряд сей, хотя и был до прибытия калмыцкого посланного остановлен вне города, но ему были отпущены от хана кормовые деньги; по приходе же калмыков хивинцы обезоружили отряд и людей оного рассадили по тюрьмам. С этой минуты в Хиве все пришло в движение, и сам хан Ширгази повел против Бековича войска, простиравшееся до 24 тысяч всадников (По другим сведениям 15 тысяч (см. док. № 24). См. также Зап. Русск. геогр об-ва кн. IX, Спб, 1853, стр. 319 и сл.).

Несмотря на нечаянность нападения и несоразмерность сил, хивинцы не могли нанести русскому войску удара. В продолжении трехдневной атаки против окопа было убито из пищалей 10 драгунов и казаков, между тем как от пушечных и ружейных выстрелов наших хивинские всадники потерпели немалый урон.

Тогда хан Ширгази по совету своего казначея Досим-Бая вознамерился прибегнуть к хитрости: в окоп посланы знатные от хана люди с предложением о мире, который по военном совете Бековичем принят и утвержден клятвенно с обоих сторон. В совете произошло разногласие: майор Франкенберг и другие военные люди были против мира, князь Саманов подал голос в пользу оного.

Сообразив все обстоятельства, предшествовавшие неприязненным действиям хивинцев, а также невозвращение ни одного из посланных в Хиву гонцов, а наиболее отряда Кирейтова, трудно было положиться на слова хана, но князь Бекович, вопреки большинству голосов в Совете, решился на заключение мира. Излишнюю и непростительную доверенность его в сем случае приписывают нравственному расстройству, произведенному в нем неожиданной потерей жены и двух дочерей, утонувших в самый день выхода его из Астрахани в море.

По заключении мира хану Ширгази оставалось главное — разъединить войско, которое в совокупности было для хивинцев непобедимо. С сею целью хан оттянул войска свои к Хиве и пригласил Бековича к себе в лагерь под видом почетного приема посланнику великого государя и обмена подарков.

Князь Черкасский имел пагубную неосторожность отделиться от своего войска с пятьюстами всадников, его сопровождал князь [56] Саманов; по размене подарков и оказании ханом Бековичу различных почестей, сей последний до того уверился в искренности Ширгази, что согласился отделить из числа 500 человек, его сопровождавших, 240 человек для удобнейшего продовольствия оных. Тогда только личина была снята, и оба отряда внезапно окружены и изрублены.

Майор Франкенберг по отбытии Бековича принял, как старший, команду и следовал за ханским войском не в дальнем расстоянии. Вероятно, посредством пытки вынуждены были у Бековича (Судя по показаниям Ходжи-Непеса, Алтына Усейнова, Федора Емельянова и Михаила Белотелкина, А. Бекович-Черкасский давал распоряжения Франкенбергу не в результате пыток, а по своей неосторожности: хивинскому хану, по их словам, легко удалось убедить его в целесообразности расчленения войска, якобы для удобного квартирования (см. ЗИРГО, кн. IX, Спб., 1853, стр. 319—337).) три предписания к Франкенбергу о размещении оставшегося войска по квартирам, где от хивинских посланных указано будет для удобнейшего русских продовольствия. Три раза Франкенберг отказывал, говоря, что послушается личного приказания своего начальника, и только по четвертому предписанию, в котором содержалась угроза военным судом, он предался на волю божию и распустил войско, которое и было по частям избито. Бекович и Саманов вскоре за этим казнены, и голова первого послана ханом Ширгази в подарок бухарскому хану. Зверской поступок этот удивил сего последнего — голова отправлена обратно с вопросом: не людоед ли хан Ширгази?

Немногие из участвовавших в экспедиции оставались живыми, а еще меньшее число возвратилось в отечество. Замечательно, однако ж, что Ходжа Нефес, виновник похода, а также братья Бековича уцелели и были отпущены на родину.

Войска в трех крепостях, устроенных по берегу Каспийского моря, ослабленные болезнями и сильною смертностью, по получении известия о плачевной участи сухопутной экспедиции, поспешили удалиться в Астрахань морем, доколе к тому предстояла возможность. В Красноводской крепости полковник фон дер Виден должен был, однако ж, выдержать сильное нападение туркменцев, которые в надежде добычи переменили дружбу свою к нам на ненависть. Попытка их была неудачна, и отряд Видена оставил крепость без большой потери, но по выходе в море два судна с четырьмястами человек погибли.

Таким образом кончилась хивинская экспедиция, надолго сохранившаяся в памяти и оставившая по себе пословицу: “Пропал, как Бекович”.

Заключение

По соображении вышеупомянутых обстоятельств нельзя не вынести следующего заключения:

1. Что поход чрез безводную и бескормную степь, на расстоянии 1350 верст, пройденных в два месяца без всяких промежуточных пунктов, где бы были сделаны запасы, даже с трехтысячным отрядом и артиллериею русскому войску возможен.

2. Что хивинцы с 24 тысячами свежих всадников не могли расстроить утомленное изнурительным походом войско в 10 раз их слабейшее и, наконец,

3. Что неудачная развязка похода была делом случая и крайней неосторожности князя Бековича

Генерал-лейтенант Шуберт

Начальник отделения полковник Фолтон-де-Верасон

ЦГИА ГрузССР, ф. 1087, д. 612, лл. 9—16.

Подлинник.