Neue Seite 64

№ 59

Из рапорта М. Ладыженского астраханскому губернатору о результатах обследования северо-восточного побережья Каспия (Журналы экспедиции М. Ладыженского (АВПР, ф. “Трухменские дела”, оп 133/3, 1763—1767 гг, д. 2, лл 187—269), И. Токмачева и штурмана Панина (там же, л. 488—499) в сборник не включены, так как в них в основном описываются морские глубины, направление ветра и рельеф восточного побережья Каспия)

20 июня 1764г.

По отправлении меня из Астрахани с командою на морских судах выехавши за Ярковский банк за противною погодою простояли по 20-е число мая, а как скоро того числа ветер способным сделался, то, не мешкав, отправились к четырем буграм. 21-го числа за переменившейся противною погодою, миновав четыре бугра, стали на якорь и простояли по 25-е число, а того 25-го числа в восьмом часу пополуночи сделался благополучной весьма тихий ветерок. Мы подняли якорь, шли до 11-го часа, в котором сделалась великая тишина, почему и стали опять на якорь и простояли по 28-е число, а того числа в 11-м часу пополуночи при благополучном, но тихом ветре снялись с якоря и, отошед мили три, за переменившимся ветром стали опять на якорь и простояли июня по третье число, а того числа пополуночи в первом часу при хорошем и благополучном ветре снялись с якоря и пошли [103] прямо к Кулалам и в восемь часов пополудни в полумили от острова Кулалов и в виду Тюк-Караганского мыса стали на якорь, осмотрев Кулалинский остров и нашед ево к человеческому обитанию неудобным, потому что на нем ни лесу, кроме жидовиннику, ни травы, ни земли, ни воды пресной нет, а только мятая и целая ракушка, как видно морскими волнами нанесенная, а сверх сего не нашлось и того залива, который на карте подавал надежду к пристанищу судам. Июня 9-го числа в 12 часов, снявшись с якоря, пошли к Мангышлаку и 10-го числа пополудни, в первом часу прибыв к Мангышлаку и зашед за косу в пристань против камня, по-трухменсхи Сарташ называемого, стали на якоре. О происхождении с подлым, вероломным, своевольным беззаконием и беспутным народом подробно писать короткость времени не дозволяет, а только то и имею честь вашему превосходительству донесть, что по отдаче писем четырем старшинам, кои были при дворе (ибо на одном здешнем месте 24 старшины явилось), и не могши на обещание их положиться, заманил, обещая тем, кто пойдет в аманаты, по кулю муки, семь человек, потому, что они аманатов головою давать не хотели, а требовали еще от меня с судна русских человек шесть в аманаты 16-го числа отважился на берег выйти без пушек, которых с ящиками за тягостью и за неудобностью людьми на те высокие и крутые горы таскать было никак невозможно, вышед на косу и протянув линию, пелинговал все нужные места, снял высоту горы, но, отошед от берега слишком на версту, а от судна на две версты, покушался взайтить на гору, но за крутостью и дальностью обхода, також опасаясь собравшегося трухменского народа верхами с саблями и топорками более двухсот человек, окружающих меня, на гору не пошел и, идучи обратно к берегу, переводчик и толмач услышали от хивинского купца, которой, пришед с товаром, ожидает купецких судов что на горе было до 300 человек с ружьем, да и от окружающих меня слышен был спор: одни говорили, видя что я пошел назад, “мы-де хотя своих человек десять потеряем, а их возьмем всех”, а другие, опасаясь ещё на лодках людей или помощи с судов, их от того удерживали, старшин своих никого в бытность мою на берегу не пустили и кричали, что оне “все старшины и ежели -де хотите в том увериться, что мы всех старшин в мелкие части при вас изрубим, мы-де знаем, что вы хотите здесь крепость строить”. И так сожалея о том, что такой бестии в приласкание прежде дал для всего народа пятьдесят кулей муки да четырем старшинам по пяти аршин сукна, принужден на судно возвратиться, о положении места и протчих удобностях ваше превосходительство уверяю, что в Мангышлаке поселению быть не можно, горы от подошвы до верху меловые, а на поверхности песок и кремень и изредка растет полынь. Дерну нет, земли нет, лесу и камыша на всем северном берегу оного места головою нет же, колодези от берегу весьма далеко и в тех солодковая вода, а только в версте от моря в ущелике есть яма, в которой снеговая и дождевая вода держится, но на такую воду полагаться не можно. Оной воды имею я, чтоб для показания вашему превосходительству. 18-го числа вытянулись и с косы, чтоб быть в готовности далее к походу, и ожидаем теперь благополучного ветра. Об упомянутом в инструкции урочище Кара-Акын доношу, что, один старшина Карабатыр и еще другой трухменец Агсак-мулла обещали указать и еще урочище, Сеуря называемое, но как их взбунтовавшийся народ не допустил, то надеюсь, что они при оных урочищах от народа тайно там меня ожидать будут и сделают знак; в протчем имею честь вашему превосходительству донести, что команда обстоит благополучно, только один самарского полку гранодир (Гренадер) болен лихорадкою, [104] а из данных мне провожаков одного татарина Кадыржана отправил на шкоуте с штурманом Паниным, а другого татарина Казана осмелился по общему согласию с капитаном над портом, ныне при окази на тюленьем судне купца Мошкова отправить в Астрахань для того, что он уже возможную службу свою отправил и в Мангышлаке неоднократно к старшинам был посылан, а далее он нигде не годится, потому что кроме Мангышлакской пристани он нигде не бывал; а к тому ж по-русски не знает ни слова и в случае нужном за болезнью переводчика и толмача с ним никакого успеха быть не может, чего ради для лутчаго успеха взять по согласию ж с господином капитаном над портом, на место ево астраханский татарин Шабан-Мустаев, который бывал и в Балхане, а притом по-русски знает не хуже толмача.

Инженер-майор Михаил Ладыженской

АВПР, ф “Трухменские дела”, 1763—1767 гг.,

оп. 133/3, д. 2, лл. 145—146 об.

Копия.