Мехмед Хуршид. Описание путешествия.. Гл. 4.

Библиотека сайта  XIII век

МЕХМЕД ХУРШИД

ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ПО ТУРЕЦКО-ПЕРСИДСКОЙ ГРАНИЦЕ

СИЯХЭТ-НАМЭ-И-ХУДУД

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

МОСУЛСКИЙ ЭЙАЛЕТ.

Общие границы.

С одной стороны Эйалет Мосульский граничит частью санджаком Диарбекирским, а частью, пустопорожними участками Джезире, лежащими между реками Тигром и Ефратом, т.е. пустынею; с другой, Шехризурским эйалетом; с третьей, санджаком Хеккяри, составляющим часть Ванского эйалета, и с четвертой, участками, находящимся ныне в персидском владении: Мергевэром, Барадостом и Тэргевэром.

Эйалет этот состоит из следующих округов (махал):

   

Число душ.

Дерев.

Дома.

Мусульм.

Не мусс.

Езиды.

Каза Мосул

294

12206

19508

6589

2489

Нахии Духук

26

465

680

278

» Синджар

17

478

73

900

» Тэль-Аффар

3

408

934

Итого

340

13557

21195

6867

3389

Каза Акра, Давудийе, Захо, Музури с нахиями.

Число деревень и душ этих четырех округов не выставлено мною, потому что, во время нашего первого посещения, на [264] пути к Багдаду, статистические списки этих мест еще не были составлены; на обратном же нашем следовании, мы шли стороною, и таким образом я не мог получить даже и приблизительных сведений об этом предмете.

Город Мосул 381 и находящиеся в нем гробницы святых.

Мосул есть большой город на правом берегу Тигра. Он обнесен крепкою стеною со рвом и с цитаделью. Б окружности он имеет приблизительно одну милю.

В нем есть большое число джами, месджидов, мэдресэ, тэке, церквей, каравансераев, бань, базаров, и других необходимых городских зданий (Все дома и мечети в Мосуле каменные). Город пользуется благорастворенным воздухом.

Из числа могил святых пророков, в городских стенах находится место успокоения св. Георгия (Джирджис), во внутренности джами, названной по имени этого святого.

За стенами, по близости города, находится гробница патриарха Сифа (Шейта). Место нахождения гробницы этой было неизвестно; но лет сто тому назад, одному из благочестивых жителей города во сне явился святой Сиф и объявив ему где похоронено его тело, приказал откопать свой гроб. Благочестивый человек этот на утро доложил начальнику города о своем сновидении. Стали рыть в указанном месте, и в самом деле нашли там могилу и тело святого. Немедленно воздвигли над ними мавзолей (куббэ): а Абдуль-Джелиль-Задэ Ахмед-паша, бывший правителем Мосула в 1225—1238 г., выстроил тут джами, перенес в нее тело святого, присоединил к ней мэдресэ, определил к этому учреждению необходимую прислугу и для содержания зданию записал им в вакф большое число мест, оставив этим по себе беспримерную память. Здания эти и теперь [265] поддерживаются; в мэдресэ идет преподаванье; профессора на жалованье.

Место нахождения гробницы св. Даниила (Даниаль) также было неизвестно до времени Мухаммеда-паши — сына Инджэ-Байрактара 382, правившего Мосульским эйалетом; этот паша открыл ее в 1256 году следующим образом: Пророк Даниил два-три раза являлся в сновидении шейху Таха-Субей-Оглу 383. «Я похоронен в таком-то месте, говорил он ему каждый раз, разбросай щебень и мусор, завалившие мою могилу, и она выйдет наружу» (Надпись на могильном камне пророка Даниила, должно быть, или на сирийском, или на еврейском языке). Повинуясь велению святого, шейх стал рыть в этом месте и вскоре обнаружились следы постройки. Дали знать упомянутому вали, который приказал вести здесь траншею; и внутри комнаты какого-то древнего здания, найдена была гробница; в головах и в ногах его по могильному камню и на внутренних стенах покоя — надписи на древнем языке.

Гроб этот и был принят за саркофаг пророка. Рассказывают при этом, что надпись была испорчена частью от ударов кирки 384.

Гробница пророка Ионы (Юнус) возвышается против города на левом берегу Тигра, в полумили от реки, в деревне Нэйнэва 385, которую в настоящее время называют также Нэби-Юнус, так как пророк (нэби) был послан в это место, к народу, жившему в существовавшей в то время Ниневии, как сказано в священном коране:

«И послали мы его ко ста тысячам или более....»

Вследствие нахождения в Мосуле и его окрестностях этих макамов, город прозвали башнею или твердынею пророков (Бурдж-уль-энбиа).

При тюрбэ сыновей «сейида мучеников» (сейид-уш-шухэда) 386, имамов Абд-ур-рахмана, Мухсина и Яхиа, находятся в месте, [266] называемом Кара-серай, между воротами Тигра (Шат-капусу) и Синджарскими (Синджар-капусу). Гробница имама Авн-эд-дина, сына того же имама, находится близ ворот Баб-эль-Увджуш. Это постоянные места поклонения.

Милях в двух расстояния от города, около каравансерая Хан-эль-атшан есть еще гробница одного из сыновей имама, а именно имама Хамзы.

Хотя и известно, что все эти имамы были сыновьями имама Хюсейна, но не дознано от каких они были жен святого.

Так как Мосул город древний, то в окрестностях его находят много антиков. Англичане, между прочим, раскопав некоторые места в деревнях Куюнджук и Хаста-абад 387, нашли множество вещей. И если еще поискать, найдутся и другие (!). Самая большая джами Мосула построена Аш-шэхид-Нур-эд-дином эюбского класса 388. Настоящее ее название Джами-ин-нур 389; но в народе теперь она известна под названием Джами-иль-кебир 390. И в самом деле это огромное здание.

Минарет этой джами также чрезвычайной высоты. Муэззины утомляются всходя на его вершину и в пять молитвенных сроков дня поют эзан, сидя там на стуле. От древности своей минарет этот покосился; но благодаря Бога, стоит и не разрушается (!).

По близости Шат-капусу находятся развалины древних зданий, известных под названиями Фарэ-серай и Султан-Лулу-серай, построенных Бэдр-эд-дином-Лулу, визирем упомянутого Нур-эд-дин-аш-шэхида.

Мосульский эйалет, до царствования покойного султана Махмуд-хана II, в продолжение почти целого века, находился в управлении визирей фамилии Абд-уль-Джелиль, оставивших по себе множество джами, мэдресэ и других памятников. В мэдресэ последнего из них, находящейся возле мечети построенной Номан-пашою, сыном Яхиа-паши, читает лекции ученейший муж настоящего времени Абд-ур-рахман-эфенди. [267]

Нравы и язык жителей Мосула.

Климат Мосула, как я сказал, умеренный, а потому в народе есть много людей способных и красноречивых; те же из них, которые в этом отношении обижены природою, уже совершенно плохи. Мосул даже известен тем, что средины нет в дарованиях его жителей, которые или в высшей степени талантливы, или до крайности тупы; то же можно сказать и о характере их: ни честности одних, ни вероломству других нет пределов. Между прочим, есть между ними много ученых и поэтов. Члены фамилии, производящей себя от Омэра-эль-Фарука, считаются между мосульскими жителями развитейшими и способнейшими людьми и лучшими из поэтов. Спокон века случалось, что человека четыре или пять из мосульских правителей имели в этом отношении постоянный перевес над таковым же числом багдадских. Но к чему все это служит, если взаимная зависть и нетерпимость лежат в основании человеческой природы и разделяют очень часто жителей одного места!

Жители Мосула распадаются на три класса: одни из них склоняется к обычаям бэдауи и даже арабское наречие, которым они говорят, бэдауийское; это народ грубый и неотесанный. Другие принадлежат к классу хыдри. Язык этих, если к нему прислушаться, полон неправильностей, не смотря на его кажущееся изящество, и тяжел для слуха людей разборчивых и пуристов. Но оценка достоинства этого языка есть дело специалистов. Дело только в том, что другие два класса не в состоянии усвоить этого наречия и владеть им. Во-первых они картавят 891) и букву сы произносят зы. Так например слова кебир (большой), ибрик (котелок), нар (огонь), они произносят: кебиг, ибгик, наг; бастра (взгляд), сагыр (малый) — базыга, зыгыг. Некоторые впрочем, слова с этими буквами они исключают из этой манеры произношения, как-то ихрам [268] (плащ), тэртиб (порядок), фарз (долг), тархиб (угроза), сэлэват (молитва), самсам (острый меч), сом (пост), и произносят их без изменения букв. Другие неправильности их наречия бесчисленны; напр., вместо джибтуху (я привнес его) и хаттейтуху (я бросил его) — говорят джибтуну, хаттейтуну; вместо рафейтуху (я поднял его) — гафейтуну); вместо каля-ли (он сказал мне), культу ляху (я сказал ему), говорят калли и культулу. Одним словом, этот прекрасный язык арабский в каждой стране говорится различным образом: язык, которым говорят в Мосуле, его окрестностях, в Багдаде, в Сирии, разнится и между собою и с языком, употребляемым в Хеджазе. Так что выучившиеся по-арабски в одном из этих мест, прибыв в другое, не могут сказать, что они знают по-арабски. Между прочим, в Алене (Халэб) и Сирии (Бэрриэт-уш-Шам) 392 буква к скрадывается совершенно; так вместо культу (я сказал), каля (он сказал), там произносят ульту, аля. В Багдаде, вместо аллези (который), говорят алли 393. Грамотные люди, хотя и произносят, каждый по своему местному наречию, но разумеется понимают все, что говорит иногородец 394. Письменность везде одинаково согласна с правилами языка.

Язык третьего класса — турецкий. Этот класс состоит из военных пансионеров (тимарлу, сипахи). Языком их говорят в д. Найнэва и Тэль-Афаре. Но никто из нас его не понимает; это какое-то странное наречие.

Свадьбы в Мосуле справляются не на счет родителей жениха, а за счет ближайших родственников или друзей его, которые, если они люди достаточные, дарят жениху халат и другие вещи. В ночь зэфафа, часа два после заката солнца, а именно в ятсу, молодого с парадом вывозят из дома, в котором происходите свадьба, с факелами и зажженными восковыми свечами; все верхами сопровождают его с песнями и криком до дома невесты. Но как бы дом ни был [269] просторен, все-таки не может вместить всего народа, окружающего жениха во время его шествия. И потому торжество гостей оканчивается в то время, когда наступит минута торжества молодого. Три, четыре человека из близких ему людей прежде всего отделяют его от толпы, заходят с ним в какой нибудь дом и потом ведут к дверям дома молодой и стучатся в них. Этот стук принимается толпою за сигнал окончания торжества и все расходятся по домам. Если же толпа стука этого не услышит, то подходит к дверям и расходится только в таком случае, если найдет их запертыми. Обратимся теперь в бедняжке молодому. Войдя в брачный покой (зэфаф-ода-сы) совершает он намаз с двумя земными поклонами (рук'а) и атакует молодую открытою силою; этого требует обычай; молодая должна с застенчивостью и стыдливостью, сродными женщине, сопротивляться и не допускать его к себе. Наступательные и оборонительные действия длятся у них иногда часть ночи, в продолжение которой молодой употребляете такие же усилия, как если бы он дрался с десятью разбойниками; возлагая все надежды свои на влияние совершенной им молитвы, борется он с молодою до истощения сил, пока наконец не достигнет желанной цели. Если же он не выйдет из этого испытания победителем, друзья его над ним сильно издеваются. Рассказывают по этому случаю, что один из вуджухов женил своего брата. Молодой, не совладав в первом нападении с женою своею, вышел из брачной комнаты. Брат стал его корить, и когда тот несколько отдохнул, «ступай, сказал он ему, покажи себя!» и толкнул бедняжку опять на поле брачного побоища. Но напрасно тот и второй раз надсаживался, чтоб одолеть молодую супругу! Храбрость, с которою он вел атаку, не увенчалась успехом и он со стыдом ретировался в мужскую половину (сэлямлык). Когда брат опять принялся трунить над ним, тот закричал: «Нечего издеваться-то! Ступай-ка сам, коли храбр! попробуй!» [270]

Естественные и другие произведения Мосула.

Большую часть произведений Мосула и его окрестностей доставляет земля; они состоят из пшеницы, ячменя, маиса, арбузов, дынь и других. Две, три деревни имеют и оливу. Почва Мосула благодатная в высшей степени. Хотя страна эта и принадлежит к жаркому климату, но так как осенью и весною бывает много дождей, то хлеб родится там без искусственного орошения полей.

Произведения свои они сбывают, во-первых, аширетам, которые приходят в их сторону, во-вторых, в Акре и Амадии. Акра, со своей стороны, доставляет в Мосул свое превосходное сарачинское пшено. Нередко Арабы и аширеты расхищают часть урожая. Если бы оградить жителей этого эйалета от подобных убытков и от насилия аширетов, он мог бы достигнуть высшей степени процветания.

Обладая огромным числом пахотных мест и превосходными травами, которыми жители кормят стада своих овец, быков, буйволов, они делают отличное кухонное и сливочное масло; сливки у них устаиваются в два пальца толщиною. Пшеница такого удивительного качества, что белый хлеб их, в особенности булки, известные под названием хубз-и-фаика 395, не имеют себе по вкусу подобных нигде в другом месте. Торговлю свою ведет Мосул с Диарбекиром и Багдадом. Привозных товаров больше всего идет сюда из Диарбекира, а сам Мосул вывозить преимущественно товар свой в Багдад. Диарбекир есть центральное место торговли, во-первых потому уже, что находится на пути в Стамбул, во-вторых, товары, отправляемые из Алена и Дамаска в Мосул и Багдад, для избежания пустыни с ея кабилэ и аширетами, удаляются от прямой дороги и идут на Диарбекир. С другой стороны, товары, направляемые из Персии, прежде всего сворачивают с [271] ванского и эрзерумского трактов на Диарбекир, а потом уже идут на Мосул, Алеп, Дамаск, Адану. Все это делает Диарбекир очень торговым городом, так что мосульцы называют его маленьким Стамбулом.

В прежнее время в Мосуле было множество ткачей (джульха); бязи его оспаривали первенство у индийских и расходились повсюду. Кисея 396, атлас, шелковые ткани многих мест не выдерживали сравнения с мосульскими произведениями этого рода, и не имели такого сбыта как эти последние. Но с тех пор, как стали привозиться туда европейские товары и продаваться как будто по дешевым ценам, сбыт мосульских бязей затруднился. Хотя бы европейские ткани, в самом деле, и были вдвое, даже впятеро дешевле мосульских; но эти последние прочностью своею во столько же раз превосходят первые и потому в сущности не дороже их. Но этого никто из потребляющих европейские изделия среднего класса людей заметить не может; а люди сведущие и специальные не обращают на этот предмет никакого внимания. Потому-то изделиям Европы и открылся сбыт.

Серай и казармы Мосула, и вопросы их касающиеся.

В прежнее время, с внутренней стороны так называемых дворцовых ворот (Баб-ус-серай) этого центрального города провинции, было огромное каменное здание, в котором правитель, какою бы пышностью он окружен ни был, мог поместиться с многочисленным отрядом войска; но Индже-Байракдар-оглу — покойный Мухаммед-паша, быв назначен правителем Мосула, оставил этот серай, и построив на берегу Тигра, неподалеку от джами Эль-ахмар, хорошую казарму (кышла), поселился в ней, и хорошо сделал; нельзя не отдать ему этой справедливости; нельзя не похвалить его за оставленный им памятник. [272]

Я уже сказал в своем месте о беспокойном характере жителей Мосула и о наклонности их к козням и мятежу; подробный рассказ об этом был бы утомителен. Довольно знать, что половину своих заработков, если не больше, они употребляли обыкновенно на приобретение пороха и пуль; в каждом доме бывало собирался целый арсенал. При самом ничтожном поводе город разделялся на две партии 397, строил каменные баррикады на границе каждого квартала, по углам улиц и где понадобится. Одна партия вооружалась против паши, другая брала его сторону и каждая из них, забрав какой нибудь вздор в голову, шла одна против другой; завязывалась по улицам драка, продолжавшаяся пятнадцать и двадцать дней, а иногда два и три месяца. День и ночь стреляли друг в друга из амбразур, которая они проделывали в стенах домов своих, по улицам, из-за стен или из открытых мест выпуская при этом бесчисленное множество пуль. Посреди произведенной сумятицы много проливалось крови и производилось пожаров. При случай, грабили жилища своих противников, захватывали оружие в домах людей порядочных и непричастных раздору, заставляли их выдавать деньги на покупку будто бы провианта для сражающихся и, делая всевозможные притеснения, доводили их до отчаяния. Пули, которые можно видеть и теперь в стенах мосульских домов, подтверждают справедливость такого рода рассказов. Все эти мятежи направлялись большею частью против правителей и, в случай победы, бунтовщики расхищали их имущество, а иногда и убивали их. Раза два восставали и против Мухаммеда-паши, который кончил тем, что воздвиг упомянутую казарму, перенес туда свое пребывание, устроил в ней арсенал, склады военных припасов и всякого рода заведения, отлил даже пушки, выписав для этого мастеров, и изменив, таким образом, весь прежний порядок, искоренил под сенью e. в. мятежнические попытки в Мосуле и Ираке, и привел в устройство дела этого края. [273]

О минеральных ключах в окрестностях Мосула.

Возле «Ворот Тигра» (Шат-капусу), у подошвы главной батареи, есть в Мосуле несколько ключей, называемых Эйн-уль-кибрит 398, вода которых в сильной степени пропитана серою. Эти минеральные ключи очень полезны для излечения недугов. В летнее время в них купается большое число женщин и мужчин. Некоторым вода эта ударяет в голову и они падают в обморок; товарищи подымают их и бросают в Тигр, бегущий тут же по близости. Замечено, что запах лука противодействует запаху серы и потому, отправляясь купаться, жители имеют обыкновение запасаться луком, приготовленным с сомахом (Лук с сомахом приготовляется следующим образом. Берут связку луку, посыпают ее мелкою солью, и оставляют на полчаса пли на один час времени вылежаться. Потом разнимают связку, стряхивают соль, хорошенько выжимают воду и посыпают на связку мелко накрошенного сомаху, и потом, размешав все, едят с хлебом. Этим приготовлением мосульцы лакомятся не только на серных ключах, но и на дому, и летом на гуляньях) 399 и едят на месте, прежде чем опустятся в воду.

Хотя вода ключей этих полезна собственно против накожных болезней, но мосульцы купаются в них, не разбирая ни болезней, ни здоровья.

В какой нибудь миле от города есть еще другой минеральный ключ, называющейся Эйн-эд-дэйр 400, на котором сделан бассейн (хоуз). Ключ этот имеет какой-то запах, но не серный. Цвет воды его красноватый. Мосульцы ходят к нему мыться по утрам; до рассвета или около этого времени, когда еще никто не опускался в воду, они находят на ее поверхности какую-то плавающую массу в форме кружков, величиною в пятак (бэшлик), что-то в роде ртути. После рассвета он принимает какой-то смешанный цвет, приближающейся к пурпурному. Вода эта обыкновенно холодная. По свидетельству [274] некоторых медиков, она хороша, для укрепления нервов 401. Хотя и не понимают, какая может быть от нея именно польза, но, не сомневаясь в ее целебных свойствах, купаются в источнике в те года, когда не страшатся нападения со стороны разбойнических аширетов. Вода эта не так сильна, как серная; от нея в обморок не падают, но все-таки более или менее она бьет в голову и потому лук с сомахом употребляются и при этом купанье. Этот ключ, по отдаленности своей от города, не так посещается, как серный.

Милях в четырех от Мосула, на правом берегу Тигра, почти около самой реки, находятся источники, называемые Хаммам-и-Али. Один из них очень обилен водою. С давнего времени на нем устроен бассейн из каменных плит, окруженный стенами и покрытый крышею с куполом, а вне здания устроен передбанник для раздевания. Вода источника так горяча, что может сварить яйцо. Вместе с водою течет смола, отделяющая запах, похожий несколько на серный. Ключ этот пользуется в крае большою известностью и в годы, когда жители не опасаются набегов и нас или аширетов, с началом весны, располагаются вокруг него во множестве, как на какой нибудь ярмарке, под навесами из ветвей (чердак) и в шалашах (салаш), имея при себе булочников (этмекчи) и бакалейщиков (баккал) и другие лавки, и проводят там дней двадцать, тридцать. В продолжение этого времени много народа и со стороны приходить купаться в источнике. В настоящее время удается посещать его только больным ломотою, да накожными болезнями, и многие находят в этой воде исцеление от своих недугов.

О нахии Синджар.

Синджарская нахия находится в каких нибудь 13-ти или 14-ти милях от Мосула и тянется от востока к западу на [275] пространстве около 12 миль. Она состоит из нескольких деревень, расположенных на горе. Воздух ее благорастворенный, а жители почти все Езиды 402. До 1252 года жители эти постоянно находились в мятежном положении и занимались только разграблением караванов, терзанием путешественников, а по временам и междоусобными драками. Вследствие этого мосульские правители отправляли против них войска, которые в своих рекогносцировках хватали попадавших им под руку детей и уводили в плен. Благодаря Бога, под могущественною сенью выс. правительства, этот народ также приведен к повиновению, и в настоящее время он более не бунтует и детей их в плен не хватают.

Гора эта производит отличную винную ягоду, которую жители сушат и, нанизав на нити, вывозят на продажу. Местный язык курдский.

На западной оконечности горы находится деревня Хатунийе, расположенная на берегу озера, вода которого чрезвычайно солона и горька; но жители деревни пьют ее. Мне случилось как-то посетить эту деревню и я принужден был употребить для питья воду этого озера, потому что другой не было.

Узаконения и обычаи езидской тайфы.

Кротче этой горы, Езиды живут и во многих других, деревнях Мосульского эйалета, и между прочим, в округе Шейхан Амадийского санджака. Бей деревни Шейхан служить и духовным главою племени. Езиды не отвергают книг ниспосланных небом 403; но сами поклоняются сатане (шейтан). Они его не называют шейтаном, а в смысле главы всех ангелов, дают ему имя Тавус-и-мелэк 404. Между ними некоторые читают и коран; но слово шейтан, в нем встречающееся, они заклеивают воском, и вместо этого слова [276] произносят инсан (человек) и рахман (всемилостивый). Стих: «Когда сказал «шейтан» человеку: богохульствуй!» они произносят: «когда сказал «человек» человеку: богохульствуй!» И таким изменением, разумеется, заслуживают проклятие. Они готовы, если б могли, убить человека, произносящего слово шейтан.

Езиды делают из железа 405 изображение шейтана на подобие птицы, кривой на один глаз. Эти изображения сохраняются в мосульской деревне Бахырран, находящейся под покровительством шейханского бея, в руках их духовников или шейхов, называемых, в единственном, каввал. Езиды чтут память некоего Ади-бен-Мусафира, схороненного в дер. Байзра, Амадийского санджака, и посещают его гробницу, называя его Шейх-Ади. Если кто из них поклянется головою этого шейха, произнеся фразу: «бэр-сэр-и-Шейх-Ади 406, можно быть уверены, что он не солжет. В конце лета в сказанной деревне бывает ярмарка, на которую со всех сторон собирается множество Езидов. Туда приезжает также и бей шейханский с своими людьми. В определенный день каввалы д. Багыран 407 совершают торжественное шествие в деревню Байзра, и с трубами (зурна) и барабанами (давул), приносят туда описанное мною изображение. Все Езиды, собравшиеся на ярмарку, выходят, при их приближении, встречать предмет своего поклонения и, с почетом поставив его на назначенное место, проводят дня три в молитвах. Затем, приношения, скопившиеся здесь в продолжение года от поклонников, обращаются в пользу хранителей этого рода кумира; бей шейханский продает его с публичного торга одному из каввалов, и передает в окаянные его руки. Получивши кумир в свое владение каввал обходит, в продолжение года, все селения Езидов и, собрав от них приношения, возвращается в д. Бахырран.

Как эти вздорные верования Езидов, так и причина происхождения описанного нелепого обычая, составляют для меня [277] тайну, которую я не имел возможности проникнуть. Хотя и рассказывают, что шейханские бейи происходят от Езида бен-Моавийе 408; но в этом народе незаметно никакой вражды к семейству пророка нашего. Можно было только понять из разных рассказов, что эти верованья их не есть искажение какой нибудь доктрины; но что они с самого древнего времени прямо вступили на этот путь заблуждения.

Они говорят, что из четырех гвоздей, которыми Иисуса Христа прибили к кресту, один гвоздь они украли и тем облегчили его страдания, и что поэтому Иисус дозволил им воровать; что за тем, когда пророк наш (Мухаммед) воевал с неверными, в то время как прочие мусульмане молились Богу и совершали намаз, Езиды дрались с неприятелями, и что за это на их долю достался меч, и всего три дня поста; тогда как на долю прочих мусульман досталось 30 дней поста, молитвы и другие обряды поклонения. И в самом деле, Езиды имеют обыкновение держать пост только три дня в середине зимы, и смотря по средствам, давать милостыню только пять раз в продолжение года.

Подобно мусульманами, Езиды совершают обрезание. Говорят, что при восходе солнца они и ему поклоняются 409, и что они считают дозволенным воровать для своего прокормления, и потому можно сказать без преувеличения, что они все занимаются воровством.

Езидов много и в Диарбекире, Ване и Баязиде; из них некоторые, как сказано было мною при описании Баязида, разсеялись.

Нахия Тэль-Афар 410

Эта нахия находится между Мосулом и Синджаром, в четырех милях от этой горы и состоит из трех селений и крепостцы (кале). Селения эти, хотя и считаются деревнями, но, вместе взятые, имеют все условия города. [278]

Жители нахий споконвека славятся своим неуправством и разделены на три класса, на сарылы (рыжих), мавили (голубых) и сейидов. Возбуждая повсюду раздоры и драки, они ведут жизнь бесполезную. Но теперь они тоже покорились и стали смирны. Язык их такой же, каким говорят жители Нэйнэва, то есть испорченный турецкий; но Езиды еще более искажают его, чем эти последние; говорят они также и по-курдски.

Некоторые особенности мосульских аширетов и Анизэ.

Хотя в Мосульском эйалете водятся и аширеты, но они живут по деревням и могут считаться оседлыми. Одна только тайфа Аль-бу-Сальман предается воровству, хотя и повинуется правителям. Она кочует по близости холмов Нимруда и занимается произращением небольшого количества хлебов и огородной зелени. Из Курдов есть также племя Гергерийе, живущее в шатрах в окрестностях старого Мосула (Эски-Мосул). Аширеты Анизэ то с миром приходят сюда покупать провиант и продавать своих лошадей, то вносят в край разбой и опустошение. Правители смотрят на все дела их сквозь пальцы и поблажают им. Многочисленные аширеты Анизэ кочуют в Великой Пустыне между Багдадом, Мосулом, Диарбекиром, Алепом и Дамаском. В этой пустыни есть много местностей удобных для населения; но от насилия аширетов Шаммар-аль-Джерба и Джубуров, как рассказано было мною при описании Анизэ и Багдада, они остаются незаселенными и невозделанными. Если бы по крайней мере берега Ефрата были заселены и обработаны, то и с этого места можно было бы получить выгод столько же как из целого эйалета, и кроме того мало по малу открылось бы прямое сообщение между Алепом и Мосулом; а что берега эти способны дать всякого рода произведения, в том нельзя сомневаться. Город Рака, о котором Хейр-улла-эфенди, в свое истории Турции, говорит, что этой [279] есть тот самый Никефориум, который был построен на берегах Ефрата Александром Великим, и в котором, вскоре после появления ислама, провел некоторое время халиф аббасийский Харун-ар-Рашид, находится в этой самой пустыне, также как и крепостца его Кале-Джябэр. Я видел эту крепостцу; и теперь еще на этом месте существуют стены, окружающая джами с минаретом, и служат доказательством того, что край этот был некогда заселен; а при водворении в нем безопасности мог бы он снова оживиться присутствием оседлого населения. Тоже можно сказать и о берегах Хабура, теперь пустынных и служащих только для кочевки непокорных племен.

Некоторые подробности об Акре и Амадии.

Махалы Акры и Амадии граничат с одной стороны Рэвандызом; с другой, мосульскими землями; с третьей, Хеккяри, и с четвертой, тремя махалами, ныне находящимися во владении Персиян: Мергевэр, Бэрдэсур и Тэргевэр, подведомственными Урумии, одному из округов Азербиджанской провинции. Участки эти гористые.

До последних дней управления багдадского вали Али-паши, предшественника Нэджиба-паши, эти два махала составляли один санджак, подведомственный Багдаду; он был поручен управлению одного из достойнейших туземных ханэданов, получившему по этому случаю титул паши. Некоторые из ханэданов этих, вследствие возникавших между ними распрей, случалось, уходили в Персию; но не слыхал я, чтобы они, подобно тому как делали это паши сулейманийские, приходили обратно с персидским войском завоевывать управление страною. В случае же мятежнических между ними проявлений, сторона, которую поддерживали правители Багдада, и оставалась в главе управления. Эти ханэданы ведут свое происхождение от [280] халифов аббасийских. Говорят, что жители этих двух махалов никогда не подымали руки на своего ханэдана и ни в чем не оказывали ему сопротивления, исключая только тот случай, когда кто нибудь из ханэданов вздумает захватить управление всем краем. Народ тогда собирается и если согласится действовать дружно, то один из жителей подходит к паше, сидящему на своем месте и, опрокинув его башмак (папуч 411), говорит ему: «Паша, вот твой дом!»; а на курдском языке: «Паша эви-мазаз-кэтая». Услышав слова эти, паша считает уже себя сверженным, и встав со своего листа с приличною важностью и подобающим почетом, удаляется на женскую половину (харэм-даирэси) и оставляет управление. С прибытием в тот край бывшего главнокомандующего (сэрдар-и-экрэм) визиря (садр) Решида-паши, назначение пашей из туземцев в правители было прекращено и два махала эти, согласно с местными условиями, присоединены были к Мосульскому эйалету. В последнее время, а именно в 1265 году, Амадия была отделена и приписана к каймакамству Хеккярийскому; одна Акра осталась в эйалете Мосульском.

Других сведений я не имел возможности собрать об Амадии и Акре, потому что когда мы проходили, по поручению нашему, через Мергевэр, Бэрдэсур и Тэргевэр, находящиеся во владении Персии, приближалась уже зима и мы, боясь задержать работы наши по разграничению, не решились долго оставаться в тех местах, и не медля пошли далее.

(пер. М. А. Гамазова)
Текст воспроизведен по изданию: Сияхэт-наме-и-худуд. Описание путешествия по турецко персидской границе. М. 1877

© текст - Гамазов М. А. 1877
© сетевая версия - Тhietmar. 2005
© OCR - Карпов А. 2005
© дизайн - Войтехович А. 2001