1609 года.

Роты, идущие впереди его королевского величества:

Его милости гетмана, Киевского воеводы — гусар 200, пехоты 100 человек.

Кварцяных рот 7, в которых большею частью по 150 (?), гусар [по] 200.

Его милости Перемышльского кастеляна Стадницкого сабатов[?] 200, казаков 100, гусар 100, пехоты 500.

Его милости маршала великого княжества Литовского Монвида Дорогостайского — казаков 200, пехоты 200.

Его милости канцлера великого княжества Литовского Льва Сапеги — гусар 300, казаков 200, пятигорцев 100, волонтеров 120, пехоты 200.

Рота его королевского величества при орудиях, начальством Гаиовского [Граиовского] — пехоты 400, татар 300.

Роты, идущие при его королевском величестве:

Роты под знаменем его королевского величества, над которыми гетманом маршал великого княжества Литовского, а порутчиком г. Барановский: казаков 100 человек, копейников 600, пехоты 800. [429]

Войско кастеляна Краковского, князя Острогского — казаков 100 человек, гусар 100, пехоты 100.

Его милости Сендомирского старосты Станислава Любомирского — казаков 100, гусар 200, пехоты 200.

Г. кавалера Новодворского — конных рейтар 130.

Под начальством г. Вайера немецкой пехоты 1130 человек.

Роты, идущие позади его королевского величества:

Полк его милости Бранцлавского воеводы 900 человек.

Рота его милости Белокаменецкого старосты 150 человек.

Его милости Каменецкого кастеляна 100 человек. Его милости Брацлавского [430] старосты Калиновского — гусар 150 человек, пехоты 100.

Его милости Хмельницкого старосты Струся — гусар 150, казаков 159, пятигорцев 100.

Его милости Варшавского кастеляна — гусар 100, казаков 600.

Его милости Брацлавскаго старосты Скумина Тышкевича — гусар 100, пехоты 100.

Его милости князя Христофора Збаражского — гусар 150, пехоты 100, стрельцов 200.

Его милости мечника королевства Браницкого — гусар 100, пехоты 100.

Его милости Снопковского — гусар 100, пехоты 40.

Его милости полковника Людовика Вайера — гусар 200.

Их милостей ротмистров Васичинского, Дунковского, Роговского — пехоты 40 [?]. [431]

Его милости Чуйского - гусар 100.

Их милостей Розновых — волонтеров 300.

Роты его милости придворного Литовского подскарбия и все остальные кварцяные роты шли позади в неудобопроходимых лесах, в которых служащий ксендза Виленского епископа, узнав, что за гетманом тою же дорогой — на Лукомлю идет еще войско, приказал разобрать мосты и завалить деревьями дороги.

Сентябрь 1609 г.

5 числа. В Орше. Не случилось ничего особенного.

6. Г. гетман и Перемышльский кастелян были у его королевского величества. Этого числа приказано Оршанскому городничему написать к жителям Смоленска письмо, в котором он должен был объявить им, что это [?] вторжение в [432] пределы Смоленские случилось без ведома его королевского величества и гетмана, что это сделали своевольные украинские люди, и должен обещать, что они будут подвергнуты за это ответственности.

7. Привезли из Витебска три осадных пушки.

8. Пришло известие от Брацлавского воеводы, отправленное из Добрвиска 4 числа сентября, что во вторник он предполагал быть уже подле Могилева — в стороне. Находящиеся при нем роты идут очень густо по причине дурных дорог. Впрочем, они поспешно переправлялись в Петровичах. Поправив там немного попортившиеся возы он двинется, куда прикажет его королевское величество.

9. Большие орудия прибыли из Вильны и переправлены через Днепр, — не без затруднений, потому что 4 дня строили судно [?], но переправлены счастливо. [433]

10. Пришло известие, что кварцяные роты проходили мимо Могилева. Послан к ним дворянин Барановский, чтобы они там не останавливались и не запустошали королю этой страны в продовольствии.

11. Привели одного русского, который сказал, что Смольняне в тревоге, но ожидают помощи от Скопина. Он подтвердил прежде полученное известие, что в Смоленске годных к бою только 200 бояр и 300 стрельцов.

12. Доставлен ответ от Смоленского воеводы на письмо Оршанского старосты [городничего], в котором [ответе] он пишет лишь, чтобы король остановил пролитие христианской крови и вывел и то войско, с которым идет, и то, которое находится при Димитрие. Он исчисляет титулы Шуйского и прибавляет излишнее, — он признает за Шуйским наследственное право на Северское государство. [434]

13. Из Орши прибыли к границам полевые и осадные орудия; при них находится королевской пехоты 400 под начальством г. Граевского.

14. Г. Брацлавский воевода приветствовал [представлялся] его королевское величество. Тогда же было тайное совещание. Того же дня отцы иезуиты в присутствии его королевского величества заложили в Орше костел св. Михаила.

15. В Орше. Получено известие, что наши из отряда придворного Литовского подскарбия вторглись в пределы Смоленские и вывели оттуда множество пленных. Король очень негодовал на это, потому что русские люди, особенно большая часть хлопства, согласились уже было сдаться.

16. Его королевское величество отправился ночевать из Орши в Дубровну. С королем шли: королевская пехота, некоторые роты и гусарские [435] и казацкие отряды; королевского знамени однако, не развертывали.

17. Целый день мы провели в Дубровне, дожидаясь, пока подойдут другие полки, которых много было позади с Брацлавским воеводой.

18. В Ивановичах. Было обсуждаемо, выступать ли за границу, не дожидаясь всего войска, или дожидаться, пока оно соберется. Решено, чтобы г. гетман с артиллерией шел вперед, а за ним, не торопясь и делая ночлеги через небольшое расстояние, шел король и поджидал идущих позади. Поэтому гетман пошел вперед, а с ним при артиллерии: пехоты г. Граевского 400, гусарская рота самого гетмана 200 человек и три роты кварцяных по 150 человек в каждой, — шел он рядом с Литовским канцлером. [436]

19. В Баях. Представлено 5 русских, которые пришли от мира и просили смиловаться над ними, обещали целовать крест и доставлять продовольствие, но чтобы их не мучили и не жгли.

20. Там же. Пришли люди Перемышльского кастеляна и король делал им смотр, — пехоты 200, казаков 100, копейников-поляков хороших 200, сабатов [?] на лошадях и в вооружении венгерском 100. Вместе с ними явилась на смотр рота г. Хвалибога — 100 казаков с рогатинами.

Того же дня, после обеда, подошла и явилась в строю на смотр к обозу короля немецкая пехота Луцкого старосты Вайера, 7 знамен, под каждым по 200 кнехтов, одетых не богато, но видных и с хорошими ружьями.

Того же дня, посланы из [437] канцелярии универсалы к жителям Смоленска с увещанием, чтобы они сдались королю и с обещанием, что им будет сохранены: старожитная их греческая вера, давние их обычаи и все их имущества, а если они будут противиться, то навлекут последнюю гибель на себя, своих жен, детей и имущество.

21. Его королевское величество выступил к русской границе в таком порядке: впереди шло 800 человек Венгерской пехоты и 200 человек Сандецкого старосты; перед его королевским величеством 100 гусар кастеляна Краковского видных, на хороших лошадях и богато одетых; за ними около его королевского величества до 700 лиц; за тем его королевское величество; за ним придворный отряд гусар 600; Новодворских Пруссаков 150, каждый с парою [438] ружей; королевских казаков 100; немецкой пехоты г.Вайера 1,400; рота князя Порицкого 150 человек.

В таком-то порядке мы перешли нашу границу у речки Ивалы, где подканцлер королевства Щенсный Криский от имени придворных поздравлял короля с счастливым вступлением в то государство, которое смел удерживать за собою 96 лет грубый народ [русский], и высказывал подканцлер желание, чтобы Бог, давший счастливое начало этому замыслу и продолжение, дал и счастливо его кончить к своей славе и чести, к расширению государств его королевского величества и к бессмертной его славе. Все утро было пасмурно и начинал падать дождь, но когда король перешел мост, почти в 10 часов утра, то в ту же почти минуту [439] небо сделалось столь ясным, что не видно было ни одной тучи, и хорошая погода стояла до самого вечера.

Того же дня в Васильеве прошла рота князя Порицкого 150 коней, — люди видные, лошади хорошие.

22. Отряд, идущий перед королем, выступил, а король не много задержался в Васильеве, чтобы дождаться войск, которые должны подойти сзади.

23. Король прибыл по невыразимо дурным дорогам в Красный, в котором застал 100 человек из русской черни, которые умоляли помиловать их и заявляли готовность целовать крест и доставлять продовольствие, но чтобы король не предавал их своеволию солдат.

Того же дня Литовский канцлер представлял королю свой полк, — казаков 210, пятигорцев 100, волонтеров 100, гусар 200, пехоты 200.

24. Там же. Литовский маршал [440] представлял королю своих людей, — казаков 200, гусар 160, пехоты 200 человек.

25. Там же. Возвратился из Смоленска посол, который ездил туда с универсалом. Письменного ответа он не принес, а сказал лишь, что русские взяли универсал, прочитали его и тамошний воевода сказал ему: “больше не приезжай сюда; много говоришь; короля здесь нет, остался в Вильне; едут только Лев Сапега и Жолкевский; если в другой раз придешь с такими делами, то напоим тебя водой [утопим]”.

Того же дня к вечеру, Кременецкий староста представлял [королю] своих людей: пехоты 200 человек, очень хороших, — гусар 150, — на хороших лошадях, с хорошим вооружением. Вместе с ним представлял королю своих людей и г. Хойсцкий, — хороших гусар 40.

26. В тот день [мы пришли] в Сорозну. Казацкая рота г. [441] Невядомского вместе с г. Осмольским, порутчиком казаков Литовского канцлера подошла под самые стены Смоленска и имела стычку с русскими; она убила нескольких русских, несколько их ранила, взяла в плен чернеца и несколько стрельцов и послала их к королю. С нашей стороны, русские одному пробили руку бердышом, а под другим убили лошадь. Пленные говорят, что жители Смоленска не верят, чтобы король прибыл, что мало имеют людей, годных к бою, — имеют лишь 500 стрельцов; пушек имеют довольно, но не кому стрелять.

27. Над рекой Ухиней.

28. Там же. Дано знать, что Михаила Борисовича, имевшего сношения с Литовским канцлером и дававшего знать, что делается в Смоленске, русские повесили при дороге, вложив ему [в руку?] записку: „это висит вор Михаил Борисович за воровство, какое делал [442] с Львом Сапегой, давая ему знать, что делалось в крепости”.

29. Прибыли в Лубно. Оттуда гетман королевства ездил к стенам [города] для осмотра положения крепости и удобных мест для шанцев и войска. Гарцы происходили под самыми стенами. Из крепости стреляли в наших, но не часто. Затем стали кричать, чтобы не стреляли, а дали с собою говорить. Тогда [русские] спрашивали, сам ли король идет с войском? Когда им было сказано, что действительно идет король, то они не хотели верить, пока один русский, которого взял в плен Перемышльский кастелян и которого они заклинали сказать правду, не сказал им, что действительно король есть здесь. После того они сказали: "поедем к старшим, дадим им знать об этом и принесем вам их ответ”. На гарцах наши убили двух стрельцов. Того же вечера, русские сами начали жечь [443] предместье, не щадя даже церквей. В Лубне виден был большой огонь.

30. Над рекой Ясенкой. Литовский канцлер и Перемышльский кастелян, опасаясь, чтобы русские не завезли из крепости с той стороны Днепра на гору пушек, которыми они могли бы наносить вред нашему обозу, сделали плоты, переправили несколько десятков казаков и пехоты, которые, переправившись, поймали провентового писаря Северского княжества, который сам — четверт рассматривал расположение [нашего] лагеря и войска. Этот писарь говорит, что в Смоленске пороху, оружия и других военных припасов довольно, но мало людей, годных к бою, однако, он полагает есть их до 4,000. Сказал он также, что у Смольнян было решено сдаться королю, если тот самозванец [второй] [444] овладеет престолом. Этот писарь — хитрый человек и разбитной.

Октябрь.

1 числа. Брацлавский воевода представлялся королю с своим полком над рекой Есенкой. Потом король ехал в большой лагерь под Смоленском в таком порядке: немецкая пехота 1,400 человек; Кременецкого старосты 200; мечника королевства 100; Литовского конюшего 50; королевского Венгерского войска 7 рот [?] человек; старосты Сандецкого 200; Краковского кастеляна 100; Брацлавского воеводы 300; Варшавского кастеляна 60 человек. Затем казаков и Валахов г. Брацлавского воеводы 3 хоругви [?] человек; пятигорцев г. Заговорского с рогатинами 100 человек; гусар Ивана Потоцкого 100 человек; гусар Феллинского старосты [445] на хороших лошадях и в красивой одежде 120; гусар Брацлавского воеводы, весьма красивых и и шедших густым строем 280; Литовского писаря Скумина 80 копейников; Варшавского кастеляна 200 копейников; князя, Краковского кастеляна 100. За ними ехал со всеми чиновниками и сенаторами король. С одной стороны короля казацкая хоругвь Краковского кастеляна 100; с другой стороны Сандецкого старосты 100. Позади короля придворное знамя, под которое в тот день вступили: рота Кременецкого старосты — 150 копейников; г. Тенчинского копейников 108; взводы: мечника королевства Браницкого 40 человек; Хойского 40; других военных, которые уже давно под знаменем короля 300; другие придворные чиновники польского королевства и великого княжества [446] Литовского и дворяне его королевского величества. В лагере у крепости ожидал короля Литовский канцлер с своим полком.

Когда мы подходили к лагерю, то русские, увидев людей короля, встревожились и зажгли город, который к утру и сгорел, хотя в нем было, можно думать, до 6000 домов. Из крепости стали уже часто стрелять.

Ночью Немецкая пехота подошла к крепости, чтобы исследовать ее, рассмотреть ее расположение и имела стычку с теми, которые подле наружной башни жгли деревянные спуски к Днепру, чем русские в крепости будучи встревожены, чаще стали стрелять и бить в колокола. Русским однако пришлось залить огонь и отойти от спусков.

2. Гетман с Шотландскими и Нидерландскими капитанами [447] вторично объезжал крепость, высматривая место для шанцев и рассматривая расположение и вооружение крепости, в которой было 37 башен. Приступ с этой стороны не столь удобен, как можно было сразу думать, — местность выступает более углом, нежели полукругом. Ворот к городу, который русские сожгли, 3, к югу 3 и к северу 3. У двоих только ворот русские поставили деревянные срубы. Подле крепости у Днепра великое множество народа с скотом. Солдаты г. гетмана много этого скота отогнали и побрали с людьми.

После обеда пришло 400 копейников г. Людовика Вайера. Когда они шли на назначенное место, то ядром убили у них одного пахолика и лошадь, бывшую за ним. Они очень выдвинулись на горе. Это первый, погибший от ядра. У одного [448] товарища из роты г. Тенчинского убили двух обозных лошадей и двух гайдуцких. Русские часто однако стреляют и из порядочных орудий.

Ночью один немецкий капитан измерил пикой стены крепости и говорит, что они выше трех локтей.

3. Пришло известие, что немцы ушли от Скопина Шуйского; он возвратил их к себе уже тогда, когда из Москвы прислали им деньги. Между тем, на лагерь Скопина, укреплённый острожками и шанцами, ударил Ян Сапега. Он уже ворвался было в шанцы; но немцы, которые не далеко еще было ушли, воротились назад и отразили его, впрочем, не сделали ему большого вреда, потому что с обеих сторон дрались. После этого Сапега возвратился в свой лагерь.

Великий князь Шуйский уступил [449] Карлу [Шведскому] Ивангород и две других крепости, после чего Карл послал на помощь Москве не малое число Немцев и Шведов.

Люди Брацлавского воеводы поймали купца из Смоленска, который говорит, что в крепости только 300 стрельцов, что воевода послал в Бриски 200 бояр и приказал было им возвратиться, но они не пожелали. Говорит он также, что мир крестным целованием обязался не жечь города, но воевода, видя, что у короля большое войско, встревожился и сказал народу: “никаким образом я не могу защищать и крепость и город”. Тогда русские все крикнули "жги, жги” и подожгли город. Пушкарей, говорит он, 100, пушек тоже 100. На каждой башне на верху одно орудие, в середине два, внизу одно. 1 октября, ночью, когда [450] стреляли, то порох разорвал одно орудие и пушкарю оторвало руку; он еще не умер, но не может остаться живым.

Того же дня [наши] устроили на Днепре мост, который 2 октября привели из Орши. Всей пехоте, какая есть в лагере, приказано плести коши [туры].

4. Князь Корецкий показывал королю свой отряд — 40, гусар и 40 казаков, которым гетман приказал попробовать ночью счастья с петардами таким образом: Литовский маршал у внешней башни со стороны нашего лагеря, за полтора часа до рассвета, стал стрелять из полевых орудий и бросал из мортир в крепость каленые ядра, чтобы встревожить и устрашить народ, которого в крепости много, а Пуцкий староста Вайер с немецкою пехотой должен был [451] приставить петарду к другим внешним воротам со стороны поля; кавалер Новодворский с Шембеком пошел с петардами к другим воротам, к девятой от того места башне над Днепром, называемой Авраамовой. Тревога и крик со стороны маршала были хорошо сделаны; петарды Людовика Вайера произвели слабое действие, а там, где были г. кавалер и Шембек, петарды выбили обои ворота; но Венгерская пехота, которой следовало наступать, и ее вожди не хотели идти в крепость. Кроме того, трубачи, которым следовало давать знать, что ворота выбиты, убежали от г. Новодворского. Итак, все это предприятие кончилось ничем. Петардники, два раза вступившие в крепость, отступили и пришлось отвести все войско, стоявшее наготове. От ручного однако оружия и от камней (потому что долго перестреливались) погибло около 10 человек из Немецкой и [452] Венгерской пехоты, а раненных камнями и выстрелами было до 70.

5. В эту ночь Немецкая пехота, желая поправить неудачу, ударила с другой стороны от Днепра, в стороне от места первого нападения, на ту часть города, которую русские сами сожгли и заслонили валами и шанцами до самой крепости, так что едва можно было видеть, выбили русских из шанцев, подожгли дома и побили и сожгли много людей, в частности, сожгли в одном доме служилых немцев 40 человек, которые было вышли из крепости. Гонясь за бегущими в крепость, несколько кнехтов ворвалось в ворота, но частая стрельба заставила их отступить; однако они поймали одного священника и открыли место, в котором стена была слабее и пострадала от пожару. Поймали еще одного русского, который, между прочим, говорит, что народ чуть было не побил камнями воеводу за то, что [453] сжег посад; говорит он также, что пять русских сговорились поджечь в крепости порох, что одного из них поймали и мучили, но он не хотел выдать своих сообщников.

6. Белокаменецкий староста показывал королю: пехоты 100 человек, казаков 100, гусар 100; Николай Потоцкий копейщиков —100; г. Казановский — 100, Орлинский староста 4 [?].

Жители Мстиславля прислали к королю послов, заявляя свою готовность принять участие в этом предприятии короля и объявляя, что от них идут на эту войну 200 казаков и 150 копейщиков.

7. Г. Юневич — Брестский воеводич и староста Цеценский представил королю 100 копейников.

Того же дня прибыли к королю послы от запорожских казаков с просьбой дать им знамя и [454] заявлением, что их 300 человек идет к королевскому войску, которые потом стали в особом лагере при одном монастыре, на другой стороне Днепра вместе с полком Вайера для подкрепления его, для отражения русских в случае их нападения и для того, что русские, зная, что там есть войска, не столь скоры были на вылазки.

8. Русский воеводич Герборт показывал 100 копейников. Ночью, Пуцкий староста поставил батарею против внешней башни, с которой сильно стреляли в лагерь.

При этой батарее он поставил 400 человек польской королевской пехоты, 200 человек Кременецкого старосты и две немецкие хоругви, которые всегда попеременно стоят на страже; потом для облегчения их и на случай неприятельского нападения он прибавил еще 200 человек Венгерской пехоты. [455]

9. Из орудий этой батареи стреляли в эту башню. Русские часто отвечали нам, но без всякого вреда для нас, потому что ослабел их сруб, на котором были устроены шанцы. Наши орудия производили значительные повреждения в башне, но русские так усердно стали заделывать их землей, что вскоре заделаны были все повреждения не смотря на то, что [стены] насквозь пробиты были нашими ядрами.

Той же ночи Литовский маршал устроил шанцы на другой стороне Днепра, там, где русские сожгли городской посад и утром из полевых орудий он приветствовал с добрым утром архиепископа и и воеводу [Смоленских], при чем народ был в страхе, потому что пушкарь попал в жилище воеводы и потом часто стрелял в дома в крепости.

10. Вайер, начав стрелять в [456] башню утром, кончил стрельбу в час после полудня. Когда король собирался ехать за Днепр, чтобы лучше рассмотреть крепость, то дано знать, что в осадных пушках наметились расколы, поэтому нельзя больше стрелять из них. Затем король поехал на ту сторону Днепра, а перед ним шел отряд Кременецкого старосты. Когда король присматривался к крепости, то из шанцев Вайера дна раза выстрелили в башню и ядра пролетели насквозь, но русские не переставали заделывать землей пробоины и отзывались из орудий.

По возвращении короля в шатер, привели боярского слугу, пойманного на гарцах. Он сказал, что из шанцев Вайера убили 3-х пушкарей, что сделаны сильные повреждения в стене, но в башне заделали повреждения землей и за ней сделали шанец. [457]

11. Ночью перевезли на лагерный плац пушки оттуда, где г. Вайер перестал стрелять, потому что пришлось бы терять напрасно порох и ядра.

12. Маршал однако приказал с самого утра часто стрелять в строения. В полдень была на смотру рота Брацлавского старосты — 150 копейщиков. После обеда опять стреляли с шанцев г. маршала, но русские не отзывались и когда спрашивали пленных, от чего это? то они сказали, что от сильной стрельбы уходит вода в колодцах в крепости, а ходить за водой к Днепру трудно. От того в крепости было тихо. Хмельницкий староста показывал свою роту, — 220 человек [?], казаков с рогатинами 150, пехоты 300; Львовский староста: пехоты 60, гусар 12.

Той же ночи Литовский маршал устроил шанец ближе, под самым городом, для мортир, из [458] которых хотел бросать в крепость каленые ядра. Там же [у крепости] один гайдук зажег мост и значительная часть его сгорела. Русские хотели тушить его, но наши отогнали их выстрелами. Там же убили ядром одного гайдука князя Збаражского, а другого — Литовского конюшего.

13. Вечером наши бросили из мортир два каленых ядра в крепость для пробы, как далеко они возьмут; одно упало перед стеной, а другое хорошо перелетело и произвело тревогу в народе. Ночью стали бросать их чаще. Огонь занялся было [?], но его потушили. Одно ядро упало в верхнюю часть башни, где, долго делая свое дело, нанесло вред русским. В ту же ночь убиты — боярка и двое детей боярских, что произвело в крепости плач, стенание и немалую тревогу. [459]

14. 3000 запорожских казаков пришли и стали лагерем по другую сторону крепости, — там, где стоит с своим полком Вайер, ближе к той башне, которую зовут Авраамовой и к которой ходил с петардами Новодворский кавалер. Того же дня Литовский канцлер послал в крепость гайдука и приказал ему объявить, что Богдан Величанин имеет нечто сказать им от имени короля; так чтобы выслушали его. Они приказали гайдуку войти в крепость. Он вошел. Держали они его там с час, почему г. канцлер уже думал, что они его стали пытать. Посоветовавшись, русские выпустили гайдука и сказали, что желают узнать, что скажет Богдан; но так как уже подходил вечер, то дело это отложено до утра. 3aтем гетман послал по шанцам маршала сказать, чтобы ничего враждебного не [460] предпринимали против крепости. И так, ночью была тишина.

15. Богдан Величанин, сойдясь с русскими, сказал: “его королевское величество удивляется вашему упорству и грубости, что вы не встречаете с благодарностию прибытия в эти страны короля, который, как христианский государь, сжалившись, что столь давно проливается столько христианской крови, пришел сюда остановить кровопролитие и, если вы будете достойны божией милости, взять вас под свою защиту, так как у вас прекратился род государей и теперь ваши государи столь часто сменяются. Оцените доброе намерение короля, который хочет пожаловать вас, держать в мире ваших жен и детей, сохранить вам вашу веру, обряды, законы и обычаи”. На это они ответили: "хвалим государя [461] короля, что желает обходиться с нами по христиански, но боимся Литвы; мы от нее не обеспечены; хотя бы король и поцеловал нам крест, Литва не будет держать крестного целования, как и те из Литвы, которые стоят под Москвой и которые хотя оберегают наших, но сами же берут наших жен, детей, дочек и разоряют наши волости. Впрочем, мы вышлем к вам завтра на переговоры бояр, когда они выспятся после этих тревог”. И так обе стороны разошлись, отложив дело до следующего дня. Однако из крепости стреляли из пищалей, потому, впрочем, что наши, как люди вольные, слишком часто стали прогуливаться к стенам крепости.

16. Русские, встретив Богдана Величанина под крепостью и попотчевав водкой, сказали, как и прежде: “мы уже целовали крест [462] государю нашему Шуйскому, который обещает нам помочь. Поэтому, пусть ваш король делает, что может, а мы сохраним верность нашему государю”. И так этот грубый народ отнял у нас два дня. После этого пришлось уже обратиться к другим средствам.

Того же дня пришли в лагерь Подлесские выбранцы, приведенные г. Чернеевским, человек 350. Ночью гетман приказал Вайеру построить шанцы ближе к стенам против башни Богословской и в эти шанцы ввезли 4 осадные орудия. Когда наши насыпали туры, то русские ружейными выстрелами убили 2 выбранцов Подлесских,а 3 жестоко ранили.

17. Начиная с утра и через целый день, наши очень часто стреляли в башню в верх и выбили не малую дыру. Из крепости отзывались, но не часто и без вреда для [463] наших. Под вечер выстрелом из гакавницы поражен в шею Гаевский, староста Выский, стоявший в шанцах неосторожно, — он упал и умер на месте.

18. Сильно стреляли из шанцев маршала и Вайера. Того же дня, утром, выстрелами из шанцев маршала убили в церкви Пятницкой во время службы 5 священников и одного боярина.

19. Часть немецкой и королевской пехоты устрояла шанцы под самыми стенами. Из крепости бросали камни, сильно стреляли из гаковниц и ружей. Двое наших неопасно были ранены, а наши ядром снесли двух русских, бросавших на наших камни из разрушенной башни.

20. Ночью по приказанию гетмана пехота стала рыть шанцы в 30 лишь шагах от стен. Там был сам гетман. Двоих наших там ранили. [464]

21. Вышло было из крепости до 20 русских с намерением добыть языка, но наши, бывшие на страже, заметили их, после чего те, ничего не сделав, возвратились назад.

22. В этот день часто стреляли в город и в стены из шанцев маршала и Вайера.

23. Рожновские волонтеры делали учение перед королем. Прибыло в лагерь 200 отборнейших запорожских казаков.

24. Казаки Литовского писаря Соколовского, отправляясь на добычу, поймали в нескольких милях по направлению от Смоленска к Москве боярина, ехавшего с подьячим к Шуйскому с письмами, провели к королю и отдали ему письма. После обеда Инфляндец Медон показывал королю 60 рейтаров. Того же дня от надежных людей пришло известие, что бывшие при царе [втором самозванце] запорожские казаки, по [465] приказанию тамошнего гетмана, князя Рожинского, пришли под Белую и, убив под крепостью 3,000 русских, овладели городом; впрочем, другие русские защищаются в крепости. Казаки желают улучить удобное время и идти на приступ, потому что ради добычи, которая там есть, не хотят брать ее огнем.

25. Несколько русских, по научению одного Венгерца, давно поселившегося в России, пробравшись по бревнам моста, где были поделаны скамьи, благодаря неосторожности порутчика и беспечности пехоты старосты Сандецкого, которая поставлена была не допускать русских брать воду у моста с той стороны, где находятся шанцы маршала, украли ее знамя и ушли с ним без вреда, ранив хорунжего, который в пьяном виде один напал на них, отнимая знамя. [466]

26. Запорожские казаки, прибывшие из под Белой от тамошнего войска, послали нескольких из среды себя к королю с заявлением своего верноподданичества, повиновения и желания оканчивать свой счастливый поход во имя короля и под властию его гетманов. К вечеру несколько десятков конных русских, ободренных вчерашнею добычею и счастием, выскочили из крепости и ударили на нашу стражу, но наши, прибежавшие на помощь к страже, вогнали их в крепость.

27. Тело покойного Гаевского отправлено из лагеря в Польшу. Того же дня осудили тех, которые потеряли знамя, — порутчика на смерть, а 72 гайдукам назначено идти впереди на приступ, когда придет время; но если бы до того времени кто либо из них отыскал [467] знамя или совершил замечательный подвиг, то будет свободен.

28. Читаны были в переводе письма, которые несли из Смоленска к Шуйскому русские, взятые с ними в плен. В этих письмах русские рассказывают все, что с ними было в это время, сильно просят дать им помощь, но по своему обычаю много хвастаются своими делами. Говорят также, что в пяти местах роют глубокие колодцы для подслушивания наших подкопов.

29. Назначены послами к тому войску [самозванца] Перемышьский кастелян, князь Збаражский, Людовик Вайер, Литовский писарь Скумин и Домарацкий и им дана надлежащая инструкция. Того же дня приехал от того войска г. Кнут, который сказал, что то войско с радостию ожидает малейшего приказания его королевского величества. К вечеру наши выслали на ближайшие [468] шанцы на переговоры с русскими пленного боярина, пойманного с письмами. Находясь в шанцах, он громко начал убеждать их ударить челом королю, представляя им разные и великие опасности от их упорства. Русские со стен ответили ему: “если бы ты был в городе, то думал бы также, как и мы, а теперь ты говоришь, как пленный”. Он старался еще больше убеждать их, говорил, что и Шуйский не пришлет помощи, потому что не может, и войско короля велико и будет пустошить уволоки их; просил пощадить жен, детей. Они сказали: “мы не желаем загубить наших душ”. Затем он просил их поговорить с ними в другое время. Они сказали ему: “если ты будешь говорить о том, чтобы мы сдались, то тебе не зачем приходить, а если о другом, хорошем деле, то вольно тебе говорить с нами всегда и везде, как [469] пожелаешь”. И так, того дня они разошлись.

30. С пятницы на субботу, в два часа после полуночи, в церкви русских патронов — Бориса и Глеба, при которой находится помещение гетмана, началось наше сорокачасовое богослужение, на котором в воскресение был у обедни и у вечерни король. Великое число военных было в эти два дня на богослужении, у исповеди и причастия.

31. В субботу, перед самым вечером, русские сделали вылазку из двух ворот: из Скопинских ворот они напали на стражу Литовского канцлера, но были отражены и возвратились в крепость; из других — на Людовика Вайера, где бились долго, потому что один из них с собольим воротником, должно быть, знатный, долго гонялся в стычке с нашими. Наши хотели окружить его, но несколько стрельцов оберегали его и [470] несколько раз выручали. Когда он уже возвращался в крепость, то некий Требуховский ударил своим конем в его коня, повалил его и уже держал всадника за воротник, но сильная стрельба смутила его, и он, нанесши ему саблей две раны — в голову и плечо, а сам получив лишь удар в руку рогатиной, отъехал. Русских легло 6 человек, но их унесла их пехота, как это у них в обычае.

Ноябрь.

1 числа. Воевода [Смоленский] приказал схватить одного боярина, бывшего сотником, за то только, что так сказал: "однако мы должны будем сдаться, когда не станет сил: так лучше сдаться во время”. Этот сотник был измучен и на следующий день умер. Того же дня пришло известие, что Скопин Шуйский послал из своего войска 30 бояр собирать [471] разбежавшихся по лесам людей и [с ними] ловить или бить наши пикеты. Из этих бояр один — некий Треска собрал 3,000 хлопства и, нападая из лесу, убил 40 пахоликов маршала и 10 казаков Краковского кастеляна.

2. В число послов, которые должны идти к Москве, вместо г. Викентия Войны, назначен Брацлавский староста Скумин. Полученные известия заставили увеличить число послов. К вечеру русские открыли против наших частую стрельбу камнями и ранили двоих из пехоты.

3. Один русский стрелец выбежал из крепости через одно отверстие и передался нам. Он говорить, что в крепости большое бедствие и дороговизна; пуд соли, равняющийся половине нашего корца, стоит рубль; четверть ржи — рубль; сена для лошадей не имеют; воды [472] недостаточно. Вылазки делают только для того, чтобы выслать кого либо к Шуйскому, потому что уже 4 недели ни от них никто не ходил к нему, ни от него к ним. Он говорит, что и сегодня русские намерены сделать вылазку с тою же целию, т. е. чтобы кого либо послать к Шуйскому. Когда об этом узнали военные из полка гетмана, то Моравец Борковский, двое Срединских, Давидовский и несколько других стали приготовляться к вечеру к этой стычке, но пока собиравшиеся прибежали, стража уже имела дело с русскими, сделавшими вылазку. Тогда они храбро кинулись в битву и счастливо сокрушили древка [пики] о русских. Русские повернули назад к крепости; наши с саблями — за ними и попали на огонь пехоты, которая стала бить под нами коней. Прежде других потерял [4'73] коня г. Давидовский, но, мужественно защищаясь от целой громады, потому что русских было 150, ушел от них. Младший Срединский так был окружен, что хотя долго и храбро рубился с ними, но не мог отбиться и товарищи, при столь сильной стрельбе, не могли ему помочь и потому он был взят в плен. Другие невредимо ушли с окровавленными палашами и пиками. Это доказывает, что русских много пало, но они сейчас подбирают тела своих убитых. Из наших только Борковский был ранен в левую руку рогатиной.

4. Ночью на среду брошены были в крепость из мортир каленые ядра и 6 из них упали и зажгли один дом, так что совсем показалось было пламя, но множество народа бросилось и потушило огонь; не обошлось однако без потери в людях. После обеда стража [474] Людовика Вайера поймала одного простого русского хлопа, который также, как и прежний, передавшийся нам, говорит, что в крепости бедствие и дороговизна. Кроме того, он говорит, что Срединского привели к воеводе и он спрашивал его: “скоро ли отсюда поедет король?" Говорит он еще, что наших там не мучат и что находящимся там пленным дают на день по несколько грошей. Наших пленных там до 50 человек, потому что наши так беспечны, что, возвращаясь с стражи, почти трутся о стены крепости.

5. Вышеупомянутый русский пленный сказал, что из крепости намерены сделать ночью вылазку против шанцев, поэтому у нас стояло наготове до 100 человек пехоты, в шанцах была большая осторожность во всю ночь и из шанцев часто стреляли, поэтому [475] русские, видя такие приготовления наших, ничего не предпринимали. Того же дня ниши сильно били из орудий в меньшую башню, которая подле Богословской и выбили в верху ее не малую дыру.

6. Были у короля послы, от запорожских казаков из Белой, которые заявляли о своем верноподданничестве, просили дать им знамя и сообщали, что г. Велегловский склоняет их приступить к составившейся в пользу Димитрия конфедерации, но они не хотят поднимать оружия против его королевского величества. Пришло также известие, что войско Димитрия составило конфедерацию, которая постановила такие пункты: соединенными силами добиваться уплаты за службу, а если бы кто вздумал напасть на войско, то отражать и стоять за своего государя [самозванца]. Пахолики однако объявили, что против короля — своего государя, они не будут служить.

7. Прибыли к королю другие [476] послы от казаков из Вязьмы. Они тоже заявляют свое верноподданничество и желание служить у короля; их 3,000 самых лучших и опытных.

8. К Велижскому старосте пришло известие, что один казак из полка донских казаков, служивший целое лето под начальством г. Гонсевского, услышав, что г. Гонсевский пошел к королю, отлучился от людей его между Торопцем и Велижем, пошел к Димитрию и, взяв у него грамоту, в которой говорилось, чтобы этому казаку повиновались, собрал несколько сот донских казаков, переодел их и пошел к Торопцу. Торопчане ударили на них, разбили, рассеяли, а того казака посадили па кол. Велижский староста между тем, узнав, что казаки, находящееся под Белой, готовы идти на службу его королевского величества, ведет с ними переговоры. Слышно также, что и Василий Шуйский и [477] Димитрий [?] Скопин в большой тревоге.

9. Ничего не случилось

10. Казаки, согласившись с Людовиком Вайером, кинулись ночью с топорами к воротам крепости, чтобы прорубить их, но частая стрельба из крепости не допустила их до этого. Той же ночи один лейтенант из полка Пуцкого старосты хотел с другой стороны зажечь ворота крепости, но был убит выстрелом из смиговницы. Того же дня маршал поймал в своих шанцах одного пахолика, который бежал было из полка Брацлавского воеводы, обокрав какого-то солдата, и передался Смоленскому воеводе. Воевода посылал его шпионом в лагерь и раз [он успешно исполнил поручение], а во второй раз его поймали. Он рассказывает множество вещей, и видно, что он се знает. Прежде всего он указывает, где лежит порох [478] и сколько ядер имеют русские; рассказывает, кто из знатнейших русских убит и где кого похоронили, а убито множество; говорит, что простые люди ежедневно кричат воеводе, чтобы сдавал королю крепость, чтобы им уйти живыми; воевода, по его словам, тем лишь отделывается, что король не сегодня, так завтра уйдет к столице. И действительно, когда возы наших послов переправляемы были через Днепр, то русские радовались, думая, что король отправляется к Москве. Этот пахолик берется зажечь порох, но ему не доверяют.

11. Oт г. Добка, который от наших послов отправился под Москву с объявлением, что идут послы от его королевского величества, пришло известие, что Вербицкий, занимающий Дорогобуж, его принял ласково, с честию и в сопровождении 100 человек отправил в Вязьму, где стоит [479] Велегловский и при нем 400 русских. Он уверяет, что королевские послы хорошо будут приняты, потому что и от того войска идут послы к его королевскому величеству, — Русецкий, Мархоцкий и Моджевский с хорошими делами, а именно: желают, чтобы король овладел этим государством; при этом требуют лишь, чтобы царица получила в пожизненное владение Самбор, а им за кровавую службу чтобы дозволено было добывать Молдавию, в которой они однако будут подданными короля. Утверждают они, что войско Димитрия поразило Скопина.

12. Королевские послы к тому войску отправились в путь. Того же дня приехал назад к королю г. Коханский, ездивший в Турцию послом; он привез хороший ответ и доброжелательное [480] предостережение касательно некоторых дел.

13. Наши выставили из шанцев двух русских, — одного из них брата Куменова [игумена?] (*), — на переговоры с русскими в крепости, потому что прежде они говорили было о размене пленных, но потом заперлись. Об этом действительно был разговор с ними с той стороны — со стороны маршала; но напрасно говорить с этим медвежьим народом. Эти пленные долго убеждали русских, [бывших на стенах крепости] сдаться, но напрасно. После долгой перебранки корчемными словами, разошлись. Затем [русские?] стали необычайно часто стрелять.

14. С пятницы на субботу, после шести часов [вечера] немцы Вайера, заметив, что русские большой толпой вышли из крепости к [481] Днепру за водой, в которой у них недостаток, стали стрелять в них, чтобы не дать им взять воды. Тогда русские, осветив стены крепости плошками, стали стрелять и из больших орудий и из ручного оружия столь часто, что встревожились войска в лагере и кто то, думая, что сделана вылазка против лагеря или против шанцев, затрубил тревогу, а другие думали, что уже начался приступ и, не желая остаться назади и лишиться добычи, изо всех сил бежали. Это смятение продолжалось больше часу. В это время происходила страшная стрельба: и наши в шанцах часто стреляли, и русские — у стен крепости, так как они боялись петард, которые они называют такварами, и каждый из наших, кто на коне, кто пешком, прибегал и старался выстрелить. В лагере были настороже почти до полуночи

15. Коханский вручал королю турецкие письма, в которых [султан] заверяет, что желает быть с [482] королем в совершенной и верной дружбе и, между прочим, говорит: “если при наших предках была дружба, то мы тем более желаем держать ее”. Коханский принес также от поганых некоторое предостережение и уведомление касательно неспокойных в Польше голов, нерасположенных к королю и указывал, что королю следует наблюдать за ними.

16. Пришло известие от Добка, что он прибыл в Вязьму и хорошо принят Велегловским; только когда он хотел писать к нашему гетману, то находящийся в Вязьме воевода Димитрия не соглашался выпустить посланных с письмами, пока их не прочитает. Эти письма и до сих пор не пришли.

17. Ночью русские снова толпой высыпали из крепости к Днепру, чтобы снабдить крепость водой, но были замечены нашими и возвратились в крепость не без потерь. С обеих сторон долго продолжалась стрельба. Из наших никто [483] не погиб. Того же дня г. Модзелевский давал гетману объяснение, что не он производил там [?] грабеж, а какой то татарин, который, когда окликали его, называл себя — Лупин. Он получил от гетмана ответ, что пусть представит того татарина, иначе вина не будет с него снята.

18. В полдень русские, которым ночью не удалось добыть воды и дров, опять вышли еще большей толпой, чем прежде. Их начали поражать и из шанцев г. маршала из-за Днепра и кнехты из шанцев г. Вайера со стороны Богословской башни. Русские убили двух гайдуков и ранили одного кнехта. Того же дня послан нашими на переговоры в крепость брат игумена св. Троицы, но русские не уважили его и не хотели говорить. [484]

19. Гетман, желая ощупать всякий угол крепости, приказал устроить шанец на одной горе, с которой хорошо было стрелять в ту часть крепостных строений, где укрылись от наших выстрелов Смоленские бояре и воевода. Того же дня спустился со стен крепости один русский, но так как он сломал ногу, то не скоро пришел к шaнцaм. Он дал знать, что [воевода] отправил к Шуйскому таких то лиц, за которыми наши и послали [в погоню]. Он говорит, что в крепости великое бедствие от недостатка соли, воды и дров. Того же дня г. Чарлинский по-русски убеждал народ и стрельцов, чтобы не осуждали своих душ на погибель, чтобы сдались благочестивому королю, который может и имущество [485] возвратить им в целости и поделать их боярами и разделить между ними боярские волости, пусть только не дают [боярам] вести их так упорно к погибели; он убеждал, чтобы они кинулись на воеводу. Они ничего не ответили ему, только со скорбию слушали его.

20. Утром из орудий г. маршала страшно стали стрелять до того, что в крепости занялся пожар и от него многие пострадали, но народ потушил его. Того же дня представлялась королю рота г. Малинского, — гусары на 100 лошадях.

21. В субботу, перед полуднем, русские сделали вылазку и напали на лагерь низовых казаков, но те скоро с криком отразили их. Этот крик поднял на ноги людей в лагере, и началась жестокая стрельба и из крепости и из шанцев. При этом [русские] убили ядром одного француза и ранили в руку одного немца, находившегося на тех новых шанцах. [486]

22. Тишина.

23. На следующий день русские опять большой толпой высыпали [из крепости к Днепру], чтобы запастись дровами и водой. Наша пехота в шанцах г. маршала, заметив это, кинулась на них, чтобы не дать им брать воды, но была отражена превосходными силами неприятеля, потому что воду брали 600 человек, а 300 стрельцов стояло под ружьем; однако наши, получив подкрепление, повернулись опять и мужественно и долго перестреливались. Наших было убито несколько человек, русских до 10. Тогда убит был гетманский казак Олексеевич. Гоняясь за русскими, он неосторожно попал (он был пьян) на самую большую силу русских.

Наши взяли в плен двух русских — боярских слуг и убили какого то знатного человека. Того же дня приехали к королю послы из под Москвы от тамошнего войска.

24. На следующий день [487] вышеупомянутые послы приветствовали короля и справляли свое посольство. Рыцарство встретило это посольство дурно, с едкими насмешками.

25. У гетмана составилось коло [собрание] рыцарства и туда съехались все сенаторы. Рассуждали о том, давать ли ответ тем послам. Много было голосов и восклицаний, чтобы этому посольству ответить как можно суровее.

26. Дан ответ тем послам.

27. Из Полоцка и Витебска привезены 4 большие пушки.

28. Русские опять высыпали из крепости за дровами и водой. На них кинулась пехота Сандецкого старосты и выбила их из церкви, находящейся подле крепостных стен; но когда она возвращалась назад, то некоторых ранили, так как из крепости открыли сильную пальбу. Тогда ядром убили пехотного порутчика роты Сандецкого [488] старосты и при нем гетманского подростка; далее, ружейными выстрелами убили двух гайдуков, а подле шанцев г. маршала убили ядром двух товарищей г. Коссовского, стоявших там вместе. Ночью маршал приказал сжечь церковку, в которой обыкновенно скрывались русские, когда выходили за дровами.

29. Низовые казаки привели русского, который шел в Смоленск с грамотами от царя Шуйского и от Скопина. В письмах этих не было ничего достойного внимания, потому что они давно писаны, — в них лишь говорится, чтобы Смольняне, как можно чаще, давали о себе знать.

30. Из крепости передался один боярин, который сказал, что недостаток в воде и дровах до того довел осажденных, что они предпочитают погибнуть в битве, — ударить на шанцы и там наконец [489] попытать счастия; но воевода, который боится, как бы не ослабели силы крепости, если они погибнут или подвергнутся какому либо коварству и предадутся королю, удерживает их разными обещаниями.

Декабрь.

1. Прибыл к гетману и к подканцлеру королевства слуга князя Рожинского г. Блендовский с письмами от некоторых лиц того войска. Он говорит, что князь Рожинский, получив известие, что идут — г. Добек и послы его королевского величества, полетел из под Троицы под Москву в большой лагерь и сильно беспокоился о том, что задержали г. Добка. Он сейчас послал сказать ему, чтобы поспешил приехать в лагерь под Москву, и вероятно он уже выехал из Можайска к гг. послам, [490] которых Блендовский вывел из Вязьмы к Москве.

2. Вследствие предостережения, сделанного вышеупомянутым, передавшимся нам боярином, войско весь день стояло под оружием, ожидая вылазки русских, но никто не показывался.

3. Г. гетман с сенаторами и некоторыми ротмистрами осудил на смерть ротмистра Модзелевского, который не мог оправдаться в наезде и грабеже, учиненном над литовскими татарами, бывшими при короле.

4. Г. Модзелевскому отсекли голову.

5. Г. гетман, заметив по некоторым данным, что русские предполагают сделать вылазку, приказал войску быть наготове, поэтому в лагере все было готово; но ничего не случилось.

6. '7. 8. 9. [ничего не показано]. [491]

10. Из крепости передался стрелец, который тоже говорит, что в крепости недостаток дров и продовольствия что русские вырыли к реке ров на подобие шанцев, чтобы безопасно ходить за водой. Говорит он также, что пришел в крепость [из польского лагеря] один русский и сказал, что Литва радуется полученному известию, что под Троицей литовцы побили Скопина.

11. Привели к г. гетману священника, который просил, чтобы король дал письмо к архиепископам, воеводам, стрельцам и к миру. Он готов идти даже на мучение, но будет говорить и убеждать их не противиться воле божией и сдаться, не увеличивать более в земле разорения и кровопролития. Для большей верности он оставляет у гетмана своего сына. Этого священника пошлют в крепость, как только приготовят письма. [492]

12. Пришло известие, что г. Добек уже возвращался из лагеря от того войска, но послы взяли его с собой назад. Он принес [послам]: одну грамоту Димитрия — опасную послам его королевского величества с печатью и собственноручною подписью, в которой говорится, что послы могут свободно и безопасно справлять свое посольство перед рыцарством королевства, а другую опасную грамоту от рыцарства, в которой говорится, что послы не только безопасны от него [рыцарство], но, если бы на них покусился нападать кто другой, то рыцарство будет отражать и вообще надежно защищать их и заботиться об их безопасности.

Велижский староста дает знать из Белой, что, улучив удобное время, он послал на приступ [к Белой] запорожских казаков и то войско, которое при нем, что он уже зажег было одну башню и ворвался во рвы, но что его [493] не допустили идти дальше частые выстрелы, после чего он возвратился в свои шанцы. Русские понесли большую потерю, а он малую, потому что во время приступа у него убито лишь 12 казаков. Князь Рожинский и Велегловский прислали убеждать тех казаков, которые под Белой, чтобы стояли на стороне Димитрия. Казаки отписали, что будут соблюдать должную верность его королевскому величеству и стоять крепко за его честь, и убеждали Рожинского и Велегловского не присылать к ним больше с такими делами, которые им не прилично слушать.

13. Приказано выслать в помощь Велижскому старосте 4 пятигорских роты и часть татар, которые и вышли под Белую в пятницу.

14. Дано знать послам, что Скопин Шуйский с большими силами [494] идет к Троице, что он уже вышел из Александровской слободы и находится в полуторы мили от Троицы, где все войско Димитрия находится при Сапеге в лагере. Этот Скопин, где только ему приходится сражаться, везде строит, как Нидерландцы, крепости. Немцев при нем множество.

15. Один священник под Смоленском решился, взяв письма от короля к архиепископам, воеводам, боярам и к посадским людям, идти и убеждать их, чтобы сдались. Он оставил при гетмане заложником своего сына. Он пошел туда в понедельник и должно быть принят там с радостию, но сегодня еще ничего неизвестно, что с ним делается.

16. Наши заметили тайники, которые начали вести русские от Пятницких ворот к Днепру, чтобы ходить за водой, поэтому наши [495] стали рыться им в бок, чтобы лишить их этого удобства. Стрельцы передаются нам каждый день, убегая царской казни. В крепости стали раздавать народу продовольствие зерном, чего русские не имеют обычая делать, и делают только в последней крайности.

17. Тишина. 18. Ничего не было. 19. Ничего не было.

20. Прибежал к королю гонец от гетмана с известием о новой опасности в Инфлянтах от Мансфельда, который, когда [наши] войска разошлись по волостям, замышляет с свежим войском ударить на Пернаву.

21. Было тайное совещание. Того же дня начали в лагере праздновать юбилей.

22. Передался из крепости один русский, который подобно другим передававшимся сказал, что у них недостаток в дровах, воде, соли и продовольствии и что русские роют к реке на подобие шанцев ров, чтобы ходить за водой. [496]

Священника, который пришел в крепость с письмами от короля, приняли, но воевода и архиепископ не дозволяют ему выйти к народу, так как они не думают сдаваться, ожидая, что от Шуйского вскоре прибудет сильное войско для отражения нас.

23. Вечером трубили по лагерю, объявляя, что по деревням слоняется один русский с письмами от Шуйского и старается пробраться в крепость: так чтобы старательно его подстерегали. Обещано 100 червонцев тому, кто приведет его к гетману.

24. Тишина.

25. [Из крепости] стреляли в [нашу] стражу, когда она сменялась.

26. В лагерь его королевского величества прибыли турецкие капуджи. На встречу им выехали на прекрасных конях и в прекрасных, богатых одеждах 100 видных товарищей, приветствовали их, (не столько для того, чтобы почтить послов, а чтобы показать [497] красу королевского войска) и отвели их в назначенное им помещение.

27. Целый день рыцарство провело на богослужении.

28. Сенаторы собрались к гетману, чтобы слушать посольские речи капуджиев, которых вели через лагерь довольно торжественно. Перед ними ехало не мало хорошо одетых товарищей; другие в разных местах по лагерю гарцевали, а по обеим сторонам дороги послов стояла разная пехота с мушкетами; из орудий сильно стреляли по крепости. Сенаторы приняли послов обычным порядком. Послы, сказав от имени турецкого султана поздравление королю, настаивали, чтобы им дозволено было самим отдать королю грамоты; но, когда им по уважительным причинам решительно было [498] отказано, то они отдали грамоты в руки подканцлера королевства. Затем они возвратились в свое жилище.

29. У короля был посланный от запорожских казаков, которые находятся под Белой, — он просил дать им знамя и жаловался на князя Рожинского, который грозит сажать их на кол за то, что они не хотели идти на службу к Димитрию. Король милостиво принял его и приказал дать знамя.

30. Немцы Вайера, заметив, что русские роют тайник к реке, чтобы брать воду, и желая отнять у них это удобство, ударили на них и так удачно, что выбили их оттуда.

31. Передался из крепости один русский, который сказал, что переговоры и убеждения не помогут взять крепость, что ее можно взять [499] лишь силою, приступом. Он сказал притом, что передался в крепость один купец из Плоцка [Полоцка?] и сказал им, что король вскоре намерен двинуться отсюда, чему русские радовались и торжествовали. Передавшийся русский сказал также, что того священника, которого король послал в крепость с письмами, подвергли пытке; сказал он еще, что в крепости от разных болезней умирает много народу, так что каждый день хоронят по 40, по 50, по 20 человек.

1610 г. Январь.

1. Отозвались наконец послы из Димитриева лагеря, в который вступили 14 декабря довольно торжественно: при них было 3,800 пехоты и 400 отборных копейщиков; остальных людей послы оставили в нескольких милях для удобства в продовольствии, потому что Скопин, подступив к лагерю, так стеснил войско Димитрия [500] в продовольствии, что оно подверглось и дороговизне и недостаткам, да и не малой тревоге. На встречу послам выезжал Зборовский в сопровождении 200 человек, а за тем, ближе к лагерю выехал на санях (по причине болезни) князь Рожинский с Сапоцким старостой. При въезде в лагерь, один русский, некий Плещеев, встретил послов от имени Димитрия. Третьего дня они были на аудиенции. [Сановники Димитрия] сначала убеждали послов почтить прежде своим посольством их государя, но так как послы не имели к нему никакого дела, да и напрасно они вступали бы с ним в сношения, то [сановникам Димитрия] самим пришлось слушать посольские речи королевских послов. Речь с успехом сказал им Перемышльский кастелян. Знатнейшие были довольны речью, но другие или не хотели понять ее, или наконец не дослышали ее и потому не [501] понимали, поэтому требовали от послов их инструкции. Послы дали им пункты — изложение причин прибытия посольства и вступления короля в эти страны.

На следующий день они сошлись [с нашими послами] и вместо совещания с ними нападали на Яниковского, который, говорят, самовольно изменил инструкцию их послов к королю. Они чуть по изрубили его, укоряя его таким образом: “ты не достоин распоряжаться нашею честью, когда и своей чести ты не умел уберечь”, потому что он был осужден на бесчестие. Послы пишут, что при этом было большее смятение и разнесена была окружавшая совещавшихся решетка. Насилу их усмирили старшие. Яниковский советовал, чтобы королевским послам дать словесный ответ и отправить их сейчас же, но ему не дали сказать ни слова. Говорят, между ними есть очень много желающих служить своему государю и [502] отечеству. Хотя там едва ли не каждый ротмистр высчитывает, что выслужил сто тысяч; но видя, что невозможно это получить, и видя ослабевшие свои силы, потому что Скопин берет над ними верх, они дешевле оценивают свою прошедшую службу и [рады были бы], если бы на их долю хоть что-нибудь пришлось. Приезжающие из того войска и наши, пишущие оттуда к нам, утверждают, что если бы король не наступил на русских, то [полякам, находящимся при Димитрие] пришлось бы сделать позорное и вредное отступление; но это нашествие [на Россию] королевского войска, а также и то войско, которое пришло с послами в тот лагерь и которое они преувеличивают, потому что вышедших от нас 2,000 человек они превратили в 7,000, придали им храбрости, и увеличили тревогу Скопина. Но более рассудительные пишут, что хотя бы наши послы и пришли к соглашению с ними и если бы [503] нам передались и те русские, которые держатся там того человека [самозванца], то и тогда мы еще не кончим дела, а придется нам силою оружия побивать Скопина и заключать с Шуйским основательный договор. 27 декабря приказано было из каждой роты выслать на переговоры [с королевскими послами] по два товарища. Полк Сапеги и люди г. Вильковского, а также г. Копыцинского не подписались на конфедерацию. Это много будет содействовать хорошему окончанию переговоров и скорейшему установлению согласия.

Царица с тем выдуманным Димитрием равнодушно смотрели на послов. [Они] въезжали в свой лагерь в тот день, кончив посольство. Этот царь настойчиво заявил желание проехаться под Москву. Вышневецкий, слышно, противился этому; велено было запереть и коней, но не могли удержать его. Он выехал с 400 донцев и с [504] таким же числом [других] русских. Из наших никто не поехал с ним. Рожинский поспешил за ним и привел его в лагерь. Рожинский не доверяет ему. Царь этот не крепко держится. Хотя [наши, находящиеся при нем] домогаются, чтобы и при этих переговорах сделано было что-нибудь в пользу его и царицы, но так как почти все вообще, как пишут нам, страшно ругают его и так как ему это известно, то он не доверяет нашим и хочет бежать.

2. Дано знать гетману, что Держбицкий, державший Дорогобуж от имени Димитрия, возвратился в лагерь [в Тушино] и увел с собою бывшее при нем войско. Поэтому посланы стрельцы и казаки — под начальством казацкого ротмистра Нелюбовича, который занял от имени короля и Дорогобуж и прилежащие к нему волости и приказал разбежавшимся хлопам возвращаться в свои деревни. [505]

3. Казаки крайчего королевства заняли от имени короля одну крепостцу в стороне от Дорогобужа и привели под власть короля жителей той волости.

4. Доставлено известие, что Велегловский, державший от имени Димитрия Вязьму, узнав, что запорожские казаки отправили к королю посольство с заявлением должной верности и с просьбой дать им знамя, которое и дано им, пошел из Вязьмы в лагерь [самозванца], а казаки вознегодовали на то войско и принесли жалобу, что гетман его, вместо награды и уплаты за службу, грозил посадить их на кол.

5. Кварцяный ротмистр г. Горецкий с несколькими товарищами подошел ночью к стенам Смоленска и для известных военных хитростей, смерил высоту стены. Он был замечен, когда [506] возвращался, и подвергся большой опасности от частых выстрелов.

6. Русские из крепости сильно стреляли и говорили г. Вайеру: “что ты не придешь к нам; ты ведь обещал придти за колядой”, а под вечер, когда наши музыканты играли им вблизи стен, один из них сказал: "вы пляшете, а наши жены и дети плачут”.

7. Турецких капуджиев отправили в Вильну и обещали послать туда за ими грамоты, потому что в лагере не было переводчика; притом не годилось дольше держать их, потому что они пришли разведать, как велика сила короля, выдумав предлог, что прибыли просить и добиваться удовлетворения Константинопольским купцам от жидов и армян.

8. Ничего не случилось.

9. Некий Садовский из роты [507] Белокаменецкого старосты ехал мимо крепости на стражу, на которую ему была очередь идти. Когда он приехал к передовым нашим постам, то русские, устроив засаду, ранили его выстрелами из мушкетов, сбили с коня и еле живого схватили и унесли в крепость, но как только внесли в крепость, он умер.

10. Тишина.

11. Получены известия от наших послов, из-под Москвы c 24 по 31 декабря. Прежде всего они извещают, что после того, как Перемышльский кастелян изложил перед тушинцами посольское дело, они назначили 27 декабря на то, чтобы из каждой роты явились по два товарища, которые узнают от послов волю короля и объявят свои мысли. Послам пришлось дожидаться назначенного дня и когда в этот день съехались эти выборные, то прежде [508] всего сказали, чтобы король взял от ложного Димитрия, которого они поддерживают, Северскую землю и Смоленск, довольствовался этим, и помог им посадить этого Димитрия на престол. Когда им было доказано, что и то, что они предлагают ненадежно, потому что эти волости труднее взять, чем столицу, и что недостойно государя сажать на престол человека, который не может иметь на это ни малейшего права, то они отказались от этого предложения, но сказали: “так пусть король заплатит нам 20,000,000 [злотых], которые мы заслужили и пусть удовлетворит того [Димитрия] и царицу; тогда мы готовы служить и речи посполитой”. Тогда мы им выставили на вид самую невозможность дела и доказывали, что такой громадной суммы не может вынести ни Россия, ни полсвета. Затем они предложили, чтобы король [509] 5,000,000 [злотых] обеспечил [на своих имениях] в Польше, а остальные деньги пусть они получат с Северской земли. Послы поставили им на вид, что нашим государям — королям не дано права закладывать своих столовых имений, а они могут только пользоваться их доходами, потому на это требуется согласие всех чинов; но если бы на это и согласились чины, то такой суммы нельзя было бы получить, потому что такой суммы нельзя найти в польском королевстве; ей едва ли равняется годичный доход Испанского флота. Послы представляли им и то, что они тут имеют дело с собственным королем, что это дело касается не его блага, а блага общего их отечества, что они в этом случае всем тем, что делают, сослужат службу речи-посполитой, а не кому чужому. Затем тушинцы сделали такое решительное предложение, [510] — чтобы король заплатил им наличными за две прошедшие четверти года и за одну новую четверть и обеспечил уплату остальных заслуженных денег на Северском княжестве, когда овладеет тем государством [русским]. Послы и на это возразили: прежде всего, — почему бы королю платить за две [прошедшие] четверти, когда они в это время не служили ему, а на третью четверть откуда взять денег? Затруднения короля и малость доходов они сами знают. Послы напомнили им и то, что они больше обязаны отечеству, нежели чужим людям, которым однако служили так долго, даром и так храбро. Они справедливо домогаются уплаты за службу с того государства, но эта плата не должна быть столь дорога, как они домогаются, и тех, кому следует платить, не столь много, как они написали в списках этого [511] счастливца Димитрия. Самая невероятность могла бы уничтожить это требование. Но если должна произойти уплата за выслуженное время, то, во первых, по той цене, какую получает от короля остальное рыцарство и сообразно тому, кто сколько служил, а не потому, кто как записал себя в список. И касательно даровых четвертей нужно еще посчитать [людей] и определить возможный способ уплаты, а не противный правде. Решено еще собраться и переговорить. Но и теперь от главнейших лиц мы выведали, что придется проверять число людей в отрядах, придется уступить им даровые четверти, обдумать уплату из русских доходов, что во всяком случае они будут домогаться наличных денег за одну четверть и безопасности Димитрия и царицы. Между тем, они согласились, хотя впрочем, с досадой, и на то заявление, что послы снеслись с Шуйским и хотят вести с ним переговоры касательно вреда и тиранств, какие он сделал [512] речи-посполитой и ее людям. Об этом же послы отнеслись и к думным сенаторам, боярам и к духовенству. Наших людей в том лагере считают до 7,000. Есть множество русских, которые желают, чтобы мы пришли с собою к соглашению и готовы идти туда, куда пойдет польское войско, потому что они разбиваются на разные партии и в самой Москве русским стало ненавистно правление Шуйского. Множество бояр, а мир чуть ли не весь хотели иметь князем Голицына, пока не узнали о нашествии короля. Воины, находящиеся с Скопиным в походе, называют его царем. Послал в столицу своих шпионов г. Домарацкий, который имел сношения с некоторыми русскими, с которыми сблизился, когда был в Москве. Он получил известие, что наши купцы — злодейская Русь — сказали миру и духовенству русских, что король хочет наступить на их веру и церкви, поэтому пусть они не склоняются на его сторону. Шуйский тоже [513] пустил молву, что король воюет не ради царства, а из-за веры, что он желает лишь приманить к себе русских. Наши послы отправили однако снова шпионов, которые должны, как можно больше, успокоить мир, бояр и духовенство касательно их обрядов и веры; тоже самое тайно, но усердно делают и послы, сносясь с русскими, находящимися в лагере, и обещая им крестным целованием, что король не обманет их. Хуже всего то, что под Троицей Скопин берет верх над Сапегой, которому князь Рожинский из личной ненависти отказывается до сих пор помогать; потому что если Сапега принужден будет отступить из-под Троицы, то тамошние русские сильно ободрятся, а здешние упадут духом. Ежедневно наши ожидают дальнейших известий и просят Бога, чтобы он сильною своею рукою поддержал предприятие, направленное к прославлению его имени и к распространению св. веры. О том своем подставном государе наши сами [514] громко говорят, что он не Димитрий; русские — тоже, что не тот; но, не имея другого лица, наши держатся его, чтобы добиться уплаты за выслуженное время, а несчастные русские, боясь тиранства Шуйского, рады быть, при ком угодно, лишь бы спасти свою жизнь. Особенно удивительно вот что: наши, зная, что он — не тот Димитрий, за какого они выдают его и, что еще хуже, зная, что он человек ничтожный, необразованный, без чести и совести, страшный хульник, пьяница, развратник, что он ни сам не придумает ничего дельного, ни советов не принимает, не бывает ни на каком богослужении, о поляках или, как они говорят, о Литве, ничего хорошего не думает и не говорит, и, если бы имел силу и возможность, то всех их истребил бы, относятся однако к нему с уважением, хотя, какое это уважение, убереги Бог от такого уважения. Так, недавно князь Рожинский в его присутствии ударил по щеке и бил [515] палкой Вишневецкого, которого Димитрий очень любит. В то же время г. Тышкевич... Другой на месте этого царя, при первой возможности, бежал бы, и он действительно думает об этом, но его стерегут. Решительно можно сказать, что они держатся имени Димитрия, а не человека.

12. Русские со стен крепости кричали, что желают вести переговоры, но видно, они при этом дожидались [испугались?] старших, потому что сейчас же замолкли; сказали однако, чтобы мы подождали до ночи. В следствие этого гетман поспешил в шанцы и до поздней ночи дожидался, но со стен больше не отзывались.

13.—14. Из крепости передался один русский, который говорит, что в крепости и в войске большой голод, что он решился лучше передаться, нежели умирать в крепости с голоду. [516]

15. Дано знать, что ложный Димитрий, заметив, что польские люди [в его войске] готовы вступить в соглашение с послами его королевского величества и заключить в скором времени договор с ними, бросил царские регалии и жену и бежал из лагеря в Калугу 6 января, под вечер, после того, как протрубили пароль.

16. Русские, заметив мины, которые наши давно уже вели, чтобы взорвать стены порохом (если об них до сих пор не упоминалось вовсе в этом дневнике, то это происходило не от незнания, но для того, чтобы более секретные стратегические дела не получили огласки.), начали из своих мин, которыми они окружили несколько башен и частей стены, начиная, от внешних ворот, у которых сбита верхняя чисть, и вверх к горе, рыться к тому месту [где были наши мины] и, встретившись в подкопе [517] Шембека с нашими, обе стороны стали стрелять одни в других. Наши показали великое мужество и подвергали себя великой опасности; но так как русские подрылись в бок нашей мины, то не сделали нашим никакого вреда ни пищалями, ни мортирой, которую зарядили огромным каменным ядром и кусками железа и камней. Наши тоже только 4 из них ранили.

17. Несколько бояр из Дорогобужской волости ударили челом его королевскому величеству и просили, чтобы и другим дозволено было прийти. Одному из них приказано ехать за теми, которые на имя царя пошли к Калуге, и привести их к крестному целованию на имя короля. Старшим над теми русскими, кажется, один из Шаховских и Кернозицкий.

18. В то отверстие подкопа, где наши дрались с русскими, наши вложили взрывной заряд и ночью [518] зажгли его, желая взорвать стену и русских, но порох не мог произвести своего действия, потому что отверстие не тщательно было заделано с нашей стороны, и порох мог устремиться и вперед и назад; несмотря на то, порох задушил 16 русских в их подкопе.

19. Русские с своей стороны подложили в одно отверстие, которое служило отводом из нашего подкопа, чтобы не задохнуться, какое-то количество пороху, зашитого с смрадными составами в кожу, и, вероятно, наделали бы нам не мало вреда, но наши, бросив ту мину, так как русские заметили ее, спустились ниже с целью передушить русских. Поэтому наши не подверглись от того взрыва никакому вреду.

20. Г. Добек, ездивший впереди послов к тому войску, приехал назад от послов с известием, что послы возвращаются и, что к королю идут послы от того [519] войска — от поляков и от русских. Он возбудил сильную надежду на то, что счастливо начатые дела придут к хорошему окончанию, чему, он и сам много содействовал, вращаясь между рыцарством.

21. Прибыл Велижский староста и... [пропуск] в русскую землю, чтобы унять кровопролитие и установить по всей земли мир, что желает посадить королевича на московском престоле, при чем называл его своим государем и благодарил Бога, что дал им столь великого государя и что царское имя опять засияло. Русские просят, чтобы казаки и другие польские люди не глумились над ними, чтобы король объявил, что они могут безопасно придти к нему и чтобы прислал к границе Белой приставов, с которыми бы можно было безопасно приходить к нему. Он обещал потянуть за [520] собою к королю многих бояр, которые искренно будут служить ему. Он получил подлежащий ответ и универсалы с объявлением королевской милости; назначены также и лица, которые бы могли приводить [к королю] тех людей.

22. Co стен крепости спустился один русский, вынужденный к этому голодом. Наши взяли его в шанцы едва живого. Когда он пришел в себя, то сказал, что в крепости в простом народе сильный голод и что множество людей умерло от голода и разных болезней.

23. Тишина.

24. Пришло известие, что [Шведский король] Карл разбит параличом и что все управление в руках старшего его сына. Он приказал объявить бесчестным Мансфельда за то, будто бы он был в [521] соглашении с литовским гетманом и потому проиграл сражение. [Он] послал в Эстонию несколько солдат, чтобы они схватили Мансфельда; но все это делалось для того лишь, чтобы уклониться от уплаты денег Мансфельду, который распустил все свое войско. Эти военные послали в Ревель к комиссарам за деньгами, но комиссары сказали, что не здесь место для уплаты, а в Швеции. Взволнованные этим они жестоко разорили волости всех неосторожных и не имевших средств к защите.

25. Приехали от того войска [самозванца] князь Збаражский, гг. Скумин, Домарацкий, а уже вечером Людовик Вайер. Они так рассказывают ряд своих трудов и стараний: прежде всего, во все то время, пока тот ложный Димитрий не бежал (а может быть он [522] спрятался), [тушинцы] занимали их спорами и пирами, а когда он бежал 15 января, в то время, как трубили пароль, то [тушинцы] во время смятения разнесли все царские украшения, — уносили, кто что мог, при чем досталось некоторым богатым боярам. 17 января они составили коло недалеко от помещения князя Збаражского, где делали разные нападки, то на князя Рожинского, за то что он своим пьянством отпугнул его [самозванца], то на гг. послов, что они были причиной его бегства. Все люди гг. послов, как пехота, так и конница, стояли под ружьем, потому что те то и дело кидались искать Димитрия в их возах из под казны и денег от короля. Так продолжалось до вечера. Только уже после многих споров г. Бучинский добился, что его стали слушать и стал нападать на тех, [523] которые поднимали бунты, — это пахолики, портные, сапожники, забравшиеся на службу в число товарищей, а таких там не мало. В этом помогли Бучинскому Андрей Млоцкий, г. Яйковский и многие другие. Затем они распустили коло и на следующий день составили новое подле лагеря. Там князь Рожинский оправдывал себя, а гг. послы, чтобы не испытывать больше презрительного обращения с ними, стали собираться в путь. Те, заметив это, стали вести себя смирнее и послали к послам просить, чтобы остались три дня, и обещали дать королю хороший ответ. Послы легко дали убедить себя. И быстрые сборы они делали лишь для виду, потому что эти, столь почтенные люди, избранные королем для этого дела, видели, что в подобных обстоятельствах не следует из-за этого уезжать, а нужно думать о более важных делах. Между тем, с послами стали [524] беседовать русские и явно начали высказывать свою расположенность к королю. Увидев это, послы просили русских собраться в круг. Это охотно сделали патриарх с духовенством, Заруцкий с своими военными и Солтыков с думными боярами и дворянами. На этом совещании хотел быть тоже и князь Касимовский. Сюда пришли гг. послы. Они и в инструкции имели на это полномочие и имели особые грамоты, писанные по-русски и с подписью короля, в которых объявлялась этим людям [русским] милость короля. Перемышльский кастелян сказал от имени послов прекрасную и довольно обширную речь, в которой доказывал, что король пришел сюда [в Россию] не для того, чтобы разрушать их законы и веру и не для погибели этого народа, а для того, чтобы остановить пролитие христианской крови и поддержать эти государства и русский народ. Поэтому, если они не [525] хотят пренебрегать божиею милостию и покровительством короля, то так как у них прекратился царский род, король готов взять их под свою защиту и освободить их от рабства у тех тиранов, которые помимо всех прав и правды вторгаются на их престол. Русские сильно радовались и много плакали. Начиная с патриарха, [все] с благодарностию слушали эту речь, с благодарностию приняли [грамоты], целовали подпись короля, хвалили речь-посполитую [и прославляли Бога], что послал им время замирения. Они сейчас же вступили в конфедерацию [договор] с польским войском не разлучаться и не передаваться ни на сторону вора, так как он бежал, ни на сторону Шуйского и его братьев, а частным образом многие из них целовали крест на имя короля. Войско тоже возвратилось к благоразумию, — все обещают быть верными и доброжелательными его [526] королевскому величеству и отправляют к королю послов с некоторыми требованиями.

Между тем, тот человек [самозванец] отозвался из Калуги и к царице, извещая ее, что уехал на охоту, и к другим, тайно посредством писем заявляя желание возвратиться, если поляки обяжут себя новою присягой, а изменившие русские будут казнены смертью. Эти письма разносил Казимирский и некоторые из них уже пораздавал. Это заметили, закричали идти в коло, обязали Казимирского клятвой [не делать этого], отняли у него нерозданные письма и издали приказ, что если кто не возвратит их и не принесет в коло, а это легко будет узнать, потому что Казимирский должен будет сказать [кому роздал их], то будет казнен жестокою смертию. Сейчас же эти письма были принесены и брошены в огонь, а Казимирскому объявлено, что он будет казнен [527] смертию, если впредь будет тревожить и волновать войско. Затем царица прислала просьбу, чтобы ей дозволили уехать к мужу. Ей это дозволили, но под страхом смерти запретили кому либо двинуться от войска с знаменем. Царица сейчас одумалась и просила, чтобы ей дозволили жить в Можайске до тех пор, пока не придет король. Ей и этого не дозволили, опасаясь, как бы не пришел к ней тот обманщик, (у него после его побега нашли талмуд). Итак, поляки и русские отправляют [к королю] послов с своими требованиями. Посылает [посла] и царица, которая все права свои вверяет вниманию, рассуждению и совести его королевского величества. Требования наших [Тушинцев?] суровы, но их можно будет умерить (Прибывшие к Сигизмунду под Смоленск русские и во главе их Салтыковы поименованы в грамоте Сигизмунда — Собр. госуд. грам. и договор. т. 2, № 208). В виду того, что войско разделилось и в виду усиления Скопина нельзя было иначе [528] поступать, но есть надежда и средства [иначе устроить дело], а те подонки [негодных людей], которые теперь заправляют делами, можно будет уничтожить.

26. Ничего не было.

27. Русские, заметив, что мы ведем другой подкоп, стали рыться против нас и, встретившись, обе стороны долго перестреливались из ружей, пока русские не заделали дыры мешками, наполненными песком; однако они выстрелили из мортиры и пустили одно ядро и много картечи, но так как их мина приходилась в бок нашей, то они не могли причинить нашим вреда, — вся сила выстрела ударилась в землю. Бросили они также три ядра, заправленные составом с страшным смрадом. Чтобы не дать этим ядрам воспламениться, один гайдук с великою опасностью жизни — забросал их землей. [529] Затем их вынесли из подкопа и одну из них разрубили. Она была наполнена селитрой, порохом, серой, водкой и другими заразительными веществами. Когда их зажгли, то никто не мог вынести их запаха.

28. Прибыли в лагерь послы от русского войска, стоявшего с обманщиком под Москвой. Король принял их с честию. Встречали их старосты — Белокаменецкий и Слонимский; перед ними ехали: пять хоругвей запорожских казаков, не мало гусар и множество простых людей с дворянами короля. Послы были одеты богато, на хороших татарских лошадях. Из крепости сильно стреляли и из порядочных орудий, но эти выстрелы не сделали большого вреда нашим, — убит был один запорожский казак.

Ночью тоже была сильная пальба [530] из крепости. Того же дня Пуцкий староста подложил порох под русскую мину. Заряд хорошо подействовал и должно быть причинил не малый вред.

29. Пришло известие, что из Серпухова, где г. Млоцкий имел свой полк, ушли Донцы. Млоцкий, желая привести их опять на сторону обманщика, так как они обещали верность ему прежде, а не королю, привел их к присяге. Наши не имея терпения [дожидаться, пока те принесут присягу?], напали на них, оставив при своих возах и вещах немного прислуги. Когда они гонялись в поле [за казаками, в Серпухове] мир перебил и растерзал [наших] оставшихся в городе. После этого, [наши], побив донских казаков, вместо Серпухова, поворотили к Брянску и овладели Боровском.

30. Приехали к его величеству послы от польского рыцарства, [531] находящегося под Москвой: гг. Храслинский, Стаборовский, Яйковский, Стравинский, Войцковский, Дворжицкий, Павловский и Пепловский.

31. Русские послы были приняты королем после обедни, при чем присутствовало много сенаторов и военных из рыцарства. Старший Солтыков, как первый посол, поцеловал [руку] короля и сказал краткую речь. В ней он сказал, что русский народ доброжелателен и расположен к королю, что русские благодарны за ту милость, которую король объявил им в своей грамоте и его послы в их посольских речах, и что они желают ему не только доброго здоровия, но и счастливого окончания счастливо начатого предприятия. После него сын его Иван Солтыков ударил королю челом от имени русского патриарха Филарета и всего духовенства и благодарил короля за то, что, видя великое [532] смятение между всеми людьми Московского государства, обеднение и запустошение земли, король, как христианский государь, скорбит об этом, и желает, чтобы его промышлением, при божией милости, Московское государство было, как прежде, в тишине и мире. Затем он читал грамоту, — перечислял по порядку тех московских государей, которые по прекращении действительных [московских] государей, бесправно врывались на [русский] престол. При этом он бил челом от имени думных бояр, окольничьих дворян [бояр], думных дьяков, стольников, чашников и всякого звания людей и желал ему всякого благополучия. Заявил он и то, что русские желают видеть государем на Московском государстве и на всех великих государствах Русского царства королевича, если король сохранит им в целости, ненарушимо апостольскую их [533] церковь и греческую веру и никому не подчинить их, если король не только ни в чем не нарушит давних прав и вольностей русского народа, но еще увеличит права и пожалует новые вольности, каких до того времени не было в Московском государстве. Старший Солтыков повторил с плачем просьбу, чтобы король сохранил им в целости обряды их веры и ни в чем не нарушал их. Затем он просил как можно скорее назначить сенаторов для переговоров, которые они будут вести не только от своего имени, но имеют поручение вести их от имени всех русских, — как тех, которые находятся под столицей [Москвой], так и тех, которые в столице.

Канцлер великого княжества литовского ответил им, что король милостиво принимает доброжелательство и расположение к нему, обещает ни в чем [не нарушать [534] прав] их совести и веры, и все дело отлагает до совместного обсуждения его ими с сенаторами. Через полчаса справляли посольство послы от польского рыцарства, — г. Хрослинский от имени рыцарства, находящегося под столицей, а г. Стравинский от имени г. Сапеги и рыцарства из-под Троицы. Они заявили искреннюю свою верность королю и говорили, что хотят служить и жертвовать своим здоровьем своему королю и своему отечеству, а не человеку из чужого народа. Затем [они] подали на бумаге изложение своих требований.

Подканцлер королевства от имени короля благодарил их за выражение преданности и сказал, что ответ касательно их дел и требований дан будет после совещания с ними.

Февраль.

1. Все сенаторы имели частное [535] совещание у подканцлера королевства.

2. Была частая стрельба из пушек.

3. Ничего не было.

4. Русские подвели заряд в бок Шембекова подкопа, который хорошо подействовал, потому что большая часть подкопа завалена была землей, которая засыпала было и Шембека и 6 гайдуков; но так как у Шембека была свободна правая рука, то он отрыл себя и, добыв саблю, проделал себе отверстие и вылез в третьем часу ночи, хотя затем подвергся великой опасности, потому что русские пустили за ним много выстрелов, пока он добежал до шанцев, а он у нас четвертый минер [?].

5. Ничего не было.

6. Г. Шембек, желая отплатить русским за посрамление, которому они его подвергли, завалив его подкоп, подвел заряд под их мину. [536] Заряд хорошо подействовал, потому что и мину вырвал и задушил несколько десятков русских вместе с их мастером.

7. Король устроил пир тем русским, которые приехали в посольстве. Угощали их пышно к великому их удовольствию.

8. Поймали 5 русских, пробиравшихся в одежде нищих в крепость с письмами от Шуйского. Он просит всеми святыми и убеждает, чтобы русские не сдавали королю крепости, а пребыли верными чести и присяге, и обещает прислать вскоре сильное войско для отражения [поляков].

9. Один боярин передался из крепости и говорит, что народ там терпит великое бедствие; сказал он еще, что порох, подведенный под русскую мину, вырвал мину и задушил несколько десятков людей, а мастера их убил [537] их же заряд, когда он подводил его под мину Шембека.

10. Частая пальба.

11. Из крепости передался один русский, который тоже говорит, что и прежде передавшийся; сказал он еще кроме того, что воевода, заметив, что Афанасий по стенам что-то устрояет в пользу короля, приказал бросить его в тюрьму.

12. Получено известие от Млоцкого из Серпухова. Когда он ехал из лагеря и остановился в Боровске, чтобы дать отдохнуть лошадям, то встретил отряд своих товарищей. Он [с ними] повернул назад и тайно подошел к Серпухову. Напал он на русских на рассвете. Сойдя с коней, они пошли брать приступом палисадник; без малейшей потери Млоцкий овладел городом и сжег его совершенно. Сгорело множество людей и не мало перебито из тех, которые уходили в крепость. Вдруг [538] он получил известие, что Боровск а также и монастырь, который очень укреплен, намерены передаться Шуйскому. Млоцкий все бросил и день и ночь бежал назад. Вот что он нашел: монахи, снесшись с Шуйским, впустили в свой монастырь 600 стрельцов. Некоторые из этих военных, не думая, чтобы Млоцкий мог так скоро приехать из-под Серпухова, и желая захватить крепость [Боровск], уже пошли было брать ее, но так случилось, что они вступали в город с одной стороны, а Млоцкий с другой. Как скоро они его заметили, то стали сейчас же уходить в монастырь. Млоцкий, догоняя их, захватил часть их. Поэтому он сильно просит короля прислать вспомогательное войско, как можно, скорее.

13. Пришло известие, что Сапега, стесненный Скопиным в продовольствии и воде, отступил от [539] Троицы на 6 миль — в Дмитров, где оставив тяжести, соединился с Лисовским и зашел в тыл Скопину с намерением попробовать побить его с этой стороны.

14. Русские подвели порох под третью [нашу] мину, которую вел один француз из отряда Пуцкого старосты. Порох такое имел действие, что засыпал мину и выбросил француза выше стен [крепости], но он упал на снег и остался жив. Ночью сгорело несколько домов, от чего, неизвестно.

15. У гетмана было совещание о том, как бы смягчить условия и требования рыцарства того войска [тушинского], но так как послы от этого войска имели ограниченную власть вести переговоры, то напрасно было заключать с ними какой либо договор. Между тем, эти послы пришли к русским боярам и стали угрожать им и обещали отомстить, если не [540] получат от короля благополучного ответа.

16. Собрались к подканцлеру королевства русские [послы] и гг. сенаторы. Русские, передав сенаторам, что против них враждуют [польские] послы [от войска самозванца], просили, чтобы король дал этим послам милостивый ответ. Сенаторы охотно согласились сделать это.

17. Было тайное совещание. Того же дня [представлялся королю] персидский посол, который перед тем прибыл с посольством и въехал в королевский лагерь.

18. Приехали к королю Шаховские, заявили ему свое верноподданничество и преданность и просили дать им в государи королевича. Вместе с ними есть один боярин, который был воеводой в Белой. Будучи в нашем лагере под Белой, он убеждал русских, сидящих в крепости, сдаться и припоминал им, что когда [541] он был у них воеводой, то они за одно с ним желали иметь государем королевича. Но они ему ничего не ответили. Потом в другой день один казак подъехал к крепости и к нему вышло несколько знатнейших русских и в числе их незаметно воевода. Когда там шел разговор и русские уже склонялись вступить [с поляками] в переговоры, другой казак, в пьяном виде, прибежал и убил одного из русских, после чего обе стороны разошлись, не кончив дела. Г. гетман послал сказать Велижскому старосте, чтобы приказал отрубить голову на глазах у русских казаку, убившему русского, чтобы этим склонить их вступить в какие-нибудь переговоры. К Велижскому старосте прибыло 2,000 запорожских казаков, недавно пришедших из Украины, с которыми [наши] хотят и задумывают попробовать счастья, если бы русские, [542] сидящие в крепости, не согласились вести переговоров.

19. Тишина.

20. Утром, отправлены и русские, и польские послы от рыцарства, находящегося под Москвой. Им объявлены совершенное благорасположение и милость короля, а на условия и требования их дан письменный ответ (Грамота Салтыкову с товарищами напечатана в Сборн. Муханова № 104; ответ польским послам от тушинского войска см. выше стр. 166). В тоже время Шаховские заявили королю свою покорность и верноподданничество, отдали себя и все свои волости — Жаков, Ржев и Владимирския волости с несколькими крепостями под покровительство короля и просили, чтобы король послал кого либо туда взять присягу и вывести из этих волостей стоящих там казаков. Под вечер сенаторы имели частное совещание у подканцлера королевства.

21. Пришло известие, что несколько тысяч донцов взбунтовались в том войске [тушинском] и [543] хотели уйти в Калугу; но Заруцкий не хотел позволить им этого, поэтому дошло до драки и казаки начали было брать верх над Заруцким, но ему помог князь Рожинский и без большого вреда для наших они так были побиты, что немногие из них ушли, которых затем Млоцкий на пути побил на голову.

22. Из крепости очень часто палили в стан литовского канцлера, но без вреда для наших.

23. Прибыло к королю несколько послов от запорожских казаков, которые дали знать, что прибыло на службу короля 7,000 отборнейших казаков и что они желают быть под властию и знаменем короля. Казаки были приняты милостиво, и одна часть их направлена к Рославлю под начальством г. Богашовского, а другая под начальством г. Запорского послана к Брянску заступить обманщику [544] [самозванцу] дорогу в Северскую землю.

24. Ничего не случилось.

25. Русские кончили пальбу в стан гетмана, — убили в комнате одного гайдука, а другого ранили. Гг. сенаторы имели у подканцлера королевства частное совещание с русскими [послами] и на этом совещании обещали, что Брацлавский воевода отправится к их столице на помощь и русским и нашим. Русские [послы] были этому очень рады.

26. Послан к запорожским казакам г. Запорский, и ему поручено взять их под свое начальство и постараться захватить какой либо [русский] город или крепость.

27. Гг. сенаторы отпустили частным образом послов от того войска [тушинского], обещая послать [к нему с частию войска Брацлавского воеводу, с которым должны были отправиться и те русские, которые прибыли к королю. К Филарету и к боярам сенаторы [?] послали сказать, что [545] послы [тушинские] возвращаются [от короля] с милостию и хорошим делом. Того же дня приехал к королю полковник того [тушинского] войска Андрей Млоцкий, который говорит, что должен был выйти из Брянска по недостатку продовольствия, что на Брянск пришло на лыжах 2,000 людей Шуйского, чтобы захватить его, но он — Млоцкий дал им битву; однако, не имея возможности по причине больших снегов прорвать их табора, должен был поворотить к Можайску и расположил там свой полк. Он был милостиво принят королем и подучил в подарок коня и 1000 злотых.

28. Русские из крепости производили сильную и частую пальбу в [наш] лагерь, но без всякого вреда [нам.]