Август.

1 числа. Начали стрелять в две круглые башни, ближайшие к разбитой четвероугольной башне. Того же дня, по просьбе русских, Велижский староста отправился к крепости для переговоров, но так как уже приближался вечер, то отложили переговоры до следующего дня.

2. Приехал от г. гетмана Срединский с несколькими московскими боярами и привез известие, что [642] [в Москве] думные бояре и весь мир 27 июля пришли в крепость [Кремль] к князю Василию Шуйскому, взяли его, отвели в старый его двор и отдали под стражу князьям Лыкову и Нагому. Схватили также и отдали под стражу братьев его Димитрия и Ивана Шуйских и вернейших его любимцев, и все поклялись не принимать на царство вора, называющего себя Димитрием, а напротив биться с ним. И действительно, когда этот самозванец подошел к Москве 25 июля и, остановившись на Коломенской дороге, хотел силою ворваться в столицу, то русские дали ему хороший отпор. Все желают королевича. Потом, 28 июля по просьбе бояр и всех сословий князь Василий Шуйский постригся в монахи. После того, бояре вверили управление всем государством князю Феодору Ивановичу Мстиславскому с товарищами, с которыми г. гетман уже сносится и 30 июля уже [643] двинул свое войско к столице, чтобы и с боярами кончить переговоры и уничтожить самозванца, если бы он осмелился оспаривать у короля счастье. Сами бояре просят гетмана об этом. Г. Гонсевский передал это известие в крепость, но русские не хотели ни верить этому, ни вступать в переговоры. Наши в знак торжества ударили в барабаны, затрубили в трубы, стреляли из мушкетов и орудий, — стреляли однако в круглые башни, из которых русские нам вредили, и [наши] сбили боковые бойницы.

3. [Наши] стреляли в башни, а русские, так же, как и наши, не переставали делать военные хитрости. Мину, которую вел Апельман к их подкопу, в который они тоже подвели заряд, они взорвали, с малым, впрочем, для наших уроном, — погибло только 15 русских хлопов и 3 венгерца. Того же дня [644] к вечеру наши сделали в башнях значительные проломы; но русские крепко заделали их изнутри, а против разбитой средней башни и разбитой стены, на пространстве от одной малой башни до другой, возобновили находящийся там старый вал и обделали землю вышиной в две сажени, поставили на валу деревянные, насыпанные землей срубы и в них в середине поставили несколько больших пушек, а по бокам поставили четыре меньших, заряженных картечью, дабы со всех сторон поражать наших, если бы наши стали занимать крепость через проломы или через среднюю башню.

4. Брацлавский воевода приказал войску быть готовым к приступу. Разрушив ядрами три башни и часть стены и желая узнать, какое укрепление в башнях, гетман послал вперед несколько сот [645] венгерской пехоты, несколько сот немецкой и 1,000 казаков, и думал идти за ними на приступ, к чему явилось много охотников из рыцарства; но, удивительная вещь, едва войска начали стрелять и следовало наступать самому сильному отряду, как из маленькой тучи полился такой сильный дождь, что залил у обеих сторон порох и продолжался два часа, так что земля сделалась скользкою. И так, Господь Бог помешал приступу, к их ли или к нашей пользе, неизвестно. За два часа до приступа русские хотели вести переговоры, и литовский канцлер с подканцлером королевства подъезжали к стенам, но так как русские предлагали условие, чтобы мы возвратили войско в лагерь и прекратили пальбу, а войско, соскучившись, начало бунтоваться, то [646] нельзя было начать переговоров, а затем дождь все расстроил.

5. 6. 7. [Ничего не показано].

8. Ночью передалось двое боярских детей, которые показали следующее: многие бояре и многие из простого народа сильно желают сдаться королю; одни лишь купцы не хотят этого и хлопочут, чтобы осажденные не разъединялись, поэтому те не осмеливаются гласно заявить своего желания; они ожидают, когда с другой стороны будут устроены шанцы и сделан будет пролом; тогда желающие сдаться смелее восстанут против упорных. Говорят они также, что несколько десятков боярских детей знали об их намерении бежать из крепости и сами хотят бежать. Пробитый пролом сильно заделан и назначены все лучшие люди защищать это место. Выстроены три полка на месте [предполагаемой] [647] битвы и, если один будет разбит, то наступит второй, а затем третий. В полку по 300 человек с ручным оружием, не считая пушкарей. На этой стороне пролома, с правой и с левой стороны русские уничтожили насыпанные землей клети, потому что во время пальбы из [наших] пушек, куски от этих укреплений наносили вред людям. Если [наши] разобьют стены до окошек, то люди, находящиеся теперь на стене, станут в шанцах, устроенных на старом вале, и будут стрелять в тех из наших, которые влезут на стену: поэтому если приступ будет сделан на одно место, у пролома, то осажденные могут защищаться и дать отпор. Чтобы пробраться к отверстиям у зубцов в пробитых башнях, нужны лестницы вышиной в полтора человека. Причиною того, что недавно расстроился приступ, был дождь. Когда у осаждаемых, находившихся на глазисе, [648] не достало камней, то они сбежали за ними вниз; в это время купцы стали уходить и от вала и от стены. Осажденные хотят просить [дать им] на Москву королевича.

9. 10. 11. 12. [Ничего не показано].

13. От г. гетмана получены следующие известия; 3 августа он остановился с войском его королевского величества за милю от столичного города Москвы и когда появилась [у Москвы] наша передовая стража, то русская стража, приняв нас за войско самозванца, стала перестреливаться; но когда узнала, что это — войско короля, то стала смело здороваться с нашими. Подъехали затем Иван Солтыков, Валуев и другие бояре, находящиеся при г. гетмане, и начали с теми русскими разговаривать, здороваясь и со слезами обнимая друг друга, но их разговор был прерван приближавшимся к Москве войском самозванца, которое, ожидая прихода, г. гетмана, зажгло [649] с другой стороны города, в предместии кирпичный завод и некоторые другие строения, но русские дали ему хороший отпор. Вдруг прилетел от князя Мстиславского, Феодор Телушкин и сказал, что Мстиславский хотел было вести переговоры с г. гетманом о хорошем деле, но так как к столице подступили люди вора, то он принужден был приказать войску идти сражаться с ними; при этом он просил гетмана помочь им побить вора, и по крайней мере, чтобы со стороны королевского войска не было препятствия, если они направят свое войско против вора. Далее, он просил гетмана послат к Сапеге, чтобы перестал подъезжать под Москву и жечь. Гетман отпустил этого боярского сына с ответом, что пошлет сказать Сапеге, чтобы держал себя мирно, а о хорошем деле гетман рад сноситься с князем Мстиславским и с другими боярами. Касательно того, чтобы [650] подать помощь, гетманъ сказал, что когда они кончат это хорошее дело, то он готов будет защищать их королевским войском и от вора и от всякого другого неприятеля.

14. Приехали к королю послы от войска самозванца — гг. Быкинский, Казимирский, Яниковский, Улик.

15. 16. 17. 18. [Ничего не показано].

19. Желая действительным образом подвинуть дело осады Смоленска, Брацлавский воевода решился попытать счастья на приступе. [654] Поэтому он собрал в коло всех ротмистров, где все они заявили готовность [идти на приступ], кроме некоторых ротмистров придворных хоругвей, и подписали свои имена на бумаге. Между тем [в войске] стали приготовлять снаряды для приступа с тем, чтобы с рассветом начать дело.

20. Но когда пришло время [идти на приступ], то во многих ротах взбунтовались товарищи, и не хотели сойти с коней, недовольные тем, что их наперед не попросили [идти на приступ]. Сначала Брацлавский воевода послал просить их, чтобы помогли другим и шли вместе с ними. К ним выехал Литовский маршал и от имени короля высказал им желание, чтобы они не давали собою дурного примера потомству и неприятелю случая порадоваться. Потом от воеводы приехали Литовский писарь Скумин и [655] Каменецкий подсудок Горский и упрашивали их. Но ничто не действовало на рыцарство. Наконец, сам Брацлавский воевода с сенаторами стал ездить от одной роты к другой и умолять всеми святыми, чтобы уважили волю короля и настоятельную нужду. Столь сильные и настойчивые убеждения победили наконец упорство и рыцарство сошло с коней и пошло к шанцам, но так как уже было позднее время и неприятель был на стороже, то пришлось оставить дело и потерять этот день. Не хотели сойти с коней следующие роты: князя кастеляна Краковского, г. подскарбия королевства, г. Сандецкого старосты, г. Словинского старосты, князя Корецкого, Яна Потоцкого, Николая Потоцкого, г. Снопковского, г. Хосцкого, г. Горецкого, г. Коссовского; но сами ротмистры готовы были идти на приступ и много помогли [656] г. воеводе убедить рыцарство сойти с коней. Целый тот день рыцарство не выходило из шанцев. Когда наступила ночь, то до самого утра приготовляли лестницы, полотно, мешки, наполненные мхом, и другие снаряды для приступа.

21. Каленик, гетман запорожских казаков привел их к башне и мужественно вступил в бой; там казаки долго, больше часу перестреливались) с осажденными, а немецкая и венгерская пехота перестреливалась до тех пор, пока уже совсем не рассвело. Но так как им не было возможности [ворваться в крепость], потому что осажденные то побивали их камнями, то засыпали им глаза песком, то [поражали] частыми ружейными выстрелами и ядрами из орудий и вообще так защищались, что показали такую же доблесть в защите, какую наши показывали в [657] нападении, то, чтобы подвинуть дело, пришлось наступать гусарам, которых, — а именно: гусар Брацлавского воеводы привел Хмельницкий староста г. Струсь, а полком их управлял г. маршал. Все бросились с такою отвагой, какой требовали самое дело и их доблесть; но когда подошли ко рву, который был и глубок и широк, то должны были отступить, потому что трудно было перепрыгнуть через него. Бросились другой раз пробовать счастья, но должны были опять отступить от широкого и глубокого рва, ничего не сделав, и не без вреда для себя (В рукописи (стр. 80—82) следует список убитых (около 178) и раненных (около 642). Некоторые имена обозначены не точно, убит ли или ранен).

22. Отпущены послы, приходившие от гетмана и от рыцарства. В тот же день справляли посольство послы от войска самозванца и подали на бумаге свои условия (См. "Дневник" Иосифа Будило стр. 202 и 213).

23. Литовский референдарий [658] Гонсевский отправился в столицу с известным поручением от короля.

24. Отпущен посол Валахского господаря.

25. Отпущен посол Молдавского господаря.

26. 27. [Ничего не показано].

28. Гетман прислал королю такое известие: все последнее время — с того дня, как гетман пришел под Москву и до 18 августа, ушло на переговоры и объяснения с боярами. Два раза гетман выезжал к ним в поле, а также выезжали: князь Мстиславский, князь Василий Голицын, Феодор Шереметев, князь Данило Мезецкий, канцлер Телепнев, дьяк Луговской и многие другие от всех сословий. Они объявили от имени всего Московского царства, что хотят целовать крест на имя его милости королевича, только бы гетман целовал крест на поданные ими условия, но [659] так как в этих условиях было много вещей несправедливых и невозможных, то гетман отклонял их от себя тем, что предложил им отправить послов к королю из среды более знатных людей и дать им совершенное полномочие договариваться и заключать договор; затем, русские не успев вынудить у гетмана согласия ни на какие другие условия сверх тех, на которые король соизволил боярам под Смоленском, обещали сообщить окончательное свое решение 19 августа. Во все это время русские, вопреки своему обычаю, относились дружественно к людям короля, но, что еще важнее, по просьбе гетмана они согласились выпустить всех пленных, бывших в заточении, а их несколько сот. Между войском самозванца и жителями города бывают частые стычки, потому что самозванец, чтобы стращать их, посылает к городу [660] войско поджигать, и едва ли не успел бы в этом, если бы не защитил жителей Иван Солтыков теми русскими, которые находятся при королевском войске. Бояре были этим весьма довольны и торжественно благодарили гетмана за помощь, и он этим снискал великую расположенность к королю и бояр и простого народа.

29. [Ничего не показано].

30. Приехал к королю посол от Лотарингского князя.

31. [Ничего не показано].

Сентябрь.

1 числа. Посол Лотарингского князя имел аудиенцию у короля. Того же дня приехали двое боярских детей, выехавших из лагеря гетмана 28 августа, и привезли известие, что 27 августа бояре целовали крест, именно: князь Феодор Мстиславский, князь Василий Голицын, Феодор Шереметев [661] князь Данило Мезецкий, думный дьяк, князь Василий Палицын [?], Михаило Луговской, а князь Иван Куракин и князь Андрей Голицын остались [в городе] оберегать крепость, потому что, когда бояре выезжают на переговоры, то обыкновенно вор наступает [на город]. Говорят они еще, что гетман не раз съезжался с боярами, а когда последний раз съезжался, то послал с оружием в Московский город Ивана Солтыкова, Григория Валуева, наших человек до 20, и там на крыльце между переднею палатою и большою они читали [договорную] запись. Запись эта всем понравилась; только касательно некоторых пунктов существует разногласие, которое русские улаживают с гетманом и отправляют [собираются отправить] к королю послов (См. Записки Жолкевского стр. 73—79 и 86--88. Договорные грамоты и наказы касательно избрания Владислава см. Собр. госуд. грам. и догов, т. 2, № 199, 200, 201, 203, 205 и 206. Договор Салтыкова с Сигизмундом см. Записки Жолкевского приложение № 20). Самозванец сжег под Москвою много слобод, именно: Красное село, Данилов монастырь, Кожевную слободу и [662] Калунь [?], куда отправлены немцы.

2. Тишина.

3. Приехали к королю от войска, находящегося при гетмане, Молчанов и Соловицкий.

4. На другой день они были допущены к руке короля, давали от чет в своих действиях с того времени, как пошли от короля с гетманом, и известили, что идут к королю из столицы послы. Того же дня приехал в королевский лагерь Иерусалимский архимандрит с товарищем. Его 6 лет держали в Москве, а теперь с приходом гетмана [под столицу] он освобожден.

5. От гетмана получено известие, что уже кончены все переговоры между Московскими боярами и им. 26 августа, знатнейшие бояре собрались в палатках, а также он — гетман и ротмистры и все утвердили, а все прочие имели целовать крест в крепости в соборной [663] церкви. Послами назначены из столицы люди знатные: Василий Голицын, Феодор Шереметев, князь Данило Мезецкий, Телепнев и другие, около 100 человек, а от духовенства Ростовский митрополит Филарет. С тем же посланным от гетмана приехали трое бояр с посольством в Смоленск — с письменным и словесным приказанием воеводе от князя Мстиславского покориться и бить [королю] челом.

6. Этих бояр на другой день послали к крепости, но так как наши [они нашим?] не хотели дать заложников, то не пустили их в крепость.

7. На следующий день однако дозволено боярам без всяких условий идти в крепость, и осажденные, после того как приняли их, начали учтивее обходиться с нашими и делались менее и менее упорными. [664]

8. И действительно, на следующий день они отправили одного из этих бояр к королю с заявлением, что хотят отправить послов на переговоры. Им это дозволено и для переговоров назначено 20 [10?] сентября.

9. [Ничего не показано].

10. Явились из крепости 6 послов от всех сословий. Их прежде всего привели к гг. сенаторам и, когда оказалось, что их посольство не заключает в себе ничего оскорбительного, то они были допущены к королю, которого они, не указывая ни на какие обстоятельства, сильно просили прекратить пальбу и отвести войска. Ответ им отложен до следующего дня. Того же дня король отпустил посла князя Лотарингского.

11. Итак, на следующий день, гг. сенаторы собрались у коронного подкомория и туда приехали те послы из крепости за ответом. Там [665] Литовский канцлер упрекал их в жестокости и вероломстве, упрекал, что они жестоко и вероломно обходились не только с польскими людьми, но даже с самим королем, что они не только не уважали послов короля, но даже не хотели принимать их, пренебрегали письмами короля и здравыми его увещаниями, хотя должны были знать, что они с давних времен принадлежали к государствам короля и суть и были собственными подданными короля: поэтому им следует просить о помиловании, а не вымышлять таких вещей, о которых нельзя даже подумать, а не то чтобы их дозволить. Если они так сделают [будут просить о помиловании], то все сенаторы обещают ходатайствовать за них у короля, утолить его гнев и возвратить им его милость, обещая им при этом, что их вера и всякие имущества будут сохранены в целости. С таким [666] ответом они уехали в крепость.

12. [Ничего не показано].

13. Приехали из столицы несколько десятков русских с известием, что по причине дурных дорог и перевозов послы не могут приехать в скором времени.

14. Приехали опять [послы] из Смоленска и объявили, что они никак не хотят и не могут отложиться от столицы, потому что не имеют оттуда дозволения отложиться от жителей столицы и поддаться чужому государю. Поэтому [наши сенаторы] выбранили их больше прежнего и сказали им, дабы приезжали с лучшим делом, а о таких делах, с какими теперь приехали, пусть и не думают. Ночью того числа передались три боярина, которые сказали, что между осажденными великое разногласие. Бояре, которых есть 200, стрельцы, которых 12,000, духовенство и воевода стоят за то, чтобы сдаться на [667] имя короля и говорят, что им все равно — быть ли под властью короля, или его сына, лишь бы их оставили при их вере и правах; а посадские люди, т. е. купцы, в числе которых есть много зажиточных, богатых, никак не хотят отложиться от столицы, а желают целовать крест королевичу, как это сделала столица.

15. [Осажденные] собирались на общую думу, с которой прислали нашим известие, что завтра сам воевода выедет из крепости на переговоры с гг. сенаторами.

16. Из крепости вышли два боярина к Брацлавскому воеводе и просили дозволить завтра Смоленскому воеводе съехаться в поле с Литовским канцлером. Итак, с соизволения короля выехали в поле канцлер и Смоленский воевода с несколькими боярами. Воевода никак не соглашался отделиться [668] от главы — столицы и отложил окончательные переговоры до приезда великих послов, едущих к королю из столицы.

Того же дня получено известие из-под столицы от г. гетмана, что после того, как он заключил договор с Московскими боярами и учинено крестное целование, осталось затруднение только с самозванцем и его людьми. Этих последних гетман через послов убеждал, чтобы и сами они обратились к королю и своего государя склонили мягкими средствами, если это возможно, вверить себя милости и вниманию короля; но так как они оказались до того упорными, что никакие увещания не действовали на них, то гетман перестал сноситься с ними через послов и решился прибегнуть к крайним мерам. Спешив войско и оставив повозки, он пошел на [669] них и так скрыл свое намерение, что только в час после рассвета они увидели у своего лагеря в строю войско королевское, с которым соединились со всеми своими силами и бояре из города. Г. гетман послал г. Сапеге приглашение приехать к нему на переговоры. Сапега выехал с несколькими лицами, избранными депутатами от того войска. Переговоры между ними тянулись долго. Сапега и депутаты настаивали, чтобы их не устраняли от заслуженной награды и чтобы их государь, из-за которого они подъяли столько трудов и которому на конфедерации принесли присягу, что не отступят от него, был удовлетворен от короля каким-нибудь значительным уделом. Г. гетман обещал ходатайствовать обо всем этом перед королем, т. е. и за них и за их государя, чтобы ему [670] [был пожалован удел] в Литве или в Польше, если он вверит себя милости короля. Так как они удовлетворились этим обещанием, то гетман отвел назад свое и Московское войско. Все рыцарство, собравшись в коло, одобрило поступок Сапеги и послало к обманщику, находившемуся с своей государыней в трех милях, в одном монастыре, объявить, что если он не станет искать милости королевской и не пожелает удовольствоваться предложением гетмана, то оно не хочет помогать ему в его замыслах. Самозванец притворно показал, что доволен этим предложением, но думал другое и приготовлял все нужное к побегу. Уведомленный об этом гетман, снесся с боярами, двинулся с войском 6 сентября в час после заката с целью осадить его в том монастыре, проходил через [671] деревянные города и каменные крепости [через Москву?] со всем иноземным и казацким войском к Михайловской дороге, на которой его уже ожидали бояре из столицы. Когда уже войско шло вперед, а г. гетман разговаривал с боярами, в каком порядке и каким образом осаждать самозванца, прибежал один русский, пробравшийся из того монастыря и дал знать, что самозванец, предуведомленный, одним русским бежал, посадив на лошадей свою государыню и других женщин. После того, войска через город возвратились в лагерь, а бояре послали в те крепости, к которым он направился, грозное приказание сдаться на имя королевича и задержать этого франта.

18. [Ничего не показано].

19. Русские из крепости опять приехали с прежним поручением. Их еще сильнее выбранили и заключили условие лишь касательно пленных. [672]

20. [Ничего не показано].

21. Согласно договору из крепости выпустили всех [наших] пленных. Их было десяток с чем-то; остальные перемерли.

22. На следующий день передался боярский сын, бывший приставом Сединского, и сказал, что между боярами и воеводой [с одной стороны] и более богатыми купцами [с другой] великое разногласие.

23. Русские опять выехали на переговоры, но так как они не привезли ничего нового, то [наши] выбранили их и приказали им не. являться в лагерь с такими предложениями под угрозою лишения жизни.

26. Запорожские казаки, вышедшие было на поиски из королевского войска, разграбили Козельск и Мещерск, которыми овладели изгоном, и изрубив всех жителей, никому не давая пощады, возвратились в королевский лагерь с полоном [?] и большою добычею. [673]

27. После вышеупомянутых переговоров с Смольнянами, в одну ночь передалось из крепости разного звания 18 человек, которые сказали, что между стрельцами и боярами, желающими сдать крепость, не дожидаясь послов [из Москвы], и более достаточными мещанами, которые дожидаются послов, разъединение и несогласие.

28. Ночью передались 7 человек, которые говорят тоже, что и вышеупомянутые. Того же дня справляли перед королем свое посольство послы от Инфлянтского войска.

29. От гетмана из-под столицы получены известия. Думные бояре обещали гетману выдать королю всех Шуйских, но с тем условием, чтобы король не оказывал им никакой милости. Все имущество Шуйских взято в царскую казну. Львовский подстолий и г. Борковский пишут [?], что Шуйских так обобрали, что они едва остались в [674] платьях, которые на себе имели. Василия [Шуйского], бывшего царем, еще не решились выдать за границу и предоставить ему жить в чужих государствах. Димитрия и Ивана Шуйских советовали отправить в Польшу, чтобы этот род, замышлявший с давних времен много зла против государя, не произвел какого либо замешательства в государстве, но требовали от гетмана удостоверения, что король не будет жаловать Шуйских; в противном случае хотели перебить их. Жен их постригли в монашество. Для сдачи крепостей, именно: Пскова, Великих Лук, Торопца и других послали Григория Валуева и Ивана Солтыкова. Чтобы столица была спокойнее, сами бояре назначили местопребывание войску, бывшему при самозванце, в Северской земле. Послов своих они отправляют 21 сентября; с ними вместе отправляют и Шуйских. Одним [675] словом, с каждым днем они более и более привязываются к королю и к нашему народу.

30. Посланы в Смоленск королевские универсалы, чтобы не медлили с сдачей крепости, и если не сдадутся в течение трех дней, то все их имения будут розданы другим боярам, которые вверили себя милости короля, и потом уже не будет никакого помилования. Имения посадских людей тоже будут конфискованы и сами они будут казнены смертию.

Октябрь.

1 число [Ничего не показано].

2. Один русский, передавшийся из крепости, вынул из подкопов порох, подведенный осажденными под [наши] шанцы, а пороху было 7 больших возов. [676]

3. Русские зажгли порох в другом месте, и он взорвал часть шанцев, но не причинил никакого вреда людям, потому что они почувствовали его [?] и убежали.

16. [Ничего не показано].

5. Гонец от великих послов из столицы целовал руку короля и известил о послах. Того же дня прибыл к королю из столицы Молдавский воеводич, сын Александра Марция, который, путешествуя, зашел в Москву при Феодоре. Феодор, не желая выпустить его из своей земли, женил его на своей родственнице. Потом после убийства Димитрия он был осужден и сидел в Новгороде в заключении. Теперь, благодаря счастию короля, он вышел из заключения (В Никоновской летописи, т. 8, стр. 22, § 30, упоминается Степан Александрович Водоский воеводич). [677]

6. Послы от войска, перешедшего после бегства самозванца на сторону короля, справляли свое посольство. Они заявили желание, чтобы этому войску признаны были сполна выслуженные деньги и чтобы [по жалованию] оно было уравнено с полком г. Зборовского.

7. Г. Залесский вручал королю знамена, которые он с казаками взял в Почепове, избив русских.

8. 9. 10. 11. 12. 13. 14. 15. [Ничего не показано].

16. Гетман прислал из столицы известия. После того, как гетман заключил с боярами все условия, бывшее при самозванце войско препятствовало совершенному окончанию дела. Наконец, благодаря усердным убеждениям [678] Усвятского старосты Сапеги, оно 27 сентября двинулось по пути к Боровску, направляясь к Калуге. Сапега объявил, что если король ему поручит, то он будет стараться, если можно, мягкими средствами склонить того франта вверить себя милости короля, для каковой цели гетман послал в Калугу г. Валевского, которому поручил убеждать самозванца к этому; а если он станет упорствовать, то против него будут действовать оружием, для каковой цели гетман хочет назначить в помощь Сапеге сильный отряд из королевского войска. После того, как Сапега ушел с своим полком, бояре, видя непостоянство и изменчивость мира и народа, советовали гетману ввести [свое] войско в столицу; но когда Литовский [679] референдарий и Хмельницкий староста 27 сентября были в городе для распределения [войску] квартир и требовали, чтобы бояре, согласно условию, назначили к ним кого-либо [из русских] то один чернец ударил в колокол и сказал собравшемуся народу, что [поляки] направляются к городу. Бояре испугались и сейчас же пришли к гетману с просьбой приостановиться еще до третьего дня, пока они уничтожат козни Шуйских. Затем они выдали гетману троих Шуйских. Бывшего царя князя Василия гетман отослал в Осипов и поручил сторожить его Бартошу Руцкому, потому что об этом его просили сами бояре; князя Димитрия и князя Ивана он отослал с Невядомским в Белую. Касательно их бояре настойчиво просят, чтобы они не были допущены к королю и чтобы их держать в строгом заключении, и хотя не много не дошло до того, чтобы бояре их убили, но гетман, соображая, что столь [680] важные лица могут очень пригодиться королю, счел за лучшее сохранить им жизнь (См. Записки Жолкевского стр. 80 в прилож. 32, а также Сборн. Муханова № 108).

Патриарх однако не перестал, после) выдачи Шуйских, делать замешательство. Так, 10 октября, он собрал великое множество людей не столько из простого народа, сколько из дворян и служивых людей, и они с ним обсуждали, как бы нарушить крестное целование. Патриарх два раза посылал за боярами, чтобы они пришли к нему. Бояре отговаривались тем, что заняты государственным делом. Патриарх послал в третий раз с таким зaявлением, что если они не хотят придти к нему, то он придет к ним со всеми [собравшимися у него]. Бояре предупредили его [и пришли]. Там князь Мстиславский и другие, бывшие с ним, искренно держась принесенной присяги, дна часа всячески опровергали мятежнические их отзывы о гетмане и рыцарстве и давали суровые ответы на их речи, и так как главнейшею [681] причиною [волнения русских] было то, что гетман не отправляет против вора к Калуге никого, ни из полковников, ни из ротмистров, но ведет их в город, где жены и дети их — русских оставлены будут на глумление им, потому, что их самих всех высылают на службу, то Литовский референдарий Гонсевский, извещенный одним хорошим приятелем, что это именно и есть главнейшая причина волнения, и желая разрушить такое мнение и успокоить русских, послал к князю Мстиславскому князя Василия Черкасского и поручил ему сказать, что он [Гонсевский] послан к ним от гетмана с известием, кого гетман отправляет полковником над всем войском, [которое пойдет против самозванца] и что гетман хочет послать это войско завтра, если их войско будет готово [к походу]: поэтому просил. назначить место, где бы русские могли его [Гонсевского] выслушать. Это очень было выгодно всем, державшим сторону короля. Князь [682] Мстиславский сейчас же передал патриарху громко то, что прислал сказать Гонсевский и стал говорить, что гетман поступает с ними искренно, что сам народ причиною того, что до сих пор не выслано войско, потому что при таких мятежах русское войско не может собраться идти против вора, а гетман уже несколько дней готов к походу и только ожидает этого войска. Заявил он при этом, что никогда он [Мстиславский] не нарушал присяги, не изменял, что и теперь готов умереть за того, кому целовал крест. При этом патриарх и все другие замолкли. Расходясь, [бояре] сказали патриарху, чтобы смотрел за церковью, а в мирские дела не вмешивался, потому что никогда прежде не было того, чтобы попы управляли делами государственными. Затем бояре ушли в палаты, а за ними пошел и г. референдарий. Они были очень довольны его объяснением, которое сделано так кстати. 4-х мятежников они приказали посадить в тюрьму. [683]

На другой день все бояре вместе с теми [русскими], которые собирались у патриарха, приехали к гетману. Гетман оправдывал себя во всем и очищал от мнения, будто он сам желает быть царем и доказывал, что это напрасно взвели на него. Затем Солтыков с Шереметевым, Голицыным и Грамотиным попеременно объезжали этих мятежников, хорошо их побранили и сказали, чтобы впредь не поднимали подобных мятежей. Мятежники после того сознались, что виноваты, и просили гетмана и бояр простить их. Уладив это дело, гетман ввел в город часть войска, именно: весь полк г. Зборовского разместил в Белом городе перед самою крепостью, по дворам посольским, Вильчковым [?] и другим; полк г. Казановского перед Троицкими [?] крепостными воротами во дворах Димитрия и [684] Ивана Шуйских и других бояр; в крепости поместился сам гетман, а после его отъезда туда вступил полк г. Гонсевского. Полк гетмана и Хмельницкого старосты Струся стоял в Можайске, Борисове и в Вереи, чтобы с той стороны давать отпор самозванцу. Бояре присоединили к ним часть русского войска под начальством князя Воротынского и хотят доконать обманщика, у которого ежедневно уменьшаются силы, потому что от него отпало много городов, как то: Кашин, Коломна, Нижний Новгород; также все области, лежащие к северному морю: Вологда, Белоозеро, Тотьма [?] целовали крест [королевичу]. Из Новгорода - Великого жители прислали письма к боярам, спрашивая, какое бояре сделали постановление с королем, и объявляя, что если бы было верно, что вера их не будет отменена [685] то и они желали бы тоже целовать крест [королевичу]. Бояре отправили к ним Ивана Михайловича Солтыкова, а в Торопец, Луки, Себеж[?], Невель, Заболотье, Опочку, Остров, Псков отправился Григорий Валуев. Все ближайшие к столице крепости: Троица, Ярославль, Владимир, Кострома [?], Переяславль, Ростов, Суздаль [?], Углич и Кашин [?] верны королю. Бояре послали в Казань [?] и Астрахань приказание всех привести к крестному целованию.

Устроив таким образом все, гетман заключил условие с теми чужеземцами, которые нанялись у гетмана на службу королю. Они хотели было уйти толпою в Швецию и собрались было пройти по стране вооруженною рукой и соединиться с французами Делявиля, который обманул русских и завладел Ладогой. Поэтому гетман разделил их конницу на две части, [686] и одну из них, изнуренную трудами и непогодой, отослал [от себя], и только 150 человек оставил при пехоте, а пехоту всю удержал у себя. Бояре очень хлопотали, чтобы их не пускать к Новгороду [?], потому что там нет никакой защиты, а Понтус писал к ним письмо, в котором делает угрозы, высказывает ненависть к королю и советует им взять лучше в государи сына князя Карла.

17. Послы из столицы выехали в королевский лагерь. Их принимал Кременецкий староста князь Збаражский. На встречу им выбежало множество товарищей и королевских дворян. Когда они проезжали мимо крепости, то некоторые из них родом Смольняне, имевшие в крепости своих жен, силою вырывались, чтобы поговорить с теми из осажденных, которые вышли за ворота, но наши не [687] хотели дозволить им этого и отгоняли даже саблями, так что некоторые были ранены. Приставами назначены: Литовский писарь г. Скумин, ловчий коронный Кохановский и королевский коморник Мясковский.

18. 19. 20, 20. 21. [Ничего не показано].

22. Допущены были целовать руку короля вышеупомянутые послы. Сделав торжественно обычный поклон, они, начиная с митрополита и до самого меньшего из них, целовали руку короля и справляли посольство, стоя на ногах все время. Сущность посольства заключалась в следующем: они просили короля дать им в государи королевича Владислава, назначить сенаторов для обсуждения и определения пунктов [избрания Владислава]; наконец каждый из них подносил от себя подарки. После того [688] они с обычною честью отведены были на их квартиры.

23. Тайное совещание.

24. 25. [Ничего не показано].

26. Сенаторы съехались к королю, которому представлялись Московские послы, начавшие после того переговоры с сенаторами.

27. 28. [Ничего не показано].

28. Второе заседание гг. сенаторов с Московскими послами.

30. 31 [Ничего не показано].

Ноябрь.

1 число. [Ничего не показано].

2. Третье частное заседание с русскими.

3. [Ничего не показано].

4. Ночью передались из крепости 13 русских, которые говорят, что там между боярами и миром такой [689] раздор, что часто дело доходит до сабель.

5. Опять передались 15 русских. Говорят они тоже, что и вышесказанные. Того же дня гг. сенаторы вели переговоры с Московскими послами.

6. 7. 8. [Ничего не показано].

9. Въехал в королевский лагерь г. гетман королевства. На встречу ему выехали все наши сенаторы, множество королевских дворян и большая часть войска. Приветствовал его от имени всех Литовский канцлер и затем с величайшею честию отвели его в ставку. Приведен тогда же бывший царь Василий Шуйский.

10. [Г. гетман] представлялся королю.

11. Г. Казимирский справлял посольство перед королем от рыцарства, находившегося тогда под [690] начальством Усвятского старосты Сапеги. Все заслуги этого войска он вверил вниманию и милости короля.

12. Тайное совещание.

13. Говорились королю посольские речи от рыцарства, находящегося в столице. В тот же день велись переговоры с Московскими послами.

14. 15. 16. Ничего не случилось, только из крепости передавались русские слишком по десяти человек, которые говорили, что в крепости великое несогласие и раздор.

17. 18. 19. [Ничего не показано].

20. Литовский референдарий известил короля письмом, что в столице открылась измена, против которой приняты следующие меры. Референдарий послал под Серпухов, который на имя самозванца держал Феодор, Савинов сын, Плещеев с донскими казаками, добыть [691] языка. Они захватили двух донцев из войска самозванца и привели их в столицу. Там один из них сознался добровольно и потом подтвердил на пытках, что один священник по имени Иларион ехал через Серпухов из Москвы к самозванцу с письмами почти от всех сословий и в письмах этих говорилось, чтобы самозванец, как можно, скорее приехал к столице изгоном, что русские хотят целовать ему крест помимо королевича, а наших истребить хитростию. Москвичи составили с Плещеевым такой заговор: Плещеев должен был стать с войском под городом над Погрой [?], тайно договориться с боярами и, договорившись, незаметно ворваться в город, ударить в колокол 29 октября, за 3 часа до рассвета, и напасть прежде всего на Кремль — местопребывание государей, и всех [692] наших истребить, оставив лишь более знатных, на которых можно бы после выменять у короля [русских] послов, и расположенных к королевичу перебить, а князя Мстиславского ограбить и в одной рубашке привести к вору. Этот казак подтвердил это и на вторичной пытке. Священник Харитон [?], когда его несколько раз подвергали пытке, показал во всем согласно с донцом; прибавил только, что князь Василий Голицын, когда ехал к королю, писал с дороги к вору, а князь Андрей Голицын в совете с вором; что от князя Ивана Воротынского и от князя Александра [?] носил письма в Калугу Живорко. 25 октября, на пытке, в присутствии всех бояр, а также полковников и ротмистров, он повторил свой рассказ, — насчет князя Андрея Голицына сознался, что наговорил на него со страху, [693] но о князе Василии Голицыне и других сказал, что готов запечатлеть смертью истину своего показания. Поэтому для большей безопасности, г. Гонсевский ввел в Кремль несколько сот немцев, вооружил его хорошо пушками, взял в полное свое управление ворота, стены и весь город, против чего никто не возражал, а участников заговора одних казнил, а к другим, из опасения волнений, должен был отнестись с послаблением и снисхождением.

Гонсевский известил также, что Иван Михайлович Солтыков, по приказанию г. гетмана и думных Московских бояр отправился 4 октября с русским и польским войском к Великому Новгороду, чтобы привести его ко кресту на имя королевича и, остановившись в одном монастыре, у Спаса на Хутыне [?], известил о [694] своем приходе митрополита и бояр, приглашая их целовать крест; но они не согласились на это и затворились в крепости; однако послали к Солтыкову с просьбой, чтобы не делал им никаких притеснений, пока не возвратится из Москвы посланный ими Григорий Шлерин. Когда он приехал, то 11 октября выслали к нему [посольство] с известием, что готовы целовать крест, но посадские люди ставят условие, чтобы военные из польского народа не входили в крепость. Когда Солтыков согласился на это, то 12 октября Новгородцы целовали в его присутствии крест королевичу по присланной из Москвы форме.

Того же дня Понтус прислал письмо к Новгородскому воеводе, в котором извещал его, что взял Ладогу и стоит теперь под Корелой. Солтыков послал сказать ему, чтобы помнил присягу, [695] которую принес гетману у острожка после Клушинской битвы, чтобы не пустошил Московского государства и вывел из него свое войско. Вслед за письмом Солтыков отправил против Понтуса войско под начальством князя Мещерского, но Понтус разбил его, после чего Солтыков опять послал туда [войско под начальством] князя Григория Волконского.

26 сентября, Прокопий Ляпупов, подошел изгоном под Пронск, побил и забрал в плен множество пронских воров, овладел всеми слободами кругом крепости, поставил туры под крепостью, отнял везде воду, перепортил водопроводы и три дня штурмовал крепость со всех сторон, так что осажденные не могли выдержать и 28 сентября били челом королевичу и с повинными головами вышли из крепости целовать крест. [696]

Мирошка Вельяминов встретился 1 октября, на пути в Шацк, в деревне Ковертине, с русскими воровскими людьми, разбил их и взял крепость. После того он отправил на рекогносцировку часть своих людей, которые обошли лесом воровскую стражу и напали на воровских людей, числом до 3,000 в деревне под Чернигусовым, и, сражаясь с ними долгое время наездами, разбили на голову и взяли не мало пленных.

21. Из Смоленска осажденные выслали просить, дабы им дозволили съехаться с г. гетманом. Когда им это было дозволено, то на первом съезде гетман показал им, что в договоре, заключенном под Москвой, о Смоленске ничего нет; сказано только, что гетман имеет бить [королю] челом, чтобы не делать промысла над народом, а о порубежных городах [697] говорится, чтобы, до окончательного замирения государства, были на них люди польские, литовские. Они охотно взяли [это условие договора] и обещали показать боярину [воеводе], при чем заявили, что они больше всего боятся того, чтобы их не изрубило, не ограбило и не запустошило рыцарство. Г. Гетман уверил их, что король постарается устроить так, чтобы не была посрамлена его слава.

22. [Ничего не показано].

23. Возвратившись [опять к гетману], русские объявили: “это [т. е. впустить поляков в Смоленск] невозможно; мы боимся, чтобы наши, у которых перебиты братья, отцы, жены, дети не учинили какого либо замешательства и бунта в городе; тогда бы еще больше проливалась их и наша кровь”. Заявив это, они удалились. Г. гетман с своей стороны сказал им, что больше об этом деле он не будет бить челом его королевскому величеству. [698]

24. [Ничего не показано].

25. Всех троих Шуйских: царя Василия, гетмана Димитрия и дворецкого Московского двора [?] Ивана выслали из королевского лагеря в Могилев.

26. [Ничего не показано].

27. Приготовлена мина, которую под надзором кавалера Новодворского и Апельмана вел русский, передавшийся из крепости. Заделали 150 центнеров пороху. Этой хитростию [наши] хотят попробовать, не будет ли удачи.

28. Не желая однако, чтобы проливалась кровь, но, чтобы Смоленск перешел в руки короля как-нибудь через переговоры, гг. сенаторы сходились на переговоры с Голицыным и другими послами, и советовали им убеждать осажденных, чтобы они наконец сдались; но послы никак не хотели [699] согласиться на это, поэтому обе стороны ничего не решили и разошлись.

29. Послы [из Смоленска] опять явились на переговоры, но так как они заявили тоже, что и прежде, то пришлось обратиться к приготовлению вещей, нужных для приступа. Между тем рыцарство причинило новое затруднение, — не хотело сойти с коней, пока король перед приступом не подарит им жалования за одну четверть во внимание к опасностям и подвигам при прежних, неудавшихся приступах. И так, это время [этот день] ушло на переговоры с войском.

30. Ушел таким же образом и другой день, и только уже к вечеру войско успокоилось, когда его уравняли во всем с войском, находящимся в столице, и заявило, что соглашается на приступ.

Декабрь.

1 числа на рассвете, наши, дав знак ударами в три барабана, [700] хотели зажечь фитилями мину; но когда три раза зажигали, а действия не было, потому что порох не зажигался, то приладили длинный полотняный мешок, наполненный порохом и другими веществами. Его зажег один гайдук из королевского отряда с великою опасностью для себя; впрочем, он остался жив, только обжег себе немного лицо и правую руку. Когда порох зажегся, то часть его нашла себе выход через слуховые подкопы по обеим сторонам той стены, которая против наших шанцев, а другая часть, сильно поколебав землю, вырвала мало по малу значительную часть стены на 10 сажень в длину.

Рыцарство обрадовалось, что разрушилась стена, и спешило к отверстию, послав впереди себя 24 человека под начальством кавалера Новодворского, чтобы они осмотрели, можно ли перейти через ров. Но кавалер Новодворский встревожил [701] всех, когда прислал сказать, что взрыв сделал глубокий ров, что русские в большом числе защищали вал вышиною в 2 копья, а за валом стояло их несколько рядов, готовых к битве; наконец, не дозволяли пройти пушки, с трех сторон направленные к отверстию. Поэтому все войско должно было остановиться, дожидаясь приказания своих вождей. Вожди, видя, что предстоят великие и опасные затруднения и что, без сомнения, будет великий урон в людях, удержали войско и отложили приступ до другого, более счастливого случая. Наших в этом деле убито 3 или 4 и больше десяти ранено; русских, по словам передающихся из крепости, погибло свыше 100

2. [Ничего не показано].

3. Казаки передавали королю воевод Карачевского и Мещерского, которых города они захватили изгоном. [702]

4. После того, как порох взорвал стену, из крепости передались сперва 2, потом 25 человек. Того же дня Людовик Вайер, Случевский староста Витовский и Парчевский войский Конец отправились для счета войска, находящегося под начальством г. Сапеги.

5. 6. 7. [Ничего не показано].

8. Король отпустил послов от рыцарства, находящегося в столице, и дал им письменный ответ.

9. У гетмана происходили переговоры с Московскими послами.

10. Передались из крепости три священника.

11. [Ничего не показано.]

12. Гг. сенаторы сделали частное совещание с Московскими послами, на котором предположено было послам ехать в Польшу и дожидаться там с своими требованиями сейма. Послы сильно восстали против этого; они говорили, что не имеют такого поручения от бояр, [703] и просили отпустить их назад в столицу, и оттуда уже или сами они приедут или пришлют других, а что касается Смоленска, то просили отправить в столицу двоих, именно: князя Сукина и дьяка Судавого. По удалении послов, смоленские бояре, давно уже сдавшиеся королю, и бояре, приехавшие из столицы, просили сенаторов позаботиться, чтобы не проливалась кровь их братий, осажденных в городе, и послать в город Литовского писаря Скумина, обещая, что из крепости они получат за него хороших заложников. Но сенаторы, имея в виду вероломство Шеина, не согласились на это; они сказали, что Скумин человек знатного дома, что он сын сенатора, что его нельзя посылать к людям, которым трудно верить, что Шеин задерживал всякого, кто только входил в крепость, как, например, Афанасия, [704] которого прошлой зимой взяли под крестным целованием, и священника, посланного с письмами; задержал он даже 3 посыльных, приезжавших из столицы к боярам: поэтому сенаторы боятся, как бы г. Скумин не подвергся там какой либо опасности. Хотя бы Шеин и дал в заложники какого либо боярина, и тогда нельзя было бы полагаться. Он мог бы послать кого либо не знатного и ненавистного ему, о котором бы нисколько и не заботился. Но, что еще важнее, самим сенаторам просить, чтобы осажденные вели с ними переговоры и дали заложников, неприлично. Г. Скумин тогда только пошел бы в крепость, если бы сам Шеин просил открыть переговоры и дал в заложники своего сына, если его имеет, и несколько знатных бояр. Наконец сенаторы сказали этим боярам, чтобы они отправились [705] под город и от своего имени убеждали Шеина ударить королю челом; затем, если он станет упорствовать, обратиться к миру и сказать ему, чтобы не слушал Шеина. Бояре сделали так. Они отправились к крепости, и когда подали голос, то сбежалось на бруствер много народу — бояр, стрельцов, черни и женщин. К ним один из бояр, какой то Стефан, сказал: “на кого же вы держите город и за кого проливаете кровь? Сделайте так, как сделали мы в столице. Когда мы увидели, что нет никаких средств и никакой надежды на спасение, то взяли в свои руки царя и его братьев и отдали гетману. Сделайте так и вы — выдайте Шеина. Вам легче одолеть одного боярина, нежели нам [было] царя, своего государя, а государь король всех вас пожалует жизнью и имениями так же, как [706] пожаловал нас”. После того поднялся большой крик; на стенах кричали: “не знаем на кого [Шеин] держит город — на черта или на вора; он говорил нам, что [король?] всех отдаст под меч, разграбив имущества; Шеин сделает то, что прикажет Голицын”. Стефан сказал на это: “вы не будете знать, что втихомолку решит Шеин с Голицыным; но заботьтесь о себе вовремя”. Вдруг прибежал Шеин, с яростью стал отгонять народ палкой, а боярам с бранью приказал идти от стен, прочь "а то прикажу стрелять", сказал он. И действительно, сейчас осажденные стали кидать в них камнями, так что бояре принуждены были уходить прочь.

13. Утром слышны были из крепости шум и крики. Несколько русских, передавшихся в ночь того же числа, сказали, что бояре, [707] стрельцы и мир пришли к Шеину и кричали, чтобы он больше не проливал крови и покорился королю; но он просил, чтобы подождали до Рождества Христова, а после того он будет вести переговоры. Того же дня г. Казановский от имени Инфлянтского рыцарства благодарил короля за вознаграждение этого рыцарства за службу. Король милостиво принял это заявление, но порицал за тяжкое вымогательство у крестьян стаций.

14. 15. 16. [Ничего не показано].

17. Передалось несколько русских, которые сказали, что в крепости шум и раздоры. Передавшиеся два священника прибавили еще, что в крепость передался из отряда казаков один русский стрелец и рассказал, что канцлер Лев Иванович уехал в Литву, что к Рождеству Христову уедет в Литву и король, потому что Литву сильно воюют, с одной стороны, [708] Турки, с другой, Шведы, что каждый день приезжают к королю по два гонца, чтобы поскорее возвращался в свою землю. Эти слова сам боярин [воевода], записал и читал народу.

18. Князь Сукин и дьяк Судавый целовали у короля руку, отправляясь в столицу за наказом касательно Смоленска. Того же дня уехал в Польшу Рединский староста Вайер, оставивший вместо себя начальником над немцами Ненкирха.

19. [Ничего не показано].

20. Русские зажгли мину, которую хотели подвести под наши орудия и шанцы, но так как мина была на далеком расстоянии от наших орудий, то она выбросила только землю, а никакого урона в людях не сделала; напротив, наши многих из русских перебили выстрелами из орудий, потому что большие толпы их показались на бруствере и на валу. [709]

21. 22. 23. 24. 25. 26. [Ничего не показано].

27. Получено известие, что Хмельницкий староста Струсь захватил Медынь.

28. Получено известие, что Петр Урусов убил самозванца, который, ложно сказавшись Димитрием, стремился сесть на Московском государстве. Убил его Урусов таким образом. 22 декабря, этот Калужский Димитрий был очень весел за обедом по случаю какого то известия из Пскова и от того, что к нему привели не малое число пахоликов из королевского войска, пойманных изгоном. После обеда он отправился верхом на прогулку по направлению к столице. С ним ехало около 300 татар, над которыми начальником был татарин Петр Урусов, больше десяти русских бояр и с ними несколько десятков [других русских] людей. Самозванец приказал везти [710] за ним двое саней, разных напитков, разного рода медов, водки, которыми он угощал в поле бояр и лучших татар, в особенности, вышесказанного Урусова, потому что ему особенно посчастливилось во время того изгона, — он больше всех захватил пахоликов и разбил роту г. Чаплинского. Самозванец был в поле в хорошем расположении духа. Подле его саней пускали зайцев, травили их, напивались. Урусов задумал с своими единомышленниками иного рода охоту, именно, заговор. Среди этого шума он прежде всего направил несколько десятков [татар] на русских бояр, а сам с другими кинулся на государя, — они схватили лошадей и возницу и убили самозванца, сидевшего в санях. Прежде всего, один, пролетая на коне, отрубил ему левое плечо вместе с рукой, потом другие, соскочив с коней, страшно [711] изрубили его и сейчас же сорвали с него одежду. Они изрубили не мало и русских. Из знатнейших русских избиты там же в поле: Иван Плещеев, Киселев, двое Нерамовых, а некоторые были ранены и бежали. Окончив это дело, татары сейчас же тою же дорогою отправились в Москву. Тело убитого лежало в санях в поле, пока за ним не приехали из города. Когда об этом известили государыню, то она выбежала из крепости в самый город на встречу покойному, с которого татары сорвали даже рубашку, рвала на себе волосы и вопияла, чтобы и ее также убили, что она не хочет жить без своего друга. Затем ее и тело покойника ввели в крепость. В городе поднялось великое смятение и донцы всех, оставшихся татар перебили, сколько их ни было в городе, а было их, полагают, около 200. Однако жена покойного и бывшие при ней поляки остались целы. Усмирил волнение [712] и защитил наших Григорий Петрович Шаховской, бывший там старшим воеводой. Два обстоятельства побудили Урусова к этому делу: во-первых, умерщвление Касимовского царя, которого [самозванец] по обвинению его сына приказал схватить, а между тем пустил слух, что он ушел от него с 200 конных татар; во-вторых, то, что [самозванец] приказал бить кнутом и посадить в тюрьму самого Урусова. Урусов несколько недель был в заключении и [самозванец] недавно [перед тем] выпустил его и послал в изгон к Мещерску. Так как Урусов из знатного рода, то его мучило, что он был в тюрьме, а, вероятно, еще больше то, что его били кнутом: поэтому [он думал], что если [самозванец] умертвил Касимовского царя, то и ему — Урусову не много хорошего можно ожидать от него. 26 декабря г. Сапега подошел с половиною своего войска к Калуге, чтобы [713] среди этого замешательства овладеть крепостью и городом на имя короля. Калужанам действительно надоело тиранство покойного; только одни донцы, которых там 1,500, заявили, что останутся при царице.

29. 30. 31. Ничего не случилось.

Список полковников и ротмистров царя Димитрия.

Гетманский полк князя Рожинского.

Хоругвь г. Млоцкого: гусар 400, пятигорцев 150; г. Зборовского: гусар 150; г. Каминского: гусар 100; г. Билинского: гусар 150; г. Стаборовского: гусар 200; г. Ланцкоронского: гусар 260; хоругвь гетмана: гусар 250; г. Хелинского: гусар 150; г. Русецкого: гусар 160.

Полк г. Зборовского.

Самого Зборовского: гусар 220; [714] г. Пшонки: гусар 130; г. Вжешча: пятигорцев 100, г. Костя: 100; г. Гаиовского: пятигорцев 100; г. Калины: пятигорцев 100; г. Будзановского: пятигорцев 200; г. Трояновского: пятигорцев 150; г. Тышкевича: пятигорцев 180; г. Калиновского: пятигорцев 180; г. Михаила [?]: пятигорцев 80.

[Полк] Адама Рожинского.

Самого Рожинского: пятигорцев 200; г. Рудницкого: пятигорцев 100; г. Тупельского: пятигорцев 200; г. Казимирского: пятигорцев 150; г. Македонского: пятигорцев 100.

Полк г. Руцкого.

Александра Рожинского: гусар 100; г. Гарлинского: пятигорцев 100; г. Повелма: пятигорцев 100; г. Оссанского: пятигорцев 100; г. Войтеховского: пятигорцев 100; г. Коловского: пятигорцев 100. [715]

Полк г. Велегловского.

Самаго Велегловского: пятигорцев 150; Повла Семиховского: пятигорцев 100; Порембисских [Погребицких] казаков 1000; г. Держбицкого: казаков 200, пехоты 100.

Полк Будилы.

Самого Будилы: гусар 200; г. Чаплинского: пятигорцев 100; г. Захулинского; казаков пятнгорцев 200, г. Падродзынского: пятигорцев 200.

Полк г. Хруслинского.

Самаго Хруслинского: пятигорцев 200; Древецкого: пятигорцев 150.

Полк г. Вильковского.

Самаго Вильковского: гусар 248; [716] г. Копыцинского: гусар 268; г. Дембинского: пятигорцев 150.

Полк г. Глуховского.

Самого Глуховского: гусар 150; г. Бернацкого: гусар 100; г. Терликовского; казаков 100, пехоты 100.

Войско под Троицей.

Полк г. Сапеги; полк г. Вилямовского; полк г. Стравинского; полк г. Микулинского; полк г. Лиссовского; донцов 3,000.

1611 год. Январь.

1, 2. [Ничего не показано].

3. Приехали из столицы послы с письмами к русским послам, прибывшим к королю с просьбой [717] [отпустить] королевича. Они привезли письмо и к Смольнянам, чтобы целовали крест так же, как целовала столица, чтобы исполняли волю короля и не затрудняли впредь дел.

4. Эти послы на следующий день отправлены под крепость с тем, чтобы передали осажденным письма и приказания бояр. Из крепости выехали к ним некоторые бояре, поздоровались с ними по обычаю т. е. обнялись и поцеловались, с удовольствием приняли письма и обещали передать воеводе.

5. Согласно данному слову, они явились и объявили, что охотно поцелуют крест королевичу, но пусть люди короля не вступают в крепость. Когда им было сказано, что в письмах бояр им приказывается, чтобы целовали крест не только королевичу, но и королю, то [718] они сказали, что доложат воеводе и обещали принести ответ на следующий день.

6. На следующий день до приезда из крепости русских, гг. сенаторы имели частное совещание с послами из столицы и требовали от них, чтобы они, согласно письму бояр, убедили Смольнян покориться королю и сдать крепость. После длинных разговоров они отложили это дело до совещания с митрополитом, который по нездоровью не мог прибыть в это заседание. В заключение Голицын очищал себя от той клеветы, которую насчет его пустили и о которой писали и бояре из столицы, будто он был в сношениях с Калужским Димитрием, и так как гг. сенаторы хорошо приняли это оправдание и похвалили его верность, [719] то русские уехали с довольными лицами. Затем приехали послы из крепости с прежним заявлением, что они готовы целовать крест королевичу, признать его своим государем и царем и в своих церквах молят об нем Бога; но сенаторы длинными доводами склоняли их к тому, чтобы они подчинились королю, как отцу своего государя, уверяя их, что все им будет сохранено, — их жизнь и имущества будут защищены, но больше всего налегали на то, чтобы они повиновались боярскому приказанию из столицы. Но напрасны были убеждения, — послы сказали, что доложат своему боярину [воеводе].