(Рукопись Императорской публичной библиотеки. (На разных языках F.IV.№ 45.))

Лета Господня 1632, 14 числа октября.

Русские, нарушив присягу, которою утверждено было перемирие на 14 лет, напали из Вязьмы на Дорогобуж, сожгли город, а крепость сдали им наши капитаны Вульф и Юрий Ласквина.

Лета господня 1633.

Русские, полагаясь на свою силу и действие осады и не слыша вовсе, чтобы к нам шло на помощь войско, чем далее, тем более укрепляли свои острожки, блокгаузы, шанцы, туры и проч.

14 января. В полночь русские ринулись рвом к угольной башне, которую охранял г. будовничий, и в тот же день поставили около [724] тысячи туров от угла [крепости] до кирпичного завода. В другие дни они пробовали счастья в стрельбе, нападениях и приступе, а иногда молчали.

2 марта. Пришли из Красного с вспомогательным войском от гетмана великого княжества Литовского, князя Радивила г. Яржиц и г. Высоцкий, и перед рассветом с великою отвагой ввели [в Смоленск] с Покровской горы 400 человек этого войска, которого, считая бежавших в походе и убитых в сражении, было 600.

17 марта. Русские подвинули туры ближе к стенам между Зеленскими [Кленскими] и Молоховскими воротами и палили из осадных орудий в день но 600 раз или более.

28. Гг. Мадаленский и Харбецкий счастливо ввели в Смоленск 600 человек вспомогательного, пехотного войска из Красного, и [725] сами невредимо возвратились назад в Красный.

Последний день марта. Русские разбили три башни и Эрнестову круглую башню, первую от Зеленской [от Еленских ворот?], у которой свалилась крыша, сожгли.

17 апреля, в день св. Марка, русские в час ночи ходили на приступ к пролому в стене и сожгли крышу малой башни; у них кроме того было пять плотов с смоляными бочками, лучиной и 4 петарды, чтобы разрушить мост; делали они приступ и к валу, но были отражены выстрелами.

30 мая. Утром, наши осажденные сделали вылазку к траншеям и захватили нескольких вооруженных немцев. В то время наши взывали и писали к королю, чтобы прислал поскорее войско на помощь.

В другие дни [этого месяца] русские [726] брали крепость приступом и с каждым днем более и более укрепляли свои остроги.

4 июня. В 12 часов после полуночи русские сделали сильный приступ к двум проломам и к трем разбитым башням. Приступ этот продолжался до следующей полуночи, но по милости Божией без успеха. Убит пехотный ротмистр Рам. Русские уже овладели было двумя башнями, но наши одних из них вытеснили холодным оружием, а других огнестрельным.

7 июня. Происходили переговоры и были просьбы касательно выдачи убитых, лежавших под стенами.

6 мая 1633 г., по желанию короля, выраженному письменно, Гнезненский архиепископ приехал в Варшаву, чтобы проститься с королем, отправлявшимся в поход [на Россию], благословить его и освятить знамя и меч. [727]

8 мая, получены письма от полевого Литовского гетмана, князя Радивила, который горячо просил короля прибыть поскорее, и заявлял, что осажденные дали клятву держаться в Смоленске не далее Троицы. Об этом решении знал и неприятель, и оно вынуждено было нуждой среди нападений, голодом и проч.

9 [мая], в первом часу после полудня в костеле св. Яна, архиепископ освящал взятый от бедра короля, вынутый из ножен меч или рапиру, и одно знамя. В тот же день, прямо из костела король и королевич Казимир отправились из Варшавы в поход на Россию, которых архиепископ провожал в боте до другого берега Вислы.

На следующий день, 10 мая после отъезда короля архиепископ установил такой порядок молений о [728] ниспослании счастливого хода и окончания этого похода ¹.

В Смоленске происходило следующее.

20 июня. В первом часу после полудня Русские взорвали миной круглую башню, первую от Молоховских ворот, ту, которая на крае стены и выступает [из ее окружности].

В день св. Петра по русскому календарю, происходила сильная битва во время вылазки, которую наши сделали по направлению к монастырю св. Спаса, за валом. Накануне праздника св. Петра наши тоже делали вылазку, но не без вреда для себя. В эти две вылазки наши взяли 12 бояр. Обо всем этом давал знать в королевство [Польшу] король, который остановился в Вильне и дожидался недель... пока прибудет все войско. Об этом походе короля и о вспомогательном [729] войске осажденные не знали 14 недель. От них притом уехал на избрание короля Смоленский воевода и уже не мог назад пробраться к ним. Осажденные однако распускали между своими вымышленные и действительные письма короля, в которых говорилось, что несомненно идет к ним король Владислав с посполитым рушением и с тою громадой [шляхты], которая была на избрании короля. Когда наше войско и наемное собралось, частию под Оршей, а частью под Вильной, то король выехал из Вильны дни... а в Оршу, oтcтoявшую от Смоленска на.... миль, прибыл... дня ².

8 августа. Наши пробрались из Красного к самим Кобылинам, напали на русскую стражу и сильно с нею бились, но не могли пробиться к Смоленску, ни даже [730] передать туда известие о приближающемся вспомогательном войске.

9 августа. Осажденные сделали ночью вылазку из Еленских ворот и напали у стен крепости на русских, именно, на их траншеи, но русские заметили наших и убежали за туры.

16. Наши опять сделали вылазку и взяли живыми 19 человек.

20 августа. Один из наших осажденных, некто Волдовский, передался к русским и сказал им, что наши не имеют ни пороха, ни ядер, ни продовольствия.

2 сентября. Наконец - то наши осажденные, благодаря Бога, увидели с Смоленских стен короля, стоящего с войском в Глушице, о прибытии которого и о том, что это действительно наше войско, сообщил первое известие охотник Якова Воеводского, который однако, [731] уходя в Смоленск, потерял письма короля. Перед тем выслал было с таким же известием Смоленский воевода одного хлопа, который полторы мили плыл, ныряя, и приплыл к самым стенам Смоленска, которые в одном месте за замком так были разбиты неприятелем, что он без лестницы легко мог взойти на них.

7 сентября, на кануне рождества пресвятой Богородицы король стал со всем своим войском безопасно и спокойно в полумили от Смоленска. Неприятель смотрел на это и ни разу не выстрелил и не двинулся из своих острожков. Того же дня король ударил на передовые неприятельские острожки и, хотя не обошлось без значительного вреда для обеих сторон, но король вытеснил неприятеля из острожка, [732] зaщищaвшего мост, перекинутый через Днепр. Осажденные, видя это, от радости и усердия, выскочили из Смоленска, и хотя их должно было лечь около ста, но [они пробились] и с плачем приветствовали короля. После битвы король сейчас же приказал Подольскому воеводе отвести их назад [в крепость], дав им для охраны 12 сотен из отряда королевича Казимира, и приказал дать осажденным пять сот червонных злотых. Подольский воевода безопасно отвел их и возвратился назад.

8 сентября. Король послал к русским трубача, чтобы выдали тела убитых, на что русские сейчас же согласились и дружелюбно приняли наших послов, посланных с тем трубачом, и как будто заговаривали о мире. Однако исполнение [733] своего обещания выдать тела убитых отложили до следующего дня. На следующий день когда прибыли наши возы за телами убитых, русские, согласно обещанию, отдали их числом 46. У одних из этих убитых они повырывали сердца, других после смерти изрезали, третьих обнажили, прибили на доски и пускали на воду. В числе других они выдали тело г. Шмелинга, нашего оберста из чужеземного войска, прекрасно и благопристойно убранное в гробе. Отдали также в числе других тело Смоленского судьи Велезинского, хорошего, старого человека, еще тело другого старшего в Смоленске Якова Воеводского, давно служившего и доблестного рыцаря. Русские поймали живыми около 50 наших, но [734] Шеин сейчас же отослал их в столицу.

Того же дня король овладел Покровскою горою, которая больше всего препятствовала пройти в Смоленск. Для защиты ее король оставил пехоту г. Бутлера, а сам, не много отдохнув в эту ночь в поле, в карете, возвратился в лагерь.

21 числа. Король опять ударил на неприятельский лагерь со стороны нашего лагеря, но дело не дошло до окончательной битвы, потому что в то время не все еще войско стянулось, в особенности, запорожские казаки, которых король поджидал.

Наконец, 22 и 23 сентября, бой с неприятелем пошел счастливее, потому что в эти два дня король так сильно бился с ним и такую доблестную помощь дал [735] осажденным, опоясанным в Смоленске осадою, что они свободно ходили вперед и назад и он опять приветствовал их; наконец, после постыдного бегства неприятеля из осьми сильнейших укреплений, король 24 сентября, с торжеством вошел в Смоленск, принял ключи города от Смоленского воеводы и воспел в храме отцов иезуитов: "Тебе Бога хвалим”, совершив перед тем у отцов доминиканцев моление к пресвятой Деве. Выйдя затем из Смоленска, назначил сейчас же место лагерю на Покровской горе, которую неприятель сильнейшим образом укрепил и окружил валом, и которую король недавно отнял у него. Нельзя здесь пройти молчанием пламенного рвения к бою запорожских казаков, которые, хотя соединили свой лагерь с лагерем наших войск, но считали недостойным приветствовать короля, пока не кинулись на неприятеля и не представили королю трех неприятельских начальников, родом [736] французов. Тогда они приветствовали короля, сказав ему следующее: “король! вот тебе три немца!” и затем ничего больше не сказали. После того, когда они во время этого сражения, сильного боя, заметили, что несколько неприятельских полков обратились в бегство, то преследуя их, сбросили с себя свою тяжелую одежду и, перевесив через плечи легкие ружья, голые переплыли через Днепр и там, будучи нагими и ловко сражаясь, благодаря удивительной храбрости и счастью, выгнали неприятеля из одного укрепления, а сами остались невредимы.

В остальные дни наши не переставали сражаться. В особенности 29 сентября, в праздник св. Михаила, наши счастливо овладели осьмью другими укреплениями, очень сильными, переполненными всякими военными снарядами и продовольствием, пушками и другим более легким оружием, и почти все неприятельское войско [или точнее] [737] значительную часть его, пораженную каким-то страхом, ниспосланным свыше, и самого Прозоровского, главного их вождя вместе с другими их военноначальниками, бесстыдно бежавшими, дальше мили отогнали и большую часть их убили. Остались на месте только Шеин и другой главный вождь, охранитель и начальник над всеми орудиями, по имени Леслий. Русские оставшиеся перебежали на другую сторону Смоленска в лагерь Шеина, куда свезли и остальные орудия, какие были побольше и получше, и все заперлись в одном лагере, как бы в некоем укреплении. Когда русские таким образом, при Божией помощи, бежали, и когда это увидели их [наемные] воины — французы, итальянцы, немцы, татары, турки и других народностей пришлецы, то эти последние добровольно покорились нашему светлейшему королю и переписали свои имена. Эту счастливую победу светлейший король так описал в письме к Гнезненскому архиепископу. [738]

Письмо короля к его милости архиепископу из лагеря на Покровской горе, от 23 сентября. Владислав и проч.

Достоуважаемый, сердечно нам любезный во Христе отец! Бог, в руки которого мы предали весь этот наш поход, соизволил благословить наше предприятие, так что, как только мы подступили к стенам Смоленска, то в течение двух дней счастливо выбили неприятеля из одного укрепления и таким образом, при Божием благословении, мы с одной стороны открыли себе этой победой ворота к Смоленску. В других местах неприятель еще в большой силе. Молим Бога, чтобы дал нам успех против него. Мы для того сообщаем это известие прежде всего вашему преосвященству, чтобы вы со всем духовенством тем усерднее молили Господа Бога о благополучии нашем и всего войска, и чтобы вы сообщили другим гг. сенаторам об этом счастливом начале. За сим [739] желаем вашему преосвященству от Господа Бога доброго здоровья. В лагере под Смоленском, 23 сентября 1634 [1633 г.?]

Письмо Виленского воеводы и гетмана великого княжества Литовского, князя Радивила к думному боярину и в то время главному гетману над русским войском, находящимся под Смоленском у Днепра в осаде от его королевского величества, [Михаилу] Борисовичу Шеину, писанное 24 декабря 1633 года.

Ваши потери и злополучие показали вам, как воздаст праведный Бог за всякую обиду и нарушение присяги. Вы недавно убедились из вашей собственной неудачи, что ни наша беспечность, утверждавшаяся на скрепленном вашей присягой мире, ни ваши многолетние приготовления, ни вспомогательные иноземные войска, ни средства и [740] хитрости военные, дотоле необычные вам, ни ваши собственные, столь большие труды, ни столь щедро истраченные деньги нисколько не помогли вам осуществить ваши несправедливые замыслы. Вы видите ясно, что ваше войско, недавно еще столь великое, не только вынуждено было удалиться из столь многочисленных и сильных шанцев, окопов, острогов, бросить такое большое количество продовольствия, достатков, и свои орудия частью испортить, а частью бросить, но и само после многих поражений рассеяно по разным местам. Бог не только показал вам явно, что ниспосылает защиту нашему правому делу, но еще ставит перед ваши глаза тяжелое для вас отмщение за ваше вероломство. Вы нам, обнадеженным недавним миром, желали быть грозными своею решительностью и силою, а между тем [741] лишились и счастья, и сил, и могущества, и средств, и так окружены нашим милостивым государем в тесном месте, что не сегодня, так завтра должны ожидать себе последней гибели. В столь великом стеснении вы могли утешать себя хотя и не верною надеждою, пока была хоть какая-нибудь вероятность ожидать скорой помощи, но теперь, когда, благодаря счастью и правде его величества, его войска разосланы в разные стороны и у вас отнята всякая надежда на помощь, вам не остается никакого другого способа спастись от погибели, как обратиться к милости и благости его королевского величества, нашего милостивого государя, которому Господь Бог праведным приговором своим начинает теперь передавать вас в руки, чтобы показать всему миру, как он принимает от вас неоднократное нарушение честности [742] и клятвопреступление. Нам подлинно известны все ваши тайны, все ваши совещания, все ваши недостатки и все ваши надежды, которыми вы до сих пор себя утешали, — известны не только из того счастливого оборота дел, какой Господь Бог благоволил даровать нам по своей милости и благости, но и от столь многих пленных, от столь многих перебежчиков, из столь многочисленных писем ваших в Москву и из Москвы к вам и от гонцов, перехваченных нами. И хотя вы не заслужили в настоящем случае помилования от нас, но, помня христианский долг и желая показать Богу и людям, что мы не желаем проливать крови, я счел нужным склонять и убеждать вас одуматься и, пока вам еще остается доступ к милосердию и помилованию его королевского величества, милостивого нашего [743] государя, не заграждать его вашим упорством, а напротив просить у короля милости в столь бедственном положении. Надеюсь, что, если только вы своим упорством не доведете себя до последней гибели, то его королевское величество по своему благочестию и благости согласится, при усердных ходатайствах, показать свою милость и принять сносные и приличные условия. Надеюсь, что вы, приняв во внимание мое внушение, ваше положение, в которое поставил теперь вас Господь Бог праведным судом своим, и многие другие обстоятельства, предпочтете лучше позаботиться о себе, о безопасности своей жизни и целости ваших достатков, нежели привести дела к последней пагубе, погубить себя и оставить в сиротстве ваши домы и детей. [744] Если же вы пренебрежете настоящим моим внушением, не признаете Божией правды и мщения над собою, и отвергнете это последнее средство выйти из столь великого затруднения и явной пагубы, оставленное вам Господом Богом, то вина за вашу погибель падет не на нас, а на вас самих. Ожидаю от вас ответа на это мое внушение, сделанное вам по христианской любви. Дано в лагере, на Богдановой околице, 24 декабря 1633 года.

Наконец 9 февраля, Шеин, опоясанный по прежнему теснейшею осадой и до крайности стеснённый, попросил светлейшего короля через трубача начать переговоры, по утверждении которых он мог бы [745] выйти свободно со всем своим войском. Светлейший король согласился на эту просьбу и назначил местом для переговоров гору подле укрепления кавалера Радивила, называвшуюся Сковронковой горой.

10 числа. Ничего не сделано, кроме того, что Сухотин прежде всего просил освободить из плена его сына, предлагая в замен его нашего Воловича, находившегося тоже в плену у них, за которого прежде Шеин требовал 20 своих бояр. Ему дан ответ, что теперь мы желаем вести переговоры не о размене пленных, а о мире или о свободном выходе их из лагеря.

11 числа. Начатые послами с обеих сторон на вышесказанном месте переговоры продолжались в течение почти двух недель. Прежде всего постановлены были условия [746] договора, помещаемые ниже сего, а вопрос о титулах и названиях государей, по согласию обеих сторон, совершенно был устранен. Когда договор был заключен, то мир и безопасность настали для одних только комиссаров, а против неприятельского войска почти каждый день, и ночью, и днем, предпринимались самые частые нападения, пальба из пушек, отнятие дров в лесу и другие жестокие беспокойства.

16 февраля. Возвратился г. Воронец, посылаемый к великому Московскому князю. Он выехал из столичного города русских с двумя послами, которых тот же Московский князь послал к нашим сенаторам. Их однако светлейший король приказал отвести не в свой лагерь, но для ускорения [747] заключения договора и для того, чтобы Шеин как-нибудь не узнал [об их приезде], к подольскому воеводе, который опустошал русские области около Дорогобужа, и допустил их к себе только тогда, когда уже переговоры были кончены. Смоленский воевода напоил их, все узнал от них (они сами все рассказали) и сообщил королю.

18 февраля. На все нижеизложенные условия Шеин охотно согласился, но не утвердил их присягой, как ниже будет объяснено.

19 и 20 числа. Шеин стал возражать против вышеупомянутых условий, которые он, по-видимому, принял и одобрил. Хотя остальное войско отсоветовало ему, но он решительно заявил, что скорее при всех взойдет на пушку и вместе с нею взорвет себя, нежели [748] согласится на такие условия. Две главные причины побуждали его к этому [упорству]: во-первых, то что он узнал о прибытии русских послов, перед которыми ему было крайне стыдно, и он надеялся, что в скором времени будет заключен мир на других условиях; во-вторых, то, что один перебежчик от нас донес Шеину, что король этими хитрыми условиями хочет обмануть их, — вывести из лагеря и потом напасть на них бессильных со всеми своими силами. Когда против Шеина стали палить учащенными выстрелами из больших пушек и объявили, что ни на каких других условиях не дан будет мир и недозволен будет выход, то Шеин, перепуганный и принужденный своими приближенными, послал трубача [749] к светлейшему королю с мольбою возобновить условия, принятые уже было и одобренные. Когда ему ничего не ответили и напротив еще больше стали стрелять и в трубача и в других высланных [с ним], то Шеин стал просить, чтобы ему дозволили сказать хоть несколько слов г. Абрамовичу. Абрамович, 22 числа текущего месяца, вышел к нему и, будто сердясь, спросил, чего они — лжецы хотят и, по повелению светлейшего короля, сказал, что отныне король не желает с русскими ни говорить, ни вести переговоров, а разве с кем-либо из иноземцев. Итак, в тот же день они послали немцев Лесли и Сарле с просьбой о мире и свободном выходе.

23. Утром русские выпустили сто наших пленных и сами отвели их [750] в наш лагерь; в числе их привели, как свободного и г. Воловича, а в наказание за то, что замедлили и нарушили условия, обещали сверх условленных трех месяцев, еще четвертый месяц считать временем войны и не предпринимать ничего против польского войска.

25 февраля. Шеин вместе со всеми своими подчиненными утвердил клятвой и целованием креста, поднесенного ему его священником, нижеследующие условия ³.

Описание того, как Шеин выступил из лагеря и сдался его королевскому величеству 1 марта 1634 года.

1 дня марта, утром войско [польское] переходило через Днепр, на котором лед был уже слабый, — переходило — одна часть по льду, другая [751] по мосту, — и стало подле казацкого острожка. Король прибыл в 11 часов и сам распоряжался размещением войска. Около трех часов показались русские. Они шли в таком порядке. Прежде всего показались русские воеводы с войском, а впереди их ехал на санях Белосельский, который был болен. Затем он остановился и мимо его прошел один полк, пока подъехали другие воеводы. Тогда воеводы сошли с коней и стояли, пока не пришли два полка Московских бояр, которые бросали к ногам короля знамена, а знамен было девять. Потом выступил другой полк — московских рейтар, которые все шли пешком с 16 знаменами и положили их к ногам короля. После этого выступили сами воеводы, ударили перед королем челом до самой земли, по приказанию короля подступили к нему ближе и стали в шести шагах от него. [752] Литовский гетман сказал им речь, которой смысл был такой: “господа воеводы! помните, что, хотя вы и ваша жизнь были в руках короля, но его величество обошелся с вами милостиво и человеколюбиво, удерживался проливать вашу кровь; вам следует помнить это благодеяние, благодарить за него, бить королю челом и молить Бога, чтобы даровал королю здоровье и счастливое царствование”. Они сказали на это: “благодарим короля, что, как христианский государь, показал над нами милосердие”, и затем вторично ударили челом. Когда они поднялись, король сказал им: “как вам, так и всей земле покажем нашу милость, если ваши одумаются и будут нам благодарны за это”. Воеводы, отходя, третий раз поклонились. Из этих полков двое перешли па сторону короля, — один из Полоцкой земли Нинишевский, другой грек. Оберст Сарлес, [753] просил, чтобы ему дозволили поцеловать руку короля, к чему он и был допущен.

Затем выступил отряд Фукса и, положив к ногам короля 6 знамен, выпросил дозволить ему поцеловать руку короля. Маиор и лейтенант из этого отряда низко поклонились королю. Затем отряд Тобиаша положил к ногам короля 8 знамен. Бояре, у которых пали лошади, низко поклонившись и отдав 7 знамен, шли пешком с самопалами и бандолетами. Донцы положили 5 знамен, — они тоже шли пешком, хотя прежде имели коней. Затем, положено было к ногам короля одно казацкое знамя. Подошли стрельцы. От них двое главнейших, — стрелецкие головы, сделав низкий поклон, положили к ногам короля 8 знамен. После них отдал королю от своего отряда 8 знамен Матисон, который вместе с Вальдоном низко поклонился королю и допущен к его руке. [754] Затем подошел отряд оберста Дама, который сделал низкий поклон, положил 8 знамен и целовал руку короля. Оберст Яков Сарле отдал 8 знамен из своего отряда, низко поклонился и поцеловал руку короля. Далее выступил оберст Кит, положил от своего отряда 8 знамен, низко поклонился и целовал руку короля. Потом везли тело убитого оберста Сандерсона, и положено было к ногам короля 8 знамен из его отряда. Подошел затем оберст Леслий с двумя отрядами, низко поклонился, положил 8 знамен из одного отряда и 8 из другого и поцеловал руку короля. После него отданы были знамена — одна Ляпунова, другая стрелецкая.

После того русские по приказанию короля взяли знамена и, одни развернув их, а другие нет, пошли без барабанного боя и стали вблизи острожка русского воеводича. Король и его войско возвратились в лагерь.

Русские оставались на том же [755] месте и на следующий день, дожидаясь конвоя, при котором шел г. Мочарский. Неприятельских знамен было до 121; конного войска было 700 человек, пехоты около 5,000. Сам король размещал [польское] войско, и было прекрасное зрелище: войско [наше] стояло по обеим сторонам, а по середине шел неприятель со всей артиллерией, удивляясь нашей коннице; нашего войска, в числе которого были и Смольняне, было по всей вероятности, не считая козаков, 10,000. Так полагал и неприятель и негодовал на лазутчиков, которые утверждали, что в нашем лагере было не более 2,000. Русские радовались, что не подвергли себя опасности, на которую решались было. Так совершился этот торжественный, славный и счастливый для нас акт 1 марта, в день Меркурия, а также в день Пресвятой Девы.

На следующий день в палатке [756] торжественно совершено молебствие Господу Богу и пето было: Тебе Бога хвалим. Преосвященный епископ Кульмский, одетый в священные ризы, припевал, испрашивая благодати светлейшему королю и королевичу Казимиру, которые тоже весело пели. Между тем, из шанцев и из Смоленска долго палили из пушек в знак торжества. Потом ксендз канцлер от имени короля заявил [всем], что это — божие благодеяние, благодарил вождей и войско, воодушевлял их быть столь же мужественными и обещал, что светлейший король и вся речь-посполитая будут им всячески благодарны. На это отвечал речью г. Радивил, исчислял добродетели, заслуги и другие дела короля, начиная с детских лет и до настоящего времени; просил принять милостиво труды его и всего войска и обещал, что он и все войско до конца будут тверды. Речь эта продолжалась около часу ⁴. [757]

Известия из королевского лагеря в окрестности [Смоленска].

28 февраля. Когда уже Шеин с другими воеводами и товариществом принес присягу в своем лагере перед нашими комиссарами на принятие предложенных условий и наши комиссары тоже принесли присягу, что происходило 25 февраля, то 28 февраля король дал аудиенцию русским послам, из которых первым был Горихвостов, необыкновенно красиво одетый а вторым.... [пропуск].

Когда они, справляя посольство, употребили титул своего государя, то король через ксендза канцлера сказал, что имеет дело не с государем их, а с их речью-посполитой, что о титулах он не желает и слышать. Затем они приступили к делу и прежде всего сказали, что желали бы иметь [с поляками] честный мир на вечные времена. [758] Место для переговоров, о которых просили, предлагали здесь, под Смоленском. Время для этого назначили Троицын день. Ксендз канцлер ответил, что [польское] королевство и великое княжество Литовское столь же сильно желают мира, лишь бы только он был заключен на условиях честных и справедливых; о месте нечего думать; они [поляки] готовы ехать и к столице, которую иные из них и предлагают, как место для переговоров; время для начатия переговоров наши назначили 15 апреля, а место, где позволит время и счастье.

Между тем, наши дождались, пока 1 марта выйдет Шеин, как выше описано.

По выступлении Шеина произошло следующее:

11 марта. Король оставил лагерь под Смоленском на горе и во имя божие двинулся со всем войском [759] к Белой, взяв в русском лагере 120 пушек, 6,000 мушкетов и другое оружие и военные снаряды и первый ночлег его был в Данилове в 6 милях от старого лагеря. В Данилове, король целый день все дожидался, пока подойдет все войско, которое по причине дурных дорог, переправ, распутицы и тому под. шло медленно.

12. И так, каждый день король в сопровождении нескольких хоругвей поспешал впереди войска, проезжая три, а иногда и четыре мили в день, и так ехал до Архангела [Михайловский мон.] в З милях от Белой, где застал с Литовским войском князя, Виленского воеводу, который, как гетман, шел впереди короля. Приехав туда 20 числа без обоза, без ксендза канцлера и без королевича Казимира, король ел, пользуясь посудою, собранною у знатнейших господ, ел также и у Виленского воеводы. Уже на [760] третий день прибыли обоз и остальное войско.

21. Хотя в это время обоз и остальное войско еще не прибыли, но король, взяв 800 конных и Виленского воеводу, подъехал под Белую. Русские, увидев его, выскочили из острожков, из крепости и сильно стреляли; но после того, как наши стали развлекать их гарцами и отстреливаться, русские послали трубача и просили прислать на переговоры. Наши выслали двоих: гг. Стогнева и Абрагамовича, которые сказали русским, что если они не сдадутся королю добровольно, то король будет добывать их силою и знает, что с ними сделать. После того русские ответили, что будут держаться до последней крайности и предпочитают лучше погибнуть. В тот же день король вступил в Архангел [Михайловский мон.] и дожидался войска.

22. Утром король выслал к [761] палисаднику двух инженеров рассмотреть, откуда бы удобнее сделать приступ и где бы подвести мины, заделать порох и проч., а между тем к Белой подступило все войско короля. В тот же день Подольский и Смоленский воеводы дали знать, что Майструк собрал было в Можайске 30,000 народа, которому эти воеводы не давали выйти и счастливо отрезывали и другие подкрепления.

23 и 24. Король подъехал опять под Белую со всем войском, расположился там лагерем, устроил шанцы, туры, валы и проч., послал на приступ несколько хоругвей, которые убили до 100 русских.

25. В тот же день дали знать королю староста Калужский [?] и князь Иеремия Вишневецкий, что они с 6 тысячами войска вышли из Украины к Путивлю и просили короля указать, куда им идти. Этим вторжением [в Россию] с [762] запорожскими казаками они привели неприятеля в великий страх. — Того же дня пришел ответ от бояр из столицы к нашим гг. сенаторам на их письмо, посланные с русским послом Горихвоствовым. В ответе этом русские бояре жалуются, что мы не дали их царю принадлежащего ему царского титула, признанного бывшим у них нашим [послом] Воронцом (который испытал потом много беды и бесчестия за то, что поддался их гордым внушениям и устрашению и письменно) признал титул и объявили, что не станут и говорить о мире, пока наш король не откажется от царского титула. Они кроме того извинялись, что не явились на переговоры 1 апреля, что причиною этого распутица и дурные дороги, и просили отложить срок до 15 апреля. На это наши согласились и ожидали их.

26 марта. Король послал [763] сильный отряд на приступ к Белой для того главным образом, чтобы развлечь неприятеля, пока переправится войско мимо Белой через дремучий лес; но потом принято тайное решение, — пока дело не выясниться из переговоров, не идти к столице, и не брать Белой приступом, чтобы не попортить палисадника, валов, туров и крепостцы, так как все надеялись, что неприятель сдаст ее в целости по договору. И так, до 7 апреля король стоял и ожидал [исхода дела], только беспокоил неприятеля днем и ночью и хотя уже в двух местах подведены были мины и заделан порох, но король отложил приступ и взрывание пороху.

Из России — из под Белой [получены] следующие известия. [764]

С 25 марта по 7 апреля король стоял с войском под Белой, не делая приступа, но днем и ночью различными способами беспокоя ее,— то стреляя, то подъезжая целым войском или отрядами, и когда уже хотел зажечь заделанный порох и вырвать палисадники, принято было тайное решение не портить палисадников, но дожидаться исхода переговоров.

Наконец, 7 мая ночью последовала сильная, частая пальба стрелами, огненными гранатами, ядрами, которые хотя и производили сильный пожар, но русские скоро его тушили. Сам король направлял орудия перед главным приступом.

8 мая. Сам гетман великого княжества Литовского князь Радивил ездил по лагерю и просил [765] от имени короля, чтобы конница согласилась идти пешим строем на приступ, когда он последует. На это прежде всего согласились первые хоругви короля, но король поблагодарил их за это и не согласился... [Должно быть пропуск]. Вызвался и другой товарищ, славный и давнослуживший Збоский, родом из Люблина, которого все войско считало шляхтичем, потому что он был достаточный человек и давно служил. Он упросил короля дозволить ему прежде всех идти на приступ. Он повел с собою других, бросал стрелы, гранаты, огненные венки и проч. Делал он это в надежде получить шляхетство. Он выпросил себе четырех немцев, осужденных на смерть, ходил неустрашимо и, [766] счастливо забросив стрелы, гранаты и венки, счастливо возвращался назад без малейшего вреда, тогда как 4 немца бежали от него. Это мужество он показывал 9 мая, и ему дали еще 6 немцев, которые подавали ему стрелы и венки. Смотря на это его мужество, король поставив наготове несколько сот пехотного войска, приказал перед рассветом зажечь мины, подведенные за 40 дней до того и в другое время. Так как мины не были доведены до надлежащего пункта под палисадник и так как порох слишком долго был в земле — 40 дней чего, не бывает при обыкновенных минах, то хотя порох зажегся, но, мало повредив палисадник, вырвал значительную часть вала и эта земля упала прежде всего на [767] стоявшего впереди Збоского, а затем и на вышеупомянутую выстроенную пехоту, из которой погибло до ста человек. И так, этот главный приступ оказался напрасным, не принес никакой пользы, потому что хотя оказался пролом в палисаднике, но так как та земля погубила многих из наших, то они не могли двинуться с надлежащею быстротой, a русские в это время заделали пролом. В тот же день зажгли мину в другом месте, но также напрасно, потому что она не достаточно далеко была подведена и не скоро подожжена после первой. Она вырвала значительную часть вала и палисадника, но наши не скоро кинулись на приступ ⁵.

Того же дня, королевские комиссары известили, что уже съехались с русскими комиссарами, что русские долго, — целый день, торговались с ними, как приступить к переговорам и долго исчисляли причины, почему нарушили перемирие. Наши напротив ставили им в [768] урок, что без повода русские нарушили присягу, что сами они прежде вторглись в Литовские государства, взяли пограничные крепости, вывели в поле свои войска. Русские в свою очередь доказывали нашим, что имели явные поводы нарушить клятву, именно, следующие: покойный король не дал им в цари избранного ими настоящего короля Владислава; поляки взяли Шуйского, ввели военной польской силой в столицу Димитрия, делали всякие разбои и другие притеснения, сожгли столицу и проч. Наконец наши предложили им следующих 7 пунктов:

1) свергнуть теперешнего царя, нарушившего присягу и перемирие без всякого повода и нарушившего права нашего короля, и избрать себе другого из числа ли родных братьев короля, кого им угодно, или из среды себя, так как у них есть много знатных родов;

2) заключить между обоими государствами вечный мир на основании договора Казимирова; [769]

3) Северское княжество и другие отнятые области возвратить согласно с вышеупомянутым Казимировым договором;

4) платить королю ежегодно сто тысяч рублей за отказ от титула и права на царство, для удовлетворения его за столь великую милость;

5) уплатить польскому и литовскому войску;

6) освободить с обеих сторон пленных, никого не исключая;

7) обеспечить вечный мир более надежными обязательствами, нежели как было прежде.

Ответ русских: на первое условие они ответили отрицательно, улыбаясь и потрясая головами, из за того, что наши похвалили их [знатные] роды; на второе, по которому им пришлось бы уступить половину царства, ответили тоже отрицательно; в ответ на третье условие уступали Смоленск, Чернигов и Монастырск [Монастырское]; на четвертое ответили отрицательно; когда они сказали на четвертое условие, что их государь никому не платит дани, то наши [770] возразили, что русские дают дань туркам, татарам, что они один уезд уступили Густаву [Шведскому] и его наследникам и проч.; на шестое — ответили отрицательно; на седьмое согласились с радостию.

16 мая. Король, увидев из донесения наших комиссаров, что русские очень упорно стоят на своем, в тот же день с своим войском или, правильнее сказать, с большею его частию, другую оставив осаждать Белую, двинулся к тому месту, где происходили переговоры, происходили же они над одной рекой, Поляновкой, а между тем наши комиссары предлагали другие, еще большие условия. Для смягчения их сами неприятельские комиссары взяли в посредники, как духовное лицо, ксендза канцлера.

27 мая, в субботу под вечер, при помощи Бога и великом его промышлении и благодаря тому, что подступил король, русские согласились на все условия и, утвердив клятвой их святость, отложили до [771] следующего дня написание перемирной грамоты. Каковы были эти условия, смотри ниже.

Об этом счастливом и вожделенном мире король извещает Гнезненского архиепископа.

Письмо короля к архиепископу из лагеря под Шевлевым, от 25 мая 1634 г.

Достопочтеннейший и проч. С приближением нашим к месту переговоров, Бог ниспослал свое благословение. Так как мы желаем иметь прочный мир с тем неприятелем и так как по нашей любви к любезным нашим подданным мы отказались от нашего права на Московское царство, то вчера заключен вечный мир. [772] Bсе крепости, взятые в перемирные годы, переходят от Москвы к нам, исключая Серпейск. От этих крепостей и областей имеют отказаться на вечные времена и настоящий государь их [русских] и вся русская земля. Извещаем об этом ваше преосвященство с тем, чтобы вы передали главнейшим гг. сенаторам это известие и эту нашу заботливость о целости речи-посполитой, от которой ожидаем за это всякой благодарности. Другие условия, которыми этот мир с обеих сторон будет твердо обеспечен и которые обсуждают гг. комиссары, вы узнаете в скором времени. Оставив их здесь скреплять постановленное на бумаге и присягами, возвращаемся в королевство, [773] куда желаем, при Божией помощи, прибыть к наступающему сейму. Желаем вам затем и проч.

Заметка. После этого поспешного отъезда короля в Варшаву русские начали было сильно и безрассудно колебаться принимать условия мира; [774] но ксендз канцлер своею счастливою сановитостью сумел счастливо устрашить и смягчить их и добился того, что все нижеизложенные условия, приняты, как прежде было обещано [русскими]. 14 июня 1634 года ⁶.

1. Затем в рукописи следует распоряжение архиепископа, как совершать моления о даровании королю победы.

2. В рукописи расстояние и число пропущены. Под Смоленск Владислав прибыл, как видно ниже, 7 сентября а в Глушицу или Глухов 2 сент. По дневнику Велевицкого в Глухов король прибыл 4 сентября. Записки Жолкевского прилож. стр. 217.

3. Следуют условия капитуляции. См. Записки Жолкевского, приложение 44, стр. 240.

4. Слич. Записи Жолк. прил. 44, стр. 245.

5. Слич. там же стр. 246.