Виттенбергская диссертация, посвященная Степану Разину, указывает дату публичного диспута (29 июня 1674 г.) и называет два имени: председательствовавшего на диспуте Конрада Самуэля Шурцфлейша и выступавшего (респондента) Иоганна Юстуса Марция. ² Если Шурцфлейш, с именем которого долго связывали это сочинение, достаточно хорошо известен и теперь, то Марций, в котором наконец признали автора интересующего нас сочинения, оставался неизвестным. ³ Поскольку установление личности и основных биографических данных Марция существенно для решения [26] вопроса об источниках, достоверности и цели его повествования, сообщим здесь кратко те сведения, которые нам удалось собрать.

Что касается имени Марция, то оно, как показывают матрикулы Виттенбергского университета, представляет собой латинизацию — так называемый Schulname — его настоящего имени Мерц (Merz, Mertz). ⁷ Под этим именем он известен мюльгаузенской хронике ⁸ и церковной истории Мюльгаузена, составленной Эйльмаром, ⁹ из которых узнаем, что в конце своей жизни Мерц был пастором в родном городе. Однако наиболее связное и полное представление о жизни Марция-Мерца ¹⁰ можно получить из его жизнеописания, составленного сразу после его смерти его преемником в церкви св. Николая пастором Эйзенхардтом. ¹¹ Вот основные данные оттуда: Иоганн Юстус Мерц родился 6 мая 1648 г. в Болыптедте, близ Мюльгаузена; посещал мюльгаузенскую гимназию, а в 1666 г. [27] в связи с материальными трудностями в семье после смерти отца стал учиться в Штеттине. Блументрост и Грегори ¹² на своем пути в Москву ехали через Штеттин, и Грегори пригласил молодого человека на место учителя в школу при немецкой слободе под Москвой. ¹³ Тот дал согласие и присоединился к ним в Данциге, однако, добравшись до Кенигсберга, раздумал и имматрикулировался в тамошнем университете, ¹⁴ — он, по-видимому, стремился продолжить свое образование. Только заручившись письменным заверением в том, что через три года (условия: 100 талеров ежегодно и бесплатный стол) он непременно будет отпущен, Марций согласился вновь. По приезде ¹⁵ в Москву он был вместе с Блументростом на аудиенции у Алексея Михайловича. Старательно исполнявший свои обязанности по школе ¹⁶ и при церкви (во время отъездов Грегори к гарнизону, ¹⁷ располагавшемуся в Смоленске, Марций стал иногда заменять пастора, так что имел случай упражняться в искусстве проповеди), имевший к тому же прекрасную музыкальную подготовку, которая выделяла его еще в Мюльгаузене и Штеттине, Марций вполне завоевал расположение генерала Николая Баумана, у которого он и столовался. ¹⁸ На будущее Марцию прочили место пастора в Москве. Когда трехлетний срок службы истек, возникли [28] трудности с выездом: выехать удалось только в 1672 г. Тяжелобольной, ¹⁹ он отправился с каким-то купеческим судном через Архангельск и, пережив ряд злоключений на море, добрался в сентябре 1672 г. до Гамбурга. К началу декабря 1672 г. ²⁰ он был в Мюльгаузене. С 1673 по 1675 г. Марций учится в Виттенберге, где через год после разинской диспутации ²¹ получает звание магистра. В дальнейшем он продолжает учиться: в Мейсене слушает Пфейффера, а в Дрездене — Карпцова, у которого получает ординацию, перед тем как отправиться с саксонцами под Вену в качестве армейского проповедника (1683 г.). После этого похода Марций возвращается в родные места: сначала он пастор церкви св. Георгия и Мартина, а с 1696 г. — пастор при церкви св. Николая и Петра, каковым и остается до конца своей жизни. Женат он был на Марте Катарине Эйльмар — дочери мюльгаузёнского архидиакона магистра Георга Готфрида Эйльмара; ²² имел трех дочерей. Умер после тяжелой болезни в 1702 г., на 55-м году жизни. Располагая этими сведениями, мы без труда можем представить себе важнейшие обстоятельства пребывания Марция в Москве и его окружение. Обстановка этих лет особенно известна благодаря так называемому делу генерала Баумана. ²³ Для Баумана, Грегори, Блументроста, от которых более всего зависела судьба Марция (как и Рингубера), это было трудное время. У Баумана совершенно были испорчены отношения с частью офицерства; многие чуть ли не отказывались ему подчиняться; кроме того, он долго не мог получить разрешение на выезд и жалованье за несколько лет службы. Слободские враги Грегори обвинили его перед русскими властями в непочтительном отношении к России ²⁴ и русскому [29] царю. Обвиняли его и в недобросовестном использовании средств, собранных им в Германии, так что он едва не потерял расположение великодушного Эрнста. ²⁵ На Блументроста, который приехал занять должность лейб-медика по особому приглашению Алексея Михайловича, пало по наговорам его же соотечественников подозрение в недостаточном знании латыни: мысль эта была столь мучительна, что «архиятер» в течение нескольких лет не имел возможности приступить к делам. Решительная перемена в положении всей группы произошла после постановки «Артаксерксова действа», но это случилось уже после отъезда Марция.

Конечно, кроме Баумана, Марцию были знакомы и многие другие офицеры. Что касается пасторов, то, кроме Грегори и враждебного ему Фокеродта (родом тоже из Мюльгаузена), он должен был знать и, более или менее нейтрального Фадемрехта, и симпатизировавшего партии Баумана — Грегори пастора реформатской общины, московского старожила Иоганна Гравинкеля. Последнего он упоминает в своем сочинении с почтительностью; контекст дает основание полагать, что им случалось вести содержательные беседы касательно московских дел. Дружной общины реформатов держались шотландцы Гордон и Менезий — в поле зрения Марция могли находиться и они. Итак, пасторы и их помощники при школе, офицеры в довольно высоких чинах, врачи, имевшие доступ ко двору, дьяки из Посольского приказа, с которыми непременно приходилось сталкиваться иностранцу, наконец, родители и родные тех, кто обучался при его школе, — вот люди, с которыми в течение трех лет имел постоянное общение Марций. ²⁶ От них он мог узнавать немало сверх того, что случалось ему наблюдать. Нам неизвестно, однако, как рано созрел у него план писать о русской истории и о Разине в особенности, ²⁷ так же как неизвестно, возвращался ли он к этим занятиям после виттенбергской диспутации. Характерно, что, имея основательную филологическую подготовку (кроме знания латыни, которое он показывает в своем сочинении, от него как ученика мюльгаузенской и штеттинской гимназий можно ожидать также близкого знакомства с греческим и древнееврейским языками), он, [30] по-видимому, не взялся серьезно за изучение русского языка: несколько приведенных им русских слов вряд ли опровергают это предположение.

Текст воспроизведен по изданию: Иностранные известия о восстании Степана Разина. М. Наука. 1975

© текст - Гаврилов А. К. 1975
© сетевая версия - Тhietmar. 2004
© OCR - Николаева Е. В. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Наука. 1975