№ 8

Протокол показаний Е. И. Пугачева на допросе в Московском отделении Тайной экспедиции Сената

/л. 222/ 1774-го года ноября 17-го дня в Тайной экспедиции злодей Емелька в пополнение ж перваго своего допроса ¹ показал:

Взятые им в Алаторе ² серебреники делали медали с патретом государя Петра Перваго с старинных медалей ³. И всех медалей таких больше он не роздал толпы своей злодеям, как с дватцать ⁴. Да в Яике сделана ему серебреная печать, чем печатали ево злодейския указы, с государственным гербом ⁵, но кто делал оную, — не помнит ⁶. Манет никаких с своею мерскою харею никому нигде делать не приказывал, и никому ж оных не давал, а естли б он хотел, то б /л. 222об./ велел наделать и серебреных, и кто шелег ⁷ с его мерскою харею делал, — он не знает.

Под Дубовкою, как уже всей той станицы казаки и старшина без всякого сопротивления добровольно здалися и пошли служить к нему в толпу ⁸, то в тож время пришол к нему и астраханской депутат Горской ⁹ и говорил, што он желает служить ему ¹⁰. Которому он и сказал: “Служи, я тебя не оставлю”. Которой и был в его толпе по самое разбитие ево под Царицыным ¹¹, а куда он по разбитии девался, — он не знает ¹². О пограбленных же у оного Горского толпы его казаками платье и лошадях никакой жалобы от оного Горского /л. 223/ он не слыхал ¹³.

Как сначала под Яиком под командою старшины Витошнова ¹⁴ (которой потом и у него, Емельки, был полковником усердным и судьею в его воровской коллегии) ¹⁵ яицкие казаки в руки его захвачены ¹⁶, и из оной команды и, имянно на выбор тех, кои были так называемы с послушной стороны, повесить злодей велел одиннатцать человек ¹⁷. Сие самое показанное тиранство больше толпу его к нему уже и страхом привезало, ибо как он их вешать велел, то из толпы его ни один не противоречил. И коль скоро дошел было до виселицы Федор Чумаков ¹⁸, то шайки его злодейской казаки, как и оной Чумаков был непослушной [221] стороны, тотчас от смерти его избавили, хотя уже он и к висилице приведен был.

И после сего он, Емелька, а под предводительством его и вся собравшаяся толпа делали ужаснейшия злодействы, как то: убивали /л. 223об./ верных ея императорскаго величества рабов и сынов отечества за то только единое, что кто был верен всемилостивейшей государыне и отечеству, а сим самым и умножалась его толпа в тамошнем краю.

Злодей Пугачев во всех чинимых им злодействах винился и показывал: сколько им самим, також и его злодейскою толпою, людей в разных городах, крепостях и селениях умерщвлено, и какие имянно как он, так и злодейской его шайки товарыщи чинили разныя тиранствы, раззорения и грабительствы, а равно и раззорение святым церквам и всем освященным в них сосудам и даже разрушением правилов, святых жертвенников и самых святых икон, с ругательством колонием оных, также и в убивствах в святых церквах священников и других людей, кои думали получить от тиранства злодейской его толпы спасение, были ж умерщвлены, — он, по множеству сего произведеннаго злодеяния, показать и счислить не помнит и не может. В чем он как /л. 224/ пред богом, так и пред ея императорским величеством и пред всем родом человеческим, как он всем тем учиненным злодеяниям самою главною виною есть, приносит покаяние с тем, что-де за все погибшие души человеческие должен он, как такой неслыханной враг и злодей рода человеческаго, претерпеть жесточайшия мучении и законами божескими и государственными положенную лютейшую казнь.

Все же учиненные злодеянии от него произошли, и судеб (Так в тексте; правильно: естли б) он пойман ныне не был, то б и еще более продолжать он /л. 224об./ оные не отстал, даже остервенела его скаредная душа до того, что какия он злодействы ни делал, то не ощущал в себе человеческого сожаления, а тем меньше — раскаяния, и естли б сообщники его от него не отстали, то б он покусился иттить и в Москву. Но во все время злодейств его никакого он разположения в злой своей душе, — чем сие его злодейство кончить, — не имел, но когда разбивали его толпу верные войски, то он только думал о том, как бы ему не быть пойману. Помощи ж и надежды ни [222] на кого он, кроме его сволочи, не имел. Что же/л. 225/ касается до истребления дворян, то также происходило от него и от его толпы подлинно по остервению скверных их душ, случайно и по жалобам крестьян, с таким только намерением, чтоб дворяне не мешали умножать его толпы, а чрез то б и крестьяне, как их великое множество, не имели в том от господ своих страха. А потому и обольщал крестьян, так как и казаков, описанными в скверных его разсеянных возмутительных бумагах выгодами, думая, что такие /л. 225об./ для их лестные выгоды больше прилепят их к его скверной и богомерской роже.