В 1989 г. журнал “Вопросы истории” поместил (№№ 7—10, 12) письма Екатерины II Г. А. Потемкину периода его фавора. Поскольку тексты были переданы по корректуре 1930-х годов, представлялось любопытным найти подлинники. Значительная часть их оказалась в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА), где в ходе поисков был обнаружен еще один фрагмент той же переписки ¹.

Документы эпистолярного комплекса, публикуемого ниже, освещают внешнюю политику России 80-х годов XVIII в., которая во время издания материалов личной канцелярии императрицы ², в отличие от ее интимных записок, не принадлежала к числу закрытых тем. То, что эти документы не увидели света в конце прошлого — начале нынешнего столетия, связано, по-видимому, с хранением их среди бумаг по истории дома Романовых, которые Николай I распорядился не распечатывать до особого повеления, последовавшего лишь в 1898 году. Но и тогда подготовка этих писем и записок к печати остановилась на стадии копирования. Возможно, их предполагали включить в состав “Дипломатической переписки”, публикация которой, доведенная до 1777 г. ³, не могла продолжаться после закрытия в 1917 г. Русского исторического общества. Так или иначе, копии, сделанные под руководством Я. Л. Барскова и в настоящее время подшитые к подлинникам ⁴, не были выверены и прокомментированы (во всяком случае, комментариев к ним не удалось найти ни в РГАДА, ни в фонде Барскова в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки).

В советский период названные материалы были доступны ученым, но использовались редко, поскольку содержащиеся в них факты в главных чертах известны по другим источникам. Прежде всего это касается писем за август — сентябрь 1787 г. (№№ 1—8), повествующих о начале, сразу после возвращения Екатерины II из путешествия в созданную Потемкиным новую Россию, войны с Турцией. О событиях и результатах “времен Очаковских и покоренья Крыма”, которые волновали умы их свидетелей, потом воспринимались как должное или снисходительно порицались, написано немало ⁵.

Общепризнана неизбежность войны 1787—1791 гг. ввиду, с одной стороны, нежелания Порты мириться с радикальным изменением соотношения сил в бассейне Черного моря, с другой,— стремления России отстоять условия Кючук-Кайнарджийского мира 1774 г., вытекающих из него соглашений и планов дальнейшего разрешения Восточного вопроса (именно с этими планами связано обсуждение в письме от 6 сентября возможных в процессе предполагаемого распада Османской империи уступок союзнику — Священной Римской империи). Исследователи отмечали и неблагоприятную для России внешнюю обстановку лета 1787 г., и неурожай в ряде губерний, и особую трудность защиты Причерноморья и Приазовья при незавершенности строительства крепостей и флота. [152]

О роли Потемкина как командующего Екатеринославской армией, а с 1789 г.— всеми русскими войсками историки и публицисты спорят до сих пор, причем в последнее время возобладала тенденция оправдания всей его многократно клеймившейся деятельности, в том числе и военной ⁶. Однако считать ли русско-турецкую войну 1787—1791 гг. “суворовской” или “потемкинской”, нельзя сомневаться в отчаянии князя Таврического на ее начальном этапе (вплоть до готовности оставить Крым, а самому сдать командование возглавлявшему Украинскую армию нелюбимому им фельдмаршалу П. А. Румянцеву и уйти в отставку). Не менее известна проявленная тогда Екатериной твердость духа вместе с подчеркнутой гордостью и уверенностью в неоспоримом превосходстве своей державы, которые она всегда проявляла во всем, что касалось международных отношений.

Тем не менее публикуемые письма представляют интерес для современного читателя, поскольку дают возможность непосредственно наблюдать, как разворачивалась скрытая от посторонних глаз пружина большой политики. Политики, воплощавшейся в громких победах, новых городах и тысячах безымянных жертв, но делавшейся в первую очередь людьми, чья личность во всей яркости и противоречиях отразилась в нескольких собственноручных письмах императрицы к верноподданному, который уже перестал быть фаворитом, но до самой своей смерти оставался сподвижником и другом.

Следующие за письмами о русско-турецкой войне не датированные Екатериной записки по времени возникновения, содержанию и значению весьма различны. Ошибочно помеченная (по-видимому, при разборе документации Потемкина в конце XVIII в.) 1785 г. записка (№ 9) заключает информацию об исполненном Екатериной 28 июня 1783 г. намерении назначить генерал-кригс-комиссаром (главным интендантом армии) М. С. Потемкина (1749—1791) ⁷. Оставление занимаемой с 1781 г. должности шталмейстера (заведующим императорских конюшен вместо него стал В. М. Ребиндер) не повлекло отдаления М. С. Потемкина от двора, и он до конца оставался одним из самых влиятельных членов “партии” сторонников своего могущественного родственника и покровителя.

Две последующие записки (№ 10—11) отражают начало с 1782. г. активной политики России в Закавказье, сперва подчиненной задаче присоединения Крыма, а после признания этого акта Турцией 28 декабря 1783 г.— обеспечению безопасности новых границ России от ирано-турецкой агрессии. Поддержка идеи армянских патриотов о восстановлении Армянского царства вместе с установлением протектората над грузинскими владениями и “горскими народами” была важным звеном этой политики, в выработке и проведении которой Г. А. Потемкину принадлежала ведущая роль. Его ближайшим помощником и доверенным лицом стал его троюродный брат, генерал-поручик П. С. Потемкин (1743—1796) ⁸, назначенный 6 сентября 1782 г. командующим Моздокской укрепленной линией.

Огромный комплекс материалов разных архивов о действиях Потемкиных в большинстве своем не опубликован, а детальные исследования сложнейших обстоятельств внутреннего и международного положения региона немногочисленны ⁹. Поэтому трудно точно определить время распоряжения Екатерины (№ 10) по рапортам командира Апшеронского полка П. И. Аршеневского (?—1803) о характерных для всей политики Турции в период между двумя войнами попытках поднять Кавказ против России. Ясно лишь, что оно состоялось после назначения П. С. Потемкина (скорее всего, уже и после поступления — при его непосредственном участии — Восточной Грузии в 1783 г. под российское покровительство).

Записку о Фет-Алихане (в разных документах именуемом также Фехт-Алиханом и Фатали-ханом), “гавани” и “армянских народах” (№ 11) можно датировать более определенно. Принцип “армян... ласкать и питать благое в них расположение” был неизменным в русской дипломатии, которая при этом неоднократно меняла отношение к боровшемуся за объединение земель Азербайджана дербентскому и кубинскому владетелю Фет-Алихану (1736—1789). Однако высказывание намерения его наказать вместе с решением “учредить” новую “гавань”, подтверждением покровительства армянам и указанием на пребывание Г. А. Потемкина в Петербурге позволяет со значительной степенью вероятности отнести данную записку к концу марта — началу апреля 1783 г. (послание армянских архиереев и меликов с изъявлениями преданности российскому двору и просьбами о присылке войск подписано 3 марта; остановленный благодаря действиям П. С. Потемкина в марте поход [153] Фет-Алихана на Карабах повлек все же за собой серьезные разорения, причем тогда же было перехвачено письмо к нему алцихского Сулейман-паши, которое считали доказательством его протурецких настроений; в марте была составлена и первая карта Ахтиарской гавани, где в июне началось строительство севастопольского порта; Г. А. Потемкин выехал из Петербурга в Нарву в первую неделю апреля).

Записка о мерах на случай вооруженного конфликта на китайской границе (№ 12) примыкает к секретному рескрипту Г. А. Потемкину от 26 июня 1785 г. о поручении ему организации обороны Сибири ¹⁰. Прерванная тогда торговля восстановилась только через семь лет, почти одновременно с оправданием иркутского и колыванского генерал-губернатора И. В. Якоби (1726—1803), дело по обвинению которого в стремлении втянуть Россию в войну с Китаем, служебных злоупотреблениях и неуважении к Сенату известно по воспоминаниям Г. Р. Державина.

Заключающее комплекс письмо на французском языке касается малоизученного эпизода русско-шведских отношений по окончании войны 1788—1790 гг.— планов встреч Густава III с Екатериной или Потемкиным для обсуждения условий заключения союзного договора. Планы эти возникли не ранее прибытия уполномоченного России генерал-майора П. А. фон дер Палена (1745—1826) (более всего известного руководящей ролью в свержении Павла I) в Стокгольм в октябре 1790 г. и оставались в силе до начала апреля 1791 г., когда идея прямых переговоров со шведским королем была окончательно отвергнута. Несмотря на нереализованность стремления Густава III упрочить лично восстановление “дружбы” с русской императрицей ¹¹ союз между Россией и Швецией был заключен 8 октября 1791 г. и стал первой попыткой создания коалиции европейских держав против революционной Франции.

Все перечисленные документы публикуются в том порядке, как они были расположены при систематизации екатерининских бумаг в начале XX в.,— опущена лишь копия фрагмента письма о политике в Польше от 1 ноября 1790 г. с примечаниями Потемкина, поскольку это письмо уже печаталось в полном объеме ¹².

Текст передается с сохранением орфографии и пунктуации подлинника, своеобразие которых следует объяснить не только нетвердостью Екатерины в русском языке, но и общепринятым в ее время правописанием “по слуху”, без учета грамматических норм (к тому же не вполне еще устоявшихся). Авторские исправления и вставки не оговариваются. Даты во вступительной статье, тексте и примечаниях приводятся по старому стилю.

1. РГАДА, ф. 1. Секретные пакеты, ед. хр. 54, Письма имп. Екатерины II кн. Гр. Ал. Потемкину (всего 144), л. 1—142 об.; ед. хр. 47. Письма Екатерины II Г. А. Потемкину, л. 1—29 об.

2. Бумаги императрицы Екатерины II, хранящиеся в Государственном архиве Министерства иностранных дел.— Сборник Русского исторического общества (Сб. РИО). Т. 7, 10, 13, 27, 42. СПб. 1871—1885.

3. Дипломатическая переписка императрицы Екатерины II.— Сб. РИО. Т. 48, 51, 57, 67, 87, 97, 118, 135, 145. СПб. 1885—1914.

4. РГАДА, ф. 1, ед. хр. 47, л. 30—64.

5. О предпосылках и ходе второй русско-турецкой войны, а также о содержании упоминаемых в письмах дипломатических документов см. прежде всего: ГРИГОРОВИЧ Н. Канцлер князь Александр Андреевич Безбородко в связи с событиями его времени. Т. 1. СПб. 1879.— Сб. РИО. Т. 26; ПЕТРОВ А. Н. Вторая турецкая война в царствование императрицы Екатерины II, 1787—1791 гг. Т. 1—2. СПб. 1880; СЕМЕНОВА И. В. Россия и освободительная борьба молдавского народа против оттоманского ига в конце XVIII в. Кишинев. 1976.

6. См. ШАХМАГОНОВ Н. Ф. От Очакова до Измаила. М. 1991; ЛОПАТИН В. С. Суворов и Потемкин. М. 1992.

7. См. о том же в ее письме Г. А. Потемкину от 30 мая 1783 г.— Сб. РИО. Т. 27. СПб. 1880, с. 260—261.

8. Кроме военно-административной и дипломатической деятельности на Кавказе, он известен участием в подавлении и расследовании причин “пугачевщины”, переводами Ж.-Ж. Руссо, драмами и стихами, а также неизданными сочинениями “Описание кавказских горцев” и “История Пугачевского бунта”.

9. ДУБРОВИН Н. Братья Потемкины на Кавказе.— Русский вестник, 1878, № 11—12; МАРКОВА О. П. Россия, Закавказье и международные отношения в XVIII веке. М. 1966; ИОАННЕСЯН А. Р. Россия и армянское освободительное движение в 80-х годах XVIII столетия. Ереван. 1990.

10. Сб. РИО. Т. 27, с. 352.

11. И. См. письмо Екатерины Г. А. Потемкину от 4 апреля 1791 г. (Сб. РИО. Т. 42. СПб. 1885, с. 149); ГРОТ Я. К. Екатерина II и Густав III. СПб. 1877.

12. РГАДА, ф. 1, ед. хр. 47, л. 19—23 об.; Императрица Екатерина II и кн. Потемкин: Подлинная их переписка (из сборника П. С. Лебедева).— Русская старина, 1876, т. 17, № 12.