ИГНАТИЙ ЛОЙОЛА

АВТОБИОГРАФИЯ

ГЛАВА VI

54-55. В Барселоне <паломник> начинает учиться; ему приходится преодолеть некоторые трудности, встающие перед ним. — 56-57. Он направляется в Алькалу, чтобы изучать философию и теологию. — 58-59. Занимается преподанием упражнений и разъяснением христианского вероучения. Подвергается судебному процессу. — 60-62. Его помещают в темницу, а затем отпускают на свободу. — 63. Он выходит из Алькалы в направлении Вальядолида и Саламанки.

54. Прибыв в Барселону ¹, он сообщил о своём намерении учиться Гисабель Росер ² и магистру Ардеволю ³, который преподавал грамматику. Обоим показалось, что это очень хорошо, и последний предложил обучать его бесплатно, а первая — обеспечить всем необходимым для жизни.

В Манресе у паломника был один <знакомый> монах [88] (кажется, из <Ордена> святого Бернарда), человек весьма духовный, и <паломник> желал находиться при нём, чтобы обучаться, чтобы успешнее вести духовную жизнь, а также приносить пользу душам. Поэтому он ответил, что примет это предложение, если не найдёт в Манресе тех возможностей, на которые надеялся. Однако, придя туда, он обнаружил, что этот монах умер ⁴. Поэтому, вернувшись в Барселону, он начал учиться очень старательно.

Но ему сильно мешала одна вещь: когда он начинал зубрить ^а, как это необходимо на начальных ступенях грамматики, к нему приходили новые духовные постижения и новые радости, и они настолько его захватывали, что он не мог зубрить и не мог отогнать их, как отчаянно ни боролся с ними.

55. И вот, многократно поразмыслив об этом, он сказал себе:

“Когда я молюсь, когда стою на Мессе, ко мне не приходят столь яркие постижения”. Так мало-помалу он осознал, что это было искушение. Тогда, помолившись, он отправился в Санта-Мария-дель-Мар ⁵, рядом с домом учителя, и попросил его, чтобы тот соизволил разок выслушать его в этой церкви. И вот, когда они присели, он правдиво рассказывает ему обо всём, что происходит в [89] его душе, и о том, сколь мало преуспел он до сих пор по этой причине. Однако он дал вышеозначенному учителю обещание, сказав: “Обещаю Вам, что никогда не буду отвлекаться, слушая Вас, все эти два года, покуда в Барселоне у меня есть хлеб и вода, которыми я могу обойтись”. Когда он с сильным чувством дал это обещание, никогда более не было у него этих искушений.

Боли в желудке, начавшиеся у него в Манресе, из-за которых он надел обувь, прекратились, и с желудком у него было всё в порядке с тех пор, как он отправился в Иерусалим. По этой причине, обучаясь в Барселоне, он почувствовал желание вернуться к прежнему покаянию, и потому для начала проделал дырки в подошвах своих башмаков. Мало-помалу он расковырял их так, что, когда настали зимние холода, он носил лишь верхнюю покрышку от них.

56. Когда закончились два года обучения, за которые, как ему говорили, он весьма преуспел, его учитель сказал ему, что он уже может приниматься за <свободные> искусства и что ему нужно отправляться в Алькалу. Но всё же он добился того, чтобы его проэкзаменовал один доктор теологии, посоветовавший ему то же самое. И тогда он отправился в Алькалу один, хотя у него, кажется, уже было несколько товарищей ⁶.

Придя в Алькалу, он стал просить милостыню и жить подаянием. Когда он прожил таким образом десять или двенадцать дней, как-то раз один клирик и остальные, бывшие с ним, видя, что <паломник> просит подаяние, стали высмеивать его и говорить ему что-то оскорбительное, как обычно поступают с теми, кто просит милостыню, будучи здоров. А в это время мимо проходил управляющий новым “госпиталем” Антесаны ⁷. Выказав недовольство происходящим, он подозвал <паломника> и взял его с собой в “госпиталь”, где дал ему комнату и всё необходимое. [90]

57. В Алькале он учился почти полтора года ⁸, поскольку в Барселону, где он проучился два года, <паломник> прибыл в двадцать четвёртом году. Великим Постом, а в Алькалу пришёл в двадцать шестом году. Там он изучал “Термины” Сото ⁹, “Физику” Альберта ¹⁰, а также Магистра “Сентенций” ¹¹. Находясь в Алькале, он занимался преподанием духовных упражнений и разъяснением христианского вероучения, принеся тем самым <добрый> плод во славу Божию. Многие люди дошли до глубокого знания духовных вещей и обрели вкус к ним. Другие же сталкивались с различными искушениями — как, например, одна особа, которая захотела подвергнуть себя бичеванию, но не смогла этого сделать, словно кто-то взял её за руку. [91]

Случались и другие подобные вещи, порождавшие в народе толки, особенно при большом стечении людей, происходившем везде, где бы он ни разъяснял вероучение. (Вспомнить о том страхе, который сам он испытал однажды ночью ¹²) Вскоре после своего прибытия в Алькалу он познакомился с доном Диего де Гиа ¹³, проживавшим в доме своего брата ¹⁴, у которого была в Алькале печатня и достаточно средств к существованию. Поэтому они помогали <паломнику> подаяниями, чтобы содержать нищих, а <дон Диего> содержал троих товарищей паломника у себя дома ¹⁵. Как-то раз, когда он пришёл попросить [92] милостыню на некоторые нужды, дон Диего сказал, что денег у него нет. Однако он открыл сундук, где держал всякую всячину, и отдал ему разноцветные покрывала, несколько подсвечников и другие подобные вещи. Завернув всё это в простыню, паломник забросил её за спину и отправился помогать нищим.

58. Как уже говорилось выше, по всему этому краю пошла громкая молва о том, что он делал в Алькале, причём одни говорили так, а другие эдак. Это дошло до Толедо, до инквизиторов. Когда они прибыли в Алькалу, паломника предупредил тот человек, у которого они остановились. Он сказал, что <инквизиторы> называют их “дерюжники” (ensayalados), а может, и “озарёнными” (alumbrados) ^б, и что они, должно быть, устроят им резню (carneceria) ¹⁶. И вот вскоре они начали следствие и процесс об их <образе> жизни, и в конце концов вернулись в Толедо, не вызвав их, поскольку прибыли они только для этого. А вести процесс они поручили викарию Фигероа, который теперь с императором ¹⁷. Несколько дней спустя он вызвал их и сказал им, что [93] инквизиторы произвели следствие и процесс об их <образе> жизни, но не обнаружили никакой ошибки ни в их учении, ни в их <образе> жизни, а потому они могут делать то же, что и раньше, совершенно беспрепятственно. Однако, поскольку они не являются монашествующими, им не подобает носить одну и ту же одежду. Хорошо было бы (и он так и повелел), чтобы вот эти двое (тут он указал на паломника и Артеагу) выкрасили свои куртки в чёрный цвет, другие двое (Калисто и Касерес) — в светло-коричневый, а Хуанико (это был паренёк-француз) может оставаться так, <как есть> ¹⁸.

59. Паломник говорит, что они сделают то, что им ведено. “Но не знаю”, говорит он, “какой толк в этих расследованиях? Давеча священник не захотел преподать одному человеку Таинство, поскольку тот причащается каждые восемь дней. Теперь вот мне устроили затруднения ¹⁹.... Мы хотим знать, учинили ли мы какую-нибудь ересь?” — “Нет”, говорит Фигероа, “ведь, если вы её учините, вас сожгут”. — “Вас тоже сожгут”, говорит паломник, “если Вы учините ересь”. Они перекрашивают свою одежду, как им было велено, а через пятнадцать или двадцать дней после этого Фигероа велит паломнику не ходить босиком и обуться. Тот делает это так же спокойно, как и во всех случаях, когда ему давали такого рода приказания. [94]

Через четыре месяца после этого тот же Фигероа снова начинает производить следствие о них. ([В.] о том, что мне рассказал Бустаманте ²⁰.) Думаю, что, кроме обычных причин, был ещё один повод: некая знатная женщина, замужняя, испытывала особое благоговение перед паломником. И вот, чтобы её не заметили, она приходила в “госпиталь” на заре, утром, завернувшись в покрывало, как это принято в Алькале-де-Энарес ^в; войдя, она снимала покрывало и шла в комнату паломника.

Но и на сей раз им ничего не сделали; и впоследствии, по завершении процесса, их даже не вызвали и ничего не сказали ²¹.

60. Ещё через четыре месяца, когда он жил уже в небольшом домике, а не в “госпитале”, однажды к двери подходит альгвасил, зовёт его и говорит: “Пойдёмте-ка со мной ненадолго”. И, оставив его в тюрьме, говорит ему: “Не выходите отсюда, пока вам не будет другого приказа” ²².

Было лето, и содержали его не так уж строго, поэтому многие приходили навестить его, а он делал то же самое, что и на [95] свободе: разъяснял вероучение и давал упражнения. Он так и не захотел взять ни адвоката, ни поверенного, хотя свои услуги предлагали многие. (М-а один, и он был духовником ²³.) Особо вспоминает он донью Тересу де Карденас ²⁴, которая направляла к нему посетителей ^г и много раз предлагала ему вызволить его оттуда. Но он ни за что не соглашался, всегда говоря: “Тот, ради любви к Которому я сюда попал, вызволит меня, если пожелает”.

61. Семнадцать дней он провёл в тюрьме, а его всё не допрашивали, и причины этого он не знал ²⁵. Наконец в тюрьму пришёл Фигероа и расспросил его о многом (вплоть до вопроса о том, соблюдает ли он субботу), и знает ли он двух таких-то женщин (это были мать с дочерью), на что он сказал “да”. А знал ли он об их уходе до того, как они ушли? Он сказал “нет” в силу данной им клятвы ²⁶. Тогда викарий, положив ему руку на плечо и не скрывая радости, сказал: “Это и было причиной того, что Вы сюда попали”. Среди многих людей, ставших последователями паломника, были мать и дочь, обе вдовы, причём дочь была очень юна и весьма хороша собой. Обе они далеко продвинулись в духовном отношении, особенно дочь: настолько, что, будучи знатными, они [96] отправились к Веронике Хаэнской ^д пешком (не знаю, просили ли они при этом милостыню) и в одиночестве. Из-за этого в Алькале пошла громкая молва, и доктор Сируэло ²⁷, оказывавший им известное покровительство, подумал, что это заключённый подговорил их на такой шаг, и потому устроил так, чтобы его задержали.

Когда заключённый услышал, что сказал викарий, он сказал ему:

“Хотите, я чуть подробнее расскажу об этом?” Тот говорит: “Да”. — “Вам следует знать”, говорит заключённый, “что эти две женщины много раз горячо убеждали меня в том, что они хотят пойти по всему свету, чтобы служить нищим в разных "госпиталях", а я всегда отговаривал их от этого намерения, поскольку дочь так юна и хороша собой и т. д. Я сказал им, что, если они хотят навещать нищих, они могут делать это и в Алькале, равно как и молиться перед Святыми Дарами”. Когда эти беседы завершились, Фигероа удалился вместе с нотариусом, записав всё это <на бумагу>.

62. В то время Калисто был в Сеговии ²⁸. Узнав об аресте <паломника>, он тут же пришёл, хотя только что поправился после тяжёлой болезни, и вместе с ним <добровольно> сел в тюрьму. Но <паломник> сказал ему, что лучше будет, если он пойдёт и представится викарию. Тот принял <Калисто> хорошо, но сказал ему, чтобы он шёл в тюрьму, поскольку ему нужно находиться там, пока не вернутся те две женщины, и тогда будет видно, подтвердят ли они то, что сказал <паломник>. Калисто провёл в тюрьме несколько дней; но паломник, видя, что это вредит его телесному здоровью, поскольку он ещё не до конца выздоровел, с помощью одного доктора, своего большого друга, устроил так, что его освободили оттуда.

С того дня, когда паломник оказался в тюрьме, до его [97] освобождения прошло сорок два дня. По их окончании, когда набожные <паломницы> уже вернулись, в тюрьму пришёл нотариус, чтобы зачитать ему судебное решение: что он свободен, чтобы они одевались так же, как прочие студенты, и чтобы не говорили о предметах веры в течение четырёх лет, пока не станут учёнее, поскольку у них нет образования ²⁹. И действительно, паломник был тем, кто знал больше всех, но и его <познаниям> не хватало основательности. Именно об этом он и говорил в первую очередь, когда его допрашивали.

63. Узнав об этом решении, он пребывал в некотором сомнении относительно того, что ему делать, поскольку ему казалось, что перед ним закрыли дверь в деле помощи душам, не приведя никакой причины, кроме той, что он недостаточно учён. В конце концов он решил пойти к архиепископу Толедскому, Фонсеке ³⁰, и изложить ему всё это дело.

Он вышел из Алькалы ³¹ и отыскал архиепископа в Вальядолиде. Правдиво рассказав обо всём, что произошло, <паломник> сказал ему, что, хотя он уже не подпадает под его юрисдикцию и не обязан исполнять судебное решение, тем не менее он сделает то, что ему прикажет архиепископ (обращаясь к нему на “Вы”, как он обычно разговаривал со всеми). Архиепископ принял его очень радушно и, [узнав о том, что он хотел пойти в Саламанку, сказал] ³², что и в Саламанке у него есть друзья и Коллегия ³³, предложив ему располагать всем этим. Затем, уходя, он вручил <паломнику> четыре эскудо.

Комментарии

1 Немного ниже (см. § 57) св. Игнатий говорит, что он прибыл в Барселону “в двадцать четвёртом году, в Великий пост” (9 февраля—27 марта). Учитывая, что он прибыл в Венецию “в середине января двадцать четвёртого года” (см. § 50) и прошёл пешком неблизкий путь от Венеции до Генуи, а потом — по морю — до Барселоны, можно предположить, что в этот последний город он прибыл во второй половине февраля или в начале марта.

2 Гисабель Росер (в оригинале: Guisabel Roscer). Её фамилию следует писать Roser, хотя пишется она также Росес (Roses) и Росель (Rosell). Правильным здесь считается написание Roser, использованное самим св. Игнатием в собственноручно написанном им послании Хайме Кассадору от 12 февраля 1536 г., опубликованном в Посл., I, pp. 93-99. Она познакомилась со св. Игнатием ещё в 1523 г., когда он впервые был в Барселоне. В этом городе она была его великой благодетельницей всё время, пока он там учился, и продолжала оставаться таковой, когда святой перебрался в Париж. В 1543 г. она побывала в Риме вместе с двумя подругами, а в 1545 г. исполнилось её желание принести торжественные обеты в Обществе. Однако в силу различных затруднений, возникших впоследствии, св. Игнатий добился для неё диспенсации от этих обетов и того,чтобы Общество впредь было свободно от обязанностей руководить женщинами, бывшими у неё в послушании. В 1547 г. Исабель Росер вернулась в Барселону, где принесла обеты во францисканском Ордене в монастыре св. Марии Иерусалимской, в котором она и умерла.

3 Херонимо Ардеволь, а не Ардебало (Ardebalo), как пишет о. Рибаденейра (Жизнь, 1, 1, 13). Будучи бакалавром, он возглавлял кафедру грамматики в барселонской школе Эстудьо Хенераль в течение курса 1525-1526 гг., когда св. Игнатий был учеником этой школы. См. об этом: Далмасес, 1941. До начала курса 1525-1526 гг. магистр Ардеволь был, вероятно, репетитором или особым учителем св. Игнатия: такая должность существовала в школе Эстудьо Хенераль согласно Уставу от 1508 г. Поэтому вполне возможно, что Ардеволь стал помогать св. Игнатию в его занятиях сразу после того, как последний прибыл в Барселону. См. также Батльори, Восемь веков, pp. 85-100; Мадурель-Далмасес, pp. 370-407.

Алькале говорит, что это был Лопе де Деса. Однако о. Фита утверждает, что он видел рукопись, составленную в этом “госпитале” и озаглавленную Список управляющих капитулом сего “госпиталя” Богородицы Милосердной с 23 января 1516 г. по февраль 1533 г..., из которого явствует, что управляющим (“prioste”) в 1526 г. был некто Хуан Васкес. См. Фита, 1898, р. 529.

4 Речь идёт, несомненно, о некоем монахе-цистерцианце из монастыря св. Павла (об этом монастыре см. прим. 14 к § 30). См. Марч, 1925, pp. 185-193.

а В оригинале 'decorar': архаизм, который кордовец Росаль, один из лексикологов той эпохи, объяснял так: “знать или заучивать что-либо наизусть (de coro), т. е. на память”. Очевидно, Игнатий зубрил латинские склонения и спряжения. Глагол decorar (в несколько ином значении) встречается также в “Дон Кихоте” (т. I, гл. XI). Как отмечает Поджи (с. 193), св. Игнатий, скорее всего, изучал латинский язык по грамматике Небрихи, вышедшей в Барселоне в 1523 г. и впоследствии активно использовавшейся иезуитами. — А.К.

5 Санта-Мария-дель-Мар (в оригинале “де-ла-Мар”): крупный готический храм в Барселоне, расположенный в окрестностях порта. Его строительство было завершено в 1383 г. — К. де Д., А.К.

6 Уже в Барселоне к св. Игнатию присоединились Калисто де Са, Лопес де Касерес и Хуан де Артеага. См. Поланко, Краткое изложение: FN, I, р. 170, примм. 8-10. Относительно Калисто де Са следует добавить то, что говорится в прим. 16 к § 80 “Автобиографии”. Он родился, очевидно, в 1506 или 1507 г.

7 Этот новый “госпиталь” носил название Богородицы Милосердной или (по имени его основателя) “госпиталь” Антесаны. Не известно достоверно, кто был в то время управляющим этого “госпиталя”. Старинные биографы не упоминают его имени. О. Кристобаль де Кастро в рукописной Истории Общества Иисуса в Алькале говорит, что это был Лопе де Деса. Однако о. Фита утверждает, что он видел рукопись, составленную в этом “госпитале” и озаглавленную Список управляющих капитулом сего “госпиталя” Богородицы Милосердной с 23 января 1516 г. по февраль 1533 г..., из которого явствует, что управляющим (“prioste”) в 1526 г. был некто Хуан Васкес. См. Фита, 1898, р. 529.

8 Неизвестно с полной достоверностью, сколько продлилось пребывание св. Игнатия в Алькалё. Если он провёл в Барселоне два года (см. § 56), то в Алькалу он прибыл, видимо, в конце марта 1526 г. С другой стороны, поскольку о судебном решении по последнему процессу о его поведении, который там происходил, ему сообщили 1 июня 1527 г., и через двадцать дней после выхода из тюрьмы он покинул Алькалу (Поланко, Краткое изложение, § 40: FN, I, p. 175), получается, что его пребывание в этом городе продлилось с конца марта 1526 г. примерно по 20 июня 1527 г., так что полутора лет не набирается. С другой стороны, супруга управляющего “госпиталем” Антесаны, допрошенная на процессе 19 ноября 1526 г., “сказала, что Иньиго и Калисто находятся здесь, должно быть, уже четыре месяца” (MI, Scripta, I, р. 604). Согласно этому сообщению, прибытие Игнатия в этот город следует датировать июлем, и тогда его пребывание в Алькалё продлилось немногим долее одиннадцати месяцев. Показание свидетельницы на процессе в Алькалё, возможно, подтверждается тем фактом, что в Барселоне курсы в школе Эстудьо Хенераль, где св. Игнатий, очевидно, учился, заканчивались в июле (см. Далмасес, 1941, р. 289), и кажется странным, что св. Игнатий мог прервать курс, покинув Барселону в марте.

9 “Термины” (Terminos), иначе “Суммулы” или “Логика”. “Суммулы” (“Summulae”) Доминго Сото были впервые напечатаны в Бургосе в 1529 г., но это обстоятельство не мешает нам предположить, что тремя годами ранее среди его учеников уже ходили какие-то рукописные заметки.

10 Св. Альберт Великий написал, кроме всего прочего, 8 книг “Физики”.

11 “4 книги сентенций” Петра Ломбардского, которого называли также “Магистром "Сентенций"”, представляли собою систематическое изложение всей схоластической теологии и пользовались громадной популярностью.

12 Видимо, именно об этом случае упоминает о. Поланко (Жизнь: FN, II, р. 545): “In parte autem eius domus, quae a lemuribus infestabatur, cum habitationem haberet, et nocturno quodam terrore concuteretur, quern vanum esse nec ei cedendum existimabat, Deo se commendans, animo et voce daemones provocare coepit, ut si potestatem a Deo contra ipsum aliquam accepissent, earn exercerent; se quidem libenter quidquid placeret passurum esse; amplius quam Deus concederet eos nihil posse. Et ea firmitas animi et constans fides ac confidentia in Deo, non solum ab omni daemonis terrore tune eum liberavit, sed in posterum ab huiusmodi nocturnis terroribus immunem, Deo adiuvante, reddidit” (“Живя в той части сего дома, где водились привидения, он, охваченный каким-то ночным страхом, который счёл пустым, полагая, что уступать ему не следует, начал, препоручив себя Богу, духом и голосом призывать бесов: если они получили от Бога какую-либо власть против него, пусть ею воспользуются, а сам он охотно претерпит всё, что угодно; ведь они не могут ничего <сделать> сверх того, что дал им Бог. И эта твёрдость духа, а также постоянная вера в Бога и упование на Него не только освободила его тогда от всякого страха перед бесом, но и впредь с помощью Божией сделала его неподверженным такого рода ночным страхам”).

13 Диего де Гиа (точнее, Эгиа) священник, уроженец Эстельи в Наварре. В 1540 г. он вступил в Общество и в течение некоторого времени был духовником св. Игнатия. Умер в Риме 16 июня 1556 г. О нём см. FN, I, р. 110 ³. Как и он, в Общество вступил один из его братьев, Эстебан.

14 Известный печатник Мигель де Эгиа. В числе прочего он напечатал в 1525 г. (и ещё раз — в 1526 г.) Руководство для христианского воина Эразма Роттердамского. См. о нём: Гарсиа, р.613; Алонсо, рр. 17-18; Гоньи, рр. 35-88. Тот факт, что в 1526 г. он дважды напечатал трактаты О презрении к миру и О подражании Христу, позволяет предположить, что он испытал влияние св. Игнатия (Гоньи, р. 55).

15 Тремя товарищами, присоединившимися к св. Игнатию в Барселоне, были, как говорилось выше (см. § 56, прим. 6) Калисто де Са, Лопе де Касерес и Хуан де Артеага. В Алькале к ним прибавился Жан Рейнальд (Reynalde или Reynauld), молодой француз.

б Исп. ensayalado букв. означает “<одетый> в грубую ткань”. Оно образовано от слова sayal — “грубая ткань”. Что же касается исп. слова alumbrados, то обычно в русскоязычной литературе название членов этой секты попросту транслитерируется: алумбрадос. Однако в данном контексте это едва ли уместно, почему и решено было это слово перевести. “Озарённые” признавали только молчаливую молитву, отвергали все таинства Церкви и не занимались благотворительностью. — А.К.

16 Следует помнить о том, что св. Игнатий прибыл в Алькалу в 1526 г., а в сентябре предыдущего года Инквизиция города Толедо издала указ, осуждающий 48 положений “озарённых” (alumbrados). Копия этого указа хранится в Мадридском Национальном Историческом Архиве (Inquisicion, I, 1, 299, ff. 551r-556v). О. Бельтран де Эредиа опубликовал его по другому экземпляру (Эредиа, pp. 105-130). Анализ этого указа см.: Сельке-де-Санчес, pp. 125-152. Маркес рассматривает, в частности, этот указ от 1525 г. Как бы то ни было, Игнатий говорил чистую правду, когда в 1545 г. писал португальскому королю Жуану III, что “никогда не был осуждён ни за единую фразу, ни за единый слог” (FN, I, р. 53). О невиновности св. Игнатия см.: Лонгхёрст, pp. 252-257.

17 Поэтому о. Надаль мог совершенно правдиво сказать в своей апологии Упражнений, направленной против брата Томаса де Педроче: “Aperte de persecutionibus dicendum, quod nunquam ab inquisitoribus notatus ac ne vocatus quidem, sed a provisoribus episcoporum” (“Относительно преследований следует прямо сказать, что <его> никогда не брали на заметку и даже не вызывали инквизиторы, но лишь заместители епископов”). См. FN, I, р. 317. Действительно, толедские инквизиторы Мигель Карраско и Алонсо Мехиа прибыли в Алькалу, чтобы расследовать дело св. Игнатия и его товарищей, но, не вызвав его, препоручили эту задачу генеральному викарию епископа Толедского в Алькале, Хуану Родригесу де Фигероа. О том, как он повёл себя в деле св. Игнатия, рассказывает сам святой. Впоследствии, в 1538 г., находясь в Риме, Фигероа получил возможность выступить в защиту Игнатия. С 1563 по 1565 г. он был председателем Совета Кастильи. Умер в Мадриде 23 марта 1565 г. (см. Бальестерос, т. 4, ч. 2-я, р. 15).

18 Жана Рейнальда из-за его молодости называли “Хуанико”. Об этом процессе см. FD, pp. 322-331.

19 Вероятно, это относится к д-ру Альфонсо Санчесу, о котором о. Кристобаль де Кастро в рукописной Истории Коллегии в Алькале (I. 1, f. 3v) рассказывает что однажды, когда он готовился служить Мессу, св. Игнатий подошёл к нему попросить, чтобы он освятил несколько гостий (formas). Поначалу д-р Санчес противился, но затем уступил его просьбе и даже пригласил товарищей Игнатия отобедать у себя дома, а в дальнейшем относился к ним благосклонно.См. FN, I, р. 173, прим. 19.

20 Видимо, эта маргиналия означает: “Вспомнить о том, что мне рассказал Бустаманте”. Что здесь имеется в виду — неизвестно. О. Бартоломе де Бустаманте был секретарём св. Франциска Борджа, когда тот исполнял должность комиссара в Испании. Подробнее о нём можно узнать из исследования (Регера), а также из биографического очерка (Себальос).

в Алькала-де-Энарес: здесь единственный раз в “Автобиографии” приводится полное название этого города, находящегося не слишком далеко от Мадрида. Сделано это для того, чтобы отличить эту Алькалу от другой, называемой Алькала-ла-Реаль и расположенной в Андалусии. — А.К.

21 Второй процесс состоялся 6 марта 1527 г. (см. MI, Scripta, I, p. 608), примерно через четыре месяца после судебного решения, вынесенного 21 ноября 1526 г. Фигероа принял показания Менсии де Бенавенте, жены Хуана де Бенавенте, а также у её дочери Аны и у Леоноры, дочери Аны де Мена, жены Андреса Лопеса. Документы процесса см. в FD, pp. 331-33.

22 Немного ниже (см. § 62) говорится, что Игнатий провёл в тюрьме сорок два дня и был освобождён 1 июня, из чего следует, что в тюрьму его должны были заключить 18 или 19 апреля (четверг или святая пятница того года). С этим всё ясно. Но не так просто обстоит дело с начальными словами этого параграфа: “Ещё через четыре месяца”. Согласно FN, I, р. 446, прим. 23, здесь имеются в виду четыре месяца, прошедшие с того времени, когда 10 декабря Фигероа заставил св. Игнатия не ходить босиком (см. § 59).

23 Эта пометка на полях, видимо, означает: “Миона был один, и он был духовником”. О Мануэле Мионе, португальце, известно, что он был духовником св. Игнатия в Алькале, а позже — и в Париже. В 1545 г. он вступил в Общество, членом котором умер в 1567 г. См. Мемориал о. да Камары, § 98: FN, I, p. 585. Именно ему св. Игнатий адресовал своё знаменитое письмо от 16 ноября 1536 г. о пользе Упражнений (Посл., I, pp. 111-113).

24 Донья Тереса Энрикес († 1529 г.), супруга Гутьерре де Карденаса, которую называли “безумной от Таинства” (“la loca del Sacramento”).

г Один из преподавателей университета в Алькалё, навестивший св. Игнатия в тюрьме, сказал своим студентам: “Vidi Paulum in vinculis” (“Я увидел Павла в узах”). — А.К.

25 В актах процесса говорится, что Фигероа пришёл в тюрьму, чтобы допросить св. Игнатия, 18 мая 1527 г. (MI, Scripta, I, pp. 618-619). Однако к тому времени прошло уже тридцать дней с тех пор, как Игнатия заключили в тюрьму. Можно предположить, что допросу, упомянутому в актах, предшествовал ещё один.

26 Речь идёт о Марии дель Вадо и её дочери Луисе Веласкес, которые вопреки тому, что им говорил св. Игнатий, отправились в паломничество к Веронике Хаэнской, как об этом рассказывается ниже. С их показаниями можно ознакомиться в MI, Scripta, I, 620-621.

д Хаэн — город в Андалусии, славный знаменитой святыней: изображением лика Иисуса Христа на убрусе в руках св. Вероники. Имя этой святой по народной этимологии осмыслялось как указание на подлинность данного изображения: лат. vera icona (“подлинное изображение”) будто бы перешло в имя — Veronica. — А.К.

27 Доктор Педро Сируэло, уроженец Дароки, знаменитый профессор Университета. О нём кардинал А. Сикиа говорил в своей инаугурационной речи в Королевской Академии Истории (см. Cикиа).

28 Согласно сообщению о. Поланко (Краткое изложение: FN, I, р. 174; Жизнь: FN, II, р. 547), св. Игнатий находился в Сеговии, когда эти достойные женщины совершали своё паломничество.

29 Судебное решение было вынесено 1 июня 1527 г (MI, Scripta, I, p. 618; FD, 342).

30 Алонсо де Фонсека-и-Асебедо был архиепископом Толедо с 1523 г. до своей смерти в 1534 г. Известны его дружеские отношения с Эразмом Роттердамским и поддержка, которую он оказывал испанским сторонникам гуманиста.

31 Поскольку после того, как его ознакомили с судебным решением, “он провёл в Алькале не более двадцати дней” (Поланко, Краткое изложение, § 40: FN, I, р. 175), можно полагать, что он отправился в путь 20 или 21 июня 1527 г.

32 Фраза, заключённая в квадратные скобки, отсутствует в испанском оригинале, однако она есть в латинском переводе и по смыслу необходима.

33 Фонсека основал в Саламанке Старшую Коллегию св. Иакова, или Коллегию архиепископа, чтобы помогать бедным студентам.