ИГНАТИЙ ЛОЙОЛА

АВТОБИОГРАФИЯ

ГЛАВА VIII

73-75. В Париже <паломник> повторяет курс обучения гуманитарным наукам. — 76. Он отправляется во Фландрию и в Англию, чтобы собирать подаяние. — 77-78. О судьбе некоторых духовных учеников Игнатия. — 79. Он отправляется в Руан, чтобы помочь одному испанцу. — 80. Чем закончили некоторые первые товарищи Игнатия. — 81. На него доносят Инквизиции. — 82-84. Он посвящает себя изучению высших наук. Приобретает себе товарищей. Его здоровье ухудшается. Ему советуют отправиться к себе на родину, чтобы поправиться. — 85. Монмартрский обет. — 86. Незадолго до своего отъезда <паломник> по собственному побуждению является к инквизитору и по его просьбе отдаёт ему копию книги Упражнений.

73. И вот он отправился в Париж один, пешком, и прибыл в Париж в феврале месяце — или может быть, чуть раньше или позже. <Судя> по тому, что он мне рассказывает ¹, это было в 1528 или 1527 г ². (Когда его задержали в Алькале, родился испанский государь ³. Исходя из этого, можно подсчитать все <даты> — даже <событий>, происшедших до этого.) Он разместился в одном доме вместе с несколькими испанцами и ходил изучать гуманитарные науки в Монтегю ⁴. А причиной тому было следующее: поскольку его [107] заставляли продвигаться в своём обучении с такой поспешностью, ему весьма недоставало основательности; и учился он вместе с детьми, следуя парижским порядкам и методам.

Едва он прибыл в Париж, как один купец дал ему двадцать эскудо по <кредитной> расписке (cedula) из Барселоны, а он отдал их на хранение одному из испанцев, живших на том постоялом дворе. Но тот в короткое время растратил их, и ему не из чего было их выплатить. Поэтому по прошествии Великого Поста ⁵ у паломника уже не осталось ничего из этих денег: и потому, что он кое-что потратил, и по вышеуказанной причине, так что он вынужден был просить милостыню и даже покинуть тот дом, в котором жил.

74. Его приняли в “госпиталь” святого Иакова, что за “Невинными” ⁶. Учиться ему было очень неудобно, поскольку этот “госпиталь” находился довольно далеко от Коллегии Монтегю. Поэтому, чтобы застать дверь <ещё> открытой, нужно было приходить в сумерки, а выходить ни свет ни заря, из-за чего он не мог с должным усердием посещать лекции. Другим препятствием был сбор милостыни, чтобы прокормиться.

Уже почти пять лет боли в желудке не беспокоили его, и теперь он начал предаваться более строгому покаянию и воздержанию. Прошло некоторое время такой жизни в “госпитале” и в сборе подаяния, и он, видя, что мало преуспел в науках, стал думать, что ему делать. И вот, видя, что некоторые служили в Коллегиях у тех или иных “регентов”, располагая при этом и временем для учёбы, он решил приискать себе хозяина.

75. Между тем он размышлял сам с собой, и его план, в котором он черпал утешение, <был таков>: представить, что магистр — [108] это Христос; одному из школяров он давал имя святого Петра, другому — святого Иоанна, и так каждому <давал он имя одного> из апостолов. “И вот, когда магистр мне что-нибудь прикажет, я стану думать, что мне приказывает Христос; а когда мне прикажет другой, я стану думать, что мне приказывает святой Пётр”.

Он прилагал немало стараний к тому, чтобы приискать хозяина: говорил, с одной стороны, с бакалавром Кастро ⁷, а также с одним монахом-картузианцем, знавшим много магистров, и с другими, но найти какого-нибудь хозяина ему так и не удалось.

76. Он не мог найти выхода, и наконец один испанский монах сказал ему как-то раз, что лучше было бы каждый год ходить во Фландрию и терять месяца два (или даже меньше), чтобы приносить с собой средства, на которые можно было бы учиться весь год. И вот, воспользовавшись этим советом, он каждый год приносил из Фландрии <деньги>, на которые можно было кое-как перебиться. А один раз он даже побывал в Англии и принёс с собой больше подаяния, чем это обычно бывало в другие годы ⁸.

77. Вернувшись из Фландрии в первый раз, он начал с большим напряжением, чем обычно, предаваться духовным упражнениям, и при этом почти в одно и то же время давал упражнения сразу троим, а именно: Перальте, бакалавру Кастро, который был в Сорбонне, и одному бискайцу по имени Амадор, жившему у святой [109] Варвары ⁹. В них произошли громадные перемены, и вскоре они роздали нищим всё, что имели, даже книги, начали просить милостыню в Париже и обосновались в “госпитале” святого Иакова, где раньше жил паломник и откуда он ушёл по вышеуказанным причинам.

Это произвело страшный переполох в университете, поскольку первые двое были людьми значительными и весьма известными. Испанцы тут же начали сражаться с обоими магистрами. Но, будучи не в силах одолеть их множеством доводов и переубедить, как-то раз они пришли во множестве, с оружием в руках, и вывели их из “госпиталя”.

78. Затем, приведя их в университет, они договорились с ними так:

пусть сначала закончат учёбу, а потом пускай принимаются осуществлять свои замыслы.

Бакалавр Кастро впоследствии поехал в Испанию, некоторое время проповедовал в Бургосе и стал картузианским монахом в Валенсии. Перальта отправился в паломничество в Иерусалим, пешком. Однако в Италии его перехватил один капитан, его родственник, отыскавший способ доставить его к Папе и добившийся того, чтобы ему приказали вернуться в Испанию. Но всё это произошло не сразу же, а несколько лет спустя.

В Париже о паломнике пошли громкие пересуды, особенно среди испанцев. Наш магистр де Говеа ¹⁰, говоря, что <паломник> [110] свёл с ума Амадора, который был в его Коллегии, принял решение и сказал: как только он придёт к святой Варваре, ему тут же устроят “зал” как соблазнителю школяров ¹¹.

79. Тот испанец, с которым он поначалу водил дружбу, растративший его деньги и не вернувший их, отправился в Испанию через Руан. Но, дожидаясь проезда в Руане, он занедужил ¹². Когда он заболел, паломник узнал об этом из его письма и почувствовал желание пойти навестить его и помочь ему. Он думал также, что в таких обстоятельствах сможет убедить его отречься от мира и полностью посвятить себя служению Богу ¹³.

* * *

И, чтобы добиться этого, он пожелал пройти те двадцать восемь лиг ^а, что отделяют Париж от Руана, пешком, босиком, и при этом ничего не есть и не пить; но, помолившись об этом, он почувствовал сильный страх. В конце концов он пошёл к святому Доминику и там решился идти вышеуказанным образом, поскольку тот сильный страх искушать Бога, который он испытывал, уже миновал.

На другой день, утром, когда ему нужно было выходить в путь, [111] он поднялся рано; и вот, когда он стал одеваться, на него напал такой страх, что ему почти показалось, будто одеться он не сможет. Но, несмотря на это, он вышел из дому и даже из города до наступления дня. Всё же страх его непрестанно нарастал и не отпускал его вплоть до Аржантэя (а это деревня в трёх лигах от Парижа по дороге к Руану; там, говорят, хранится одежда нашего Господа).

Миновав эту деревню в тех же духовных борениях, он поднялся на возвышенность, и тут его страх стал проходить, и он почувствовал такое великое утешение и прилив духовных сил вместе с такой радостью, что закричал на все поля, начал говорить с Богом и т. д.

Тем вечером он вместе с одним нищим, собиравшим милостыню, нашёл приют в одном “госпитале”, пройдя в тот день четырнадцать лиг ^б. На другой день он устроился ночевать в сенном сарае, а на третий день пришёл в Руан. Всё это время он ничего не ел и не пил и шёл босиком, как и задумал. В Руане он утешил больного и помог ему перебраться на корабль, идущий в Испанию. Он отдал ему письма, адресованные тем <его> товарищам, что были в Саламанке, т. е. Касересу и Артеаге ¹⁴.

80. Чтобы больше не говорить об этих <его> товарищах: их дальнейшая судьба была следующей.

Пока паломник был в Париже, он, как они условились, часто писал им о том, что у него мало возможностей помочь им придти учится в Париж. Тем не менее он умудрился написать донье Леонор де Маскареньяс ¹⁵, чтобы она помогла Калисто письмом ко двору португальского короля, дабы тот мог получить стипендию из числа тех, которые король Португалии давал в Париже. Донья Леонор дала Калисто эти письма, а также мулицу, чтобы он ехал на ней, и куатрины на расходы. Калисто отправился ко двору короля Португалии, но в конце концов в Париж не поехал. Вместо этого, [112] вернувшись в Испанию, он отправился в императорскую Индию ³ с одной духовной женщиной ¹⁶. А потом, вернувшись в Испанию, он снова поехал в ту же Индию и на сей раз вернулся в Испанию богачом, удивив всех тех в Саламанке, кто знал его раньше.

Касерес вернулся в Сеговию и там начал жить так, что казалось, будто он забыл о своём прежнем намерении ¹⁷.

Артеагу назначили командором. Впоследствии, когда Общество уже было в Риме, ему дали епископат в Индии. Он написал паломнику, чтобы эту должность отдали кому-нибудь из Общества. Тот ответил отрицательно, и Артёага отправился в императорскую Индию, стал епископом и умер там из-за одного странного случая, а именно: он болел, и было две бутыли с водой для освежающего питья; <вернее>, одна с водой, которую прописал ему врач, а другая — с водой сулемы, ядовитой. По ошибке ему дали вторую, отчего он и умер ¹⁸. [113]

81. Паломник вернулся из Руана в Париж и обнаружил, что события, происшедшие с Кастро и Перальтой, наделали много шуму на его счёт, и что его вызывал инквизитор. Но он не захотел больше ждать и отправился к инквизитору, сказав ему, что слышал о том, будто тот его разыскивал, и что готов ко всему, чего тот пожелает (этого инквизитора звали magister noster Ори ¹⁹, монах <Ордена> святого Доминика); но он просил, чтобы с этим покончили побыстрее, поскольку на святого Ремигия он намеревался поступить на курс <свободных> искусств ²⁰, и хотел бы, чтобы к тому времени всё это закончилось, дабы он мог лучше посещать свои занятия. Но инквизитор больше не вызывал его и лишь сказал ему, что с ним действительно говорили о его делах и т. д.

82. Немного спустя наступил <праздник> святого Ремигия, который приходится на начало октября, и он поступил слушать курс <свободных> искусств к одному магистру, которого звали Хуан Пенья ²¹; и поступил он с намерением сохранить тех, кто хотел служить [114] Господу, но не искать больше других, чтобы иметь возможность лучше учиться.

Когда он начал слушать лекции курса, его стали одолевать те же искушения, которые одолевали его в Барселоне, когда он изучал грамматику ²²; и всякий раз, слушая лекцию, он не мог оставаться внимательным из-за множества духовных предметов, приходивших ему на ум. И, видя, что так он мало преуспевает в науках, он пошёл к своему магистру и дал ему обещание, что никогда не будет отвлекаться, слушая весь <его> курс, покуда сможет найти хлеб и воду, чтобы прокормиться. И вот, когда он дал это обещание, все эти благочестивые мысли, приходившие к нему не вовремя, оставили его, и он спокойно продолжил свои занятия. В это время он общался с г-ном Пьером Фавром и г-ном Франциском Ксаверием, которых впоследствии привлёк ко служению Богу посредством Упражнений.

В это время курса его не преследовали, как раньше, и вот как-то раз доктор Фраго ²³ сказал ему по этому поводу, что <все> удивляются тому, насколько спокойно он продвигается вперёд, и никто его не донимает. А он ответил: “Причина в том, что я не говорю ни с кем о вещах Божественных; но, закончив курс, мы снова поведём себя, как обычно”.

83. Тут, пока они вдвоём разговаривали, пришёл один монах просить доктора Фраго, чтобы тот соизволил приискать себе какой-нибудь дом, поскольку в том, где у него была комната, многие умерли — как думали, от чумы, так как тогда в Париже начиналась чума. Доктор Фраго с паломником решили пойти посмотреть один дом и взяли с собой женщину, которая в этом хорошо разбиралась; войдя внутрь, она заявила, что там чума. Паломник тоже пожелал войти <туда>; и, обнаружив там больного, он утешил его, дотронувшись рукой до его язвы. Затем, немного утешив и приободрив его, он ушёл один; тут рука у него заболела, и ему показалось, что это от чумы. Эта фантазия была настолько яркой, что он не мог с [115] ней справиться и в конце концов в сильном порыве вложил себе руку в рот, многократно повертел ею внутри и сказал: “Если у тебя чума на руке, то она будет и тебя во рту”. И вот, когда он так сделал, эта фантазия оставила его вместе с болью в руке.

84. Но, когда он вернулся в Коллегию святой Варвары, где у него тогда была комната и где он слушал курс, те <студенты> Коллегии, которые узнали, что он входил в дом, где была чума, убежали от него и не хотели впускать его, так что он вынужден был провести несколько дней в другом месте.

В Париже есть такой обычай: те, кто изучает <свободные> искусства, на третий год, чтобы сделаться бакалавром, “берут камень”, как <там> говорят. И, поскольку при этом тратят один эскудо, некоторые очень бедные <студенты> не могут этого сделать. Паломник стал сомневаться, стоит ли ему “брать камень”. И вот, поскольку он никак не мог разрешить это сильное сомнение, в котором находился, он решил поведать об этом своему магистру. Тот посоветовал ему “взять камень”, и он его “взял”. Тем не менее дело не обошлось без сплетников — по крайней мере, одного, испанца, который это заметил ²⁴. [116]

В Париже в то время у него уже было очень плохо с желудком, так что каждые пятнадцать дней его мучала боль в желудке, продолжавшаяся целыми часами, из-за которой у него начиналась лихорадка. Однажды боль в желудке продолжалась у него шестнадцать или семнадцать часов кряду. К тому времени он уже прошёл курс <свободных> искусств, несколько лет изучал теологию ²⁵ и приобрёл товарищей, а болезнь заходила всё дальше, и он не мог найти никакого лекарства <от неё>, хотя и перепробовал многие.

85. Врачи говорили лишь одно: не оставалось ничего иного, что могло бы помочь ему, кроме родного воздуха. Товарищи также советовали ему то же самое, причём весьма настоятельно. И уже в то время все решили, что им делать <дальше>, а именно: отправиться в Венецию и Иерусалим и потратить свою жизнь на пользу душам; если же им не дадут разрешения остаться в Иерусалиме — вернуться в [118] Рим и предстать перед Викарием Христа, чтобы он использовал их там, где, по его суждению, это послужит к вящей славе Божией ^д и на пользу душам. Они также задумали в течение одного года дожидаться в Венеции посадки на корабль; и, если в том году не будет корабля в Левант, они освобождаются от обета <отправиться в> Иерусалим и пойдут к Папе, и т. д. ²⁶

В конце концов товарищам удалось убедить паломника — ещё и потому, что тем <из них>, кто были испанцами, нужно было устроить кое-какие дела, которые он мог уладить ²⁷. Договорились они так: после того, как он почувствует себя хорошо, он отправится улаживать их дела, а потом переберётся в Венецию и там будет дожидаться <своих> товарищей.

86. Это было в тридцать пятом году, и по уговору товарищи должны были отправится в путь в тридцать седьмом году, в день обращения святого Павла ²⁸, хотя потом из-за шедших <тогда> войн они отправились в тридцать шестом году, в ноябре ²⁹. Когда паломник собирался пуститься в путь, он услышал о том, что его обвинили перед инквизитором и против него возбуждён процесс. Услышав об этом и видя, что его не вызывают, он пошёл к инквизитору и сказал ему о том, что слышал, а также о том, что он собирается в [119] Испанию, что у него есть товарищи и что он просит о том, чтобы соизволили вынести судебное решение. Инквизитор сказал, что относительно обвинения всё верно, но это дело не показалось ему важным. Он только хотел увидеть его записи Упражнений; и, увидев их, он крепко их похвалил и попросил паломника оставить ему копию, что тот и сделал. Тем не менее <паломник> стал снова настаивать на том, чтобы <инквизитор> продолжал процесс дальше, вплоть до судебного решения. Когда инквизитор отказался от этого, <паломник> пришёл к нему домой с общественным нотариусом и свидетелями и заверил всё это <документально> ³⁰.

Комментарии

1 “<Судя> по тому, что он мне рассказывает” (segun me cuenta). В своём издании “Автобиографии” о. Марч предлагает иное чтение: “по моему подсчёту” (segun mi cuenta); ему следует о. Ларраин (р. 63): “по моим расчётам” (segun calculo). Однако все рукописи дают чтение “segun me cuenta” (“<судя> по тому, что он мне рассказывает”). Несколько иначе истолковано это место в латинском переводе о. дю Кудрэ (FN, I, р. 465), где говорится: “ut ipse computat” (“по его собственным подсчётам”), Кажется, нет достаточных причин для того, чтобы исправлять надёжно засвидетельствованный текст — хотя, конечно, здесь могла закрасться ошибка, допущенная о. да Камарой или копиистами.

2 В письме, адресованном Инее Паскуаль, св. Игнатий говорит, что он прибыл в Париж 2 февраля 1528 г. (Посл., I, р. 74).

3 Филипп II, родившийся в Вальядолиде 21 мая 1527 г.

4 В оригинале это название даётся в испанизированной форме: Monteagudo. Речь идёт о Коллегии Монтегю, основанной в середине XIV в. Жилем Эсленом де Монтегю, архиепископом Руанским. Новую жизнь эта Коллегия обрела в конце XV века стараниями Жана Стандонка. Во времена св. Игнатия в ней обучались по программе, с которой можно ознакомиться в работе: Дюдон, pp. 633-634. В этой Коллегии св. Игнатий повторил начальный курс гуманитарных наук в 1528-1529 гг.

5 В тот год Пасха пришлась на 12 апреля.

6 Т. е. за церковью и кладбищем, которые носили название “Невинных”. “Госпиталь” св. Иакова был основан братством паломников в Сантьяго-де-Компостела. Он находился на нынешней улице Сен-Дени. Чтобы попасть в Монтегю, Игнатию нужно было перейти Сену и пройти долгий путь. По причине, указанной св. Игнатием, ему пришлось пропускать какие-то лекции. С расписанием занятий можно ознакомиться в работе: Дюдон, р. 633.

7 Хуан Кастро (1485-1556 гг.), бургосец, решившийся исправить свою жизнь под влиянием св. Игнатия. Несколько лет спустя он вернулся в Испанию, где вступил в картузианский монастырь Валль-де-Кристо, расположенный возле Сегорбе. В 1542 г. св. Игнатий отправился навестить его, как говорится ниже (см. § 90). В 1542 г. он был избран приором картузианского монастыря Врат Небесных (лат. Porta Coeli) в Валенсии, где и умер в 1556 г.

8 Походы во Фландрию имели место в 1529, 1530 и 1531 гг. В этом последнем году он побывал также в Лондоне. Более подробные сведения об этих путешествиях оставил о. Поланко (Жизнь: FN, II, pp. 556-558). В 1529 г. Игнатий был во Фландрии Великим Постом (там же, р. 557), и тогда произошла встреча с Луисом Вивесом в Брюгге. В 1530 и 1531 гг. он был во Фландрии в августе-сентябре. См. Родригес-Граит, pp. 388-401. Относительно учёбы св. Игнатия заслуживает внимания то, что говорит о. Шурхаммер. Хотя в его труде речь идёт об учёбе св. Франциска Ксаверия в Парижском университете, автор рассматривает также все вопросы, имеющие самое непосредственное отношение к жизни св. Игнатия и его первых товарищей.

9 Должно быть, это происходило в мае-июне 1529 г. О. Поланко (Краткое изложение: FN, I, р. 179) говорит, что буря негодования против св. Игнатия поднялась “через пять месяцев после его прихода в Париж”. Видимо, высшая точка пришлась на июль-август. О бакалавре Кастро см. прим. 7. Педро де Перальта был из Толедского диоцеза, в котором он впоследствии стал каноником и знаменитым проповедником. Он всегда оставался глубоко предан Обществу и св. Игнатию, святость которого он засвидетельствовал (см. MI, Scripta, II, р. 166). Амадор де Эльдуайен был из Памплонского диоцеза. Он учился в Коллегии св. Варвары, ректором которой был Диего де Гувейя, весьма неприязненно отнесшийся к переменам, происшедшим в его подопечном. См. § 78. Ср. FN, II, pp. 252, 309, 383, 560, 562.

10 Точнее, Диего де Гувейя (ок. 1471-1557), которого называли “Доктор-старший” (порт. Doutor Velho), чтобы отличать от его тёзки-племянника. В 1520 г. он арендовал Коллегию св. Варвары и руководил ею до 1548 г. О нём можно справиться в работе: Брандао, pp. 1-253. Известно, что несколько лет спустя он вмешался в дело отправки первых иезуитов в Индию; об этом можно прочесть в: Рибаденейра, Деяния, § 88 (FN, II, pp. 379-382).

11 Из-за дел, порученных ему королём, Диего де Гувейи не было в Париже с начала 1526 г. по август 1527 г.; ещё раз — с сентября 1528 г. примерно по июнь 1529 г.; и, наконец, с ноября 1529 г. по сентябрь 1531 г. (эти даты указаны о. Шурхаммером). Угроза “залом”, о которой идёт речь в “Автобиографии”, имела место летом (август-сентябрь) 1529 г., когда св. Игнатий ещё не начал изучать <свободные> искусства. В “Автобиографии” говорится лишь об угрозе, к которой прибегнул де Гувейя, однако из других источников известно, что, открыв курс 1 октября, он собирался привести её в исполнение. Подробнее об этом говорит о. Лаинес в своих беседах за 1559 г. (FN, II, р. 139); см. также Рибаденейра, Деяния, § 90 (FN, II, pp. 382-384); Анонимное житие: FN, II, pp. 437-438. Учитывая вышеуказанные даты, можно сделать вывод, что это происходило в октябре 1529 г. В ноябре Гувейя покинул Париж. Наказание, носившее название “зал” (salle), заключалось в порке учеников, тяжко нарушивших устав Коллегии. Происходило это в зале (отсюда и название), в присутствии преподавателей и студентов.

12 См. выше, § 73. Путешествие св. Игнатия в Руан состоялось в августе или сентябре 1529 г.

13 Здесь кончается испанский текст и начинается итальянский. О. Камара вынужден был диктовать по-итальянски, не сумев найти в Генуе писца, знающего испанский. См. предисловие о. да Камары.

а Примерно 156 км. — А.К.

б Около 78 км, т. е. половину пути! — А.К.

14 Об этом случае рассказывают также Рибаденейра (Деяния, § 24: FN, II, р. 334; он же, Жизнь, 1. 5. 2) и Поланко (Жизнь: FN, II, pp. 555-556).

15 Донья Леонор де Маскареньяс (Mascarenhas; в итальянском тексте иное написание: Mazcharegnas). Знатная португалка, прибывшая в Испанию с инфантой Исабель, когда та вышла замуж за императора Карла V. Была воспитательницей Филиппа II и принца дона Карлоса. Всегда проявляла себя покровительницей Общества. Св. Игнатий написал ей ряд писем. О ней см.: марч, 1942.

в Здесь и далее под “Индией” имеется в виду Мексика. — А.К.

16 Имя этой “духовной женщины” установлено в статье: Батайон. Речь идёт о Каталине Эрнандес, уроженке Саламанки, “подруге и землячке Франсиски Эрнандес, которую в этих Королевствах задержали инквизиторы, женщине худощавой, весьма доброго духа и поведения”. Так говорится в документе под названием Письмо Мексиканской Аудиенции Его Величеству о различных делах управления от 14 августа 1531 г., опубликованном в CDI, t. 41 (Madrid, 1881), p. 14. В этом письме сообщается о путешествии Каталины Эрнандес и других “блаженных” (beatas) женщин вместе с Калисто де Са в Мексику. О Калисто сказано, что, когда он садился на корабль (1531 г.), ему было примерно двадцать пять лет. Впоследствии его общение с Каталиной Эрнандес вызвало некоторые подозрения, и ему было предписано углубиться в страну, “чтобы служить Богу, обращая туземцев”. Однако он воспротивился этому и предпочёл вернуться в Испанию. Об этом идёт речь в упомянутом письме, pp. 125-130.

17 Одного этого сообщения достаточно, чтобы доказать, что упоминаемый здесь Касерес, которого звали Лопесом, не тождествен Диего Касересу, присоединившемуся к св. Игнатию в Париже (FN, II, pp. 180 ², 544, 567).

г Раствор сулемы (хлористой ртути) применялся как дезинфицирующее средство. Ср. замечание В. И. Даля: “Сулемовый настой, которымъ крестьяне, лечась, частенько отравляются”. — А. К.

18 Сведения о поездке в Индии Калисто де Са (о его втором путешествии) и Артеаги подтверждаются письмом, которое епископ Попаяна, брат Агустин де ла Корунья, написал из Мадрида св. Франциску Борджа 8 апреля 1565 г.: “Поблизости от того места, где я проживал, был сеньор Калисто де Са; кроме того, там умер, приехав отсюда, сеньор Артёага, бывший епископом Чиапы. В Обществе благословенного отца Иньиго они вместе много беседовали о нашем отце св. Августине из Саламанки, когда я был в нём [т. е. в Обществе] новицием”.

19 Magister noster (лат:, “наш магистр”) — звание, которое давалось профессорам теологии Парижского универститета. “Magistrum nostrum si dicas, theologum intelligunt, praesertim Lutetiae et Lovanii” (“Если ты скажешь “наш магистр”, то поймут, что это теолог, особенно в Париже и в Лувене” — писал Эразм Роттердамский (Как писать письма, р. 107). В одном из своих писем тот же Эразм, высмеивая это обыкновение, писал: “Nunc tempera sunt, ita morem geras, non dicam vulgo, sed etiam iis qui doctrinae principatum tenent, nemo doctus videri potest, nisi Magister noster appelletur, etiam vetante Christo, theologorum principe” (“Нынче времена такие, что приходится угождать: не скажу — черни, но даже тем, кто держит первенство в науке, никто не может показаться учёным, если его не называют Наш магистр — даже если это запретит Христос, князь теологов” — лат.) (Эразм Роттердамский, Переписка, I, р. 345). Матео Ори (Ory; в оригинале иное написание: Ori), О. Р., приор монастыря св. Иакова, был тогда инквизитором в Париже.

20 Курс <свободных> искусств, или философии, начинался 1 октября, в праздник св. Ремигия. Св. Игнатий собирался слушать этот курс в Коллегии св. Варвары в том году (1529) — отсюда и спешка, проявленная им для того, чтобы его дело было решено инквизицией. См. также прим. 11.

21 Хуан Пенья был из диоцеза Сигуэнсы. Он получил степень магистра <свободных> искуcств в 1525 г. и начал преподавать философию в 1526 г.

22 См. выше, §§ 54-55.

23 Доктор Хербнимо Фраго-и-Гарсес, из Тарасонского диоцеза, уроженец Ункастильо в Арагоне. Был профессором Священного Писания в Сорбонне. Умер в 1537 г. Данные о нём см.: Кро, pp. 322-323.

24 Смысл выражения “брать камень” (шпал. “pigliare la pietra”) не совсем ясен, и даже Кишра в своей Истории говорит, что не нашёл никаких сведений об этом университетском обычае. Можно предположить, что речь идёт об экзамене на степень бакалавра, который экзаменуемый, видимо, сдавал, сидя на камне, как это, судя по некоторым источникам, делалось в Университете города Коимбра в Португалии. Блюто в своём Словаре, в статье Камень (Pedra), говорит: “Na Universidade de Coimbra, quando algun estudiante se ha de examinar, depois de admitido, se vay assentar por humildade em huma pedra, deputada par esta funcao, corn a cabeca descuberta, e о primeiro Examinador faz ao examinando as perguntas costumadas: como se chama, e de que Bispado e lugar he, etc.; e finalmente propoem о problema dos Physicos, e depois os outros dos Examinadores fazem seus argumentos, etc. Acabado о primeyro exame, toma a pedra о segundo examinando, etc.” (“В Коимбрском Университете, когда какой-нибудь студент должен держать экзамен, он, после того как его впустят, смирения ради садится на камень, предназначенный для этой цели, с непокрытой головой, и первый Экзаменатор задаёт экзаменуемому обычные вопросы: как его зовут, из какого он Епископата и места, и т. д.; и в конце концов предлагает ему вопрос из Физики, а затем двое других Экзаменаторов ставят свои задачи, и т. д. По окончании первого экзамена камень занимает другой экзаменуемый, и т. д.” — порт). Исходя из этого, можно предположить, что сомнения св. Игнатия заключались в том, следует ли ему получить степень бакалавра или же продолжать обучение без какой-либо академической степени. Другое предположительное объяснение выражения “брать камень” заключается в том, что кандидат должен был оплатить своим соученикам пирушку. В таком случае сомнения св. Игнатия заключались в том, стоит ли ему это делать. Как бы то ни было, это затруднение завершилось тем, что он получил степень бакалавра, а затем пошёл дальше, получив степень магистра <свободных> искусств. См. FN, I, р. 478, прим. 20. Степень бакалавра <свободных> искусств была присуждена ему в начале 1532 г., а не в декабре, как говорится в FN, I, р. 32*.

25 Время, посвящённое св. Игнатием учёбе в Париже, распределяется следующим образом: грамматика и гуманитарные науки — с февраля 1528 г. по Великий пост 1529 г.; <свободные> искусства и философия — курсы 1529-1530, 1530-1531 и 1531-1532 гг. С октября 1532г.до Пасхи 1533 г. он должен был заниматься литературными упражнениями, необходимыми для получения степени магистра <свободных> искусств. С 1533 г. по апрель 1535 г. он изучал теологию. 14 марта 1535 г. Игнатий получил степень магистра <свободных> искусств в ректорство Ф. Жакара, занимавшего эту должность с 15 сентября 1534 г. до 24 марта 1535 г. Документ о присвоении Игнатию степени магистра <свободных> искусств опубликован в Scripta, II, pp. 1-2 и в FD, док. № 86. Факультет теологии удостоверил, что он проучился на нём полтора года (MI, Scripta, II, р. 2 и FD, док. № 98). “Изучал теологию полтора года” (“per unum annum cum dimidio” — лат.): такова была формула, принятая в Парижском Универститете и означавшая, что данное лицо достигло достаточных успехов в этом предмете. Её использовали по отношению ко всем студентам без разбора: например, к блаж. Фавру, который изучал теологию более пяти лет (MI, Fabri Monumenta, p. 6).

д См. прим. “д” к § 36. — А.К.

26 Таково было содержание знаменитого Монмартрского обета, который св. Игнатий принёс 15 августа 1534 г. Вместе с ним обет принесли шестеро его первых товарищей: Франциск Ксаверий, Пьер Фавр, Альфонсо Бобадилья, Диего Лаинес, Альфонсо Сальмерон, Симон Родригес. Когда на следующий год в тот же самый день они возобновляли этот обет, к ним присоединились ещё трое товарищей, приобретённых за этот год: Клод Жэ, Хуан Кодури и Пасказ Броэ. О каждом из них имеется биографическая справка в FN, I, pp.37-39, примм. 21-31. После канонизации св. Игнатия в часовне Богоматери, где был принесён обет, была помещена памятная доска в честь создания Общества Иисуса — К. де Д., А.К.

27 О. Поланко (Жизнь: FN, II, р. 568) добавляет ещё один весьма правдоподобный мотив, который мог подвигнуть св. Игнатия на путешествие в Испанию: желание исправить у себя на родине тот дурной пример, который он подавал там в годы своей юности. На то же самое указывает о. Арабе в своём суждении относительно Жизни о. Рибаденейры (MI, Scripta, I, p. 730; FN, IV, p. 940).

28 25 января.

29 Товарищи св. Игнатия выступили из Парижа 15 ноября 1536 г.

30 Этот документ не дошёл до нас, равно как и копия Упражнений, отданная св. Игнатием инквизитору. Инквизитором был тогда не брат Матео Ори, как с лёгкой руки о. Поланко стали повторять некоторые биографы святого, а брат Валентин Льевэн. См. FN, I, р. 180, прим. 32; II, р. 561, прим. 153.