Хроника Быховца. Часть 3

ХРОНИКА БЫХОВЦА

И князь великий Казимир дал от себя держать Смоленск опять Андрею Саковичу и пошел обратно в свою столицу в Вильно. А князь Юрий Лингвеньевич, находясь в Великом Новгороде, размышлял, что, выступив против великого князя Казимира за такие милости его, которые от него получил, поступил неразумно и что ту отчину его, которую у него великий князь Сигизмунд отнял, князь великий Казимир отчину ему возвратил. /107/ И он, вспоминая милости великого князя Казимира и горько оплакивая это, замыслил по божиему вразумлению после праздника направить своих послов своему князю, к дядьке великого князя Казимира к Яну Гаштольду, потому что князь Юрий крестил детей у Яна Гаштольда, и поэтому они жили между собой в добром согласии.[96] И послал к нему, прося умильно, чтобы он доложил о нем великому князю и чтобы всех панов-раду уговорил ходатайствовать за него перед великим князем, чтобы тот гнев сменил и чтобы принял его по-прежнему милостиво. И Иван Гаштольд все это быстро сделал и панов уговорил, так что князь Казимир, слушая внушения дядьки своего Ивана Гаштольда и просьбу панов-рады своих, перестал гневаться на князя Юрия Лингвеньевича и велел к себе приехать. И когда князь Юрий приехал, князь великий Казимир возвратил ему отчину его Мстиславль.

В лето шесть тысяч девятьсот пятьдесят третьего года (1445) князь великий Казимир был во враждебных отношениях с великим князем Московским. И пришли москвичи с татарами и повоевали землю Вяземскую. И князь великий Казимир в ту же зиму послал своих воевод, князей и панов с войском против них, воевать московские земли. И разорили Козельск 186, Верею 187, Калугу, Можайск и много зла сделали москвичам. И собралось пятьсот москвичей и пошли в погоню /108/ за литвой и помог бог литве, побили много москвичей, а иных руками взяли и привели их к Смоленску к великому князю Казимиру, и была поэтому честь и слава большая ему и всей земле.

И потом, [когда] князь великий Казимир свои государства успокоил, он вызвал к себе из Мазовии Михайлушку Сигизмундовича, жалуя его как своего двоюродного брата. И дал ему отчину его, удел отца [его] Сигизмунда, что отец его имел отдельно от братии своей, прежде всего Бельск 188, Бранск 189, Сураж 190, Клецк 191, Койданово, Брянск, Стародуб, и после чествования отпустил его в те города. И, находясь в Клецке, разжалобился [Михайлушко] и начал плакать, нарекать и жаловаться, что брат его младший королевич Казимир взят государем и что он владеет и правит государством. И замыслил он про себя злую думу относительно великого князя Казимира, чтобы умертвить его; и открыл свой замысел князьям Воложинским, по имени Сухты, и предложил убить князя Казимира на охоте, потому что князь Казимир очень любил охоту. И отправил князь Михайлушко князей Воложинских на великого князя Казимира в Меречь 192 с пятьюстами конных вооруженных людей, с намерением убить великого князя Казимира и затем сесть на престол самому. И приказал он князьям Воложинским, чтобы втайне поехали к нему и умертвили [его]. И когда они приехали на место охоты, лесники, [97] окружившие место охоты /109/ увидели вооруженных людей, и сообщили о том дворному маршалу великого князя Казимира Андрюшке Гаштольдовичу и тот спешно забрал великого князя Казимира, потому что тот был еще молод, и умчался с ним в Троки. И о том сообщил отцу своему Яну Гаштольду, и Ян Гаштольд со множеством народа встретил великого князя Казимира за Старыми Троками, и очень сожалел о том, и быстро отправил за ними погоню, и нагнали их между Кревом и Ошмянами. И там же всех тех пять братьев князей Воложинских поймали, а людей посланных от Михайлушки побили, а иных живыми захватили, и привели к великому князю Казимиру в Троки, и там их казнили.

В то же время умер Довгирд виленский воевода, и дал Казимир Вильно Ивану Гаштольду, а Троки Ивану Монвиду. А Михайлушко Сигизмундович, услышав, что князей Воложинских, посланных от него на погибель великого князя Казимира, поймали и казнили, был очень опечален, что замысел его обратился ни во что и что пошел на пользу великому князю Казимиру и что он замыслил против Казимира, все обратилось против него самого; и он очень устрашился и помчался в свой дальний город в Брянск. И находясь в Брянске, собрал там немалое войско и с помощью Москвы пошел и захватил город Киев. И князь великий Казимир, собрав силы свои литовские, спешно послал своего дядьку Ивана Гаштольда. Он же прибыл туда /110/ и города Киев и Брянск возвратил Великому княжеству. А Михайлушко услышав, что идет войско литовское, испугался, и побежал из тех городов в Москву. И когда был он в одном монастыре и слушал обедню, игумен, который не любил его, дал ему в причастии лютую отраву ядовитую. Он это причастие быстро принял и проглотил, и здесь же пал и подох. А игумен, опасаясь, что тот так быстро умер, сам принял причастие и здесь же умер. Такой был конец Михайлушки Сигизмундовича. И когда князь великий Казимир находился в том году в Вильно, приехал к нему из Копыля князь Олелько с двумя сыновьями, с князем Семеном и князем Михаилом. И били [они] челом великому князю Казимиру через всех панов-раду о своей отчине, о Киеве, и князь великий Казимир по просьбе панов-рады возвратил ему Киев отчину его со всеми киевскими пригородками.

А на другой год приехал из Молдавии князь Свидригайло, дядя великого князя Казимира, который был в Молдавии семь лет [98] и пас там овец, убежав от князя Сигизмунда. И князь Казимир принял его ласково и с великой честью, и дал ему до смерти Луцк со всей землей Волынской. И в том же году приехали к великому князю Казимиру князья и уланы и все мурзы Шириновские и Баграновские и от всей орды Перекопской, /111/ прося и бия челом, чтобы дал им на царство царя Ач-Гирея, который приехал из Орды в Литву еще при великом князе Сигизмунде, и князь великий Сигизмунд дал ему Лиду. И князь великий Казимир того царя Ач-Гирея послал из Лиды в орду Перекопскую на царство, одарив, с честью и с большим почетом, а с ним послал посадить его на царство земского маршала Радзивилла. И Радзивилл проводил его с почетом до самой столицы его, до Перекопа, и там именем великого князя Казимира посадил его Радзивилл на Перекопском царстве. И все те годы, пока правил Казимир и пока жил тот царь Ач-Гирей, был мир между княжеством Литовским и Перекопскою ордою, потому что тот царь Ач-Гирей, помня милость великого князя Казимира, который его посадил на царство, был большим другом княжества Литовского и благоприятствовал Литовскому государству, потому что в Литве хлеб и соль едал. И при его царствовании ни одна нога поганая татарская безбожных измаильтян в Литве и в Польше не ступала, и в те времена сироты и вдовы и все христианство веселились и бога хвалили, что был такой длительный мир с погаными. И был великий князь Казимир князем литовским семь лет и все государства, которые были в зависимости от великого княжества, держал в целости и в покое, а те земли, которые не хотели ему подчиниться и находиться в великом княжестве,— всех тех /112/ он покорил и все государства замирил. А затем [когда] брата его короля польского и венгерского паны польские не нашли за те семь лет, после того как он погиб в битве с турками, и Королевство вдовело, они замыслили по единогласному решению взять в Польшу великого князя Казимира. И прислали послов своих великих к великому князю Казимиру и к панам литовским, прежде всего архиепископа гнезненского, епископа краковского, пана краковского и иных многих панов радных польских, просить князя в Польшу. И паны литовские, знать Великого княжества, желая своему государю много государств, приняли польских панов с благодарностью и чествовали их, и государя своего великого князя Казимира с великой честью и веселием проводили в Польшу в Краков [99] и там же его короновали. И стал Казимир королем польским и великим князем литовским 193.

И будучи королем польским и великим князем литовским, созвал он через год после коронации в Польше вальный сейм польский в Петркове для решения земских дел. И на том сейме все паны польские замыслили втайне от короля собрать другой сейм в Парчове, и [хотели] чтобы там были также все паны литовские, знать Великого княжества. И замыслили перерезать на том парчовском сейме панов литовских, а Литовское княжество присоединить к Польше, то есть сделать /113/ так, как сделали [ранее] с панами русскими, перемышльскими: позвав их на совет, перерезали, а Перемышль захватили 194.

И король по их совету назначил польским и литовским панам сейм в Парчове, о том же, что должно было произойти на сейме с панами литовскими, ему было неизвестно. И паны польские и литовские съехались в Парчов по воле своего государя великого короля Казимира.

И паны литовские о том ничего не знали, и они в первый и во второй день ездили на совещания к панам польским, а на третий день, наконец, решили польские паны всех панов литовских перерезать. И был один поляк благородного происхождения Андрей Рогатинский, и узнал он достоверно о предстоящей гибели литовских панов, и втайне сообщил о том панам литовским, Ивану Гаштольду и старосте жемайтскому Кезгайле. И те паны, не сообщив своим слугам, замыслили так: попросили польских панов к себе назавтра на обед, и попросив на обед, сами ночью спешно уехали в Брест, а слуг и обозы оставили для наблюдения на месте в Парчове. И паны польские не зная о том и, согласно своему замыслу намереваясь их перерезать, собрав своих людей в немалом количестве, послали их в обоз перебить литовских панов. И те люди приехали и стремительно налетели /114/ на обозы, но панов литовских не нашли, только обоз да слуги. И затем паны польские раздумали, что нехорошо поступили, и поэтому решили ни обозу, ни слугам ничего не делать и отпустили их вскоре в Литву. И с того времени возникла большая неприязнь и вражда между панами литовскими и польскими. И в то же время паны литовские рассердились, Иван Гаштольд воевода виленский, Ивашко Монвид воевода трокский, Кезгайло староста жемайтский, Петраш Монгирдович маршал земский, наместник новогрудский [100], и, рассердясь, гербы их отослали им и начали ставить свои прежние печати и мыслили между собой много злого сделать. И король Казимир за всем этим внимательно следил, и много сам государь о том мыслил, пока наконец не помирил их. И Казимир, будучи королем польским и великим князем литовским, замыслил совместно с панами-радой польскими закончить ту борьбу, которую начал было его отец король Ягайло с пруссаками. И король Казимир не желал отказаться от заветов своего отца, но он решил замыслы эти расширить.

И собрав войско польское и литовское, пошел в Пруссию и прежде всего осадил столичный прусский город Мальборк, который был чрезвычайно сильно вооружен /115/ и укреплен всяческим снаряжением. И король добывал его немалое время, и не мог ему ничего сделать, потому что в этом замке было очень много солдат, но этим солдатам прусский магистр, в нарушение договора, уже год не платил жалованье. И в том замке, среди тех прусских солдат была часть солдат поляков,которые служили за прусские деньги. И все они ждали платы от пруссаков и не могли дождаться, а поэтому, сговорившись все единогласно, а всего больше те, которые были поляки и которые уговорили и тех солдат пруссаков, решили тот замок передать королю польскому, а плату свою получить у короля, потому что те польские солдаты желали успеха своему прирожденному государю, королю польскому. Итак, все единогласно учинили с королем договор, что замок передадут королю, а плату свою получат у короля. А король в то время не имел такой большой суммы, чтобы им заплатить, и поэтому заложил жителям Гданска морскую таможню в Гданске и мельницу гданскую за триста тысяч золотых, и с теми солдатами расплатился, а замок Мальборк взял, и все прочие города прусские вблизи Мальборка забрал, которые еще отец его не занял, а потом заключил с Пруссией мир.

А затем, когда король Казимир был в Кракове, прислали к нему [послов] жители Вроцлава и силезцы, прося, чтобы стал у них государем и чтобы защитил их от короля чешского Иржи. И король Казимир обещал стать у них /116/ государем, и решение об этом вынес с панами польского королевства, намереваясь их тем заинтересовать, и разослал весть по всем замкам польским, чтобы в скором времени были готовы к войне и чтобы собирались в войско, в положенное для них место. И тогда же польские паны [101] послали к своей братии панам литовским, прося о помощи, и паны-рада Великого княжества Литовского для нужд братии своей панов польских вскоре отправили на помощь им пять тысяч человек конницы, княжат и панят, и дворян литовских, и гетманом над ними назначили пана Олехна Судимонтовича наместника Полоцкого, который был у короля Казимира подчашим.194а И когда те люди литовские пришли к королю, король Казимир вскоре двинулся со всеми силами своими польскими и с литвой, которая пришла на помощь [ему] и панам польским, в Хойницы. И в Хойницах, изготовив все войско и устроив отряды, [король] избрал для своей охраны шесть панов польских и шесть панов литовских: прежде всего пана Олехна Судимонтовича и пана Богдана Андрушковича, и пана Яна Кучка, и пана Станька Костевича и пана Ивана Ильинича, и на каждого из них как на поляков, так и на литовцев, возложил на каждого из тех, кто должен был его стеречь, такое оружие, какое и на себя возложил, а Волу приказал за собою водить сменного коня; и когда уже войско было устроено, двинулись к Вроцлаву. И король /117/ Иржи изготовил свое войско чешское и силезское, и со всех своих земель. И когда король Казимир подходил с войском к Вроцлаву, приготовив все отряды к битве, тогда встретились с войском Иржи и начали битву 195. И божиим гневом, из-за наших грехов, король Иржи разгромил войско польское и литовское наголову, и король Казимир помчался назад, и никого с ним не было, только те пять панов литовских, которые его охраняли, а шестой Вол с его подменным конем. И, убегая, встретились с отрядом пехоты, и король оказался близко от тех пеших людей, и его легко могли схватить, и в это время Олехно Судимонтович, желая спасти короля, крикнул своим товарищам: «Милые братья, спасаем того рыцаря». И солдаты Иржи услышав то, приняли короля за рыцаря, а за короля приняли Олехна Судимонтовича или кого другого из его товарищей, бросились на них и всех ранили и захватили, а король в то время ускакал, а за ним Вол с конем. И примчались они к одному болоту, и усталый конь под королем упал в грязь, а чехи за королем гонятся. Тогда Вол сбросил с себя одежду, рассыпал стрелы и начал стрелять, и чехи не посмели к ним подойти, /118/ а король в то время перебрался через болото и, Вол ему подал Валаха 196, и сам сел на коня, и так приехали они с королем в Хойницы. И тогда встретил его перед Хойницами пан краковский, [102] пан Рутвянский и сказал: «Благодарение господу богу, что твою милость видим здорового, и если ваша милость, государь наш, здоровым возвратился к нам, то, с уверенностью полагаемся на бога, что ваша милость в скором времени победу над тем неприятелем одержит». И встретил короля в Стырце, потому что мылся там в бане. И король, заплакав, сказал: «Пан Рутвянский, вы мылись в бане водой, а мои верные слуги литва в неприятельских руках кровью умываются». И после этого побоища король Казимир был очень печален, и начал замышлять он в сердце своем, как бы неприятелю своему вскоре с божиею помощью злом за зло воздать. И послал он вскоре к панам литовским, прося, чтобы они одолжили ему денег (В Хронике князей; исправлено по Стрыйковскому. Возможно, в оригинале было пенязей, т. е. денег.) для такой его нужды и при тех послах королевских отправили своих послов и паны польские к панам литовским, своей братии, прося о помощи, чтобы помогли им людьми и обратили бы внимание на их тяжелое положение. А в то время никого из панов литовских не было, только Ян Гаштольд воевода виленский в Вильно и Ивашко Монвид воевода трокский в Троках, а прочих панов не было, потому что в то время сейма не было и все они разъехались по /119/ своим домам. А те два пана приехали и, видя такую государственную нужду, не сносясь с прочими панами, своею братиею, но быстро, видя такое срочное государственное дело, отправили подскарбия земского 197 литовского пана Александра Юрьевича и через него послали заем в помощь, взяв из государственной литовской казны восемьдесят тысяч золотых червонцев. А братии своей польским панам послали на помощь восемь тысяч конных людей, пять тысяч княжат и нанят двора литовского и три тысячи татар, и назначили над ними старшим гетманом пана Ивана Ходкевича, витебского наместника. И король Казимир за те золотые нанял войско и с помощью литовскою, и к тому собрав все силы польские, послал [всех их] на короля Иржи Чешского. И те люди польские и литовские по божией милости через четырнадцать недель после первого поражения все войско короля Иржи наголову разбили, а сами, счастливо одержав победу, с небольшими потерями возвратились к королю Казимиру. И захватили в той битве из войска Иржи много панов чешских и силезских, и среди них был пан Першинский, [103] которого захватил Глашина князь Смоленский, который позже был смоленским окольничим. /120/ И король Казимир, видя, что свои, одержав победу над неприятелем, возвратились здоровыми, воздал хвалу богу [за то], что в такое короткое время от его святой милости так утешен. А потом король Иржи прислал [посла] к королю Казимиру, прося его выслать в Глогов с обеих сторон послов для переговоров между ними. И король Казимир, выполняя это желание короля Иржи, послал панов своих, двух поляков и двух литовцев по имени пана Мартина Гаштольдовича наместника новогрудского и пана Войтеха Монвидовича трокского воеводича. И те паны польские и литовские, повелением короля Казимира, поехали в Глогов, а паны чешские и силезские, посланные королем Иржи, были уже там. И те паны договорились, наконец, между собой, что оба короля должны съехаться сами в Глогове. И оба короля, Иржи Чешский и король Казимир, согласно договоренности своих панов, съехались в Глогове с равными отрядами и там встретились и заключили вечный мир, и пленных, которые были в плену три года, чешские у короля Казимира, а польские и литовские у короля Иржи, с обеих сторон освободили. Заключив мир, стороны разъехались, а затем король Казимир приехал в Литву.

В лето шесть тысяч девятьсот шестьдесят первое (1453) месяца мая двадцать девятого /121/ был взят Царьград турками.

В лето шесть тысяч девятьсот шестьдесят второе (1454) умер князь Александр Владимирович Киевский, названный Олелько, и оставил после себя двух сыновей, князя Семена и князя Михаила, и король после смерти отца их не дал им Киев в удел, но дал его от себя держать князю Семену, а князь Михаил сел на отчине своей в Копыле, потому что дед их князь Владимир бегал в Москву и тем пробегал отчину свою Киев.

В лето шесть тысяч девятьсот шестьдесят шестое (1458) умер виленский воевода Иван Гаштольд.

В лето шесть тысяч девятьсот семьдесят восьмое (1470) умерла благоверная княгиня Анастасия жена Александра Киевского, внучка Витовта.

В лето шесть тысяч девятьсот семьдесят девятое (1471) послан был королем Казимиром князь Михаил Александрович наместником в Великий Новгород. В том же году четвертого декабря умер благоверный князь Семен Александрович Киевский. И после смерти [104] князя Семена брат его князь Михаил, оставив....(Т. Нарбут отмечает, что далее недостает части текста (стр. 61)) И когда он был у пана Мартина за столом, в то время турки, придя без него, взяли Кафу 198. И пришла эта весть к нему, и он скоро о ней услышал, /122/ и тотчас от большой печали за столом и умер, и там же в Киеве и похоронен.

А затем турки пришли в Молдавию и взяли Килию 199 и Белгород 200.

В лето шесть тысяч девятьсот девяносто четвертое (1486) молдавский воевода Стефан сообщил королю Казимиру, что царь турецкий пришел с большими силами в его землю, намереваясь прогнать его из государства и захватить землю, и просил короля, чтобы тот оказал ему помощь, и его и землю его спасал, обещая стать навечно со всею землею его вассалом. Король же Казимир, собравшись без малейшей задержки, со всеми силами польского королевства и со многими людьми литовскими пошел к нему на помощь и, придя к границам Молдавии, стал на месте, называемом Коломыя 201. Стефан же, воевода молдавский, со всеми своими панами и с несколькими тысячами народа приехал к нему в Коломыю. Король же Казимир принял его с большим почетом и жил [он] у короля две недели, и отдался со всею своею землею королю в руки навечно в вассальную зависимость, и принес присягу, и все молдаване подали в руки короля свои знамена. Король же Казимир, отпустив молдавского воеводу, послал к нему на помощь королевичей и многих из своих людей. И как /123/ только люди короля вошли в Молдавскую землю, царь турецкий услышал о том, что войска королевича и короля пришли молдаванам на помощь, и тотчас же ушел из земли Молдавской в свою землю за Дунай, а король Казимир и королевич со своими войсками возвратились обратно в Польшу, а воевода молдавский потом немалое время имел покой от турецкого [султана]. В том же году король Казимир, находившийся в Польше, приехал в Литву и в то же время примчался к нему великий князь Михаил Борисович Тверской, а великое княжество Тверское поддалось великому князю Ивану Васильевичу московскому.

В том же году второго мая выпал снег такой глубокий, что можно было ездить в санях; в том же месяце, мая двадцать первого дня, выпал снег в полголени человека и была очень большая [105] стужа. А затем король Казимир был в Великом княжестве Литовском семь лет, потому что охотнее живал в Великом княжестве, чем в Польше, так как в Литве была очень роскошная охота, там имелось очень много различных зверей, каких ни в одном государстве не было, а король Казимир очень любил охоту. А потом уехал в Польшу и пробыл в Польше год, и приехал в Литву в Великое княжество на престол в Вильно, /124/ и был в Вильно год. А затем разболелся и приказал привезти себя в Гродно, так как очень любил жить в Гродно, потому что там была роскошная охота и всяческие припасы. И, находясь в Гродно, уразумел, что ему той болезни не одолеть, и он позвал к себе в спальню панов-раду своих Великого княжества Литовского и начал просить их очень умильно и покорно, чтобы паны-рада взяли себе государем в Литовское княжество сына его среднего королевича Александра. И паны-рада, видя государя своего, так покорно просящего и к тому помня, что для Литовского княжества он был хорошим государем, на то согласились и решили после его кончины взять в Великое княжество Литовское сына его королевича Александра. Затем [он] позвал к себе панов польских, которые в то время были при нем и точно так же сказал им, чтобы они, паны-рада королевства Польского от имени короля передали своим польским панам последнюю просьбу своего государя и взяли бы после его смерти государем себе в Польшу сына его старшего королевича Альбрехта, и паны польские обещали просить об этом всех польских прелатов и панов. А потом паны /125/ литовские сказали: «Милостивый государь, тем двум сыновьям своим ты передаешь государства после своей смерти, а третьего своего сына, младшего, королевича Сигизмунда, с чем ты оставишь?» И король Казимир просил панов польских, чтобы они от его имени просили старших его сыновей Владислава, который был королем венгерским и чешским, и второго, Альбрехта, который после него стал королем польским, чтобы они сами и их государства его сына, а их брата не оставили, а содержали бы при себе. И так уладив государственные дела, там же в Гродно закончил жизнь свою в глубокой старости в четверг за неделю перед вознесением господним.

Лета от рождества Христова тысяча четыреста девяносто второго (1492), месяца мая в двадцать четвертый день. Перед седьмою субботой [после пасхи], взяв тело его, отправили в Польшу в город Краков и положили в церкви святого Станислава в замке, в часовне [106], которую он сам создал. Там же и королева его Елизавета, которая после его смерти жила некоторое время, там же погребена в той же часовне. После смерти короля Казимира поляки взяли себе королем в Польшу сына его королевича Альбрехта, а Литва взяла себе великим князем /126/ на великое княжение литовское брата его родного другого королевича Александра.

В том же году зимой начал воевать великий князь московский Иван Васильевич с Великим княжеством Литовским и взял город Вязьму и иных городов немало, Хлепен, Мещевск 202, Любутск, Мценск,203 Серпейск 204, волостей же множество. Видя то, великий князь Александр литовский и паны-рада его Великого княжества Литовского, как великий князь московский, забыв договоры и крестное целование, заключенные с отцом его королем Казимиром, пошел против него войной и забрал немало городов и волостей, ему же в то время, только став государем, воевать с ним было трудно. И послал к нему послов своих, воеводу трокского маршала земского пана Петра Яновича, пана трокского старосту жемайтского пана Станислава Яновича, маршала пана Войтеха Яновича писаря, пана Федька Григорьевича; они же поехали в Москву к великому князю Ивану Васильевичу и заключили с ним вечный мир и договор и целовали крест за себя и за детей своих, и договорились, что дочь его великая княжна Елена /127/ будет женой великого князя Александра. Город же Вязьму 205 и все вышеуказанные города и волости получил великий князь московский, и только тех смольнян, которые в тех городах были взяты в плен, отпустили в Смоленск.

Потом пришел год от сотворения мира семь тысяч третий (1495), а после рождества Христова тысяча четыреста девяносто пятый. Послал великий князь литовский Александр в Москву к великому князю Ивану московскому по великую княжну Елену пана виленского, наместника гродненского князя Александра Юрьевича, пана трокского, наместника полоцкого пана Юрьевича Заберезинского и наместника браславского пана Юрия Зеновьевича писаря, державцу 205а стоклишского, пана Федька Григорьевича. Они же, поехав, взяли великую княжну Елену и привезли ее в Литву, а с ней были направлены послы от отца ее великого князя московского Ивана Васильевича, князь по имени Семен Ряполовский, Михаиле Русалка, Иван Скуратов, дьяк Василий Кулешин. И привезли ее к городу Вильно перед великим заговением за две [107] недели. Великий же князь Александр со всеми панами-радой и с дворянами и с многими людьми встретили ее, выехав из города (В Хронике из гур.), а в город Вильно въехали вместе, и была там устроена большая свадьба, как это надлежит у великих государей, и продолжалась она несколько недель. А затем после свадьбы московские послы с великой /128/ честью и с многими дарами были отпущены к себе. В том же году приезжала к великому князю Александру в Вильно его мать, королева Елизавета, со своим сыном, братом его, королевичем Фридрихом, кардиналом и архиепископом Польши и епископом краковским, и с двумя дочками королевнами, Варварой и Елизаветой. Он же принял их с великой радостью и почетом и устроил для них приемы и веселье неописанное на много дней как хороший сын ласковой матери и как верный брат любимому брату. И жили они в Вильно немалое время и, повидав невестку свою, великую княгиню Елену, с большой честью и многоценными дарами возвратились в Польшу.

В ту же осень съехались послы короля польского Альбрехта и брата его великого князя литовского Александра и, сговорившись, вынесли между собой решение собрать сейм и встретиться в Парчове. И в ту зиму великий князь Александр с великой княгиней Еленой и с панами ездили в объезд по Русской земле, и были в Смоленске, и в Витебске, и в Полоцке, и к весне возвратились в Вильно.

В лето семь тысяч четвертое, а после рождества Христова (1496) тысяча четыреста девяносто шестое поехал великий князь Александр в Брест, король же Альбрехт с их братом королевичем /129/ Сигизмундом в Люблин, а затем со всеми панами-радой с обеих сторон, съехались на сейм в Парчов, и были вместе в Парчове две недели, и, что между собой решили и замыслили и постановили, все это сохраняли в великой тайне, и затем разъехались, Альбрехт в Краков, великий же князь Александр в Вильно.

В лето от сотворения мира семь тысяч пятое (1497), а после рождества Христова тысяча четыреста девяносто седьмое собрал король польский Альбрехт великое множество своего войска и со всеми силами Польского королевства, изготовившись и вооружившись, пошел на конях против молдавского воеводы Стефана. А князь великий Александр, договорившийся на том сейме в Парчове со [108] своим братом королем Альбрехтом, решил не сообщать ничего своим панам-раде, что великий князь Александр должен двинуться через Брацлав на Сороку 206 в землю Молдавскую, а король Альбрехт — с другой стороны. И когда пришел великий князь Александр под Брацлав к реке Буг, паны литовские начали его спрашивать: «Милостивый государь наш, куда, твоя милость, идешь с нами». И князь Александр отвечал: «Если бы мои мысли знала рубашка, которая на мне, я бы ее сжег». И паны сказали: «Если ты, государь наш, нам решения и умысла своего не откроешь, мы /130/ не хотим идти за реку Буг». И князь великий Александр увидел, что он не смог согласно договоренности с братом своим королем Альбрехтом явиться со всею землею 207, потому что паны-рада и вся земля не хотели туда идти, если им не сообщит о своих намерениях. И князь Александр отправил на помощь брату своему маршала своего наместника лидского пана Станислава Петровича, князя Семена Ивановича Можайского и князя Василия Ивановича Шемячича, а с ними несколько тысяч княжат и нанят и дворян отборных на помощь брату своему королю Альбрехту в Молдавскую землю. А сам князь великий Александр приказал Брацлав срубить, потому что Брацлав был опустошен и сожжен молдавским воеводой. И когда возвращался он от Брацлава, заехал в Троки к воеводе трокскому пану Петру Яновичу и наведал его в Троках, потому что пан Петр был очень болен, а был в то время пан Петр воеводой трокским и наивысшим гетманом литовским. И князь великий Александр, видя его больным, советовался с ним, кому бы после его смерти отдать гетманство, и пан Петр посоветовал отдать князю Волынскому по имени Константину Острожскому, и король по этому совету трокского воеводы /131/ дал гетманство князю Константину. А король Альбрехт в то время уже был в Молдавской земле. И воевода молдавский Стефан, узнав о том достоверно, что король Альбрехт пришел в землю его с великим гневом и невыразимой силой, собрал все свое войско, укрепил накрепко свой столичный замок Сучаву 208 и все другие свои города, и, оставив там свои гарнизоны, сам со всем войском своим ушел в горы, в места тесные и непроходимые, где находился любимый его монастырь, называемый Путно, и там засел со всем своим войском в большой крепости. Король же Альбрехт, подойдя к Сучаве, стоял под ней несколько дней и понял, что городу сделать не может ничего: все молдаване, осажденные [109] в городе, давали ему такой ответ: «Знай наверное, что мы государю своему и городу его изменниками быть не можем, потому что государь наш воевода Стефан находится со своим войском в поле, и если хочешь, поди и победи его, и тогда города и вся земля его сразу будут в твоих руках». Король Альбрехт отступил от города Сучавы и пошел по [его] земле, желая усердно биться с ним. Воевода же молдавский, видя, что не может дать ему отпор, послал /132/ к нему своих послов, и заключил с ним мир и принес ему со своею землею вассальную присягу, такую же как приносил отцу его королю Казимиру, записав это и присягнув, что будет стоять на том твердо. И заключив такой договор, король Альбрехт пошел из его земли, но не желая возвращаться той же дорогой, которой пришел, и желая ускорить путь, пошел напрямик через Буковину и горы, и через леса каменистые, едва проходимые, потому что через те каменистые места была прямая дорога до польской границы, но очень плохая. Молдавский же воевода Стефан, услышав о том, что король польский Альбрехт не хочет возвращаться той же дорогой, которой пришел в его землю, а хочет идти новыми иными дорогами, через каменистую Буковину, был этим очень обрадован и, не думая ничего о присяге и вечном мире, о том, что порочит свою землю, быстро послал к турецкому царю и в Венгрию и к валахскому воеводе. Те же быстро прислали ему несколько тысяч людей, а к тому же и сами изготовились со всеми своими людьми конными и пешими, а король Альбрехт был со всем войском в Буковине, и шел безбоязненно, не ожидая ниоткуда удара, в виду того, что был заключен вечный мир и взята присяга. А в это время у молдавского воеводы Стефана /133/ очень болели ноги, но, желая сделать по-своему, забыл он и о болезни своей, и приказал везти себя в санях. И пришел со всеми силами своими и с турками, и с венграми, и с валахами, и напал в тех лесах в Буковине на короля Альбрехта и на войско его, и многих из войска его побил, а других взял живыми и забрал многие обозы с великим богатством и несколько знаменитых пушек, самому же королю Альбрехту и многим панам и воинам его ничего не сделал. И когда уже король прошел леса и Буковину, тогда воевода молдавский со всеми своими людьми возвратился к себе. Взят же тогда был в плен молдаванином маршал великий польский пан Точинский.

Маршал же великого князя Александра литовского пан Станислав [109] Петрович со всеми людьми, которые были с ним посланы на помощь королю Альбрехту, в то время не успел прийти, так как, находясь в пути и перейдя реку Днестр, встретил он молдаван и вступил с ними в бой. Божией милостью [он] разгромил молдаван и потому запоздал прийти к королю на помощь, пришел уже после побоища. Воевода молдавский пошел назад, а король Альбрехт в то время был болен, а войско его в великой скорби и печали ожидало еще за собой погони. И когда увидел король /134/ войско брата своего, пришедшее к нему на помощь, рад был очень, возвеселился и возрадовался сердцем, а затем шел дорогой безбоязненно, и дойдя до Каменца, а затем до Львова, разошлись каждый восвояси. Великий же князь Александр стоял в Брацлаве немало времени, и город Брацлав срубил и все люди, которые были уведены из Брацлава в Молдавию, все они возвратились в Брацлав. Тогда же литовцы разгромили несколько сот татар в двенадцати милях от Брацлава в поле, а затем великий князь Александр возвратился в Литву. В том же году в Литовской земле был большой голод и стали распространяться среди людей французские болезни 209. А потом на другой год осенью приходил воевода молдавский Стефан, а с ним паша великий царя турецкого по имени Малкоч с многими людьми, и воевали землю Польскую, начиная от Каменца и до Львова и даже до Таркова 210, в десяти милях от Кракова, а затем вернулись, причинив много зла Польской земле.

В лето от сотворения мира семь тысяч восьмое (1499), а от рождества Христова тысяча четыреста девяносто девятое решил великий князь Иван Васильевич московский начать войну со своим зятем великим князем Александром литовским, вступив перед тем в сговор с Тейдли-Гиреем царем перекопским и со своим сватом Стефаном воеводою /135/ молдавским, присягнув на вечный мир и на кровный союз. И послал втайне к князю Семену Ивановичу Бельскому и к князю Семену Ивановичу Можайскому, и к князю Василию Ивановичу Шемячичу, чтобы они с городами и волостями отступились от зятя его великого князя Александра, и со всем с тем служили бы ему, а к тому еще обещал им многие свои города и волости. И такое соглашение сделали и присягнули, что им с помощью его воевать с Великим княжеством Литовским непрестанно, а которые города и волости они у Литвы заберут, то им все держать. И договорившись и крепко утвердившись в [111] этом намерении, с их замысла и совета, послал великий князь московский своего воеводу Якова Захаринича с многими людьми к Брянску и в Северскую землю. И они пришли к Брянску так тихо, что брянскому воеводе пану Станиславу Бартошевичу ничего о том не было известно, а он в то время был в отъезде, в королевском имении в Ущиже, и в ту ночь из-за измены брянцев город Брянск был сожжен. Москвичи же как только увидели, что город Брянск сгорел, вскоре поспешили к городу, и пана Станислава Бартошевича в одном селе захватили и иных многих брянчан с ним, а затем, придя в город Брянск, /136/ и всю землю заняли, и жители Брянска все присягнули служить великому князю московскому. Князь Семен Иванович Можайский и князь Василий Иванович Шемячич, узнав о том, что москвичи взяли Брянск, приехали к Якову Захаричу воеводе великого князя московского на реку на Контовт и присягнули служить великому князю московскому со всеми городами, с Черниговом, со Стародубом, с Гомелем, с Новгородом Северским, с Рыльском и со всеми волостями, которые находились в Великом княжестве Литовском. Князь же Семен Иванович Бельский приехал в Москву еще ранее взятия Брянска и со всею отчиною своею подчинился великому князю московскому. Услышав же об этом, великий князь Александр литовский, что тесть его великий князь Иван Васильевич московский пошел против него такой войной и что город Брянск и многие города поддались ему и с теми вышеуказанными князьями присягнули служить ему, послал к Смоленску гетмана своего князя Константина Ивановича Острожского и маршала своего дворного наместника меречского и оникштайского пана Григория Станиславовича Остиковича, и подчашего своего наместника бельского пана Николая /137/ Николаевича, и маршала пана Яна Петровича, и маршала, наместника новогрудского и Слонимского пана Литавора Хрептовича, и иных многих князей и панов, и дворян 211, и бояр 212 своих, и, отпустив их вперед, сам со всеми людьми Великого княжества Литовского пошел к городу Минску, а оттуда к Борисову, и в Борисове простоял немало времени.

Князь же Константин Иванович Острожский с вышеназванными панами и со всеми людьми, которые были с ним, пришли к городу Смоленску. А в то время в Смоленске воеводой был пан Станислав Петрович, по прозванию Кишка. И пришла весть к [112] Смоленску, что воевода великого князя московского Юрий Захаринич стоит на Ведроши 213 с очень небольшим числом людей. Князь же Константин со всеми людьми и панами, и еще с воеводой смоленским, и со всеми смольнянами, вооружившись и изготовившись, пошли к Дорогобужу 214 и прежде всего пришли к Ельне 215. И в то время поймали одного языка из московского войска по имени Герман, который был дьяком у Богдана Сапеги, но убежал в Москву и тот язык сообщил им о московском войске, что воевода великого князя московского Юрий Захаринич долгое время был под Дорогобужем с небольшим числом людей. /138/ «Третьего же дня пришли к нему на помощь другие большие воеводы, князь Даниил Васильевич Щеня и князь Иван Михайлович Перемышльский с многими другими воеводами и людьми, и что все они уже находятся в одном месте под Дорогобужем, и поэтому, если бы пришли ранее, то им было бы невозможно противостоять вам, теперь же знайте и хорошо подумайте, не ходите к ним, но отойдите назад, потому что вам нельзя биться с ними, так как их много, а вас против них очень мало». Они же не хотели верить ему, считая, что он говорит неправду и ложь, и приказали его повесить, а сами двинулись вперед. И прошли деревню, называемую Лопатино, и не дойдя две мили до деревни, называемой Ведрошь узнали точно, что москвичи, крепко вооружившись и построившись, стоят в Ведроши, готовые, ожидая их. Князь же Константин и паны и все люди, бывшие с ними, посовещавшись решили, что мало ли много ли будет москвичей, но, надеясь на божию помощь, биться с ними, а без боя назад не возвращаться и все к этому присоединились, решив, что на все воля божья. Так теперь это измыслив и решив, пошли своим путем от Лопатина до Ведроши две мили лесом; /139/ и была грязь страшная, и с большими трудностями и с нуждой едва прошли лес. И как только они вышли в поле, встретились с москвичами и начался тут между ними бой, и многих с обеих сторон убили, а иных ранили. Москвичи же вскоре повернули обратно и перебежали реку Ведрошь, к своему большому полку, и там, построившись, стали. Литва же, придя быстро к реке, в спешке перешла ее, пошла за реку и стала крепко биться. Москвичи думали, что литовцы идут на них из леса с большой силой и что они так смело идут, надеясь на свою силу, и оттого не рисковали с ними биться смело, и едва не побежали все, но затем увидели и уразумели москвичи, что уже все вышли [113] в поле, что литовцев немного. Литовского войска было не больше чем три с половиной тысячи конных, кроме пеших, а москвичей было сорок тысяч хорошо вооруженных конных, кроме пеших, и видя мужественное и смелое наступление такого небольшого литовского войска удивлялись, а потом, когда увидели всех, москвичи все единодушно и крепко пошли навстречу им. Литовцы же бились, но увидев, что москвичей много, а их мало, не могли более стоять перед ними и побежали. Москвичи же погнались за ними, многих побили, /140/ а других живыми забрали. Тогда был взят в плен гетман князь Константин Иванович Острожский, пан Григорий Станиславович Остикович, пан Литавор Хрептович, пан Николай Юрьевич Глебович, пан Николай Зеновьевич и иные многие паны. Ян же Петрович погиб беззвестно, а иных многих побили и забрали в плен. Москвичи же, возвратившись с побоища, всех пленных панов отправили в Москву к великому князю.

Князь же великий литовский Александр пришел со всем своим войском и стал на реке Бобр 216, и в то время примчались вестники, сообщая ему, что передовое его войско разбито на Ведроши и что гетмана и панов, и многих людей забрали в плен. Услышав это, Александр очень опечалился с панами и всем войском своим, и долго был он сильно печален, а затем, отбросив печаль и скорбь и похвалив своего вседержителя бога, пошел со всеми своими людьми и стал в Обольцах 217 и там находился немалое время. В то время пришел к нему в Обольцы посол от великого князя московского с соответствующими грамотами, и князь великий Александр принял его в Обольцах, а затем, отпустив его, со всеми людьми пошел к Полоцку и в Полоцке простоял почти всю осень и, укрепив города Полоцк и Витебск и Смоленск, и оставив там гарнизоны, возвратился в Литву.

В ту же осень воевода великого князя московского Яков Захаринич и царевич казанский Магнистели, и князь Семен Иванович Можайский, и князь Василий Иванович Шемячич, придя, взяли город Путивль и наместника путивльского князя Богдана Федоровича с княгиней и со всеми путивльцами увели в плен, и всю землю Северскую забрали, и города Дорогобуж и Залидов 218 и Торопец 219 забрали; в том году великий князь московский зятю своему великому князю Александру много зла сделал, нарушив присягу и вечный мир и кровные связи. /141/ [114]

В ту же осень по наущению великого князя московского царь перекопский Менгли-Гирей послал сына своего Ахмат-Гирея, султана с прочими своими детьми и с многими силами татарскими. И воевали [они] земли Волынскую и Подляшскую 220 и Польскую, и сожгли тогда города Владимир и Брест, и воевали около Люблина до самой реки Вислы и, перейдя за Вислу, большой город Опатов сожгли и много зла причинили и сотворили несказанное кровопролитие христианам в Великом княжестве Литовском и в Польше, и, многие города и деревни сжегши, с большой добычей и массой пленных ушли восвояси. В ту же зиму великий князь Александр сделал дворным маршалом /142/ своего любимца князя Михаила Львовича Глинского, о котором позже напишем много удивительного.

В лето от сотворения мира семь тысяч девятое (1500), а от рождества Христова тысяча пятисотое великий князь Александр послал в Польшу и в Чехию, и в Германию, и нанял за деньги несколько тысяч [человек], и со всеми людьми изготовился против своего тестя великого князя московского. Тогда приехал к нему в Литву один чех по имени Ян Гирнин и многие другие чехи, и немцы, и поляки. Князь же великий Александр, собравшись со всеми ими, двинулся к Минску, а в Минске пришла к нему весть, что князь великий московский отправил сына своего князя Дмитрия Жилку с большим войском, с пушками и со всем снаряжением добывать замки и отпустил его к Смоленску, и что теперь все москвичи под Смоленском, и, обложив город, упорно осаждают его. Услышав это, великий князь Александр послал против него пана трокского старосту жемайтского пана Станислава Яновского со всею силою Великого княжества Литовского и вышеупомянутого чеха со всеми чужеземцами; все они двинулись против них. Москвичи же, /143/ находясь под Смоленском, воевали на все стороны, и город Смоленск, едва ли не весь пушками окружив, день и ночь непрестанно его осаждали и из-за больших тур, наполненных песком и землей, несказанные штурмы против него предпринимали, однако же, милосердием божиим и помощью пречистой богородицы не могли принести ему никакого вреда. Приняв на себя немало труда, неся потери, и губя своих людей, со скорбью и со слезами терпели с великими насмешками поражения под городом и с позором и с бесчестьем от города отбиваемы были. Войско же великого князя Александра, которое вел пан староста жемайтский, пришло со всеми силами к городу Орше и, перейдя реку Днепр, двинулось к горам. И как только об этом услышал князь Дмитрий Жилка, который находился под Смоленском, что Литва идет против него, он, не взяв города Смоленска, возвратился к Москве, к своему отцу великому князю московскому, войско же литовское, узнав, что москвичи отступили от Смоленска, пришло и стало на горах и там пробыло на горах всю осень.

В то же время князь Семен Иванович Можайский пришел с большим количеством воинов великого князя московского /144/ к городу Мстиславлю, а в это время в Мстиславле сидело в осаде много литовских людей. Князь же Михаил Мстиславский узнал, что князь Семен Можайский идет с москвичами к Мстиславлю. И, окружив город Мстиславль, стояли немало времени, и, причинив много зла около города, ушли обратно. Пан же староста жемайтский и гетман всего Великого княжества Литовского стоял немалое время на горах, и затем отошел в Литву, чеха же Яна Гирнина со всеми иностранцами отправил к Полоцку, где они сели в осаду.

В лето семь тысяч десятое (1501), а от рождества Христова тысяча пятьсот первое умер в Торуни в Пруссии король польский Альбрехт, брат короля Александра.

В ту же осень выехал царь Заволжский Ших-Ахмет сын Ахматов со всею ордою Заволжскою, с многими силами, а с ним посол великого князя Александра пан Михаил Халецкий, и приехал он в землю Северскую и стал под Новгородом Северским и под другими городами, землю же всю, почти до самого Брянска, заполнил бесчисленным воинством. Новгород Северский и несколько других городов поддались царю. Царь же, поручив /145/ эти города пану Михаилу Халецкому, пошел со всеми силами и стал между Черниговом и Киевом по Днепру и по Десне, пана же Михаила Халецкого отпустил со своими послами в Литву, сообщая великому князю Александру, что пришел к нему на помощь против царя перекопского Менгли-Гирея и великого князя московского, и призывал великого князя соединиться с ним и начать войну со своими неприятелями. Пан же Михаил Халецкий с послами царя Заволжского пришли в Литву, а в то же время поляки прислали послов к великому князю Александру литовскому и взяли его королем в Польшу, и он, оставив свои дела с царем Заволжским, в ту же зиму поехал в Краков и там был коронован. В ту же зиму [116] царь перекопский Менгли-Гирей, собрав свои силы, втайне пошел на Ших-Ахмата царя Заволжского и разгромил его наголову и цариц и детей, и орду его всю взял, сам же царь заволжский Ших-Ахмат со своим братом Хазак-султаном и с некоторыми князьями и уланами примчался к Киеву и, став недалеко от Киева, послал к князю Дмитрия Путятича, киевского воеводу, сообщая ему свою плохую весть. Воевода же киевский князь Дмитрий оказывал ему там долгое время великую честь /146/ и одаривал многими дарами. Затем царь Ших-Ахмат, ничего не сообщив, yшел из-под Киева к Белгороду 221, но, находясь в Белгороде, не получил там ни помощи и ни какого-либо имущества, и возвратился к Киеву. Князь же Дмитрий киевский воевода принял его с paдостью и оказал ему как и ранее большие почести, и затем отправил к королю и великому князю Александру сообщение о происшедших событиях, король же отправил своих послов к царю и приказал князю Дмитрию ехать с ним вместе в Вильно. Князь же Дмитрий, выполняя королевское повеление, проводил царя и брата его и людей их до Вильно. В ту же зиму послал король Александр к тестю своему великому князю московскому послов польских своих, воеводу ленчицкого пана Петра Мышковского и пана Яна Бучацкого подольского воеводича, а из Литвы воеводу полоцкого пана Станислава Глебовича и маршала и писаря канцлера ее милости королевы наместника браславского пана Ивана Сапегу. И находясь в Москве, заключили они перемирие на шесть лет, а города и волости, которые забрал великий князь московский, то все у него осталось, и все пленные литовские остались в Москве.

В лето от рождества Христова тысяча пятьсот второе (1502) были высланы встречные послы великого князя Ивана Васильевича (В тексте Ивановича) москов/147/ского к королю и великому князю Александру, по имени Петр Плещеев, Константин Замьщкий, зять его Михаил Кляпик, дьяк Никита Голубин, и утвердив вышеуказанное перемирие, [они] возвратились восвояси.

В ту же осень пришла весть королю Александру, что татары, перейдя реку Припять, воюют по волостям. Король написал князю Семену Михайловичу Слуцкому и послал к нему на помощь подольского воеводича пана Яна Бучацкого, а с ним дворян своих [117] литовских и русских и немало австрийцев. Князь же Семен Слуцкий с паном воеводичем и со всеми вышеупомянутыми дворянами гнались за татарами и нагнали их недалеко за Бобруйском 222, в шести милях, на реке на Уше 223; было их только полтораста; догнав, избили их и возвратились назад. В ту же осень был бой с татарами в семи милях за Овручем на реке Уше 224. Бились князь Федор Иванович Ярославич, князь Юрий Иванович Дубровицкий и князь Григорий Глинский, друцкий староста, и божиим изволением за грехи наши, татары наших побили; тогда убили и князя Григория Глинского и Горностая. В ту же осень месяца августа тридцатого дня пришел втайне Битис-Гирей-султан сын Менди-Гирея /148/ царя перекопского с шестью тысячами татар. Прежде всего пришли [они] к городу Слуцку. Князь же Семен Михайлович в то время был в Слуцке, но не знал ни о чем, и, только посмотрев из замка из церкви святого Юрия на город за реку Случь 225, увидел татар, скачущих на конях, хватающих и рубящих мужчин, и женщин. И, увидев это неожиданное нападение поганых, князь Семен Михайлович с теми, которые были с ним в замке, удивился такому неожиданному тайному приходу их, потому что они за один день переправились через реку Припять и в тот же день подошли к Слуцку за двадцать пять миль, иные же в тот же день, минуя Слуцк, дошли еще до Копыля, от Слуцка за пять миль. Князь же Семен на знал что начать и что делать, потому что в то время в замке людей у него было очень мало, все находились по селам. Татары всех их отрезали от замка, и забрали все табуны конские, князь же затворился в замке только с очень малым количеством людей и послал к королю в Вильно сообщение о том, что царевич Бетю-Гирей сам стал лагерем под Слуцком за Умолем. Татары же, разделившись на отряды, пошли по земле, и, идя, воевали около Клецка и Несвижа 226 и город Клецк сожгли и были, не доходя шесть миль до Новогрудка, /149/ в Ишкольди 227 и повернули обратно. Многие города и села они сожгли и, сотворив христианам неописанное кровопролитие, с большим числом пленных и с добычей собрались у Слуцка, а затем без всякого ущерба все в целости, ушли назад. Король же Александр немногих из своих дворян послал к князю Семену в Слуцк, они же, прибыв в Слуцк и узнав, что татары ушли в целости, возвратились в Литву.

В лето семь тысяч двенадцатое, а от рождества Христова тысяча пятьсот третье (1503) приходило три тысячи татар, и, находясь [118] под Слуцком и Новогрудком, они причинили много зла и пошли обратно другой дорогой через Гричинское болото 228 к Городку 229. Паны же рада Великого княжества Литовского не знали о том, и только гетман пан Станислав Петрович по прозванию Кишка и пан Альбрехт Гаштольд и пан Юрий Немирович, объединившись с приехавшим к ним князем Семеном Михайловичем Слуцким, пошли за ними и, перейдя реку Припять, нагнали их в одной миле за Городком и дали им бой. И с божией помощью наши побили их, и освободили всех пленных, и с великой частью и с добычей возвратились домой. Тогда же были убиты государевы дворяне /150/ пан Рак Москвич и Жиневой. В ту же осень месяца ноября четырнадцатого числа со среды на четверг умер благоверный и христолюбивый князь Семен Михайлович Слуцкий. (В тексте Семен Михайлович Александровича Слуцкий) В ту же осень царь Казанский Махмет Али перерезал в Казани всех купцов Московской земли. В тот же год Иван Васильевич князь московский умер, и сел на великом княжении московском сын его Василий.

В том же году воевода киевский князь Дмитрий Путятич и князь Семен Юрьевич Гольшанский староста луцкий умерли, и дано было Киевское воеводство пану Юрию Монтовтовичу, а Луцк отдали князю Михаилу Ивановичу Острожскому, а после смерти князя Михаила Луцк дали писарю пану Федору Янушовичу. И в том же году король Александр был на сейме в Бресте и был гневен на панов без основания. А было это так: дал он Дрозду по настоянию князя Глинского Лиду, бывшую у Ильинича. А в то время послом в Кракове у короля был подчаший, наместник бельский Николай Николаевич Радзивилл, и пан Ильинич обратился к, панам-раде Великого княжества Литовского, прежде всего к князю Войтеху Таборе виленскому епископу и к Николаю Радзивиллу воеводе виленскому, и к воеводе трокскому /151/ пану Заберезинскому, и к пану Станиславу Яновичу старосте жемайтскому, и к воеводе полоцкому пану Станиславу Глебовичу, и к пану Станиславу Петровичу Кишке, наместнику смоленскому, и все те паны согласно земского привилея 230, выданного им королем, когда он садился на престол на великое княжение, не дали Лиды Дрозду, простому человеку, а оставили у Ильинича, потому что в привилее написано, что должность отнять ни у кого нельзя, иначе как с гербом 231. И король за это разгневался. И услышал [119] об этом Николай Николаевич Радзивилл... (У Стрыйковского (т. II, стр. 321) далее сказано Глинский же непрерывно подстрекал короля, чтобы он за это мстил литовским панам и в особенности Заберезинскому. И будучи на сейме в Бресте Глинский все это осуществил. Пользуясь королевской милостью, забрал у Заберезинского Троки и отдал их сыну виленского воеводы, Николаю Николаевичу Радзивиллу, который был у короля Александра подчашим и наместником бельским, старосту же лидского, Ильинича, приказал взять и посадить в тюрьму, а панам-раде приказал не появляться на свои очи...) город же Минск (Начало описываемых событий у Стрыйковского (т. II, стр. 326, 327) изложено следующим образом. В 1506 г., как свидетельствует летописец, но, видимо, в 1505, по Кромеру, Меховскому и прочим, пришел перекопский царевич Махмет-Гирей-султан сын перекопского царя Мендли-Гирея со своими братьями, Бити-Гирей-султаном и Бурнаш-султаном со всеми силами татарскими и пришли к Днепру к Лоевой горе, и там, переправившись через Днепр, сам Махмет-Гирей-султан пошел к Минскому замку в центр Литвы, а двоих своих братьев, Бити-Гирей-султана и Бурнаш-султана, послал под Слуцк. И пришли они под Слуцк в день успения девы Марии в пятницу. А в Слуцке находилась княжна Анастасия с ребенком Юрием Семеновичем, дедом теперешних князей Слуцких. И татары, зная, что в Слуцке была только одна княжна, разорили все около Слуцка и самый Слуцк штурмовали, делали подкопы, и пытались поджечь его, но жители Слуцка, которых княжна Анастасия умоляла защищать своего единственного владельца от насилия поганых, мужественно сопротивлялись. И много татар пало у замка, потому что в то время у той княжны Анастасии в Слуцке служило много шляхты и разных князей. А сам старший царь Махмет-Гирей стал в тот же день лагерем под Минском и распустил свои отряды под Вильно и в Завилейскую сторону, а также к Витебску, Полоцку и Друцку и на все стороны Литвы и Руси. А те два царевича его брата, минуя Слуцк, двинулись к Новогрудку.А в то время все литовские паны были в Новогрудке, совещались между собой, что им следует делать, ввиду того, что король из-за наговоров Глинского гневался на них, но если бы приехал в Литву, то обещал принять их милостиво на Радомском сейме; сговаривались [они] и о том, чтобы поддаться Глинскому. А татары, узнав, что паны в Новогрудке, еще больше заспешили к Новогрудку, потому что паны, собравшись туда не для обороны страны, а для личных дел, разошлись. Паны, видя угрозу Новогрудку, уехали за Неман, а татары, придя к Новогрудку не найдя никого, гнались за панами до Немана и далее и большой ущерб нанесли за Неманом в Литовской земле, и, захватив добычу и пленных, возвратились обратно. Замку же Новогрудскому ничего не могли сделать, потому что в Новогрудке в то время воеводой был Альбрехт Мартинович Гаштольд, который, находясь сам в Новогрудке, хорошо укрепил замок, а при нем Маскевич городничий, Иван Тризна, Немира и прочая новогрудская шляхта. Они каждый день выезжали из замка и бились с татарами, не позволили им причинить урон замку и городу. Очень много татар было убито стрельбой из замка и тогда татары, видя что замку и городу ничего сделать не могут, отошли прочь.

А Махмет-Гирей царевич, который стал кошем около Минского замка, опустошил все окрестные волости и город Минск, отстояли только замок.), монастырь и святые божий церкви огнем целиком сжег и в земле Литовской, и в Полоцке, и в Витебске, и в Друцке много зла сотворил, пожег и попленил чуть ли не всю землю, и сотворил невыразимое кровопролитие, и, приведя землю Литовскую в запустение [120], ушел своим путем восвояси без ущерба. Также и братья его Бити-Гирей-султан, Абурнаш-султан возвратились от Новогрудка с большим количеством пленных и добычей и пошли мимо Слуцка к Петрикову 232, а затем в Орду. В ту же зиму был большой мор в Минске, и был он немалое время по всей земле. /152/

В ту же осень великий князь Василий Иванович московский послал брата своего князя Дмитрия Жилку, а с ним воеводу своего наивысшего князя Федора Ивановича Бельского и иных многих воевод со всеми силами московскими, с войском, которое шло на конях и в судах рекою Волгою на царя казанского Махмет-Али. И так, они, придя к Казани, окружили город со всех сторон сухим путем и водой. И так вышли вооруженные люди с судов на берег к городу, и пришли татары конные и всех побили, а иные убегающие утонули в Поганом озере, а которые в судах на воде остались, на тех пришли бури большие, и едва не всех потопило, только князь Дмитрий с воеводою князем Федором и с небольшим количеством людей не погибли окончательно. А которые москвичи пришли под город берегом конные, тех так же чуть ли не всех избили и очень мало кто из них убежал, и получился ущерб большой и вред неизмеримый великому княжеству Московскому; очень мало москвичей возвратилось назад, погибло их бесчисленное множество.

А затем король Александр назначил панам польским сейм в Радоме осенью на Кузьму и Демьяна [1 ноября], где были и литовские паны. А приехали паны литовские для того, чтобы узнать у панов польских о причине гнева короля, который прогневался на них, /153/ хотя они и не были виноваты и не имели отношения к Глинскому. Польские паны сказали б том королю, и король перестал на них гневаться. А затем виленский епископ Табор начал говорить королю: «Милостивый король, ты гневался на нас без [121] причины, из-за некоторых людей, потому что мы против тебя, нашего государя, не выступали, но мы защищали свои права и привилегии, стараясь их сохранить. И поэтому, милостивый государь наш, я как пастырь здешнего государства и Ваш, должен предостеречь от того, и тебя, государя нашего, от того отвращать, чтобы ты, наш государь, сохранял права наши и свои привилегии, выданные нам, если же кто вздумает их нарушить, боже, отомсти каждому, кто такое задумает». И как только епископ произнес это, короля разбил паралич.

В лето семь тысяч пятнадцатое, а от рождества Христова тысяча пятьсот седьмое (1507), после пленения земли Литовской безбожными татарами, король и великий князь Александр приехал в Вильно из Польши очень больным, парализованным, и созвал сейм в городе Лиде. И когда он находился вместе со всеми панами в Лиде, пришла к нему весть, что Перекопские царевичи Бити-Гирей-султан и Бурнаш-султан пришли с двадцатью тысячами людей к Слуцку и идут к Новогрудку. Тяжело больной король не знал что делать. /154/ Он призвал к себе своих панов-раду и своего гетмана пана Станислава Петровича Кишку и своего любимого дворного маршала князя Михаила Львовича Глинского, и все свои дела государя и все дела земские передал в их руки, себя же велел отнести на носилках в Вильно; паны же рада и гетман и маршал князь Михаил Глинский со всеми людьми остались в Лиде. Татары, придя к Новогрудку, скоро переправились через Неман и, не дойдя до Лиды за милю или за полумилю, со всех сторон начали воевать, церкви божий и имения и деревни сжигали, а людей хватали и убивали. Видели все это паны литовские своими глазами, что поганые пришли на них такие ожесточенные, и, призвав на помощь бога вседержителя, съехались все в одно место и, посоветовавшись, собрали десять тысяч отборных людей конных и вооруженных, которые в то время там оказались, потому что в такое короткое время не могли собрать больше, и мало ли, много ли, но все собрались вместе и под одной командой. И, призвав бога на помощь, решили пойти и биться с ними, и, утвердившись в этом крепко и твердо, послали несколько человек на разведку и те в одной миле от Лиды столкнулись с ними и божией милостью избили их, несколько взяли живых, а /155/ иным головы отрубили и положили их в сумки; и татары, видя, что не могут противиться им, побежали. Они же привели живых пленных к панам [122], а отрубленные головы принесли в сумках. Увидев это, паны возвеселились и наполнились радостью, и в тот же час сели на коней и приказали всему войску пойти с ними к Новогрудку. Татары же увидели это и поняли, что люди хотят дать им бой, и начали отряды их возвращаться из-за Немана, паны же со всем войском пришли к Новогрудку, и стояли в Новогрудке три дня и послали добывать достоверного языка, желая знать точно, где стоят кошем царевичи. Были посланы паны Немировичи, пан Юрий и пан Андрей, и поймали они шесть татар под Городищем 233 и привели их к панам, и те сказали определенно, что царевичи стоят лагерем под городом Клецком и что еще все из разошедшихся отрядов не могли так скоро к кошу собраться. Паны же, узнав об этом и поручив себя милосердному богу, пошли, радуясь, своим путем и выехали из Новогрудка месяца августа в четвертый день, в понедельник вечером уже когда смеркалось. И шли из Новогрудка мимо Осташина 234 и назавтра, во вторник, уже примчались некоторые дворяне от Цирина 235 и от Полонки 236, сообщая, что татары за ними гнались /156/ и что находятся они недалеко от войска. Паны же и все войско, немного отдохнув в Осташине пошли к Полонке, прошли Ишкольд, и передовой отряд догнал пятьсот татар, которые шли к Клецку, и догнав, побили их, а других взяли в плен живыми, оставшиеся же живыми убежали за Ушу по крутому берегу и прибежали к Клецку, к своим в лагерь, и сообщили царевичам, что литва 237 идет к ним на бой. Царевичи же, наполнившись гордостью и высокоумием, нисколько того не испугавшись, со всем усердием приготовились к бою. Паны со своим войском в тот же день, во вторник, не доходя Малева 238, переночевали в селе Налипой 239 а назавтра в среду, месяца августа шестого дня на преображение господа нашего Иисуса Христа, поднялись рано и, изготовив отряды, как надлежит перед битвой, пошли прямо к Клецку. Гетман же пан Станислав Петрович Кишка в то время очень разнемогся, и никак не мог сидеть на коне и с большим трудом приказал возить себя на возу. И паны, видя, что гетман очень болен и что без него в войске порядка не может быть, размыслили и поручили на это время гетманство князю Михаилу Львовичу Глинскому, и решили все ему подчиняться. Князь же Михаил Глинский начал командовать всем войском и пошли все к Клецку, /157/ направив вперед несколько сот конницы. И как пришли под Клецк к реке Лани 240 к Красному [123] Ставу 241 с юга, то через реку с горы увидели татарские полки, стоявшие готовыми к бою, и перейдя [реку], стали вдоль реки против татар. И так как переправа через реку была очень неудобной, то они долго не могли сойтись, и больше трех часов бились с ними через реку. Затем войско литовское сделало две гати через реку, с обеих сторон прудовой плотины. Татары же видели, что литовцы стоят крепко и неподвижно и что они подготовили гати, намереваясь вскоре перейти к ним за реку, и тогда начали из литовского войска стрелять по ним из орудий, из ружей и из луков, а в то же время небольшое число дворян поспешили за реку. Татары же захватили писаря пана Заберезинского Коптя и, отрубив ему голову, ругаясь, носили на копье. Князь Михаил с панами и всем войском, видя смех и это надругательство, приказал вскоре всем полкам переходить по обеим гатям реку. И затрубили в трубы, и заиграли на свирелях, и пошли за реку, и войско правой руки, поспешив, ранее перешло через гать за реку. Татары же, видя, что [они] не все вместе переходят через реку и те воины, которые были из них самые лучшие, ударили на них и многих убили из той правой части, и чуть их не уничтожили. А затем князь Михаил с левой стороны поспешил, и перейдя гать, /158/ ударил поперек на все полки татарские и разделил их надвое. А засем и те люди наши с правой стороны оправились и тоже ударили на них и с обеих сторон и так смешали татарские полки, что татары не только биться, но глаза и руки свои на литовское войско поднять не смели, князь же Михаил со всем своим войском гнался за ними, хватая и убивая [их], до реки Цепры 242, и как прибежали татары к Цепре, тогда почти все в реке и болоте потонули, и так много татар и их коней в реке и болоте было, что литовцы переезжали на конях и переходили пешком по мертвым телам татарским и их коням, а которые немногие из татар с царевичами убежали, тех перехватывали по дорогам от Слуцка, от Петрикова, от Овруча, от Житомира, с Волыни. На все стороны их били и грабили и очень мало из них возвратилось в Орду. И явилось несказанное милосердие божие Великому княжеству Литовскому, и неизреченное кровопролитие роду алкорана. Князь же Михаил Глинский и войско литовское в тот же день, стоя на трупах и весь день разъезжая и гоняясь около Цепры и за Цепрой, множество татар захватили и убили и затем возвратились к войску в Клецк, ведя за собой много пленных. /159/ И наполнили [124] руки золотом и серебром, и оружием и одеждой, и взяли коней многоценных, и преисполненные несказанной радостию и весельем, провели ту ночь в покое.

Татары же, которые не участвовали в битве, а ходили еще в отрядах и не знали о том, приходили с пленными...(На верху последней страницы другой рукой написано Хроника литовская с русского на польский переведена.)

(пер. Н. Н. Улащика)
Текст  воспроизведен по изданию: Хроника Быховца. М. Наука. 1966

© текст - Улащик Н. Н. 1966
© сетевая версия - Тhietmar. 2002
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1966