Ввиду большого объема комментариев их можно посмотреть здесь
(открываются в новом окне)

ГРИГОРИЙ ТУРСКИЙ

ИСТОРИЯ ФРАНКОВ

HISTORIA FRANCORUM

НАЧИНАЮТСЯ ГЛАВЫ ДЕВЯТОЙ КНИГИ

1. О Реккареде и его послах [587 г.].

2. О кончине блаженной Радегунды [587 г.].

3. О том, кто пришел с кинжалом к королю Гунтрамну [587 г.].

4. О рождении второго сына у Хильдеберта [587 г.].

5. О знамениях [587 г.].

6. О совратителях и лжепророках [587 г.]

7. Об отстранении герцога Эннодия и о басках [587 г.].

8. О приеме Гунтрамна Бозона у короля [587 г.].

9. О гибели Раухинга [587 г.].

10. О гибели Гунтрамна Бозона [587 г.].

11. О свидании королей [587 г.].

12. О гибели Урсиона и Бертефреда [587 г.].

13. О Баддоне, отправившемся в качестве посла, и о том, как его задержали и спустя много дней отпустили, и о дизентерии [587 г.].

14. О мире между епископом Эгидием и герцогом Лупом [587 г.].

15. Об обращении Реккареда [587 г.].

16. О его послах к нашим королям [587 г.].

17. О скудости этого года [587 г.].

18. О бретонах и о кончине епископа Намация [588 г.].

19. О гибели Сихара, жителя Тура [588 г.].

20. О том, как мы были отправлены с посольством к королю Гунтрамну с просьбой сохранить мир [588 г.].

21. О милостынях и о доброте этого короля [588 г.].

22. О чуме в городе Марселе [588 г.].

23. О кончине епископа Агерика и о его преемнике [588 г.].

24. О епископском служении Фронимия [588 г.]

25. О том, как войско Хильдеберта отправилось в Италию [588 г.].

26. О кончине королевы Ингоберги [589 г.].

27. О кончине Амалона [589 г.].

28. О дорогих подарках, посланных королевой Брунгильдой [589 г.].

29. О том, как лангобарды попросили у короля Хильдеберта мира [589 г.].

30. О податной переписи населения городов Тура и Пуатье [589 г.].

31. О том, как король Гунтрамн отправил войско в Септиманию [589 г.].

32. О вражде между Хильдебертом и Гунтрамном [589 г.].

33. О том, как монахиня Инготруда отправилась к Хильдеберту с жалобой на свою дочь [589 г.]. [246]

34. О вражде между Фредегондой и ее дочерью [589 г.]

35. О гибели Ваддона [589 г.].

36. О том, как король Хильдеберт отправил своего сына Теодоберта в Суассон [589 г.].

37. О епископе Дроктигизиле [589 г.]

38. О том, как некоторые лица хотели составить заговор против королевы Брунгильды [589 г.].

39. О ссоре в монастыре в Пуатье, вызванной Хродехильдой и Базиной [589 г.].

40. О первом поводе ссоры [589 г.].

41. Об убийстве в базилике святого Илария [589 г.].

42. Текст письма, который был направлен святой Радегундой епископам [573 или 587 г.].

43. О том, как пресвитер Тевтарий прибыл для улаживания этой ссоры [589 г.].

44. О погоде этого года [589 г.].

КОНЕЦ ГЛАВАМ [ДЕВЯТОЙ КНИГИ]

ВО ИМЯ ХРИСТОВО НАЧИНАЕТСЯ

ДЕВЯТАЯ КНИГА НА 12 ГОДУ [ПРАВЛЕНИЯ] КОРОЛЯ ХИЛЬДЕБЕРТА

1. Итак, после смерти Леовигильда, короля Испании, его сын Реккаред заключил союз с вдовой своего отца Гезинтой и принял ее как мать. Ибо она была матерью королевы Брунгильды, матери Хильдеберта Младшего. Реккаред же был сыном Леовигильда от другой жены ¹. И вот посоветовавшись с мачехой, он отправил к королю Гунтрамну и Хильдеберту послов со словами: «Заключите с нами мир, и мы вступим в союз, для того чтобы мы могли полагаться на вашу помощь, а в случае необходимости и мы могли бы поддерживать вас на таких же условиях пребывая с вами в дружбе». Но когда послы, отправленные к королю Гунтрамну, прибыли в город Макон, им было приказано задержаться там Король направил к ним людей и, узнав о причине их прибытия не пожелал принять их предложения. Вот почему впоследствии между ними возникла столь сильная вражда, что готы не позволяли никому из его королевства проходить через города Септимании ². А послы, прибывшие к королю Хильдеберту, были любезно им приняты. Отдав подарки и заручившись миром, послы возвратились домой с дарами.

2. В этом году покинула этот мир блаженнейшая Радегунда ³. И в основанном ею монастыре стояло великое по ней рыдание. Присутствовал и я на ее погребении. Преставилась же она 13 августа и была погребена три дня спустя. А какие там произошли чудеса в этот день и каково было погребение, я постарался подробно описать в книге о Чудесах ⁴.

3. Между тем наступил праздник святого Марцелла, который празднуется в городе Шалоне в сентябре месяце, и король Гунтрамн присутствовал на нем. Но когда после окончания службы он подошел к святому алтарю для причастия, к нему направился какой-то человек, как бы намереваясь что-то ему сообщить. В то время как тот поспешно шел к королю, из его руки выскользнул нож. И когда его быстро схватили, то нашли у него в руке другой нож, вынутый из ножен. Его немедленно вывели из святой базилики, связали и подвергли пыткам. И он признался, что его дослали убить короля, говоря: «Тот, кто послал меня, рассуждал так: "Так как король понял, что многие его ненавидят, то, боясь, как бы его не убили, он окружил себя стражей из своих людей, и мы не имели возможности приблизиться к нему с мечами и убить его; только в церкви он чувствовал себя в безопасности и стоял там, ничего не опасаясь"». Многие из тех, на кого он показал, были схвачены и умерщвлены, а его, подвергнув бичеванию, король отпустил, полагая за грех убить того, кого [силой] вывели из церкви ⁵.

4. В этом же году у короля Хильдеберта родился второй сын, которого воспринял от купели Веран, епископ Кавайона ⁶, и нарек его Теодорихом. А епископ этот обладал в то время даром большой чудотворной силы, так что часто, осенив больных людей крестным знамением, он с божьей помощью тут же возвращал им здоровье.

5. Тогда же появилось множество знамений. Так, в домах некоторых лиц сосуды оказались испещрены неведомо какими знаками, которые никак нельзя было ни соскоблить, ни оттереть. А началось это чудо в области города Шартра и, распространившись в области Орлеана, дошло до области Бордо, не минуя ни одного города, расположенного между ними. В октябре месяце в виноградниках после сбора винограда мы заметили новые ветви с уродливыми гроздьями. А на деревьях появились новые побеги и новые плоды. Со стороны севера вспыхнули лучи. Некоторые утверждали, что они видели, как из облака выскользнули две змеи. Другие говорили, что неожиданно исчезла вилла с хижинами и людьми. Появилось много других знамений, которые обычно возвещали или смерть короля, или бедствия страны. В этом году сбор винограда был незначительным: был избыток воды, шли непрерывные дожди; и реки переполнились водой.

6. В том году в городе Type появился один человек по имени Дезидерий, «который выдавал себя за кого-то великого» ⁷ и утверждал, что он может творить много чудес. Кроме того, он хвастался тем, что связан с апостолами Петром и Павлом, [небесными] гонцами. Поскольку меня в ту пору не было в городе, то к нему стекалось большое количество простого народа, приводящего с собой слепых и увечных ⁸, которых он старался вылечить не святостью, но обманными приемами черной магии ⁹. В самом [248] деле, паралитиков или имеющих другую какую-либо немощь он приказывал насильно распрямлять, чтобы таким приемом вылечить тех, кого он был не в состоянии выправить даром божественной силы. И вот одни его помощники хватали человека за руки, другие — за ноги и так тянули в разные стороны, что, казалось, лопались сухожилия, и так как те не выздоравливали, их отпускали еле живыми. Случалось и так, что от этой пытки многие испускали дух. И несчастный так возгордился, что говорил, будто блаженный Мартин ниже его, а сам он равен апостолам. И не удивительно, что теперь он объявлял себя равным апостолам, ибо такой зачинщик зла при конце света может объявить себя самим Христом. А что он был обучен обманному искусству черной магии, явствует, как я сказал выше, из того, что, как утверждают очевидцы, когда кто-либо говорил о нем плохое, находясь от него далеко, или тайно от него, он порицал того перед всем народом, говоря: «Ты сказал обо мне то-то и то-то, а это унижает мою святость». А откуда же он это узнавал, как не от бесов, возвещавших ему об этом? Носил же он капюшон и тунику из козьей шерсти и в присутствии людей воздерживался от пищи и питья, но тайком, когда он приходил на постоялый двор, набивал чрево так, что слуга едва успевал приносить все, что он требовал. Но наши люди поняли и разоблачили его хитрость, и он был изгнан за пределы города. Нам не известно, куда он потом ушел; однако он говорил, что он житель города Бордо.

Но за семь лет до этого был и другой большой совратитель, обманувший многих своей хитростью. Он носил тунику без рукавов ¹⁰, поверх нее плащ из тонкой ткани, в руке у него был крест, на котором висели пузырьки, наполненные, как он говорил, священным елеем. Он говорил, что он пришел из Испании и принес мощи блаженнейших мучеников — Винценция-диакона и Феликса. Когда [однажды] поздно вечером он пришел к базилике святого Мартина в Type, мы сидели за трапезой. Он прислал сказать: «Пусть они явятся к святым мощам». Так как было уже поздно, мы ему ответили: «Пусть святые мощи лежат на алтаре до тех пор, пока мы не придем утром принять их». Но он поднялся с рассветом и, не дожидаюсь нас, пришел со своим крестом и вошел в мою келью. Пораженный и удивленный его дерзостью, я спросил его, что все это значит. Он ответил как гордец заносчиво: «Ты должен был оказать нам лучший прием. Я донесу об этом королю Хильперику, а он мстит за пренебрежение ко мне». И, войдя в часовню, он сам, пренебрегая мною, произнес первый, второй и третий стих ¹¹, сам прочел молитву и сам окончил ее, и, вновь подняв крест, вышел. У него и речь была деревенской, и протяжное произношение безобразно и отвратительно, да и ни одного разумного слова не исходило от него. Он дошел до самого Парижа.

В то время там совершали общие молебствия ¹², которые обычно бывают в дни перед святым праздником вознесения господня. Случилось так, что когда епископ Рагнемод торжественно шел со своей паствой, обходя святые места, тот тоже появился со своим крестом, в необычном для народа одеянии. Собрав блудниц и простых женщин, он составил свой хор, как бы намереваясь с этой толпой тоже обойти святые места. Видя [249] это, епископ послал к нему архидиакона сказать: «Если у тебя есть мощи святых, положи их на некоторое время в базилике и празднуй святые дни вместе с нами, а по окончании праздника иди своим путем». Тот же, ничуть не внимая словам архидиакона, начал сквернословить и поносить епископа. Но епископ, понимая, что тот совратитель, приказал запереть его в келье. Осмотрев все, что у него было, епископ нашел у него большой мешок, полный корней различных трав; там были также и зубы крота, и кости мышей, и когти медведя, и медвежий жир. Видя, что это колдовские вещи, он приказал все это бросить в реку. Отняв у него крест, он велел выгнать его за пределы Парижской области. Но тот, сделав себе другой крест, снова стал заниматься тем же, что и прежде. Тогда архидиакон схватил его, наложил на него оковы и велел заключить в темницу.

В эти дни я прибыл в Париж и остановился в доме при базилике блаженного мученика Юлиана. И вот на следующую ночь этот нечестивец, сбежав из-под стражи, прямо в цепях, которыми был скован, поспешил в названную базилику святого Юлиана и, бросившись на пол, на то место, где обычно я стою, сраженный сном и вином, заснул. Мы же, не зная о случившемся, поднялись в полночь для воздаяния господу благодарственной молитвы и нашли его спящим. От него исходил такой смрад, что он превосходил зловоние всех клоак и отхожих мест. Из-за этого запаха мы не могли войти в базилику. Один из клириков подошел к нему и, зажав себе нос, попытался разбудить его, но не смог этого сделать; ведь презренный опился вином. Тогда четверо клириков, подойдя к нему, подняли его на руки и бросили в угол базилики; затем взяли воды, вымыли пол и разбросали, кроме того, душистые травы, и только тогда мы вошли, чтобы совершить молитву. Однако его не пробудило даже наше пение, и он проснулся только тогда, когда наступил день и светоч солнца был высоко ¹³. Затем я передал его епископу, прося не причинять ему никакого зла. Когда же епископы собрались в Париже, мы рассказали им об этом за трапезой и приказали ему явиться сюда для наказания. Когда он предстал перед нами, Амелий, епископ города Сьета ¹⁴, подняв на него глаза, узнал в нем своего слугу, сбежавшего от него. И тогда он получил его [обратно] с условием, что не причинит ему никакого зла, и взял с собой на родину. И ведь много таких, которые, используя подобный обман, беспрестанно совращают простой народ. Я думаю, это о них говорит господь в Евангелии, что «восстанут лжехристы и лжепророки в последний час и дадут великия знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных» ¹⁵. Но об этом хватит, вернемся лучше к нашему предмету.

7. Эннодий ¹⁶ во время исполнения своих обязанностей герцога в городах Type и Пуатье, кроме того, получил власть над Эром и городом Беарном ¹⁷. Но графы городов Тура и Пуатье отправились к королю Хильдеберту и добились того, чтобы их избавили от Эннодия. Когда же Эннодий узнал от них о своем отстранении, он поспешил в названные мною выше города. Но в то время как он находился там, он получил приказ удалиться и оттуда. И, получив, таким образом, отставку, он вернулся к себе домой и занялся частными делами. [250]

А в то время баски, хлынув с гор, спустились в долины и начали опустошать виноградники и поля, предавать дома огню, а некоторых жителей, вместе со скотом, уводили в плен. Герцог Австровальд ¹⁸ много раз выступал против них, но нанес им лишь незначительный урон. А готы из-за того, что в прошлом году войско короля Гунтрамна опустошило Септиманию ¹⁹, вторглись в Арльскую провинцию, захватили добычу, увели пленных и дошли до десятого милиария ²⁰ от города. Кроме того, они опустошили, не пощадив и жителей, одну крепость, называемую Бокер, и затем вернулись [в Септиманию], не встретив никакого сопротивления.

8. Так как Гунтрамн Бозон был ненавистен королеве [Брунгильде] ²¹, то он зачастил к епископам и вельможам и с запозданием умолял о прощении, которым он раньше пренебрегал. Ведь когда король Хильдеберт был еще маленьким, Гунтрамн Бозон то и дело нападал на королеву Брунгильду с упреками и бранью; к тому же он покровительствовал тем ее противникам, которые наносили ей обиды. А король, чтобы отомстить за обиду, причиненную его матери, приказал изловить его и убить. Видя, что он находится в опасности, Гунтрамн устремился в церковь Вердена, надеясь через епископа Агерика ²², который был крестным отцом королю, получить прощение. Тогда епископ поспешил к королю, чтобы вымолить для него прощение. Поскольку король не мог отказать ему в его просьбе, он сказал: «Пусть он предстанет перед нами и, дав заложников, отправится к моему дяде, и мы поступим с ним так, как тот решит». Тогда его привели без оружия и в наручниках туда, где находился король, и епископ представил его королю. Бросившись к ногам короля, Гунтрамн Бозон сказал: «Я согрешил против тебя и твоей матери, ибо не повиновался вашим приказаниям, действуя против вашей воли и во вред государственному благу. Теперь же я прошу простить мне мои дурные поступки, которые я совершил против вас». Король же велел ему подняться с земли и, передавая его епископу, сказал: «Пусть он будет под твоей защитой, святой епископ, до тех пор, пока он не предстанет перед королем Гунтрамном»,— и велел ему удалиться.

9. После этих событий Раухинг объединился с вельможами короля Хлотаря, сына Хильперика ²³, якобы для ведения переговоров о мире, чтобы на границах обоих королевств не происходило никакого раздора и грабежа. А на самом деле они имели намерение убить короля Хильдеберта, после чего Раухинг от имени Теодоберта, старшего сына Хильдеберта, должен был захватить власть в Шампани, а Урсион и Бертефред ²⁴, взяв к себе недавно родившегося младшего сына Хильдеберта, по имени Теодорих, и низложив короля Гунтрамна, должны были завладеть остальной частью королевства. Кроме того, они поносили королеву Брунгильду, чтобы ее унизить, как они и прежде это делали, с тех пор, как она овдовела. И вот Раухинг, гордясь могуществом и, так сказать, предвкушая славу королевского величия, готовился в путь к королю Хильдеберту, дабы исполнить то, что они задумали. Но по милости божией все это дошло до ушей короля Гунтрамна еще прежде, [чем заговорщики осуществили свой план]. Он тайно отправил к королю Хильдеберту гонцов и известил [251] его обо всех этих замыслах, говоря: «Поспеши на свидание со мной, так как есть дела, которые нам необходимо решить».

А Хильдеберт, тщательно расследовав то, о чем его известили, и убедившись, что это правда, приказал Раухингу явиться. Когда тот пришел, король, прежде чем приказать Раухингу предстать пред его очами, дал письменное распоряжение и послал слуг на обывательских лошадях ²⁵, чтобы они в разных местах собрали имущество Раухинга. Затем он велел впустить его в опочивальню и, поговорив с ним о том, о сем, велел ему покинуть покои. Когда Раухинг выходил, двое привратников схватили его за ноги, и тот упал на ступеньки у двери таким образом, что часть его тела находилась внутри, а часть — снаружи. И вот те, которым было приказано это выполнить и которые были уже наготове, кинулись на него с мечами и так рассекли ему голову, что она казалась сплошным мозгом, и он тотчас умер. Тогда с него сорвали одежду, тело же его выбросили в окно ²⁶ и затем предали погребению. Нрава же он был легкомысленного, сверх меры жадный и алчный до чужого добра ²⁷, и своим богатством он возгордился так, что, даже погибая, говорил, что он сын короля Хлотаря. Золота у него на самом деле нашли много.

После его гибели один из его слуг тотчас же поспешно сбежал и сообщил о происшедшем его супруге ²⁸. А та, в пышном наряде, надев на себя украшения с драгоценными каменьями, сверкая золотом, верхом на коне скакала по улице города Суассона, сопровождаемая слугами, спеша в базилику святого Криспина и Криспиана, как будто бы для того, чтобы присутствовать на мессе. А был как раз праздник страстей сих блаженных мучеников ²⁹. Но, увидя гонца, она повернула на другую улицу и, бросив на землю украшения, нашла убежище в базилике святого Медарда, епископа, надеясь на заступничество этого исповедника. А слуги, посланные королем на розыски имущества Раухинга, столько нашли в его кладовых, сколько они не смогли бы найти в самой казне; все это они доставили королю.

Как раз в тот день, когда Раухинг был убит, около короля было много людей из Тура и Пуатье, по поводу которых у заговорщиков был такой план: в случае успешного совершения ими этого злодеяния они казнили бы этих людей, говоря: «Среди вас есть тот, кто убил нашего короля»; и когда бы их замучили, применяя различные пытки, они хвастались бы тем, что отомстили за смерть короля. Но бог всемогущий «разорил замыслы их» ³⁰, ибо они были нечестивы, и исполнилось то, что написано: «Кто роет яму ближнему своему, тот упадет в нее сам» ³¹. На место Раухинга назначили герцога Магновальда.

А Урсион и Бертефред, будучи уже уверены в том, что Раухинг смог выполнить то, о чем они договорились, набрав войско, выступили в поход. Но услышав, что Раухинг погиб такой смертью, они увеличили отряд, который был с ними, и, сознавая свою вину, заперлись со всем своим имуществом в Вёврской крепости, которая была недалеко от виллы Урсиона, порешив, что если король Хильдеберт захочет против них что-либо предпринять, то они будут защищаться от его войска со всей храбростью. Главарем же их и причиной всех бед был Урсион. Королева Брунгильда [252] отправила Бертефреду послание со словами: «Оставь этого враждебного человека, и ты останешься жив, иначе ты погибнешь вместе с ним». Ведь королева восприняла от купели его дочь, и поэтому она хотела проявить к нему милосердие. Но он ответил: «Я никогда его не оставлю, разве что только смерть разлучит меня с ним».

10. А пока совершались эти дела, король Гунтрамн вновь послал к своему племяннику Хильдеберту сказать: «Оставь всякое промедление и приезжай на свидание со мной. Ибо увидеться нам необходимо, как ради безопасности вашей жизни, так и ради общественной пользы». Услышав это, Хильдеберт, взяв с собою мать, сестру и жену, отправился на встречу с дядей. Присутствовал при этом и епископ города Трира Магнерих. Пришел также и Гунтрамн Бозон, которого взял под свое покровительство епископ Вердена Агерик ³². Однако сам епископ, поручившийся за него, не пришел. Вот и вышло так, что Гунтрамн Бозон предстал перед королем без всякой защиты; видимо, для того, чтобы, если король решит, что Гунтрамн должен умереть, епископу не пришлось бы его оправдывать, а если король дарует тому жизнь, то он беспрепятственно уйдет. Но когда короли встретились, они признали его виновным в совершении различных легкомысленных поступков, и было приказано убить его. Когда тот узнал об этом, он прибежал в жилище Магнериха и, закрыв дверь и удалив клириков и слуг, сказал ему: «Я знаю, блаженнейший епископ, что ты в большой чести у королей. И теперь я прибегаю к тебе ради своего спасения. Вот преследователи уже у дверей, посему знай, что если ты не спасешь меня, я убью тебя, выйду наружу и умру. Пойми наконец, что нам суждена или общая смерть, или жизнь. О святой епископ, ведь я знаю, что ты так же, как и король, являешься отцом его сыну ³³, и я знаю, что если ты у него что-либо попросишь, ты не встретишь у него отказа; и он отнюдь не сможет отказать тебе, святой отец, чего бы ты не попросил. Вот почему или добейся для меня прощения, или мы умрем вместе». При этих словах он обнажил меч. Взволнованный услышанным, епископ сказал: «Что я сделаю, когда ты держишь меня здесь? Отпусти меня, дабы я пошел к королю и вымолил милость у него; быть может, он и сжалится над тобой». И тот в ответ: «Ни за что. Пошли аббатов и верных тебе людей, чтобы они передали то, что я говорю». Однако королю сообщили не то, что было на самом деле, а сказали, что Гунтрамна Бозона защищает епископ. Посему, разгневанный этим, король сказал: «Если епископ не захочет оттуда выйти, он погибнет вместе с этим зачинщиком вероломства». Узнав об этом, епископ направил к королю гонцов. Когда те рассказали королю о происходящем, король Гунтрамн молвил: «Подбросьте в дом огонь, и если епископ не сможет выйти оттуда, они оба сгорят». Услышав это, клирики силой выломали дверь и вытолкнули епископа наружу. Тогда презренный, видя, что он окружен с обеих сторон сильным пламенем, препоясавшись мечом, подошел к двери. Но когда он переступил порог дома, сделав первый шаг наружу, кто-то из толпы, бросив копье, рассек ему лоб. А он, оглушенный этим ударом, как безумный, старался вытащить меч из ножен, но стоящие вокруг так изранили его множеством копий, что он, пронзенный с обеих сторон остриями и подпираемый [253] древками копий, не смог упасть на землю. Были убиты и те немногие, которые были с ним, и вместе с ним их выбросили в поле. Насилу добились у государей разрешения предать их земле. Был же Гунтрамн Бозон в своих действиях легкомысленным, алчным и жадным сверх меры до чужого добра, всем клялся и никогда не держал слово. Жена же его с детьми была обречена на изгнание, а имущество его было отдано в королевскую казну. В его кладовых нашли много золота и серебра, и различных драгоценных вещей. Но и то, что он спрятал под землей, сознавая низость своих поступков, не осталось скрытым. Желая знать о своем будущем, он часто обращался к предсказателям судьбы ³⁴, однако оказался обманутым.

11. Король Гунтрамн заключил мир со своим племянником и королевами ³⁵. После того как они обменялись подарками и обсудили государственные дела, они сообща устроили пир. Король Гунтрамн, воздавая хвалу господу, говорил: «Боже всемогущий, приношу тебе величайшую благодарность за то, что ты сподобил меня увидеть сыновей сына моего Хильдеберта. Посему я верю, что твоя милость не оставила меня, ибо ты позволил мне увидеть сыновей сына моего». Тогда же король Хильдеберт получил возвращенных ему Динамия и герцога Лупа ³⁶, а король Гунтрамн вернул королеве Брунгильде Кагор. Итак, воздавая еще и еще благодарность богу, подписав договоры, одарив друг друга подарками, они облобызались, и каждый возвратился в свой город с миром и радостью.

12. Собрав войско, король Хильдеберт приказал направить его туда, где находились, запершись, Урсион и Бертефред. А это была вилла в Вёврском округе ³⁷, над которой нависала крутая гора. На вершине этой горы была построена базилика в честь святого и блаженнейшего Мартина. Говорили, что там была когда-то крепость, теперь же это место было укреплено, но не старанием людей, а самой природой. В этой-то базилике и заперлись Урсион и Бертефред вместе с имуществом, женами и слугами.

Итак, когда войско было набрано, король Хильдеберт, как мы сказали, приказал ему двигаться туда. Однако по пути войско повсюду предавало огню и грабежу виллы и имущество Урсиона и Бертефреда, и все, что только можно было найти. А дойдя до этого места, они поднялись на гору и, хорошо вооруженные, окружили базилику. Военачальником у них был Годегизил, зять герцога Лупа. Так как они не могли выбить их из церкви, то попытались подбросить туда огонь. Видя это, Урсион, препоясавшись мечом, вышел наружу и перебил так много осаждавших, что никто из тех, кто попался ему на глаза, не остался в живых. Там пал и граф королевского дворца Трудульф, и многие другие полегли из королевского войска. А когда было уже видно, что Урсион обессилел в схватке, кто-то ранил его в бедро, и он в изнеможении упал на землю, многие навалились на него, и он испустил дух. При виде этого Годегизил воскликнул: «Да будет теперь мир! Вот пал самый главный враг наших государей! Бертефреду же пусть будет сохранена жизнь». В то время как он произносил эти слова, весь народ бросился грабить имущество, спрятанное в базилике. А Бертефред, вскочив на коня, направился к городу Вердену, думая там укрыться в часовне, которая находилась в епископском доме, тем более [254] что и сам епископ Агерик находился там. Но когда королю Хильдеберту сообщили о том, что Бертефред бежал, огорченный король сказал: «Если он избежит смерти, то Годегизилу не уйти от наказания». Ведь король не знал, что Бертефред укрылся в епископском доме, а полагал, что он нашел прибежище в другой области. Тогда, устрашившись, Годегизил вновь выступил с войском и, отобрав вооруженных людей, окружил епископский дом. Но так как епископ не хотел выдавать Бертефреда, а пытался защищать его, то воины Годегизила поднялись на крышу часовни и разобранными черепицами и балками забросали Бертефреда; там он и умер с тремя своими слугами. Епископ сильно по поводу этого скорбел, поскольку он не только не мог защитить Бертефреда, но, кроме того, и видел, что место, в котором он обычно молился и где собраны мощи святых, осквернено человеческой кровью. Король Хильдеберт послал к нему людей с подарками, чтобы он перестал печалиться, но это его не утешило. В эти дни многие, боясь короля, ушли в другие области. Некоторые же были отстранены от высоких должностей, а их место заняли другие.

13. А король Гунтрамн повелел Баддону, закованному, как мы говорили выше, в кандалы по обвинению в покушении на жизнь короля, явиться к нему ³⁸, чтобы отправить его в Париж. При этом король сказал: «Если Фредегонда с помощью достойных мужей признает его невиновным ³⁹ в том, в чем его обвиняют, то тогда пусть он будет свободным и уходит, куда ему вздумается». Но когда Баддон прибыл в Париж, то со стороны королевы не нашлось ни одного, кто мог бы его оправдать. Тогда Баддона снова заковали и под усиленной охраной привели в город Шалон. Но впоследствии, однако, благодаря вмешательству послов ⁴⁰, а также главным образом Леодовальда, епископа Байё ⁴¹, его отпустили, и он вернулся на родину.

В ту пору в Меце свирепствовала дизентерия. Когда мы спешили на встречу с королем, то в пути, около города Реймса, мы повстречали Вилиульфа, жителя Пуатье, страдающего сильной лихорадкой по причине этой болезни. Из Реймса он отправился совершенно измученный, и когда он с сыном своей жены прибыл в область Парижа, он составил завещание и после этого умер в вилле Рюэй. Мальчик, заразившись этой же болезнью, тоже скончался. Их обоих перевезли в область города Пуатье и там похоронили.

Жена Вилиульфа в третий раз вышла замуж, теперь за сына герцога Бепполена ⁴². А этот сын и сам, как известно, бросил уже двух жен, так как был легкомысленным и распутным. Распаляемый похотью, он, оставив жену, спал со служанками и стремился к новому браку, пренебрегая законным. Так он поступил и со второй, и с третьей женой, не зная, что «тление не наследует нетления» ⁴³.

14. Так как Эгидия, епископа реймского, подозревали в преступлении против короля, за что лишились жизни вышеупомянутые лица ⁴⁴, то он пришел с большими дарами к королю Хильдеберту просить прощения. Однако прежде он получил в базилике святого Ремедия клятвенное заверение в том, что в дороге с ним ничего плохого не случится. Король [255] его принял, и он ушел от него с миром. Кроме того, он помирился с герцогом Лупом, который, как мы упоминали выше, был отстранен от должности герцога ⁴⁵ в Шампани по наущению Эгидия. Король Гунтрамн из-за этого сильно огорчился, так как Луп обещал ему никогда не заключать с Эгидием мира, ибо было известно, что Эгидий был врагом королю.

15. И вот в это время в Испании король Реккаред, движимый божественным милосердием, созвал епископов своей веры ⁴⁶ и сказал: «Отчего между вами и теми епископами, которые называют себя православными католиками, постоянно возникают ссоры и почему те благодаря вере своей творят множество чудес, а вы ничего подобного не можете совершить? Посему прошу вас, соберитесь вместе и обсудите вероучения обеих сторон, дабы нам установить, какая вера истинная. И тогда или они примут ваше учение и будут веровать по-вашему, или вы, познав их истину, будете веровать в то, что они проповедуют». Так и было сделано. И когда епископы обеих сторон собрались ⁴⁷, еретики привели те доводы, которые, как мы уже не однажды писали ⁴⁸, они постоянно выставляют. Епископы нашей веры в свою очередь привели те доводы, которыми, как мы показали в предыдущих книгах ⁴⁹, еретическая сторона обычно оказывалась побежденной, и прежде всего тот, что епископы еретиков, как заметил и король, не сотворили ни одного чуда исцеления больных. Король вспомнил, как в правление его родителя один епископ, хваставшийся тем, что он может по своей вере возвращать зрение слепым, коснулся слепого и тем обрек его на вечную слепоту, а после этого со стыдом удалился, о чем мы подробно рассказали в книге о Чудесах ⁵⁰. Король же тайно призвал к себе епископов господних ⁵¹, и после того как расспросил их, он узнал, что единый бог почитается в различении трех лиц, то есть отца, сына и святого духа, и что сын не ниже отца и святого духа, и что святой дух не ниже отца и сына, и что эта троица, единая в тождестве и всемогуществе, признается истинным богом. Тогда, познав истину, Реккаред прекратил спор, принял католическое вероисповедание и чрез осенение священным крестом и миропомазание уверовал в Иисуса Христа, сына божия, равного отцу и святому духу, царствующего во веки веков. Аминь.

Затем король послал в Нарбоннскую провинцию ⁵² гонцов, чтобы они рассказали о том, что он совершил, и чтобы и тот народ также исповедовал эту веру. В то время там жил епископ арианской ереси ⁵³ Аталох, который пустыми возражениями и ложными толкованиями писания приводил церкви божии в такое смятение, что его принимали за самого Ария, у которого в отхожем месте, как рассказывает историограф Евсевий ⁵⁴, вывалились внутренности. Но так как он не разрешал приверженцам своей ереси исповедовать истинную веру и ему мало кто сочувствовал и покровительствовал, он однажды, придя в ярость, вошел в свою келью, опустил голову на ложе и испустил свой нечестивый дух. Итак, народ арианской ереси, населяющий эту провинцию, оставив ложную веру, признал нераздельную троицу.

16. После этого Реккаред направил к Гунтрамну и королю Хильдеберту посольство для заключения мира, чтобы, как он утверждал, он был связан с ними одной любовью так же, как он связал себя с ними единой [256] верой. Но король Гунтрамн не принял посольства, говоря: «Какую они могут обещать мне верность? И как я должен верить тем, кто обрек на пленение мою племянницу Ингунду ⁵⁵ и козни которых явились причиной убийства ее мужа, а сама она скончалась на чужбине? Посему я не приму посольство от Реккареда, доколе бог не повелит мне отмстить этим врагам». Выслушав эти слова, послы отправились к Хильдеберту. Он принял их с миром, и послы сказали: «Наш государь, твой брат Реккаред, желает снять с себя обвинение, которое ему предъявляют, будто он причастен к смерти вашей сестры. Он может очиститься от этого или клятвой, или любым другим, угодным вам, способом. Затем он дает вашей милости десять тысяч солидов ⁵⁶ и желает иметь с вами дружеские отношения, чтобы и ему получать от вас помощь, и вам в случае необходимости пользоваться его услугами». После этих слов король и его мать обещали сохранять с Реккаредом мир и дружбу, не нарушая их. После того как они взаимно обменялись подарками, послы прибавили: «Кроме того, наш государь велел доверительно передать вам просьбу, чтобы вы дочь ⁵⁷ и сестру вашу Хлодозинду выдали за него замуж, что поможет закрепить обещанный друг другу мир». Те ответили: «Мы охотно дадим на это наше согласие, но мы не можем этого сделать без совета с нашим дядей, королем Гунтрамном. Ведь мы ему обещали в важных делах ничего не предпринимать без его совета». Получив такой ответ, послы удалились.

17. В этом году весной прошли сильные дожди, и когда деревья и виноградники уже зазеленели, все покрыл выпавший снег. Последовавший затем мороз погубил как виноградные лозы, так и другие появившиеся уже плоды. Наступил такой холод, что от мороза гибли даже ласточки, прилетевшие из чужих стран. Поразительно, что мороз все уничтожил там, где он никогда не причинял вреда, там же, где он обычно наносил ущерб, его не было.

18. Бретоны, вторгшиеся в пределы Нанта, ограбили, опустошили виллы и увели пленных. Когда об этом сообщили королю Гунтрамну, он приказал собрать войско и направил к бретонам посла сказать им, чтобы они заплатили за весь причиненный ущерб, в противном же случае пусть знают, что они падут от мечей его воинов. Те испугались и обещали исправить все, что они натворили. Узнав об этом, король направил к ним посольство. А именно: Намация, епископа Орлеана, и Бертрамна, епископа Ле-Мана ⁵⁸, вместе с графами и другими знатными лицами. Были там также и знатные люди из королевства Хлотаря, сына короля Хильперика. Придя в область Нанта, они переговорили с Варохом ⁵⁹ и Видимаклом обо всем, как наказал им король. А те ответили: «Мы знаем, что эти города принадлежат сыновьям короля Хлотаря ⁶⁰, а мы должны быть их подданными, посему мы немедленно возместим все убытки, несправедливо нанесенные нами». После того как они дали заложников и подписали письменные обязательства, они пообещали возместить ущерб в размере по одной тысяче солидов королю Гунтрамну и Хлотарю и больше никогда не нападать на области этих городов. После того как они договорились таким образом, послы, кроме заложников, возвратились домой и сообщили королю о том, что они сделали. [257]

Епископ Намаций получил обратно свои виллы в области города Нанта, которых когда-то лишились его родители. Когда он находился там, у него на голове выскочило три злокачественных нарыва. Из-за сильной боли, которая его мучила, он решил вернуться в свой город ⁶¹, но по пути туда испустил дух в области города Анжера. Тело его было перевезено в его город и предано погребению в базилике святого исповедника Аниана. На его епископскую кафедру избрали Австрина, сына покойного Пастора.

А Варох забыл клятву и письменное обязательство, пренебрег всем, что обещал, и опустошил виноградники жителей Нанта. Собрав виноград, он сделал из него вино, которое отправил в Ванн. Король Гунтрамн из-за этого сильно разгневался, приказал вновь набрать войско, но затем успокоился.

19. Распря между жителями Тура, которая, как мы говорили выше, уже было окончилась ⁶², вновь вспыхнула с новой силой. Ибо Сихар после убийства им родственников Храмнезинда ⁶³ завязал с ним большую дружбу, и они друг друга так полюбили, что очень часто вместе обедали и спали на одном ложе. Но однажды, дело было уже к ночи, Храмнезинд приготовил ужин и пригласил Сихара к себе на пир. Когда тот пришел, они оба сели за пиршественный стол. Тогда Сихар, разгоряченный вином, стал говорить много едких слов Храмнезинду, а под конец, говорят, сказал: «Ты должен быть мне очень благодарен, милейший брат, за то, что я убил твоих родственников, за которых ты получил возмещение, и теперь твой дом полон золота и серебра; ведь ты был бы голым и нищим, если бы тебе не помог этот случай». Услышав эти слова, Храмнезинд принял их в «скорби души» ⁶⁴ «и сказал в сердце своем» ⁶⁵: «Если я не отомщу за гибель своих родственников, я не достоин называться мужчиной, а должен буду называться слабой женщиной». И тотчас, погасив светильники, он рассек топором голову Сихара. Сихар в последнее мгновение издал слабый крик, упал и умер. Слуги же, пришедшие с ним, разбежались.

Храмнезинд, сняв с тела убитого одежду, повесил ее на столб изгороди ⁶⁶ и, сев на его коня, устремился к королю ⁶⁷. Войдя в церковь, он, пав в ноги королю, сказал: «О славный король, прошу не лишать меня жизни за то, что я убил тех людей, которые, тайно убив моих родственников, похитили все их имущество». Затем он по порядку изложил дело. Королева Брунгильда осталась весьма недовольна тем, что Сихар, который находился под ее покровительством, был убит, и она страшно разгневалась на Храмнезинда. А он, видя, что королева по отношению к нему настроена враждебно, устремился в местечко Возаг, что в области Буржа, где также жили его родственники, поскольку это местечко находилось во владении короля Гунтрамна. А Транквилла, жена Сихара, оставив детей и имущество своего мужа в Туре и Пуатье, уехала к своим родителям в деревню Мавриопы и там вышла замуж. Погиб же Сихар, когда ему не было еще двадцати лет. И был он человеком легкомысленным, пьяницей, убийцей, и в пьяном виде он причинял некоторым немало обид. Храмнезинд же вновь пришел к королю [Хильдеберту], и было решено, что он [258] докажет, что убил Сихара, защищая себя. Что он и сделал. Но поскольку, как мы говорили, Сихар находился под покровительством королевы Брунгильды, она приказала конфисковать имущество Храмнезинда. Впоследствии, однако, оно было ему возвращено доместиком Флавианом ⁶⁸; от него же Храмнезинд, отправляясь к Агину ⁶⁹, получил письмо с указанием, чтобы никто не чинил ему препятствий. А имущество Храмнезинда было передано королевой Флавиану.

20. В этом году ⁷⁰, т. е. на тринадцатом году правления Хильдеберта, когда мы спешили на встречу с ним ⁷¹ в городе Меце, нам было велено отправиться в качестве послов к королю Гунтрамну. Мы застали его в городе Шалоне и сказали ему: «Большой поклон шлет тебе, о прославленный король, твой славнейший племянник Хильдеберт, принося бесконечную благодарность за твою любовь, за то, что ты постоянно даешь ему советы поступать так, чтобы и господу было угодно, и тебе было приятно, и народу было бы хорошо. Он обещает выполнять все то, о чем вы с ним договорились, и мирные договоры, подписанные вами, обязуется не нарушать». В ответ на это король сказал: «Я со своей стороны не могу выразить ему такую же благодарность, так как нарушается то, что было мне обещано. Мне не возвращают мою часть города Санлиса ⁷²; мне не дали переселить людей, которых я хотел переместить ради моей пользы, потому что они мне враждебны. И после этого вы еще говорите, что милейший мой племянник не позволил себе ни в чем нарушить подписанные договоры?». Мы ему в ответ: «Он ничего не хочет предпринимать вопреки этим договорам, но обещает все выполнять, так что если ты хочешь сейчас послать людей делить город Санлис, он не будет медлить; и ты тотчас получишь свою часть. Что касается людей, о которых вы говорите, то пусть передадут списки имен, и все, что обещано, будет выполнено». Во время нашего разговора король приказал читать договор в присутствии всех.

Текст договора: «Когда во имя Христово светлейшие государи-короли Гунтрамн и Хильдеберт и преславная королева Брунгильда, движимые любовью, собрались в Андело ⁷⁵, чтобы пристрастным обсуждением определить все, что по какой бы то ни было причине могло породить между ними споры, то ими при посредстве епископов и вельмож, с божией помощью и силою [их взаимной] любви было решено, одобрено и согласовано, что доколе всемогущему богу угодно, чтобы они пребывали в веке сем, им надлежит хранить верность и чистую и искреннюю любовь друг к другу.

Так как государь Гунтрамн утверждает, что, согласно договору, заключенному с Сигибертом, доброй памяти государем, он имеет полное право на всю ту часть, которая отошла Сигиберту из королевства Хариберта ⁷⁴, а сторона государя Хильдеберта желает получить от всех полностью те земли, которыми владел его отец, то после тщательного обсуждения пришли к соглашению, что та третья часть города Парижа с его землей и населением, которая перешла по письменному соглашению государю Сигиберту из королевства Хариберта с крепостями Шатоден и Вандом, и все то, чем владел на пути туда названный король в округах [259] Этампа и Шартра с их землями и населением, должны постоянно находиться под властью и господством государя Гунтрамна, как и то, чем он владел из королевства Хариберта еще при жизни государя Сигиберта. На таком же основании во власть государя-короля Хильдеберта переходят отныне города: Мо, две трети города Санлиса, Тур, Пуатье, Авранш, Эр, Сен-Лизье, Байонна и Альби с их землями. При этом было решено, что тот из королей, кто по воле божией переживет другого, должен получить для себя с божьей помощью в вечное пользование и оставить затем своим потомкам королевство того, кто умрет, если у него не будет детей. Здесь же, в частности, решено оставить в неприкосновенности все то, что государь Гунтрамн уже дал в приданое своей дочери Хлодехильде ⁷⁵ или что он с божьего соизволения даст ей. По этой договоренности должны находиться в ее власти и собственности все имущество, люди, города, земли и доходы с них. И если она захочет по своему желанию распоряжаться какими-либо землями из государственного фиска ⁷⁶, или драгоценностями, или деньгами, или захочет кому-либо что-либо передать, пусть это право останется за ней с божьей помощью навечно и пусть оно никогда и никем не оспаривается, и пусть она полноправно владеет с честью и достоинством под покровительством и защитой Хильдеберта всем тем, что она получит после смерти своего отца.

Равным образом государь-король Гунтрамн обещал, что если, как это случается по превратности судьбы,— да не допустит сего милосердие божие, и сам он того увидеть не желает,— государь Хильдеберт покинет сей мир раньше него, то он, как любящий отец, возьмет под свое покровительство и защиту его сыновей, королей Теодоберта и Теодориха, а также других его детей, если к тому времени господь пошлет их ему, так, чтобы они владели королевством их отца с полной уверенностью. Он с христианской любовью примет под свою защиту и покровительство как любезную сестру и дочерей: мать государя Хильдеберта, государыню-королеву Брунгильду, и дочь ее Хлодозинду, сестру государя-короля Хильдеберта, пока она будет находиться в стране франков, и его супругу, королеву Файлевбу ⁷⁷. Пусть они владеют с честью и достоинством всем своим имуществом, городами, землями и доходами с них, всеми привилегиями и всем достоянием, как тем, чем они в настоящее время владеют, так и тем, что они с помощью Христовой приобретут по справедливости, пусть всем этим владеют беспрепятственно и со спокойной совестью, так что если они захотят распоряжаться по своему желанию какими-либо землями из государственного фиска или какими-либо драгоценностями и деньгами, или передать их кому-либо, пусть за ними сохраняется навечно это право и пусть никто и никогда не оспаривает их решение.

Что же касается городов, а именно: Бордо, Лиможа, Кагора, Беарна ⁷⁸ и Сьета, которые, как известно, Галсвинта, сестра государыни Брунгильды, получила как в приданое, так и в моргенгабе ⁷⁹, то есть в утренний дар, по приезде в королевство франков ⁸⁰ и которые, как известно, также получила Брунгильда по решению славнейшего государя-короля Гунтрамна и франков еще при жизни королей Хильперика и Сигиберта, то по поводу этих городов пришли к соглашению, что город [260] Кагор с окрестностями и со всем населением переходит отныне в собственность государыни Брунгильды ⁸¹, остальными же городами по тому условию, о котором упоминалось выше, пусть владеет при своей жизни государь Гунтрамн, однако же после смерти государя Гунтрамна они вновь возвращаются полностью по божьему соизволению государыне Брунгильде и ее наследникам, а при жизни государя Гунтрамна не могут быть востребованы ни в какое время и ни по какому случаю ни государыней Брунгильдой, ни ее сыном, королем Хильдебертом, ни его сыновьями.

Равным образом стороны договорились о том, что государь Хильдеберт целиком владеет городом Санлисом и что причитающаяся государю Гунтрамну отсюда третья часть будет возмещена в свою очередь третьей частью тех владений Хильдеберта, которые он имеет в Рессонской области.

Равным образом стороны условились, согласно договору между государем Гунтрамном и доброй памяти государем Сигибертом, о том, что тех лейдов ⁸², которые после смерти государя Хлотаря сначала поклялись в верности государю Гунтрамну, а потом были уличены в том, что они перешли на другую сторону, следует удалить из тех мест, где они теперь пребывают. Также и те, которые после смерти государя Хлотаря поклялись в верности сначала государю Сигиберту, а сами перешли на другую сторону, возвращаются таким же образом.

Равным образом неизменно сохраняется за владельцами то, что указанные короли подарили церквам или верным [людям] ⁸³ или что они в дальнейшем с божьего соизволения захотят законным образом подарить. И каждый из верных людей того и другого короля, получивший что-либо законным образом и справедливым путем, не должен нести никакого ущерба, и пусть каждый из них владеет всем этим имуществом или получит причитающееся ему. И если во время переделов между наследниками короля у кого-либо без всякой вины и незаслуженно отнимут что-либо из имущества, пусть вернут ему после расследования. И пусть со спокойной совестью владеет имуществом всякий, кто получил его благодаря щедрости прежних королей, до смерти славной памяти государя-короля Хлотаря. И все то, что затем было отнято у верных людей короля, пусть они получат теперь.

И так как между названными королями было во имя божие достигнуто чистосердечное согласие, было решено, что если кто-либо из верных людей того и другого короля в обоих королевствах захочет совершить поездку по государственным или по частным делам, тому пусть никогда не будет отказано в проезде ⁸⁴. Также было решено, что никто из королей не будет привлекать на свою сторону лейдов другого короля и принимать к себе на службу пришедших к нему. И если случится, что один из лейдов из-за какой-либо вины вздумает скрыться в другом королевстве, он должен быть возвращен без наказания, если позволит его поступок.

Кроме того, было решено прибавить к настоящему договору, что если какая-либо сторона под каким-либо предлогом или в какое-либо время нарушит настоящий договор, она лишается всех выгод, как обещанных, так и предоставленных уже теперь, и они пойдут на пользу тому, кто [261] нерушимо блюдет все вышеприведенные условия; и пусть сторона, верная договору, будет свободна от клятвенного обещания по всем пунктам.

Договорись таким образом, стороны присягают именем всемогущего бога, нераздельной троицей и всем, что свято, и днем страшного суда, что они сохранят все вышеприведенные условия в неприкосновенности, без всякого злого умысла, хитрости и обмана. Настоящий договор заключен 28 ноября, на 26-м году правления государя-короля Гунтрамна и на 12-м году правления государя Хильдеберта».

И вот по прочтении договора король Гунтрамн сказал: «Да пусть поразит меня суд божий, если я нарушу что-либо из того, что содержится в этом договоре». И, обратившись к Феликсу, который тогда прибыл вместе с нами в качестве посла, сказал: «Скажи, Феликс, ведь ты уже способствовал тесной дружбе между моей сестрой Брунгильдой и враждебной богу и людям Фредегондой?». Так как Феликс дал отрицательный ответ, я сказал: «Пусть король не сомневается в том, что эта дружба, завязанная несколько лет тому назад, между ними сохраняется. Но знай все-таки, что ненависть, когда-то возникшая между ними, до сего времени дает ростки и не затухает. Если бы ты, о славнейший король, был бы с нею [Фредегондой] менее любезен! Ведь, как мы часто замечали, ты принимаешь ее посольство более достойно, чем наше». Король же ответил: «Знай, о святитель божий, что я принимаю ее посольство так, что при этом не теряю дружбы с моим племянником, королем Хильдебертом. Ведь я не могу связать себя дружбой с той стороной, откуда нередко посылают людей для того, чтобы лишить меня жизни» ⁸⁵.

Когда король сказал это, Феликс произнес: «Я полагаю, что до вас, преславный король, дошло, что Реккаред отправил посольство к вашему племяннику для того, чтобы просить у него себе в жены племянницу вашу Хлодозинду, дочь вашего брата ⁸⁶. Но Хильдеберт ничего обещать без вашего совета не захотел». Король в ответ: «Не очень-то хорошо, чтобы моя племянница ехала туда, где была убита ее сестра ⁸⁷. Кроме того, мне вовсе не по душе, что смерть моей племянницы Ингунды остается неотмщенной». Феликс ответил: «По этой-то причине они и хотят загладить свою вину или клятвами, или любыми другими, угодными вам, способами, только бы вы дали свое согласие на помолвку Хлодозинды с Реккаредом, как он просит». Король сказал: «Если мой племянник выполнит те условия, которые он изволил, так же как и я, подписать в договоре, я не воспрепятствую его желанию». Мы обещали, что Хильдеберт все выполнит, и после этого Феликс добавил: «Кроме того, Хильдеберт умоляет вашу милость о том, чтобы вы предоставили ему помощь, чтобы изгнать лангобардов из Италии и вернуть себе ту часть, которую завоевал еще его отец ⁸⁸, а остальная часть с вашей и его помощью пусть будет возвращена под власть императора» ⁸⁹. Король ответил: «Не могу свое войско направить в Италию на добровольную смерть. Ведь теперь в Италии свирепствует жесточайшая чума». Затем сказал и я: «Вы известили вашего племянника о том, что все епископы его королевства должны собраться вместе, ибо им надлежит во многом разобраться. Но ваш славнейший племянник предпочитает, чтобы каждый митрополит, согласно церковным [262] правилам, встретился с епископами своей провинции и чтобы постановление епископов исправило то, что незаконно совершилось в их провинциях. В самом деле, что за причина для столь представительного собрания? Церковной вере никакая опасность не угрожает; никакой новой ереси тоже не появилось. Какая же необходимость в созыве стольких святителей господних?». И Гунтрамн ответил: «Есть множество беззаконий, по поводу которых надлежит принять решения. Тут и греховные браки и все прочее, что у нас неразумно делается. Но прежде всего вы должны расследовать то вопиющее к богу и важнейшее из всех дело, почему епископ Претекстат был сражен кинжалом в церкви? ⁹⁰ К тому же следует разобраться и с теми, кого обвиняют в плотской разнузданности, чтобы или уличить их в этом и исправить решением епископов, или, если они окажутся невиновными, публично признать неправоту обвинения». И король Гунтрамн повелел отложить собор до июньских календ ⁹¹.

По окончании этой беседы мы отправились в церковь, ибо в этот день был праздник воскресения господня ⁹². И вот после мессы король пригласил нас на званый обед, который изобиловал не только яствами, но и добрым весельем. Король все время вел разговор о боге, о возведении церквей, о помощи бедным, иногда смеялся, радуясь благочестивой шутке, даже сам шутил, чтобы и нам доставить удовольствие. Сказал он и такие слова: «О если бы мой племянник соблюдал все обещания, которые дал мне! Ведь все, что есть у меня, принадлежит ему. Однако если он недоволен тем, что я принимаю послов Хлотаря, моего [другого] племянника, то я ведь не настолько глуп, чтобы не в состоянии уладить дело между ними примирением. Ведь я знаю, что лучше ссору прекратить, чем ее продолжать. Я дам Хлотарю, если я признаю его своим племянником ⁹³, два или три города в какой-нибудь части моего королевства, чтобы не казалось, что он лишен доли наследства в моем королевстве, и чтобы другой наследник от этого не испытывал затруднений». После сих и подобных слов он, согрев нас теплой лаской и одарив подарками, велел нам удалиться, наказывая всегда давать советы королю Хильдеберту, которые были бы полезны ему.

21. Сам же король, как мы часто упоминали, был щедр на подаяния и усерден в ночных молитвах и постах. Как раз в то время говорили о том, что в Марселе свирепствует паховая чума ⁹⁴ и что эта болезнь быстро дошла до деревни Октава в Лионской области. Но король, заботясь о средствах, которые излечили бы раны грешного народа, приказал, как подобает хорошему епископу, всем собраться в церкви и с большим благоговением служить молебны. Он повелел не употреблять в пищу ничего, кроме ячменного хлеба и чистой воды, и всем неусыпно молиться. Так тогда и сделали. Три дня он раздавал милостыню щедрее обычного, и он так сильно пекся обо всем народе, что в ту пору его почитали уже не только за короля, но даже за святителя господня. Возлагая всю свою надежду на милосердие господне, он все свои помыслы обращал к тому, кто, как он верил всей душой, приведет эти помыслы к благому исходу. В самом деле, тогда верующие повсюду рассказывали, что какая-то женщина, у которой сына трепала четырехдневная лихорадка и который находился [263] в тяжелом состоянии, приблизилась в толпе народа сзади к королю, незаметно оторвала бахрому от королевской одежды, положила ее в воду и дала выпить сыну. И тотчас лихорадка оставила его, и он выздоровел. В этом я не сомневаюсь, поскольку я сам часто слышал, как одержимые в исступлении взывали к его имени и, покоряясь его чудодейственной силе, каялись в своих преступлениях ⁹⁵.

22. Раз уж я сказал выше, что в городе Марселе разразилась эпидемия страшнейшей заразной болезни, то мне хочется рассказать подробнее, какие страдания перенес [народ] этого города. В те дни епископ Теодор ⁹⁶ отправился к королю, чтобы обвинить в чем-то патриция Ницетия ⁹⁷. Но так как король Хильдеберт не выслушал его, Теодор решил вернуться восвояси. Между тем в порт Марселя пришел из Испании корабль с обычным товаром, который невзначай и завез эту заразную болезнь. Поскольку горожане покупали различные товары с корабля, то тотчас один дом, в котором жило восемь человек, опустел, ибо домочадцы его умерли от этой заразной болезни. Этот пожар чумы не сразу распространился по всем домам, а лишь спустя некоторое время и, вспыхнув словно пламя на ниве ⁹⁸, сжег весь город огнем болезни. Тем временем епископ вернулся в город и с теми немногими, кто тогда с ним остался, укрылся за стенами базилики святого Виктора и там в течение всей гибельной эпидемии в городе, пребывая в бдении и молитвах, молил господа о милости, чтобы он прекратил погибель народа и позволил ему жить спокойно. Однако это бедствие прекратилось только через два месяца, и когда народ уже без опаски вернулся в город, мор начался опять и те, что вернулись, умерли. И впоследствии еще много раз город подвергался этой пагубе.

23. Агерик, епископ Вердена, тяжко заболел, снедаемый ядом безысходной тоски из-за того, что Гунтрамн Бозон, за которого он поручился, был убит ⁹⁹. К тому же его тоска усиливалась тем, что прямо в часовне его епископского дома убили Бертефреда, а главное тем, что он каждый день плакал о бывших при нем сыновьях Гунтрамна, причитая: «Из-за ненависти ко мне вы остались сиротами». Придя в отчаяние от этих обстоятельств и снедаемый, как мы сказали, горечью тоски, а также сгорая от чрезмерного воздержания в пище, он скончался и был погребен. Его аббат ¹⁰⁰ Букциовальд стал домогаться епископского места, но он ничего не добился. Королевской властью с согласия горожан епископом назначили референдария ¹⁰¹ Харимера, Букциовальдом же пренебрегли, ибо гoворили, что он высокомерный, и потому некоторые называли его также Упрямый козел ¹⁰². Умер также и Лицерий, епископ Арля, на место которого был поставлен при поддержке епископа Сиагрия ¹⁰³ аббат Вергилий из Отёна.

24. Скончался также и Деотерий, епископ Ванса; на его место был призван Фронимий. А был этот Фронимий жителем города Буржа. Однако мне неизвестно, зачем он явился в Септиманию ¹⁰⁴ и почему после смерти короля Атанагильда с почетом был принят его преемником Леовом и поставлен епископом в городе Агде. Но после смерти Леовы, когда Леовигильд ¹⁰⁵ упорствовал в этой лжевере еретических извращений ¹⁰⁶ [264] и когда Ингунда, дочь короля Сигиберта, о которой мы упоминали выше, была выдана замуж в Испанию ¹⁰⁷, Леовигильд услышал, будто этот епископ дал ей совет, чтобы она никогда не испробовала бы яда еретической веры. Поэтому-то Леовигильд и был к нему враждебно настроен и постоянно расставлял ему злокозненные сети, чтобы лишить его епископства. Не сумев завлечь его в эту ловушку, Леовигильд наконец послал одного человека убить епископа мечом. Узнав об этом от знающих людей, епископ оставил город Агд, пришел в Галлию ¹⁰⁸ и там, принятый многими епископами и одаренный подарками, перешел на сторону короля Хильдеберта. Когда же освободилось место, он с помощью короля получил епископство в вышеупомянутом городе на девятом году после своего изгнания.

В этом году ¹⁰⁹ бретоны сильно разграбили земли Нанта и Ренна. Собрав виноград и уничтожив посевы, они увели в плен людей из захваченных им вилл, ничего не соблюдая из того, что они обещали ранее ¹¹⁰; причем они не только не сдержали обещаний, но еще и нанесли ущерб нашим королям.

25. Хотя Хильдеберт, приняв подарки ¹¹¹, обещал свою сестру лангобардам ¹¹², когда они просили ее в жены своему королю ¹¹³, однако теперь он пообещал ее пришедшим к нему послам готов, ибо он узнал, что этот народ принял католическое вероисповедание ¹¹⁴. К тому же он направил к императору посольство ¹¹⁵, чтобы сказать, что теперь — чего он прежде не сделал — он выступит против лангобардов ¹¹⁶ и по соглашению с ним изгонит их из Италии. В то же время он направил свое войско для завоевания этой страны. Он призвал герцогов, и они, отправившись туда с войском, вступили с врагом в сражение. Но наши потерпели сокрушительное поражение, причем многие были убиты, некоторые взяты в плен, большинство же, обратившись в бегство, с трудом вернулось на родину. И такое там было избиение франкского войска, какого доселе не было и в помине.

26. На четырнадцатом году правления Хильдеберта покинула сей свет королева Ингоберга ¹¹⁷, вдова покойного Хариберта, весьма разумная и набожная женщина, неустанная в бдениях, молитвах и подаянии милостыни. По божьему провидению, как я полагаю, она послала ко мне гонцов с просьбой, чтобы я явился к ней и узнал о ее последней воле, а именно о том, что она собиралась сделать для спасения души. Причем когда я приду к ней, то она, посоветовавшись со мной, составит завещание о том, что она решит сделать. Я пришел и увидел поистине богобоязненную душу. Приняв меня радушно, она позвала писца и, как я сказал, посоветовавшись со мной, распределила, что отдать церкви Тура, что базилике святого Мартина и что церкви Ле-Мана. А спустя несколько месяцев, истощенная внезапной болезнью, она покинула сей мир, дав многим грамоты на вольное житие. Она умерла, как я думаю, на семидесятом году жизни, оставив единственную дочь, которая была замужем за сыном короля в Кенте ¹¹⁸.

27. Герцог Амалон, отослав жену в другую виллу для наведения там порядка, воспылал любовью к одной девушке свободного происхождения. [265] И однажды ночью, захмелев от вина, он послал слуг, чтобы они похитили девушку и привели ее к нему на ложе. Она стала отбиваться, но ее силой привели к нему в дом, причем так били ее по лицу, что у нее из ноздрей струилась кровь и заливала ее. Посему и постель упомянутого герцога тоже была окровавлена этим потоком крови. Затем он схватил ее и, избив кулаками и исхлестав, заключил в свои объятья, но тотчас же, сраженный сном, заснул. А она, протянув руку, нащупала у него в головах меч и, обнажив его, крепким ударом поразила герцога в голову, как Юдифь Олоферна ¹¹⁹. На его крики сбежались слуги, но когда они хотели убить девушку, герцог воскликнул: «Прошу вас, не делайте этого! Виноват я, ибо попытался силой лишить ее целомудрия. Так пусть не погибнет та, что нашла в себе силы сохранить чистоту». И, сказав сие, он испустил дух. И когда над телом покойного причитала собравшаяся челядь, девушка с божьей помощью вырвалась из дома, ночью пришла в город Шалон, расположенный от этого места в 35 милях ¹²⁰, и там, войдя в базилику святого Марцелла, пала к ногам короля [Гунтрамна] и рассказала все, что она перенесла. Тогда милосерднейший король не только даровал ей жизнь, но даже повелел издать указ о том, что она находится под его покровительством и что никто из родственников умершего не имеет права причинять ей какое-либо зло. А мы узнали, что благодаря божьей помощи девушка сохранила целомудрие, несмотря на притязания ее жестокого похитителя.

28. Между тем королева Брунгильда приказала сделать из золота и драгоценных каменьев щит удивительной величины и послала его в Испанию вместе с двумя деревянными чашами, называемыми в просторечии bacchinon ¹²¹, отделанными также золотом и драгоценными каменьями. Для этого она направила Эбрегизила, который часто бывал в этой стране как посол. Как только он уехал, об этом сообщили королю Гунтрамну. Кто-то утверждал, что королева Брунгильда отправила сыновьям Гундовальда подарки. Услышав это, король приказал расставить по дорогам своего королевства сильную охрану, чтобы никто не мог миновать обыска. Проверяли даже одежду, обувь и прочие вещи людей, дабы установить, нет ли в них тайных писем. Когда же Эбрегизил с подарками приехал в Париж, он был схвачен герцогом Эбрахаром ¹²² и отведен к Гунтрамну. И король сказал ему: «Разве недостаточно того, о невернейший из людей, что вы, имея наглый замысел, вызвали для женитьбы ¹²³ этого Балломера, именуемого вами Гундовальдом ¹²⁴, кого победили мои воины и кто хотел завоевать наше королевство? И теперь вы посылаете его сыновьям подарки, чтобы вновь вернуть их в Галлию на мою погибель? Посему ты не доберешься туда, куда вознамерился попасть, а умрешь, ибо твое посольство гибельно для нашего рода». Но поскольку тот все отрицал, говоря, что он ничего общего не имеет с тем, о чем говорит король, и что эти подарки предназначаются Реккареду, жениху Хлодозинды ¹²⁵, сестры короля Хильдеберта, король поверил его словам и отпустил его. И тот отправился с этими подарками в назначенный путь.

29. И вот король Хильдеберт по приглашению епископа города Майнца Сигимунда решил отпраздновать пасху ¹²⁶ в вышеупомянутом городе. [266] В ту пору его старший сын Теодоберт сильно страдал от опухоли в горле, однако он выздоровел. Между тем король Хильдеберт набрал войско и готовился с ним выступить в Италию для покорения лангобардов. Но лангобарды, узнав об этом, направили к нему послов с дарами, говоря: «Да будет между нами дружба! И да не погибнем мы и заплатим тебе установленную дань. И если будет необходима наша помощь в борьбе с врагами, мы ее с готовностью предоставим». Услышав это, король Хильдеберт направил к королю Гунтрамну гонцов, чтобы он собственными ушами услышал, то, что они предлагают. Гунтрамн не возражал против этого условия и согласился заключить мир. Но король Хильдеберт приказал оставаться войску на месте. Он послал к лангобардам послов, с тем чтобы выяснить, подтвердят ли они все, что наобещали, и только тогда его войско уйдет домой. Но эти обещания лангобардов вовсе не были ими выполнены.

30. Король Хильдеберт по совету епископа Маровея ¹²⁷ приказал ответственным за перепись, а именно Флоренциану, майордому ¹²⁸ королевы, и Ромульфу, графу его дворца, отправиться в город Пуатье для того, чтобы они заново провели податную перепись ¹²⁹, с тем чтобы народ после этой переписи выплачивал подать, которую он платил во времена его отца. Многие ведь уже умерли, и поэтому тяжесть налога обременяла вдов, сирот и престарелых людей. Посланцы короля расследовали все, как положено, освободили от налога бедных и немощных людей и обложили налогом тех, кто подходил под условия обложения. После этого они приехали в Тур. И когда они хотели обложить народ податью, говоря, что они располагают свитком, где записано, сколько эти жители платили во времена прежних королей, мы ответили им: «Известно, что во времена короля Хлотаря были составлены податные списки города Тура и списки эти принесли королю. Но поскольку король боялся святого Мартина, епископа, они были сожжены. А после смерти короля Хлотаря народ Тура принес клятву в верности королю Хариберту. Он им также клятвенно обещал не учреждать новых законов и сохранить те порядки, при которых они жили во времена правления его отца, а также не устанавливать для них нового порядка, ведущего к разорению. Но Гайзон, который тогда был графом, взяв податные списки, которые, как мы упомянули, были составлены прежними должностными лицами, начал требовать налоги. Но так как ему воспрепятствовал епископ Евфроннй, он отправился с незначительной суммой собранных денег к королю и показал ему списки, в которых были указаны налоги. Но король, сокрушаясь и боясь могущества святого Мартина, предал списки огню. Собранные золотые деньги он отослал базилике святого Мартина, дав клятву, что никто из жителей Тура не будет платить никакого государственного налога. После смерти Хариберта этот город перешел к королю Сигиберту, но и он не обложил его никаким налогом. Вот и теперь пошел четырнадцатый год, как правит Хильдеберт после смерти отца, но и он ничего не требовал, и этот город не стонет под тяжестью каких-либо налогов. Теперь в вашей власти, обложите ли вы город налогом или нет. Но смотрите, как бы вы не причинили вред королю, если вздумаете поступить вопреки [267] его клятве ¹³⁰». Когда я так говорил, они ответили: «Вот в наших руках свиток, где определен налог для вашего населения». Я сказал: «Свиток этот взят не из королевской казны, и он не имел силы в течение стольких лет. Нечего удивляться, что он сохранился в чьем-то доме только из-за враждебного отношения к нашим горожанам. Господь ведь накажет тех, кто принес его после столь продолжительного времени для того, чтобы грабить наших горожан».

Во время этих событий сын Авдина ¹³¹, который принес этот самый свиток, заболел в тот же день лихорадкой и на третий день скончался. После этого мы отправили к королю посланцев, чтобы он прислал распоряжение по поводу этого дела. Тотчас же нам прислали письмо с предписанием, что из-за уважения к святому Мартину народ Тура не будет подвергаться податной переписи. Вскоре после этого письма на родину вернулись и люди, посланные для этой цели.

31. А король Гунтрамн направил войско в Септиманию. Герцог же Австровальд ¹³² еще раньше пришел в Каркассон, взял с жителей клятву в верности и подчинил их власти короля. Король же отправил Бозона и Антестия ¹³³ для захвата остальных городов. Надменный Бозон, презирая и порицая герцога Австровальда за то, что тот осмелился вступить в Каркассон без него, сам отправился туда с людьми из Сента, Перигё, Бордо, Ажена и Тулузы. Когда он, чванливый, спешил туда, готы узнали об этом и укрылись в засаде. А Бозон, расположившись лагерем на берегу небольшой реки ¹³⁴ близ города, сел за пиршественный стол и стал предаваться возлиянию вина, при этом браня и понося готов. Готы же врасплох напали на них, застав их за пиршеством. Тогда они [франки] подняли крик и бросились на готов. А те, оказав небольшое сопротивление, сделали вид, что обратились в бегство. И в то время, когда франки преследовали их, сидевшие в засаде готы выскочили и, окружив франков, перебили их. Те же, которые смогли избежать гибели, сев на коней, спаслись бегством. Франки оставили на поле все снаряжение и ничего не смогли захватить с собой даже из собственных вещей, полагая за счастье остаться в живых. Преследуя их, готы обнаружили весь их обоз и разграбили его, и увели с собой в плен всех пеших. И тогда пало там около пяти тысяч человек, а в плен было уведено более двух тысяч, однако многие из них были освобождены и вернулись на родину.

32. Разгневавшись, король Гунтрамн приказал закрыть все дороги в своем королевстве, чтобы никто из королевства Хильдеберта не смог пройти через его владения. Он говорил: «Из-за вероломства того, кто заключил союз с королем Испании, пало мое войско, а затеял он это для того, чтобы те города не были под моей властью» ¹³⁵. К этому прибавился еще и другой источник досады: король Хильдеберт надумал отправить своего старшего сына по имени Теодоберт в Суассон ¹³⁶. Это обстоятельство вызвало у короля Гунтрамна подозрение, и он говорил: «Мой племянник отправляет своего сына туда для того, чтобы он вторгся в Париж и отнял мое королевство». О чем, с позволения сказать, Хильдеберт не мог и помышлять. Враждебно отзывался Гунтрамн и о Брунгильде, утверждая, будто все это делается по ее замыслу, к тому же прибавляя, что она пригласила [268] сына покойного Гундовальда, желая выйти замуж за него ¹³⁷. Вот почему король повелел собрать собор епископов в ноябрьские календы ¹³⁸. Многие, отправившиеся на этот собор из дальних областей Галлии, вернулись обратно, так как королева Брунгильда сняла с себя это обвинение клятвой. И вот когда дороги были открыты вновь, путь для желающих отправиться к королю Хильдеберту был свободен.

33. В эти дни к королю отправилась Инготруда ¹³⁹, основавшая монастырь в подворье святого Мартина, видимо, для того, чтобы обвинить свою дочь ¹⁴⁰. В этом же монастыре жила Бертефледа, дочь покойного короля Хариберта. Но как только Инготруда выехала из монастыря, Бертефледа уехала в область Ле-Мана. А любила она поесть и поспать, в служении же господу не проявляла никакого усердия.

Но я думаю, что надобно рассказать подробнее о деле Инготруды и ее дочери. Итак, за несколько лет до этого, когда Инготруда, как мы сказали, занялась основанием девичьего монастыря на подворье святого Мартина, она послала своей дочери сказать: «Оставь своего мужа и приезжай ко мне, и я поставлю тебя аббатисой над паствой, которую я собрала». Послушавшись легкомысленного совета, та приехала с мужем в Тур. И когда она пришла в монастырь к матери, то сказала мужу: «Возвращайся домой и заботься о доме и о наших детях, а я не вернусь с тобой. Ведь кто живет в браке, тот не увидит царства божьего». Но ее муж пришел ко мне и рассказал все, что он услышал от жены. Тогда я пришел в монастырь и прочитал постановление Никейского собора, в котором говорилось следующее ¹⁴¹: «Если какая-либо женщина оставит мужа и отвергнет брак, в котором она жила счастливо, утверждая, будто тот, кто вступил в брак, не будет пользоваться славою небесного царства, то пусть эта женщина будет предана анафеме». Когда Бертегунда услышала это, она, боясь, как бы епископы господни не отлучили ее от церкви, ушла из монастыря и вернулась домой со своим мужем. Но по истечении трех или четырех лет ее мать вновь прислала ей приказание приехать к ней. И та в отсутствие мужа, нагрузив корабли как своим добром, так и имуществом своего мужа и взяв с собой одного сына, отправилась в Тур. Но поскольку мать не могла ее держать у себя из-за дурного поведения ее мужа и, вероятно, чтобы избежать жалобы [со стороны мужа], которая была вызвана ее коварным поступком, она отправила дочь к ее брату Бертрамну, своему сыну, епископу города Бордо. И вот мужу ее, преследовавшему свою жену, епископ говорит: «Ты взял ее в жены против воли ее родителей, поэтому она не будет твоей женой». А прошло уже почти тридцать лет с тех пор, как они поженились. Муж часто приезжал в город Бордо, но епископ не хотел возвращать ее [ему].

Когда же король Гунтрамн приехал в Орлеан, как мы упоминали в предыдущей книге ¹⁴², этот мужчина начал резко нападать на епископа, говоря: «Ты увел мою жену вместе с ее слугами. И теперь, что не подобает епископу, ты предаешься разврату с моими служанками, а она — с твоими слугами». Тогда разгневанный король заставил епископа дать обещание, что он возвратит Бертегунду ее мужу. Король говорил: «Ведь она мне родственница. Если ей было плохо в доме своего мужа, то я [269] взыщу с него, если же нет, то почему муж подвергся такому позору и почему у него так безобразно отняли супругу?». Тогда епископ Бертрамн дал ему обещание и сказал: «Признаюсь, ко мне пришла моя сестра много лет тому назад. Я из любви к ней и по ее желанию держал ее около себя столько, сколько она хотела. Теперь же она ушла от меня. Пусть же теперь он ее найдет и приведет ее туда, куда он пожелает, я не буду ему препятствовать». Сказав это, он тайно послал к ней вестников сказать, чтобы она, сменив светскую одежду [на монашескую] и приняв покаяние, укрылась в базилике святого Мартина. Она не преминула это выполнить. Затем пришел ее муж в сопровождении большого количества людей, чтобы силой увести ее из этого святого места. Но она была уже в монашеской одежде и утверждала, что приняла обет покаяния ¹⁴³; за мужем же она отказалась следовать.

Однако когда умер епископ города Бордо Бертрамн ¹⁴⁴, она возвратилась к себе и сказала: «Горе мне, послушавшей совета негодной матери! Вот умер мой брат, вот я оставлена мужем, отстранена от детей. Куда я, несчастная, пойду и что мне делать?». Затем, приняв решение, она направилась в Пуатье. Мать хотела оставить ее у себя, но не сумела. Тогда между ними возникла вражда, и они часто ходили на прием к королю: одна желая получить имущество отца, другая — состояние мужа ¹⁴⁵, при этом Бертегунда, показывая что-либо подаренное ей братом Бертрамном, говорила: «Вот это и это подарил мне мой брат». Но ее мать не сочла нужным считаться с этим и пожелала все присвоить себе. Она послала человека, чтобы тот взломал [двери] дома Бертегунды и унес все имущество вместе с дарами. Впоследствии сама мать признала себя виновной, когда по жалобе дочери она вынуждена была возвратить кое-что из этих вещей. Но поскольку я и наш собрат епископ Маровей ¹⁴⁶ часто получали письма от короля с просьбой помирить их, то Бертегунда приехала в Тур и предстала перед судом. Мы вынудили ее, насколько могли, поступать благоразумно. Мать же ее не хотела смириться. Кипя злобой, она приехала к королю, чтобы лишить дочь отцовского наследства. Когда она в отсутствие дочери изложила суть дела королю, было решено: дочери отдать четвертую часть, а третью часть — матери и внукам, детям одного из ее сыновей. Для этого раздела имущества, согласно воле короля, прибыл пресвитер Тевтар, бывший референдарий короля Сигиберта, недавно ставший духовным лицом и получивший сан пресвитера. Но поскольку дочь не согласилась с решением, то раздел произведен не был и ссора не утихла ¹⁴⁷.

34. А Ригунта, дочь Хильперика, часто позорила мать ¹⁴⁸, говоря, что она, Ригунта,— госпожа и что она вновь отдаст свою мать в служанки ¹⁴⁹. Она часто осыпала ее бранью, и из-за этого они били друг друга кулаками и давали друг другу пощечины. Наконец мать сказала ей: «Почему ты плохо относишься ко мне, дочь? Вот имущество твоего отца, которое находится у меня, возьми его и пользуйся им, как тебе будет угодно».

И, войдя в кладовую, она открыла сундук, наполненный ожерельями и драгоценными украшениями. Поскольку мать очень долго вынимала [270] различные вещи, подавая их стоявшей рядом дочери, то она сказала: «Я уже устала, теперь доставай сама, что попадется под руку». И когда та опустила руку в сундук и стала вынимать вещи, мать схватила крышку сундука и опустила ее на затылок дочери. Она с такой силой навалилась на крышку и ее нижним краем так надавила ей на горло, что у той глаза готовы были лопнуть. Одна из девушек, которая находилась там, громко закричала: «На помощь, ради бога, бегите сюда, мою госпожу душит ее мать!» И в комнату ворвались те, что ожидали за дверью. Они избавили девушку от угрожавшей ей смерти и вывели ее оттуда. Но после этого между матерью и дочерью еще сильнее разгорелась вражда, и особенно потому, что Ригунта предавалась разврату. Между ними всегда были ссоры и драки.

35. Находясь при смерти, Беретруда ¹⁵⁰ сделала свою дочь наследницей, выделив какую-то часть основанным ею девичьим монастырям, церквам и базиликам святых исповедников. Но Ваддон, о котором мы упоминали в предыдущей книге ¹⁵¹, жаловался, что его лошади были уведены зятем Беретруды. И он решил приехать на одну из его вилл, которую Беретруда оставила своей дочери и которая находилась в области Пуатье. При этом Ваддон говорил: «Он пришел из другого королевства ¹⁵², похитил моих лошадей, а я отниму у него виллу». Между тем он послал приказание управляющему этой виллы, чтобы тот приготовил к его приезду все необходимое для пребывания там. Узнав об этом, управляющий собрал всех людей, находящихся в той вилле, и приготовился оказать сопротивление, говоря так: «Пока я жив, Ваддон не войдет в дом моего господина». Когда жена Ваддона узнала о том, что ее мужу будет оказано сопротивление, она сказала: «Мой дорогой супруг, не ходи туда. Если же ты пойдешь, то умрешь, и я с сыновьями буду несчастной». И, остановив его рукой, она хотела удержать его. Да и сын тогда говорил ему: «Если ты пойдешь, то мы оба умрем, и ты оставишь мою мать вдовой, а братьев сиротами». Но эти слова нисколько не подействовали на него, более того, пылая гневом, он назвал сына трусом и неженкой и, бросив в него топор, чуть не разбил ему голову. Но тот, отскочив в сторону, избежал удара, нанесенного отцом.

Наконец, сев на лошадей, они уехали, причем Ваддон вновь послал управляющему приказание подмести в доме и накрыть скамьи покрывалами. Но тот, не обращая внимания на его приказание, собрал, как мы сказали, мужчин и женщин, и встал с ними на улице перед домом своего господина, ожидая прибытия Ваддона. Когда Ваддон приехал, он тотчас же вошел в дом и сказал: «Почему эти скамьи не покрыты покрывалами и в доме не подметено?» И, подняв меч, он ударил по голове человека; тот упал и умер. При виде этого сын убитого тоже поднял копье и метнул его в Ваддона. Удар пришелся в середину живота, и копье пронзило его насквозь. Когда Ваддон упал на землю, подошли люди, которые были собраны, и начали бросать в него камни. Тогда некоторые из тех, что пришли с Ваддоном, прорвались к нему через град камней, накрыли его покрывалом и успокоили народ. Его сын, рыдая, поднял его на лошадь и еще живого привез домой. Но Ваддон тотчас испустил дух под плач жены [271] и сыновей ¹⁵³. И вот после столь горестного конца жизни Ваддона сын отправился к королю и получил имущество отца.

36. В вышеупомянутом году своего правления король Хильдеберт с женой и матерью находился в области города, называемого Страсбург ¹⁵⁴. Тогда к нему пришли влиятельные люди из города Суассона и Мо и сказали: «Дай нам одного из твоих сыновей, чтобы мы служили ему и чтобы мы, когда у нас будет потомок, твой отпрыск, защищая пределы твоего города, лучше отражали натиск врагов». Король обрадовался этому известию и решил послать туда своего старшего сына Теодоберта ¹⁵⁵. Дав ему графов, доместиков ¹⁵⁶, управляющих, а также воспитателей и всех тех, кто необходим для несения королевской службы, он, согласно желанию мужей, попросивших у короля направить к ним сына, отправил его в августе месяце этого года. Народ принял его с радостью, молясь о том, чтобы божественное милосердие даровало ему и его отцу долгую жизнь.

37. В это же время епископом в городе Суассоне был Дроктигизил, который, как говорят, из-за чрезмерного пьянства четыре года тому назад потерял рассудок. Но многие жители утверждали, что это произошло с ним из-за колдовства архидиакона, которого он отстранил от должности, поскольку они видели, что Дроктигизил, находясь в городе, становился более безумным, а если он уходил из города, то вел себя лучше. И когда в город приехал вышеупомянутый король ¹⁵⁷, епископу, несмотря на то, что он чувствовал себя лучше, не разрешили войти в город по случаю прибытия короля. И хотя епископ был прожорливым и, более чем следует епископскому благоразумию, падким на вино, однако никто не отзывался о нем как о прелюбодее. Впоследствии же, когда в вилле Сорси ¹⁵⁸ собрался собор епископов, было решено позволить ему прибыть в свой город.

38. Когда королева Файлевба ¹⁵⁹, супруга короля Хильдеберта, после рождения ребенка, который вскоре у нее умер, болела, до нее дошли слухи, что кто-то что-то замышляет против нее и королевы Брунгильды. И как только она оправилась от болезни, она пришла к королю и все, что узнала, рассказала ему и его матери. Вот что она рассказала: Септимина, кормилица королевских детей, хочет посоветовать ему, чтобы он, выгнав мать и оставив жену, женился на другой, для того чтобы они [заговорщики] добились от него выполнения всех их желаний или силой, или просьбами. А если король не пожелает согласиться с этим, то тогда его следует погубить с помощью колдовства, а затем возвести в короли его сыновей, выгнать их мать и бабушку и самим [заговорщикам] управлять королевством. Она назвала участников этого заговора: Суннегизил, граф королевской конюшни ¹⁶⁰, референдарий Галломагн, а также Дроктульф, который был помощником Септимины в воспитании королевских детей. И вот из них схватили двоих, а именно Септимину и Дроктульфа. Когда их подвесили между столбами и стали сильно бить, Септимина тут же призналась, что она из-за любви к Дроктульфу, с которым она сошлась, при помощи колдовства убила своего мужа Иовия. Они признались также и в том деле, о котором мы только что рассказали, и дали [272] показание, что упомянутые лица принимали участие в заговоре. И тех немедленно стали разыскивать. Но они, боясь дознаний, укрылись в церкви. К ним пришел сам король и сказал: «Предстаньте перед судом, чтобы мы могли узнать, правда это или ложь, в чем вас обвиняют. Ведь я полагаю, вы не укрылись бы в этой церкви, если бы вас не страшило сознание вины. Но я обещаю, что вам будет сохранена жизнь даже в том случае, если вы окажетесь виновными. Ведь мы христиане, и поэтому грешно наказывать виновных, выведенных из церкви» ¹⁶¹. Тогда их вывели из церкви, и они предстали перед королевским судом. Во время допроса они отреклись [от участия в заговоре], сказав: «О плане заговора нам сообщили Септимина и Дроктульф. Но мы прокляли его [план], решили остаться в стороне и никак не соглашались на это преступление». Король же сказал: «Если бы вы не давали своего согласия, то непременно сообщили бы нам о заговоре. Разве не правда, что вы были единодушны с ними в этом деле, так как хотели скрыть от меня этот заговор?» И как только их выгнали вон, они вновь устремились в церковь. А Септимину и Дроктульфа сильно избили, лицо Септимины было обезображено ранами, выжженными каленым железом. И после того как у нее отняли все, что было, ее отвели в виллу Марленхейм для того, чтобы она вращала мельничный жернов и молола каждый день муку, необходимую для пропитания тем, кто жил в женской половине дома. А Дроктульфа, после того как у него отрезали волосы и уши, отправили обрабатывать виноградник. Спустя несколько дней он убежал, но управляющий нашел его и вновь привел к королю. И здесь его сильно избили и вновь определили на тот же виноградник, откуда он сбежал. А Суннегизила и Галломагна лишили имущества, которое они заслуженно получили из королевской казны, и обрекли на изгнание. Но по просьбе послов короля Гунтрамна, среди которых были и епископы, их вернули из изгнания. Однако оставили им только то, что у них было в личной собственности.

39. А в монастыре в Пуатье ¹⁶² возникла ссора, ибо душой Хродехильды, возгордившейся оттого, что она дочь покойного короля Хариберта, овладел диавол. Кичась своим королевским происхождением, она заставила монахинь поклясться в том, что они, очернив аббатису Левбоверу и выгнав ее из монастыря, поставят ее самою во главе монастыря. И вот она вышла с сорока или более девами и со своей двоюродной сестрой Базиной ¹⁶³, дочерью Хильперика, и сказала: «Я иду к своим родственникам-королям, чтобы рассказать им о нашем унизительном положении, ибо здесь нас унижают так, словно мы не дочери королей, а рожденные от ничтожных служанок». Несчастная и легкомысленная Хродехильда даже не представляла себе, какие тяготы легли на плечи блаженной Радегунды, основавшей этот монастырь.

Итак, выйдя из монастыря, Хродехильда пришла в Тур и, поприветствовав нас, сказала: «Я умоляю, святой епископ, о том, чтобы ты счел возможным позаботиться об этих девах, которые подверглись большому унижению со стороны аббатисы из Пуатье, и дал бы им пищу, пока я буду находиться у наших родственников-королей, которым расскажу о том, что мы там [в монастыре] претерпеваем, и пока не вернусь [273] обратно». Им я ответил: «Если аббатиса провинилась или нарушила какое-то церковное правило, то мы прибудем к нашему собрату епископу Маровею и вместе с ним сделаем ей наставление. И когда дело будет исправлено, вы возвратитесь в ваш монастырь, чтобы не расточалось то добро, которое святая Радегунда собрала постами, частыми молитвами и многочисленными пожертвованиями». И она ответила: «Нет, ничего этого не надо. Тогда мы пойдем к королям». Я ей в ответ: «Почему противитесь разумному предложению? Почему не слушаете совета епископа? Боюсь, как бы не собрались епископы и не отлучили вас от церкви». Ведь именно это содержится в письме, отправленном блаженной Радегунде нашими предшественниками при основании этой монастырской общины, текст которого я и решил ввести в этот рассказ.

Текст письма: «Блаженнейшей владычице и дочери церкви во Христе Радегунде епископы Евфроний, Претекстат, Герман, Феликс, Домициан, Викторий и Домнол. Вездесущий господь предусмотрел спасительные средства, дабы постоянно заботиться о роде человеческом, который нигде и никогда не был оставлен его неустанной благотворной заботою. Всемилостивый судия сущего повсюду рассылает на благо своей церкви таких лиц, которые с любовью и рвением обрабатывают его поле лемехом веры, чтобы посев Христа благодаря божественному устроению смог дать обильный стократный урожай ¹⁶⁴. Благостное распределение его доброты повсюду происходит таким образом, что он никогда и нигде не отказывает в том, что, как он знает, принесет пользу многим. Благодаря святейшему примеру этих лиц в день Страшного суда будет много людей, удостоенных венцом.

Итак, с самого возникновения вселенского вероучения ¹⁶⁵ первые семена священной веры начали прорастать в областях Галлии, и лишь до сознания немногих дошло тогда непостижимое таинство божественной троицы. Господь, чтобы достичь не меньшего, чем он достиг во всем мире с помощью пророков-апостолов, по своему милосердию счел достойным послать блаженного Мартина, чужеземца ¹⁶⁶, в эту страну для ее прозрения. И хотя блаженный Мартин жил и не во времена апостолов, однако он не был лишен апостольской силы, так как то, что ему недоставало по церковному чину, восполнялось вознаграждением за труды, ибо низшая ступень нисколько не унижает того, кто имеет заслуги. Мы радуемся, преподобная дочь, тому, что в вас по милости божией оживают примеры этой любви к небесным делам. Действительно, в то время как мир стареет и клонится к упадку, вера вновь расцвела благодаря вашему беззаветному чувству; и то, что застыло в холодных объятиях дряхлой старости, наконец снова возгорелось от жара вашей пылающей души. Но так как ты пришла почти из той же страны, откуда, как мы узнали, пришел и блаженный Мартин ¹⁶⁷, то не удивительно, что ты, по-видимому, подражаешь в поступках тому, кто, как мы полагаем, был твоим руководителем на жизненном пути; ты, следуя по его стопам, и поступки совершала по набожному желанию своей души, и блаженнейшего мужа сделала своим спутником в такой мере, в какой ты избегаешь принимать участие в мирских делах. В блеске лучей его учения ты так наполняешь [274] души слушающих тебя небесным огнем, что повсюду девы, очарованные тобой, загоревшись от искры божьего огня и переполненные любовью ко Христу, спешат жадно напиться из источника твоей души и, оставив родителей, идут к тебе, ставшей им матерью не по рождению, а милостью божией.

Итак, видя твои помыслы и заботы, мы приносим благодарность милости всевышнего, который делает так, что желания людей сливаются с его желанием. Поэтому мы надеемся, что божья милость пожелает сохранить в своем лоне тех, кто собрался около тебя.

Итак, узнав, что некоторые девицы из наших областей собрались по божьей милости и по своему горячему желанию, чтобы жить для утверждения вашего устава ¹⁶⁸, мы рассмотрели просьбу, изложенную в вашем, с радостью нами полученном, письме. Поэтому мы во имя Христа, нашего создателя и исцелителя, решили, что они, хотя все и собрались там с неизменной любовью ко господу, должны беспрекословно соблюдать все то, что, по-видимому, однажды охотно восприняли их души, ибо не подобает нарушать верность, обещанную перед небом Христу, и немалый проступок — осквернить храм божий, чего допустить нельзя, иначе господь, разгневавшись, может его разрушить. Посему мы специально постановляем: если, как было сказано, какая-либо девица из области, подчиненной по божьему соизволению нашему епископскому управлению, заслужит того, чтобы вступить, согласно уставам блаженной памяти владыки Цезария, епископа арльского, в ваш монастырь в городе Пуатье, то ей не будет позволено уйти оттуда, поскольку она, как гласит устав, вступила в монастырь по своему собственному желанию и дабы позорный поступок одной не запятнал того, что у всех в чести. Поэтому если какая-либо девица — что да отвратит бог — под влиянием безумной мысли запятнает таким бесчестием свое поведение, славу и венец, предпочтя по совету недруга, как Ева, изгнанная из рая, уйти каким-то образом из монастыря, а вернее из небесного царства, чтобы окунуться и замараться в уличной грязи, тогда она будет отлучена от церкви и проклята. Так что если беглянка, полоненная диаволом, оставит Христа и, быть может, захочет выйти замуж, то она так же, как и тот, кто сочетался с ней браком, будет считаться нечестивицей, а он к тому же — мерзким соблазнителем, но не мужем. И кто бы ни посоветовал ей сделать это, тот будет, при нашем одобрении, наказан так же, как и она, небесным судом, ибо он дал скорее яд, чем разумный совет. И доколе она не раскается в содеянном проступке, она не заслужит вновь быть принятой в монашескую общину, откуда она ушла. Кроме того, мы желаем, чтобы епископы, преемники наши, строго следовали бы сему осуждению. Если же они захотят — чего мы не допускаем — смягчить наше решение, то пусть знают, что они дадут нам ответ пред вечным судией, потому что наставление во спасении души является для всех общим, ибо то, что обещано Христу, должно нерушимо соблюдаться. Мы решили, что наше установление должно скрепить нашими подписями для придания ему силы и что с помощью Христовой оно всегда будет нами соблюдаться». [275]  

И вот когда письмо было прочитано, Хродехильда сказала: «Нас ничто и никогда не остановит, и мы пойдем к королям, которые, как мы знаем, являются нашими родственниками». Пришли же они из Пуатье пешком, поскольку в их распоряжении не было ни одной лошади; вот почему они устали и были изрядно измучены. И никто по пути не предложил им никакой пищи. В наш город они прибыли первого марта, когда шли сильные дожди и дороги из-за обилия воды были труднопроходимыми.

40. Порицали они [монахини] также и епископа [Маровея], говоря, что из-за его козней между ними раздор и поэтому они покинули монастырь. О причине же этой ссоры стоит рассказать подробнее. Во времена короля Хлотаря, когда блаженная Радегунда основала этот монастырь ¹⁶⁹, она вместе со своей паствой всегда подчинялась и была послушна прежним епископам. Но во времена Сигиберта, когда Маровей добился в городе [Пуатье] епископства, блаженная Радегунда, получив письма от Сигиберта, отправила, ради веры и в силу обета, клириков в восточные страны за частью древа креста господня и за мощами святых апостолов и прочих мучеников. Они уехали и привезли эти залоги веры. И когда они были привезены, королева попросила епископа, чтобы их поместили в монастыре с должными почестями и под громкое пение псалмов. Но он пренебрег ее просьбой ¹⁷⁰, сел на коня и уехал в виллу. Тогда королева вновь отправила к королю гонцов, умоляя его, чтобы по его повелению кто-нибудь из епископов поместил эти святые реликвии в монастыре с соответствующими почестями, как она того хотела. Это поручили сделать блаженному Евфронию, епископу города Тура. Прибыв со своими клириками в Пуатье, он в отсутствие местного епископа перенес святыни в монастырь с громким пением псалмов, с зажженными свечами и при воскурении ладана. После того как Радегунда не однажды просила у своего епископа милости и не могла добиться ее, она вынуждена была пойти вместе со своей аббатисой ¹⁷¹, которую она поставила в монастыре, в город Арль. Здесь, после того как они взяли устав святого Цезария и блаженной Цезарии ¹⁷², они отдались под покровительство короля, поскольку не нашли никакого участия и защиты со стороны того, кто должен был бы быть их пастырем. Вот почему день ото дня возрастала неприязнь, продолжавшаяся до смерти блаженной Радегунды ¹⁷³.

По ее преставлении аббатиса вновь обратилась к епископу с просьбой взять их под свою опеку. Хотя сначала он хотел отклонить эту просьбу, но по совету своих [близких] обещал, что он будет, как и следует, их духовным отцом и в случае необходимости защитит их. Посему, придя к королю Хильдеберту, он добился того, чтобы ему было позволено надлежащим образом управлять как этим монастырем, так и прочими приходами. Но, видимо, в его душе все еще что-то, я не знаю что именно, оставалось, отчего, как утверждали эти монахини, и возникала ссора.

Но поскольку они все-таки настаивали на том, что отправятся, как мы сказали, к королю, то мы дали им совет: «Вы поступаете неразумно, и никак вас нельзя убедить в этом и удержать от позора. Но если вы пренебрегаете, как мы сказали, разумным предложением и не хотите принять [276] спасительного совета, то, по крайней мере, подумайте о том, чтобы переждать холода, наступившие этой весной, дождаться тепла и благополучно достичь того места, куда вы хотите идти». Этот угодный им план был принят, и с наступлением лета Хродехильда, оставив некоторых монахинь в Type и поручив их своей родственнице ¹⁷⁴, прибыла к королю Гунтрамну. Будучи принята им и удостоившись его даров, она возвратилась в Тур, оставив Константину, дочь Бурголена ¹⁷⁵, в монастыре в Отёне в ожидании епископов, коим король приказал собраться и вместе с аббатисой обсудить их дело.

Однако многие монахини, обольщенные мужчинами, вышли замуж, прежде чем Хродехильда вернулась от короля. Поскольку монахини после долгого ожидания поняли, что епископы не намерены собираться, они вернулись в Пуатье и укрылись в базилике святого Илария; к ним присоединились воры, убийцы, прелюбодеи и виновные в различных преступлениях. Они стали готовиться к сопротивлению, говоря: «Мы — дочери королей, и мы возвратимся в монастырь не раньше, чем оттуда будет изгнана аббатиса». Тогда находилась в этой базилике какая-то затворница, которая за несколько лет до этого перелезла через стену и нашла убежище в упомянутой базилике святого Илария ¹⁷⁶. Она яростно нападала на аббатису с обвинениями, которые, однако, как мы узнали, были ложными. Но после того как ее притащили на веревке в монастырь к тому месту, откуда она спрыгнула, она попросила затворить ее в потайной келье, говоря: «Много "согрешила я пред Господом" ¹⁷⁷ и пред госпожой моей Радегундой», которая тогда еще была жива. «Я хочу удалиться от мирской суеты и покаяться в грехах своих. Ибо я знаю, что "Господь милостив" и "прощает грехи" ¹⁷⁸ раскаивающимся». И она вошла в келью. Но когда произошла эта ссора и Хродехильда возвратилась от короля Гунтрамна, затворница, взломав дверь в келье, ночью бежала из монастыря и явилась к Хродехильде, обвиняя, как она это и прежде делала, во всех бедах аббатису.

41. А между тем Гундегизил, епископ Бордо ¹⁷⁹, в чьей митрополии находился этот город, вместе с епископами Никазием ангулемским ¹⁸⁰ и Саффарием перигёским, а также с самим Маровеем ¹⁸¹, епископом пуатьерским, пришел к базилике святого Илария и, порицая этих дев, хотел отвести их в монастырь. Но так как они упорствовали, то Гундегизил с остальными епископами объявил им, согласно вышеупомянутому письму, об отлучении от церкви. Но тут взбунтовались сумасбродные люди, о которых мы уже упоминали, и устроили такое побоище в самой базилике святого Илария, что епископы, повергнутые на пол, с трудом могли подняться, а диаконы и прочие клирики, залитые кровью, вышли из базилики с разбитыми головами. И такой их охватил ужас,— как я думаю, не без содействия диавола,— что, выскочив из святого места, они даже не попрощались друг с другом, и каждый добирался домой, как мог. При этом несчастном происшествии присутствовал и Дезидерий, диакон Сиагрия, епископа отёнского ¹⁸², который, как только достиг реки Клен, не думая о броде, сразу вошел в воду; его лошадь поплыла и вынесла его на противоположный берег. [277]

 Затем Хродехильда завладела монастырскими виллами и назначила там управляющих, а тех, кого смогла увести из монастыря насилием и побоями, подчинила себе, при этом говоря, что если ей удастся войти в монастырь, то она сбросит аббатису со стены ¹⁸³. Когда об этом стало известно королю Хильдеберту, он немедленно дал распоряжение графу Маккону ¹⁸⁴ любым способом положить конец этой ссоре. Когда же Гундегизил с остальными епископами оставил этих дев, отлучив их, как мы сказали, от церкви, он написал от своего имени и от имени своих собратьев, присутствовавших там, письмо к тем епископам, которые тогда собрались у короля Гунтрамна. От них он получил такой ответ.

Текст ответа: «Нашим владыкам, достойнейшим своего апостольского места, Гундегизилу, Никазию и Саффарию епископы Этерий, Сиагрий, Авнахар, Эзихий, Агрекула, Урбик, Феликс, Веран, а также Феликс и Бертрамн.

Насколько мы обрадовались, получив письмо от вашей святости, врученное нам посланцем, по поводу вашего здоровья, настолько мы сильно опечалились, узнав о перенесенном вами оскорблении, так как одновременно были попраны церковные законы и не было оказано уважения религии. Затем вы сообщаете о том, что монахини, которые по наущению диавола ушли из монастыря блаженной памяти Радегунды, не захотели спокойно выслушать ваше наставление и возвратиться в свой монастырь, откуда они ушли. К тому же, избив вас и ваших клириков, они нанесли оскорбление базилике святого Илария, поэтому вы решили отлучить их от благодати церковного общения и предварительно посоветоваться с нами, малоумудренными, по этому вопросу. Поскольку мы знаем, что вы превосходно изучили положения канонов, и в правилах ясно сказано, что те, которые окажутся уличенными в подобных нарушениях, не только должны быть отлучены [от церкви], но и вынуждены понести надлежащее покаяние, то, выражая вам чувство глубокого уважения и горячей любви, мы сообщаем вам, что единодушно согласились с тем, что вы решили, и это будет до тех пор, пока мы не соберемся на собор в ноябрьские календы ¹⁸⁵, на котором мы должны обсудить также, как можно укротить дерзость таких лиц, чтобы впредь никому не было повадно впадать в этот грех и из высокомерия совершать подобное. Однако же апостол Павел постоянно напоминает нам своим словом, что мы должны "во время и не во время" ¹⁸⁶ терпеливо исправлять преступников словом, и он утверждает, что "благочестие на все полезно" ¹⁸⁷. Вот почему мы просим вас постоянно молить господа о милосердии, дабы он удостоил вселить в них [заблудших монахинь] "дух раскаяния" ¹⁸⁸, дабы надлежащим покаянием они искупили свой грех; чтобы с помощью ваших наставлений они, чьи души почти погибли, по милости Христовой вернулись в свой монастырь; чтобы тот, кто принес на своих плечах заблудшую овцу в овчарню, мог радоваться ее возвращению ¹⁸⁹, будто он приобрел стадо.

Особливо же просим вас удостоить нас своих непрестанных молитв и заступничества, на кои мы и уповаем.
Осмеливающийся вас приветствовать, всецело ваш грешный Этерий. [278]  
Осмеливающийся почтительно вас приветствовать, ваш покорный слуга Эзихий.
Почтительно вас приветствующий, любящий вас ваш Сиагрий.
Покорно вас приветствующий, почитающий вас грешный Урбик.
Почтительно приветствующий вас, ваш почитатель епископ Веран.
Осмеливающийся вас приветствовать, ваш слуга Феликс.
Осмеливающийся вас приветствовать, ваш покорный слуга и любящий вас Феликс.
Осмеливающийся вас приветствовать, ваш покорный и смиренный слуга епископ Бертрамн» ¹⁹⁰.

42. Аббатиса тоже прочитала письмо, которое блаженная Радегунда пожелала отправить жившим в ее бытность епископам. Теперь сама аббатиса вновь направила это письмо к епископам соседних городов. Вот это письмо.

Текст письма: «Святым и достойнейшим апостольского кресла, отцам во Христе, всем епископам Радегунда, грешница.

Лишь тогда похвальное начинание может быть выполнено сразу же, когда дело доводится до слуха и препоручается разуму тех, кто всем приходится общими отцами, целителями и пастырями вверенной им паствы. Лишь они благодаря своей любви могут дать совет, благодаря своей власти оказать помощь и благодаря молитве заступиться. Некогда я по божественному провидению и по вдохновению божественного милосердия, руководимая Христом, согласуясь со своим побуждением, освободилась от оков светской жизни и обратилась к монашеской жизни. Ревностно и от всей души заботясь о благе других, дабы с божией помощью мои помыслы послужили на пользу остальным, я учредила в городе Пуатье девичий монастырь, который построил и благоукрасил светлейший государь-король Хлотарь. По основании монастыря я отдала туда в дар все то, чем меня одарил король по своей щедрости. Кроме того, для паствы, собранной мною с помощью Христа, я ввела устав ¹⁹¹, заботливо составленный блаженным Цезарием, епископом Арля, по постановлению святых отцов, по которому жила святая Цезария. Я с согласия блаженнейших епископов как сего города, так и прочих городов и по выбору наших инокинь поставила для них аббатисой госпожу и сестру мою Агнессу, о которой я заботилась с самого раннего возраста как о своей дочери, наставляла ее, а теперь заставила себя, согласно правилу, после бога повиноваться ее приказаниям. И, следуя апостольскому примеру ¹⁹², мы, составив письменное завещание, вручили ей, как я, так и мои сестры, все то, чем мы владели из земных богатств, ничего не оставив себе при вступлении в монастырь, боясь разделить участь Анания и Сапфиры ¹⁹³.

Но поскольку время и последний час человеческой жизни неизвестны,— ведь и мир устремляется к концу; иные хотят скорее удовлетворить собственные желания, нежели божьи,— я из любви ко господу и полная смирения еще при жизни своей передаю вам, достойным апостольского кресла, во имя Христово это мое письмо с просьбой. И так как я не могу сейчас предстать пред вами, то я в этом письме как бы, пав ниц, припадаю к вашим стопам и заклинаю во имя отца, сына и святого духа [279] и страшным днем суда, да пощадит вас тиран, когда вы предстанете пред судом, а истинный ¹⁹⁴ царь  венчает вас венцом. В случае моей смерти, если кто-либо — первосвященник сего города, либо должностное лицо, либо еще кто-нибудь другой попытается — чего, я думаю, не случится — нарушить спокойствие моей паствы недоброжелательным советом или судебным делом; или попытается нарушить устав; или захочет поставить другую аббатису вместо сестры моей Агнессы, которую благословил блаженнейший Герман ¹⁹⁵ в присутствии своих братьев; или сами монахини, что, правда, вряд ли может быть, подняв ропот, попытаются изменить порядки; или какое-нибудь лицо или епископ самого города захочет, используя новые преимущества, которых не имели при моей жизни предшественники этого епископа или другие епископы, добиться какой-либо власти над монастырем или претендовать на имущество монастыря; или кто попытается, нарушив устав, уйти из монастыря или унести что-либо из вещей монастыря, пожалованных мне светлейшим государем Хлотарем и светлейшими государями-королями, сыновьями его, и которые я с его особого разрешения передала в пользование монастырю и на которые я получила подтверждение светлейших государей, королей Хариберта, Гунтрамна, Хильперика и Сигиберта, скрепленное их клятвой и подписями; или какой-либо король, или епископ, или вельможа, или какая-либо из сестер-монахинь осмелятся взять или посягнуть на то, что принесли ради спасения своих душ другие или выделили из своего имущества другие сестры, или попытаются присвоить все это безбожным образом,— пусть всех их, вслед за гневом божьим, по моей молитве и воле Христовой, покарает ваша святость и святость преемников ваших так, чтобы они как разбойники и грабители бедных были лишены вашей милости. Пусть же при вашем противодействии никто и никогда не смог бы похитить что-либо из монастырского имущества или изменить в чем-либо наш устав. Кроме того, прошу вас о том, чтобы когда господь захочет призвать к себе упомянутую владычицу, сестру нашу Агнессу, то вместо нее избрали бы аббатисой из наших инокинь, угодную богу и им самим, которая соблюдала бы устав и ни в чем не нарушала бы заповедей святости, и никогда ее [святость] не унижала по своему желанию или по желанию кого-нибудь другого. Если же — да не будет сего! — кто-нибудь вопреки божьей воле и власти королей пожелает изменить вышеприведенные пункты завещания, врученные вам со смиренной мольбою пред богом и его святыми, или захочет в монастыре нанести вред кому-либо или имуществу и попытается причинить зло упомянутой сестре моей, аббатисе Агнессе, пусть того настигнет суд божий, святого креста и блаженной Марии и пусть блаженные исповедники Иларий и Мартин, кому после бога я передала для защиты моих сестер, сами выступят обвинителями и карателями.

К тебе также, блаженный епископ, и к твоим последователям, к защите коих в деле божьем я с верой взываю. Если кто — чего да не случится — попытается предпринять что-либо против этого монастыря, да не будет вам зазорно изгнать и победить врага божьего, обратиться к тому королю, в чьей власти будет тогда это место, или приехать в город [280] Пуатье по делу, вверенному вам пред богом, и предстать карателями несправедливости и защитниками справедливости, чтобы король, держащийся вселенской веры, никоим образом не терпел подобного безбожия во время своего правления, чтобы не позволено было уничтожать то, что установлено волею божией, волей моей и самих королей. Вместе с тем я заклинаю королей, коих господь после моей смерти поставит для управления народом, заклинаю царем, коего царству не будет конца ¹⁹⁶ и по воле коего существуют королевства, который дарует королю жизнь и королевскую власть, чтобы они приказали управлять монастырем аббатисе Агнессе под их покровительством и защитой, тем монастырем, который, как известно, я основала с разрешения и с помощью их отца и деда-государя ¹⁹⁷ и которым я управляла по уставу и обеспечивала имуществом; и чтобы они никому не позволяли беспокоить нашу часто упоминаемую аббатису и посягать на то, что принадлежит нашему монастырю, или уносить оттуда что-либо, или что-либо изменять. Засим во имя любви к богу умоляю их [королей] вместе с владыками-епископами пред искупителем языков, чтобы они [короли] при этом проявляли заботу о монастыре, защищали его и пеклись о его упрочении, как я им завещаю, чтобы они всегда пребывали в вечном царстве с заступником бедных и женихом девственниц, в лице коих епископы защищают служительниц божиих.

Кроме того, я заклинаю вас, святых епископов, и высочайших светлейших государей-королей, и всех христиан ради вселенской веры, которую вы приняли при крещении, и ради церквей, сохраненных вами, дабы, когда господь велит мне оставить сей мир, вы погребли мое тело в базилике, которую мы начали строить в честь святой Марии, божьей матери, где покоятся многие наши сестры, независимо от того, будет ли базилика достроена или нет. Если кто захочет или попытается сделать иначе, пусть того силою креста Христова и блаженной Марии настигнет кара божья, и да сподоблюсь я благодаря вашему покровительству быть погребенной в самой базилике рядом с сестрами-инокинями. И слезно молю, чтобы эта моя просьба, подписанная собственноручно, сохранилась в общем архиве церкви, чтобы когда будет необходимость моей сестре аббатисе или всем монахиням попросить у вас помощи в защите от нечестивых людей, то вы по вашему милосердию и благочестию с пасторской заботой предоставили бы ее им, и чтобы они [монахини] не говорили, что я оставила без помощи тех, которым бог уготовил вашу милость. И вновь пред очами вашими взываем мы ко всем вам, во имя того, "кто со креста поручил преславную деву, родительницу свою, блаженному апостолу Иоанну" ¹⁹⁸, дабы как сей [Иоанн] выполнил волю господню, так пусть будет выполнено и вами, моими владыками, отцами церкви и апостольскими мужами, то, что я, недостойная и смиренная, поручаю вам. Если вы удостоите выполнить мое последнее желание, вы послужите господу, чей завет вы исполняете, и явите достойный апостольский пример».

43. После этого епископ Маровей, выслушав от монахинь всяческие оскорбления, послал Поркария, аббата базилики блаженного Илария, к епископу Гундегизилу и соседним епископам, чтобы они приняли дев в лоно церкви и соблаговолили разрешить им прийти на разбирательство [281] их дела. Однако он ничего не смог добиться. Поскольку же король Хильдеберт постоянно имел неприятности то с одной, то с другой стороны, то есть со стороны монастыря и со стороны дев, ушедших из него, он назначил пресвитера Тевтара для улаживания ссор, которые возникали между этими девами. Когда Тевтар вызвал Хродехильду и остальных дев на разбор дела, они ответили: «Мы не пойдем, ведь нас отлучили от церкви. Если нас вновь примут в лоно церкви, тогда мы не откажемся прийти на суд». Услышав такой ответ, он отправился к епископам. Он поговорил с ними об этом деле, однако не смог добиться согласия от епископов на приобщение дев к церкви. Так ни с чем он и возвратился в город Пуатье. Но девы уже разделились: одни вернулись к родителям, другие — в собственные дома, а третьи — в те монастыри, в которых они были прежде. Это было вызвано тем, что вместе они не могли перенести суровую зиму из-за недостатка дров. Только немногие остались с Хродехильдой и Базиной. Но и между этими двумя тогда было большое несогласие, поскольку одна желала возвыситься над другой.

44. В этом году, сразу же после пасхи ¹⁹⁹, прошел такой сильный дождь с градом, что в течение двух или трех часов видели, как даже там, где были маленькие ручейки, бежали стремительные потоки воды. Осенью зацвели деревья и дали столько же плодов, сколько они давали ранее. В ноябре расцвели розы. Реки наполнились водой сверх меры, так что, выйдя из берегов, они затопили места, до которых они обычно прежде не доходили, нанеся немалый ущерб посевам.

КОНЧАЕТСЯ ДЕВЯТАЯ КНИГА

(пер. В. Д. Савуковой)
Текст воспроизводится по изданию: Григорий Турский. История франков. М. Наука. 1987

© текст - Савукова В. Д. 1987
© сетевая версия - Тhietmar. 2002
© дизайн - Войтехович А. 2001
© Наука. 1987