Мухаммад ал- Халаби. Поход эмира Йашбека. Часть 1

Библиотека сайта  XIII век

МУХАММАД АЛ-ХАЛАБИ

ПОХОД ЭМИРА ЙАШБЕКА

// Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!

Аллах даровал вам победы во многих местах! Хвала Аллаху, который помогает своим верующим рабам, поддерживает их словом благочестия, делает их карой для притеснителей и опускает их мечи на шеи тиранов и еретиков!

И да благословит Аллах господина нашего Мухаммада — губителя безбожников и язычников, его род и его сподвижников — предводителей [муслимов] до Судного дня!

И далее. Когда наступил полдень понедельника 10 числа месяца шаввала восемьсот семьдесят пятого года (1 апреля 1471 г.) Обладатель высокого благородного местопребывания (алмакарр ал-ашраф), великого, эмирского, наставляющего, указующего, дарующего законы, княжеского, господствующего и меченосного Йашбек аз-Захири, а затем ал-Ашрафи 1 — да сделает Аллах могущественными его приверженцев и даст ему власть над его городами,— отправился из богохранимого Каира с такой большой пышностью, с какой не выступал ни один из подобных ему эмиров.

Мы еще вернемся к описанию свиты, во главе которой он выступил.

Он остановился в ар-Райданийе 2 и ему было вверено управление Сирийским владением [в границах] от ал-Ариша 3 до Евфрата и было предписано облекать властью тех, кого он пожелает, и смещать, кого пожелает по [какой-либо] причине или без причины, одарить наделами икта' тех, кого он изберет и сочтет полезным для важных дел ислама. У того же, кто станет противодействовать этому, отбирать // его надел икта передавая его тому, кто заслуживает того и не противодействует ему.

Точно так же [было указано] о попечителях владений (куфала' ал-мамалик) и наместниках (ан-нувваб): он оставляет на место, кого захочет и отстранит, кого пожелает. Ему было даровано около двухсот [должностей] катибов, которые он мог раздавать тем, кого сочтет нужным рекомендовать для важных дел ислама.

Мы не знаем ни одного эмира, который приобрел бы такое [положение] в исламском государстве и, особенно, в государстве тюрков (мамлюков). [9]

Он оставался там (в ар-Райданийе), где на его службе пребывали государственные чины и эмиры. Дважды к нему приезжал султан ал-Малик ал-Ашраф Ка'итбай 4 — да увековечит Аллах его владычество! В первый раз он находился у него с утра до полудня, а второй раз он сделал остановку и был в его шатре с рассвета до вечера и дважды накрывал для него стол со всевозможными сладостями и фруктами. Султан предложил ему все свои поступления, [в том числе] золото, одежду, коней, мулов и верблюдов и сказал: «Бери, что пожелаешь!». Но он ничего от него не принял.

Смотрите, какова его порядочность и [поистине] хашимитское великодушие!

Когда наступил понедельник 17 шаввала (8 апреля 1471 г.) эмир отправился [из ар-Райданийи] и остановился в ханаке // Сирйакуса 5, сопровождаемый огромной свитой. Во вторник (9 апреля) он совершил здесь утреннюю молитву, после чего отправился [дальше] и вместе с группой эмиров и гонцов (ал-мубаширин) остановился в городе Билбисе 6. Затем, в среду (10 апреля), пополудни, он покинул его и остановился в ал-Хаттаре 7, откуда [отправился] и остановился в ас-Салихийе 8.

В четверг (11 апреля), после полудня, он решил покинуть ее, но Аллах Всевышний внушил ему, чтобы он объявил, что остается. И было это помощью Аллаха и его милостью к нему, что было обычно для него. А когда со времени объявления прошел один час по песочным часам, поднялся ужасный ветер, который становился все сильнее, так что небо стало темным и шатры были сорваны [с кольев].

Часть войска выступила раньше эмиров и этот ветер настиг ее в ал-Гураби 9. Они претерпели от него много ужасов и бедствий. Однако Аллах охранил эмира и тох, кто сопровождал его, от этого, ниспослав ему благоразумное решение.

Из ас-Салихийи он выехал в пятницу (12 апреля) утром, после того, как утих ветер, и остановился в самом начале [песков] ал-Гураби.

Когда он узнал, что кое-кто из воинов следовал по пустыне, из-за ее протяженности и недостатка воды, [еще] и днем, то он (Йашбек) сам встречал [такого] с мокрой спиной и вел за собой всадника, помогая ему и привязывая его веревкой. [10]

Затем оттуда он отправился // к окраинам Катйи 10, где распределил корм между султанскими мамлюками так, чтобы им хватило до Газзы 11.

Отсюда он отправился в Би'р ал-Абд 12 и оставался там до тех пор, пока не совершил вечернюю молитву. Затем он выехал отсюда и ночью остановился на стоянке ас-Савада 13, где находился почти до полудня. Отправившись оттуда, он к часу ночи достиг ал-Ариша и остановился на берегу моря, где пробыл до утра, после чего направился дальше и остановился в аз-За'кате 14, где сделал стоянку на ночлег.

Он находился здесь до полудня, приготовил пищу, поел и отправился в путь.

Близ Газзы его встретили наместник (на'иб) Газзы эмир Аргун-шах и местные назир ал-джайш 15 и катиб ас-сирр 16, которые выказывали усердие в службе эмиру до тех пор, пока не прибыли в Телл ал-Аджул 17. Здесь он сделал остановку, переночевал, а затем в четверг (18 апреля) надел шашу 18 и выехал в Газзу.

Его встречали эмир Тамраз ал-Ашрафи — один из командующих тысячами в Каире, а также эмир Хайрбек 19 о сопровождающими их эмирами и султанскими мамлюками.

Его кони не были убраны так, как это было при его выезде из Каира. На сей раз он ограничился следовавшими впереди него тремя упряжками (тувалат) с попонами (кунбуш) и позолоченными седлами, одной упряжкой, убранной магрибинским полотном (бикумаш магриби), и упряжкой с военным подхвостником (бикауш харби).

Он прибыл в город Газзу и был этот день // памятным. Он остановился близ площади, выложенной камнем (ал-мастаба) 20, и воззвал ко всем подданным и феллахам с призывом к спокойствию. Им было произнесено много слов из благородных страниц [Корана], да умножит Аллах их благородство!

В пятницу (19 апреля) утром прибыл обладатель благородного положения (ал-макарр аш-шарифи) ал-Ансари в сопровождении шейхов гор Набулуса 21 и эмира [племени] Джурам и обладатель высокого местопребывания, Главнокомандующий исламскими войсками [Йашбек] оказал им высокие почести. Он выделил для них людей и распорядился о их скорейшем прибытии. Так как они понесли расходы на [содержание] пеших воинов, то он приказал выдать [11] им самое высокое вспомоществование, чтобы люди были выведены, и отрезал [пути к] отговоркам, с тем чтобы высокий замысел не потерпел ущерба. Он наградил их почетными одеждами (ташариф шарифа) и они отъехали от его благородного шатра, чтобы вывезти пехотинцев [из пустыни].

Здесь же он надел на эмира Аргун-шаха — на'иба богохранимой Газзы — роскошную одежду (камалийу) из собольих шкурок, подбитую златотканым полотном. Он освободил его от [выполнения] благородной миссии и приказал ему оставаться для охраны дорог и [заботы] о безопасности сообщения.

Здесь же он надел на господина (ал-джанаб) аз-Зайни — назира ал-джайш Газзы камалийю из собольих шкурок.

Он пробыл там четверг, пятницу и субботу (25—27 апреля) и в воскресенье (28 апреля) // утром отправился и остановился близ гробницы, приписываемой Абу Хурайре 22 — да будет им доволен Аллах, хотя она и не находится там, так как Абу Хурайра, да будет им доволен Аллах, умер в Медине и там же похоронен.

Затем, во вторник (30 апреля) он отправился дальше и сделал остановку близ реки ал-Ауджа 23, пробыв там среду и четверг (1 и 2 мая). Здесь [эмиры] Йусуф ибн ал-Джуйуши, а также Гази ибн Мушак представили ему на смотр своих пехотинцев, однако они ему не понравились и он возвратил их.

Шейх гор Набулуса Халил ибн Исма'ил 24 во время пребывания в Газзе обещал [эмиру], что выведет на смотр своих пехотинцев на стоянке у реки ал-Ауджа. Он прибыл [к реке ал-Ауджа] и сказал, что не успел [выполнить обещанное] и просил перенести смотр на стоянку в ал-Ладжуне 25. И эмир дал согласие на отсрочку.

Сюда же прибыл гонец эмира Махмуда ибн Билала, который [сообщил], что его господин захватил группу [людей] эмира [Шах-]Сувара (ас-су варийя). Он наградил его почетной одеждой и одарил его подобающей суммой денег.

И здесь он отправил с посыльным письмо к Благородным Вратам с сообщением о прибытии эмира Хабила, который был захвачен в плен злополучным Шах-Суваром 26 во время его налета на Асламаса 27. Эмир пожаловал ему камалийу на собольем меху, наградил двумя конями и двумястами [динарами] ашрафи. И вестник вернулся восвояси [12] от благородного местопребывания (мин ал-макарр ал-ашраф) Низам ал-Мулка // аш-Шарифа 28 — да укрепит Аллах его сподвижников.

В пятницу (3 мая) он выехал из стоянки [у реки] ал-Ауджа и остановился в Факуне 29, однако Гази ибн Мушак к нему не явился.

Затем он выехал отсюда и остановился в ал-Ладжуне и оставался там воскресенье (5 мая), ожидая, что шейх Халил ибн Исма'ил выведет на смотр [воинов], но тот привел подставных лиц, вовсе не тех, которые были определены предписанием.

Кади Шараф ад-Дин ал-Ансари со времени своего прибытия в Газзу усмотрел в действиях шейхов пренебрежительное отношение к благородной миссии и, опасаясь за себя самого, советовал Обладателю благородного местопребывания, главнокомандующему исламскими войсками [эмиру Йашбеку] арестовать шейхов. Он еще ранее, будучи при [дворе] высокого местопребывания (ал-макам аш-ш'ариф) 30 — да увековечит Аллах его владычество,— знал, что отправленные пехотинцы не должны задержаться и должны ждать только прибытия главнокомандующего — да укрепит Аллах его сподвижников! Между тем упомянутый Обладатель благородного местопребывания постоянно подтверждал ему и Его высокому превосходительству, что он терпит неудобства из-за трудностей в деле пехотинцев, ц что после того, как он отправится из Каира, это может задержать его в пути и повлечь за собой увеличение расходов на воинов, даже двойное.

И дело обернулось так, как он и предполагал, и хвала Аллаху, Всевышний внушил ему // разумное решение, поддержал его с помощью своих благосклонных ангелов и Аллахом ему дарована [была] сообразительность.

Когда он посмотрел на пехотинцев и увидел признаки. указывающие на то, что они не обладают меткостью, он вызвал кади Шараф ад-Дина. Он известил его, что он увидел у них отсутствие меткости, и что он постоянно напоминал ему и предупреждал его о том, что такой случай может произойти — между тем как [ранее] тот настаивал на том, что пехотинцы обучены. Шараф ад-Дина охватил большой стыд и он просил разрешения Обладателя благородного местопребывания [эмира Йашбека] — арестовать указанных шейхов и [вместо них] экипировать сыновей их дяди, чтобы они исполняли благородное дело [службы]. [13]

Обладатель благородного местопребывания воздержал от их ареста в связи с тем, что сыновья Исма'ила доставили к нему [всех] детей своих братьев, кроме одного, который отсутствовал. Все это было милостью с его стороны и мягкосердечием по отношению к малолетним сиротам, так как необходимость ареста старших повлечет за собой арест младших, а этим могли бы воспользоваться некоторые недруги, которые будут побуждать кого-либо из младших скверным делам. А это повлечет за собой злобу среди подданных: ведь страсти [людей] различны!

И всякий раз, когда кади Шараф ад-Дин предлагал арест, Обладатель благородного местопребывания отказывал ему, в связи с изложенным выше // и по причине своего милосердия к младшим. Однако тот настаивал своем до тех пор, пока он (Йашбек) не сказал ему: «Я буду задерживать никого, но если ты полагаешь, что благородная миссия будет удовлетворена именно арестом детей Исма'ила и Гази ибн Мушака, то сделай [это]!».

Кади сказал: «Их необходимо арестовать, иначе важная миссия не будет выполнена!». И сразу же он (Йашбек) привлек меня и эмира Даулат-бея ас-Сайфи Йуниса, одного из ра'исов наубы (ахад ру'ус ан-нуваб) 31 к тому, что быть при кади Шараф ад-Дине и сопровождать его, когда тот будет арестовывать тех, у кого не было меткости в стрельбе. И тот согласился с этим без колебаний.

Он арестовал двенадцать человек, из которых восемь были детьми Исма'ила и трое из числа детей его дяд1 [эмира] Гази и его племянника. На место [шейха] Халила он назначил присутствовавшего [здесь] Харба. Он вызвал Умара ибн Шибана, который прибыл в тот же день по» полудня, и назначил его на место Гази. Он придал эмиру Даулат-бею и его спутникам тридцать хорошо снаряженных мамлюков и тот отправился в сопровождении Харба и Умара ибн Шибана, чтобы принять [управление] страной и снарядить пехотинцев, // определенных для благородной миссии.

Весь этот день он провел там и в понедельник (6 мая) совершив утреннюю молитву, отправился дальше и остановился в Нисане 32. Здесь он переночевал и во вторник (7 мая), совершив утреннюю молитву, направился в путь и остановился близ озера Табарийя 33. Здесь он переночевал и утром, после молитвы, отправился дальше и остановился в ал-Хирбе 34 после того, как на перевале с верблюда [14] пришлось [претерпеть] большие трудности. Но Аллах спас [от этой беды] и там не погибло ни одно животное; это было удивительной случайностью и все это благодаря попечению Аллаха и милости его!

Здесь из Каира прибыл нарочный с посланиями, в которых сообщалась радостная весть, что в ночь на вторник второго числа месяца зул-ка'да (22 апреля 1471) у Обладателя благородного местопребывания эмира [Йашбека], давадара 35 и главнокомандующего исламскими войсками — да укрепит Аллах его сторонников, от дочери Его высокого превосходительства аш-Шихаби ал-Малика ал-Му'аййада Ахмада сына ал-Малика ал-Ашрафа [Сайф ад-Дина] Йинала 36 родился ребенок мужского пола, которого назвали Мансуром.

Удивительным совпадением было то, что в упомянутый [выше] день, когда он пребывал на стоянке близ реки ал-Ауджа, в присутствии некоторых эмиров, в том числе и эмира Даулат-бея ас-Сайфи Йуниса, он сказал мне, что во сне ему кто-то сказал о том, что у него родится // три ребенка мужского пола и что имя первому будет Мансур, второму — Му'аййад и третьему — Музаффар. А известие об этом пришло через восемь дней и это — необыкновенное совпадение!

Если бы подобное произошло с кем-нибудь, чье происхождение идет от потомственных шейхов (ал-машйаха), то в этом усмотрели бы чудо. Да и какое чудо может быть великолепнее этого! И Аллах, слава ему, Всевышнему, поистине осуществляет свои цели и желания господина нашего Мухаммада, да благословит его Аллах и да приветствует!

И в этот день на встречу с эмиром прибыл кади кадиев Кутб ад-Дин ал-Хайдари 37, доставивший большое количество продуктов и сладостей, вечером того же дня кади — войсковой инспектор (ал-кади назир ал-джайш) с фруктами, сладостями и прочим.

Когда эмир остановился в упомянутом месте, то он спросил у сведущих людей об этой стоянке. Они сообщили ему, что она расположена вдалеке и место там труднопроходимое. Он пожалел верблюдов, так как стоянка была отдаленной и приказал отправить их в начале ночи, чтобы они смогли одолеть половину пути и к концу ночи остановились, ожидая прибытия его лошадей, с тем, чтобы рано утром добраться до стоянки в Шакхабе 38. И все было исполнено согласно его указаниям. [15] // В итоге с животными обошлись мягко, люди устали лишь немного и расстояние было преодолено с наибольшей легкостью и наилучшим способом. Точно так же он поступил [по пути] со стоянки в ас-Салихийе до [пустыни] ал-Гураби и по дороге из Катйи до Умм ал-Хасан 39, предусмотрев все наилучшим образом и обращая внимание на ослабевших и их состояние.

Я часто выезжал с эмирами, однако среди них я не видел такого, кто совершал бы путешествие таким образом и добирался бы до стоянок без особых трудностей и усталости. А такой доброты, милости и внимания к состоянию своих спутников из числа эмиров и султанских мамлюков я не видел ни у кого из его предшественников и ни о чем Подобном не слышал.

Одной из черт его заботливости было то, что водоносы (ас-сакаийин) ежедневно должны были прибывать на стоянку заранее, устанавливать там чаны и наполнять их водой, когда животные, истощенные от жажды, подходили, они пили из чанов. Из этих чанов кроме воинов, утоляли жажду даже купцы и сопровождавшие путешественников.

Из [примеров] его доброты было еще и то, что на большей части стоянок он объявлял: «У кого есть нужда в сухарях (биксамат), пусть обратится к сопровождающему и возьмет сколько ему нужно //, точно так же и ячмень». У кого останавливался верблюд, он заменял его другим или же перегружал его поклажу на своего верблюда. У, кого выходил из строя конь, он давал ему другого.

На каждой стоянке он спрашивал у эмиров о [количестве] ячменя и овец. Об этом же он справлялся у глав султанских мамлюков.

Каждый раз, когда у него собирались храбрецы из их числа, он читал им [рассказы] о героизме, о хитрости при взятии крепостей и в бою, а сведущим [воспитанникам] рассказывал о разумных и обдуманных [действиях].

Каждый день он придумывал что-нибудь новое. Он раздавал приходившим к нему туркменским эмирам и их посланцам деньги, коней и почетные одежды, справляясь о положении их областей, выслушивал их сообщения и важные и незначительные, и все это фиксировал в своей совершенной памяти, запоминая то, что ему было необходимо и отбрасывая то, что казалось ему ненужным. Я много раз наблюдал за ним и видел, как он подмечал [16] правдивость человека, взглянув ему в глаза лишь один раз, если тот был искренен, и выявлял лживость в том, кто был лжецом. Я испытывал это не раз и каждый раз обнаруживал эти признаки и становился свидетелем верности // его взгляда. И пусть Аллах, который славен п велик, умножит его достоинства и охранит его своими милосердными ангелами!

В пятницу (10 мая) утром он выехал из Шакхаба и остановился в Куббат Йалбуга 40. Его здесь встретили эмиры во главе которых был эмир Барсбай Кара 41 — один из главных военачальников, эмир Хайрбек 42, эмир Тамраз 43 с их свитой из числа эмиров и султанских мамлюков.

Он придумал такой порядок следования, при котором каждому из эмиров придавалась группа султанских мамлюков, которая останавливалась и двигалась вместе с ним.

В этот день все облачились [в доспехи] и демонстрировали свои уборы и оружие, проходя в полном снаряжении перед его обученным отрядом (амама тулбихи ас-са'ид), а затем, после них [прошел] его собственный отряд. Убранство некоторого числа его лошадей, а их было по сто двадцать в каждом конном подразделении, было разнообразным по цвету и форме. Подобное не встречалось ни у кого из предков, даже у султанов!

Затем [следовала] казна (ал-хизана), далее — кадии, а затем — эмиры, на которых были надеты тюрбаны (ал-каллаута). Сам он (Йашбек) был среди них подобен сверкающей полной луне, а за ним [следовали] около 400 купленных им мамлюков //, в полном одеянии. На большинстве из них были ремни (ал-джава'иш), а лошади их были в [полном] убранстве.

Во главе великолепного шествия, подобного которому не было, в этот знаменательный день он первым вступил на мастабу [Куббат Йалбуги], которая и являлась местом стоянки. Он снискал такую преданность и любовь подданных, что ее невозможно описать.

В воскресенье (12 мая) утром он выехал, приветствовал гарем попечителя владения аш-Шам и вошел в мечеть Омейядов, где совершил молитву в несколько рак'атов и раздал милостыню встретившимся там беднякам.

Он расположился в шатре (ал-витак) и стал ожидать пехотинцев, кади Шараф ад-Дина ал-Ансари и шейхов до этой пятницы, 19 [зул-ка'да]. [Затем] он направился в город, где совершил пятничную молитву в отдельной келье (би-максура) [17] мечети Омеиядов. Кади кадиев Кутб ад-Дин аш-Шафи'и, да будет он иод покровительством Аллаха, произнес великолепную 44 хутбу , в которой призвал к осмотрительности п терпению в делах, к единодушию и, [упомянув] о происходящих разногласиях, произнес стихи (айат) из Книги Аллаха Всевышнего и хадисы, показав при этом отличное знание их и искусность в прочтении.

Когда эмир Йашбек вышел из мечети, люди выстроились рядами, призывая благословение на него // и обращаясь к Аллаху [с мольбой] о его победе над врагами Аллаха и муслимов. Он заметил большую группу нищих, стоявших у ворот мечети, и велел мне задержаться вместе с его казначеем (хазинадар) и выдать им милостыню из его денег. Я раздавал все, что вместе с казначеем — эмиром Шадбека 45 нашел в казне, пока [деньги] не кончились. Кое-что было и у меня самого и я добавил эти деньги и раздал также и их. Благословение Аллаху, но в этот день я встретился с толкотней, которую невозможно описать.

Он (Йашбек) повелел, чтобы султанским мамлюкам был роздан фураж за месяц зул-ка'да (21.IV—20.V 1471), однако писарь (ал-катиб) ошибся и фураж был выдан за 40 дней, включая и месяц шаввал (23.III—20.IV), который истек еще в Каире. Он вызвал писаря, жестоко избил его и посадил его под арест (ат-тарсим) на несколько дней, однако затем смилостивился над ним, простил его и освободил.

14 зул-ка'да (4 мая) прибыл кади Шараф ад-Дин ал-Ансари и сообщил, что пехотинцы укомплектованы и отправлены по дороге на Вади ат-Тайм46.

Из Дамаска Йашбек выехал в пятницу (17 мая) после полуденной молитвы и остановился в Хан Лачине47.

// В субботу (18 мая) прибыли Мухаммад ион Мубарак — главный хаджиб в Сирии (хаджиб ал-худжжаббиш-Шам) и [он же] наместник (на'иб) крепости Дамаск и [эмир] Йашбек — начальник (накиб) крепости. Он не принял их, а накиб крепости получил тридцать ударов палками по ногам, за его халатность и небрежность при обеспечении арсенала (аз-зардхана) [оружием] из крепости Дамаска. Вслед за этим я бросился к нему, облобызал его руку и просил о милости к нему и он простил его ради меня. Аллах даровал ему заступничество Посланника Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует! [18]

Отсюда он отправился в ал-Кутаййифу 48, а затем в ан-Набк 49.

В понедельник 29 зул-ка'да (19 мая), переночевав в Кара 50, он направился дальше и заночевал на стоянке в Хусба 51.

Во вторник, в начале месяца ау-л-хиджжа (21 мая) он (Йашбек) въехал в Химс 52. Сюда прибыл попечитель (кафил) владения Хама в сопровождении кади, смотрителей и эмиров. Прибыл эмир Фахр ад-Дин ибн Огул-бек и господин мой Али-бек аш-Шайбани из Халеба 53.

В это время пришли вести о том, что жители Айнтаба 54 покинули город из-за страха перед военной силой, слухи о которой дошли до них.

Он (Йашбек) оставался там (в Химсе) до утра четверга (23 мая), затем оттуда отправился [дальше] и день провел в ар-Растане 55, а заночевал на токах (бибайдар) Хамы 56.

Утром // в пятницу (24 мая) он вызвал, а затем встретил эмиров Тамраза и Хайр-бека, из числа предводителей, которые предоставили ему ткань шаши и кумач, а также наместника (на'иба) Сафада 57 и Триполи 58 и наместника Хамы. Всех троих он наградил почетными одеждами, которые были доставлены вместе с ним из Благородного Местопребывания (Каира), подарил им коней из благородных конюшен, которые также прибыли вместе с ним. И они, по обычаю, выказали свое усердие [в службе],

Он (Йашбек) вызвал [людей] и въехал в Хаму так же, как въезжал в Газзу. День этот был знаменательным. Он, как обычно, остановился близ ал-Му т. р. ла (?). Сюда же прибыл эмир Махмуд ибн Саккалсиз в сопровождении Хамзы ибн Саккалсиза — на'иба Масйафа 59. Он (Йашбек) надел на эмира Махмуда камалийу на собольем меху и, отстранив Хамзу ибн Саккалсиза, назначил на его место Турбала ибн Тугана ибн Саккалсиза (?). Хамзу он наздачил на'ибом Хисн ал-Акрада 60, отстранив от должности его предшественника.

Он (Йашбек) наградил каждого из них атласной тканью и двойной тканью шаши. До него — да хранит его Аллах от всех дурных глаз, ни один из командующих (ал-башат) такого не совершал.

Он велел взыскать с главного хаджиба Халила ибн Зувай'а сумму, которая числилась /10а/ за ним, но кади Шараф ад-Дин ал-Ансари взял его на поруки и до самого [19] Халеба держал под стражей (фит-тарсим), пока тот не выплатил то, что за ним числилось.

В воскресенье (26 мая) прибыл кади Шараф ад-Дин ал-Ансари в сопровождении наиба Иерусалима ал-Джамали и его конных и пеших людей. Прибыл также шейх Харб ибн Шабана со своими пехотинцами, которые были в полной [боевой] готовности, снаряжены и вооружены. И все это — благодаря его хорошему образу действий и похвальным делам. А если бы он, как другие, был бы нетерпелив, то не достиг бы таких результатов. Он же решал дела [одним] прикосновением к ним и, благодаря почтению к Аллаху, как прекрасно то, что обогатило его разум!

В понедельник (27 мая) он (Йашбек) отправил гонца к Благородному Порогу (в Каир) с подробным [известием] о его прибытии в Хаму, о получении письма на'иба аш-Шама и на'иба Халеба и о текущих делах.

Утром, во вторник седьмого числа месяца зу-л-хиджжа (28 мая) он покинул Хаму и остановился в ... (Пропуск в тексте) Здесь он пробыл до полудня, а затем, к вечеру, покинул это место и в первой трети ночи остановился близ 61 И'джаза , где пробыл до позднего утра, а затем перед полуднем покинул его и остановился /10б/ у Айн ал-Фирдауса, близ Телл ас-Султан 62, где и заночевал. Сюда прибыл эмир Мухаммад ибн Асламас и некоторые туркменские эмиры.

Затем, в среду, в день Арафа 63 (29 мая) он совершил утреннюю молитву и отправился [в путь]. Между Телл ас-Султаном и Киннисрином 64 его встречали кади кадиев, главный хаджиб и остальные эмиры владения Халеб.

Когда войска подошли к мосту Киннисрина, верблюды стали теснить друг друга. Тогда он (Йашбек) встал у въезда на мост и привел людей в порядок и [стоял] до тех пор, пока они [все] не прошли по мосту. И эти действия его были милосердием к людям, так как из-за сильной давки могло погибнуть большое число верблюдов.

Смотрите же, какова его сострадательность, терпение и забота! Да дарует Аллах ему победу над его врагами и над врагами веры!

Затем он остановился близ моста, где к нему явился попечитель (кафил) владения Халеб эмир Кансух ал-Йахйави 65 в сопровождении других эмиров владения Халеб.

Он остался там на празднике, а затем перед полуднем [20] отправился в путь и остановился в Айн ал-Мубарак 66. Пятницу (31 мая) он оставался там и к нему явился попечитель владения аш-Шам [Обладатель] благородного местопребывания Баркук 67 со своими эмирами.

В субботу /11а/ одиннадцатого числа (1 июня) он обмундировал своих мамлюков, передал мне, чтобы я нес его знамя (санджак) и мамлюки эмиров стали идти под его знаменем единым строем. Над его благородной головой развевалось благородное знамя (аш-шатфа). Попечитель Сирийского владения (кафил ал-мамлака аш-Шамийа) стал с правой его стороны, а попечитель Халебского владения — с левой. Остальные эмиры стали на положенных им местах после того, как он (Йашбек) облачил попечителей в почетные одежды и усадил их на коней с чепраками и золотыми седлами, [полученными] от господина нашего (маулана) султана ал-Малика ал-Ашрафа Каитбая, да увековечит Аллах его владычество!

Для обладателя высокого местопребывания (ал-макарр ал-али) ас-Сайфи Йинала ал-Ашкара — главы султанской наубы (ра'с наубат ан-нуваб) почетной одежды не было приготовлено и он облачил его, как и тех двух, и так же усадил на коня.

Затем правый фланг, а также левый, подтянулись до предела, и он (Йашбек) был между ними подобен полной сияющей луне. Все доставленные им предметы, в том числе великолепные чепраки и почетные одежды, везли перед ним на 160 лошадях. Многие из шейхов преклонных лет, которым я верю, поклялись мне, что они никогда не видели такого порядка и подобных тканей. Что касается меня самого, то я видел въезд /11б/ [ал-Малика] ал-Ашрафа Барсбая 68 в 836 году (28.VIII 1432-17. VIII 1433) и [должен сказать], что его въезд [в столицу] отличался от этого рядом обстоятельств.

В их числе — то, что он въехал [в столицу] в сопровождении всех своих мзмлюков и то, что город [Каир] был украшен, но не предстал перед ал-Маликом ал-Ашрафом [Барсбаем] в лучшем виде. Кроме того, султанские мамлюки, бывшие с ал-Маликом ал-Ашрафом, совершили множество дурных дел,

[Что касается мамлюков Йашбека], то они из страха перед ним ничего скверного не совершали. Он (Йашбек) остановился в Халебе на Зеленой площади (ал-Майдан ал-Ахдар), где для [вассальной] службы ему собрались наибы, [21] предводители [войск] и эмиры. Попечитель владения аш-Шам накрыл для него богатый стол и хотел сам служить ему и держать жезл в руке, пока не закончится прием. Однако Йашбек воспротивился этому и усадил его [рядом] с собой, когда тот полностью отказался от задуманного.

Он (Йашбек) оставался на площади, куда к нему на службу прибывали попечители и эмиры. Однако с ним встретились только главные эмиры. Что касается глав [мамлюков] ал-хасикийа 69 и эмиров десяток, то с ним [также] встретились лишь немногие из них.

Величие Йашбека запало в сердца знатного и простолюдина, и при всем этом он не прекращал упражнять свою мысль в том, что было связано с разгромом врага, и у него не было иного стремления или помысла, кроме этого.

В четверг /12а/ шестнадцатого числа [месяца зу-л-хиджжа] (6 июня) к нему явился попечитель владения Халеб в сопровождении туркменских эмиров — эмира Шах-Будага ибн Дулкадара 70, эмира Мухаммада ибн Асламаса, эмира Халила ибн Бозджа, эмира Хамзы ибн Йинала, Ибн Кундуза и других эмиров [племени] Боз-Ок. Они вместе с попечителем владения Халеб заняли места справа от него. Слева же места заняли глава султанской наубы эмир Йинал ал-Ашкар, рядом с ним один из военачальников — эмир Тамраз ал-Ашрафи, далее — эмир Умар ибн Рамазан, его брат Давуд и другие эмиры [племени] Уч-Ок 71.

Он (Йашбек) повелел мне объявить им, чтобы ни один из них (эмиров) не противоречил попечителю владения Халеб, не выходил из его повиновения, подчинялся всем его распоряжениям и не обращался ко двору кого-либо из [правителей], кроме него, так как он в настоящее время — их наставник. Если же он (Йашбек) узнает, что кто-то из них обратился к кому-либо другому, [виновника] не ждет ничего хорошего.

Когда он (Йашбек) прибыл сюда, они направились и его порогу, но им не дали пройти к нему и он сказал им:

«Если у кого-либо из вас есть важное дело, пусть обратится к попечителю владения Халеб и изложит ему свою нужду, а он /12б/ ознакомит нас с вашим делом. Ведь он является наместником (на'ибом) страны и лучше осведомлен о вашем положении».

Когда все собрались, я сообщил им то, что он приказал мне. Они отнеслись к этому с послушанием и покорностью, и тогда он пожаловал им предназначенные для них почетные [22] одежды и выделил попечителю владения Халеб сумму в восемь тысяч [динаров] ашрафи, чтобы он распределил ее среди них. Он (Йашбек) выдал мне эту сумму и [я] раздал ее в присутствии попечителя владения Халеб. Он пожаловался мне на свое [стесненное] положение и намекнул, чтобы я донес это до слуха ан-Низама (т. е. Йашбека — 3. Б.) и сообщил ему о его нужде в [определенной] сумме.

Я напомнил ему (Йашбеку) об этом и тому было выделено десять тысяч [динаров] ашрафи, которые были доставлены ему через Йахйу ал-Музаййана. И наградил он (Йашбек) — да поддержит его Аллах через своих ангелов, всех прибывавших к нему на'ибов и эмиров, не разочаровав ни одного из них, и раздал [деньги] группе султанских мамлюков согласно их рангу и положению. Он выдал по десять [динаров] ашрафи каждому мамлюку, прибывшему с Йиналом ал-Ашкаром, покрыв до последнего гроша расходы каждого на содержание и корм [животным].

Ни один из командующих — его предшественников не сделал и ничтожной доли того, что было сделано им. Что же касается раздаренных им лошадей и верблюдов, то [количество их] неисчислимо.

/13а/ В четверг 23 числа месяца зу-л-хиджжа (12 июня 1471 г.) прибыло письмо от Харкутли — на'иба Кал'ат ал-Муслимин 72, [в котором говорилось], что на'иб Малатьи 73 проявил своеволие по отношению к Сариму ибн Пахлавану и осадил его дом. Ибн Пахлаван бежал п укрылся на горе, которая называется «Саккал Тутан» («Хватающая за бороду»). На'иб преследовал его и, когда тот изошел на гору, перекрыл ему пути. Между ними началось жестокое сражение, продолжавшееся до тех пор, пока он (Сарим) не поразил стрелой коня на'иба Малатьи Кара-Кумаша. Раненый конь упал, Кара-Кумаш свалился с него и был схвачен.

24 числа (13 июня) прибыли представители Малатьи и ее кади, которые и сообщили об этом. Обладатель благородного местопребывания Низам ал-Мулк — да поддержит его всевышний Аллах и да поможет ему, спросил их о причине его своеволия. Они сообщили, что Сарим ибн Пахлаван захватил на пути между Малатьей и Бахасна 74 один караван, в котором находились [захваченные] черкесские мамлюки с купцом по имени Шайхи. Мамлюков было двадцать восемь и [на'иб], напав [на Сарима], рассчитывал освободить их и имущество купцов. [23]

Когда он (Йашбек) узнал об этом, то назначил мудрого амира Йинала на'ибом Малатьи, выдал ему тысячу динаров, наградил почетной одеждой и усадил на коня с чепраком /13б/ и седлом. Он снарядил с ним пятьдесят [воинов] из числа султанских мамлюков и придал ему эмира Шах-бека ибн Шахри — на'иба Диврики 75, который прибыл на благородную службу. Он (Йашбек) пожаловал ему камалийу, усадил его на коня с чепраком и позолоченным седлом. Оба они уехали в ночь на субботу 27 числа месяца [зу-л-хиджжа] (16 июня).

В четверг начала [месяца мухаррама восемьсот семьдесят] шестого года (20 июня 1471 г.) выехал попечитель владения Халеб и остановился в селе Хайлан 76. В пятницу второго [мухаррама] (21 июня) отбыл попечитель владения аш-Шам. В субботу (22 июня) отправился гонец к Благородному порогу. В воскресенье (23 июня) отбыл Обладатель благородного местопребывания Низам ал-Мулк, да поддержит его Аллах через своих милостивых ангелов, вместе с приданными ему египетскими войсками. Он остановился между селом ал-Муслимийя и ... (?), да предпишет Аллах ему благополучие и победу. Затем он покинул это место и остановился в Мардж Дабик 77, где находился до полудня четверга (27 июня), затем выехал и остановился в селе Телл ал-Фар 78. У меня были неотложные дела, я задержался в Халебе во время его отъезда и догнал его на этой стоянке утром в пятницу (28 июня).

Отсюда он [выехал] в село Загазгин 79, а это большое село, вокруг него /14а/ поля, сады и проточные воды. Сюда же прибыл глава [султанской] наубы эмер Йинал ал-Ашкар и с ним орудия, которые тащили верблюды. Он следовал по более легкой дороге на ал-Баб и Буза'а 80 и никто не думал, что эти [орудия] прибудут. Однако Аллах, слава ему, всевышнему, облегчил ему это дело и это — из числа счастливых предзнаменований.

К концу дня стала собираться толпа слуг, черни и бедуинов (ал-гилман ва-л-аубаш ва-л-'ашир), подстрекаемая теми, кто не желает добра муслимам и является зачинщиком Омут. Они распространили слух о том, что главнокомандующий приказал людям разграбить село Загазгин. Однако это была ложь, так как в это время я находился при нем и он удивлялся тому, что люди сбегаются со всех сторон, и говорил мне и другим: «Что происходит?». Однако ни один из нас не знал, в чем дело. А когда смута стала разрастаться, [24]он обратился к стоявшему рядом эмиру Судуну ат-Тавилу: «Садись верхом, осмотрись и поверни людей назад!». Однако тот молчал и ничего не говорил. Я услышал от него, что они отправились грабить село и дело уже было упущено.

Попечитель владения /14б/ аш-Шам в это время совещался с ним. В знак вежливости он решил проводить его (Йашбека) до [следующей] стоянки, а затем уехать. Йашбек еще раз обратился к эмиру Судуну, но он и все, кто был в шатре, стояли и молчали. Тогда он сказал мне: «Езжай и выясни, что там происходит, и если тебе удастся вернуть их, сделай это!».

Я тотчас же сел верхом и со мной отправились трое из моих людей. [На месте] я увидел, что грабители добрались уже до низины. Со мной находилась группа феллахов из этой деревни. Каждый раз, когда я замечал кого-то с чем-либо награбленным, я отбирал у него все и отдавал феллахам, и было это из числа милостей Аллаха всевышнего. Я обнаружил вдоль дороги множество вещей, [награбленных] чернью.

Затем я добрался до села, которое было расположено на высоком холме. Поднявшись туда, я обнаружил там остальных грабителей, побил их и изгнал из села. Я забрал то, что нашел у них, и стал как безумный глядеть направо и налево, особенно когда замечал женщин и детей, с которых была снята их одежда. Я стал повторять слова всевышнего: «Поистине мы принадлежим Аллаху /15а/ и к нему мы возвращаемся» (Коран, II, 151.). Затем я увидел, что часть сброда подожгла [одну] сторону селения и растерялся, но в это время прибыл эмир Джаним аз-Зардкаш со своими людьми. С ним вместе прибыли водоносы, чтобы погасить возникший пожар, так как он мог причинить ущерб султанским арсеналам (аз-зардханат ас-султанийя), которые расположились вблизи села. Однако предначертанием Аллаха всевышнего пожар был погашен.

Что касается Обладателя благородного местопребывания Низам ал-Мулка аш-Шарифа, то его охватило усердие ислама и сострадание к подданным и муслимам и огонь [вспыхнул] в его сердце. На'иб аш-Шама [несколько раз] вставал и преграждал ему путь, но когда совещание с ним [25] затянулось, [Йашбек] вскочил и побежал. Его догнали уже за пределами лагеря и на коне.

Если ему на глаза попадался кто-либо из грабителей и он находил у него ткань, то он приказывал разрубать его пополам, отобрав у него эту ткань. Одних (грабителей), мамлюки избили дубинами и палками до смерти, у некоторых были отрублены руки — так он расправлялся с этими грабителями.

/15б/ Он сразу же приказал объявить в войске, что тот, кто взял что-либо в селе, должен принести эту вещь или выбросить в пустыне. А если после этого объявления у кого-либо найдут что-либо, то с ним случится то, что случилось с теми: кто был разрублен надвое или был убит, и пусть он не винит кого-либо, кроме себя.

Тогда люди стали выбрасывать то, что они захватили во время грабежа. Затем вторично было объявлено, чтобы воины знали об ответственности, если у какого-либо гуляма будет обнаружено что-либо из награбленного. Он сказал:

«Завтра утром я остановлюсь на перевале и проверю все имущество воинов и эмиров и если я найду что-либо у эмира, то отберу у него его [надел] икта', а если это будет воин, то повешу его. А с его гулямами [и подавно] не буду считаться».

Ему доложили, что группа воинов, туркмен и курдов, отправилась на грабеж в места, расположенные близ стоянки, полагая, что он разрешил им это. Он отправил своего давадара Лачина с группой своих мамлюков и приказал ему схватить каждого, кто попадется им на глаза из числа упомянутых. Они схватили группу тех, кто отправился на грабеж, отобрали у них все, что обнаружили, ссадили их с коней и привели их /16а/ пешими и голыми. Среди них он обнаружил мамлюков, [служивших] попечителям и эмирам: всех их он приказал заковать в кандалы, возвратив феллахам все, что было взято у них. Да вознаградит его Аллах за муслимов всяческим добром!

Когда люди убедились в том, что он стоит на стороне притесняемых, каждый стал выбрасывать то, что взял. Большая часть награбленного была выброшена за шатрами, остальное собрали старшие науб в большой палатке (фи-с-сиван).

Все это вызвало большую радость у подданных: если бы не его (Йашбека) разум и [самб] его присутствие, все эти вещи пропали бы и не было бы вынесено решение Аллаха [26] и предопределение его в отношении тех, кто был разрублен пополам и убит.

[Это] была великая смута и Аллах своим благим помыслом устранил ее зло. Да будет проклят Аллахом тот, кто вызвал эту [смуту]!

Он лег спать в ту ночь, так ничего и не поев. Здесь же он получил письмо от группы людей в количестве 25 человек, которые просили у него пощады (аман) и обещали сдать крепость, если смогут это сделать. Он даровал им аман и обещал им всяческую милость. Из-за этого он и субботу (29 июня) задержался с отъездом до самого полудня. Затем он выехал отсюда, вызвал отряды (талаба ал-ат'-лаб) 81 и вступил в город Айнтаб /16б/ до наступления вечера. Он остановился близ городской площади и объявил аман воинам крепости на три дня, приказав своим войскам не вступать в сражение с защитниками крепости и не метать стрелы в них.

Однако защитники крепости обстреливали из-за укрытий стрелами каждого, кто проходил мимо них, будь то пехотинец или гулям, ранили несколько человек и убили троих. Тогда он (Йашбек) еще раз обратился к ним, [заявив], что они могут быть спокойны за свою жизнь, за своих жен и имущество при условии, что они сдадут крепость. После этого они могут выбирать — оставаться в государстве султана или же отправляться, куда хотят и куда им угодно.

[Защитники крепости] ответили, что пощады они не желают, твердо решили сражаться и откажутся от своего решения только тогда, когда будут убиты все, до последнего.

Тогда он (Йашбек) — да поддержит его Аллах через своих милосердных ангелов, сказал: «Теперь сражение и борьба с ними должны идти по-другому!». Начали устанавливать орудия. Два орудия султана ал-Малика ал-Ашрафа [Каитбая] — да увековечит Аллах его владычество, были установлены напротив башни, известной как «Башня Ибн Буйаджи» и Водяная башня. Орудие (ал-мукхула) попечителя владения /17а/ аш-Шам было установлено с восточной стороны, неподалеку от них; орудие попечителя владения Халеб было установлено у «Ворот дубильщиков» (Баб ад-Дибага), с северной стороны крепости; орудие Обладателя благородного местопребывания эмира [Йашбека] давадара — да сделает Аллах могущественными его сторонников, попросил эмир Хайр-бек — один из великих эмиров [27] в Каире и выбрал для него место на восточной стороне, на высоком холме, который назывался «Холмом курдов» (Телл ал-Акрад). Потом он заметил, что место это слишком удалено [от крепости], и перенес орудие к подножию холма. После этого он произвел выстрел, но не попал и трижды переносил орудие на новое место.

Все воины и наставники говорили, что выбранное им место непригодно, однако он упрямился и наперекор всем утверждал, что ни на одной стороне крепости нет более подходящего места, чем это. И действовал он в этом деле вопреки всем. Попросим же у Аллаха здоровья для нашего разума!

Когда Обладатель благородного местопребывания (Йашбек) остановился в Айнтабе, он вызвал попечителей и эмиров и сказал: «Мы прибыли в Айнтаб и доставили с собой оружия, орудий и рогатин (ал-манахис) столько, что подобного количества не было ни у одного из владык. И вы /17б/ должны выбрать одно дело из двух: или возьмите на себя рытье рва и наблюдение за врагом, а я сам займусь осадой крепости, а это предпочтительнее, так как у меня больше людей, чем у вас, и работники меня боятся больше, или же я беру на себя рытье рва и наблюдение за врагом, и вы будете осаждать крепость».

Они ответили: «Поистине, польза дела требует, чтобы мы взяли на себя осаду, а ты осуществлял наблюдение за врагом и отрывал ров». И на этом разошлись. Орудия и катапульты были установлены, как было указано выше, и обстрел врага продолжался в течение девяти дней со дня их установки.

Обладатель благородного местопребывания (Йашбек) смотрел на их хлопоты, но все это ему не нравилось, так как в его душе был более высокий умысел. Он каждый день сожалел и пылал гневом оттого, что ему не дали заняться осадой, и убедился в том, что так дело дальше не пойдет.

В воскресенье (30 июня) вечером к нему прибыл на'иб Триполи эмир Йашбек [ан-Наурузи] и сообщил ему, что дело может завершиться только благодаря ему, а если и далее затягивать его, это только вызовет у врага желание [атаковать]. Это пробудило то, что было у него на душе, и он (Йашбек) тотчас же сел на коня и приказал своим гулямам, /18а/ мамлюкам и приданным ему бедуинам, чтобы они рубили ивовые деревья и сбрасывали их напротив Водяной башни. В течение короткого времени было [28] вырублено много деревьев, их перетаскали и сбросили в ров. Затем он приказал бедуинам засыпать их землей.

Всю эту ночь он бодрствовал, готовясь к осаде. Никого без его разрешения близко к стене не подпускали и так продолжалось до тех пор, пока он силами своих мамлюков не навел мост, по которому можно было перейти на другую сторону. Все это было сделано в течение дня и ночи.

Он овладел Водяной башней и разрушил ее. Затем он приказал начать обстрел из орудий и сам же приступил к выполнению этих дел.

А из крепости, как дождь, летели стрелы и камни, однако он не обращал на это никакого внимания. И как сильно укрепил его Аллах!

Затем он приказал эмиру Хайр-беку перенести свое орудие на место, которое он ему указал — между орудиями на'иба аш-Шама и наиба Халеба с учетом длины расстояния между ними с тем, чтобы орудия были недалеко друг от друга. Поистине, такая [близость орудий] дает большую эффективность [при стрельбе], чем отдаленность. Тот перенес орудие и Йашбек приказал ему начать стрельбу как обычно.

/18б/ Тот был огорчен из-за того, что переносил [орудие], но когда оно было установлено [на новом месте], его настроение улучшилось. Он выстрелил двумя камнями и разрушил ту часть стены, которая находилась между [отрядами] двух попечителей. Сердце защитников крепости охватил страх из-за двух обстоятельств: во-первых, из-за мощной осады, во-вторых, из-за разрушений. И они убедились, что нет у них сил для [сопротивления] и что они неизбежно [будут] покорены.

И они попросили Обладателя благородного местопребывания Низам ал-Мулка аш-Шарифа — да укрепит его Аллах всевышний, [направить к ним] главу султанской наубы эмира Йинала ал-Ашкара, чтобы договориться с ним о решении, в котором содержалось бы избавление [от осады], а они [взамен] сдадут крепость.

Вышеупомянутый [Низам ал-Мулк] отправил Йинала и я был послан вместе с ним, чтобы выслушать, что они будут говорить, и сообщить ему ответ. Я отправился с ним и вместе с нами [направилась] еще группа, в составе которой был эмир Насир ибн Дулкадар и эмир Али ибн Файйад. Мы остановились в месте близ укрытия, а они [осажденные] — за ним. [29]

От имени отверженного [Аллахом] (ал-махзул) Шах-Сувара долго говорил на'иб Канбай. Сущность его речи была в том, что они просили безопасности (аман) для себя, своих детей и своего имущества, и если это им будет гарантировано, они сдадут крепость; что они требуют к себе великодушного отношения, /19а/ чтобы о них заботились, обеспечивая их средствами к существованию, и чтобы у них был такой вид, в котором они могли бы предстать перед своим господином.

Я вернулся к вышеупомянутому [Низам ал-Мулку], а обладатель почетного звания Йинал ал-Ашкар остался в упомянутом месте. Я сообщил о том, что они просили, и он дал им ответ. Он предоставил им право выбора— остаться {здесь], с ним, или отправиться к своему господину. Им [даруется] безопасность, как это было изложено в их просьбе.

Я вернулся и сообщил им о том, что им даровано. Они все же направили со своей стороны человека по имени Хасан ибн Чичак, чтобы он услышал слова вышеупомянутого [Йашбека], что умножило бы спокойствие в их душах. Он прибыл и выслушал все, что я передавал. Однако я увидел в его лице некоторое сомнение и это мне не понравилось. Я сказал ему: «Может быть, ты хочешь, чтобы эмир, да поможет ему Аллах, поклялся в верности того амана, который он сам обещал?». Он ответил утвердительно. Тогда я попросил у эмира такой милости и он согласился на это и принес клятву, удовлетворив его пожелание.

Затем он облачил его в камалийу из собольих шкурок и отправил его в крепость, чтобы он сообщил там обо всем, что видел. Он поднялся в крепость и рассказал им обо всем, чему он был свидетелем, о снисхождении и сострадании, [проявленном] вышеупомянутым (Йашбеком).

/19б/ После этого на'иб Канбай в сопровождении всех защитников [крепости] вышел из нее и вручил ключи от нее Обладателю благородного местопребывания эмиру [Йашбеку], давадару и главнокомандующему исламскими войсками. Он пожаловал ему (Канбаю) камалийу на собольем меху и усадил на коня с разукрашенным (?) седлом. Он обеспечил его безопасность и безопасность всех, кто был с ним, со стороны [мамлюков] ал-Хасикийа, опасаясь, что кто-либо из воинов вступит в спор или нарушит [перемирие] с ними. Он расселил их в шатрах, которые он взял [30] для них у эмира Йинала ал-Ашкара, и щедро наделил их провизией.

Затем он сам, попечители и эмиры двинулись вперед под благородным знаменем, вошли в крепость и водрузили знамя на ее воротах. Предвестники били в литавры. Он остановился на некоторое время, пока не вышли те, которые оставались в крепости вместе со своими семьями, детьми, имуществом, одеждой и всем, что им принадлежало. Он ко позволил никому трогать их или [брать] хотя бы самую незначительную вещь, предоставил им убежище и отправил их вместе с подобранными им людьми в предназначенный для них лагерь.

Затем он поднялся на самую высокую часть в крепости, водрузил над ней знамя, уселся на возвышенном месте, с которого был виден [весь] город, осмотрел крепость со всех сторон /20а/ и увидел, что она очень сильно укреплена. И он удивился действиям прежних владык: как пренебрегли они делами [этой крепости], совершенно неприступной?!

Затем он назначил людей на постой в крепости и сам расположился здесь — укрепившийся, победоносный и радующийся той победе, которую даровал ему Аллах всевышний. Однако наибольшей его радостью было то, что Аллах, великий и могучий, внушил им (осажденным) просить о пощаде (аман). А если бы не это, то крепость была бы взята силою меча, но это повлекло бы за собой кровопролитие защитников крепости и грабеж их имущества. Она была бы взята только после жестокого сражения, и из-за этого была бы убита и ранена большая часть войск. Хвала же Аллаху за все это!

В среду (3 июля) утром он написал послания с радостной вестью и отправил их с кади Шараф ад-Дином ал-Ансари, заместителем Его превосходительства (вакил ал-макам аш-шариф). Кади просил его об этом еще до прибытия в Айнтаб: если Аллах даст Йашбеку возможность взять крепость Айнтаб, то он будет вестником [этого]. И [Йашбек] выполнил данное ему обещание.

Он (Йашбек) оставался в Айнтабе после взятия крепости в указанное число и позаботился о восстановлении того, что там было разрушено. С ним из богохранимого Каира, аш-Шама и Халеба прибыла группа /20б/ мастеров и работников. Кроме того он вытребовал людей из Хамы, Химса, ал-Биры 82 и Кал'ат ал-Муслимин. Все они прибыли и крепость была восстановлена в течение месяца. Она [31] стала еще лучше, чем была: он обновил ее ворота и сделал над ними три бойницы. Оп приказал высечь над воротами крепость надпись с именем господина нашего султана ал-Малика ал-Ашрафа Каитбая — да увековечит Аллах его владычество! Он заполнил [её хранилища] пшеницей и ячменем, а [также] оружием в достаточном количестве.

В среду 13 числа месяца сафара (31 июля), на рассвете, [в крепость] проник эмир Иса ибн Караджа, из числа приверженцев отверженного Шах-Сувара. Его доставили к высокой ставке и он предстал перед Обладателем благородного местопребывания эмиром давадаром, главнокомандующим победоносными войсками. [Эмир Иса] заявил, что [Шах]-Сувар подошел к горе ас-Суф и остановился там со своим войском и что он выделил из своих людей две группы: одну он направил в сторону Кал'ат ал-Муслимин, и другую — в сторону ал-Джамджат (?) 83, чтобы отрезать дорогу в Халеб и перехватить караваны и путников, которые встретятся на ней. Этим он преследовал цель прекратить доставку провизии /21а/, чтобы ослабить воинов и лишить их довольствия — зерна, фруктов и овец, которые доставляются из других местностей. Он сказал, что сам он из второй группы и из числа назначенных.

Обладатель благородного местопребывания не счел ложным его сообщение и тут же выделил эмира Иинала ал-Ашкара — главу султанской наубы и эмира Хайр-бека — военачальника из Каира и с ними отряд из победоносных воинов, курдов и туркмен.

Когда они вышли из лагеря и отправились в упомянутую сторону, то заметили следы коней. Тогда эмир Йинал ал-Ашкар двинулся по следам, а эмир Хайр-бек пошел в другую сторону, к месту, куда они вернулись. Они следовали двумя группами.

Хайр-бек обнаружил упомянутых: их было от 600 до 700 всадников. У эмира Хайр-бека было небольшое число тюрков и отряд курдов, которые двигались в его авангарде. Между воинами Шах-Сувара и [этими] курдами произошло сражение. Они (курды) потеснили их, так как воины Шах-Сувара были в кольчугах, а курды — налегке. Затем их нагнала группа /21б/ тюрков, вооруженных самхарскими копьями 84.

И не прошло и получаса, как они отступили, после того, как были убиты из числа их знатных эмир Кайа ибн Фарис, его племянник, Илйас и Хасан ибн Кызыл-Куджа, [32] Сулайман ибн Мас'уд, четверо знатных лиц, принадлежащих к племени (бану) Кулкар, а также Табрик и Мустафа — сыновья Айранджи и другие, оставшиееся неизвестными. Три человека были схвачены и кроме того было отрублено 28 голов.

Когда отверженные увидели это, то они спаслись бегством в тамошние горы. Большинство их бросило своих коней. И если бы эмир Йинал следовал мнению эмира Хайр-бека, ни один из них не спасся бы.

Вечером того же дня прибыли воины, отправленные с эмиром Хайр-беком. На их копьях были головы, а впереди них шли захваченные [в плен]. Это был памятный час!

В четверг (1 августа) утром эмир Хайр-бек явился к благородному шатру и с ним были [доставлены] головы и захваченные [в плен]. Обладатель благородного местопребывания верховный главнокомандующий победоносными войсками наградил его (Хайр-бека) кафтаном (каба) с вышивкой [в стиле] Йалбуги 85, одарил его конем с золотым седлом и чепраком. /22а/ Эмиру Судуну ал-Мансуру он подарил вышитую ткань (тираз), эмиру Джаниму 86тираз, эмиру Йалбаю ал-Му'аййади 87тираз, эмиру Насиру ал-Курди — тираз, а каждому, кто доставил голову [врага], он выдал почетную одежду и денежную сумму, по его достоинству. Он наградил участвовавших в сражении султанских мамлюков тысячью динаров, с тем чтобы эмир Хайр-бек раздал их в соответствии с их участием в бою так, как он видел их воочию.

Когда эмир Хайр-бек собрал их, чтобы распределить деньги в соответствии с тем, как он считал нужным, между ними начались раздоры. Каждый из них стал утверждать, что именно он находился в авангарде и что именно он совершил то-то. Они обвинили эмира Хайр-бека в благосклонности к некоторым из них, хотя он бью свободен от этого.

Когда он увидел такое, он возвратил деньги Обладателю благородного местопребывания (Йашбеку), потому что был не в состоянии удовлетворить их. Тогда меня вызвал эмир Тамраз ас-Саки — родственник господина нашего султана ал-Малика ал-Ашрафа Каитбая, да увековечит Аллах его владычество, и после долгого разговора, сказал: «Нецелесообразно раздавать деньги султанским мамлюкам и будет вернее оставить подобное дело!».

Я сообщил Обладателю Благородного местопребывания о моей беседе с эмиром и [Йашбек] сказал: «Клянусь Аллахом, [33] я вовсе не это имел в виду! Но злополучный враг недалеко от нас, новое сражение между нами неизбежно, и султанские мамлюки, если бы увидели это, умножили бы свое рвение, чтобы снискать хорошую репутацию, и цель будет достигнута с успехом. А если бы не это, то для меня мои деньги были бы дороже мамлюков!».

20 числа месяца сафара (8 августа) прибыл посланец от отверженца [Шах]-Сувара по имени Мухаммад ибн Ичкырык (?), который вез дары Обладателю благородного местопребывания главнокомандующему исламскими войсками (Йашбеку) и письмо ему, а также подарок и письмо на'ибу Халеба, письмо попечителю владения аш-Шам и письмо эмиру Йиналу ибн ал-Ашкару.

Содержание всех писем [сводилось] к тому, что он (Шах-Сувар) желает вступить в высокое подчинение и пусть [все] упомянутые направят к нему того, на чьи слова они полагаются, чтобы он прояснил для них его (Шах-Сувара) намерения.

Они отправили меня и со мной послали ему ответный подарок (армаган). Я направился к нему вместе с его посланцем и прибыл к нему на гору ас-Суф. Он поместил меня у своего давадара по имени Чираг. Это был брат эмира Кайа [ибн Фариса], который [в бою] встретился с эмиром Хайр-беком: [Кайа] и его племянник были убиты и их головы /23а/ были доставлены в числе других.

Я удивился этому необычному совпадению, после чего испросил спасения у Аллаха. Мы буквально свалились на его голову без предупреждения, что поставило его в затруднительное положение. Он стал бранить посланца и сказал ему: «Ты приводишь [человека] подобного ему и не даешь нам знать. А ведь мы обязательно должны были послать кого-либо, чтобы встретить его!».

Не прошло и часа по песочным часам, как он призвал меня. Когда я приблизился к нему, он встал, сделал несколько шагов навстречу мне и усадил меня рядом с собой. После того, как он проявил радушие и радость по поводу моего прибытия к нему, он обратился ко мне вежливо и с почтением. Как видно, посланец сообщил ему о том, что [Обладатель] благородного местопребывания эмир давадар [Йашбек] — да поддержит его Аллах своими ангелами, сказал упомянутому посланцу: «Я направил к вам войскового кадия (кади-ал-'аскер), а он отец для всех нас и мы полагаемся [34] на его слово. Его желание — наше желание и в случае согласия с Вами и в случае разногласий».

Я вручил ему (Шах-Сувару) письмо давадара, которое я привез. В нем был ответ Обладателя благородного местопребывания эмира давадара и командующего победоносными войсками [Йашбека] на его (Шах-Сувара) вопрос и [подтверждение] положиться на меня во всем, что он сочтет полезным.

После восхваления /23б/ Аллаха, выражения ему благодарности ц произнесения изречения всевышнего! «И если бы два отряда из верующих сражались, то примирите их» (Коран, ХLIХ, 9). с общиной, я привел известный хадис относительно ал-Хасана ибн Али 88 — да будет мир над ними обоими, и о том, что пророк — да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поистине этот мой сын — саййид и, может быть, Аллах примирит с его помощью две великие общины муслимов».

И осуществилось это, как сказал он (Пророк) — да благословит его Аллах и да приветствует, через тридцать с лишним лет, когда ал-Хасан передал власть Му'авийи 89 после того, как Али — да будет им доволен Аллах, был убит как мученик [за веру], как это [хорошо] известно, и считай это [одним] из чудес его — да благословит его Аллах и да приветствует. Это дело достигло [крайнего] предела, подданные гибли без всякой пользы. И предпочтительнее повиноваться праву отказаться от страданий и неприязни, ибо они ведут к потере сего мира и загробной жизни.

Он сказал мне: «Ты произнес для нас проповедь и сделал [это] прекрасно! Однако для тебя было бы важнее произнести проповедь твоим людям. Потому что они трижды являлись ко мне со своими воинами и Аллах отбрасывал их /24а/ разочарованными и разбитыми, благословлял мою победу над ними [как ответ] на их притеснения [в отношении] меня».

Я сказал: «Хвала Аллаху! Вы же были первыми, кто чинил притеснения. Если даже вы столкнулись с тем, что исходило от вас, то утверждаете, что притесняем вас мы. Нет сомнения и не тайна, что господин наш султан — да увековечит Аллах его владычество, это слуга двух благо-годных [городов — Мекки и Медины]. Имамат [принадлежит] Эмиру верующих, а султану поручены дела государства. [35] А ты, твой отец и твои предки, что были до тебя — [все они] были на'ибами султаната с древних времен и до наших дней. И если вы выходите из повиновения, то ему (султану) надлежит сражаться с вами. И это вовсе не будет [каким-либо] видом притеснения! Притеснителем является только тот, кто выходит из предписанного повиновения! Что касается ваших слов о том, что Аллах даровал вам победу над ними из-за притеснения с их стороны, то это также не является доводом по нескольким причинам: одна из них та, что Аллах, хвала ему, всевышнему, иногда подвергает верующих испытанию, чтобы удвоить вознаграждение им; другая же та, что все это [происходит] из-за злонамеренности и ослушания авторитетов и доказательством этому служат жертвы Ухуда» 90.

В числе присутствующих при этом был и шейх...(Пропуск в тексте) кади /24б/ его войск. Он сказал: «Это все по предопределению Аллаха!». Я сказал: «Да, но злонамеренность была причиной этому! И так как раб имеет [право] выбора награды, то он не заслужил бы наказания, если бы не [было] этого!».

Он сказал: «Оставь ты все это! Клянусь Аллахом, могилой деда и отца, если бы взятие крепости задержалось [хотя бы] на пять дней, то я разбил бы свой шатер напротив ваших шатров и вы бы увидели как я сражаюсь с вами!».

При этих словах я улыбнулся и он спросил меня: «Чему ты улыбаешься?». Я ответил: «Доброму!». Он сказал: «Тогда говори !». Я спросил: «Ты разрешаешь мне говорить?». Он ответил: «Да!». Я сказал: «Ты упомянул, что если бы не падение крепости, ты прибыл бы и стал сражаться. Но если бы ты явился, против кого ты занял бы позицию — против крепости или против врага?». Он ответил: «Скорее против. врага!». Я сказал: «Противник явился и для тебя кет помех для этого! В чем же причина твоего отказа?».

Он промолчал и ничего не ответил. Стало ясно, что я заставил его умолкнуть.

Я сказал ему: «О господин наш, эмир! Ты просил [прислать] человека, чтобы услышать мнение эмиров, а он мог бьт услышать твое мнение. Что же касается цели эмиров, [то она такова]: если у тебя есть желание вступить в высокое /25а/ повиновение и получить то, что ты пожелаешь из денежных [сумм] и [наделов] икта'..,».

Он ответил: «Да!». Я сказал: «Это может осуществиться [36] и исполнится после сдачи крепостей Даранда 91 и Сис 92». Он ответил: «Конечно, султан — да поддержит его Аллах, Назначит в эти города, то есть Сис и Даранда, двух [своих] людей. Но известно, что они не смогут выставить для предприятий благородного [престола] от силы сотню людей, а я выставлю в каждом из них по пять тысяч человек, которых султан, если захочет и пожелает, поручит мне бросить против любого врага».

Я сказал ему: «Таким образом поступить нельзя. Ведь если такое произойдет, то соседние с государством султана владыки увидят в этом бессилие. А целью господина нашего султана — да увековечит Аллах его владычество, является то, чтобы такого не было. В противном случае в высокую казну из этих двух мест не поступит ничего. Причина этого очевидна, [ведь] для нашего господина поступают [подати] о двух местностей».

Он сказал: «Клянусь Аллахом, я кроме забот ничего [оттуда] не получаю!». Я сказал ему: «Если очевидно, что отказ от сдачи указанных крепостей [наносит] ущерб высокому авторитету [султана], а пользы от них нашему господину [тоже] нет, тогда сдай их на'ибам султаната, /25б/ и это будет [выражением] чести, которого желает Обладатель благородного местопребывания (Йашбек), и пользой для господина нашего [султана]. [Таков] непреложный факт и оснований для отказа нет!».

И каждый, раз, когда он приводил [какие-либо] доводы, я отвергал их и обращал их против него в течение длительного разговора. Когда же я потерял надежду на успех [в переговорах] с ним и понял, что он вовсе не стремится к благоразумию, я сказал про себя: «Если ты обратишься к живому, то он тебя услышит, но ведь тот, к кому ты обращаешься — безжизнен!». [Вслух же} я сказал: «Я передал тебе, [что составляет] предмет желаний эмиров и их великие стремления. Поистине, они чтут тебя от души и говорят, что они были главными виновниками этих дел, которые произошли из-за покойного Берды-бека — на'иба аш-Шама 93. Мы желаем только его дружбы, однако мы вовсе не рады тому, что он сторонится службы Благородных врат. Его враждебность для нас предпочтительнее, чем дружба кого-либо другого, потому что он из наших и [склонен] к нам по различным причинам».

От имени Обладателя благородного местопребывания эмира давадара [Йашбека] я вселил в него надежду на полное [37] благополучие и обещал ему всяческие милости с его стороны, [а также] что он будет иметь полные гарантии со стороны эмира во всем, что пожелает и [даже] сверх [того].

Между нами шли долгие беседы и положение прояснилось настолько, что он сказал /26а/: «Если необходимо сдать крепости на'ибам благородного султана, то пусть для каждой крепости прибудет на'иб и примет крепость с условием, то мои люди будут их охранять до получения вестей от султана. А эмиры крепостей — это мои братья, будут просить милости господина вашего султана в отношении моего утверждения на'ибом в крепостях и будут ходатаями при этом».

Мне хотелось спросить: «Какая же разница между отказом сдать крепости и этим образом [действий]?», но я удержался. Когда я убедился, что он не откажется от своих заблуждений, и вспомнил слова того, кто сказал: «Вы толковали о благоразумии, но кто следует ему? Вы сказали истину, но кто слышит это?», то я сказал ему: «Я сообщил тебе, каковы цели эмиров, и сейчас только осталось передать им, каковы твои цели и Аллах — помощник!».

Он сказал: «Послать ли мне кого-либо с тобой или достаточно тебя одного?». Я сказал: «Должно направить того, кого изберешь ты сам, чтобы он услышал их ответ».

Я это сказал только тогда, когда мне стало ясно: он понял, что этот разговор мне не понравился. Я хотел освободиться от него и, [приняв] это решение, покинул его.

Когда я возвратился на место /26б/, где я остановился, то он направил ко мне своего дядю эмира Рустама 94, [который] был со мной то любезен, то груб. Я ответил на все его вопросы, покорившись Аллаху,— слава ему, всевышнему, я снял со своей души одежду страха и в конце концов сказал ему: «Эй ты! Я прибыл только по вашей просьбе и я не давал обязательства [Обладателю] благородного местопребывания эмиру давадару (Йашбеку) и попечителям (куфала') решать это дело в вашу пользу и оставить крепости только за вами. Они не посылали меня вступать с вами в спор. Если вы хотите [прийти] к решению этого дела, то я решил бы его в вашу пользу, но у вас какая-то иная цель, вы окажетесь в затруднительном положении».

Он сказал мне: «Мы желаем, чтобы ты также старался уладить дело [именно] таким образом». Я не стал распространяться и только сказал: «Я употреблю свое старание и усердие в этом [деле]!». [37]

Затем от него принесли скатерть и накрыли стол. После этого принесли одежду из вышитого золотом шелка на собольем меху, два небольших серебряных таза и 20 [динаров] ашрафи. Он отправил со мной [того же] посланца, который прибыл [к нам] в первый раз — Мухаммада ибн Ичкырыка, чтобы он выслушал речь Обладателя благородного местопребывания эмира давадара (Йашбека) и попечителей [крепостей] и их ответ.

Он усадил верхом всех бывших с ним воинов /27а/ в полном снаряжении и выстроил их на моем пути. Некоторые из них, и в их числе его эмиры и знатные лица, среди которых был и его дядя Рустам, сопровождали меня, пока мы не достигли подножия горы. Я все время просил их вернуться, но они в знак почтения отказывались. Затем я стал заклинать их вернуться и они возвратились и я направился дальше вместе с упомянутым посланцем.

Когда я прибыл к благородному шатру, то сообщил ему (Йашбеку) о том, что происходило, иногда сокращая [изложение]. Я уведомил его о непреклонности и непокорности [Шах-Сувара]. Обладатель благородного местопребывания призвал его посланца и в его присутствии написал следующее: «Ты говорил — отправь к нам того, в чьи слова веришь, и просил войти в благородное повиновение. И мы направили к вам [посла]. Войти в благородное повиновение можно только после сдачи крепостей и их возвращения под благородную власть. И если у тебя есть окончательное намерение войти [в повиновение], то сдай крепости на'ибам благородного султаната. Но если доле обстоит иначе, то нет для тебя надобности отправлять своих посланцев и послания. После этого нет нужды ни в отправке посланцев, нп в переписке. Не затевай после этого переписки и не снаряжай посла: продолжай упорно стоять на своем, а мы поступим также, если пожелает всевышний Аллах. Это — последнее слово! И все!».

Посланец отправился с письмом. После его отъезда от него прибыли двое покинувших его, т. е. Шах-Сувара [лиц] и сообщили, что когда настало утро четверга (15 августа), он покинул свое местонахождение и направился в сторону озера ан-Насари и Фамм ал-Асад 95. После этого прибыл другой человек и сообщил, что он направил воинов в сторону округов Азаз 96 и ал-Амк 97, чтобы грабить [всех] находившихся там подданных.

Однако до этого об этом его намерении уведомили

Обладателя благородного местопребывания (Йашбека), да усилит Аллах его сподвижников, и он дал знать [об этом] жителям этих округов и предостерег их. Он отправил туда эмира Умара ибн Кабузара с группой [воинов], чтобы он добрался до ал-Амка, предостерег подданных и укрыл их в укрепленном месте.

Он отправил эмира Хамзу ибн Йинала, чтобы он защитил крепость ар-Равандан 98, увеличил число ее защитников и дал им возможность предупредить находящиеся за ними населенные пункты, так как эта крепость [находится] на середине пути между ал-Амком, округом Азаз и Килзом 99, и постоянно держать в курсе благородный шатер.

/28а/ Посмотри же на эту осмотрительность и подготовленность! Да продлит Аллах, слава ему, всевышнему, его жизнь и охранит его через своих ангелов и пророков! И благодаря этой осмотрительности была достигнута, хвала Аллаху, большая выгода!

Лазутчики отверженца [Шах-Сувара] без внимания эти места не оставляли и были свидетелями этой осторожности и он окончательно отказался [что-либо] предпринимать из страха перед тем, что может произойти с его людьми такое, что [уже было] раньше.

В пятницу (16 августа) прибыл эмир Хамза ибн Йинал и сообщил, что отверженец [Шах-] Сувар остановился со своими воинами близ крепости ар-Равандан и что люди из числа защитников крепости ночью убили шестерых воинов, отрубили одному голову и, захватив еще пятерых, возвратились в крепость. Он (Йашбек) обратился к победоносному войску, чтобы в субботу (17 августа), рано утром, все [воины] оседлали коней и вместе с ним направились в село Бурдж ар-Рассас 100, а затем возвратились.

Этой [вылазкой] он намерен был запугать врага, так как он убедился, что у злополучного врага [Шах-Сувара] имеется разведка, которая подробно сообщает ему о происходящем.

После утренней молитвы /28б/ победоносные войска в полной выкладке оседлали коней. Я направился к нему [Йашбеку] на службу до того, как он сел верхом. Он назначил меня посланцем к Хасан-беку 101 — владетелю обоих Ираков и того, что с ними [сопредельно]. Со мной был отправлен достойный его (Хасан-бека) подарок (армаган).

Я поцеловал его (Йашбека) руку и попрощался с ним. Он передал со мной устное послание, в котором поддерживал [40] эмира Хасан-бека в его делах, касающихся исламского государства.

Он (Йашбек) под покровом безопасности и благополучия отправился на запад, и с ним [остались] сердца [приверженцев]. Я же направился на восток, в сторону Табриза 102, сопровождаемый безопасностью и благополучием, если это угодно Аллаху всевышнему.

Эту ночь я провел в селе Аурил, расположенном между Айнтабом и ал-Бирой. Со мной находились шейх Ала ад-Дин ал-Хисни, направлявшийся к султану Мухаммаду ибн Усману 103, также с достойным его армазаном и господин (ас-сайиид) Амирджан — [посол] к его сыну — султану Абу Йазиду 104.

Мы покинули Аурил и утром прибыли в ал-Биру. У шейха Ала ад-Дина было две лошади, одна из них — кобыла, подобной которой в странах ислама не было, они издохли в день нашего выезда из Айнтаба, из-за случившихся у них колик в животе. Он отправил из села Аурил /29а/ сына своего брата Шараф ад-Дина, чтобы сообщить об этом эмиру (Йашбеку). В понедельник (19 августа) он прибыл к нам в ал-Биру и сообщил, что эмир — да поддержит его Аллах, отправился верхом в субботу и находится близ Бурдж ар-Рассас.

Разведка злополучного [Шах-]Сувара находилась здесь же. Когда они увидели их, то решили, что Обладатель благородного местопребывания (Йашбек) направился сюда с целью грабежа палаток [Шах-] Сувара, которые были разбиты между озером ан-Насири и Фамм ал-Асад.

Разведчики пришли к нему (Шах-Сувару) и донесли, что Йашбек остановился близ ар-Равандана и собирается предпринять набег. Они сообщили, что победоносные войска направились грабить его палатки и людей. Он тотчас же сел верхом и, покинув свое местопребывание, направился в сторону своих палаток, держа путь в направлении Мар'аша 105, опасаясь, что победоносные воины его догонят.

Убедись, каково это удивительное совпадение! И несомненно, все это происходило по промыслу всевышнего Аллаха и является доказательством его (Йашбека) —да поддержит его Аллах своими ангелами, счастливой судьбы!

Эмир Хамза ибн Йинал доставил схваченных людей [Шах-Сувара] и представил их Обладателю благородного [41] местопребывания. Тот распорядился и они были доставлены в тюрьму.

Затем, в понедельник же /29б/ после полудня я выехал, попрощавшись с двумя моими друзьями. Они отправились в сторону ар-Рума (Анатолия).

Вечером того же дня я остановился в селении под названием Ваджик, затем покинул его и во вторник (20 августа) , в полдень прибыл в ар-Руху 106.

В четверг (22 августа) в полдень я покинул ар-Руху и остановился у источника ал-Джуллаб 107. Затем отсюда отправился в... (Пропуск в тексте.), далее в ал-Джабал ал-Асвад 108 и оттуда в Амид 109. Здесь я пробыл понедельник, вторник, среду, четверг и пятницу (26—30 августа).

Я покинул Амид после того, как совершил молитву в его мечети 110, знаменитой [большими] расходами на подготовку [ее строительства] и [само] возведение. По своему строению она напоминает мечеть Омейядов [в Дамаске], однако большая часть ее фасада потеряла [свой облик]. Так же [выглядят] постройки, возведенные здесь Артукидами (ал-Аратика) 111. [Эти здания] свидетельствуют о [величии] их государства и об их строительной деятельности в то время, когда они правили Амидом.

Если кто-либо рассмотрит этот мир и эти памятники [древности], он убедится в величии их (т. е. Артукидов.— З. Б.) дел и в высоком положении, которое они занимали. Вспоминаются слова поэта: «Ветры дули в сторону их страны так, будто они назначили там свидание».

Я остановился у родника близ села ал-Хадж Сулайман. В субботу (31 августа) я совершил там утреннюю молитву, выехал и прибыл в город Хин 112. /30а/ Здесь множество деревьев, виноградников и родников, которые вытекают из подножия крепости. Город [окружен] стеной, теперь уже разрушенной. Большинство его жителей христиане. Я увидел здесь соборные мечети и минареты, некоторые из них рухнули. Городские мечети разрушены, даже [следы их] исчезли. Разрушены также дома, большая часть их имеет жалкий вид.

Город имеет мягкий климат, вода там очень приятна на вкус и холодна. Хотя он в разрушенном состоянии, мне понравились его красота и приятный [климат]. Я хотел покинуть его в ту же ночь, во воспользовался случаем [42] остаться там до полудня воскресенья (1 сентября) истая расспрашивать его жителей о [происхождении] его имени. Кто-то из них сказал, что его называют Хин, кто-то сказал Айн, а это более близко [к истине], а кто-то сказал Гин. Несомненно, последнее — это неправильное произношение Хин или Айн. Туркмены неверно произносят [буквы] айн и ха, а Аллах лучше знает, что вернее!

Мы проехали до захода [солнца] по руслам рек, через высокие горы, на которых росли различные деревья, и остановились в русле реки, где было несколько домов курдов.

В полночь мы отправились [дальше], все время следуя между гор и речными долинами почти до захода солнца в понедельник (2 сентября) /30б/ и остановились близ крепости Джабаджур 113. Это — небольшая крепость в начале большой долины. Там разбросаны селения курдов и со всех сторон текут реки. Это — безлюдная местность.

Мы уехали оттуда во вторник (3 сентября) и переправились через Евфрат, который здесь в четыре раза уже, чем в ал-Бире. Большая часть рек, после того, как стекает с гор, здесь сливается с Евфратом.

Эту ночь мы провели в долине среди деревьев и гор, в безлюдном и безжизненном месте. Затем мы отправились оттуда и в среду (4 сентября), вечером, остановились в обширном месте, где курды [жили] как дикари, похожие на людей только своим видом. Мы спросили у них о названии местности и они сообщили, что место это называется Малашкурд 114. Мы поднялись на высокую гору, на которой находились жилища курдов, и встретились с шейхом Мухамыадом ал-Курди. Он рассказал, что он из [потомства] сподвижников (?) господина нашего аб-Аббаса 115— да будет им доволен Аллах!

Затем в четверг (5 сентября) мы отправились дальше и заночевали в долине, где протекает река, но никто не живет. В ту ночь наши лошади остались без корма. Мы остались без наших запасов и перенесли такую усталость и тягости, что описать это невозможно /31а/. Здесь было много холодных потоков, а также снегов на вершинах гор. Что касается холода, то в сороковых [годах] (1440—1449) в Халебе мы таких холодов не видели, а ведь наша поездка происходит в августе [и сентябре]. [43] Большинство наших людей от сильного холода ослабло. А между полуднем пятницы (6 сентября) до середины ночи на субботу (7 сентября) меня постигла болезнь, однако затем мне стало легче. И хвала Аллаху!

Затем на рассвете мы отправились в путь и остановились в местности близ мест добычи белой соли (ал-маллаха ал-байда,), где также не обитала ни одна живая душа. Наши лошади оставались без корма, но по предопределению Аллаха и милости его [здесь] оказалось много травы и было [место] для пастбища, и если бы не это, то мы погибли бы. Животные наши остановились бы, у нас не было бы сил идти, а степь была бескрайней.

Из этого места мы отправились к концу ночи. В ту ночь мною снова овладела слабость. В воскресенье (8 сентября) утром мы добрались до моста Малазгирда 116 и нашли его разрушенным. Нам сказали, что это — та же самая вода, которая [здесь] собирается в [один] большой поток и называется Евфратом; истоки его находятся у Арзан ар-Рума 117.

Здесь мы перебрались через эту реку в четвертый раз с того момента /31б/, как мы переправились через нее в ал-Бире. В этот день я еще больше ослаб х убедился в [неизбежности] гибели. Я написал завещание о своих делах.

Начало дня мы провели здесь и отправились в первой трети дня. Утро мы встретили в завии Баба Тэшкун, где обитают люди, которые обрабатывают тамошние земли и кормят проезжающих мимо них путников и бедняков, угощая их по мере своих возможностей. Мы остановились в местности, которая изобилует травой и водой, и пробыли здесь до полудня понедельника (9 сентября). Затем покинули это место и остановились близ горы Субхан 118. Это — высокая гора и снег на ней не тает ни летом, ни зимой. Здесь я ослабел еще больше.

Вторник (10 сентября) я оставался здесь. Ко мне пришел шейх Курт и рассказал, что он живет на горе Субхан, что на этой горе живут бедняки и шейхи (маша'их) и сюда им доставляют то, что [им] жертвуют. Он рассказал о них убедительные вещи.

Эта гора видна издалека и со всех сторон. В этом [44] краю я видел много гор, но выше этой горы не встречал.

Я получил его (шейха) благословение /32а/ и был удостоен его молитвы.

В среду (11 сентября) утром мы двинулись дальше и добрались до города Арджиша 119, где остановились в завии покойного султана Кара-Йусуфа ибн Мухаммад-бека — владыки Табриза, Багдада и обоих Ираков 120. Здесь находилась его гробница, представлявшая собой верх совершенства.

Я совсем обессилел и оставался [здесь] пять дней. В воскресенье (15 сентября) я выехал, но, чтобы сесть на коня, я использовал подставку, так как у меня совершенно не было сил взобраться на него. Я остановился в селе Баба Хайдар. Утром, в понедельник (16 сентября) я покинул село и остановился близ озера Бани-Махи 121. Затем выехал отсюда и выбросил подставку, употребив ее на дрова. Я был доволен, что сумел сесть на коня [без ее помощи].

Мы двигались меж высоких гор и глубоких ущелий и остановились близ...(Пропуск в тексте.), затем выехали отсюда, проехали вдоль Вади ас-Савад 122. Здесь мы провели ночь, а к исходу ее отправились в Мардж Сукман.123 Здесь мы провели ночь, а к исходу ее отправились дальше и прибыли в город Хой 124. Город этот изобилует деревьями и вода есть там повсеместно. Здесь [есть] постройки /32б/, свидетельствующие о величии города в давние времена.

В пятницу (20 сентября) мы покинули город и остановились неподалеку от селения Тасу 125. Здесь мы переночевали, остались на субботу (21 сентября) и в воскресенье (22 сентября) выехали и остановились близ Савран-Кули 126. Затем отсюда, в понедельник (23 сентября) мы выехали отсюда и приехали в город Табриз.

Это — огромный город, в нем множество деревьев и [обилие] вод. Здесь величественные здания, подобных которым нет нигде и особенно — гробница Махмуда Газан-хана 127 — потомка Хулагу, который известен знатокам истории. Что касается его гробницы в Табризе и соборной мечети рядом с ней, то я не видел сооружений, подобных этим по [мастерству] их постройки и красоте. [45] Это говорит о величии владыки и богатстве его государства. Что касается соборной мечети и здания, построенных в городе женой Джахан-шаха ибн Кара-Йусуфа 128, то они — верх совершенства и красоты и это можно постигнуть, только увидев их воочию.

Когда мы выехали из упомянутого места близ Сауран-Кули, нас встретил ал-мехмандар 129 эмир Рустам со [своими] людьми, /33а/. Они продемонстрировали свое убранство и сказали, что падишах узнал о нашем прибытии и направил их к нам, прислав для нас скатерть с угощением (симат). Мы поблагодарили его за милость. Затем мы прибыли к гробнице и расположились там. В эту ночь у меня был приступ лихорадки и мне необходимо было укрыться. Сопровождающие съели то, что было послано, и мы направились дальше, пока не въехали в город Табриз.

Нас сопровождали эмиры и войска до тех пор, пока мы не остановились на ночлег.

Когда во вторник (24 сентября) утром мы встали, в город Табриз прибыл эмир [Узун-] Хасан Бахадур и остановился в доме, приготовленном для государя. Несколько бедняков преподнесли ему два подноса, на которых был мед и хлеб. Он прислал все это нам со своими посыльными. С ними он передал нам, что намерен некоторое время оставаться в летней резиденции, но приехал [в город], как только узнал о нашем прибытии. Мы поблагодарили его за милость.

После этого нас перевели в более просторное и лучшее место. Это было одно из строений, принадлежавших покойной [жене султана] Хатун. Рядом с нами, в этом же месте жил кади ал-кудат Ала ад-Дин.

Пришел кто-то из слуг, который после полудня запер ворота и ушел, и мы остались взаперти, полагая, что он вернется /33б/ к заходу солнца. Однако он не явился. Мы ждали до вечерней молитвы, но [никто] не пришел. Ту ночь мы провели в тяжелом состоянии и особенно [потому, что] не нашли ни одного отхожего места.

Когда наступило утро, то мы обратились за помощью к кади, [сообщив] ему о том, что с нами приключилось этой ночью. Я написал ему записку, в которой после славословий в его адрес писал, что целую прах у его ног, и сообщал, что оказался в заточении безо всякой [46] причины. И нет ответчика, чтобы принести на него жалобу, и нет должника, о которого можно было бы [что-то] взыскать и удовлетвориться этим. Вдобавок ему запретили даже выходить в место уединения. [И если бы знать], в чем причина такой великой осторожности и беспокойства, то можно было бы обратиться к господину нашему кади ал-кудат [с просьбой] отвести эту беду и большое несчастье и открыть ворота для прихода и ухода.

Я поклялся Аллахом, затем [клятвой] развода, что после освобождения я не вернусь сюда, если угодно Аллаху, до самого судного дня. Да вознаградит Аллах, слава ему всевышнему, кади ал-кудата тем, что принесло бы ему радость.

Когда записка дошла до него, он прочитал ее, улыбнулся и приказал открыть ворота. Не секрет для просвещенных наличие насмешки в моих словах «обратиться» и «вознаградит».

(пер. З. М. Буниятова)
Текст воспроизведен по изданию: Мухаммад ал-Халаби. Поход эмира Йашбека. Баку. Элм. 1985

© текст - Буниятов З. М. 1985
© сетевая версия - Тhietmar. 2002
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Элм. 1985