Извлечение из фрагмента третьей книги
Они [москвитяне] до такой степени не признают пряностей, что и за пасхальными трапезами довольствуются такими приправами: серой солью, горчицей, чесноком, луком и плодами своей земли не только простолюдины, но даже и высшая знать (optimates), и верховный вождь (summus dux) их, захвативший наши крепости, коих уже кичливо насчитывает 73 106.
На пиршественном столе князя (principis) среди золотых сосудов и местных яств [бывает] все же немного перца, однако его подают сырым отдельно в чашах, но никто к нему не прикасается. А литвины питаются изысканными заморскими яствами, пьют разнообразные вина, отсюда и разные болезни. Впрочем, москвитяне (Mosci), татары и турки, хотя и владеют землями, родящими виноград, однако вина не пьют, но, продавая христианам, получают за него средства на ведение войны. Они убеждены, что исполняют волю божью, если каким-либо способом истребляют христианскую кровь.
Татары перекопские точно так же не признают пряностей и пьют молоко и колодезную воду, которая во всей равнинной Таврике редко встречается не горькая, а еще реже — чистая, разве только отыщется очень глубоко в недрах земли. Предки наши избегали заморских яств и напитков. Трезвые и воздержанные, всю свою славу они мыслили в военном деле, удовольствие — в оружии, конях, многочисленных слугах и во всем сильном и храбром, что служит Марсу; и когда они отражали чужеземцев, то расширили свои [пределы] от одного моря до другого, [и] называли их враги хоробра Литва (Chorobra Litwa) 107, то есть храбрая Литва. Нет в городах литовских более часто встречающегося дела, чем приготовление из пшеницы пива и водки 108. Берут эти напитки [и] идущие на войну и стекающиеся [77] на богослужения. Так как люди привыкли к ним дома то стоит им только отведать в походе непривычной для них воды, как они умирают от боли в животе и расстройства желудка. Крестьяне, забросив сельские работы, сходятся в кабаках. Там они кутят дни и ночи, заставляя ученых медведей увеселять своих товарищей по попойке плясками под звуки волынки. Вот почему случается, что, когда, прокутив имущество, люди начинают голодать, то вступают на путь грабежа и разбоя, так что в любой литовской земле за один месяц за это преступление платят головой больше [людей], чем за сто или двести лет во всех землях татар и москвитян (Moscovum), где пьянство запрещено. Воистину у татар тот, кто лишь попробует вина, получает восемьдесят ударов палками и платит штраф таким же количеством монет. В Московии (Moscovia) же нигде нет кабаков. Посему если у какого-либо главы семьи найдут лишь каплю вина, то весь его дом разоряют, имущество изымают, семью и его соседей по деревне избивают, а его самого обрекают на пожизненное заключение. С соседями обходятся так сурово, поскольку [считается, что] они заражены этим общением и [являются] сообщниками страшного преступления 109. У нас же не столько власти (magistratus), сколько сама неумеренность или потасовка, возникшая во время пьянки, губят пьяниц. День [для них] начинается с питья огненной воды. «Вина, вина!» — кричат они еще в постели. Пьется потом эта вот отрава мужчинами, женщинами, юношами на улицах, площадях, по дорогам; а отравившись, они ничего после не могут делать, кроме как спать; а кто только пристрастился к этому злу, в том непрестанно растет желание пить. Ни иудеи (judaei), ни сарацины не допускают, чтобы кто-то из народа их погиб от бедности — такая любовь процветает среди них; ни один сарацин не смеет съесть ни кусочка пищи, прежде чем она не будет измельчена и смешана, чтобы каждому из присутствующих досталось равное ее количество.
А так как москвитяне (Mosci) воздерживаются от пьянства, то города их славятся разными искусными мастерами; они, посылая нам деревянные ковши и посохи, помогающие при ходьбе немощным, старым, пьяным, [а также] чепраки, мечи, фалеры и разное вооружение, отбирают у нас золото 110.
Прежде москвитяне (Moscovitae) были в таком рабстве у заволжских татар (tartarorum zavolhensium), что князь их [наряду с прочим раболепием] выходил навстречу любому послу императора и ежегодно приходящему в Московию (in Moscoviam) сборщику налогов (census exactori) за стены города и, взяв [его] коня под уздцы, пеший отводил всадника ко двору. И посол сидел на княжеском (ducali) троне, а он сам коленопреклоненно слушал послов 111. Так что и сегодня заволжские и происшедшие от них перекопские [татары] называют князя москвитян (Moscovum) своим холопом (cholop), то есть мужиком (rusticum). Но без основания. Ведь себя и своих [людей] [78] избавил от этого господства Иван (Johannes), дед того Ивана [сына] Василия, который ныне держит [в руках] кормило власти, обратив народ к трезвости и повсюду запретив кабаки 112. Он расширил свои владения, подчинив себе Рязань (Rezani), Тверь (Twer), Суздаль (Susdal), Володов (Volodow) и другие соседние княжества (comitatibus) 113. Он же, когда король Польши Казимир (Casimiro rege Poloniae) и князь Литвы (duсе Litvaniae) 114 сражался в Пруссии (Prussia) с крестоносцами (cruciferos) за границы королевства, а народ наш погрязал в распущенности, отнял и присоединил к своей вотчине литовские земли (Litvanicas provincias), Новгород (Novohrod), Псков [79] (Pskow), Север (Siewier) и прочие 115; он, спаситель и творец государства, был причислен своими [людьми] к лику святых. — Ведь и стольный град свой он украсил кирпичной крепостью 116, а дворец — каменными фигурами по образцу Фидия 117, позолотив купола некоторых его часовен (sacellorum). Также и рожденный им Василий (Basilius) 118, поддерживая ту же трезвость и ту же умеренность нравов, в год 1514 в последний [день] июля отнятую у нас хитростью Михаила Глинского (Michaelis Hlinscii) 119 крепость и землю со Смоленском (Smolensco) присоединил к своей вотчине 120. Вот почему он расширил стольный [80] град свой Москву (Moscwam), включив в нее деревню (vico) Наливки (Nalewki) 121, создание наших наемных воинов, дав ей название на позор нашего хмельного народа. Ведь «налей» соответствует латинскому «Infunde». Точно так же рожденный от него, правящий ныне 122, хотя и отдал нам одну крепость 123. но между тем в наших пределах воздвиг три крепости: Себеж (Sebesz), Велиж (Velisz), Заволочье (Zawlocz) 124. Он в такой трезвости держит своих людей, что ни в чем не уступает татарам, рабом которых некогда был; и он оберегает свободу немягким сукном, не сверкающим золотом, но железом; и он держит людей своих во всеоружии, укрепляет крепости постоянной охраной; он не выпрашивает мира, а отвечает на силу силой,, умеренность его народа равна умеренности, а трезвость — трезвости татарской (tartaricam); говорят, что образом жизни он подражает образу жизни нашего героя Витовта (Vitovdum).
Извлечение из четвертого фрагмента
Татары превосходят нас и в правосудии 125. Ведь они возвращают немедленно каждому то, что ему принадлежит. У нас же забирает судья (iudex) десятину (decimam partem) [от стоимости] спорной вещи (rei iudicatae) у невиновного истца (ab actore), и эта плата судье называется пересуд (Реrеssud) 126. Она подлежит уплате тут же, в суде. Когда же дело касается небольшого клочка земли, то дают не десятину, но сто грошей, каждый стоимостью двух круциат (cruciatos), немецких монет, да еще половины круциаты 127, хотя спорная вещь и не стоила того. От большего же всегда берет десятину,. от всего владения в целом, сколько бы ни оттягали по суду.
В делах же о личных обидах и оскорблениях, вменяющих в. вину насилие, он берет у ответчика (а rео) крупную сумму,. столько, сколько присуждает истцу 128. А присуждает он истцу из такого своего корыстолюбия, даже открыто поддерживая клевещущего, за любое его оскорбление мужчине — по двадцати коп 129 грошей, женщине — по сорок, за убыток же, который клеветник нанес, принеся ложную клятву, по сто и тысяче, если даже оказывается, что все его имущество не стоит и одной копы. И за убийство выносится приговор не по божьему закону,. чтобы отмщалось кровью за кровь, но в виде денежного штрафа [81] с судейской десятиной 130. Поэтому здесь так часто совершаются убийства. И пусть даже прямодушный истец, выиграв дело, удовлетворится смиренными словами ответчика, но нe судья. Ведь он [судья.—В. М.] всегда гребет деньги, из одного — штрафные, из другого — десятинные.
Он берет десятину и за утверждение сделок и договоров. В уголовных же делах берет не десятую часть, а все, что ни оказалось бы краденого или отнятого у разбойника, и этот его. доход называется лице (Litze) 131. Когда же краденую вещь, [найденную] у вора или у отнявшего ее, нужно нести к другому судье, всю ее стоимость полностью берет первый судья. Так что у нас отыскивающему украденную вещь необходимо заплатить властям (magistratum) больше, чем стоит сама вещь; посему многие, видя это, не осмеливаются из-за этого вступать в тяжбу за свой воровски уведенный или силой отнятый скот. Вор же, пойманный с поличным, не подлежит суду того места, где совершил преступление или был пойман, но его долгими путями ведут на суд к его господину, подчас к тому, в чей дом он сносил краденое 132. Вследствие чего кражи совершаются безнаказанно. А у соседних с нами татар и москвитян (Moscos) судебное разбирательство надо всеми подданными вельмож [82] (baronum) и дворян (nobilium) как в гражданских, так и в уголовных делах передано не какому-то частному [лицу], но общественному и законному (ordinario) чиновнику, [причем] трезвому и живущему вместе с другими. Наши же делают это поодиночке и пьют, удалив свидетелей (arbitris et testibus), и могут делать, что им угодно. Получает также у нас председатель суда (praeses) кроме штрафа за преступление 12 грошей с лошади, которую кто-то украл и, объявив ее бродячею, отводит в конюшню суда 133. Также и с человека, ни за что посаженного в тюрьму, он получает столько же грошей, полагая, что это вознаграждение законно, [так как] и тюрьмы и конюшни должны оплачиваться. Также и слуга судьи, исполнитель приговора, получает десятину от спорной вещи. Десятину даже без суда берет он с должника или с кредитора, или с вещи, оставленной под залог, даже если он не отказывается от уплаты долга. И писарь (notarius) получает десятину за составление решения, а за любую другую работу тоже кое-что: только за печать на вызове в суд по грошовому делу [берет] четыре. И чтобы все продавалось дороже, необходимо [сделать] повторный вызов в суд 134 и его скрепить печатью и подписью помощника писаря (protonotarii), поскольку писарь может быть занят другими [делами], и потому иногда, если этого не сделать, ответчик ускользает без вызова в суд, так как бежать свойственно его натуре. Также берет другой служитель (apparitor); виж (Wisz) 135, назначающий день суда, даже по самому мелкому делу, если он представляет воеводу (palatine) — пятьдесят грошей, если его наместника (vicarii) —30, если королевский или таким называет себя— 100. Берет столько же, то есть 100 или 50, или самое малое 30, еще один. А тот, кто вызывает ответчика и приводит по делу с вызовом, называется децкий (deczki) 136. Берет столько же и член суда (satelles), который с началом тяжбы отряжается для вызова или опроса свидетелей, для осмотра поля или луга, вытоптанного или потравленного чужим скотом или иного менее серьезного ущерба. Если у бедняка не окажется таких денег, у него отбирают скот. Несправедливо и то, что если бедняку понадобится призвать (к суду) кого-то из магнатов (е magnatibus), то даже за огромное вознаграждение он не сыщет служителя. Не менее несправедливо и то, что мой более имущий сосед, хотя бы владеющий частью общего со мною села (pagi), имеет другую подсудность: 137 его не так легко вызвать в суд, как меня. И чтобы лишить нас права пользования апелляцией (appellationis), оно обложено огромным штрафом, как [об этом сказано] в Лит/овском/ стат/уте/ разд/ел/ 6, ст. 1 138. Против имущих запрещены так же вадиумы (vadia) 139, которые служат для бедных оружием и словно оборонительным щитом. К тому же всякий назначается в свидетели в любых делах, кроме межевых 140, и [ему] вполне доверяют без присяги, и он делает лжесвидетельство жизненным поприщем. Общественной книги для занесения в нее купчих [83] (venditiones) и прочего у нас нет, кроме частных листов (schedas) 141. Ответчик, даже если доказано, что он похитил чужое имущество или совершил насилие, приводится в суд лишь по истечении месяца после вызова 142. К тому же, если у меня похитят лошадь, стоющую 50 или 100 грошей, в самое горячее время полевых работ, то я не могу позвать похитителя в суд прежде, чем заплачу за позов (citaturo) члену суда полную стоимость похищенной лошади, хотя после не только не получу возмещения убытков, но и виновного привлекут к суду лишь месяц спустя. Итак, пострадавший (iniuria affectus) или все оставляет похитителю, или все равно отдает [под давлением] силы и хитрости. [84]
Во время обнародования литовских законов 143 (legum litvanicorum) вол стоил 50 грошей, корова — 30 144. Ныне эти цены намного выросли. А в других местах, находящихся под властью короля Польши, ответчику не предоставляются такие поблажки и не требуются такие расходы, чтобы вызвать в суд. Но служитель получает за вызов ответчика в суд полгроша. А королевская грамота, по которой вызывают в суд, имеет вес и без подписи помощника писаря. И [она] не так дорого стоит, даже по указу (edicto) короля Сигизмунда (Sigismundi) в польском Пиотрковском стат. (stat. polonicis Piotrcoviensibus) 1511 года [от Рождества] Христова [ее] повелевалось давать даром. И судья даже при самой крупной спорной вещи получает не десятую часть ее [стоимости], но довольствуется двумя или самое большее четырьмя малыми нашими грошами, которые оцениваются в 8 немецких круциат. У нас по причине [взимания] трижды двойных десятин [со] спорной вещи судья — сам себе судья: и словно насадив наживку на крючок, он всегда ведет к осуждению, даже затемняя часть законов. Даже законы язычников (ethnicorum) запрещают оплату правосудия. У нас этот обычай [платить.—В. М.] возник не так давно от пагубной привычки высшей знати (procerum primorum) приспосабливать законы к своим выгодам, в силу которых никто не может владеть ничем, что не зависело бы от судебной власти. Например: если кто-то или враждебный мне, или поддерживающий судью и ищущий выгоду похищает мои деньги или присваивает данное взаймы (depositum) или вверенное (creditum), или занимает мою землю, я ничего из этого не могу получить у него, прежде чем не дам судье и приближенным (familiaribus) его десятины и все прочие поборы, на что непременно быстро уйдут все мои деньги, если точно так же еще раз или дважды тот же самый честный друг этого судьи открыто со мной проделает. Если же подосланный (emissarius) судьею крадет или украдкой отнимает у меня золото, серебро и прочее, то все это переходит к председателю 145. Вот как правосудие, светлейший князь, в вотчине (patrimonio) твоей, воздает каждому по делам его, вот оно святое право 146.
Хотя из числа знати (optimarum) два воеводы во всей Литве исполняют обязанность судьи, находясь поблизости друг от друга 147, но разве достаточно их, чтобы рассудить тяжбы столь многих людей и стольких земель? Особенно потому, что они же заняты государственными делами. Ибо они называются воеводы (voivodae), то есть предводители войска (belli duces). Понятно, что поэтому они, занятые множеством и общественных и частных дел, разбирают тяжбы в праздничные дни, когда они свободны. Но плохо еще и то, что у них нет постоянного места суда (tribunalia). Часто надо пройти более 50 миль, чтобы обратиться в суд за разбирательством о нанесенном ущербе. Несчастные люди идут от границ Жемайтии (Samagitiae) и Ливонии до пределов Мазовии (Masoviae) и Московии в поисках [85] обычного судьи. До сих пор ежегодно 40 дней, посвященных у нас поминовению страстей Господних, посту и молитве, мы постоянно проводим в делах, разбирая тяжбы 148. Эти воеводы имеют своих наместников, которые тоже, холя тело, сидят обыкновенно вместо суда среди шума пирушек, мало сведущие в юриспруденции (iurisprudentia), но исправно взимающие свой пересуд. А москвитяне (Moscovitae) хвалятся тем, что от нас переняли законы Витовта (leges Vitowdinas) 149, которыми мы уже пренебрегаем, а от татар — оружие, одежду и способ ведения войны без обозов, [без] редкостных яств и напитков.
(пер. В. И. Матузовой)
Текст воспроизведен по
изданию: Михалон Литвин. О нравах татар, литовцев
и москвитян. М. 1994
© текст
-Матузова В. И. 1994
© сетевая версия - Тhietmar. 2002
© дизайн
- Войтехович А. 2001