ПАТРИК ГОРДОН

ДНЕВНИК

DIARY

1659-1667

В своих странствиях по морям англичане обнаружили гавань в устье реки Двины ⁴³⁵, а за лишения и труды им были дарованы царем [Иваном Васильевичем] большие привилегии, особенно право торговать без уплаты таможенных пошлин. При таком поощрении они завели обширную торговлю и держали своего агента, что продолжалось много лет со значительной выгодой. Однако голландцы /л. 221 об./ и гамбуржцы, также открыв сюда путь, стали торговать без какой-либо корпорации, но так преуспели, что, особливо голландцы, со временем добились больших преимуществ над англичанами, перехитрили их (если не сказать хуже) и даже втравили во многие сделки, а затем доносили на них. [Голландцы] убедили некоторых англичан доставлять их товары под видом своих собственных, дабы избежать уплаты пошлин, и тем самым похищали царские доходы. Итак, по побуждению и подстрекательству голландцев и русских купцов, коих те [164] привлекли на свою сторону, оные привилегии собирались отменить. Однако достаточных улик не нашлось, и англичане, будучи предупреждены, сплотились теснее, своим роскошным образом жизни снискали благосклонность знати, а беднейшим торговцам и ремесленникам давали в кредит. Дело отложили до злосчастного и трагического убийства короля Чарлза Первого ⁴³⁶, когда была использована возможность под более благовидным предлогом изгнать англичан и отобрать /л. 222/ их привилегии.

Впоследствии им дозволили торговать с уплатою пошлин, как и прочим. Так продолжалось до счастливой реставрации короля Чарлза Второго ⁴³⁷, когда англичане возымели надежду на возвращение своих привилегий. В 1662 году царь, дабы не уступить другим христианским государям, отправил великолепное посольство (и более высокородное и знатное лицо, чем когда-либо прежде ⁴³⁸) — поздравить короля Великобритании с [благополучным прибытием и] ⁴³⁹ счастливой реставрацией. Оно было принято тем лучше, что из всех христианских государей один лишь царь никогда не признавал и не поддерживал никаких сношений с узурпатором Кромвелем ⁴⁴⁰; к тому же король во время своего изгнания получал и другие добрые услуги от царя.

На переговорах и в беседах оные послы подавали большие надежды на восстановление привилегий, и король отправил своим чрезвычайным послом в Москву весьма именитую особу ⁴⁴¹ с полной уверенностью в получении привилегий. Однако Его Превосходительство счел себя оскорбленным при первой встрече в морском порту [Архангельска], а затем еще более — при въезде в Москву. Хотя сие произошло по ошибке, а не по умыслу, он требовал возмещения слишком рьяно, что /л. 222 об./ привело к недовольству с обеих сторон. Итак, посол настаивал на возмещении при разных переговорах и в частной аудиенции, но не получил никакого удовлетворения, к тому же не добился привилегий — главной цели своего приезда и отверг подарки, переданные ему царем. Это так сильно оскорбило Его Царское Величество, что он отправил стольника Василия Яковлева сына Дашкова с миссией к королю — жаловаться на посла. Прибыв в Англию, [Дашков] встретил холодный прием, получил содержание лишь на три дня и был вынужден жить за свой счет. Но когда граф Карлайл возвратился в Англию, по донесении о своих переговорах он был оправдан и поведение его одобрено. Затем он нанес визит посланнику (чему тот весьма удивился), обещал содействовать, дабы с тем обошлись более милостиво, и в избытке великодушия так хлопотал перед королем, что [Дашкову] сполна возместили затраты и отпустили с честью. [165]

Тем не менее сей посланник, вернувшись, так приукрасил суровое обращение с ним, что здесь усомнились, быть ли впредь каким-либо сношениям или переписке между [обоими] государями. Однако ныне, когда война короля с Францией и Голландией может затянуться, по /л. 223/ совету купцов Московской компании король написал к царю с гонцом, извещая о войне, что он ведет с Францией и Голландией; он осведомлен, что голландцы доставляют много припасов для своих кораблей из России, чего он просил им не позволять, но чтобы подданным Его Величества можно было свободно покупать такие припасы; Его Величество сообщил также, как свирепствует чума в его резиденции — городе Лондоне и многих других местах Английского королевства ⁴⁴².

Это письмо держалось в большой тайне, пока обдумывали ответ. Когда оный был готов, не нашлось ни одного русского, кто желал бы его отвезти — боялись столь же холодного приема, что был оказан Дашкову. Хотя и было известно о его достаточном вознаграждении и почетном отпуске, он приписывал все это собственной ловкости и опасению короля оскорбить Его Царское Величество. [Дашков] уверял, что впредь никто не получит содержания более чем на три дня, как и министры прочих государей; что [в Англии] все в десять раз дороже, чем в Москве, и там много других трудностей. Сие вкупе с нежеланием русских предоставлять своим /л. 223 об./ посланникам достаточно денег для пребывания при каком-либо дворе, а также возмущать официальной миссией голландцев (кои уже прибрали к рукам почти всю здешнюю торговлю) привело к решению отправить иноземца, и именно меня, ибо в прошлом году я просил о поездке туда же; как у подданного Его Величества [Чарлза II] у меня могут найтись друзья при [британском] дворе.

Тщетно было отказываться от того, что постановлено наверху Его Величеством и советом ⁴⁴³. Получив повеление прийти в приказ на другой день, я удалился и подготовил свои петиции.

Июня 24. Я явился в приказ, но возможность быть у руки Его Величества не представилась, и мне велели приходить завтра. Я купил крытую повозку и то, что необходимо для путешествия.

25. Я пошел в Посольский приказ и, решив взять с собой в Англию моего шурина, сказал об этом канцлеру, дабы мы могли быть вместе у руки Его Величества. Около полудня меня проводили наверх и допустили к целованию руки Его Величества, коему было угодно говорить со мной весьма милостиво. Я подал Его Величеству две петиции: одну о полном окладе, /л. 224/ другую — о двухмесячном жалованье, что мне причитается. Его Величество соизволил дать [166] указ к моему удовлетворению. Затем он осведомился, зачем я беру с собою мальчика и чей он сын. Я отвечал, что он сын полковника Филиппа Альберта фон Бокховена и по воле своей матери едет повидать родных. Его Величество повелел мне заботиться о нем получше и привезти обратно, что я обещал исполнить. Его Величество призвал канцлера и обратился к нему; тот, обернувшись ко мне, сказал, что Его Величество жалует мне сто рублей на снаряжение, 100 рублей на дорогу и 100 рублей аванса из моего жалованья ⁴⁴⁴, с чем меня и отпустили.

Я ожидал в приказе, пока не спустился канцлер. Он велел послать в казну распоряжения насчет денег и отдал мне петицию [о жалованье] за два месяца с отпиской о получении полного оклада за эти два месяца. Но хотя я настаивал на распоряжении по другой петиции, о моем жалованье на будущее, смог добиться от сварливого старого ворчуна лишь того, что получу полный расчет по возвращении. Поскольку не было никакой возможности непосредственно обратиться к Его Величеству, а наш /л. 224 об./ боярин болел, и никто другой не желал в это встревать, я был вынужден довольствоваться тем, что мне выдали.

Июня 26. Я собрался в дорогу, купил все, что нужно, и кое с кем простился.

27. Мне принесли деньги, грамоты Его Величества и инструкции ⁴⁴⁵. После полудня я побывал в городе, уладил там дела и распрощался.

/л. 225/ Июня 28, четверг. Я ездил верхом в Кунцево и простился с боярином Ильей Даниловичем и его супругой, кои, вместе с прочими, были ко мне весьма любезны. Когда я приехал домой, мне сказали, что там побывал стряпчий из Посольского приказа с повелением непременно отправляться завтра. В тот же вечер я обошел ближайших друзей и простился с ними.

29. Утром прибыли подводы ⁴⁴⁶, я все приготовил и отобедал. Большинство кавалеров Слободы и многие купцы съехались проводить меня до рощи или леса в виду большой дороги на Тверь, где мы провели почти два часа и пили здравицы ⁴⁴⁷, опорожнив множество кубков. Когда друзья возвращались, кое-кто из моих земляков — майор Лэнделс, ротмистр Кит и другие — свернули в сторону и затем явились [снова], дабы проводить меня дальше и остаться со мной на всю ночь. Ради них я разбил свою палатку ближе [к городу], чем /л. 225 об./ предполагал. Едва мы устроились, как прибыли английские купцы с огромным запасом всевозможных напитков. Всю ночь мы провели в обильных возлияниях и веселых беседах. [167]

Июня 30. На рассвете, простившись с друзьями, я пустился в путь и прилег поспать в повозку. Часов в 8 я проехал мимо Черкизова, где в поле стояли около 100 отпущенных со службы офицеров, кои весьма стремились (по крайней мере, иные из них) составить мне компанию. Но узнав о некоем умысле, я отговорился и избегал встречи с ними. Быстро и незаметно промчавшись мимо них, я проскакал еще 20 верст и свернул направо в уединенное место, где отдохнул и пообедал. Тут я разобрал письма, подарки и прочее, что передано друзьям в страны и города, через кои лежал мой путь, а также множество вещей и писем в Англию. Пока я пребывал /л. 226/ здесь, меня нагнал курьер с письмами от московских друзей к заморским купцам.

Сложившись и приведя все вещи в порядок, я двинулся вперед и за 15 верст до Клина вновь свернул с дороги для ночлега. Со мною находились мой маленький шурин, капитан Уильям Рэй, аптекарь Питер Пайл, Каспар Штаден, двое слуг и 6 ямщиков ⁴⁴⁸, всего 13 человек. Сей ночью в дозоре были ямщики.

Июля 1, воскресенье. Я рано встал, отправился дальше, пересек речки Сестру и Ямугу и проехал через недавно выгоревший город Клин, что стоит на склоне холма в 90 верстах от Москвы. Раньше здесь был стан, где обычно меняли лошадей, но теперь [Клин] освобожден от этого по причине пожара. Я поскакал дальше, в поле пересек ручей, именуемый Ямуга, в 5 верстах, [сделал] 20 верст до Спасова Заулка, где отобедал, затем до Завидова — села, где нам предстала река Волга, что течет с запада на восток, и далее до деревни под названием Шоша, где есть и река Шоша, — 15 верст; здесь из-за дождливой погоды я заночевал.

2. Узнав, что уволенные кавалеры стоят лагерем на другом берегу реки и не желая их общества, я встал очень рано, пересек реку и миновал их /л. 226 об./ без шума, прежде чем кто-либо шелохнулся. Я погнал вперед и пообедал у деревни Мокрой, верстах в 30 от Шоши, миновав по дороге Слободку и обозрев разные села на другом берегу Волги, а также Городище с древней крепостью, по коей оно именуется. Спешно сделав 20 верст, я прибыл в Тверь, где взял свежих лошадей, и переправился через реку Волгу на лодке. Свернув налево с большой дороги, я заночевал на лугу. Тверь, бывшая некогда отдельным княжеством, имеет каменные стены и именуется по реке Твери, или Тверце, которая на дальней стороне, чуть ниже города, впадает в Волгу, а начало берет у Вышнего Волочка.

Написал отсюда к родным в Москву с ямщиками.

3. Промучившись всю ночь от мошек и комаров, я выехал до рассвета через лес и достиг деревни Медное на р. Тверце, в 30 [168] верстах, где отобедал. Далее мы пересекли р. Логовец у деревни Марьино, в 13 верстах, прибыли в Торжок, в 17 верстах, и остановились в Ямской слободе.

/л. 227/ Июля 4, среда. Переменив лошадей, я отправился пораньше и доехал до Михайловского ручья и большого поля, в 30 верстах, где пообедал. После полудня я пересек Тверцу у Выдропужска, в 5 верстах, затем [добрался] до речки и деревни Холохольни, в 10 верстах, вновь пересек Тверцу близ Николо-Столбенского монастыря, за 7 верст, и по ровным полям [достиг] Вышнего Волочка, в 10 верстах, где и заночевал.

5. Здесь мне дали свежих лошадей, и с рассветом я пересек р. Мсту ⁴⁴⁹, которая, направляясь главным образом на северо-запад, впадает в озеро Ильмень близ Новгорода. Сделал 35 верст до Хотилова, где отобедал, и подкрепившись еще раз на р. Березай[ке], в 23 верстах, доехал до Едро[ва], за 12, и до Зимней Горы, за 17 верст, и там переночевал.

6. Сменив лошадей, я продолжил путь с рассветом и остановился в городке Валдай, за 3 версты. Справа от нас — монастырь посреди озера, в коем живут около 150 монахов, все поляки или литовцы; и город населен тем же людом. Озеро имеет около 6 верст в ширину и невероятную глубину: говорят, в иных местах 100 сажен. Чуть поодаль от /л. 227 об./ озера, где стоит монастырь, есть еще одно, столь же большое; между ними — канал. Из сего последнего вытекает ручей, или речушка, что изливается во Мету, как и все другие окрестные реки и ручьи. Отсюда мы проехали через холмы 5 верст до речки Гримацы, по обоим берегам коей много курганов ⁴⁵⁰, или земляных насыпей. Здесь, говорят, произошла битва между господами и слугами в конце Тамерлановой войны, которую описывает [...] ⁴⁵¹.

Немного далее мы проезжали весьма приятной дорогой, имея по левую руку речку Полометь, а по правую — покрытые лесом холмы. Проскакав 10 верст, мы снова пересекли р. Гримацу там, где она впадает в Полометь, и не разлучаясь с Полометью [доехали] до деревни Яжелбицы, в 5 верстах. Здесь я обедал. Двинувшись вперед, через 10 верст я пересек речки Полометь и Яронь, приняв которую, Полометь впадает в р. Полу, а та — в озеро Ильмень, в 15 верстах выше [...].

Затем [мы добрались] до деревни Рахино, за 5 верст, и до яма ⁴⁵², или стана, Крестцы, где взяли свежих лошадей и, не задерживаясь, поскакали вдоль р. Холовы, пересекая оную несколько раз. Через 20 верст мы достигли р. Мошни и, переправившись, доехали до деревни Вины, за 5 верст, и до Зайцева ⁴⁵³, за 10 верст, где стали на ночлег. [169]

/л. 228/ Июля 7. Переменив лошадей, мы прибыли в село и монастырь Лютов, за 3 версты, в село Красные Станки, за 12 верст, и по лесам и плохо вымощенной дороге к реке Нише, за 10 верст, которая здесь течет на юг и, повернув, впадает в озеро Ильмень в 25 верстах от Новгорода. Мы пересекли сию реку на плоту и прибыли в Бронницу, за 5 верст. Наняв здесь лодку, мы проплыли 30 верст по реке Мете до Новгорода, где я получил квартиру и заночевал.

8. Около полудня, переправившись на большом судне, мы поднялись по Волхову до озера Ильмень. Это озеро кое-где имеет 40 верст в ширину и около 50 в длину. Говорят, в оное впадают 70 рек, главные из коих — Мета, Понедельна, Ловать, Верготь, Шелонь, Черная, Веренда, Мшага, Вереса ⁴⁵⁴ и Полнеть. По правую руку мы миновали много приятных деревень, поздно ночью доплыли до р. Мшаги и вверх по реке Шелонь до села Сольцы (в 70 верстах от Новгорода), куда прибыли утром.

9. Здесь мы получили лошадей и подводы и достигли реки Ситни, в 15 верстах, где отдохнули и освежились, искупавшись в реке. Затем, после долгого пути через лес, причем Ситня была у нас справа, мы доехали /л. 228 об./ до разрушенной деревни под названием Опоки, за 15 верст, где и ночевали.

10. Рано поднявшись, мы приехали в деревню Дубровно, в 20 верстах, где после завтрака я оставил мою кладь и вместе с капитаном Рэем, слугой и ямщиком поскакал вперед до Любезны, в 15 верстах. Сделав еще 10 верст, мы подкрепили себя и лошадей; затем пересекли реку Кебь, что долго нам сопутствовала, и доехали до каменистой реки Псковы. Следуя вдоль оной (по правую руку), мы прибыли в Плеско, или Псков, как его именуют русские, через 30 верст. Здесь я справился, где квартира полковника Одоверна ⁴⁵⁵, и отыскал его жилище за пределами города. Я поселился у него, а моя кладь пришла поздно.

Получил письма от жены и тещи, датированные в Москве 4 июля.

11. Я отправился к боярину князю Ивану Андреевичу Хованскому, здешнему губернатору, и вручил ему грамоту Его Величества. Он приветствовал меня и заявил, что позаботится, дабы все было готово согласно указу. Получив приглашение, я отобедал у полковника Гулица.

Написал к жене и теще.

/л. 229/ Июля 12, четверг. Навестив боярина, я пошел завтракать к полковнику Крюгеру, а обедал у полковника Шейна.

13. Когда явился сотник с 6 стрельцами и подводами, я пошел проститься с боярином и после завтрака выехал через реку Великую [170] по наплавному мосту. По дороге мы посетили шведское подворье, где мои провожатые полными кубками помянули друзей. Выведя меня в поле, они распрощались; со мной поехал только ротмистр Колин МакЛахлан с несколькими верховыми. Ночью мы прибыли в монастырь и город Печоры, где я остановился, — в 40 верстах от Пскова.

14. Я рано пустился в путь и через 9 верст достиг границы, откуда ротмистр должен был возвращаться. Я велел приготовить завтрак, и мы помянули друзей полными кубками, причем звуки труб, взятых нами из Пскова, повергли округу в немалый переполох. С отъездом ротмистра, при мне, вместо оставшихся во Пскове капитана Рэя и Питера Пайла, находились сотник с 6 стрельцами.

Мы добрались до Нойхаузена — старого каменного замка, в 3 верстах, и далее до crue, или таверны, Рауге, куда прибыли около 4 часов /л. 229 об./ пополудни — за 5 миль от Нойхаузена. Пиво в таверне оказалось плохим, и, узнав, что у священника есть добрый напиток, я послал [к нему] попросить немного. Тот весьма учтиво пригласил меня к себе в дом, и я отправился. Он принял меня очень радушно и оставил на ужин, так что мы угостились здоровой сельской снедью за кружкой хорошего пива.

15. Я рано встал и доехал до Варсты ⁴⁵⁶, в 3 милях, и до Черной реки, в 2 милях, где отобедал. Переправившись через реку на плоту, мы сделали еще 3 мили и ночевали в поле — при избытке дров, травы и воды. Всю ночь мы были настороже.

16. С рассветом я двинулся дальше и, пообедав в лесу, заночевал в миле не доезжая Вольмара.

17. Мы миновали Вольмар и обедали в Папендорфе, в 2 милях от Вольмара и в 16 от Риги. Проехав еще 3 мили, мы заночевали в поле.

18. Мы пересекли реку Браслу по мосту и остановились у холма Кошевник. Отсюда я отправил сотника и Каспара Штадена в Ригу с письмом от псковского губернатора к тамошнему, приказав им нанять /л. 230/ для меня жилье в предместье.

Июля 19, четверг. Я достиг реки Гауя, за 2 мили, и переправившись, обедал в поле. Затем я пересек реку Юг[л]у и, проехав еще милю, заночевал в поле, за милю от Риги.

20. Рано поднявшись, я прибыл в Ригу и поселился у переводчика. После полудня ко мне явились досмотрщики с расспросами, нет ли у меня товаров на продажу. Я отвечал, что нет ничего, кроме соболей примерно на 100 рейхсталеров для личных нужд, а так как те были столь любезны, что не стали обыскивать мои сундуки, где лежал мускус и прочее, то я дал им два рейхсталера. С довольным видом они удалились. [171]

Мне нанесли визит мистер Бенджамин Айлофф и Финлей Дуни, а затем м-р Херман Беккер и еще кое-кто — для них всех имелись письма и подарки.

Я получил письмо от мистера Томаса Брайена, датированное в Москве 5 июля [16]66 г., и еще одно от 29 июня — первое по почте, второе через друга; также и письмо от доктора Коллинса, датированное 5 июля.

/л. 230 об./ Июля 21, суббота. Губернатор — мой старый знакомец, генерал-лейтенант Фабиан де Ферзен ⁴⁵⁷, — прислал ко мне офицера с приветствием и передал, что весьма желает беседовать со мною и приглашает к себе домой. Я поблагодарил и просил сказать, что окажу ему почтение после полудня.

Отобедав, я послал за мистером Айлоффом и попросил его проводить меня к губернатору. По приходе тот принял меня с большим радушием. После долгой беседы о прежних событиях он стал клонить к тому, что [шведы] весьма привержены сохранению мира, и, казалось, сомневался в подобной искренности у нас. Среди прочего он поведал мне, как несколько дней назад отряд наших объявился на границе и устроил своего рода браваду с сильным гамом, звуком труб и пальбою, чем поверг всю округу в великий страх и тревогу. Поразмыслив, я сказал ему о возможной ошибке, вызванной, должно быть, моим же приездом к границе, куда меня провожали друзья из Пскова; на прощанье, забавы ради, они /л. 231/ дали несколько залпов и поиграли на трубах. Он этим удовольствовался и был чуть пристыжен, что [шведы] так легко и безосновательно всполошились. Засим мы провели время в щедрых возлияниях. Простившись, он отправил меня домой в карете в сопровождении прислуги и лакеев. По прибытии в свое жилище я раздал всем провожатым, кто поважнее, по дукату, а прочим по рейхсталеру — чересчур много!

Написал к мистеру Брайену.

22. Я обедал дома с друзьями и вечером пировал с ними.

23. Я обменял 100 рублей на рейхсталеры, отдав по 58 копеек за талер, большинство коих голландские, — не лучшая сделка.

Мистер Айлофф условился о проезде на судне до Любека за 12 рейхсталеров для меня и [моих] людей, причем мне отводилась каюта, и обещал снабдить меня всевозможными припасами. Я отпустил фурманов, взятых из Пскова, и написал с ними к тамошним друзьям, /л. 231 об./ а через сотника — к губернатору ⁴⁵⁸, благодаря его за любезность.

Июля 24, вторник. Я написал в Москву к жене, теще, мистеру Брайену, доктору Коллинсу и к думному канцлеру Алмазу Ивановичу. [172]

25. Корабль ушел вниз по реке, и я отправил свою кладь на лодку, что ждала нас у пристани. Здесь таможенники задержали мои вещи, требуя 4 рейхсталера земельного сбора и столько же за вывоз соболей на 100 талеров. За меня заплатил мистер Айлофф, коему я возместил сие за завтраком в городе.

Около 10 часов мы отплыли на лодке вниз по реке и сделали остановку у Дюнамюнде-шанца, или форта, где я поговорил с капитаном Джоном Гордоном. Затем мы взошли на корабль и двинулись вперед, взяв лоцманов, дабы указать /л. 232/ нам путь. Корабль был из Любека; шкипера звали Дюрик Эблер.

26. Мы плыли всю ночь и часов в 10 прошли Домеснес, а справа лежал остров Эзель. Этот мыс, в 18 милях от устья реки Двины, весьма опасен из-за песчаных отмелей, так что редкий год здесь обходится без крушений. К вечеру, со свежим ветром, мы миновали Свальферорт ⁴⁵⁹, в 9 милях, и Виндау ⁴⁶⁰, в 3 милях. Затем, удалясь от курляндского берега, мы держали курс на северо-запад к Готланду,

*27.* который завидели на другой день вечером. Сей остров имеет 18 миль в длину и, говорят, через каждую милю [стоит] церковь.

28—29. Из-за встречного ветра мы два дня были вынуждены лавировать.

30. Когда ветер стал более благоприятен, мы пошли дальше к острову Эланд, что отстоит от Готланда на 7 миль. Южная оконечность Эланда удалена от Виндау на 40 лиг, а от Борнхольма на 21. Оба оных острова по договору 1645 г. в Брёмсебру принадлежат шведам ⁴⁶¹.

31. Мы проплывали вдоль Эланда, длина коего также 18 миль, и к вечеру /л. 232 об./ потеряли оный из вида. Стояла скверная, неприятная погода.

Августа 1, среда. Мы прошли Эрдхольм, где есть небольшая гавань на случай надобности. Здесь никто не живет, только бывают рыбаки с Борнхольма. Вечером мы миновали оный, а также Борнхольм, что лежит в 3 милях от него. Эти [острова] принадлежат королю Датскому.

2. Мы поплыли к померанскому берегу и завидели остров Рюген ⁴⁶², что имеет три выступа или мыса, называемые Виттемунд, Ясмунд и Дорнбуш, который отделен от острова.

3. Сей остров отстоит от Борнхольма на 14, от Любека на 26 лиг. Держа курс на юго-запад, мы прошли в виду Штральзунда, а к вечеру — мыс Дасс ⁴⁶³, рубеж между Померанией и Мекленбургом.

4. Мы миновали Рибнитц, Росток и Висмар, что в 5 милях от Любека, и, пройдя место, называемое Большим и Малым Клюзе-мюнде, к вечеру вошли в /л. 233/ реку, на коей [стоит] крепость [173] Травемюнде. С превеликим трудом мы всю ночь тянули корабль вверх по реке и

*5, воскресенье.* около 5 часов утра стали на якорь под самым городом, в 4 [милях] по воде и всего в 2 по суше от устья реки. Я остановился под вывеской "Красного Льва" и отослал янтарный шкафчик, который мистер Брайен просил меня доставить, к Юсту Поортену с прилагавшимся письмом.

Наняв со спутниками повозку, часа в 4 мы покинули Любек, в полночь на середине пути накормили лошадей и

*6.* к полудню прибыли в Гамбург. Я разместился на Каменной улице, под вывеской "Город Ревель", где оказался в избранном обществе кавалеров, правда, чуть более буйном, чем было мне по нраву. Я немедля послал за мистером Натаниэлем Кембриджем, к коему имел рекомендательные письма. Когда он пришел, я осведомился о моем дальнейшем пути: [ехать] морем крайне опасно и ненадежно ⁴⁶⁴, по суше — утомительно, дорого и тоже не лишено риска. Он обещал спросить совета у друзей, сообщить мне свое /л. 233 об./ и их мнение и к тому же предлагал все услуги, что в его силах. Затем ко мне явился м-р Ферпоортен, к коему также имелись письма; и он весьма любезно предложил мне всяческую помощь.

Августа 7, вторник. Утром я отправился в Альтенау ⁴⁶⁵ на богослужение. После полудня ко мне приходил некий мистер Кенеди. При своем отъезде из Москвы он взял у всех нас письма в Шотландию, но потерял оные в Риге, где с ним случился приступ помешательства.

Получил по почте письма из Москвы от жены и тещи, датированные 5 июля, от доктора Коллинса и мистера Брайена с той же датой, а также за другие дни.

8. Мои знакомые, явившись, никак не решались подать мне совет. Однако я намерен путешествовать по суше — это наиболее приятно и безопасно, по причине войны.

9. Я отослал вещи, кои не пригодились в пути, к мистеру Кэмбриджу для отправки в Ригу, решив по возможности ехать налегке.

/л. 234/ 10. Я написал к жене и теще, к доктору Коллинсу, мистеру Брайену и к думному канцлеру Алмазу.

11. Я простился с провожавшими меня друзьями и отплыл на лодке в Харбург, за 2 мили. Там мы со спутниками сели в почтовую карету и вечером приехали в Зарнсдорф, за 4 мили. Подкрепив там себя и лошадей, мы двинулись дальше и

*12.* утром приехали в Витцендорф, за 4 мили, где пообедали. К вечеру мы прибыли в Целле, за 4 мили. Это красивый город на реке Аллер, в коем имеет резиденцию герцог Люнебургский. Зовут его [174] Георг Вильгельм; он лютеранского исповедания и принадлежит к ветви брауншвейгского дома. Здесь великолепнейший дворец, где обитает герцог. У городских ворот нас строго допросили и записали все наши имена.

Вечером, отужинав и взяв свежих лошадей, мы отправились дальше, ехали всю ночь, до рассвета прибыли в Ганновер и остановились в таверне перед самым городом. Сей город лежит в 5 милях от Целле.

/л. 234 об./ Августа 13. Через оный протекает река Лайне. Здесь есть порядочные здания и обширный дворец — резиденция Иоганна Фридриха, герцога Ганноверского и Люнебургского; он римско-католической веры и [происходит] из другой ветви брауншвейгского дома.

Здесь мы наняли большую крытую повозку. Общество составили барон фон Лоттум, подполковник Шверин, один бюргер из Везе-ля с женою, я сам и наша прислуга. Часов в 8 мы пустились в путь и пересекли реку; с левой стороны была деревня, называемая Ронненберг, а справа — парк на холме, до половины склона. Мы достигли границы Шаумбурга, в 2 милях от Ганновера, и по правую руку завидели Нойштадт, красивый [город], что принадлежит герцогам Люнебургским. Затем [мы проехали] через Гросс-Бриннендорф и Хорст; далее между Лёвенхофом справа и Райменхофом слева, коими владеет дворянин по имени Мюниххаузен, до Штадтхагена, за 2 мили. Тут мы пообедали и взяли свежих лошадей.

Мы поскакали дальше, оставив по левую руку Обер[н]кирхен — владение ландграфа Гессенского, до Бкжкебурга, где заночевали. На другое утро мы дорого заплатили /л. 235/ за то, что упились Hames kuite ⁴⁶⁶. Здесь находится резиденция графа Филиппа фон Шаумбург-Липпе. В одной миле у него прекрасная усадьба, укрепленная стеною и рвом.

14, вторник. Отсюда, не слишком рано, мы отправились к Миндену, за 1 милю, и пересекли р. Везер под городом, где не задержались, но сменили лошадей. Мы ехали вдоль Везера и взобрались на холм, который Везер как будто прорезает. Холмистая гряда, хотя и не столь высокая, идет по другому берегу, а под нею стоит город Хамель[н], знаменитый своим свирельщиком, который увел детей [горожан], так что о них не было и слуху ⁴⁶⁷. Мы проезжали селами и, переправясь через реку Вайер, за 2 мили, достигли Херфорда, в 1 миле, где пообедали; затем — вперед, к Бил[е]фельду.

Прослышав по пути о роднике, что забил несколько недель назад и исцеляет многие недуги, мы спешились и свернули с дороги. Там расположились сотни людей, прибывших из разных мест, [175] кое-кто из любопытства, но большинство для лечения. Родник был огорожен ветвями, с лавками внутри [ограды]. Когда мы вошли, два городских чиновника, кои тут распоряжались, /л. 235 об./ весьма учтиво пригласили нас присесть и предложили испить воды. Я не нашел, что вкус отличен от обычной воды, только чуть кисловат. Нам поведали, что в прошлое воскресенье был благодарственный молебен за более чем 70 исцеленных в течение шести недель, и показали около 30 висящих на деревьях костылей, брошенных теми, кто излечился от хромоты.

Мы отправились пешком в город, за половину английской [мили], и подкрепившись и сменив лошадей, вечером продолжили путь. Сей город хорошо выстроен и имеет каменные стены, а рядом, на холме, называемом Шпарренберг, — сильный замок. Тут берет исток река Люттер. [Билефельд] знаменит также обширной торговлей полотном, изготовляемым здесь на вывоз.

Ночной порою мы пересекли реку Дальке, в 2 милях, и реку Эмс, или Амасис, в одной миле, миновав по левую руку замок Ритберг, по коему именуется графство. Через полторы мили мы пересекли реку Хастенбек и немного погодя,

*15.* около 6 часов, прибыли в Липпштадт на реке Липпе. Оный вместе с Минденом /л. 236/ и всеми землями, что мы проезжали после него, принадлежит курфюрсту Бранденбургскому.

Здесь я пребывал в больших сомнениях, какой дорогою следовать. При моем отъезде из Гамбурга друзья советовали переправиться через Рейн в Кельне или пониже, а оттуда по льежским землям — во владения Испании, дабы избежать пути через Голландию, согласно моим инструкциям ⁴⁶⁸. Но тут я узнал, что во всех рейнских городах чума и каждый, кто едет этим путем, на землях Льежа, или Лейка, должен соблюдать карантин. Сие препятствие весьма меня удручало. Наконец я решил ехать с моим обществом до Везеля, а там уж думать о дальнейшем странствии.

Часов в 10 мы отправились из Липпштадта и 3 часа спустя миновали Хофештадт — владение барона фон дер Хайдена, а через 5 часов [добрались] до Хамма, где подкрепили себя и лошадей. В этом городе варят пиво под названием kuit, которое развозят по разным местам, даже до самого Гамбурга. Отсюда мы ехали 6 часов до небольшого городка Люнен, /л. 236 об./ где, после ночного отдыха, пересекли реку Липпе. Доселе она судоходна.

16. Рано поднявшись, через 3 часа мы доехали до Ольфена — городка, что принадлежит епископу Мюнстерскому, близ коего пересекли речку Зифе ⁴⁶⁹, и прибыли в город Хальтерн, весь разрушенный недавней войною. Мы двинулись дальше и достигли мельницы, [176] называемой Вульфен, где пообедали и надолго задержались, упиваясь рейнвейном и минеральной водою ⁴⁷⁰; это в 3 часах от Хальтерна. Отсюда мы проскакали 3 мили до Шрамбурга, или Шермбека, и к вечеру, 3 часа спустя, [прибыли] в Везель.

У ворот нас допросили и отправили с солдатом в главную караульню на рыночной площади, где подполковника и остальных узнали, а на меня обратили тем меньше внимания. По объявлении, где мы намерены остановиться, нас отпустили и немедля прислали писаря, чтобы отметить наши имена. Я обещал почтмейстеру деньги на выпивку, дабы затаиться, сказав ему только, что я шотландец и опасаюсь ареста по случаю /л. 237/ войны с [моим] королем. Когда явился писарь, я пошел обратно в конюшню до его исчезновения, а почтмейстер дал мне имя и должность по своей прихоти.

Здесь мы прекрасно разместились и угощались, с избытком доброго вина, уплатив за все по пол-рейхсталера каждый, а за нашу прислугу по 10 штюберов ⁴⁷¹.

17. Рано позавтракав и дав почтмейстеру на утренний глоток и рейхсталер за любезность, я велел перенести мою кладь на судно — без допроса. Теперь мы плыли по реке, оставив по левую руку город Ксантен, 4 часа до Рееса, где провели часа два; далее завидели Клеве — столицу герцогства Клевского и владение курфюрста Бранденбургского, где он иногда и пребывает ⁴⁷². 3 часа спустя, к вечеру, мы прибыли в Эммерих, который, как и два первых, лежит в герцогстве Клевском, и голландцы держат в оных гарнизоны.

/л. 237 об./ Августа 18, суббота. Здесь я переночевал, а наутро пошел в церковь иезуитов на богослужение. Отцы возвратились лишь недавно, будучи принуждены к отъезду, когда началась война с епископом Министерским ⁴⁷³.

После завтрака мы через 2 часа доплыли до Шенкеншанца, где Рейн разделяется и где мы провели час. За это время я сошел на берег и осмотрел форт, хорошо укрепленный и природою и искусством. К вечеру мы спустились по Ваалу, через 4 часа прибыли в Нимвеген ⁴⁷⁴ и остановились в Тулассе; считается, что во всех Нидерландах и Вестфалии это [...] ⁴⁷⁵ в половине немецкой мили. Со мною ночевал один лейтенант, и, хотя мы не брали ничего особенного, назавтра нам выставили довольно дорогой счет.

19. Часов в 6 мы взошли на судно и 6 часов спустя доплыли до Тила, где провели около часа и подкрепились. Тут мы получили в спутники еще одного кавалера и двух юных [...] ⁴⁷⁶. Через 2 часа мы проплыли мимо форта Св. Андрея и еще через 2 часа — до Боммела, где простояли с полчаса. Затем миновали /л. 238/ усадьбу Левенстайн и Воркум, между коими р. Маас впадает в Ваал. По пути я [177] видел сэра Джорджа Айскью — одного из английских адмиралов, плененного в бою в начале июня ⁴⁷⁷.

Мы добрались до Горкума, что на другом берегу, в 2 часах от Боммела, где простояли лишь полчаса. Еще через 2 часа пути кавалеры, кои, кажется, сторговались с д[евками], подкупили или уговорили шкипера остановиться там на всю ночь. Мы никакими средствами не могли заставить его сняться и заночевали здесь же, а

*20, понедельник.* на другое утро, спустя 2 часа, прибыли в Дорт.

Сей город имеет первенство над всеми прочими в Голландии и главный рынок рейнских вин. Он крепок, многолюден, богат и стоит на острове. Не доезжая оного, я сошел на берег и обозрел руины усадьбы Де Мерве, по левую руку от нас. В 1421 г., после внезапного наводнения, 80 сел и около 100 000 человек потонули. Чудом спасся лишь один младенец — сын и наследник владетеля Мерве: на его колыбель вскочила кошка и удерживала ее в равновесии, пока оная благополучно не приплыла по реке в Дорт, /л. 238 об./ называемый по-латински Дордракум, а по-голландски Дордрехт.

Перенеся нашу кладь на другое судно, я отправился в город и прошелся по главным улицам. Вернувшись на судно, часов в 10 мы пустились вниз по р. Ваал в сторону Зеландии. У нас был большой корабль, вдоволь общества разного рода, и мы проводили время за беседой, курением табака и поеданием моллюсков ⁴⁷⁸. Я узнал, что на судне находится одна капитанша с двумя детьми, дочь английских родителей и жена англичанина по имени Айскью — капитана, коего в начале войны, вместе с прочими, отозвали со службы [Голландских] Штатов. Он переехал в Англию, и теперь она добиралась с пожитками туда же, как можно более тайно. Через моего шурина Чарлза, который ее отыскал, я предложил ей свою помощь и общество в пути, чему она была рада.

4 часа спустя мы оставили по левую руку Виллемстад и /л. 239/ после ночного отдыха

*21.* с рассветом оказались в виду Зирик-зе, в 10 часах от Виллемстада; мы оставили его справа, довольно далеко, и около полудня прибыли в Тер Фере, в 4 часах от Зирик-зе. Здесь мы высадились и взяли карету до Мидделбурга, в одной голландской миле и в часе пути, а оттуда, переложив кладь в повозку, я со спутниками отправился пешком во Флашинг ⁴⁷⁹, еще в часе пути. Не стану ничего говорить об этих городах, столь хорошо известных и столь часто описанных.

Флашинг был битком набит солдатами и моряками, так что мы едва смогли найти жилье: ведь здесь готовился к отплытию де Рюйтер ⁴⁸⁰ со своим флотом. Наняв, наконец, квартиру — всего лишь [178] комнату без кроватей и постели, мы обрели довольно жалкий приют и никакого покоя, ибо в соседней комнате оказалось несколько шотландцев, кои всю /л. 239 об./ ночь кутили, ругались и богохульствовали. Горько и досадно было их слышать!

Сей Флашинг вместе с Мидделбургом и Тер Фере расположен на Валхерене — прекраснейшем острове во всех Нидерландах.

22, среда. Я рано поднялся, велел доставить нашу кладь на борт, и, последовав за оной, мы отплыли отсюда около 7 часов. Переправясь во Фландрию, мы вошли в широкий канал или реку. Слева от нас лежал остров, называемый Катзанд, а справа континент; на обеих сторонах — форты с небольшими укреплениями.

Мы поднялись до Слёйса, что примерно в 5 лигах от Флашинга, и пристали к берегу у самого города, но ворота оказались заперты. По новому стилю сегодня первая среда месяца, объявленная праздником по указу Штатов. Все пассажиры корабля, не имея ничего кроме сумок, сошли, пересекли реку, добрались пешком до небольшого форта, расположенного в полумиле, и там сели на лодку до Брюгге. Я же /л. 240/ был обременен сундуком и прочей поклажей и обязался сопровождать капитаншу, у коей был большой сундук, другие вещи и малое дитя, так что я не мог двигаться дальше. Я просил шкипера добиться для нас пропуска в город, но тот не сумел и не мог найти другого средства доставить нас в Брюгге [кроме телеги], что он нанял за 2 рейхсталера. С началом прилива шкипер заявил, что должен отвалить, как только корабль будет на плаву, и я был вынужден выгрузить все с корабля и разместить на берегу.

Я оказался в величайшем затруднении и не ведал, что делать, — объявить о себе или таиться; и в том, и в другом я находил препятствия и начал жалеть о выборе пути через Голландию, опасаясь разоблачения. Я пообещал судовладельцу рейхсталер за труды, если он сможет провести нас в город, что заставило его очень усердно взяться за дело. Отыскав двух магистратов, кои прогуливались перед воротами, он обратился к ним, и те приказали впустить нас /л. 240 об./ в город.

Итак, взяв носильщиков для поклажи, мы проникли в первые и вторые ворота, но тут явился караульный офицер, уставился на нас и с бранью собрался выгнать вон; он заявил, что магистратам нечего делать и командовать на его посту. Я привел ему все мирные и разумные доводы, какие мог, а когда заговорила капитанша, он ее узнал, вступил с ней в разговор и согласился пропустить меня через последние ворота. Добравшись до таверны, где стояла наготове телега, я велел тем же людям погрузить туда нашу кладь и на радостях щедро наградил их. Тем временем пришла и капитанша, которая рассказала [179] караульному офицеру длинную и складную историю. Мы двинулись вперед, к другим воротам, кои оказались на запоре. Я был слегка этим озабочен, но извозчик пояснил, что их откроют, как только окончится проповедь. Дабы избежать допроса и ложных показаний, я зашел в питейный дом и спросил бренди, /л. 241/ но пить не смог и незаметно его выплеснул. Вести беседы со стражей я предоставил капитанше, что ей — женщине приметной, словоохотливой и умной — отлично удавалось.

Когда ворота открыли, мы продолжили путь, капитанша с младенцем на телеге, а я с остальными пешком. Через милю мы добрались до Мидделбурга, где были сперва задержаны голландцем, а на другом краю города испанцем, коему непременно вздумалось поискать у нас товары; от последнего мы освободились с превеликим трудом.

Сделав около 3 миль, мы прибыли в Брюгге, у ворот коего пошли расспросы, откуда мы явились. Мы отвечали (по наущению фурмана), что из Арденбурга, ибо оный свободен от чумы, а Слёйс заражен. За воротами нас преследовала большая ватага мальчишек с криком: “Гезы! гёзы!” ⁴⁸¹ Так здесь именуют /л. 241 об./ протестантов, каковыми считают всех приезжих из Соединенных Провинций, хотя в Голландии, особенно в Амстердаме, католиков не намного меньше, чем протестантов.

Сей город выстроен лучше всех во Фландрии, а горожане наиболее учтивы во всех Нидерландах. [Брюгге] укреплен каменными стенами, земляным валом и широкими рвами. Здесь весьма благотворный воздух, а по вновь прорытому каналу можно принимать суда в 400 тонн.

23, четверг. Переночевав с большим удобством, я нанял повозку до Остенде. По дороге мы обнаружили одну из яхт нашего короля, стоящую на якоре, на борту коей (хотя и инкогнито) пребывал м-р Кивет — член генеральных штатов; он бежал вследствие переписки с Англией и был замешан в деле ротмистра Бюа ⁴⁸². Я зашел в таверну, где сидел капитан яхты, и весьма настойчиво просил взять меня на борт. Однако он отказался под тем предлогом, что нарочно послан по делам Его Величества и не смеет брать никаких пассажиров.

/л. 242/ Я поехал дальше до Остенде, раздобыл лодку, переплыл на другую сторону гавани (где в это время стояло около 100 парусных судов всякого рода, идущих в разные места), сразу уговорился с одним судовладельцем о проезде в Англию и отвез свою кладь на борт. В город я не заходил, ибо там чума, но мы закупили в оном припасы. [180]

24. Королевская яхта спустилась сюда и стала на якорь в гавани. Я взошел на борт, открыл капитану, кто я такой и каково мое поручение, и попросил взять меня. Но тот возражал еще сильнее, заявив, что мог бы отважиться взять частное лицо, а рисковать из-за меня без прямого приказа — никоим образом. Я был вынужден отступиться.

/л. 242 об./ Августа 25, суббота. Поутру ожидалось, что наш флот должен поднять паруса завтра. Но получив весть о выходе голландского флота из Флашинга, [капитаны] были в растерянности, что делать дальше.

26. После полудня мы и впрямь завидели голландский флот на море у Бланкенберге, что привело все сбивчивые советы шкиперов к [единому] мнению — не рисковать отплытием, пока опасность не минует. Затем я решил вернуться в Брюгге и поселиться там; так удобнее, чем жить на борту или в Остенде, где воздух нездоров и vivres ⁴⁸³ более дороги.

27. Я уехал в Брюгге и остановился на Эзел-страат, под вывеской "Король Великобритании".

/л. 243/ 29. Я ездил в Остенде и перевез свою кладь обратно в Брюгге, уплатив половину фрахта, да и то с большими хлопотами.

Написал в Гамбург и к родным в Москву.

30. Узнав, что в Рент прибыла миссис Плауден с целью поступления в тот же монастырь, где была аббатиссой ее дочь, я решил туда отправиться и уговорил моего хозяина мистера Фрэйзера — доброго весельчака — ехать со мною. Мы плыли на большой лодке по реке или каналу под названием Альбертина и веселились тут в разнородном обществе. За милю от Рента мы вышли из лодки и разместились в гостинице: в Рент суда не пропускают по причине мора в Брюгге.

31. Мы наняли повозку пораньше, прибыли в Рент и остановились под вывеской "Звезды". Я немедля пошел на богослужение, а затем в английский женский монастырь и побеседовал с миссис Плауден; она была чрезвычайно рада получить вести о моей теще и повидать нас. Отобедав, мы взяли повозку, выехали в Брюгге и на полпути заночевали в одной деревне, где нам подали вкусную и здоровую сельскую снедь.

/л. 243 об./ Сентября 1, суббота. После завтрака мы пустились в путь и прибыли в Брюгге около 2 часов пополудни.

Здесь я прожил несколько недель, с большим нетерпением ожидая отплытия флота из Остенде в Англию. Правда, у меня было много способов отвлечься. Рано поутру я переходил улицу к монастырю капуцинов и слушал мессу; затем, в половине десятого, отправлялся в английский женский монастырь за княжеским дворцом и слушал [181] мессу вновь; сведя знакомство, мы встречались в том месте у решетки, где обычно восседает и дает аудиенции леди аббатисса, и там с прочими [посетителями] узнавали, что происходит.

Вечерами я ходил с английским резидентом, другими шотландцами и англичанами коротать время во Frey ⁴⁸⁴ за бокалом вина и дружеской беседой; либо ходил в обитель монахинь, где три молодые дворянки, недавно прибывшие из Лувена, /л. 244/ остановились по пути в Англию, и проводил время с ними за картами и разговорами; либо порою гулял по стенам, осматривал монастыри, водные сооружения и прочие достопримечательности. Иногда, после вечерни в обители монахинь мы слушали по моей просьбе превосходную вокальную музыку, причем часто присутствовало множество людей всех наций и исповеданий.

Сентября 13. Я написал к миссис Плауден, прося совета в покупке всего необходимого и заказе одежды для моей жены и тещи. На сие я получил весьма любезный и почтительный ответ от 16 числа.

Утомившись сидеть на одном месте, я счел нужным послать в Англию весть о моем пребывании здесь и просить содействия в переезде. Итак, я составил письмо ко графу Лодердейлу ⁴⁸⁵ и еще одно к мистеру Джеймсу Мэйтленду, его секретарю, с оной целью и с жалобой на капитана Хилла из Дептфорда, не пожелавшего взять меня на королевскую яхту.

/л. 244 об./ Между тем мы услышали печальные известия о пожаре города Лондона ⁴⁸⁶, поскольку почтовое сообщение поддерживается.

19. Я написал к генералу Далйеллу и генерал-лейтенанту Драммонду, а также к моему отцу и дяде.

16. Я написал к сэру Джону Хебдону ⁴⁸⁷, известив его о моих делах и о задержке, к милорду Лодердейлу и моему отцу.

Написал в Россию к жене и ее матери, к доктору Коллинсу, мистеру Брайену и к думному [дьяку] Алмазу Ивановичу с уведомлением о моем утомительном и дорогостоящем путешествии, причем я принужден жить здесь из-за невозможности переправиться; полагаться на обычный пакетбот я не дерзаю, опасаясь ограбления; пираты недавно так и поступили с бранденбургским посланником; я просил и выражал надежду, дабы мои расходы были приняты во внимание ⁴⁸⁸.

Получил ответ на мое письмо от сэра Джона Хебдона, с советом высадиться в Дептфорде и узнать дорогу до Пекэма, где он приглашает меня остановиться в его доме, пока не будет доставлен мой наряд и прочие вещи. Это предложение я решил принять. [182]

/л. 245/ Я получил ответ на мое письмо к мистеру Мэйтленду, с сообщением, что меня велено взять на королевскую яхту, направлявшуюся в Ньюпорт.

Я занял 10 фунтов стерлингов у мистера Коллисона, поручил свои сундуки и другие вещи мистеру Скину и, взяв лишь сумку с верительными и прочими грамотами,

*25.* доехал на лодке до Ньюпорта и остановился в доме у одного ирландца.

26. Здесь я пребывал в гораздо большей тревоге, чем в Брюгге, ибо ничего не слыхал о яхте и лишился общения. На другой день прибыл пакетбот, и некий [...] — шотландец — сказал мне, что королевская яхта, имевшая приказ меня доставить, была вынуждена пристать в Булони и едва ли доберется до Ньюпорта. Сие меня крайне удручило.

28. Из Англии пришла небольшая яхта с каким-то товаром. Узнав об этом, я убедил моего хозяина занять место /л. 245 об./ капитана, с коим я сговорился о найме его яхты до Довера за 60 крон. Условия таковы: пассажиры, сколько наберется, по уговору заплатят за проезд мне, а за фрахт своего имущества или товаров — ему; по пути он не должен заниматься каперством и творить насилие, но идти прямо в Довер.

Зная, что в Брюгге многие ждут возможности добраться до Англии, я отправил с курьером письма к английскому резиденту мистеру Глэнвиллу, мистеру Скину, мистеру Коллисону и к молодым дамам в монастыре; я сообщил им об удобном случае, дабы все желающие непременно явились завтра, ибо в воскресенье мы должны отплывать.

29. Кое-кого это привлекло, особенно нескольких гамбургских купцов с женами. Они выплатили мне половину /л. 246/ условленного, чему я был очень рад.

Написал в Москву к родным и к р[усскому] канцлеру Алмазу через Гамбург, на адрес мистера Кэмбриджа.

Сентября 30. Мы взошли на борт сразу после полудня, причем все матросы были пьяны, да и капитан нетрезв. Итак, подняв королевский флаг, мы спустились по реке, но не успели далеко отплыть, как нас растревожил идущий вдоль берега корабль. Видя реющий королевский флаг и приняв нас за капера, он развернулся в нашу сторону и бросил якорь за буями. Пока он не стал на якорь, я не ведал, что о том и думать, а наш капитан отдал приказ готовиться [к бою]. У него было человек 30 команды и 4 малых орудия, так что они извлекли из ящика свои ржавые мушкеты и зарядили пушки. Но увидав лишь, как те бросают якорь, я понял, что [183] они укрылись за буи из страха перед нами. Посему я сказал капитану, что не следует применять силу, и напомнил ему, что мы в нейтральном порту, а также о нашем уговоре.

/л. 246 об./ Однако матросы и солдаты, будучи зверски пьяны, едва его слушались, и мимоходом кто-то выпалил по [чужакам] из мушкета, причем те прильнули к палубе. Когда мы отдалились, они вскочили и закричали: "Пошли прочь, ж..ы ⁴⁸⁹, в море вас поджидают французы!" Сие так разозлило матросов, что они хотели развернуться и отомстить, но я и другие пассажиры их удержали.

К вечеру мы миновали Дюнкерк, при тихом ветерке. После захода солнца ветер стал крепчать; я сошел вниз и улегся возле грот-мачты, где, как мне известно, качает меньше всего.

Около полуночи, напротив Кале, наш капитан захватил три больших рыболовных судна с мачтами и парусами, пересадил на оные своих людей, а кое-кого из тех забрал к себе. Однако я, будучи разбужен шумом, послал слугу узнать, в чем дело; когда мне сообщили об этом, я поднялся наверх и так увещал капитана и матросов, что они позволили [рыбакам] разойтись по своим судам и отпустили их; правда, у них отобрали сети, улов, якоря и все, что при них имелось.

/л. 247/ Октября 1, понедельник. На рассвете мы прибыли в Довер и, высадившись, позавтракали у "Красного Льва". Затем я взял почтовую карету и поскакал в Кентербери, за [...] миль, откуда, подкрепившись и получив свежих лошадей, мы продолжили путь до Ситтингборна. Сменив там лошадей, мы проехали через Рочестер, в [...] милях, до Грэйвсенда, в 7 милях, и остановились в [гостинице] "Приветствие". Здесь нас ждали хорошие удобства и угощение, но задорого.

2. Мы сели на лодку и гребли вверх по реке Темзе до Дептфорда, где я сошел на берег и взял провожатого, который доставил меня в Пекэм. Там меня сердечно приветствовали сэр Джон Хебдон и его семейство.

Я получил письмо от генерала Далйелла, датированное в Лондоне 13 июля, а в оном то, что вложено от моего отца, датированное в Охлухрис 20 июня. Получил также письма мистера Брайена из Москвы, от 16 августа, и доктора Коллинса оттуда же, от 20 августа.

/л. 247 об./ Посовещавшись с сэром Джоном Хебдоном, дабы привести себя и свиту в приличный облик для представления Его Величеству, я послал за деньгами к мистеру Питеру Уэбстеру и мистеру Джорджу Гроуву (к коим имел векселя от мистера Паркера ⁴⁹⁰). Они немедля предоставили мне, сколько надобно.

Здесь я прожил несколько дней, пока не обеспечил себя и свиту одеждой и ливреями. Поскольку двор пребывал в трауре ⁴⁹¹, я счел [184] нужным последовать этому и облачить самого себя в глубокий траур, моего шурина (он должен нести предо мною грамоту императора) в полутраур, а моих слуг в обычные ливреи, коих много не требовалось, ибо согласно инструкциям мне не предстояли торжественные въезды или аудиенции.

9. вторник. Раздобыв все необходимое, я частным образом прибыл в Лондон, являвший собою дымящееся пепелище, и поселился на Стрэнде, чуть выше Айви-лэйн, в аптекарском доме. Сегодня же я просил сэра Джона Хебдона сообщить графу Лодердейлу о моем приезде и узнать его мнение, как и когда мне окажут честь быть /л. 248/ у руки Его Священного Величества. [Хеб-дон] отправился и принес ответ, что [граф] уведомил Его Величество о моей миссии и прибытии, и я буду допущен к Его Величеству сегодня вечером.

Около 6 часов пополудни за мною прислали и доставили в покои графа Лодердейла, в сопровождении сэра Джона Хебдона и мистера Джеймса Мэйтленда — секретаря Его Светлости. Граф Лодердейл принял меня весьма любезно и, осведомившись более подробно об обстоятельствах моей миссии, проводил к Его Величеству; [король] только что вернулся после осмотра захваченного французского корабля ⁴⁹².

Я увидел Его Величество стоящим под балдахином, с непокрытой головою, в окружении множества вельмож. Вступив в залу с подобающими знаками почтения, я взял у моего шурина грамоту императора. После краткого приветствия Его Величеству было угодно принять грамоту собственноручно, сразу же передать оную одному из присутствующих и спросить меня о добром здравии Его [Царского] Величества, на что я ответствовал по обыкновению. Затем Его Величество изволил сказать, что сие послание тем /л. 248 об./ более приятно, что царю угодно было доверить оное одному из его же [короля] собственных подданных, и велел передать мне, что я могу свободно бывать при дворе.

Когда меня отвели обратно в покои милорда Лодердейла, я прождал полчаса в надежде, что милорд спустится вниз. Однако он не пришел, и я отправился в мое жилище, куда меня проводил мистер Патрик Уэст, который, вместе с прочими, провел со мною около двух часов.

10. На другой день я принимал визиты разных частных лиц. Инструкции не обязывали меня объявлять о моем приезде или посещать министров иноземных государей, дабы не производить большого шума; русские не желали досаждать голландцам, коих моя миссия касалась более всех. [185]

11. Узнав, что в городе пребывает мистер Джордж Гордон — брат лэрда Хэддо ⁴⁹³, я послал разыскать его и просить ко мне. Он и явился вечером с мистером Джеймсом Мэйтлендом и Джоном Киркву-дом. Мы принялись пировать, поминая родных почти до полуночи.

Получил письма генерала Далйелла, датированное в Лите 2 октября, и генерал-лейтенанта Драммонда из Эдинбурга, от 9 октября.

/л. 249/ Согласно приказу королевский замочник доставил [ключ], коим открываются ворота парка, галерей и других проходов во дворец. Я дал ему 20 шиллингов, а его слуге — 5. На [ключе] вырезано мое имя.

Не очень хорошо разместившись на Стрэнде, я переехал на Хэй-маркет и поселился у мистера Роберта Рэни, под вывеской "Двух Голубых Шаров", где мне было чрезвычайно удобно.

Я отправил моего шурина Чарлза в школу танцев и чистописания.

15. Написал к отцу и брату.

16. Я имел беседу с лордом-канцлером у него дома, ибо он болен подагрою. Содержание [беседы] — в другой моей книге, с донесениями ⁴⁹⁴.

/л. 249 об./ Октября 21. В воскресенье я нанял карету, поехал в Хайгет и отобедал у графа Лодердейла ⁴⁹⁵, а вечером возвратился.

22. Написал к отцу, к м[иссис] Мэсси в Брюгге и к м[исгис] Плауден в Гент, по почте.

23. Я имел еще одну беседу с лордом-канцлером и сэром Уильямом Морисом — государственным секретарем ⁴⁹⁶ — в доме лорда-канцлера. [Оная] включена в мою книгу донесений.

Получил письмо от генерала Далйелла, датированное в Лите 16 октября.

/л. 250/ 25. Написал по почте к генералу Далйеллу и генерал-лейтенанту Драммонду.

Получил письма от жены и тещи, датированные в Москве июля 20 и 24 и августа 24 и 26.

29. Написал по почте к жене и теще, к доктору Коллинсу, мистеру Брайену и к Алмазу Иван[овичу]. Написал к отцу через мистера Скина.

30. Получил письмо от отца, датированное в Охлухрис 20 октября, и другое от генерала Далйелла, датированное 23 октября, из Лита; от брата Джона из Уэстертуна, 15 октября; от дяди из Боматутила, 15 октября. [186]

/л. 250 об./ Ноября 1, четверг. Получил по почте письма от родных из Москвы, с вложением от полковника Бокховена.

4. Написал к отцу, дяде и к лэрду Питфоделс, с приложением от его сына Пола ⁴⁹⁷'.

5. Написал к жене и родным в Россию и к полковнику фон Бокховену.

В Лондон прибыл мой кузен, полковник Патрик Гордон, обычно называемый Стальной Рукою, а с ним еще один полковник из Богемии.

Приходил мистер Голт.

Я получил сундуки и другую кладь, что оставил в Брюгге.

Отвез мадам Хебдон и ее дочерей на Новую биржу и купил им перчатки и проч. за 2 фунта 10 шиллингов.

/л. 251/ Получил письма: доктора Коллинса, датированное в Москве 25 сентября; мистера Брайена от 27 того же [месяца]; от жены и тещи, датированные [...], из коих я узнал о рождении принца по имени Иван ⁴⁹⁸.

Я послал в ведомство [государственного] секретаря ⁴⁹⁹ мемориал касательно моего поручения, на что был обещан ответ.

12. Получил письмо моего кузена, мистера Томаса Гордона, из Эдинбурга от 12 ноября, с еще одним от отца, датированным [...].

13. Написал к генералам ⁵⁰⁰ и прочим друзьям в Шотландию.

Я имел третью встречу с лордом-канцлером и государственным секретарем, где мы обсуждали поручение, ради коего я прибыл, а также — весьма резко — [вопрос] о привилегиях ⁵⁰¹.

Я написал к отцу, дяде, брату и друзьям в Шотландию, отправив в подарок четыре колечка, или перстня.

/л. 251 об./ Я послал Чарлза хлопотать о письме к королю Польскому для освобождения его отца ⁵⁰².

Из Брюгге приехал мистер Скин и доставил от мистера Коллисо-на мою расписку о деньгах, что я занял у него в Брюгге.

20. Получил письма: от отца, датированное в Охлухрис 17 октября, и от генерала Далйелла из Лита — 6 ноября.

23. Написал к жене и родным в Россию. [187]

Получил письмо от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное в Лите 15 ноября, и от генерала Далйелла из Лита — 14 ноября.

Ноября 24. Написал к генералу Далйеллу и генерал-лейтенанту Драммонду.

/л. 252/ Декабря 1, суббота. Написал к мистеру Клафу.

Получил два письма от отца, датированные 20 и 23 ноября.

6. Получил письма от жены и тещи, датированные в Москве сентября 26.

Получил письма миссис Плауден из Гента от 25 ноября и миссис Мэсси из Брюгге от 20 ноября.

Я занял 15 фунтов стерлингов у мистера Питера Уэбстера.

8. Получил письмо от лэрда Питфоделс, датированное в Эбердине 26 ноября, с вложением для его сына Пола, и еще одно от моего отца от 26 ноября.

/л. 252 об./ Я отправился в Пекэм, затем в Лоуэр Тутин[г], а оттуда ездил в Колбрук, где мы веселились всю ночь. Пополнив наше общество мистером Ричардом Хебдоном и его супругой, мы вернулись в Лондон, где все ужинали у меня.

Я ходил в Тауэр и осмотрел корону, скипетр, сокровища, оружие и магазин, что стоило мне 1 фунт 13 шиллингов.

Декабря 10. Я имел последнюю встречу с лордом-канцлером у него дома. Он сообщил мне о решении короля и совета касательно моего дела и об ответе, что мне предстоит получить, а также что Его Королевское Величество повелел выдать мне на расходы 200 фунтов ст. и подарок.

Написал к жене и родным в Россию.

Получил письмо от мистера Клафа.

Мистер Бэттерсли очень радушно угощал меня за обедом.

/л. 253/ В [Лондон] прибыл граф Ротес — лорд Верховный Комиссар Шотландии ⁵⁰³, коего я посетил в его доме на Саффолк-стрит. Он принял меня весьма учтиво.

Получил письма: от генерал-лейтенанта Драммонда, датированное в Эдинбурге 4 декабря, — ответ на мое от 24 прошлого месяца, а также от Питфоделса и моего отца. [188]

Полковник П[атрик] Гордон уехал без особого успеха, получив лишь 50 фунтов ст., да и те от графа Мидлтона, хотя и по повелению Его Величества. Он оставил шкатулку ⁵⁰⁴ со своими проезжими грамотами у мистера Голта в залог 20 фунтов ст. и попросил меня выкупить оную; так как он дал мне только 5 фунтов ст., я уплатил недостающие 15.

17. Написал к жене и родным в Россию.

19. Получил письма от мистера Скина и моего дяди.

20. Написал к генералу Далйеллу ⁵⁰⁵, к отцу, Питфоделсу, дяде, кузену и к мистеру Скину.

/л. 253 об./ Получил письма жены и тещи в конверте мистера Брайена от 7 ноября.

Обедал в Лондоне с сэром Джоном Хебдоном и его сыновьями, а вечером навестил мистера Тауэрса.

Декабря 27. В день Св. Иоанна обедал в Пекэме с избранным обществом, где было весело.

Обедал у графа Мидлтона ⁵⁰⁶. Посетил графа Карлайла у него дома.

Обедал с сэром Уильямом Дэвидсоном и сэром Уильямом Томсоном, где был также доктор Морисон ⁵⁰⁷; было весело.

За обедом в большом обществе, что стоило [...].[189]

/л. 254/ 1667

Января 1, вторник. Будучи зван, я поехал в Лоуэр Тутин[г], где собралось избранное общество, и два дня мы пировали вместе.

3. Приехал в Лондон со всей компанией, которая отужинала под вывеской "Петуха" и осталась ночевать в моем жилище за мой счет.

4. Обедал в Доме Рейнских Вин за счет сэра Джона Хебдона.

5. Обедал у сэра Джорджа Энта ⁵⁰⁸ — врача.

6. Обедал в "Странствующих Рыцарях".

7. Обедал у отца мистера Кэррила, который был членом корпорации адвокатов ⁵⁰⁹ в Холборне.

/л. 254 об./Получил письмо от мистера Брайена, датированное в Москве 4 декабря, а в оном письма от моей жены и тещи.

Его Священное Величество повелел составить письмо к королю Польскому в пользу моего тестя. Содержание оного, после титулов и приветствий, таково:

Полковник Филипп Альберт фон Бокховен несколько лет прослужил блаженной памяти отцу Нашему и Нам и пребывал бы в Нашей службе доныне, если бы не произошло недавнее возмущение подданных Наших, из-за коего Мы принуждены были на некоторое время покинуть Наши наследственные королевства, а служители Наши, по той же причине, — искать содержания у иноземных государей. В числе сих обездоленных служителей Наших вышеназванный полковник Филипп Альберт фон Бокховен был принят в службу возлюбленного брата Нашего, Его Царского Величества Российского, на жалованье и службе коего пребывал до 1660 года, /л. 255/ пока в октябре того же года не взят был в плен на войне генералом Литовским Яном Сапегой, а теперь обретается в плену у старшего сына помянутого генерала (ныне покойного).

Посему, памятуя о многих верных услугах, оказанных Нам вышеназванным служителем Нашим, полковником Филиппом Альбертом фон Бокховеном, и желании Нашем возвратить его в Нашу службу, Мы просим Ваше Величество даровать помянутому служителю Нашему свободу, дабы он мог вернуться к Нам и в службу Нашу, что Мы почтем за особливую любезность к Нам от Вашего Величества и готовы будем при любом случае воздать за оную тем же, когда потребуется и проч.

/л. 255 об./ Я обедал у милорда Мидлтона и был весьма радушно принят. [190]

Написал к отцу, дяде, брату и кузену — мистеру Томасу.

В Лондон прибыл генерал-лейтенант Драммонд.

Января 14. Я получил деньги, пожалованные мне королем, и уплатил следующие сборы:

Распорядившись об одежде для себя и свиты по новой моде ⁵¹² и узнав, что послание короля готово, я поехал прощаться с друзьями — сперва в Хайгете у милорда Лодердейла, который изволил передать мне письмо в Польшу к доктору Дэвидсону ⁵¹³ для вручения королевского письма в пользу /л. 256 об./ моего тестя, полковника Ф[илиппа] Альб[ерта] фон Бокховена.

Я устроил прием мистеру Куку ⁵¹⁴ и чинам ведомства [государственного] секретаря, куда пригласил всех купцов Российской [191] компании с женами и музыкой, что обошлось в [...]. Я дал мистеру Куку 5 фунтов ст., мистеру Томкинсу 10 шиллингов и привратникам 10 шиллингов.

Получил письмо от генерала Далйелла, датированное в Килмарноке 27 декабря. В тот же вечер составил Его Превосходительству ответ, который отослал в черном ларце.

Я ездил в Лондон и простился там с друзьями.

Получил письма из Москвы: от мистера Брайена, датированное в Москве 14 декабря, а также от жены и тещи, на кои я ответил с первой почтой.

/л. 257/ Я пошел проститься с принцем Рупертом, который был очень болен ⁵¹⁵. Он сказал мне, что напишет к курфюрсту Бранденбургскому и князю Богуславу Радзивиллу в пользу полковника Бокховена и отправит письма вслед за мною в Гамбург; он повелел своему секретарю мистеру Хэйсу напомнить об этом, когда ему станет немного лучше.

Января 18. Меня пригласили на последнюю аудиенцию у Его Величества, который принял меня весьма благосклонно, собственноручно подал мне послание к царю и изволил приветствовать своего дорогого и возлюбленного брата, что я обязался передать. Затем я принес благодарность Его Величеству за великие милости ко мне, удостоился поцеловать руку Его Величества, откланялся и был препровожден в свое жилище.

По приходе, взглянув на обращение в письме, я заметил, что вместо "Serenissimo" ⁵¹⁶ стоит "Illustrissimo" ⁵¹⁷, и попросил сэра Джона Хебдона представить дело государственному секретарю. Я заявил, что дорожу головой и не осмелюсь доставить такое послание: ведь хорошо известно, какой шум поднялся в Москве при /л. 257 об./ графе Карлайле вокруг этого слова. Секретарь весьма охотно обещал исправить оное.

На другой день меня сопроводили к Его Королевскому Высочеству герцогу Йоркскому ⁵¹⁸, который принял и отпустил меня с большой милостью. Я сказал Его Высочеству об обещании Его Величества предоставить кеч, дабы перевезти меня во Фландрию; Его Высочество ответил, что даст приказ об этом сэру Уильяму Ковентри ⁵¹⁹.

Я поехал проститься с милордом канцлером, который все еще болел подагрой, в его покоях в Баркшир-Хаусе. Он удивился, что меня так долго задерживали. [192]

Клерк доставил мне королевское письмо с исправлением в титуле, копию оного и проезжую грамоту. Я дал ему 20 шиллингов.

Января 22. Король прислал сэра Херберта Прайса ⁵²⁰, дабы вновь отвезти меня к Его Величеству, коего мы застали при самом выходе из опочивальни. Королю угодно было обратиться /л. 258/ ко мне так: "Полковник Гордон, там, в России, у меня есть слуга по имени Гаспар Кальтхофф ⁵²¹, о коем я не раз писал к вашему императору. Я удивлен, что его не отпускают по нашей просьбе. Прошу вас поговорить с императором, дабы он отпустил его". Я отвечал: "Как только буду иметь честь видеть Его Императорское Величество, не премину объявить просьбу и желание Вашего Величества". Его Величество промолвил: "Прошу вас. Я желаю вам доброго пути".

Вернувшись к себе, я поехал проститься с секретарем, мистером Морисом, любезности коего был многим обязан. Я весьма благодарил его за учтивость и содействие и упрашивал, дабы он изволил принять пару соболей ценою 10 фунтов ст. — в знак моей дружбы, а вовсе не в воздаяние его хлопот; он никоим образом на это не согласился.

Я ездил проститься с графом Мидлтоном, чьей любезности я весьма обязан.

/л. 258 об./ Копия королевского письма к Императору Российскому:

Чарлз Второй, Милостью Божией Король Англии, Шотландии, Франции и Ирландии, Защитник Веры и проч. Возлюбленному Брату Нашему, Высочайшему, Державнейшему и Светлейшему Великому Государю, Императору и Великому Князю Алексею Михайловичу и проч. и проч.

Превосходнейший и Знаменитейший Государь, послание Вашего Императорского Величества, датированное 29 июня, доставлено Нам в руки полковником Вашего Императорского Величества Патриком Гордоном в ответ на Наше, датированное при дворе Нашем в Оксфорде в 29 день декабря прошлого года. Из оного Мы с сожалением усматриваем, что в своих ожиданиях от Вашего Императорского Величества Мы несколько разочарованы. Ведь Мы памятуем об учтивейших выражениях Вашего Императорского Величества, Дражайшего и Возлюбленного Брата Нашего, в нескольких прежних письмах и посольствах к Нам, в коих Ваше Императорское [193] Величество объявляли, что братская любовь и дружество, кои Ваше Императорское Величество к Нам питаете, превосходят все, что было когда-либо прежде между Нашими Державными Предшественниками, и /л. 259/ уважение Вашего Императорского Величества к Нам много выше того, что Ваше Императорское Величество имеете к кому-либо из других Христианских Государей. В такой уверенности Мы известили Вас, Возлюбленный Наш Брат, Ваше Императорское Величество, о настоящей войне, ведомой Нами против Нидерландских Штатов и о нескольких славных победах, кои Богу угодно было даровать Нам над ними.

В ответ на это Мы не можем узреть из помянутого послания Вашего Императорского Величества, чтобы Ваше Императорское Величество изъявляли большую благосклонность и участие к Нам, нежели к помянутым Штатам, недругам Нашим. В оном письме Нашем Мы также уведомили Ваше Императорское Величество, что Мы, Наше Королевское Величество, получили вести, что подданные Нидерландских Штатов (Наших недругов) запасались во владениях Вашего Императорского Величества корабельными мачтами и смолою для своих военных судов, употребляемых против Нас и Нашего Королевского флота. Посему Мы просили Ваше Императорское Величество ради братской любви и приязни, питаемой Вашим Императорским Величеством к Нашему Королевскому Величеству, не только впредь воспретить оным подданным Нидерландских Штатов вывозить какие-либо корабельные припасы из владений Вашего Императорского Величества, но и, напротив, дабы Ваше Императорское Величество дозволили офицерам Нашего флота либо их уполномоченным закупать и перевозить из владений Вашего Императорского Величества столько мачт и /л. 259 об./ смолы, сколько ежегодно в течение пяти грядущих лет будет необходимо оным офицерам Нашего флота для непосредственной службы Нашей и нужд Королевского флота Нашего.

В ответ на сие Мы пребываем обязаны Вам, Дражайшему Нашему Брату, Вашему Императорскому Величеству, за воспрещение, введенное по указу Вашего Императорского Величества как на Вашей Императорской реке Двине, так и в порту Архангельском, дабы никто под страхом казни не осмеливался продавать какие-либо корабельные припасы подданным Нидерландских Штатов; им же не закупать и не вывозить оные из владений Вашего Императорского Величества. Но дабы признательность стала совершенной, Мы по меньшей мере ожидаем, что Ваше Императорское Величество действительно исполните Наше прежнее желание — дабы корабельные припасы для личной службы Нашей и нужд Нашего Королевского флота [196] можно было свободно закупать и перевозить из владений Вашего Императорского Величества лицам, нанимаемым офицерами Нашего флота, и в потребном количестве. Ведь иначе Мы не удостоимся лучшего обхождения от Вашего Императорского Величества, нежели недруги Наши, что никоим образом не согласно с братскими уверениями, выраженными Нам Вашим Императорским Величеством.

Торговля /л. 260/ купцам Нашим в сей год запрещена указом Вашего Императорского Величества по той причине, что Ваше Императорское Величество известились из некоторых сообщений и печатных газет, будто моровое поветрие все еще свирепствует во владениях Нашего Королевского Величества. Мы могли бы надеяться, что Ваше Императорское Величество не станете доверять печатным листкам и проискам Наших недругов, обыкновение коих было и есть объявлять миру то, что наиболее способствует их замыслам, невзирая на истину или ложь. При этом самом случае Мы можем заверить Ваше Императорское Величество, вопреки их злонамеренным толкам, что в Нашем Королевском городе Лондоне и во всех портах Наших мор совершенно прекратился, за каковую безграничную милость Мы воздаем сердечную хвалу Всемогущему Богу. Не сомневаясь, что весть об этом будет весьма приятна Вашему Императорскому Величеству, Возлюбленному Нашему Брату, Мы убеждены, что по получении сего Нашего послания Ваше Императорское Величество отмените все запреты такого рода, дабы корабли, имеющие прибыть из Королевств Наших с купцами и товарами, могли располагать свободою /л. 260 об./ торговли во владениях и портах Вашего Императорского Величества, как и прежде.

Что касается восстановления Вашим Императорским Величеством привилегий для купцов — подданных Наших, то Мы не можем убедить Ваше Императорское Величество даровать оные теперь же, хотя не можем и удовлетвориться ответами Вашего Императорского Величества по этому поводу. Однако Мы до некоторой степени поддерживаем терпение Наше надеждою на скорое дарование Нам оных, нимало не сомневаясь в братской благосклонности и истинных свершениях Вашего Императорского Величества.

Итак, Мы желаем Вашему Императорскому Величеству, Дражайшему и Возлюбленному Брату Нашему, долгих лет и самого счастливого и успешного правления. Всемилостивейше отпустив полковника Вашего Императорского Величества Патрика Гордона с сим посланием Нашего Королевского Величества, Мы вверяем Ваше Императорское Величество заступлению Всемогущего Бога. Дано при дворе в Нашем Королевском городе Лондоне 27 декабря 1666 г., в восемнадцатый год Нашего правления ⁵²². [197]

/л. 261/ Я узнал, что барон д'Изола прибыл от Римского императора в качестве чрезвычайного посланника, его свита еще не явилась, и он сохраняет инкогнито. Я послал к нему осведомиться, не угодно ли ему принять без церемоний одного посетителя. Сперва он принес извинения, но, поразмыслив, дал согласие. Вечером я отправился туда и имел с ним долгую беседу относительно хода последних событий. Он все время смотрел на меня весьма пристально и наконец заявил, что где-то меня уже видел, но не может припомнить, где именно. Полагая, что долго держать его в неведении неучтиво, я поведал ему, кто я такой и о нашем варшавском деле ⁵²³. По его словам, он сердечно рад моей удаче и сожалеет, что я отъезжаю так скоро. Итак, при множестве любезных заверений с обеих сторон, я удалился, весьма довольный тем, что повидал столь именитого человека, чьей доброте и благосклонности был премного обязан.

/л. 261 об./ Дав прощальный обед друзьям под вывеской "Петуха", где мы пировали с музыкою, дамами и избранным обществом, я велел все уложить и послал мои сундуки к мистеру Мевереллу ⁵²⁴ для отправки по морю. С собой я взял только два больших баула и красную сумку, в коей [лежали] королевское письмо, важнейшие бумаги и вещи.

Января 27, воскресенье. Я причастился в Сент-Джеймсе ⁵²⁵. После обеда, простившись с моим добрым хозяином и хозяйкой, а также с мадам Лесли и ее дочерью миссис Чарлз, я нанял карету и поехал в Пекэм, откуда послал следующее письмо к сэру Уильяму Ковентри:

Достопочтенный [сэр],

Я желал бы к этому времени быть обязанным принести благодарную признательность Вашей Чести за распоряжение вывезти меня из владений Его Королевского Величества. Но будучи разочарован в ожиданиях, я не мог не уведомить [Вас] и не изложить Вам дело. Когда я прощался с Его Величеством, Король, из приязни Его Королевского Величества к Императору — моему Повелителю, милостиво соизволил предоставить судно /л. 262/, дабы перевезти меня во Фландрию, а Его Королевскому Высочеству угодно было подтвердить волю Его Величества, обратившись к Вам.

Без сомнения, Вам хорошо известно, что к Его Императорскому Величеству, моему Повелителю, никогда не прибывает от каких-либо государей или держав по общественному делу ни одно лицо, сколь бы низкого звания оно ни было, кое не сопроводили бы от границ его владений и обратно и не снабдили бы всеми доступными в стране удобствами. Взаимность в этом ожидается и от других. [198]

Неудивительно, что я обеспокоен задержкой, ибо служу такому Повелителю, чья воля исполняется сразу по изъявлении. Я едва смогу поверить, или сочту сие странным, если не узнаю того же о любом другом государе в случае, подобном моему. Если бы позволяло время года, или я сам был ответствен за промедление, я не был бы столь настойчив. Равным образом, если бы не опасность обмануть оказанное мне доверие, я был бы весьма сдержан при донесении моему Повелителю о причине задержки. Но теперь я вынужден прибегнуть к первому же средству, и, если это будет пакетбот, я могу подвергнуться ограблению, а письмо и поручения Его Величества, касающиеся блага английской нации, не будут доставлены. На кого ляжет вина — предоставляю судить Вам самим. И все же я надеюсь, что Вы пришлете приказ /л. 262 об./ с моим слугою, вместе с Вашим ответом, коего я буду ожидать в Гринвиче под вывеской [...].

Сие привело к приказу капитанам "Ласточки" и "Ястреба" — тому из них, кто стоит у кентского берега ⁵²⁶ — взять меня на борт и переправить во Фландрию.

Января 28. Я получил записку от генерал-лейтенанта Драммонда, желавшего знать, где он может побеседовать со мною вечером. Я послал передать ему, что буду ждать в "Медведе у Подножья Моста" в два часа пополудни. Пообедав с сэром Джоном Хебдоном и прочими друзьями, я отправился туда. Около получаса спустя приехал и генерал-лейтенант. Он уполномочил меня получить в Москве у купца Джеймса Кука 2000 рублей, кои тот остался ему должен, а также [вручил] письмо к доктору Коллинсу, дабы мне передали долговое обязательство. Отужинав и помянув полными кубками друзей, мы расстались.

Джеймс Вернет оф Лис весьма настойчиво просил меня ссудить 5 фунтов ст., и я послал записку к мистеру Питеру Уэбстеру, чтобы ему выдали деньги.

/л. 263/ 29, вторник. После завтрака я отправился в Гринвич Сэр Джон и все его семейство меня провожали. Туда же прибыли все купцы Российской компании и прочие друзья. Мы отужинали и изрядно повеселились.

30. В час пополуночи, при благоприятном отливе, я простился с любезными друзьями и отплыл на лодке. На рассвете я прибыл в Грэйвсенд, после завтрака нанял лошадей и к ночи приехал в Сэндвич, где стал на ночлег.

31. Я добрался до Дила и сразу же велел разузнать о кечах, на кои у меня имелся приказ, но не смог получить никаких вестей об оных. [199]

/л. 263 об./ Февраля 1, пятница. У побережья стояла на якоре эскадра сэра Джона Кемпторна ⁵²⁷. Я поднялся к нему на борт и предъявил приказ. Он сказал, что эти кечи, сколько ему известно, могли быть здесь и отплыть, ибо они ему не подчиняются, а он без особого приказа от лорда Верховного Адмирала не может предоставить мне судно. Вернувшись к себе, я немедля написал по почте к сэру Уильяму Ковентри, извещая его, что на кентском рейде нет тех кечей, на кои он выдал мне приказ. На другой день он прислал ответ, что с попутным ветром кечи, возможно, последовали своему прежнему приказу, и он не предвидит никакой возможности вскоре мне услужить. Засим я решил ехать в Довер и сесть на пакетбот.

2. Великий польный гетман и коронный маршал Польши Юрий Себастьян Любомирский умер в Бреслау ⁵²⁸.

/л. 264/ 4, понедельник. В дождливую, ненастную погоду я поехал в Довер и остановился у мистера Тауэрса под вывеской "Принц Оранский".

5. Я проводил время, обозревая с высоты берег Франции, который, несмотря на пасмурный день, мы могли ясно различить.

Около полуночи нас призвали готовиться к посадке на борт; дорого уплатив за скверное угощение и приятную музыку,

*6.* мы так и сделали около 2 часов утра.

Целый день нас бросало из стороны в сторону между Кале и Гравлином, да и следующую ночь тоже, так что назавтра мы с трудом и поздно добрались до Ньюпорта. Все это время я крайне страдал от морской болезни.

8. Мы отправились на лодке в Брюгге и заняли мое прежнее жилище. Затем я ходил с английским резидентом мистером Глэнвиллом во Vrie ⁵²⁹ и до полуночи пировал с прочими друзьями.

9. Выслушав мессу в женской обители за княжеским дворцом, я простился с настоятельницей и сестрами. В сопровождении английского резидента и прочих друзей я сел на лодку и в хорошем обществе добрался к вечеру /л. 264 об./ до Гента. Заказав в нашей гостинице ужин, я пошел с Чарлзом в женский монастырь и побеседовал с миссис Плауден и ее дочерью, леди аббатиссой. Я провел [у них] час, откланялся и вернулся к себе. Здесь большую часть ночи мы угощались вином "De Eye" с двумя молодыми ирландцами, кои направлялись в Антверпен.

Февраля 10. Рано утром я ходил слушать мессу в кафедральный собор. Затем, позавтракав в нашей гостинице под вывеской "Большой Звезды", мы сели на коней и предоставили м-ру Диве и Чарлзу следовать с нашей кладью. Мы ехали по весьма приятному краю и, переправившись через р. Шельду, около 2 часов пополудни прибыли [200] в Антверпен и остановились под вывеской "Медведя" на Рыночной площади; вокруг внутреннего двора на огромных [щитах?] изображены гербы многих поляков — честолюбивых, если не тщеславных дворян — на память об их пребывании здесь.

Вечером я пошел навестить моего доброго знакомца и друга сэра Уильяма Дэвидсона, у коего застал myn heer ⁵³⁰ ван дер Хурста — члена генеральных штатов, который бежал вместе с м-ром Киветом из-за /л. 265/ дела ротмистра Бюа.

11. Прибыл мой шурин с поклажей. Так как теперь время вакханалии ⁵³¹, сегодня и на другой день мы хорошо развлекались на Рыночной площади.

13. Выслушав мессу в церкви иезуитов, я после завтрака простился с двумя ирландцами — изрядными щеголями — и отправился на судно. Мы спустились по Шельде [и прошли] мимо Толена и Виллемстада до Дорта, где всего лишь пересели на другое судно и поплыли к Роттердаму. Из-за вынужденной задержки в пути я сошел с судна и поручил кладь м-ру Диве и моему шурину, велев им справиться обо мне в "Белом Олене" в Амстердаме. Я же с прочими дошел пешком до Роттердама, а оттуда [добрался] до Делфта и Гааги, где и заночевал.

Рано поднявшись, я прибыл в Лейден. Зная, что в здешней академии обучается мистер Джордж Гордон, я послал за ним, и он пришел ко мне с неким мистером Лодером. После часовой пирушки они проводили меня на лодку, и мы расстались. В ту же ночь, хотя и поздно, я прибыл в Амстердам

*15.* и остановился в "Шотландском Гербе" на [улице] Зедейк.

17. Приехал мой шурин с поклажей, и по [некоторым] причинам [я] разрешил ему остановиться в "Белом Олене".

/л. 265 об./ Я написал к сэру Джону Хебдону и к его сыну, эсквайру.

Я условился о "проезде на корабле до Гамбурга.

Обедал у мистера Гибсона.

Февраля 19. Я взошел на корабль и

*20.* на другой день прибыл в Энкхёйзен. Здесь подул противный ветер; я уплатил свой фрахт и, сойдя на берег,

*23* велел переправиться в Ставерен. Узнав, что Кристина, королева Шведская ⁵³², дает в Гамбурге балет 4 марта, я решил поспеть туда к этому сроку. Наняв повозку, мы оставили справа Болкерум [и доехали] до Хинделопена, а оттуда до Воркума, Болсварта и Леувардена, куда прибыли поутру; затем

*24.* до Доккума и Гронингена, куда мы прибыли вечером и очень хорошо разместились. [201]

25. Утром мы достигли Дама и Делфзейла; из-за сильного шторма мы не смогли переправиться в Эмден, как я предполагал, и остались на всю ночь. Здесь я позволил убедить себя снова выйти в море. Местный люд уверял, что я смогу добраться до Гамбурга в 3 или 4 дня, а по суше это невозможно; будет ветер или нет, корабли могут идти по так называемым Watten — проливам между малыми островами и твердой землею.

/л. 266/ 26. Мы взошли на борт небольшого судна и проплыли мимо островка, именуемого Бандт, а Боркум и Юист, два более крупных острова, лежали поодаль.

27. Справа от нас была Восточная Фрисландия, а слева мы миновали остров Нордернай и ночью — остров Бальтрум.

28. Затем [мы прошли] острова Лангеог и Шпикерог до Вангерога, куда прибыли в пятницу, 1 марта. Мы с большим нетерпением переносили плаванье, медленное и утомительное из-за отсутствия попутного ветра, и я часто убеждал шкипера выйти в открытое море, но тот отговаривался недостатком балласта.

При крайне неблагоприятном ветре мы были вынуждены простоять здесь на якоре до 5-го, когда, около полудня, подняли паруса и простились с песчаным, пустынным и бесплодным островом, где нет ничего, кроме нескольких бедных рыбачьих хижин и таверны, что [содержит] shults ⁵³³; по его словам, он раньше служил на войне лейтенантом.

В сопровождении 60 или 70 суденышек, по свежему ветру, мы миновали залив и реку Яде. Немного далее матросы поведали нам о затопленном острове и замке, называемом Меллум, близ устья

/л. 266 об./ *Марта 5, вторник.* реки Везер. Потом, сменив курс, при довольно благоприятном ветре мы вошли в устье Эльбы и поднялись на несколько миль по реке.

К вечеру мы увидели приближение ужасной бури. Стало сумрачно и темно, как в полночь, что повергло нас в немалый страх, особенно при виде того, как иные из сопровождавших нас судов снова уходят в море. Заметив это, наш шкипер вздумал следовать за ними, но я ему не позволил: когда я просил выйти в море в прекрасную погоду, он не сделал этого за неимением балласта, так как же мог он держаться на море без балласта теперь, при шторме?! Он заупрямился, а я сказал, что ему должно выбирать: либо выброситься на берег, либо выстаивать [бурю] на якоре. С великой неохотой он предпочел последнее. Узнав, что в трюме есть новые канаты и якоря, мы с помощью моих слуг и пассажиров извлекли оные (почти против воли шкипера, который заявил, что пожалуется на меня в Гамбурге) и всё закрепили как /л. 267/ можно лучше. При виде ледяных глыб, надвигавшихся [202] на нас по реке, мы вооружились длинными шестами, дабы отталкивать льдины. Целую ночь мы не прерывали работу, но несмотря на все усилия,

*6.* к рассвету перед нами выросла ледяная гора, гораздо выше нашего бушприта. Расчистить путь мы смогли только после полудня, хотя шторм и ветер заметно утихли.

К вечеру мы поднялись до Брунсбюттеля, но там из-за противного ветра были вынуждены вновь бросить якорь и

*7.* простоять до полудня следующего дня. Затем, с превеликим трудом, мы добрались до Глюкштадта, где я сразу же сошел на берег и занял квартиру, намереваясь доехать до Гамбурга по суше. Вечером на берег высадился и м-р Диве с нашей кладью.

8, пятница. Мы наняли большую повозку с четверкой лошадей совместно с одним морским капитаном, другим капитаном и его женою. Стоял сильный холод, и мы велели уложить в повозку побольше соломы, что /л. 267 об./ по пути привело к потехе и — к ущербу. Капитанша со своим мужем сидела на скамье посредине повозки; у них (по обыкновению) была грелка с углями в деревянном ящике — солома загорелась, так что мы не без труда выбрались из повозки. Пока ее муж и другой капитан пытались прибить и потушить [пламя] своими шляпами и плащами, я успел выбросить наши платяные мешки, лежавшие в повозке позади нас. Однако мой новый дорожный плащ был прожжен в нескольких местах, а у м-ра Диве сгорела сумка с чулками и прочим ценою на 15 или 20 рейхсталеров. Плащи и шляпы обоих капитанов погибли совершенно, а об уроне, понесенном дамой, подобает знать лишь ее мужу.

К ночи мы прибыли в Гамбург, и я отправился на мою прежнюю квартиру, где нашел радушный прием. Здесь к моей досаде я узнал, что балет состоялся 4-го.

/л. 268/ 9. Полковник Гордон Стальная Рука, извещенный о моем приезде, явился ко мне, а за ним и мистер Кэмбридж, который принес мне связку писем из России: от мистера Брайена, датированное в Москве [...] января [16]67, от моей жены и тещи с той же датой и от 17 декабря [16]66 г.

Получил письма от мистера Эндрю Хэя с письмом к курфюрсту Бранденбургскому и еще одним к князю Богуславу Радзивиллу в пользу полковника Бокховена — оба за печатью-летучкой принца Руперта, о выздоровлении коего также пришла отрадная весть из Лондона от 13 февраля.

Получил также письма от сэра Джона Хебдона и его сына, эсквайра. [203]

10. Я отправился на богослужение в Альтенау. По возвращении полковник Малисон прислал ко мне офицера с приветствием и извинениями, ибо сам он прикован к постели. [Он велел] передать, что, поскольку я приехал частным образом, он просит меня воспользоваться его каретой и слугами на время моего пребывания, что он почтет за особую честь. Я принес искреннюю благодарность и обещал как можно скорее ответить на сей любезный визит.

Я обедал со /л. 268 об./ Стальной Рукою. После полудня сюда же приехал фельдмаршал Вюрц ⁵³⁴; услыхав о моем прибытии в город, он явился с целью попросить Стальную Руку пойти с ним, дабы посетить меня. Я весьма его благодарил и сказал Его Превосходительству, что принимаю сие за великую милость и его доброе расположение. В тот же вечер я отправился навестить полковника Малисона, который был болен и принимал лекарство. Он встретил нас очень радушно и убеждал меня взять его карету и прислугу на время моего пребывания, ибо он в них не нуждается; я обещал так и сделать.

Здесь я получил весть о смерти моего прежнего повелителя, благородного Любомирского; он скончался 2 февраля в Бреслау.

12. Фельдмаршал Вюрц нанес мне визит, и мы провели два часа в обсуждении былых и новейших событий. Сегодня же меня посетили многие другие кавалеры.

Я уведомился о 13-летнем перемирии между императором Российским и королем Польским ⁵³⁵.

/л. 269/ Находя мое жилище неподобающим по многим причинам, я переехал в Новый город и поселился под вывеской "Белого Коня", где во всем имел больше удобств.

Марта 15. Я написал в Россию к жене, теще, мистеру Брайену и Алмазу Ивановичу; также в Англию к сэру Джону Хебдону, его сыну и мистеру Эндрю Хэю; в Шотландию к отцу, генералу Далйеллу и генерал-лейтенанту Драммонду; к мистеру Глэнвиллу в Брюгге и миссис Плауден в Гент; к доктору Дэвидсону в Варшаву и мистеру Геллентину ⁵³⁶ в Данциг, коему я отослал письмо Его Великобританского Величества к королю Польши в пользу полковника Бокховена, а также письмо принца Руперта к князю Богуславу Радзивиллу, доверенное ему. Написал еще к подполковнику Брюсу, коменданту в Магдебурге, поручив ему письмо принца Руперта к курфюрсту Бранденбургскому. Написал также к мистеру Айлоффу в Ригу, а через него к полковникам Шоррету и Одоверну.

Написал к мистеру Джозефу Уильямсону ⁵³⁷.

Я передал Стальной Руке его бумаги и документы, но не получил денег; за это он остался мне должен 15 фунтов ст. [204]

/л. 269 об./ Я нанес визиты фельдмаршалу Вюрцу и некоторым другим, кто меня посещал.

Здесь пребывала королева Кристина, и я, сочтя нужным оказать почтение Ее Величеству, уведомил о моей просьбе поцеловать руку Ее Величества, на что она весьма охотно соизволила. Я отправился к ней со Стальной Рукою и после доклада был препровожден одним итальянским маркизом в большую залу, в дальнем конце коей стояла королева. Едва завидев меня, когда я после первого поклона сделал шаг вперед, она поспешила ко мне и, как я ни старался, встретила меня почти посредине залы. Сняв перчатку, она протянула мне руку, кою я, склонившись, поцеловал и затем обратился к Ее Величеству с весьма краткой речью на верхненемецком. Поблагодарив, она словно пригласила меня пройтись с нею по зале, что я и сделал, следуя чуть позади, и беседовал с Ее Величеством около получаса. Выслушав в той же зале очень краткую мессу, я распрощался; какой-то дворянин проводил меня по лестнице до кареты.

/л. 270/ 20. Узнав, что м-р Иоган ван Сведен ⁵³⁸ со своим семейством прибыл в Любек и направляется в Россию, я поехал в Любек, дабы посоветоваться с ним о нашем путешествии. Я переночевал по дороге и

*21.* назавтра к полудню добрался туда. Мы намерились ехать из Любека морем, и по его настоянию я решил перебраться в его жилище и заказать стол и комнату, ибо жить там спокойнее и гораздо дешевле, чем в Гамбурге.

23. На другой день я вернулся в Гамбург.

Написал к жене и теще в конверте для мистера Брайена, к доктору Коллинсу и к мистеру Джозефу Уильямсону ⁵³⁹.

Я получил 80 рейхсталеров в монете от Хендрика Поортена по векселю сэра Джона Хебдона.

Получил письма мистера Бенджамина Глэнвилла, одно из Брюгге от 14 февраля, другое из Остенде от 16 февраля, с полномочиями истребовать и возместить его долги у мистера Хенри Креветта в России.

/л. 270 об./ Я был у м-ра Цельмера и смотрел его лошадей.

[Был] в Бременском подворье.

Два полковника, Шульц и Олефельд, твердо вознамерились ехать в Россию со своими офицерами, от чего я их отговаривал. Ведь император уже уволил столь многих офицеров, кои служили прежде [205] и были знакомы со страной; маловероятно, чтобы он принял новых, ибо после мира с Польшей дел осталось немного. С большим трудом я убедил их подождать, пока я не пришлю им из Москвы ответ — смогут их принять или нет. С сею целью они дали мне мемориал, подписанный ими собственноручно.

Меня угощали в Английском подворье.

Я написал в Данциг к мистеру Джону Геллентину.

Марта 30. Я написал к полковнику Мору в Букстехуде и

*31.* назавтра получил ответ.

Я исповедался и восприял Святое Таинство в Альтенау.

/л. 271/ Апреля 1, понедельник. Решив ехать в Любек, я простился с друзьями: фельдмаршалом Вюрцом, полковником Малисоном, английскими купцами и, напоследок, с полковником Гордоном Стальной Рукою.

2. Я занял 100 талеров у мистера Кэмбриджа и выдал вексель на имя м-ра Хермана Беккера для уплаты м-ру Бенджамину Айлоффу и авизо Херману Беккеру.

Сегодня же вечером я простился с королевой Шведской, которая была ко мне весьма милостива.

Получил письма от сэра Джона Хебдона, датированные в Пекэме 1 марта.

3. Я отправился в Любек и переночевал по пути. Таверна, где мы должны были завтракать, ночью сгорела, и мы завтракали в крестьянском доме у того же хозяина, коему щедро пожертвовали по причине его ущерба. Дорогою один купец в [нашей] карете, небрежно державший в руке пистолет, прострелил кучеру ногу.

6. Написал к Стальной Руке.

8. Написал к Хендрику Поортену и 12-го к нему же.

Получил письмо от Хендрика Поортена из Гамбурга, от 10 апреля, и еще одно, от 19 апреля.

Получил письмо от Стальной Руки, датированное в Гамбурге 13 апреля.

/л. 271 об./ Апреля 18. Я написал к полковнику Малисону, благодаря его за любезность.

Меня угощали в Ratsheer Keller ⁵⁴⁰.

На празднестве у Юста Поортена.

У Иогана ван Горена — угостили обильно.

20. Написал к жене и ее матери в конверте для мистера Брайена.

Я побывал в Грюнау с м-ром ван Сведеном. [206]

Я угостил офицеров, кои были в России.

Я купил вороного коня, отдав за него 40 рейхсталеров.

24. Написал к отцу на адрес мистера Рэни в Лондоне.

Наняв галиот до Риги за 200 рейхсталеров, в благоприятное время года, мы спустились до Травемюнде, где два дня занимались перевозкой наших лошадей и поклажи. Мы попрощались с м-ром Поортеном, м-ром Ивингсом и м-ром [...], кои провожали нас из Любека и так долго прождали нас здесь. Особенно [тепло простился] я с капитаном Кауфманом, который был моим лейтенантом, когда я служил под шведами в Штуме; теперь он предоставил мне кровать.

28-го мы подняли паруса и быстро пошли по легкому ветру.

/л. 272/ Мая 1, среда. Мы миновали Борнхольм при сильном шквале, что вызвал у всех нас морскую болезнь. Ветер был так яростен, что лошади (коих у нас на борту было 22) сломали переборки, и никто не мог их починить. По настоянию шкипера мы вернулись к Борнхольму, за 8 лиг, и благополучно стали на якорь.

2. Ветер утих; починив переборки, мы очень рано подняли паруса и при хорошей погоде вошли в реку Двину 6 числа. Шкипер галиота Вольф признался, что плаванье прошло отлично. Я сошел на берег с м-ром ван Сведеном и отправился в загородную усадьбу Хермана Беккера, куда по случаю приехал он сам и приветствовал нас. Около полуночи мы прибыли в Ригу и ночевали в его доме.

7. Назавтра я перебрался в собственное жилище в предместье.

Я получил письма из Москвы от жены, [ее] матери и мистера Брайена, датированные 4 марта; от доктора Коллинса — 2 марта; другое от мистера Брайена — 17 марта; от Джона Геллентина из Данцига — 22 апреля; от доктора Дэвидсона из Варшавы — 21 и 28 апреля (в ответ на мои из Гамбурга), с вложениями от него для милорда Лодердейла и сэра Уильяма Дэвидсона и с извещением о письмах и делах, касающихся полковника Бокховена; от подполковника Брюса, по тому же делу, из Магдебурга от 15 апреля.

/л. 272 об./ Мая 8, среда. Всех наших лошадей доставили с корабля и беспошлинно пропустили на мое имя. Генерал-губернатор пожелал, дабы их провели через замок, причем ему приглянулся мой вороной конь; он прислал ко мне с просьбой уступить ему оного либо за деньги, либо за другого [коня]. Я отвечал, что этот конь никак не продается, но раз уж понравился ему, то будет к его услугам; я почту за великую честь, если [генерал-губернатор] изволит принять [дар], — и отправил оного к Его Превосходительству с одним из моих слуг. Однако [генерал-губернатор] не принял [коня], хотя и весьма благодарил меня за предложение. [207]

Будучи зван мистером Клэйхиллсом в его питейный дом, я отправился туда с капитаном Гордоном, мистером Айлоффом и Финлеем Дуни, и нам было весело. Я купил у мистера Клэйхиллса гнедого коня с седлом, чепраком и ольстрами ⁵⁴¹, отдав за оного мой соболий мех и 12 рейхсталеров. Он дал мне также "Британию" Кэмдена ⁵⁴².

9. Я нанял лошадей и повозки до Пскова. М-р Исаак и м-р Диве по-прежнему меня сопровождают.

/л. 273/ 10. Я написал к мистеру Геллентину, доктору Дэвидсону, сэру Уильяму Дэвидсону, капитану Кауфману и Стальной Руке и отдал кровать капитана Кауфмана шкиперу Вольфу.

Написал в Москву к жене, [ее] матери, мистеру Брайену и доктору Коллинсу.

11. По приглашению м-ра Хермана Беккера я отправился [к нему] с м-ром ван Сведеном, его семейством и прочими, и нас великолепно приняли. В тот же день, простившись с друзьями, кои проводили меня за пределы города, я покинул Ригу и 17-го прибыл во Псков. Здесь воевода под предлогом, будто в Англии чума, а на деле потому, что я не желал отдавать моего вороного коня, который ему полюбился, продержал меня до 24-го. Наконец, получив подводы, наш отряд пополнился м-ром Хенри Мунтером и бедняком-приставом и двинулся в путь.

27-го я прибыл в Новгород, 2 июня в Торжок, 3-го в Тверь, 4-го в Клин и 5-го в Аксинино, где получил распоряжение остановиться, пока не извещу /л. 273 об./ Посольский приказ и получу позволение въехать в Москву. Я немедля отправил моего пристава с грамотой от губернатора Пскова, где содержалось мое свидетельство, или сказка ⁵⁴³, что чумы больше нет ни в Англии, ни где-либо из посещенных мною мест.

Июня 6, четверг. Около 8 часов утра прибыли мой тесть ⁵⁴⁴ с мистером Брайеном и доставили приказ, дабы я ехал в Слободу и ожидал там дальнейших распоряжений. Я прибыл в Слободу и с великой радостью был встречен женою и родными.

В последующие дни я принимал визиты и поздравления друзей.

/л. 274/ Получив, наконец, разрешение явиться в приказ, я вручил боярину послание Его Величества, причем подал статейные книги ⁵⁴⁵, или донесение о моих переговорах. Боярин сказал, чтобы я набрался немного терпения, пока смогу быть допущен к руке Его [Царского] Величества.

Я подарил моему тестю вороного коня с седлом, пистолетами и полной сбруей.

Июня 25. Согласно моему обещанию в Гамбурге, я велел справиться о приеме на службу двух полковников с их офицерами. Однако это невозможно, ибо уже уволено так много храбрых кавалеров, кои столь долго здесь прослужили и знают местные обычаи. Затем я написал в Гамбург к полковнику Шульцу и уведомил его об этом, а также к полковнику Гордону с той же целью.

Написал к капитану Гордону и мистеру Клэйхиллсу в Ригу.

(пер. Д. Г. Федосова)
Текст воспроизведен по изданию: Патрик Гордон. Дневник 1659-1667. М. Наука. 2002

© текст - Федосов Д. Г. 2002
© сетевая версия - Тhietmar. 2005
© OCR - Abakanovich. 2005
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Наука. 2002