Хроника деяний консулов Анжу

Библиотека сайта  XIII век

ХРОНИКА ДЕЯНИЙ КОНСУЛОВ АНЖУ

CHRONICA DE GESTIS CONSULUM ANDEGAVENSIUM

Пролог

Поскольку, как мне кажется, я описал все, что необходимо знать о королях франков, в связи с предстоящим трудом и, особенно, с настоящим, который я и продолжаю, я подробно, кратко и в необходимой мере, в нескольких словах, со всем старанием, опишу все что касается консулов Анжу, поскольку я считаю, что все, написанное о них, изложено запутано и неграмотно. Ибо, поскольку наша жизнь коротка, мы должны как можно дольше хранить память о тех, чья добродетель признана выдающейся и бессмертной.1 Поскольку военная доблесть происходит из наибольшей телесной и духовной добродетели, в древних городах правители обычно сменялись от худших к лучшим. Поэтому, во времена Карла Лысого, высокого положения и власти добились некоторые новые люди, не из среды благородных, более расположенные к совершению добрых и благородных деяний, чем благородные. Он не сомневался, что люди, ищущие военной славы, бросятся навстречу опасности и будут сражаться с судьбой. 2 В те времена были также люди древнего рода, имевшие много портретов [предков], гордившиеся скорее деяниями своих предков, чем своими. Эти люди, получив важный пост или место, выбирали человека незнатного происхождения, чтобы тот давал им советы, как исполнять свою работу; когда король приказывал им командовать другими, они, в свою очередь, искали кого-нибудь, кто командовал бы ими. Итак, из всего множества благородных лишь некоторые были с королем Карлом; он щедро предлагал военную добычу и владения, полученные через великий труд и опасности, новым людям. Одним из них [т.е. новых людей] был Тертуллий, с которого и начался род консулов Анжу, человек, умевший ранить врага, спать на земле, одинаково хорошо переносить голод, зиму и лето, и не боявшийся ничего, кроме бесчестья. И за эти и другие деяния он получил титул для себя и для своего потомства. Что до его отца, я скажу все, что необходимо. Я заклинаю читателей верить моим словам, и не думать, что я пишу неправду.

 

О Тертуллии

В Арморийской Галлии жил один человек, по имени Торкваций, чей род [genus] был когда-то изгнан из Арморики бретонцами по приказу императора Максима. Бретонцы, не знавшие, как правильно употреблять старые римские имена, исказили его имя и называли его Тортульф. Карл Лысый, в год, когда он изгнал норманнов из Анжу и изо всей своей земли, сделал этого человека лесничим леса под названием Гнездо Черного Дрозда. Поскольку это имеет отношение к моей истории, его род [genus] долгое время жил в лесах, несмотря на сопротивление бретонцев. Этот человек был крестьянином, выросшим в pays de Redon [pagus Redonicus, местность в юго-западной Бретани], жил за счет своих охотничьих навыков и изобилия даров природы: таких людей (как некоторые говорят) бретонцы называют birgi, а мы, франки, охотниками. Другие считают, что этот человек жил в деревнях с крестьянами Редона (Redon). Неважно, чья история верна, поскольку те, кто рассказывают эту историю, не сильно отличаются во мнениях, и неудивительно: мы ведь часто читали о сенаторах, работавших на полях и отозванных, чтобы занять пост императора. 3 В этом человеке, поскольку он был великим от рождения, оружие древности-мастерство и добродетель-принесли удивительные плоды, и осознание того, что жизнь прожита хорошо, и память о его добрых делах, были ему очень приятны. 4

Этот человек родил Тертуллия, который в древних генеалогиях сказочников [relatores] считается первым из рода [progenies] графов Анжу. Известно, что Тертуллий, человек острого ума, преодолев судьбу и изменчивые обстоятельства величием духа, стал желать для себя большего, и отважился бороться за это. Итак, приблизительно в то же время, когда Карл Лысый, сын Людовика и племянник императора Карла Великого, стал королем, одним из трех, хоть и не правил долго, Тертуллий, покинув границы владения его отца и веря в свои возможности, в поисках лучшей судьбы, пришел из западных земель во Францию и отправился на службу (clientele) к королю. В это же время множество других, осознающих силу своего оружия, жадных до славы и почестей и надеющихся возвеличиться благодаря своей силе, собрались из других земель, привлеченные необыкновенной королевской щедростью и побуждаемые открывшимися возможностями.

Итак, когда король Карл, после многих раздоров, после жестоких войн со своими братьями, выжил и победил, он стал подражателем честности и славы своего деда, и пережил многие битвы; в скором времени он смог бы заполнить пустоту [в действительности, он не был наследным монархом] если бы его жизнь не была так коротка: ибо он, с удивительной мудростью и добротой, спешил исправить все несчастья, обрушившиеся на королевство и народ во время предыдущих войн с его братьями. Он искоренил тиранию Номиноэ, псевдо-короля бретонцев, благодаря тому, что последнему противилась воля Бога и его святых, особенно же благодаря помощи св. Флорентия; он также укротил вероломство многих других врагов. Ибо Бог, славный и великий в своих святых, еще сильнее показывает свою славу и величие, совершая чудеса через них.

Кроме того, Карл дал отпор враждебным действиям норманнов, той вражде, посредством которой они сначала разграбили, затем захватили область нашей страны, граничащую с Океаном. Он отомстил им за это, и низвел их силу до ничтожной. Ввиду этого солдаты стекались к нему отовсюду: этих людей он брал к себе и дорожил ими, и если он кого-нибудь ценил выше остальных, он чтил его, и прославлял в соответствии с его силой и верностью.

Из этих людей он дорожил Тертуллием, о котором мы ведем речь, за его заслуги, и дал ему жену и лен в крепости Ландонен (Landonense), а также владения в других землях, в Гатин (Gatine) и в других областях Франции. Но вскоре король, не завершив большей части его начинаний из-за неожиданного разорения своего королевства, до того, как мир и возрождение, которые он предвидел [были достигнуты], по замыслу Бога, в чьих руках находится все могущество и владения, был взят от мирских забот преждевременной смертью, что принесло Франции долгие несчастья.

Он оставил после себя сына, наследника своего королевства, по имени Людовик, который сохранил от своего деда только имя. 5 Он значительно уступал характером своему отцу и деду, и всем своим королевским предкам, и жил такой бесполезной жизнью, что заработал себе прозвище Ленивый. В период его несчастного правления норманны и другие люди, злые и деспотичные, вновь набрались сил, вновь разразились злобой, и долгое буйствовали в стране, лишившейся правителя. Норманны, в жестокости своей значительно превзошедшие предыдущие их вторжения и грабежи, истребили население Невстрии и большей части Аквитании грабежом, поджогами и убийствами.

 

О Ингельгерии

Примерно в это же время, после смерти Тертуллия во Франции, его сын по имени Ингельгер, родившийся во время правления Карла Лысого, унаследовал все имущество отца. Ибо Тертуллий взял себе жену из благородного рода, родственницу графа Бургундии, именем Петронилла, которая и родила ему сына. Сын был посвящен в рыцари [miles] в присутствии вышеупомянутого Людовика. Этот юноша был быстрым, лучшим из рыцарей, силой не уступавший, и даже превышавший отца; он получил множество имений и прославился бесстрашными и мужественными деяниями. Еще когда он был юношей, и благородная дама, его бабка, жившая в Гатин, была обвинена в измене ее противниками, желавшими (в счет уплаты за "измену") отобрать ее имущество, он защитил и освободил эту женщину после решительного сражения с ее обвинителем. За этот поступок его полюбила вся ее семья, а также все благородные люди, оплакивавшие такое пятно на репутации этой благородной дамы, и его владения вокруг крепости его отца Ландонен значительно увеличились.

После этого король наградил его земельным владением с титулом виконта Орлеана. Позже, став представителем короля в Туре, он решительно защищал эту область от норманнов. Двое благородных людей и священников Тура, Адалауд и Райно, братья, благородные граждане Орлеана, отдали в жены Ингельгеру, исполнявшему свой долг мудро и справедливо, свою племянницу Аэлинду, передав за ней и свои владения с позволения короля и знати, имущество, перешедшее к ним в областях Тура и Орлеана в законное наследство. Их родовое имение находилось в Абуазе (Аboise), небольшом городке у руин старой крепости, разрушенной некоторое время назад хитростью норманнов. По просьбе этих священников Людовик перестроил и укрепил эту крепость для Ингельгера. Кроме того, эти священники по своему ходатайству получили для него половину графства города Анжер, поскольку в Анжу был и другой граф, на том берегу р. Майенн. Но вся эта земля, терпя набеги то норманнов, то бретонцев, превратилась вместе с городом в большую пустыню. Однако, поскольку король и два епископа, и другие священники Франции, направленные для поселения в этот город, были изнурены, постоянно защищая город, Ингельгер, в чью силу все они верили, обернул оружие против грабителей для защиты города и его окрестностей, и был назначен графом этих земель. Он совершил не меньше, чем от него ожидали; он провел много войн и одержал великие победы над врагом.

На долгое время, пока он жил, он отразил ярость разжиревших, и восстановил мир в Анжу, кроме земель за р. Майенн. Он поручил Амбуаз покровительству Робера, сына Хаймо (Haimo), сильному и верному человеку; этот человек получил в наследство часть крепости и был вассалом Ингельгера. Среди всех этих событий Ингельгер умер; его наследником стал его сын Фульк, прозванный Красным. Его подвиги против врагов были подобны деяниям его отца, и даже превосходили их.

 

О Фулко Красном

После смерти его отца, во времена короля Людовика Ленивого, Гуго, графа Бургундского, призвали и избрали общим собранием франков опекуном сына Людовика Карла, который все еще находился под опекой и не мог управлять королевством, поскольку сам Людовик ослаб от болезни; Гуго был родственником мальчика по материнской линии, как следует из рассказов. Этот Гуго, человек, заслуживающий внимания за свою веру и добродетель, больше подходил на роль опекуна, чем предыдущий правитель, и он надеялся и желал исполнять этот долг для освобождения родной страны: и он совершил бы это, если бы ему было отпущено больше жизни. Приняв, с христианским рвением и верностью, титул, который в те времена называлась abbacomes 6, но позже был переиначен его потомками в более высокомерное "герцог", этот правитель в награду за свою работу получил часть королевских владений. Это совершили епископы и знать всей страны, передавшие ему Нейстрию с согласия юного короля Карла. Это название [Нейстрия] включало в себя все земли между Луарой и Сеной, от Парижа и Орлеана вниз к океану. Когда ему были переданы все эти земли, с городами и округами, аббатствами и крепостями, за исключением епархий, которые оставались во владении короля, он пожелал усилить рвение своих графов и других вождей к защите земель. С этой целью он одарил их почестями и наградами.

Итак, этот человек передал графство Анжу, которое ранее было разделено на две части, целиком Фулко Красному, породнившись с ним через его бабку, как нам о том сообщали. Кроме того, он передал ему монастыри Сен-Обен и Сен-Лесен (St.-Lezin), ранее бывшие королевскими владениями. Все это он получил от Карла Простоватого, сына Людовика Ленивого Заики.

[Следует длинный отрывок, в котором Фулко Красный описывается словами, взятыми из работы Саллюстия о Катилине.]

Этот Фулко взял жену из графства Тур, по имени Росилья, из знатного рода, дочь Варнерия, который на то время владел тремя крепостями в Турени, а именно Лошез (Loches), Виллентрасти (Villentrasti) и Гайя (Haia), две из которых Фулко впоследствии незаконно присвоил. Этот Варнерий, на чьей дочери женился Фулко, был сыном Аделауда, которому Карл Лысый дал Лошез. [...]

Фулко прожил долгую жизнь и видел, как повзрослели его сыновья; один из них, Гвидо, которого abbacomes Гуго назначил епископом Суассона, совершал странные поступки, но совершил и благородное, выдающееся сеяние. Карл Простоватый, бывший, как мы уже говорили, сыном Людовика Ленивого, был захвачен норманнами: Гвидо предложил себя в качестве заложника вместо Карла, и освободил его из заключения. 7 У Фулко Красного был еще один сын, Ингельгер, сильный и воинственный юноша. [Ингельгер описывается словами, взятыми из работы Саллюстия о Югурте]. Он оказал сопротивление норманнам, дав им несколько отличных сражений; он был захвачен ими и убит, потеряв свет своей юности. У Фулко Красного был и третий, младший сын, о котором мы скажем позже. Итак, Фулко Красный, дожив до старости, в то время как набеги норманнов несколько ослабели, и чуя приближение смерти (поскольку зрение его ухудшилось), неожиданно стал терзаться муками совести за излишества, которым он предавался на протяжении своей жизни (поскольку, говорят, он был слаб что касается усмирения своих страстей); он возмещал свои грехи перед Богом через господина Харви, епископа Анже, верующего и богобоязненного человека: во искупление своих грехов он завещал все свои сокровища беднякам и передал в постоянное владение монастырям Сен-Обен и Сен-Лесен, в которых на то время жили священники, прекрасное владение Шириак (Chiriacum), расположенное за Луарой [929-930]. После этого пожертвования духовенство Сен-Мартина [в Анже] было пожаловано следующими двумя конгрегациями одной шестой частью от доходов с владения.

 

О Фулко по прозвищу "Добрый"

После этих событий и после смерти Фулко Красного, его наследником стал другой Фулко, его младший сын, которого прозвали "Добрый". Поскольку вы можете прочесть, что у него [Фулко Красного] было три сына: епископ Гвидо, Ингельгер и названный Фулко. Он был миролюбивым, спокойным и мягким. Этот лучший из людей больше любил слушать, как восхваляются его добрые дела, чем рассказывать о деяниях других: он совершенствовал свой добрый нрав в войне и мире: его отличали чувство справедливости, гармония и отсутствие жадности. 8 Он не вел войн, поскольку в его время с норманнами уже был заключен мир. Поскольку, когда их герцог Роллон со всеми своими людьми принял христианство, герцог Гуго и король Франции даровали им землю, которую они на тот момент удерживали, когда норманны поклялись служить Франции и сохранять мир. Поскольку Роллон, став христианином-католиком, взял в жены Гиллу, дочь Карла Простоватого, и стал называть переданную ему землю Нормандией. В дальнейшем, бретонцы приказом короля и герцога стали данниками этих норманнов. 9 Эти бретонцы, за их предыдущее вероломство, так угнетались норманнами, что уже не могли, как ранее, совершать свои обычные набеги на соседей, людей Анжу, Пуату и Мэн.

Итак, в эти времена Фулко второй, любитель добродетелей, жил в мире, и был целиком погружен в изучение духовного благочестия и религии. Он щедро жертвовал в пользу церкви из своих средств, поскольку он высоко ценил веру и почтение Церкви Бога. Он особенно любил и почитал церковь св. Мартина. Он стал членом коллегии братства монастыря св. Мартина в Туре, и с радостью исполнял там обязанности каноника; в праздники этого святого он стоял хоре с поющими священниками, в церковных одеяниях, следуя их правилам. Когда он договаривался о том, чтобы отпраздновать там некоторые ежегодные праздники, он преподносил богатый набор церковной утвари; он поселялся со скромнейшими из священников, и всегда заботился о том, чтобы дом, где он собирался остановиться, был красиво обставлен прекрасными украшениями; это делалось к тому, чтобы после его отбытия приютивший его хозяин, живший ранее в скромности, обогатился от оставшихся вещей; известно, что он поступал так немало раз. Когда бы он не увидал монастырь, приближаясь со стороны Тура, он спешивался и истово молился, простершись на земле, напоминая себе о том, как он счастлив, получив заступничество святых.

Итак, во времена этого мира, дарованного графству Анжу божьим благословением, как об этом было сказано выше, этот граф напряженно трудился над восстановлением церквей, города и окрестностей. Он заботился об увеличении поголовья скота и обработке земель, и, желая воодушевить других собственным примером, он выплачивал возмещение за лишения прошлых лет, которые усугубила постоянная война, великим изобилием плодов земли. В это время многие жители соседних стран и близлежащих земель переехали жить в это графство, как из-за милосердия господина, так и из-за плодородия здешних земель. Ибо эта земля, поскольку она долго лежала под паром и не обрабатывалась, давала отличный урожай и была тогда богата плодами и другими разнообразными продуктами. Эта земля во многих ее частях была покрыта лесом. Новые поселенцы вырубали эти леса и обрабатывали новые земли, и так небольшими усилиями получали плоды от земли.

 

Хроника Готфрида [Жоффруа]-Серой Мантии

У этого Фулко Благочестивого было три сына, старший из которых, Жоффруа, правил в качестве консула. Второй, по имени Гвидо, был епископом Пюи. Младший, по имени Дрого, был любимцем Фулко, который произвел его на свет в преклонных годах; он был грамотным и хорошо образованным, и стал епископом Пюи после своего брата Гвидо с благословения короля Гуго. Консул Жоффруа, воспитанный рыцарем, во французском духе, муж, полный воинской силы в руках и в груди, прекрасно себя показал во многих походах. Он излучал особенное спокойствие, в нем цвело милосердие; он проявлял великое благородство, яростно сражался с врагами и решительно защищал свой народ, что подобает величайшим из правителей. Благодаря его исключительным и выдающимся заслугам, король назначил его и его наследников знаменосцами в битве и виночерпиями на королевской коронации; этот граф, носивший прозвище Серая Мантия, заслужил высочайшие награды за свою честность.

В эти времена 10 датчанин Гастон (Huasten) уже три года совершал набеги на прибрежные районы Галлии, и, наконец, ушел к своим братьям, Эдуарду и Хильдуину, которые были консулами Фландрии, с пятнадцатью тысячами датчан и саксов, среди которых был Хетелульф, человек огромного роста и силы, который на французском языке звался Отюэн (Hautuin). Датчане и свевы прошли через все земли франков и нанесли большой ущерб городам и крепостям грабежом и поджогами. Когда они, с помощью фламандцев, огнем и мечем прошли почти через все обезлюдевшие земли вблизи Фландрии, которые населяли франки, они решили идти к Парижу и нести страх по всем землям. Затем они пришли в красивую и приятную долину под названием Монморанси, захватили и укрепили стоявшую там крепость и решили на некоторое время остаться вблизи Парижа. Из страха перед их смелостью король приказал своим дворянам отовсюду собраться к Пятидесятнице в Париж, видя, что сам он не имел средств отбиться, поскольку франки, которые были вынуждены укрыться за стенами Парижа, даже не пытались вырваться. День за днем Хетелульф-Датчанин обращался к войскам франков и подходил к Парижу как второй Голиаф, желая сразиться один на один с кем-нибудь из франков. Он победил и убил многих рыцарей, благороднейших и сильнейших из франков; король, охваченный горем, запретил кому бы то ни было выступать на бой против него.

Жоффруа, граф Анжу, услышав королевского гонца, призывавшего его к королевскому двору к Пятидесятнице, отправился к назначенному дню в свою крепость Ландонен, и прибыл в Орлеан за несколько дней до Вознесения. Там, услышав о силе и жестокости датчан, он, как благородный человек, скрывающий гнев при разговоре с другом, приказал своим людам идти в крепость Ландонен и ожидать его там Оставив с собой лишь одного рыцаря и двух сквайров, он тайно покинул своих людей и остановился в Этампе, предупредив своих товарищей никому не раскрывать себя.

На следующий день консул тайно отправился в дорогу. Он свернул у крепости Сен-Жермен, недалеко от Парижа, и приказал мельнику, присматривавшему за мельницами на Сене, сделать ему подходящую лодку за свой [Жоффруа] счет. Желая остаться незамеченным, консул провел ночь в доме мельника. Утром, с единственным сопровождавшим его рыцарем и его лошадью, он перебрался через Сену с двумя мельниками. Когда он увидел и услышал Датчанина, граф взревел, вскочил на лошадь и, оставив своих товарищей в лодке, в одиночку выехал в поле, чтобы встретить Датчанина; Датчанин направился к нему, подгоняя свою лошадь пятками. Граф ударил его в грудь, так что копье пробило его доспехи, и поверг его на землю. Граф отъехал, невредимый, но Датчанин, принявший страшный удар, расколовший его щит и пробивший нагрудник, и копье которого сломалось, выдернул оружие графа, вонзившееся ему в левый бок, и ранил лошадь графа в заднюю ногу. Граф, увидев стонущего и пытавшегося подняться со свирепым взглядом и все еще грозного Датчанина, вынул свой меч и отрубил Датчанину голову, как второй Давид. Затем он снова быстро вскочил на лошадь и поспешил с лошадью врага и его головой к лодке. На другой стороне реки граф вручил голову, с тем чтобы ее отнесли в город [Париж]. Сам он тайно вернулся к своим людям в Ландонен, приказав своим товарищам не открывать, кто он такой.

Многие смотрели со стен и валов, и с верхушек церквей [Парижа]; хотя они и не знали, кто это был, они завидовали его удаче. Жители же возблагодарили господа своего Христа, и, вознося хвалу, высыпали за городские стены. Человек, принесший голову, вошел в город, и в присутствии короля поклялся в том, что он не знает этого рыцаря, поскольку до этого он его ни разу не видел. Однако он был уверен, что если он его увидит еще раз, то узнает. Король, составив замысел в сердце, промолчал. Датчане, огорченные и разозленные, стали яростно осаждать франков и не собирались прекращать свои атаки. Они оставили Монморанси, ограбив ее и предав огню, и стали нападать на земли у Сенлиса и Суассона, вплоть до Лаона (Laon). Итак, к указанному дню, призванные владыки, а именно графы, консулы и магнаты всей Франции, и все люди благородного происхождения, известные своим мастерством, собрались в королевской зале. Жоффруа, граф Анжу, облаченный в тунику из ткани, которую французы называют grisetum 11, а мы, анжуйцы, buretum, сидел среди других владык. Итак, мельник, вызванный для этой цели королем, узнал Жоффруа в тот же миг, как взглянул на него, и, с позволения короля, с радостным выражением лица приблизился к консулу. Преклонив колено, сжав край туники консула, он сказал королю и другим: "этот человек, в этой серой рубахе, поразил Датчанина и смыл позор с Франков, и вселил ужас в их войско". Король провозгласил, что за это его следует называть Жоффруа Серая Мантия, и все собрание согласилось с этим.

Среди всех этих событий внезапно появился гонец и сообщил, что датчане стали лагерем в долине Суассона; к ним присоединились бесчисленные фламандские рыцари, поскольку народ этого герцогства очень многочислен. Когда король услышал об этом, он обратился к дворянам с такими словами: "Вы видите, лучшие из людей, что я не могу без слез перечислить все бедствия и трудности, обрушившиеся на народ франков. Что могу я сказать простому народу, когда многие из вас, людей благородного происхождения, слабеют от голода, и датская чума поражает ваши труды? Уже ваших опустошенных полей едва касается плуг. Так пусть же, заклинаю вас, не приуменьшится слава франков через наше нерадение. О, несломленная раса [genus]! O, непокоренный народ [gens]! Не страшитесь. Хуже, чем сейчас, уже не будет, война в самом разгаре, враг со всеми силами вблизи. Отправляйтесь в поход, сильнейшие из рыцарей! Смотрите-час битвы близок; возбудите свою воинскую силу и покажите свою наследственную мощь, когда придет час. Что доброго в словах? Пусть теперь каждый из вас посоветуется с собой". Дворяне были обеспокоены речью короля. Некоторые из них ответили: "Мы не можем составить мнения о битве на настоящий момент, но мы предлагаем сейчас заключить перемирие и отложить битву, пока наши силы не возрастут". Но Жоффруа Серая Мантия, подав свой голос, высказал свое мнение: "Вы, консулы и прославленные мужи, свет и цвет победоносной Франции, честь и зерцало воинственного рыцарства, сражаетесь от своего имени и отдаете жизнь за братьев своих. Должны ли мы смотреть, как люди, вверившие нам и королю свои жизни, погибают неотмщенными? Я вижу, что все вы единодушны, благодарение Богу, и что каждый из вас пребывает в согласии с его ближним. Как же отличить господина от слуги, благородного от простолюдина, богатого от бедного, рыцаря от пехотинца, если мы, кто надзирает за ними, не дадим хорошего совета, не защитим их? Если датчане безнаказанно будут управлять мною, я не желаю дальше жить. Погибнуть бесславно-это все равно что сравняться с тупыми скотами, уподобиться неразумным животным. Все вы должны желать битвы, поскольку все вы верите, что это необходимо для общего блага. Так думаю я сам, и об этом настоятельно прошу; я прошу не дать нам погибнуть как вялым и тупым созданиям, не становиться позором и бесчестьем для всех народов".

После этих слов все они выступили в поход, к великой скорби тех, кого оставляли дома. Ни сами они, ни остающиеся, уже не надеялись увидеться снова; они бросились целовать любимых, и все были в слезах. Затем они прибыли к долине Суассона и вступили в эту прекрасную ровную долину; там каждый из них устроил и разместил свои отряды. Вожди обсуждали, как провести битву, и доверили это Жоффруа Анжуйскому. "Хорошо," сказал Жоффруа, "пусть каждый из вас идет и собирает своих людей, и вступает в бой со своими войсками по сигналу. Затем, если необходимо, сражайтесь копьями и мечами, и помните свершенные дела и нанесенные удары наших отцов". Войско построилось в шесть линий: пять из них выступили, чтобы вынести на себе основную тяжесть битвы и отразить вражескую армию в яростном сражении. Король со своим войском оставался за ними, чтобы наблюдать за ходом битвы, оказывать помощь и укрепить войска, если бы датчане начали побеждать.

Прозвенели трубы, им ответили рога, с обеих сторон слышался громкий крик; щиты оттеснялись щитами, умбон отталкивался умбоном; когда ломались копья, то зубрились и щербились и мечи. Ряды датчан и фламандцев пошли в ближний бой, обрушились на французов и начали их теснить. Те не могли противостоять натиску столь многих народов [nationes], но, колеблясь, начали подумывать об отступлении. От великого множества и шума метательных снарядов, казалось, потемнело небо. Король издал стон: он оглядел всех своих людей, будто наделенный вторым зрением, и сказал "О, Христос, приди на помощь к твоим франкам!", а Жоффруа, несшему королевский штандарт, он добавил (через гонца), "Жоффруа, пришпорь своего быстрого коня и иди на помощь колеблющимся франкам. Помни, заклинаю тебя, о своих предках, не опозорь имени франков". Жоффруа, охраняемый знаком святого креста и окруженный своими последователями, вскоре оказался среди сражающихся, и был атакован одним из храбрейших датских рыцарей. Жоффруа выехал против язычников, чтобы вымпелы королевского штандарта плясали перед лицами датчан, и чтобы вселить в них страх своим громким кличем. Увидев, как наступает их первый центурион, 12 франки вновь обрели мужество, и все вместе яростно ринулись на датчан с обнаженным оружием. Было разбито множество доспехов и оружия, и бронзовые шлемы вспыхивали чистым огнем. Раны наносились на раны, и поля потемнели от крови. Повсюду можно было видеть вывалившиеся внутренности, отрубленные головы и искалеченные тела. Датчан охватил скорый и неожиданный страх; поколебав свои ряды, они ударились в бегство. Франки преследовали их, поражая, убивая и топча. Здесь погибло множество рыцарей и пехотинцев, и среди пяти тысяч убитых были найдены их вожди. Одержав великую победу, франки, ликуя, вернулись к своим родным, приведя с собой множество захваченных лошадей и богатую добычу с битвы. Затем во Франции было великое ликование, и все должным образом возблагодарили Бога. Новая война пришла из земель Германии. Некий тевтон из Швабии, по имени Эдельтед (Edelthed), из рода [genus] Фарамунда и Хлодвига, добивался короны франков по праву наследования. С помощью Отто, короля Италии, он напал на Лотарингию и верхние земли Франции. Он публично заявил о сделанном королем Гуго на совете обещании в присутствии Генри, герцога Лотарингии, Ричарда, графа Нормандии, и Жоффруа Анжуйского, а именно об обещании Гуго передать ему [Эдельтеду] королевство франков; Эдельфед считал, что король Гуго должен передать ему хотя бы главенство над Францией, поскольку Гуго однажды им завладел. Он заявил, что в этом поклялись остальные государи и многие магнаты. Присутствующие колебались, и Жоффруа Серая Мантия встал со своего места и сказал:..."Я не позволю тебе править нами. Я отрицаю, что король, я или мои товарищи давали ложную клятву". Бертольд, брат герцога Саксонского, муж, хорошо сложенный, пожелал сражаться от имени тевтона и сказал: "Пусть равные нам судят, что лучше, поскольку этот спор не утихнет". С обеих сторон собрались благородные мужи и заслушали заявления сторон. К одной из сторон был послан гонец, и судьям был дан следующий ответ: "Мы решили, что тот, кто выиграет это дело, с миром получит королевство; проигравший же оставит королевство и проживет свою жизнь в мире". Так и было решено, и записано рукою епископа, и с этим приготовились согласиться стороны.

Королева, кровная родственница Жоффруа Анжуйского, послала ему частицу пояса благословенной девы Марии, которая хранилась у нее в часовне-вещь, которую Карл Лысый привез из Византии; она наказала ему повязать ее вокруг шеи и уверила, что это принесет ему победу. Жоффруа пошел в бой, воодушевленный теперь еще большей верой. Бертольд был таким сильным и воинственным мужем, что никто, как считали, не осмелится стать против него. Он сказал: "Пусть он приходит, присылайте его. Я задушу его, как жалкого щенка, который решился вступить в бой". Начался яростный бой. В первом столкновении никто не пал, но Бертольд был тяжело ранен графом между лопаток, когда разворачивал лошадь; пролилась его кровь. Оба сражались яростно и безжалостно, звенели их бронзовые шлемы, и никто не давал пощады. Бертольд упал с лошади и сразу же поднялся на ноги; консул, преисполненный рвения, также спешился. Их тела покрылись кровью и потом, руки ударяли в руки, ноги в ноги, тела в тела. Наконец, нагрудник Бертольда был пробит, и внутренности выпали наружу, и сильнейший из воинов, Жоффруа Серая Мантия, победил. Франки благодарили Христа, провели торжественное празднование и вознесли надлежащую хвалу Богу. Тевтоны, вместе с их герцогом Эдельтедом, в смущении вернулись в свои земли. Жоффруа попросил у короля и королевы дозволения вернуться в свои земли; ему был подарен пояс, как он того желал, и он поместил его в церкви благословенной Девы Марии в Лошез, в которой он поселил каноников, и которую щедро одаривал из своих средств. После этого, когда враг был отражен и, с Божьей помощью, разбит, Жоффруа прожил много лет, и правил своими землями в мире. [ум. 987]. Никто не осмеливался перечить ему. Он произвел на свет много сыновей, младший из которых, Мауриций (Maurice), пережил остальных, еще при жизни их отца.

 

Хроника консула Мауриция

Мауриций, сын Жоффруа Серой Мантии, благоразумный и честный муж, почитатель мира и добродетели, правил скорее мудростью, чем воинскими деяниями. Он хорошо знал, что плоды искусства и добродетели расцветают сильнее всего, когда они даруются близким друзьям. Поэтому он передавал множество подарков [beneficia] членам его семьи и тем, кто был привязан к нему узами настоящей дружбы, подарков, о которых Цицерон говорит 13, что получившему следует помнит о них, а давшему-не вспоминать. Мауриций утверждал, что высшие иногда должны уравнивать себя с низшими друзьями, и что низшие не должны огорчаться тем, что люди Морица превосходят их в искусстве, богатстве или звании. Руководствуясь этими принципами, он возвысил многих своих людей и воздавал им высочайшие почести. [Следует отрывок, в котором Мауриций описывается словами, взятыми из классического текста]. Он взял в жены женщину из сельской местности А., дочь Хаймо (Haimo), консула Сэнтожа (Saintonge), племянницу Раймунда, графа Пуату; от нее был рожден Фулко Нерра. 14

Против Мауриция восстал некий негодяй, полный вероломства и всех пороков, Ландрик Дюнский (Landric of Dun), строивший множество козней против консулата Анжу и несправедливо обложивший преданных людей графа в Лошезе и Амбуазе многими повинностями. Консул Жоффруа, отец Морица, завещал этому Ландрику Амбуаз, а также подарил ему хорошо укрепленный дом в южной части Шатонефа (Chateauneuf). Этот человек отплатил сыну Жоффруа Маурицию тем, чего Бог никогда не лицезрел-злом за добро. Он рассчитывал забрать у консула Амбуаз, вняв советам Одо Шампанского, который владел Блуа, Туром, Шартром, Бриа (Bria) и Шампанью, с городом Тройе (Troyes), и землями вверх до Лотарингии. Пройдя через Тур и Ланжеа (Langeais), он осадил Валейю с помощью Гельдуина Сомюрского (Gelduin of Saumur), под властью которого были Сомюр, Уккеум (Ucceum) и множество других владений в землях Тура и Блуа, в лене вышеназванного Одо. Ландрику противостояли два брата, Аршебод Бускеншакский (Archenbaud of Buscenschaicus) и Супплиций (Supplicius), казначей Сен-Мартина; они пользовались доверием консула и владели частью форта Амбуаза по наследственному праву. Они укрепили дом в Амбуазе, в месте, где казначей, после смерти его брата, выстроил каменную крепость. Он часто нападал на Ландрика с этих земель и земель графа.

Мауриций был тяжело болен, и поэтому он обратился к своему сыну Фулко, ставшему к тому времени могучим рыцарем, с такими словами: "Сын мой, никогда не мал тот дом, в котором много друзей. Мой тебе совет-цени тех, кто был для нас верным другом, иначе у тебя будет в избытке дурных людей, желающих избегнуть наказания. Зло всегда завидует добру. Как говорит Сенека, легче бедному избежать презрения, чем богатому- зависти: тот, кто щадит дурных людей, вредит добрым. 15 Я вижу, что ты, хвала Богу, унаследовал всю честность твоих предков. Это меня радует, и я приказываю тебе принять сокровищницу и наследовать твоему брату". С этими словами прославленный муж склонился перед природой [и умер].

 

О Фулке Нерра

Фулко Нерра ... юноша не слабого сложения, начал доблестно защищать консулат от множества врагов. Из ниоткуда вспыхивали новые и новые войны против молодого государя. По совету злейшего Ландрика, Одо Шампанский и Гельдуин Сомюрский пытались изгнать Фулко из Тура, рассчитывая отобрать у графа Амбуаз и Лошез. Этот план созрел у них под влиянием сложившихся на тот момент обстоятельств, поскольку Супплиций, после недавней смерти брата, управлял Амбуазом в одиночку, отвечая только перед консулом. Но этот мудрый герой [Фулко] немедля поспешил навстречу опасности, желая наказать врага. После того, как он собрал такое войско, какое только смог, он отважно вступил на землю своих врагов, и, обойдя Блуа, прибыл в Шатодун (Chateaudun). Жители этой крепости, опоясавшись рыцарским поясом и защищенные доспехами, начали действовать как гарнизон; быстро собравшись, они атаковали консула и его людей. Анжуйцы отражали их частые нападения до вечера. Когда они пытались отойти, они не могли отражать атаки противника, поскольку люди Шатодуна наседали на спины тех, кто пытался бежать. Люди консула, поскольку они не могли ни выдерживать более битву, ни заставить врага бежать, собрались вместе и пытались отступать, сражаясь. Вперед были посланы люди из Амбуаза, и анжуйцы окружили их и наголову разбили. Людей из Шатодуна охватил страх, и они, рассеявшись, пытались бежать. Граф, сражаясь в своей крепости, обратил их в бегство. Множество простолюдинов было захвачено, а иные преданы мечу. Они отдыхали ночью на том же месте, удерживая в плену под стражей двадцать рыцарей, связанных вместе с остальными пленниками. На следующий день они ограбили окрестности и нанесли большой ущерб сервам. Испытав радость победы, они на третий день вернулись в Амбуаз.

В Амбуазе консул осадил дом Ландрика; его люди собрались и осаждали дом с такой яростью, что заставили находившихся в доме забыть о любой надежде к сопротивлению. Зная, что они не смогут защищаться, и что им не избежать заслуженного наказания и смерти, если их захватят, эти люди начали переговоры через гонцов: они были согласны сдать дом, если их оставят в живых. Когда был созван совет, все решили, что для всех будет лучше избавиться от такой опасности без какого бы то ни было риска для осаждающих. Поэтому осажденным была дарована жизнь, а дом, как только его сдали, был полностью разрушен. Ландрика и его людей изгнали из крепости. Выйдя отсюда, граф, перейдя Луару, остановился в доме, который он укрепил, и который ранее назывался Карамант (Caramantus), а сейчас Вилла Моранни (Villa Moranni). Отсюда он вошел в Валейю, пройдя через Сембленшиак (Semblenchiacum), который он укрепил для себя, и через земли своего вассала и друга Гуго Альвийского (Hugh of Alvia), который, как говорили, владел крепостью Кастеллум (Castellum) и Сен-Кристоф; наконец, он вошел в Анжу, к неудовольствию жителей Тура. Фулко взял Мирабо и Лаудун (Loudun), а также Шинон, принадлежавшие Одо, а также Сомюр и Монсореллум (Monsorellum); оттуда он пошел войной на людей Иль-Бушар (L'Isle-Bouchard) и вернулся в Лоэ через землю Гвено (Guenon), принадлежавшую господину Ностера (Noaster). Затем граф Фулко, завершив это дело, посадил воинственного и очень умелого в воинских делах мужа, Лисуа Басоэрийского (Lisois of Basogerio (Bauge?)), племянника виконта Сен-Сузанна (St.-Susanne), в Лоэ и Амбуазе, приказав рыцарям, сильным и слабейшим, повиноваться ему. У этого мужа [Лисуа] были браться, много родственников, которые оставались с ним по собственной воле.

Ибо, как говорит Боэций, "кто оставит установленное положение, у того не будет счастливого конца". 16

Конан, граф Бретани, желая расширить границы своего консулата, 17 насмехался над Фулко и, опираясь на силы своих четырех сыновей, не прекращая опустошал границы Анжу. Река Майенн, не последняя из западных рек, омывавшая Анжу своими спокойными водами, перехваченная каменным мостом, готовым выдержать зимние воды. 18 Конан со своими сыновьями хотели расширить свой консулат до этой реки. Когда Конан узнал, что Фулко покинул Анжу, он направился к королевскому двору в Орлеан; в то же время он приказал своим сыновьям поспешить в Анжу и найти земли поспокойнее. Когда его сыновья услышали о том, что Фулк в отъезде, они возликовали, считая, что смогут победить анжуйцев, невооруженных и немногочисленных, как они считали. Пока консулы ожидали короля в Орлеане, Фулко удалился в дом на отдых. Конан прибыл в главную залу дома, так Фулко был отделен от него лишь толщей стены, и сообщил своим людям, что через четыре дня его люди будут у ворот Анже, разрушив все на своем пути. Когда граф услышал это, он ринулся на помощь, притворившись, что отбывает в крепость Ландоне, и скакал день и ночь, часто меняя лошадей; тем из своих людей, которых он встретил по дороге, он приказал следовать за собой. Вечером второго дня от тайно въехал в Анжу и собрал за стенами города множество рыцарей и пехотинцев. В назначенный день бретонцы стремительно подошли к воротам города. Фулко со своими людьми без промедления ринулись на них из укрытия; некоторых из них они убили, и бросились преследовать остальных, которых они обратили в бегство. Ибо когда они [бретонцы] поняли, что консул вернулся, у врага более не было храбрости сопротивляться. И так, рассеявшись, каждый из них бежал со всей возможной скоростью. Двое сыновей Конана погибли в бою, как и бесчисленное множество пехотинцев; двое других были захвачены, вместе со множеством рыцарей, баронов и пехотинцев. Фулко сразу же вернулся к королевскому двору, и в день прибытия короля он приехал с одним из своих рыцарей на коне в яблоках, принадлежавшем Алану, старшему сыну Конана, и спешился у королевской залы. Бретонцы спросили, где он взял этого коня: он открыл правду, и ее сообщили Конану. Затем Конан оплакивал свою судьбу и рыдал перед королем, и просил у епископов мира; при содействии короля Роберта и Ричарда, герцога норманнов (который был женат на дочери Конана Юдифи), мир был заключен. Старший сын Конана, Алан, был выкуплен, вместе с его братом. Все пленные были отпущены после уплаты надлежащей суммы, и Фулко с миром получил консульство на земле за Майенном.

От своей жены Фулко породил Жоффруа Мартелла и дочь по имени Адела. Фулко, будучи богобоязненным мужем, отправился в паломничество в Рим, и, получив с благословением Папы письмо, вновь отправился в Иерусалим, который в то время находился в руках язычников. Когда он прибыл в Константинополь, то встретил там Роберта, герцога Нормандии, совершавшего такое же путешествие. У Ричарда на тот момент было два сына от Юдифи, дочери Конана, графа Бретани-Ричард и Роберт. Старший из них, Ричард, был отравлен своим братом Робертом. Роберт во искупление этого греха перед Богом отправился босиком в путешествие на седьмой год своего правления. До этого наложница родила Роберту сына, Вильгельма, получившего Англию, достойного мужа. Когда Фулко повстречал Роберта и присоединился к нему, он вручил письмо папы императору. Затем этих двух путешественников по приказу императора провели через земли сарацин люди из Антиохии, которые случайно оказались там и присоединились к ним. Роберт умер во время путешествия через Вифинию. Фулко прибыл к Иерусалиму под защитой охранной грамоты. Ему не удалось войти в городские ворота, возле которых у пилигримов требовали уплатить за вход деньги. Когда он уплатил за себя и за других христиан, которые задержались у ворот и не могли войти, он вместе с остальными быстро вошел в город; но вход к могилам также был для них закрыт. Ибо [сарацины], зная, что он человек импульсивный, осмеяли его и сказали, что он не пройдет ко гробу, который он хотел увидеть, пока не помочится на него и на святой крест. Сей благоразумный муж неохотно согласился. Ему нашли бараний пузырь, очищенный и вымытый, наполнили его лучшим вином и поместили его у графа между бедер. Босой, он приблизился ко Гробу Господню и вылил на него вино; он со спутниками прошел ко гробу и молился там, пролив много слез. Затем, когда твердый камень размягчился, он ощутил божественную силу, и ему удалось, целуя гроб, оторвать от него зубами частицу и спрятать; он забрал ее с собой без ведома язычников. Фулко, раздав щедрые подарки бедным, удостоился частицы креста Господня от Сирийцев, охранявших гроб. Вернувшись в Лоэ [т.е. во Францию], он построил церковь в честь Гроба Господнего, за рекой А., в Болье (Beaulieu), и поселил там монахов и аббата. В Амбуазе, в церкви Девы Марии, он поместил частицу Истинного Креста и пару ремней, которыми были связаны руки Христа. В этой же церкви во времена Фулко было помещено тело благословенного Флорентина, привезенное из района Пуату. Там он, как и Супплиций, казначей Сен-Мартина, поселил каноников.

В те времена люди жаловались на Одо Шампанского, Гельдуина Сомюрского и Жоффруа-младшего, господина Сен-Эньяна (St.-Aignan), беспокоившего земли и людей Фулко на протяжении тех полутора лет, что Фулко провел вдали от дома. Гелдуин, например, укрепил двор Сен-Пьер в Понлевуа (St.-Pierre of Pontlevoy), как будто тот был его собственностью; там пока еще не было монахов. Фулко выступил и построил крепость Монришар (Montrichard) на холме у реки Шер (Cher), бывшем частью владений Гелдуина и леном архиепископа Турского, когда были разрушены города Реабль Нобльский (Reabblus Nobilis) и Нантейль (Nanteuil) (?), находившиеся между Монришар и рекой; оба эти города были частью лена Гелдуина. Он оставил Рожера Диаболе [Дьявола] (Roger Diaboler), господина Монрезо (Montresor), хранителем Монришар. В это время Одо собрал в Блуа многочисленных рыцарей и пехотинцев, намереваясь разрушить Монришар. Когда Фулко узнал об этом, он взял своих лучших рыцарей и пехотинцев, объединился и заключил союз с Эрбером (Herbert ), консулом Ле Мана, и выступил навстречу Одо. Одо, как это было в его правилах, надеялся на многочисленность своих войск и перешел реку Бренна (Brenne). Фулко, покинув Амбуаз, пришел на место вблизи Понлевуа (Pontlevoy). Эрбер вышел к берегу реки Шер и стал там лагерем. Что еще остается сказать? Одо, пораженный, остановился с застывшим сердцем, не веря, что анжуйцы осмелятся с ним сражаться. Он кратко обратился к своим людям: "Напрягите все свои силы; пусть каждый, кто желает увидеть свою родину и родных, своих отпрысков, и дом, и покинутое имущество, надеется на свой меч ..." 19 Завязалась битва. На Фулко и на его людей сильно наседали; Фулко, упав с лошади, получил сильный удар. Люди Блуа уже почти одержали победу, и победили бы, если бы к Жерберу не добрался гонец и не сообщил ему, что Фулко побежден и захвачен в плен. Когда этот слух распространился по всему войску, граф Эрбер, очень могучий воин, помчался со своими лучшими бойцами к полю боя. На левом крыле врага сдерживали какие-то неожиданные союзники, которых он призвал. Анжуйцы долгое время стойко держались под ударами; Христу было угодно вселить в них силы и смешать ряды их противников. Рыцари Одо не могли противостоять яростным ударам людей Ле Ман и Анжу, и обратились в бегство, оставив на растерзание своих пехотинцев в лагерях. После того, как анжуйцы истребили этих людей, они преследовали беглецов так далеко, как только могли или осмелились, сражая всех рыцарей, каких им удалось схватить. Около шести тысяч было убито или схвачено, остальные бежали, каждый куда только возможно. Когда враг был обращен в бегство и разбит, победители разграбили его крепости, собрали лучшее из захваченного и вернулись в Амбуаз, обогащенные количеством своих пленников и выкупом за них.

На следующий год, когда на Одо Шампанского напал герцог Лотарингский, Фулко, этот скромный и рассудительный муж, построил крепость в Монбуа (Montboyau), чтобы оказывать давление на город Тур, которым он очень хотел владеть. Одо, в свою очередь, вскоре осадил этот форт, приведя с собой огромную армию, набранную из разных народов [gentes], вместе с Гельдуином Сомюрским, приведшим всех своих людей. Фулко также набрал как можно больше людей в Валейе и, вняв разумному совету, поскольку он не осмеливался и не мог сражаться, переправился через Луару и двигался всю ночь; он застал Сомюр беззащитным и вступил в него на рассвете, захватив весь город до самой крепости. Находившиеся в крепости не имели ни надежды на помощь, ни возможности бежать, им оставалось лишь испытать позор сдачи. Они знали, что анжуйцы яростны и воинственны, что они не остановятся, пока не получат все, что желали. Кроме того, они знали, что анжуйцы беспощадны. Поэтому они покорились консулу на оговоренных условиях. Они сказали: "Вы должны разрешить нам покинуть крепость невредимыми, защитить нас от этих мясников и позволить нам служить вам и оставаться в живых". Когда граф услышал это, он принял эти условия, даровал им свободу и устроил великое празнество. Когда стало известно, что он поступил так, что он присоединил к себе освобожденных людей, это побудило и остальных сдаться. Когда крепость была захвачена и ее обслуга отослана, он приказал найти для охраны крепости бдительных людей. 20

Фулко, захватив Сомюр, как он того и желал, приготовился выступить и подошел к окрестностям Шинона, перейдя Вьенну (Vienne) между Ностером и Иль-Бушар, наведя мост из лодок, и осадил Монбазон (Montbazon). Одо снял осаду с Монбуо и направился к армии Фулко. Благоразумный Фулко, сняв осаду, отступил к Лоэ и стал лагерем в поле. Так они отдыхали, распустив армии по домам. Когда Одо находился в Блуа, гонец сообщил ему, что германцы с герцогом Лотарингским осадили Бар-сюр-Об. Поспешив домой, Одо поспешил за германцами, которые уже вошли в Лотарингию. Он вступил с ними в сражение, и, хоть и был тяжело ранен, вышел из него победителем; однако, он вскоре умер на поле боя, и во владение землями вступил его сын Тибо (Thibaut) [1037]. В это время Фулко осадил и захватил Монбазон, и назначил здесь хранителем Гийома Мирабосского (Guillaume de Mirebeau). Арро Бретейльский (Arraud of Breteuil) (?) и другие изменники выдали Фулко их господина Жоффруа, правителя Сен-Аньяна; позже, в отсутствие Фулко, этот человек был задушен в тюрьме Лоэ теми же предателями. Граф дал в жены своему сенешалю Лисуа племянницу казначея Супплиция (которому он дал крепость Амбуаз со всеми ее землями), а также дал ему Вирнуллий (Virnullium) и Мавреак (Maureacum), а также место приходского священника (vicarage) Шампани. Таким образом, удержав свои земли, он передал их своему сыну [Жоффруа] Мартеллу. После этого, до смерти Фулко, земли оставались в мире и спокойствии; правда, прожил он недолго [ум. 1040].

Текст переведен по cетевому изданию: Chronicle of the Counts of Anjou. Medieval Sourcebook. http://www.fordham.edu/halsall/source/anjou.html

© сетевая версия - Тhietmar. 2002
© перевод -Похлеба И. В. 2002.
© редакция -Прищепа Д. А. 2002
© дизайн - Войтехович А. 2001

Для желающих связаться с с Дмитрием Прищепой.-dpryshchepa@yahoo.com.