КОЧУБЕЙ ГЮМЮРДЖИНСКИЙ
ВТОРОЙ ТРАКТАТ КОЧИБЕЯ
Социально-экономической базой турецкого государства до конца XVI в., была феодальная собственность на землю, находившая свое основное выражение в форме военно-ленных условных пожалований. Эта форма землевладения в наибольшей мере отвечала задачам завоевательной политики первых турецких верховных правителей и военно-кочевой знати.
Система военно-ленных пожалований возникла у тюркоязычных кочевников-завоевателей, пришедших в Малую Азию, в конце XI в. из обычая распределять захваченные земли между ближайшими сородичами верховного бея с их большими патриархальными семьями и дружинами, а затем и между беями — предводителями более отдаленных племен и родов, которые, кормясь на отведенных пастбищах, обязаны были взамен этого выходить со своими воинами на поле брани по первому зову правителя. Так, еще сельджукский султан Кылыдж Арслан II в 1188 г. разделил все подвластные малоазиатские земли между своими 11 сыновьями, которые стали таким образом наместниками и военачальниками пожалованных областей.1 Наряду с этим пограничные области отдавались вождям кочевых племен для содержания их военных дружин и для несения службы по охране внешних рубежей. 2 Таким же образом поступали и первые османские правители. Осман наделил первыми завоеванными у Византии областями только своих ближайших родичей, и лишь последующие завоевания стали раздаваться соратникам Османа, а позже — Орхана и других султанов.3 [213]
С течением времени и с расширением захвата новых областей наряду с вождями племен стали появляться отдельные воины-герои — алпы, бахадуры, газии и т. д., — которые за свои выдающиеся военные заслуги наделялись земельными пожалованиями — ленами. Как глава племени содержал на отведенных ему кочевьях свою боевую дружину из соплеменников и являлся военным предводителем (сюбаши) этой дружины, так и воины-ленники должны были содержать за счет доходов с земли положенное количество экипированных всадников и являться с ними для участия в походе по первому зову султана. Для кочевых племен, повидимому, в соответствии с установившейся традицией, уже законник Мехмеда II Фатиха (1451-1481) устанавливал такой порядок, что из каждых 24 человек один шел всадником в качестве очередного в поход, трое отправлялись во вспомогательное войско, а 20 остающихся дома обязаны были снабдить всадника одеждой, копьем и другим оружием и прочим снаряжением, необходимым для участия в походе. 4
Что касается владельцев ленов с оседлым населением, то они получали свой доход от сидящих на земле приписных крестьян-райя. Такой ленник выводил своих латников не от количества сидящих на его земле райя, а от суммы годового дохода. Так складывалась и развивалась одна из основных форм собственности в Османском государстве, которая легла в основу развития феодальных отношений между ленником и райя. Вместе с пожалованной землей у вассала-ленника оказывалось узаконенным право пользоваться трудом сидящих на земле земледельцев или кочевников-скотоводов как для военных целей, так и для собственных нужд. Под предлогом увеличения потребностей для военных походов ленники стали постепенно увеличивать поборы с непосредственного производителя. Это обстоятельство влекло за собой совершенно произвольный характер установленных в отдельных областях поборов и повинностей.
Покорившиеся с течением времени турецким султанам малоазиатские бей, становясь в вассальную зависимость к Стамбульскому двору, вместе с тем всеми средствами стремились сохранить и укрепить свои права в отношении местного населения. По установившимся с давних пор обычаям бей, помимо податей с урожая или с земли, получал [214] с земледельцев множество всевозможных “добровольных" даров и приношений. Из некоторых, сохранившихся до времен султана Сулеймана Кануни (1520-1566), старых законов мы узнаем, что существовало множество местных бейских поборов. Так, в санджаке Эргани, 5 согласно законам Узун Хасана, 6 сохранялся обычай, позволявший бею, после получения с райи-мусульманина 1/6 доли с урожая, взимать еще с каждого дома 1 вьюк дров, 1 вьюк сена, 1 вьюк соломы, 1 барана в качестве праздничного подарка, табачный сбор, сбор за железо, налог за невесту, заставлять отрабатывать несколько дней в году по своему усмотрению и т. д. и т. п. 7 Местные обычаи взимания налогов долгое время использовали турецкие ленники и на Балканах. Подобные бейские поборы были обычным и весьма распространенным явлением.
Естественной формой протеста против возрастающих поборов явилось стремление крестьян к уходу от своих беев, участие в еретических и дервишеских движениях и, наконец, вооруженные выступления против богатых и сильных под различными религиозными лозунгами. Наиболее ярким выражением такого рода движений явилось восстание шейха Бедреддина — Мустафы Бёрклюдже в 1413-1417 гг. под лозунгами всеобщего равенства, раздела имущества и отказа от благ мирского существования. 8
Такого рода крестьянские выступления вынуждали местных беев искать защиты у султана, в усилении власти которого они становились все более заинтересованными. Именно результатом такого рода обстоятельств появились в качестве основных пунктов в законодательных актах Мехмеда II и Сулеймана Кануни, во-первых, запрещение крестьянских уходов, а во-вторых, жесточайшее преследование участников еретических и иных движений, направленных против существующих порядков. 9 Одной из главных задач законодательства [215] Сулеймана Кануни было юридически закрепить феодальное землевладение, узаконить зависимое положение сидящих на земле феодалов крестьян и обеспечить таким образом доходы феодалов-землевладельцев. Одновременно с этим законодательные акты преследовали цель укрепить политическую и военную организацию Османской империи, которая могла бы обеспечить сохранение господства турецких феодалов над покоренными народами, так как эти народы с каждым днем усиливали свое сопротивление турецкому игу.
Янычары и бюрократический аппарат в руках султанского правительства были важнейшим орудием как фискальной политики, так и политики угнетения народных масс и подавления народного недовольства.
Однако, как это видно из некоторых документов, Сулейману Кануни фактически далеко не всегда удавалось добиться того идеального порядка организации государственных дел, какое изображено в законодательном своде Абуссууда. Многочисленные указы, изданные в годы царствования Сулеймана, помимо названного свода, показывают нам, что на самом деле провинции продолжали жить своей патриархальной жизнью, не принимая во внимание указы, предписания и распоряжения, сыпавшиеся из Стамбула. 10
Все обстоятельства внутреннего кризиса, экономического упадка, политического неустройства и военной слабости, которые с полной очевидностью проявились в Османской империи к концу XVI в., были подготовлены исподволь, в течение всего предшествующего периода, закономерным ходом объективного исторического развития общественных отношений в империи, представлявшей собой лишь непрочное военно-административное объединение политически и экономически разобщенных между собой народов и племен.
По мере того как становилось все труднее воевать против крепнущих соседних государств и, следовательно, иссяк такой источник дохода, как военная добыча, — земля и труд крестьян, ставшие главным и почти единственным источником [216] наживы, превращаются в объект ожесточенной борьбы различных групп феодалов, феодального духовенства, чиновничества, ростовщиков и откупщиков. В связи с этим заботы о личной выгоде и личной казне постепенно вытеснили все прежние обязательства в отношении государственной службы. Как писал в своем “Трактате" Кочибей: “Между ними (землевладельцами, — А. Г.) есть люди, имеющие по 20-30 и даже по 40-50 зеаметов и тимаров, плоды которых они пожирают, а случись августейший поход, то, говоря про себя: «только бы на смотру быть», дадут две тысячи акча на харчи; оденут вместо кирасы и лат в армяк да шапку, и пошлют в поход несколько носильщиков и верблюдников, каждого на ломовой лошади; а сами в роскоши и удовольствиях в ус себе не дуют, хоть целый мир разрушься. Враг — чего оборони боже! — хоть весь свет забери, а они не знают что такое война. Живут себе по-княжески; а чтоб подумать о вере и государстве — это совсем и в голову им не приходит". 11
Такого рода факты были свидетельством начала конца ленной зависимости, ленной службы, ленной системы землевладения, которая, выполнив свою роль на известном историческом этапе, сходила со сцены. Номинально она еще долгое время продолжала существовать и имела своих приверженцев, но на деле ленные владения — тимары и зеаметы — превращались все более в полную собственность их владельцев. Так, с конца XVI в. надвигался период неукротимой феодальной вольницы, сепаратистских восстаний, период невиданной погони за наживой и чудовищного произвола над народными массами. Центральное правительство — двор, армия — были необходимы крупным и мелким феодалам-землевладельцам постольку, поскольку нужно было держать в повиновении народ, заставлять его платить бесчисленные налоги, подавлять и уничтожать крестьянские восстания, вести внешние войны. Привилегиям сословия тимариотов и заимов наступал конец. “Зеаметы и тимары, — говорит Кочибей, — сделались жертвою вельмож".12 Эти же и их фавориты, “растащив мусульманскую сокровищницу, довели государство до настоящего его положения. Мало того, открывши двери взяточничества, они начали занимать санджаки и бейлербейства, [217] а также и другие государственные должности. С жадностью набросившись на падаль посулов целой толпы негодных и недостойных людей, кому из них давали бейлики, кому бейлербейлики; тогда как множество достойных, опытных, деятельных, ревностных и храбрых слуг принуждены бесславно сидеть в углу презрения, повергнутые в бедность и уничтожение". 13
Значительная часть ленников-тимариотов, не сумев приспособиться к новым условиям жизни, оказалась таким образом вытесненной из их владений и утратившей какие бы то ни было права и привилегии. Тогда, используя антифеодальные крестьянские восстания, тимариоты начали вооруженную борьбу против султанского правительства, стремясь силою завладеть целыми районами и восстановить свои права на землю.14
Одновременно с этим принимались всевозможные меры, чтобы воздействовать на султана и убедить его в необходимости возвратить добрые старые дедовские порядки, когда владельцы тимаров и зеаметов были главной военной силой и “опорой государства". Результатом этого в XVII в. и появился целый ряд трактатов — “рисале", 15 в которых авторы на все лады превозносили старую систему организации государства и уверяли, что только восстановление этой системы может спасти Османскую империю от гибели.
Виднейшим выразителем подобных взглядов явился Кочибей, трактат которого давно привлек внимание исследователей истории Турции. Наиболее серьезное исследование этого трактата вместе с прекрасным переводом на русский язык было выполнено В. Д. Смирновым, вследствие чего “рисале" Кочибея давно и прочно вошел в обиход русских туркологов. 16
Как известно, “рисале" Кочибея представляет собой подробное описание состояния государственных дел Османской империи, которое было подано султану Мураду IV в 1631 г. [218] Исследователи “рисале" Кочибея, 17 основываясь на указаниях некоторых источников, отмечали, что помимо этого, известного им трактата Кочибеем был составлен позже, по приказу султана Ибрагима (1640 — 1648), еще один документ, содержащий проект устройства государственных дел. 18 Однако до недавнего времени этот второй трактат считался утраченным и содержание его оставалось неизвестным. Лишь в 1937 г. он был обнаружен в турецких архивах и вскоре опубликован. 19
С опубликованием этой второй части “рисале" Кочибея исследователь истории Турции получает в руки еще один интереснейший документ, позволяющий получить более полное представление о процессах, происходивших в развитии этого государства.
Вторая, ныне опубликованная часть “рисале", представляет собой 19 докладов, в которых уже не анализируются, как в первой части, причины, приведшие Османское государство в столь плачевное состояние, а даются рецепты, что и как нужно сделать, чтобы восстановить прежнее благосостояние Турецкой державы.
Идеолог и выразитель чаяний мелких и средних ленников-тимариотов, Кочибей считал, что стоит лишь восстановить привилегии “мужей меча", как все само собой придет в нормальное состояние. “Пусть только зеаметы и тимары будут приведены в прежнее хорошее положение, — писал он, в первом трактате, — а состоящие на жалованьи солдаты по возможности уменьшены, и, волею всевышнего, порядок водворится в государстве; высочайшая власть получит прежний блеск свой; меч ислама сделается победоносным, и враги будут покорены". 20 Он старался убедить султана в том, что “воины по происхождению и сыны очага — вот настоящее войско; а с торгашами-шакалами никакого дела не сделаешь". 21
В соответствии с этим воззрением, Кочибей и в докладах султану Ибрагиму рекомендует основное внимание обратить на состояние казны и военных сил. Не случайно и то, что [219] вопросу об упорядочении организации придворной службы и войска, состоящего на жалованьи, об установлении твердых и умеренных расходов на содержание этих категорий султанских слуг, Кочибей более всего останавливается в своих докладах-советах. По его мнению, все дела пойдут хорошо, если каждый будет занимать только отведенное ему в иерархической лестнице место и придворные служки не будут вытеснять разными средствами потомственных и заслуженных тимарных сипахиев из их владений. Поэтому он старательно выписывает обязанности и права каждой категории придворных слуг, настоятельно подчеркивая, что не следует никому позволять большего, чем это предписано законом. Нарушение этих законов неизбежно ведет, как он убежден, к ущемлению прав военных сословий, от благополучия которых зависит и благополучие всего государства. Поэтому Кочибей настоятельно подчеркивает: “Мой великодушный падишах, ваши слуги состоят из янычар, сипахиев, займов и владельцев тимаров. Каждому из них оказывается благоволение в соответствии с занимаемым положением". 22
Кочибей не предлагает каких-либо новшеств в ведении государственных дел; он является ревнителем старины. Восстановление дедовских законов и обычаев для него есть наивысший идеал. Предлагая осуществление тех или иных мероприятий, Кочибей мимоходом дает характеристику современного ему положения дел. Вот эти отступления и представляют собой наибольшую для нас ценность, так как они дают новый материал для суждения о некоторых сторонах жизни Османской империи. Наибольшую ценность, по нашему мнению, во втором “рисале" Кочибея представляют сведения об административном устройстве государства и о доходах различных провинций. В сопоставлении с подобного же рода данными у Айни Али и Хезарфенна и других эти сведения рисуют нам картину того, как и в каком направлении изменялось экономическое значение отдельных областей в Османской империи и как это отражалось на общем бюджете государства. Наряду с этим в докладах содержатся весьма ценные сведения о налогах, о ценах, о состоянии чекана, о положении райи и т. д.
Из докладов Кочибея мы видим, как советники султана вполне уяснили себе ту основную истину, что при самой лучшей и многочисленной армии, при самой четкой организации ленного ополчения, одним словом, при всех прочих [220] обстоятельствах, — доходы с податного населения — крестьянства — играют решающую роль для благополучия господствующих сословий. Поэтому из доклада в доклад Кочибей подчеркивает, что хищническое пользование трудом крестьянина таит в себе огромную опасность. Крестьяне разорены и скоро с них нечего будет взять. Это более всего беспокоит Кочибея. “Так как, милостивый мой повелитель, — пишет он, — слуги твои, райя, крайне обеднели и разбежались из деревень, то случись в скором времени война, вести ее будет слишком трудно". 23 Кочибей, отмечая крайнюю степень разорения крестьянства, под видом заботы о положении землевладельцев, рекомендует ослабить местные поборы, чтобы обеспечить доходы государственной казны. Говоря о том, как много нужно иметь различного рода припасов для того, чтобы сделать армию боеспособной, Кочибей настоятельно твердит: “Одним словом, мой могущественный государь, райя — есть казна падишаха. Если райя в хорошем состоянии и не подвергается притеснениям, — казна падишаха полна. Дайте-ка сегодня священный указ — собрать с райи по одному курушу, — сколько это будет сотен тысяч курушей? В настоящее время нужно оберегать райю и не позволять притеснять ее". 24
Эти неоднократные настоятельные напоминания Кочибея о райе как о единственном источнике материального благополучия султанской казны являются наиболее ярким свидетельством угнетения крестьян со стороны феодалов, стремления феодального государства найти более гибкие формы для преодоления нарастающего крестьянского сопротивления возросшим поборам и притеснениям. С этой точки зрения, второй трактат Кочибея является для нас еще одним свидетельством обострения классового антагонизма в турецком феодальном государстве XVII в. После кровавой расправы с крестьянскими восстаниями в царствование султана Ахмеда I (1603-1617) народные массы еще в большей мере стали прибегать к своему испытанному методу сопротивления феодалам — уходу со своих земель, и Кочибей неоднократно вынужден отмечать, что “райя побросали свои деревни и разбежались". 25
Такого рода показаниями второй трактат Кочибея и приобретает для нас особенную ценность. Этот документ убедительно [221] показывает, что стремление к укреплению органов придворной и провинциальной, гражданской и военной организации вызывалось теперь не только и не столько потребностями внешних войн, сколько необходимостью улучшить аппарат господства и насилия над собственным и покоренными народами.
Для советских историков, изучающих турецкое средневековье, второй трактат Кочибея представляет несомненный интерес. Это соображение и побудило нас дать трактат в полном русском переводе, снабдив его настоящим введением и терминологическим словарем.
Текст воспроизведен по изданию: Второй трактат Кочибея // Ученые записки института востоковедения, Том 6. 1953
© текст -
Тверитинова А. С. 1953
© сетевая версия - Тhietmar. 2003
© дизайн -
Войтехович А. 2001
© Институт
востоковедения. 1953