"Описание земель". Анонимный географический трактат XIII в. Предисловие.

«ОПИСАНИЕ ЗЕМЕЛЬ»

АНОНИМНЫЙ ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ТРАКТАТ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIII в.

ВВЕДЕНИЕ

Средневековый латинский географический трактат «Описание земель» (Descriptiones terrarum), комментированный перевод которого на русский язык предлагается в настоящей работе, был открыт и впервые опубликован в 1979 г. американским исследователем Марвином Л. Колкером ¹. Трактат примечателен необычным реализмом в изображении современной автору географической и этнической ситуации описываемых стран, крайней немногочисленностью характерных для средневекового землеописания античных реминисценций. Помимо сведений об островах на северо-западе и севере Норвегии, которые и вызвали интерес у М. Л. Колкера, увидевшего в одном из этих островов побережье Северной Америки ², очень оригинальными являются известия о Прибалтике, занимающие большую часть трактата и анализировавшиеся в основном в польской историографии ³.

Трактат сохранился в составе рукописного сборника конца XIII века ⁴. Этот сборник, по-видимому, ирландского происхождения, в чем убеждают входящие в него Annales de Monte Fernandi, которые посвящены ирландской истории и рассказывают о событиях до 1274 г. включительно ⁵. Несколько приписок разного времени, обнаруженные [207] на страницах кодекса, показывают, что находился он постоянно в Ирландии (вде хранится и теперь) ⁶. Однако в самом тексте трактата никакой ирландской специфики с достоверностью обнаружить не удается. Своеобразие средневековой ирландской географической мысли в наиболее изученный период ее развития — VIII—XI вв. определялось причудливым сплавом античной учености и кельтского фольклора ⁷. В «Описании земель» следов этой традиции, скорее всего, нет. Резко отличается «Описание земель» и от более поздней (начало XIV в.) поэмы южноирландского автора Пьера де Гарбеле «Разделение мира», почти полностью скопированной с «Карты мира» французского поэта Пьера Бовезского (первая половина XIII в.) ⁸ и представляющей собой пример средневекового традиционного страноведения, основанного на сведениях древних авторитетов.

О самой же Ирландии в «Описании земель» говорится очень скупо: сочинение ориентировано прежде всего на описание неведомых земель, населенных язычниками, и по крайней мере можно заключить, что Ирландия таковой автору не представлялась. Единственное свидетельство о возможности ирландских контактов автора «Описания земель» — в том, что он явно подчеркивает значение рижской митрополии, где архиепископом во время написания трактата (см. ниже) был Альберт, прежде — архиепископ Армага в Ирландии ⁹.

Судя по начальной и заключительным фразам публикуемого текста, он был задуман как вступление к некоему сочинению о «происхождении, деяниях и обычаях» монголо-татар и, таким образом, может находиться в ряду очень популярной в середине и во второй половине XIII в. «монголоведческой» литературы. Опустошительные набеги монголо-татар на Восточную Европу в 1220— 1222 гг. и особенно в 1241—1242 гг., когда их передовые отряды подошли к Адриатике, вселяли ужас в европейцев, узнававших об этих событиях и со дня на день ожидавших приближения кочевых [208] орд к своим границам ¹⁰. Монгольское нашествие расценивалось как свидетельство о наступлении времен Антихриста. Сам этноним «татары» (tartari) мог трактоваться как «выходцы из Тартара» ¹¹. Вместе с тем, как пишет Ч. Бизли, действия татар в Азии вызывали «ужас, смешанный с одобрением: эти новые гунны, столь же отвратительные, как и люди Аттилы, могли быть полезными для того, чтобы сокрушить мощь ислама» ¹². Причиной тому были не только разгром Хорезма и взятие Самарканда в 1218—1221 гг., но и темные слухи о христианском вероисповедании монголов, позволявшие организаторам крестовых походов надеяться на их военную помощь в Палестине, а проповедникам — на присоединение к римской церкви новых народов и государств. Монголо-татарское завоевание Азии открывало и новые перспективы для международной торговли, пути которой были закрыты для европейцев мусульманскими властителями. Даже после возвращения миссии Гильома де Рубрука (1253— 1255 гг.), которая, по справедливому замечанию Р. Хеннига, «должна была положить конец заблуждениям французского короля и папы относительно желания монголов перейти в христианскую веру», в Парижском университете планировали организовать специальную кафедру монгольского языка ¹³.

Интерес западноевроейцев к монголо-татарам, неоднократные путешествия посланников и миссионеров к монгольским правителям имели огромное значение для развития средневековой географической науки, что позволило Р. Хеннигу охарактеризовать «полтора столетия между 1200 и 1350 гг. ... в основном как монгольский период в истории географических открытий» ¹⁴.

Мы не знаем, какие сведения о «тартарах» намеревался дать анонимный автор «Описания земель», был ли он сам участником какого-либо посольства в ставки монгольских ханов (как оставившие свои отчеты Плано Карпини, Бенедикт Поляк, Симон Сен-Кантенский, Гильом де Рубрук) или использовал материалы, собранные другими (как Винцентий Бовезский и Роджер Бэкон, которые включили «монголоведческие» разделы в свои энциклопедии). Можно наметить лишь весьма ненадежные связи «Описания земель» с сочинениями, явившимися результатом миссии Плано Карпини (1245—1247 гг.): как указал М. Л. Колкер, форма хоронима «Монгал» совпадает с употреблявшейся Плано Карпини ¹⁵, а своеобразное [209] обозначение страны света — «летний закат» (estivalis occidens) — находит соответствие в словоупотреблении польского францисканца С. de Bridia ¹⁶. Отметим и упоминание Антивари в Далмации (раздел 21), где Плано Карпини был архиепископом после возвращения из своего путешествия.

Итак, перед нами вступление к некоему более обширному труду о монголах — оторванное переписчиком от основного текста, либо попросту не имевшее продолжения. Вместе с тем, интересно, что переписчику этот отрывок представился вполне завершенным и самодостаточным. Дело в том, что памятники научной литературы, где в основе сюжета — последовательное повествование о географических и этнографических фактах известного мира, могли как входить в виде глав и разделов в исторические сочинения и труды широкой научно-дидактической проблематики, так и выделяться в особый поджанр средневековой научно-дидактической литературы: к примеру, географическое вступление к «Истории против язычников» Павла Орозия, являвшееся одним из наиболее авторитетных источников географической информации на протяжении всего средневековья, вычленилось и в самостоятельное произведение, озаглавленное «Описание земель» ¹⁷. Самостоятельность землеописательного раздела в составе энциклопедического или исторического произведения может подчеркиваться с помощью особых сигналов. Название одного из разделов «Сокровищницы» Брунетто Латини звучит следующим образом: «Здесь начинается карта мира, и вкратце описывает все области и места обитания людей» ¹⁸. В оглавлении, которое предпослал своему «Образу мира» Госсуэн, сообщается, что «Во второй главе начинается карта мира. Здесь речь пойдет о Великой Азии и земном Рае... В одиннадцатой главе, где карта мира кончается, будет рассказано о различных реках» ¹⁹. По функционированию в средневековой книжности нарративные «описания земель» можно сравнить с их картографическими аналогами (для обозначения обеих групп источников в средневековье мог использоваться один и тот же термин «карта мира», mappa mundi), [210] которые использовались в виде иллюстраций к средневековым рукописям, чаще всего исторического и энциклопедического содержания, и, если и были детерминированы текстом одного определенного нарративного произведения, нередко расставались с этим текстом в рукописной книжной традиции (карты в списках «Десяти книг об Александре» Готье Шатильонского, скопированные с карт к «Югуртинской войне» Саллюстия) ²⁰.

Средневековые «описания земель» были призваны прежде всего показать арену действия исторических событий, loca in quibus gestae sunt ²¹ и именно поэтому они включались в состав исторических произведений. Да и сами «описания земель» — как нарративные, в том числе и публикуемое ниже, так и картографические, содержат информацию об исторических событиях от Сотворения мира (или от Великого потопа) до Страшного суда и, таким образом, являются как бы «пространственной проекцией» средневековой историографии ²².

В тринадцатом веке значительно повышается интерес западноевроейцев к географической проблематике, что было прежде всего обусловлено активным освоением географического пространства в эпоху крестовых походов. Сведения древних (позднеантичных) авторитетов, на которые в основном ориентировались ученые предшествовавших веков, постепенно начинают дополняться и корректироваться новой информацией, опирающейся на собственные наблюдения авторов и достоверные устные сообщения ²³. Однако независимость от античного географического наследия, которую проявляет автор «Описания земель», кажется необычной даже на фоне самых реалистических землеописательных трудов этого времени (Гервазий Тильберийский, Роджер Бэкон). Отчасти такая независимость достигнута благодаря тому, что анонимный автор предпочел сконцентрировать свое внимание именно на хорошо известных ему, но неведомых античной традиции областях Восточной и Северной Европы (сенсационную гипотезу Колкера о знакомстве автора с Северной Америкой мы подтвердить, к сожалению, не можем ²⁴), и почти ничего не говорит о [211] Великой Азии и Африке, описание которых занимало важнейшее место в сочинениях такого рода ²⁵.

Собственные наблюдения автора явились основным источником прежде всего прибалтийских разделов «Описания земель». Об этом свидетельствуют разбросанные по тексту автобиографические замечания, позволяющие, в частности, делать выводы о датировке сочинения. Так, автор сообщает о том, что он присутствовал на крестинах некоего прусского вождя (1255 г.), где крестным отцом был чешский король Пшемысл Оттокар II (1253—1278), правящий, по словам автора, и доныне. Также автор говорит о своем присутствии на коронации Миндовга (Миндаугаса), великого князя литовского (около 1253 г.), причем не упоминает ни об отпадении Миндовга в язычество (около 1260 г.), ни о его гибели в 1263 г. На основании этих данных издатель М. Л. Колкер датировал трактат временем «между 1255 и 1278 гг., или, возможно, около 1255 г.», поскольку события примерно этого года оказываются для автора особенно актуальными и значимыми ²⁶. К. Гурски принял как terminus ante quern 1260 г. (отпадение Миндовга) ²⁷; дополнительное подтверждение этой датировке предложено Б. Охманьским: согласно его мнению, из того факта, что автор использовал летоисчисление по годам понтификата Александра IV, следует, что писал он при жизни папы, умершего в 1261 г. ²⁸

Из текста «Описания земель» мы узнаем также о том, что автор «с товарищем» начал крестить ятвягов; другой (?) его товарищ, Войслав, проповедовал в «Белой Руси» (по-видимому, северная Русь). Автор проявляет самый живой интерес к вопросам обращения язычников в христианскую веру, рисуя картину активной миссионерской деятельности на восточных берегах Балтики. Историки, исследовавшие эти известия анонима, сходятся в том, что принадлежал он к одному из нищенствующих орденов — доминиканскому или францисканскому. Отдельные высказывания анонимного автора могут быть с большой степенью правдоподобия истолкованы как антикрестоносные (например, разделы [212] 5 и 10, где, вероятно, высказывается предпочтение проповеднического слова мечу Тевтонского ордена). В этом случае его позиция согласуется со взглядами его выдающегося современника — философа и географа, францисканца Роджера Бэкона ²⁹. Как отметил К. Гурски, не менее красноречиво и полное умолчание автора о самих крестоносцах (открыто критиковать политику которых, получившую поддержку папы, он, по-видимому, не хотел), наряду с подчеркнуто положительной оценкой миссии Христиана д'Оливы. Значение «Описания земель», по мысли Гурского, и в том, что этот памятник представляет не-крестоносную (уничтоженную?) историографию миссионерской деятельности среди пруссов ³⁰.

Попытки судить об этнической принадлежности автора, исходя из формы используемых в «Описании земель» имен собственных, оказались менее продуктивны. Итог этим попыткам был, как нам представляется, удачно подведен Е. Охманьским: топононимы, этнонимы и личные имена почерпнуты автором от разных информаторов как славянского, так и немецкого происхождения ³¹.

В литературе предлагались и конкретные идентификации автора «Описания земель» с тем или иным участником христианской миссии у пруссов. Наиболее основательные доводы были высказаны в пользу доминиканца Генриха, епископа ятвягов ³², однако и эта кандидатура вызывает определенные возражения: присутствие Генриха на коронации Миндовга не находит подтверждения в других источниках ³³. Таким образом, вопрос об атрибуции «Описания земель» пока не нашел своего решения.

Ниже публикуется текст «Описания земель», его перевод на русский язык ³⁴ и комментарий. Текст приводится по изданию М. Л. Колкера. Из примечаний издателя здесь сохранены лишь те, в которых оговариваются особенности рукописи. Нумерация разделов принадлежит издателю.

Приношу глубокую благодарность А. В. Подосинову за редактирование перевода.

Текст воспроизведен по изданию: "Описание земель". Анонимный географический трактат второй половины XIII в. // Средние века, Вып. 56. 1993