1 двор был заперт и корму не давали. В том, что посольство, встреченное с почестями и проведенное в специальное помещение, вслед за тем запирали на замок в те времена не было ничего особенного. В 1573 г. во время выборов нового короля в Польше представителей папы, «Священной Римской империи» и французского короля запирали на замок (О. Krauske, Die Entwicklung der staendigen Diplomatie vom fuenfzehnten Jahrhundert bis zu Beschluessen von 1815 und 1818, Leipzig, 1855). Шведское посольство в 1683 г. встретили в Москве с большими почестями и караулом из 50 стрельцов, проводили на постой и заперли на два дня до аудиенции у царей Петра и Иоанна, еду же приносили с царского стола (Meier-Lengo, Engelbrecht-Kaempfer, Stuttgart, 1937, S. 127), а также Г. В. Форстен, Сношения России со Швецией во второй половине XVII в. (ЖМНП, 1898, май), стр. 62, 63.

Запирали миссии по разным соображениям, иногда по политическим, чтобы изолировать их от населения, лишить контакта с другими миссиями или не дать возможности повлиять на внутренние дела. Судя по всему, когда Идес с посольством прибыл в Китай, миссию решили изолировать от рынка так, чтобы высшие сановники и купцы могли диктовать ей цены на привезенные и приобретаемые товары.

Спафарий жаловался на то, что китайские вельможи и все купцы сговорились, за сколько покупать товары у русских, а китайские продавать с прибылью (Н. Н. Бантыш-Каменский, Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792-й год, Казань, 1882, стр. 33).

2 без узд и без седел. Бантыш-Каменский цитирует л. 15 Статейного списка как свидетельство давления, произведенного на Избранта, чтобы заставить его удовлетворить требование китайского двора (Н. Н. Бантыш-Каменский, Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792-й год, стр. 70).

Как Идес, так и Бранд об этом умалчивают.

3 великих государей грамоту и поминки отдать ему. Идес в своих записках не написал о возвращении богдыханом привезенных ему грамоты и подарков. Идес, видимо, не желал (или боялся) в опубликованной им за границей книге умалить престиж России, своего суверена, и ее дипломатии. Что было действительной причиной возвращения грамоты и подарков, мы не знаем. Маньчжуры мотивировали это тем, что имя русского царя стояло перед именем богдыхана. Эту версию безоговорочно принимает Кордье (Н. Cordier, Histolre generate de la Chine, III, Paris, 1920, p. 275). Истинную подоплеку отношения в Китае к посольству Идеса можно оценить только в свете цинской и русской политики. Для России главной заботой в отношениях с империей Цин было стремление расширить торговые и политические связи с Китаем, для маньчжуров — подчинить себе лежавшие к северу монгольские княжества и обезопасить себя от вторжений извне. Монголы, кочевавшие вдоль Великой стены, были подчинены, за Халху шла борьба, грозным противником был джунгарский хан Галдан, пользуясь соседством которого маневрировали и халхинские тайши, склоняясь то на сторону России, то на сторону цинского Китая. После Нерчинского договора 1689 г., урегулировавшего отношения с Россией, цины лишили Халху самостоятельности и начали войну с Джунгарией, вернее, с подчиненными Галдану олотами, или, как они иначе назывались, торгутами и калмыками. Посольство Избранта прибыло в разгар подготовки войны с Джунгарией, т. е. как раз в то время, когда маньчжурам было менее всего выгодно появление на местном политическом горизонте России. Отсюда стремление умалить значение посольства, возвращение под благовидным предлогом грамоты и «поминок», отсутствие каких-либо деловых переговоров или конкретных результатов [см.: Б. Г. Курц, Колониальная политика России и Китая в XVII — XVIII вв. («Новый Восток», 1927, № 19), стр. 194 — 206]. Если Идес действительно преподнес богдыхану только то, что получил для подношения от приказов, может быть, мизерность их была истолкована как неуважение. Несколько янтарных вещей и кое-какие меха не считались достаточными «поминками» маньчжурскому императору, рассматривавшему этот обычай как привоз «дани». Общая ценность их вряд ли достигала тысячи рублей, тогда как, например, посольство Голландской ост-индской компании 1655 — 1657 гг. везло подарки общей ценностью в 56 тыс. гульденов (см.: Johan Neuhof, Die Gesandschaft der Ost-Indischen Gesellschaft... an den Tartarischen Cham, Amsterdam, 1666, S. 201).

Согласно списку Идес вез десять предметов, из которых девять были из янтаря. В Китае янтарь ценился низко. Дело в том, что в Китае существовала своя шкала для драгоценностей и художественных изделий, совершенно непохожая на европейскую, в которой на первом месте стояли изделия из такого малоизвестного в Европе поделочного камня, как нефрит. Янтарь в Китае не являлся редким и высоко не ценился; он добывался в Юньнани и в Сычуани (Martini, Novus Atlas Sinensis, Amsterdam, 1665; Спафарий, Описание первыя части вселенныя, именуемой Азией в ней же состоит Китайское государство, стр. 104, 184). О янтаре в Сычуани мы читаем у Спафария: «...В той же стране родится янтарь такой же желтый, каков и в Польше, иной же и краснее того, который, сказывают они, родится в мозгу старые сосны, а делают оной из смолы сосновой, которую они варят так, что непознаешь от настоящего янтарю».

Не исключено, что, поскольку Идес был северо-германским купцом, он ввозил в Россию янтарь, предметы роскоши, и «поминки» были им неудачно отобраны из его же личных запасов, которые казна заменила соболями, более необходимыми Идесу для торговых операций.

Быть может, в казне Идесу дали низкосортные вещи. Так по крайней мере произошло со Спафарием. «И будучи на Науне видели, что китайцы плохих соболей не емлют... И для того посланник призвал дворян Московских и детей боярских и двух человек торговых людей и говорил им, чтоб они переменили сколько возможно соболи: из государские казны взяли бы, а дали против того добрые всякой по силе своей, чтоб собрались в поминках хотя небольшое число добрых соболей... и так дали дворяне Московские по соболю, а дети боярские по 2 и по 3, также и служилые люди, а торговые Иван Самойлов, бывшей голова таможенной Енисейского острога да гостя Евстафия Филатова прикащика посиделец... по сороку соболей... и первый сорок, что собрал от Нерчинских ценен 120 рублей, другой — 80 рублей, третий — 60 рублев». Из полученных же от казны соболей лучшие ценились в 35 рублей («Статейный список посольства Н. Спафария в Китай в 1675 — 1678», СПб., 1906, стр. 41).

Спафарию, когда он вернулся из Китая, пришлось отвечать за эту операцию с соболями, так как недруги обвинили Спафария в вымогательстве [см.: Д. Зубарев, О посольстве в Китай Николая Спафария с дворянами, подьячими, гречанами и иноземцами («Вестник Европы», 1827, № 23 — 24), стр. 167].

Предполагая, что подарки были малоценными, мы могли бы утверждать, что поэтому они вместе с грамотой и были возвращены Но в сообщении Адама Бранда во втором и третьем изданиях записок говорится о том, что Идес преподнес богдыхану совсем другие вещи: три зеркала в хрустальных рамах, люстру со множеством хрустальных подсвечников, редкой работы флакон в оправе из эмали, две шкатулки для драгоценностей, двое золотых, художественно оформленных часов, два настольных янтарных канделябра, пятьдесят кусков золоченой кожи, три пуда моржовых клыков и большое количество сибирской пушнины: соболей, горностаев, чернобурых лис и пр. (A. Brand, Neue Beschreibung seiner chinesischen Reise, Lьbeck, 1734, S. 178). Судя по тем подаркам, которые Избрант Идес сделал сановникам двора, можно предположить, что он преподнес богдыхану указанные Брандом подарки, а не те, которые мы находим в статейном списке.

Как мы знаем, Идес помимо выданных ему янтарных вещей получил 500 рублей на подарки богдыхану. По обычаям того времени «посол должен был не только передать подарки своего суверена, но, так же как и наиболее знатные члены его свиты, присоединить свои» fj. Krusche, Die Entstehung und Entwicklung der staendigen diplomatischen Vertretung Brandenburg-Preussens am Carenhofe («Jahrbuch fuer Kultur und Geschichte der Slawen Ost-Europa Institut in Breslau», VIII, 2, Breslau, N. F., 1932), S. 194 — 195].

4 клянятца по их обыкновению. В своих записках Избрант Идес скрыл то, что ему пришлось исполнить церемонию «кэтоу», т. е. три раза становиться па колени и трижды бить челом. В статейном списке он говорит правду. Соловьев пишет, что Идес исполнил эту церемонию: он «был допущен к богдыхану, причем кланялся ему по китайскому обычаю, становясь на колени» (С. М. Соловьев, История России с древнейших времен, XVIII, изд. 3, М, [б. г.], стр. 642). То же отмечал Бантыш-Каменский: «кланялся он, по учиненному прежде условию, стоя на коленях, трижды потрижды головою до земли» (Н. Н. Бантыш-Каменский, Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792-й год, стр. 70). В Китае существовало несколько разных видов или степеней «кэтоу». Полное «кэтоу» состояло из трех коленопреклонений и девяти простираний ниц, допущенного к аудиенции, под которыми подразумевались девять ударов лбом об пол. Было также «кэтоу» двух третей, т. е. два коленопреклонения и шесть простираний. Существовало «кэтоу» одной трети: одно коленопреклонение и три простирания и модифицированное «кэтоу»; три коленопреклонения и девять склонений головы над руками на полу [J. К. Fairbank and S. Y. Teng, On the Ch'ing Tributary System («Harvard journal of Asiatic studies», VI, 2, 1941), p. 138]. Модифицированное «кэтоу» имел в виду Бранд, когда говорил о поклонах при принятии блюд (Бранд пишет, что, когда он и его спутники принимали или отдавали деревянную пиалу, они должны были отбивать поклоны). Более подробно об этом у Спафария («Статейный список посольства Н. Спафария в Китай. 1675 — 1678 гг.». стр. 99).

Послы, приезжавшие в Китай, считали такую церемонию унизительной, хотя почти все исполняли. Известно, что Федор Байков вернулся из Китая, не выполнив поручения, так как отказался сделать «кэтоу», не имея инструкций от своего государя и боясь унизить его. После Байкова все русские посланники (Спафарий, Идес, Измайлов и Рагузинский) свершили обряд «кэтоу» (И. Я. Коростовец, Китайцы и их цивилизация, СПб., 1896, стр. 566 — 568). Делали «кэтоу» и голландские и португальские послы; в 1792 г. английский посол лорд Макартней (хотя также пытался это скрыть) вначале вместо «кэтоу» предлагал встать на одно колено и поцеловать богдыхану руку.

О «кэтоу» существует большая литература (см.: W. W. Rockhill, Diplomatic audiences at the court oj China, London, 1905).

Рокхилл оспаривает утверждение Потье (J.-Р. Pauthier, Gйrйmonial observй dans les fкtes et les grandes rйceptions lа la cour de Khoubla-Kaan, Paris, 1862) о том, что «кэтоу» было введено монголами. О «кэтоу», как пишет Рокхилл, говорит уже Сыма Цянь и имеются упоминания в хронике династии Мин.

Унизительная церемония «кэтоу» была обусловлена китаецентрискими взглядами, возникшими на основе специфических особенностей истории и географии Китая. Китай был окружен государственными и племенными образованиями, неизмеримо более слабыми в экономическом и культурном отношении, чем он сам. Представляя собой громадную империю, он не рассматривал соседей как равных себе. Этот же взгляд маньчжуры распространили на русское государство.

Уже к концу пребывания Спафария после долгих переговоров и недоразумений к нему приехал высший сановник — голай и потребовал, чтобы Спафарий собрал всю свою свиту из московских дворян и боярских детей и объявил им те незыблемые принципы, на которых маньчжурский двор строит свою дипломатическую практику. «Не подивись, — сказал в заключение Голай, — что у нас обычай таков, а своему государю скажи, потому что как один бог есть на небе, так один бог наш земной стоит среди земли меж всех государей, и окрест его все государства стоят. И та честь у нас не переменна была и во веки будет же» («Статейный список посольства Н. Спафария в Китай. 1675 — 1678 гг.», стр. 161). Маньчжуры не могли отказаться от этого церемониала, так как нарушение его было бы тяжелым ударом по традиционной идеологии, по той религиозно-политической системе, на которой зиждилась власть богдыхана, и потрясло бы внутренние основы государства. Вне своей страны цины разрешали маньчжурским дипломатам выполнять обычаи, принятые при других дворах.

В наказе, данном от имени Канси послу Тулишену, отправленному в Россию в 1712 г. к калмыцкому хану, сказано: «Когда в проезде вашем или на возвратном пути Российский Белый Царь (Цаган хан) пожелает вас видеть и к вам людей своих пришлет, то вы немедленно к нему поезжайте... а при свидании с ним поступать вам так, как их обыкновение требует, притом можете вы посланным его сказать, что вы не такие упрямые люди, каков был их Николай Спафарий, который в прошлых годах, будучи у нас, поступал весьма упрямо» [см.: «Описание путешествия, коим ездили китайские посланники в Россию». Перевод Илариона Россохина («Ежемесячные сочинения. Известия о ученых делах», СПб., 1864, июль), стр. 27, 28].

Католический патер Рипа, служивший переводчиком со стороны маньчжуров в переговорах с русским послом Измайловым в Пекине в 1720 г., сообщает, что посланцы Канси объявили русскому послу: когда богдыхан пошлет посла к царю, то цинский посол исполнит все принятые в Москве церемонии и готов стоять перед царем с непокрытой головой, хотя в Китае это делают только осужденные преступники. Как только Рипа перевел эти слова, маньчжурский сановник сорвал с головы свой головной убор и стал перед Измайловым (см.: «Memoires of Father Ripa», London, 1844, p. 107).

Первое цинское посольство, прибывшее в Россию официально для принесения поздравления императору Петру II по случаю вступления его на престол, было принято в Кремлевском тронном зале. Когда канцлер получил от государыни повеление и пошел от трона к послам, первый из них встал на колени, держа в руках лист. По окончании речи канцлера послы совершили три земных поклона и, пока читался перевод речи, стояли на коленях. Таким образом, цинские посланники на аудиенции у русской империатрицы добровольно исполнили все церемонии (см.: И. Я. Коростовец, Китайцы и их цивилизация, СПб., 1896, стр. 569; Н. Н. Бантыш-Каменский, Дипломатическое собрание дел между Российским и Китайским государствами с 1619 по 1792-й год, стр. 175).

Обозревая историю русско-китайских отношений, можно сказать, что вопрос о «кэтоу», если и является предметом обычных препирательств во время переговоров, как это обычно в отношении вопросов протокола, никогда не был серьезным камнем преткновения и вопросом международного характера, и ни Россия, ни Китай не пытались использовать его для ухудшения отношений. В этом заключается существенная разница между отношениями Китая с Россией, Англией, Францией и другими державами, которые стремились использовать чуждые для них китайские формы церемонии как предлог для оправдания своей агрессии.

Вильгельм II потребовал, чтобы китайская миссия, приехавшая выразить сожаление по поводу убийства во время восстания (1898 — 1901 гг.) германского посланника фон Кеттлера, сделала «кэтоу», что было абсурдно, так как обозначало отказ от своих же принципов и традиций. В 1873 г. после поражения Китая в нескольких войнах с иностранцами маньчжурский двор перестал требовать «кэтоу» от иностранных дипломатических представителей, но в 1891 г. император Гуансюй все же принял послов в зале для вассальных государств.

В мемуарной литературе о Наполеоне имеется отражение его взглядов на этот вопрос и некоторый материал, имеющий отношение к истории русско-китайских дипломатических отношений.

«26 марта 1817 г. я сообщил Наполеону, — пишет в своих мемуарах его ирландский врач О'Меара, — что на днях остров Св. Елены должен посетить последний посол Англии в Китае лорд Амгерст. На это он заметил, что английский кабинет сделал ошибку, не приказав Амгерсту подчиняться обычаям этой страны, куда он был послан, и что в этом случае его вообще незачем было посылать. Мое мнение, сказал Наполеон, что, если таков обычай нации и ему следуют первые лица в государстве, иностранец не может себя унизить, делая то же, что и они» (см.: E. Barry, Napolйon en Exit, Bruxelles, 1824, pp. 170 — 172).