Библиотека сайта  XIII век

94

Через пять лет, после возвращения царевича Эрекле из России, к нему в Ширван приехала мать

В Короникон 359 Эрекле приехал из России. Через пять .лет после этого, в одно и то же время, его мать, царица, морем прибыла в Ширван, а его зять, царь Кахети Арчил и царица Кетеван уехали через страну черкесов в Россию, так что бывшие в разлуке в продолжении 30 лет и жаждавшие друг друга видеть, они не смогли встретиться.

Встречать мать Эрекле в Ширване назначили мехмандар-баши Юсуф-бега и [сына] Кахабера, Горджаопа. Ее с большими почестями привезли в Исфахан в корондкон 365, и через 4 года после этого царица Мария скончалась, « в доме царя Шахнаваза началась смута.

На царя Георгия шах гневался по делу Арчила. Но, несмотря на это, он не поступился своим братом. Подданные изменили ему, и друзья превратились во врагов.

Как раз в это время шаху рассказали: «У Гургин-хана была больна жена и клейменная колдунья, которую грудины называют прорицательницей, сказала ему, что его жена болела из-за царицы Марии. Послали человека и, заступом отрубив в могиле голову у тела царицы, положили ее рядом с нею. Но жена у него все-таки умерла». Шах на это изволил сказать:

Я его считал мусульманином, а он, оказывается, по-прежнему неверный. Если б мертвец мог что-нибудь сделать, о.н бы помог самому себе. Покойница была предана мне и моему отцу и была почтенной женщиной, умиротворявшей страну. Отчего он (царь Георгий) настолько злой человек, что так плохо поступил со своею матерью!». Он проклял совершившего такой поступок, сделался на него зол и не смягчался.

Ясон Эристави через ганджинского хана и другие иным путем также донесли на царя Георгия. Ясон Эристави писал: «Пусть мне шах даст должность эристава, и я помогу погубить царя Гургина». Благодаря ганджинскому хану, эриставство дали Ясону, не спросив у царя.

К шаху прибыл гонец от имеретинского царя Александра, который писал: «Наши предки служили семье государя и подносили дары. И мы просим, чтобы вы разрешили служить вам верными подданными и пожаловать нам грамоту, дабы царь Картли пропустил нас. И как до этого цари посылали вместе с дарами шаху своего человека, и тот сопровождал эти дары и привозил их к государеву двору, так пусть, подобно им, и царь картлийокий окажет нам содействие». Шаху было приятно это, а кроме того, он даже жалел имеретинского царя. Одну грамоту написали царю Георгию: «Когда [140] сюда поедут с дарами имеретинского царя, вы сделайте так, как делали другие цари Картли, и привезите их к нашему двору. Дайте им д сопровождение стольника и мехмандара, чтобы везде для них были готовы угощение, лошади и верблюды.

Человек, присланный от имеретинского паря, повез эту грамоту через Ахалцихе, чтобы оттуда прислать его царю. Узнав об этом, царь Георгий был раздосадован и написал ахалцихскому паше: «Имеретинский царь отложился от хондкара и перешел на сторону шаха. Если ты мне не зеришь, такой-то человек везет через ваши владения грамоты, посмотрите их у него». Получив это письмо, паша велел задержать посланца имеретинского царя и, не расследовав дела, приказал его повесить.

Об этом также написали шаху. Тот был еще больше огорчен и раздосадован. К этому сообщению еше добавили следующее известие: «Царь Георгий велел обезглавить несколько преданных вам человек и заставил стрелять в сомхитского мелика. Хаджи Али-хан хотел достать для вас хороших пленников и послал много тканей, парчи и денег, чтобы купить в Имерети хороших пленников, девушек и юношей. Царь Георгий же послал своих людей, которые напали в пути на них и всех перебили, а товары, какие были у них, привезли Гургин-хану». Эти недобрые вести одну за другой написали шаху, вызвав в нем еще больше гнева на царя Георгия.

95

Царевич Эрекле выехал из России, в Ширван он прибыл по дороге через Тушети

Расскажем здесь о сыне Давида, сына царя Теймураза, Эрекле. В короникон 360.

Он написал из России счастливому государю просьбу, что хочет прибыть к его двору и ожидает от милостей его божеского характера, что пожалует обнадеживающую грамоту, которую он проденет в свой головной убор и отправится к шаху, чтобы облобызать ноги государя. Государю было приятно, и через джульфинца Ходжа Грикора Эрекле были посланы сабля и халат, а также грамота, о которой он просил. Халат ему не показали, но, получив грамоту, оя отпросился у русского государя и, оставив там мать и сына, через Тушета прибыл к Кахети.

В Кахети тогда царствовал Шахназар-хан, а сестра Эрекле Кетеван была царицей, и прошло уже двадцать лет, как они не виделись. Великую радость вызвала в них и по всей Кахети их встреча. Они проводили время в пирах и охотах и ни на минуту не расставались. Она пищу и вино сначала подавала мужу, а потом уже брату, боялась, как бы свекор не отравил [140] его. Большую и лучшую часть всего, что было у царя и царицы, отдали брату. Они снабдили его всем необходимым, подарили ему ц его подданным коней с золотым и серебряным убором. Зять и сестра, каждый в отдельности, дарили ему.

Ходжа Грикор в Кахети, при зяте и сестре, поднес ему пожалованный государем халат. Он надел его, и еще более радостными сделались все. Начался пир, стали играть на арфах, музыканты усилили пляски и пение.

Царевич Эрекле отпросился к шаху, и сестра и зять с плачем простились с ним. Так как он был наследным царевичем Кахети, то из князей и дворян многие поехали с ним. Когда прибыли в Ширван, хана ширванского, Манучара — сына Андроника они застали умершим. От шаха ширванскому хану был прислан приказ: «Так как царевич Эрекле приехал по дороге через горы, как бы он не нуждался в чем-нибудь, а потому поднести ему тысячу туманов, и все, чего ему не хватает, пусть выправит себе и выедет к нам. Брата нашего назира Халаф Султана высылаем мехмандаром. Пусть везде устраивают царевичу встречу, и какое пожелают угощение, — пусть подносят, и везут к нам в Казвин с большими почестями».

Царевич Эрекле подъехал близко к Казвину. Вышел приказ шаха, чтобы всем, находящимся в Казвине, выйти ему навстречу. Удивительно много народу собралось и, начиная от деревни Агбаб до самого Казвина, все было полно встречающими.

Царевич пожаловал в Казвин. Прошло пять дней. Еще тысячу туманов деньгами и на тысячу туманов другого убранства и оружия к нему на дом доставили. На седьмой день в казвинском дворце Чехел-сотун устроили прием.

96

Прибытие царевича Эрекле к шаху в Казвин и оказание ему великих почестей

Пригласили Эрекле с его свитой. Все они были одеты по-грузински, все молодые, мужественные красавцы. Особенно выделялся сам царевич Эрекле, у которого только что стали закручиваться усы; ростом он был выше всех и был признан лучшим. Подойдя к главным воротам, он, припав к земле, поклонился и приложился к порогу. Эшикагасыбаши Зейнал-хан встретил его у дверей, и, когда царевич вошел в зал, его красота и стройность стана поразили всех. Он выступил вперед и облобызал ноги государя. Его посадили по правую сторону, выше всех. В пиру посадили также его двенадцать витязей. Государь три раза подзывал его к себе. Сначала он спросил [142] царевича про русского государя, после о себе. Расспросил его относительно нравов и обычаев русских, а потом — какой дорогой прибыл и что перенес в пути.

При первом же свидании государь благосклонным взглядом посмотрел на царевича и полюбил его, так как, во-первых» он был благородного происхождения, а во-вторых — шаху очень понравились его красота и стройность. Шах назначил ему в год две тысячи туманов деньгами и в день двенадцать бокалов ширазского вина, а также на пятьсот туманов доходу с мал-у-джихата Хонсара на вино и кушанья. Сверх всех других милостей, ему ежегодно выдавали все это.

Шах по дороге на Пирузкух отправился из Казвина в Мазандаран, и, так как жены и гарем сопровождали государя, Ули-бега, сына владетеля Талыша, назначили к царевичу мехмандаром и по гилянокой дороге с большим почетом привезли в Мазандаран, развлекая его охотой, пирами и застольем, и оказывая особые почести.

Оттуда прибыли в Исфахан.

97

Царевича Эрекле шах послал царем в Грузию

Царевичу Эрекле пожаловали царствование Картли и нарекли Назарали-ханом. При его содействии должность арагвского эристава дали Георгию, сыну Отара, а Гургин-хану через юзбаши Ахмед-бега Микри написали: «Царствование в Картли мы пожаловали Эрекле, сыну Давида, который был сыном Теймураза. А ты отправляйся к нашему двору». Эту грамоту он получил в Коджори. Она была зачитана, и шаху написали, что государево повеление будет выполнено. Гургин-хан попросил у шаха прислать мехмандара, а сам с семьей прибыл в Манглиси. От шаха послали мехмандара, но до его прибытия Гургин-хан снялся и перебрался в Ачабетское ущелье.

В это время Назарали-хан прибыл в город Тбилиси, а Георгий с семьей убрался в Рачу.

Все грузины пришли к Эрекле, кроме патриарха. Об этом известили шаха. Часть оружия, осыпанного драгоценными камнями, оставшуюся от царя Георгия, также прислали государю. Государь был сильно раздосадован тем, что царь Георгий ушел в Рачу, а патриарх не прибыл к Эрекле. Он велел задержать его братьев и сына. Левана и Баграта отправили в Герат, а Луарсаба — в Керман. Должность католикоса пожаловали руставскому митрополиту Иоанну Диасамидзе.

Все имущество, оставшееся от царя Георгия, присланное ко двору или находившееся в Картли, движимое и недвижимое, [143] -стада овец и коров, и все остальное убранство государь полностью пожаловал Назарали-хану. Царю Эрекле вручили жалованные грамоты об этом.

Шах велел, чтобы мать царя, царица Елена, домашние царя и царевичи с большим почетом поехали в Картли. Пока их готовили, пришла весть о том, что царь Арчил из России прибыл в Двалети. Поскольку Арчил был зятем царицы, их отправление было отменено.

Еще пришла весть, что Арчил и Георгий встретились в Раче и притязают на Имерети. Шах велел, чтобы войска Картли и Кахети были посланы в помощь имеретинскому царю, а если станет трудно, то послать и азербайджанское войско.

Царь Имерети Александр, сын царя Баграта, свергнутый Арчилом и царем Георгием, вступил в Горийскую крепость. Его сторону занял царь Эрекле и помогал ему. Александра устроили в Гори и везде расписали сбор на постой и угощенье и хорошо его приняли. Послали гонца и сообщили счастливому шаxy обо всем этом, а также о воцарении Арчила в Имерети и о прибытии царя Александра в Гори. Шаха рассердило известие о том, что Имерети отдана Арчилу, а царь Александр изгнан оттуда, так как он для того лишил царствования сыновей царя Шахнаваза, чтобы досадить хондкару.

Царю Назарали-хану написали грамоту с предписанием, хорошо принять царя Александра и оказать ему всяческое содействие, пока не будет получен от шаха приказ. Написали и царю Александру обнадеживающую грамоту, поскольку он прибыл в шахские владения. Послали ему царскую корону, золотой пояс, коня в золотом уборе и много драгоценных тканей.

Царь Эрекле с большой славой и пышностью изволил отправиться с грузинским войском по Мухранской дороге в Гори, чтобы повидаться с царем Александром, а царь Александр со своим войском встретил его у Квавис Сакдари, и когда они сошлись, подобно отцу с сыном, с большой радостью оказали друг другу великий почет. Прибыв в Гори, они остановились в резиденции царя Эрекле. В тот день устроили великолепный пир. На другой день поднесли царю Александру царское убранство, посуду из золота и серебра, скакунов в золотом и серебряном уборе, платья из дорогих тканей и соболей, деньги. На третий день также вместе устроили пир, на четвертый же день Назарали-хан поехал в Тбилиси, а царь Александр остался в Гори, окруженный большим почетом.

Когда князья и дворяне Имерети узнали о стольких милостях шаха, оказанных царю Александру, о том, как царь Эрекле из Тбилиси поехал в Гори, как хорошо царя Александра встречали и сколько подарков ему поднесли, настроение у них переменилось, в особенности же у тех, которые во время междуцарствия [144] в Имерети силой захватили чужие имения. Царь Арчил с того же дня, как воцарился, стал всем возвращать свои наследственные владения. А захватчики чужих имений обиделись и послали в Гори к царю Александру человека с письмами, в которых клялись ему в верности. Из Гори об этом сообщили царю Эрекле. Царю Эрекле этого и хотелось, он написал обо всем шаху.

На второй день пришло другое известие, что царь Александр перешел горы. Эрекле послал гонца привезти вести о царе Александре. Тот догнал его в Чалатке в тот день, когда имеретины пои.несли ему присягу и убедили в своей верности. Царь Александр снялся оттуда и с большим войском прибыл в Сканду, где узнал, что царь Арчил находился в Кутаиси, а царь Георгий в Ахалцихе. Все это Назарали-хан написал счастливому шаху и письмо прислал с гонцом. Шах был очень обрадован сообщением, так как весьма благоволил к имеретинскому царю Александру, называя его своим близким. Гонца на третий день его прибытия отправили обратно, послав с ним запечатанную грамоту, вместе с приказом, почаще сообщать о всех делах, происходящих в Грузии.

98

В короникон 380, 1-го июля, на рассвете, шах Сулейман призвал ко двору своего корчибаши Сару-хана, сына Муртузкули-хана Сахандлу. Диванбегу Ростом-бегу приказали и без суда и следствия отрубили голову корчибаши. Тело его три дня валялось на площади. И удивительные дела произошли от него. Ему дали закончить молитву, стоя над головой с занесенной для удара саблей. Он ни в лице не изменился, ни дара речи не потерял. Умеренно и радостно стал он на колени под саблей и сказал: «Бог свидетель того, что убивают меня за верность, а то вины я за собою не знаю никакой». Он сбросил с себя чалму, и его ударили саблей. Кровь потекла у него по груди, и, наполнив ею пригоршни, он облил себе лицо собственной кровью и возопил к богу: «Молю тебя за невинно умученную душу свою!».

Еще раз ударили его саблей, но не смогли отрубить голову. Рубившему сказали: «Чтоб у тебя отвалилась рука, руби острой саблей». Ударили еще раз и убили.

И в тот день случилось удивительное дело. В середине лета, в жару, полил дождь и поднялся страшный ураган. Выросшие в Исфахане столетние люди говорили, что никогда не видели и не слышали, чтобы в это время года был такой дождь и ураган.

Казненный был ростом высок, лицом прекрасен, скромен, [145] щедр. Добрый советчик, он действовал спокойно и не был опрометчив. Взяток он не брал, всем оказывал почет, помогал нуждающимся, был богомолен и богобоязяен, соблюдал посты и хорошо знал события прошлых лет. Справедливый судья, он был так прекрасен и совершенен телом, что никто из иранцев его времени не мог с ним сравниться. Было сказано также, что государь очень раскаивался, но больше этого никто ничего не узнал. Счастливый государь сыну этого убитого корчибаши, правителю Семнана Ростому Мохаммед-хану послал обнадеживающую грамоту: «Отец твой словами гневил нас, и мы его казнили. Но ты будь спокоен, береги свои владения и хорошо снаряжай свое войско. Какие у тебя будут дела, обо всем пиши нам и крепко надейся на нас». Кроме этой вины, никто ничего не узнал, остальное же лучше ведает бог. Говорили, враги оклеветали его, суда же он не удостоился. Но кто что посеет, то взойдет для посеявшего.,

В это время ханом и мутаввалием Мешхеда был назначен назир Наджафкули-хан, а заместителем назира его сын Мохаммед Хусейн-бег. В то время астрабадское ханство отдали сыну Каза-хана, Хаджи Лутфали-хану и с большими почестями отправили его.

За два года до этого скончался Шейх Али-хан этимадовле; во всех отношениях он был хороший человек. Его смерть чрезвычайно огорчила государя, и в продолжение двух лет он не назначал зезира, а после пожаловал должность везира Мирзе Тахиру, старому своему придворному летописцу.

В течение одного года государь в своем дворце пребывал в пирах и развлечениях, не садился на коня для похода, и настолько велико было его счастье, что где бы ни появлялся враг, сам погибал без войны и сопротивления.

99

К Парсадану Гиоргиджанидзе государь очень благоволил, советовался с ним о делах управления страной. Этому завидовали придворные. Они невзлюбили его и, придумав массу лживых обвинений, оклеветали перед государем. Поскольку у него не было должности, если ничего значительного не подносил государю, то и не просил ничего, ни с кем не связывался. Кто только начинал. с ним враждовать, не мог протянуть до конца года.

Был у негo сын, по имени Давид. Он был еще юношей, когда счастливый шах пожаловал ему, шестнадцатилетнему, должность бокаултухуцеса. По молодости своей он имел пристрастие к пиру, был горд и смел. Каждый раз. когда государь [146] садился на коня, из-за вражды к его отцу, доносили на него"» но государь не принимал этих доносов.

Сыновья Абул Касум-хана как-то стали бить кулия шаха. Тот, оказывается, закричал: «Дауд-бег, помоги, а то меня убьют. Ведь ты тоже кули шаха!». Тот стал помогать ему: «Зачем вы убиваете его, ведь он кули шаха». Стали бить и его. Тех было четыре брата, а Давид-бег был один. Он пустил в ход палку и разбил всем четырем головы и лица. А шахского кули он завел в мечеть и спас. Так издавна корчи являются врагами шахских кулиев, они стараются выбрать время, чтобы истребить кулиев и, как в старину они были вероломны по отношению к семье государя, и сейчас хотели бы поступить так же, однако не осмеливаются из-за страха перед кулиями.

Отец этого самого Абул Касум-хана, Джани-хан корчибаши собрал вокруг себя всех бывших среди корчиев ханов, султанов, бегов и главных лиц, и во время утренней молитвы напали на Мирза Таки этимадовле, и нанеся удары, убили его. Оттуда они вернулись, чтобы убить шаха и самим сделаться государем. Им сообщили, что Сиаош-хан кулларагасы со своим отрядом находится при дворе. Им не удалось совершить задуманное. Корчибаши послал к матери шаха доложить:

«Этимадовле хотел погубить государя, чтобы сделать государем своего племянника Касум-мирзу. С этой же целью он женил Касум-мирзу на моей дочери. Ом хотел и нас замешать в это предательство, поэтому его и убили мы. Что изволил повелеть государь?». Бабка государя, дочь черкесского владетеля была очень умной и знающей женщиной. Из дворца Джани-хану прислали письмо с благодарностью и халат и уполномочили назначить на должность этимадовле, кого пожелает. На третий день Халифе Султана поставили этимадовле. Джани-хан думал, что при его везирстве будет делать все, что пожелает. Однако бабка шаха тайно замышляла истребить их. Она написала по-грузински письмо Сиаош-хану: «Не медли,. как бы они не опередили тебя. Прикажи тем же грузинам, которым доверяешь, чтобы каждую ночь приходили с оружием сюда в караул. Сообщи также тем из начальников норчиев, кому ты доверяешь, а сторонников корчибаши не оставляй в живых». Это решение под клятвой поведали Муртузакули-хану Беджирлу и Али Кубат-бегу Хармишу эшикагасы, и на седьмую ночь сыновья знатных грузин вооруженные пришли в караул государя.

На другое утро корчибаши Джани-хан со своими сторонниками, ханами и султанами полрежнему гордо и смело пришел ко двору. Когда он снял туфли, сидевшие там встали и пошли ему навстречу. Он думал, что это ему оказывают почет. Муртузакули-хан Беджирлу схватил корчибаши Джани-хана за шиворот и, крикнув — «Предатель, по чьему приказу [147] ты убил государева везира!» — ударил его кинжалом и свалил. Накди-хан закричал: «Корчи, спасайтесь, нас предали!». В это время кулларагасы Сиаош-хан крикнул кулиям: «Чего вы стоите, бейте их!» Тотчас же стали их бить и двадцать четыре хана, султана и бега убили, и их трупы выбросили на площадь. Имущество их, казну и все достояние взяли в пользу государства. Должность корчибаши отдали Муртузакули-хану Беджирлу, а бегларбегство Кухгилуе, которое занимали Накди-хан и его сын Зейнал-хан, дали кулларагасы Сиаош-хану. Пока был жив государь шах Аббас, их всегда поминали предателями, а когда воцарился шах Сулейман, он никому не напоминал об их вероломстве. Сыну Джани-хана Абул Касум-хану он отдал в управление Хамадан, но и там его арестовали за измену и привезли в Исфахан. Много у него было детей, и все они каждый день проводили в разврате и злодеяниях, и никто не произносил их имени.

Так как они враждебно относились к Парсадану, Абул Касум-хан тодал шаху прошение, что сын Парсадана, Давид, ранил четырех его сыновей. Шах повелел диванбегу рассудить их. Так как те были ранены не саблей, Давид не отказался от драки и гордо отвечал диванбегу: «Они вчетвером били меня, а я был один. Это я должен жаловаться на них». Ди-ванбеги рассердился на него и сказал, что выдернет у него лопатки. На это Давид ответил: «Лишь бы шах пребывал в здравии, а ты у меня не выдернешь лопаток». Злясь на него за это, он обвинил его в самых различных проступках, и государь велел арестовать Давида и передать моураву Исфахана. Моурав содержал его в почете, как сына. Но те же доносчики упросили государя простить его, и, получив его согласие, отправили в Азербайджан. Но и тут враги его отца, послав впереди человека, затеяли с ним в Касумабаде ссору.

Сам Давид на коне ушел от них и прибыл в Кум, но сопровождавшую его прислугу арестовали и имущество разграбили. Прибыв в Кум, он доложил тамошним начальникам и все насилие и несправедливости, учиненные над ним, дал изложить в письменном свидетельстве. Пока это свидетельство дошло до шаха, враги возвели на него много различных ложных обвинений.

Послав к нему ясаула, призвали ко двору, рассмотрели его дело, но ничего не смогли причинить ему. Доносчики испугались и, подкупив ложных свидетелей, привели его в суд. Судьи продали свою душу и, поправ божью справедливость, приняли сторону ложных доносчиков, так как боялись, что государь их погубит за ложь, а отец Давида находится в хороших отношениях с государем, он поможет своему сыну. Они подали шаху свое решение, основанное на лжи. [148]

100

Парсадан Горгиджанидзе поучает своего сына Давида

Ум лучше всякого добра, он дорого стоит и его трудно достать. Даже государи разыскивают умных людей.

Умным называют того, кто умеет хранить тайну и каждому человеку говорит приятные слова, а желания свои никому не разглашает. Как в прежние времена наши предки говорили: «Слово — это зерно посеянное. Его землей надобно прикрыть, чтобы птицы не склевали и черви не съели. Если зерно прикрыть землей, птицы и черви не увидят, оно зазеленеет, даст добрый урожай и будет на пользу как хозяину, так и другим. Про олова также говорено: если будет сказано скрытно, дело его получится, если же сообщить многим, то завистники радость превратят в горе, перессорят со всеми и провалят дело.

Человек ценится еще и другим. В первую очередь надо иметь имущество и достаток, а затем самому быть хозяином .или иметь с патроном хорошие отношения. Если даже хозяин достатка будет плохим человеком, его будут уважать. Лучше бранить человека, чем жалеть его по бедности. Любая беда лучше нужды. От траты денег соответственно доходам человек не обеднеет. Если ты по сравнению с расходами имеешь ежедневно хоть один динар дохода, не обеднеешь. Если же твои доходы меньше расходов на один динар, спасайся, ибо скоро обнищаешь.

Иисусом Христом ведено: «Если твой виноградник жаждет воды, чужим виноградникам воды не давай». О родичах сказано: которые наиболее близкие из твоих свойственников, тех ублажай. А если можешь еще больше, чем больше добра сотворишь, тем лучше. Нет на свете больше зла, чем бедность, особенно в пору старости. Фирдоуси сказал: «Дай людям пить и есть, выдай, но и оставь себе на старость». Ибо, когда не будет у тебя ни силы и мощи и ни дохода или прибыли, даже сын тебя возненавидит и пожалеет для тебя нажитое тобой добро. И если твое же добро будут давать тебе с укором и упреками, и то хорошо. По этому поводу сказано: лучше умереть, чем слышать попреки.

Теперь коротко скажу, сын мой Давид: Да хранит тебя бог от гнева государей.

Зет столько-то ты выдал другим, но хоть на грош помог кто-нибудь тебе в трудный день? Поэтому каждый человек должен свое предпочитать чужому и так устроить свои дела, чтобы не пришлось смотреть другим в руки.,

Сколько бы ни было у человека доходов, он все же обязан уменьшить расходы, умиротворить себя и, согласно обычаю, по мере возможности творить добро божье и мирское. Сколько бы ни было у человека имущества, лучше иметь [149] скрытно, иначе недруги, завистники и доносчики станут враждовать, или оговорят перед патроном и отберут, или же натравят брата и сына, придумают ложную причину, чтобы отдать под арест. Следовательно, имущество лучше «меть скрытно.

Лучше постараться задобрить всех, чем перессориться с ними. Врагу не показывай вражды, за друга выдавай себя. Если он хорошо станет относиться к тебе, и тебе следует изменить отношение к нему. А если не сможешь, Иисусом сказано: «Какою мерою вам мерят, такою же и вы возмерьте». Долги надлежит платить. А злобу лучше перетерпеть и успокоиться. Свое храни при себе, только бог пребывает вне нужды. Если ты, имея, дашь другим, это великое благо. Но если не будешь иметь ничего и пребывать в нужде и попросишь у других, а те ответят пренебрежительно или откажут, это подобно смерти.

Если у тебя хватит ума или страха перед бедностью, свое имущество раздели на три части: одну употреби на божьи дела, вторую потрать на себя, на семью, родственников, подданных и слуг, на дом и имение; а третью часть сохрани для старости и смертного дня, ибо обе они — старость и смерть — равны. Если умрет человек, деньги употребят на упокой его души и на могилу, если же будет жить, их используют на пищу и питье, одежду, на докторов и лекарства.

Конечно, общеизвестно и истинно, что каждый отец свое имущество и имение хочет для сына своего, но сын, если у него отец богатый, желает его скорой смерти, чтобы растратить его имущество. Если же отец неимущий, сын сто раз ка день попрекнет его куском хлеба: «Этот старый хрыч не умирает, чтобы избавиться от него».

Если бы брат и сын были хороши, то они имелись бы и у бога. Не дай бог, чтобы одна рука осталась в надежде на вторую. Помните об этом и берегите себя.

101

Повествование о потомках ослепленного

Дедом кахетинских царей был Теймураз. Его старшего сына звали Давид, а младшего Георгий. Младший брат был сыном дочери атабага, Давид же родился от матери черкешенки. Он воспитал младшего брата, женил его удачно и посадил царем. Давид сказал младшему брату: «В одной стране не может быть двух государей. Выдели мне владение, какое не жалко». Тот выделил примерно пятую часть Кахети. Были они любящими друг друга братьями.

Давид был хвален за отвагу, щедр, большой хлебосол. [150] Был он человеколюбив и ладил со всеми. И кахетинцы верно служили ему, так как был он из царского рода.

Князья Чолокашвили доложили царю Георгию: «Кахетинцы служат вашему брату. Не знаем, что он замышляет. Будет лучше, если выжжете ему глаза». На это царь ответил: «За это бог не сотворит со мной ничего хорошего. Он вырастил меня, женил. Сам был старшим братом, но свое царствование уступил мне. Как же я могу так поступить с ним?».

Однако те не отстали от него, пока н,е заставили выжечь брату глаза. Но у него все-таки осталось зрение настолько, что, лежа под деревом, смог сбить стрелой с дерева голубя.

Когда об этом узнали его недруги, приказали лекарю, наложить такие лекарства, чтобы совсем лишился зрения, перестал видеть. Лекарь выполнил их указания, и Давида вторично лишили оставшегося зрения.

Царевич Давид прибыл к шаху в сопровождении своих двух сыновей. Шах Тамаз хорошо его принял и похвалил его сыновей. У одного из братьев рамена были твердые как камень. У шаха был один сильный и отважный всадник. Он изволил оказать Давиду: «Пусть твой сын сразится с ним. Если одолеет его, пожалую ему Кахети».

Ослепленный доложил шаху: «Пусть будет по вашему, но посадите моего сьгна на надежного коня». Из конюшни пригнали коней, но ни один из них не понравился слепому. Наконец привели еще одного. Этого коня он одобрил и сказал, что он подходит его сыну. Он дал советы сыну и сказал: «Садись на этого коня и бери в руки копье. И вовремя подставь щит, чтобы он не успел ударить тебя копьем».

Обоих витязей посадили на коней и они выехали на площадь. Посмотреть на поединок собралось много народа.

Шах изводил сказать тому всаднику: «Если он сбросит тебя с коня, отрублю тебе голову. Если же сбросишь ты, не убивай его!».

Кахетинский царевич сбросил соперника с коня, отрубил голову и поднес шаху. Шах пожаловал ему в награду Кахети и велел наполнить его щит деньгами. Тот увез деньги в Картли и купил там деревни. Ему было сказано: «Пока не вернешь Кахети, живи в Картли». Сначала он купил Дирби, Брети и Бебниси. Одного сына женил на дочери Цицишвили, а другого сына — на дочери Палавандишвили. Эти князья помогли ему и в Дирби построили сильную крепость.

Затем кахетинский царь сказал: «Если он будет находиться в Картли, не успокоится, отнимет у нас Кахети». Он отправил царю Луарсабу послов, множество даров и шелка и передал на словах: «Каждый новый год буду присылать столько же вьюков шелка, только снесите Дирбскую крепость, построенную моим братом Давидом, и не позволяйте ему находиться в вашей стране. А его имение отдайте его брату Рамазу». [151] Эти так и поступили. Дирбскую крепость разрушили, а имение Давида отдали его брату Рамазу.

Давид прибыл к имеретинскому царю, и тот уступил в Верхней Картли деревни Нули, Торманеули, Гвершети, Плеви,

Канбади, Мцхетас-Джвари, крестьян Мохиси и Руиси и церковь с кладбищем, а также дворян Херхеулидзе и Татишвили.

Рамаз понравился царю Батрату. И все эти деревни были куплены на золото и серебро, пожалованные шахом Тамазом.

Шах Тамаз умер и они остались в Картли.

Кахетинский царь с семитысячным отрядом напал на них в купленном владении. На их стороне выступил владетель Мухрани. Они собрали семьсот человек, сразились с семью тысячами и победили.

Имеретинский царь выдал за Рамаза дочь. Во всей Картли и Имерети не было мужчины лучше его. И царское приданое получил хорошее, и в Самцхе дали ему имения. У него родилось семь сыновей от сестры царя: Костантиела, Элизбар, [Давид], Сиаош, Георгий. Давид стал бокаултухуцесом. Сиаошу царь Свимон пожаловал должность кылыдж-корчи. А Георгия, своего младшего брата, они выгнали, не дав даже одного слуги. И он всюду сопровождал царя. Все, кто видел его, спрашивали, кто он такой? Царь отвечал, что это младший сын Рамаза, и все щедро одаривали. Однако он был очень стеснен тем, что не имел подданных. Мать его была дочерью владетеля Шавшети и была царевной. Она находилась в Самцхе, в родительском доме. Георгий отправился к матери и, поскольку его постригли в монахи, признался матери и сказал: «Мама, я не могу быть монахом».

Услышав это, мать побранила его, а сын обиделся и ушел к тетке. У тетки болел двоюродный брат, а у него была хорошенькая жена. Она увидела Георгия, влюбилась и сказала ему:

«Почему такой хороший и красивый мужчина должен быть монахом? Пусть бог даст тебя мне в мужья. От отца мне осталось столько имений, деревень и имущества, что тебе хватит и, даже будешь содержать сто слуг, все равно будет достаточно».

Желание той женщины исполнилось. У нее умер муж. Монах расстригся и женился на ней. Он остался в Самцхе, в имении тестя, могущественный и славный. Обедненному и без слуг изгнанному братьями помог бог и не оставил без надежды.

102

Повествование о царе Георгии и царе Эрекле

Когда имеретины взяли царя Александра и посадили в Имерети, царь Георгий и Арчил ушли в Рачу. Оттуда царь Георгий отправился в Одиши, из Одиши — в Гурию, из Гурии [152] прибыл в Самцхе и остановился в Ошоре. Царь Эрекле обо всех этих действиях царя Георгия сообщил шаху, как он никак не мог утихомириться во враждебности к царю Александру. Поэтому шах Сулейман подготовил дары для хондкара: оружие, украшенное драгоценными каменьями, много тканей дорогих, скакунов в золоточеканном уборе и одного слона с золотым паланкином и другим убранством, передали Калбали-бегу, сыну ганджинского бегларбега Угурлу-хана. Ему самому много подарков пожаловали и, с великой пышностью снарядив его, отправили, написав ему хвалебное письмо, в котором было сказано: «Наши подданные, сыновья царя Шахнаваза — владетель Кахети Шахназар-хан добивался вашего владения — Имерети, а царь Картли Георгий помогал брату. Некоторые из имеретинских князей, отложившись от своего наследного царя Александра, перешли на сторону Шахназар-хана. Поскольку между нами и хондкаром существовал м.ир, а они старались захватить владение хондкара, мы отняли власть у обоих братьев и изгнали их из нашего государства. Их принял эристав Рачи. Они заставили многих князей изменить своему наследному патрону. Царь Георгий отправился к ахалцихскому паше, и путем взятки, представив государю ложные сведения, погубили своего наследного владетеля. Чтобы огорчить вас, они добились власти для выгнанного мною Шахназар-хана, а царю Александру закрыли все пути к вашему двору, лишили его всяких сил, он вынужден был обратиться к нам. Теперь мы ждем от государя, что поскольку среди грузинских царей он самый мирный и не отправлялся к врагу домой, а наше государство одновременно и ваше, мы ждем, что вы пожалуете Имерети ее наследному царю Александру и выгнанных нами наших подданных не будете держать а ваших владениях.

103

Прибытие Калбали-бега в Турцию и оказание ему хондкаром великих почестей

Когда хондкару поднесли дары, присланные шахом, и прочитали письма, он был очень обрадован и ради шаха пожаловал Имерети наследному царю Александру. Ахалцихский паша через своего заместителя прислал в город Тбилиси царю Александру высочайшую грамоту, а царь Картли Назарали-хан снабдил его всем необходимым для царя и проводил в Имерети. Его привезли в Ахалцихе, где его встречали турецкие войска. Из Ахалцихе Александра привезли в Имгрети и поставили царем в Кутаиси. Арчил удалился, а царя Георгия по приказу хондкара пленил ахалцихский паша и держал в крепости, откуда тот сбежал. [153]

Эриставы арагвский и ксанский, Гиви Амилахори и. командующий войском Сабаратиано, Тамаз, объединились, и все грузины, из страха перед ними, примкнули к ним.

Назарали-хан из Коджори вступил в Тбилисскую крепость» и об этом сообщили шаху. Аббаакули-хану царь Георгий писал, что он раб шаха и хочет ехать ко двору государя. 0:н откладывал приезд со дня на день. Силой занявший Картли, не имел расчета ехать к шаху, они только хотели успокоить друг друга.

Аббаскули-хан писал шаху: «Царь Эрекле заодно с ним. Иначе почему царь Картли от какого-то изгнанника без боя скрылся в крепости». И раньше доносили, что он.и действуют сообща, и царь Эрекле никому не препятствует идти к ним, служить и носить подношения. Это случилось потому, что царь Эрекле, человек праведный и честный, всем доверял и не умел отличать врага от друга. Он сделал своим везиром мусульманина, воспитанного теми, и тот настолько втерся в его доверие, что без его ведома царь и воды не мог вьшить. Всех преданных слуг царя он восстановил против него, а сторонников сыновей Шахнаваза возвеличил и заставил царя раздать столько удельных имений, что сам царь очень часто не имел возможности достать себе пищи. Доход в пять тысяч туманов они разбазарили настолько, что царь не мот приобрести себе смену платья. Он никому не запрещал служить царям Георгию и Арчилу, и что у него было пожалованного от шаха, все раздал грузинам. Но он никому не смог внушить страха, все обвиняли его в бессилии. Даже те, кому он что-нибудь давал, говорили: «Он боится нас и потому дает, как взятку». С ним стали обращаться шутливо, как с равным и, совершенно не боясь его, не считались с ним. Они привели царя Гургвна и все примкнули к нему. Эрекле находился в Тбилисской крепости. Царь Георгий стоял в Коджори. Послав оттуда войска, они стали обстреливать Тбилисскую крепость из ружья. Из крепости также ответили ружейной стрельбой и отбили нападавших.

104

Вы, умные и ученые, слушайте меня и хорошо вдумайтесь в то, что я расскажу, ибо это будет полезно вам.

Хаджи Али-хан Зангана был сущий дьявол. Дядя у него был этимадовле, он привлек на свою сторону и назира шаха и, поехав гонцом в Картли и привезя оттуда много ложных сведений, добился бегларбегства в Тавризе и должности командующего в Грузии. В течение десяти лет он с большим войском то поднимался на летние стоянки, то спускался в равнины, грабил страну, никому не оставляя ничего, а государя обманывал, посылая ему ложные донесения. Царь Георгий послал сына своего и брата к шаху с грамотами, в которых он [154] оправдывался. Так как этимадовле Шейх Али-хан был зол на царя Георгия, то его дела не стали рассматривать, царство картлийское отдали внуку царя Теймураза, Левана и Баграта послали в Герат, а Луарсаба в Керман, царю же Георгию шах написал обнадеживающую грамоту, сообщая ему, что владения его переданы Назарали-хану, он должен приехать ко двору и иметь упование на шаха.

Так как командующий боялся прибытия царя Георгия, к нему послали юзбаши Ахмед-хана из племени микри, и так устроили, что царь Георгий уже не прибыл и без боя удалился. Власть захватил Назарали-хан. Кияса командующий назначил его везиром, поручив ему стараться погубить ганджинского хана и провести Назарали-хана, чтобы проявилась его верная служба. Подобраться к Назарали-хану тот смог, хваля Арчила и показывая себя его сторонником. Назарали-хану это было приятно, и он поручил свое царство ему. А хана Ганджи и владетеля Кахети Аббаскули-хана Кияс обманывал, сам приходя и докладывая, касте бы плохие дела не случались.

Относительно же Эрекле он устроил так, что ему пришлось одному искать убежища в городской крепости, а о том, что служилось с Аббаскуля-ханом, будет написано ниже.

Взяв клятву в верности с князей, Кияс сам стал служить у Назарали-хана, чтобы обо всех известиях, полученных от шаха, сообщить царю Георгию. Князья, которым Эрекле оказал столь много милостей, ушли от него и примкнули к царю Георгию, распустив слух, что царь Эрекле на их стороне. От советов Кияса случилось, что его стали считать вероломным, бессильным и нерасторопным.

Так Кияс доконал его, и все-таки Эрекле слушался Кияса и настолько верил его словам, что возненавидел по его наущению всех, кто был верен ему и шаху, так что у него нигде не осталось преданных и верных людей. Не было также у него ни наследника, ни родственников и близких, ни собеседников я знающих советчиков.

Парсадан Горгиджанидзе особенно верно и преданно служил Эрекле, но устроили так, что ему не писали писем и обижали делом, и Парсадан также сделался зол на него. Таким образом, у него не оставили нигде верного человека, кто бы стоял за него, но и тогда он не понял своего положения. Вот так устроил ему хороший везир царство и царский дом. Что случится после этого, об этом лучше знает бог. Сам же он и тогда не смог догадаться о вероломстве своего везира.

Государю шаху Кияс сообщил, что Эрекле, во-первых, сторонник их противников, а во-вторых, он не сможет царствовать. Он заставлял писать обидные доклады, неприятные шаху. Но Парсадан Горгиджанидзе доложил шаху, что Кияс, везир Назарали-хана является питомцем царя Георгия и предпочитает [155] его. Командующий Хаджи Али-хан для того и приставил его везиром к Назарали-хану, чтобы он посеял смуту в Грузин и ввел в заблуждение правителя Кахети Аббаскули-хана, обманул кахетинцев и замутил и их, дабы показать верную службу командующего. Назарали-хану же Кияс сообщил, будто семью его не дал отпустить Парсадан, поэтому он не пишет ему писем. Однако Назарали-хан верен государю, но ему до сих пор не дают покоя, он находился в подчинении то командующего то Аббаскули-хана. Собственный его везир мешал ему делать добрые дела и подговаривал творить зло. Этим он превратил верных ему людей з его врагов. Он же вынудил его из Кодожри искать убежища в Тбилисской крепости, чтобы показать государю его слабость. А то ведь государю известно, что Эрекле, не пользуясь милостью шаха, не имея на своей стороне Картли и не владея Кахети, все же силами одной Тушети дважды сразился с царем Шахнавазом. И если государь предоставит ему свободу действий и правитель Кахети Аббас-кули-хан не будет препятствовать, Эрекле при помощи Кахети, Тушети и горцев отплатит им. А если государь отнимет у него власть, эти также перейдут на их сторону и еще больше усилятся.

И так как этимадовле Шейх Али-хан скончался, этимадовле сделался Мирза Тахир, старый историограф. Он постоянно старался показать в плохом свете все содеянное Шейх Али-ханом. О последствиях он не думал, так как во-первых ему было девяносто лет, а во-вторых он был такой взяточник, что подобного ни в старое время, ни сейчас не найти. И вот, видя везира таким взяточником, придворные тоже стали брать взятки. Государь любил пиры. Везира из-за взяточничества не стали уважать, и его никто не слушался. Началась смута и при дворе и в приграничных областях.

Грузины, узнав, что взяткой можно устроить дела, поднося взятку в виде хотя бы одного пленника, устраивали любое дело. О государе они не беспокоились. За один год сам этимадовле и его дети и родственники так разбогатели и столько набрали добра, сколько другие этимадовле и за двадцать лет не доставали. Страха божьего он не имел и в день страшного суда не верил. Какого бы бедняка он не видел, смотрел ему в руки, и если кто ему ничего не приносил, начинал его укорять и ругать.

Из Картли прибыл гонцом Бараташвили Луарсаб: Назарали-хан просил помощи и войска. Правитель Кахети, Аббаскули-хан помотал царю Георгию, этимадовле и большинство придворных, благодаря ганджинскому хану, также оказывали помощь царю Георгию.

Сын Шейх Али-хана, Шахкули-хан корчибаши и техранский хан эшикагасыбаши представили дело государю так: [156] «Царь Георгий был в плену у турок, тайком ушел от них и собственными силами занял Картли. Ахалцихский паша прогнал из Имерети Шахназар-хана, а хондкар ради вас пожаловал Имерети ее наследному владетелю царю Александру и, пока тот жив, останется верным вам. Отчего это может произойти и что с нами могло случиться такое, что изгнанный вами раб мог силой отнять у вас владение». Государь одобрил сказанное ими, но ждали Калбали-бега, сына Угурлу-хана, чтобы отправить его послом к хондкару, так как он заставил прогнать Шахназар-хана, вернул Имерети царю Александру и заставил схватить царя Георгия, который, однако, ушел от него и на сторону которого перешли пять князей — Гиви Амилахори, арагвский эрнстав Георгии и брат-его Бардзим, ксанский эристав Давид и Бараташвили Тамаз, а через этих к нему примкнули и другие. Таким образом, благодаря своему хорошему советчику — везиру, царь Эрекле вынужден был искать убежище в крепости. Иначе другие князья ке ушли бы от шаха.

Об этом и изволил сказать Александр Македонский, «он хочет чужими руками рвать шипы, а то какое-либо крупное дело не должно доверять ни брату, ни сыну, ибо и они также свои интересы предпочитают твоим; спрашивать нужно многих, некоторых вместе, других же в отдельности каждого, и рассудив своим умом, сделать так, как по твоему будет лучше, не откладывая на завтра дела, которое нужно сделать сегодня и,не доверяя тайны своего сердца никому.

У одного великого государя было два зезнра, один весьма преданный, а другой очень вероломный.

Ложными измышлениями он заставил царя невзлюбить того доброго везира, царицу свел со своим сторонником, родственником царя, и его собственную жену использовал с целью погубить государя.

Вероломных он возвеличил, а верных государю заставил погубить. А с верным везиром путем ложных наветов, доносов жены и своими свидетельствами устроил так, что ему не верили никогда и государь даже намеревался убить его. Но тот же неверный государю везир помог тому и доложил: «Он много служил вам и стар уже. Пусть государь освободит его, он будет сидеть где-нибудь в одном месте и молиться за государя».

Государь послушался совета, и добрый везир, сидя в своем доме, ни в какие дела не вмешивался.

Прошло некоторое время. Вероломный везир тайно привел войско к присяге на верность царице и ее жениху. Он оказал ей: «Я уведу царя далеко на охоту, ты здесь повенчайся, открой сокровищницу и хорошо одари всех. Когда весть об этом дойдет до нас на охоте, я заставлю государя уехать из страны, и сам пойду с ним. Тех, которые пойдут вместе с государем, [157] я по одиночке буду присылать сюда к вам, а после них и я уйду от него сюда».

Злорадная, бесчестная и развратная царица выполнила совет коварного везира, и известие об этом дошло до царя на охоте. Предатель — везир не дал ему обдумать как поступить и вынудил его удалиться в чужие края. Он и сам пошел с ним, а затем, заставив войско изменить государю, также оставил его.

Переодевшись бродягой, государь начал в одиночестве скитаться по миру. Он пришел к одному чабану и увидел, что тот, подвесив высоко на дереве собаку, сильно ее бьет, а другую кормит кусками мяса. Он спросил чабана: «Почему это ты так сильно бьешь одну собаку, а с другой так хорошо обходишься».

Чабан так ему ответил: «Эту я бью потому, что она слюбилась с волчицей и, когда она приходит, дает ей целую овцу. Так она погубила у меня много овец. А что я ухаживаю за другой собакой, так это потому, что, когда появлялась волчица, она начинала громко лаять и скулить. Я сердился на нее и начинал бить, и эта другая собака тоже кусала ее.

Как-то на рассвете пришла волчица, и эта собака, погнав впереди себя овцу, вела ее к ней. Вторая собака, ударяя меня лапой и мотая головой, дала мне знать и, повизгивая, побежала впереди меня.

Та собака, убив овну, чтобы она не ушла, сама повязалась с волчицей. И зот эта так подвела меня к ним, что не успели разойтись. Волчицу я убил, и три дня эту собаку за вероломство бью, а мясо убитой ими овцы варю и даю есть верной собаке».

Услышав это от чабана, государь вздохнул, вспомнив вероломство одного и верность другого из везироз, измену жены и войска, вспомнил, как он не верил доброму везиру и как злой и неверный везир его погубил, осмеял, отнял царство, а его жену выдал за другого. Он сказал: «Пойду я к своему старому везиру. Если захочет, пусть убьет меня, а захочет — оставит в жизых». В виде дервиша, как нищий, пришел он к дверям верного везира. Везир его узнал, как только увидел. и приказал загнать его с великою бранью. Несчастный государь повернулся и ушел, везир пошел за ним и, оставшись наедине с ним, сказал: «Я потому бранил и говорил неподобающие слова, чтобы кто-нибудь не узнал вас. У меня устроено помещение для нищих у садовых ворот. Там они получают пищу и одежду. Когда я приду в сад, без зова, один последуйте за мной, а я, чтобы никто не догадался, буду и сердиться на вас, дабы раньше времени не узнали люди». Государь поблагодарил его, и этот преданный везир в продолжение трех лет своим умом и раздачей добра настолько привлек на свою сторону войско и народ, что новый государь тайно удушил свою [158] жену, а везира повесил на дерево. Подданные и родственники царицы обозлились на него, а князья, приверженцы везира, и его родственники испугались и в страхе разбежались.

В такой момент объявился прежний государь и вокруг него собрались цари, князья и правители, новый же государь опечалился и стал искать средство к спасению.

Он послал надежного человека к везиру сказать ему: «Не слушаясь тебя, мы, два государя, пострадали через того вероломного везира. Теперь посоветуйте нам, как будет лучше».. Везир послал ему такой ответ: «Так как вы спрашиваете нас,. мы обязаны перед богом посоветовать то, что будет лучше для нас. Войско, правители и князья покинули вас к ушли к нему. Из страха перед ним к вам уже больше никто не-примкнет. Откройте сокровищницу и щедро одарите веек, чтобы никто не догадывался о вашем намерении бежать. И вовремя этого одаривания все драгоценные камни, которые можете взять с собою, захватите, и так, одаривая всех и собирая войска, доберитесь до границы. Все, что вы хотели бы взять с собою, пошлите вперед. Если увидите, что можете сразиться с противником, то хорошо, если же не будете в состоянии это сделать, под видом охоты мирно удалитесь. Если улучите время, попытайтесь еще раз сразиться, а вообще, где бы вы ни находились, у вас всегда будут источники пропитания, почет и довольство».

Государь одобрил его совет и поступил так, как тот писал ему. Он с великой торжественностью удалился, взяв с собою. казну. Некоторые ушли вместе с ним, большинство же вернулось к своему старому государю.

До сегодняшнего дня эта притча уподобляется делам Назарали-хана и советам его везира. Он вынудил Назарали-хана забраться в Тбилисскую крепость, не имея к тому надобности, а царь Георгий без боя и без хлопот занял Картли. Правителя Кахети Кияс привлек на свою сторону и по всем делам, как бы низки они ни были, всегда сам ездил от царя Эрекле к Аббаскули-хану. Он восстановил его против царя Эрекле и превратили сторонника царя Георгия. Но и после этого царь Эрекле ничего не делал против воли этого везира. А что после этого произойдет, о то.м лучше ведает бог.

105

В это время в Исфахан гонцом прибыл бардинский хан

Он подал государю прошение от князей Картли, которые-заявляли, что не хотят иметь царем никого, кроме Георгия. Они просили государя внять их просьбам и пожаловать ему царствование в Картли, а если он чем-нибудь провинится перед [159] семьей государя, то взыскать с них. Кое-кто из придворных государя для умиротворения страны также хотели, чтобьг царствование было отдано Георгию, а некоторые говорили шаху: «Турки ради вас прогнали его и, бежав оттуда, он силой занял Грузию и поставленного вами царя вынудил забраться, в крепость. Государю не подобает терпеть это».

В это время жители Кича и Макрана грабили Керман и узбеки разоряли Хорасан, курды же старались захватить пограничные области Азербайджана. Некоторые места ими были уже заняты.

Государь шах, пьянствуя, проводил время в пирах, придворные же, ни о чем не заботясь, явно брали взятки, не боясь никого. Как бы ни был не прав человек, ради взятки они оправдывали виновного и осуждали невинного. Законннки также, чтобы задобрить других, попрали бога и, изменив закон и справедливость, осуждали невинных, оправдывая виновных. Страха перед страшным судом и адом у них уже не было. Если кто-нибудь был должен или имел на хранение что-нибудь от другого, то отказывался вернуть и, потратив половину на взятки, остальное присваивал. Никто не мог пройти от одной деревни до другой, иначе как под охраной. Везде бродили воры и разбойники, и кто имел силу, грабил страну, вымогая имущество у богатых и состоятельных. Если те давали, то спасали этим себя, если же отказывали, на них или ночью нападали, и, перебив, уносили их добро, или же средь бела дня убивали ударом ножа. Все это особенно имело место в городе Исфахане. Суда не было, так как взяточничество было развито, и никто не придерживался правды и не имел страха перед богом и государем.

В пограничных областях распространилась молва, что государь проводит время в пьянстве и развлечениях, а придворные открыто берут взятки. Поэтому во всех приграничных областях началась смута.

Из Грузии в Исфахан приехали несколько человек, которые небольшой взяткой, не являясь к шаху, обделали все свои дела и уехали обратно. Прибыв в Картли, рассказывали там о. делах, творившихся при дворе шаха. И вот те осмелели, царь Эрекле без борьбы засел в Тбилисской крепости, а страну занял царь Георгий, который обещался поехать ко двору шаха. Брат царя, Леван, находился в Герате, а Луарсаб в Кермане. Их призвали ко двору, считая, что царь Георгий после этого. больше будет доверять им.

В это время правитель Кахети Аббаскули-хан прислал нарочным бардинского хана вместе с людьми царя Георгия. Если перед этим он писал, что приедет ко двору шаха, теперь открыто написал ганджинскому хану: «Я ничем не виноват перед [160] шахом. Шах на меня разгневался, и я удалился от него. Теперь грузины клятвой заверили меня и все примкнули ко мне. Я ни перед кем ни в чем не виноват. Заняв собственные владения, я теперь жду, что государь примет меня своим подданным». Грузины также написали государю прошение: «Мы не хотим иметь над собой никого, кроме царя Георгия. Мы надеемся, что высокий, как небо, государь, внемлет нашим просьбам и ради нас простит ему вину, если же он в чем-нибудь провинится перед семьей государя, пусть за это взыщут с нас».

Эти сообщения, неприезд царя Георгия и прибытие гонцом хана Барды, были неприятны государю и некоторое время он не принимал хана и не спрашивал у него ничего.

В это время прибыли гонцы царя Эрекле, который писал государю: «Царь Георгий, узнав, что государь оказал милость и пожаловал нам халат, корону и грамоту, выслал навстречу войско, чтобы отнять их. Мы получили известие об этом. Кизикцев, которые были с нами, послали против них. Они убили у тех двух человек и доставили нам халат, пожалованный государем. Встретив их, мы вознесли молитвы за государя, надели халат и вернулись в Тбилиси. Царь Георгий стоит на реке Вере. Пусть государь изволит приказать свое решение». На это донесение также не было обращено внимания.

В это время прибыл также гонцом брат горийского минбаши и привез такую весть: «Царь Георгий перекрыл все дороги к Горийской крепости и в нее ниоткуда нельзя завезти провиант. Племянник Гиви Амилахори, Иотам, с семьей вступил в Горийскую крепость и ведет борьбу с непокорными и неверными шаху. Амилахором просят поставить его. Старейшины и главари горийские с подношениями пришли к царю Георгию и доложили ему: «Взять крепость вы не можете, и в конце концов вас все-таки одолеет шах, и вы останетесь изменником. Картли у вас в руках, оставьте борьбу за крепость». Царь Георгий послушался их и отстал от крепости. Об этом Назарали-хан написал шаху.

В это время Калбали-бег каджар, сын Угурлу-хана, ездивший послом к хондкару, вернулся и доложил шаху о благополучии хондкара, о том, что был им принят хорошо и что он восстановил мир. Государю это было приятно. Гонцам из Картли и Кахети все же не давали ответа и не отпускали, не спрашивали про турецкие дела и у Калбали-бега, сына гандджинского хача, а хану Ганджи Аббаскули-хану, который правил в Кахети, повелели отправиться к Назарали-хану в город Тбилиси.

Оба они встретились в городе Тбилиси. Царь Георгий был то в Картли, то приезжал в Сомхити-Сабаратиано. О нем Назарали-хан и Аббаскули-хан сообщили шаху, но государь не обращал внимания на них, он проводил время в пирах и не изволил [161] отвечать. Между Назарали-ханом и Аббаскули-ханом произошла размолвка, они доносили шаху, обвиняя друг друга в сообщничестве с царем Георгием. Аббаскули-хан хотел, чтобы без применения военных действий заставить царя Георгия поехать ко двору шаха, а Назарали-хан спешил потому, что его владения были заняты царем Георгием, и он, сидя в городе, не имел ниоткуда доходов.

Я, Парсадан, говорю это, призывая в свидетели отца праведного.

За нерасторопность Назарали-хана счастливый шах стал гневаться на нас, Назарали-хан также сделался на нас зол. Враги нашли удобное время и стали доносить на нас. Сперва донесли на моего сьша Давида, по причине его молодости и гордости. Его арестовали и четыре года держали в заточения. Затем настала очередь моего брата Александра, который был зарабибаши Hpiana. Упрямый, не слушающий никого и себялюбивый, он всем, кому мог, давал взаймы из государева добра. Я никак не смог образумить его. На него донесли, арестовали и отняли имущество. Увидев, что у него ничего нет и слова доносчиков могут оказаться ложью, доложили государю: «Все, что имеет зарабибаши, он держит у своего брата Мелик Садат-бега юзбаши». Азербайджанскому везиру приказали арестовать его. Увидели, что и у того ничего нет. Оставили его в покое. Дав кое-что сыну азербайджанского везира, он пришел к тавризскому наместнику и стал его просить о помощи. Это рассердило азербайджанского везира и он доложил шаху:

«Юзбаши снял мои печати и забрал из дома все, что было хорошего». Второй раз приказали арестовать Мелик Садат-бега и все добро, что у него было своего, моего или моего сына, все конфисковали, а самого его привезли в Тавриз.

Он заслуживал еще худшего, так как действовал против моей воли и женился на дочери такого человека, который заставил его содеять неприятное богу дело. Он сделал мою жизнь противной, имущество мое раздавал своим шуринам, жалея для меня мое же добро. Полтора года я был так тяжело болен, что никто не верил, что останусь жив. Десять раз я посылал к нему людей, звал к себе, чтобы не умереть, не свидевшись с ним. Не желая расставаться с другими, он не сжалился надо мною и не захотел видеть. Еще раз я послал гонца сказать ему: «Как бы мало ни хотелось тебе видеть меня, немедленно отправляйся ко мне, иначе привезут тебя арестованным». Он пренебрежительно отнесся к моим словам и не поехал.ко мне, из Тавриза, направившись к себе домой. К нему пришел ясаул и арестовал его. Если бы его не арестовали, он тогда не поехал бы ко мне. Но да продлит бог жизнь счастливого шаха. Хотя мои сын и братья сидели в тюрьме у шаха, что бы я ему ни писал или посылал, все передавали. Я написал шаху и попросил у него кусок хлеба с его стола. И да продлит бог [162] дни его! Он пожаловал мне целый лоток хлеба и всяких блюд, а на третий день освободил моего сьша и, отправив ко мне, велел передать следующее: «Ради тебя я держал его в тюрьме, так как он огорчал тебя. И если услышу, что он продолжает тебя сердить, поступлю с ним сурово». Поскольку государь сделался ко мне милостивым, другие также подобрели и перестали вредить мне.

Но кто будет читать эту книгу, пусть запомнит мой завет: Сыны Адама непостоянны. При благополучии они ласкаются к тебе и пользуются от тебя, но если у тебя чуть плохо пойдут дела, те, которым ты оказал много добра, начнут делать тебе зло, и, передавая твоему врагу все, что может причинить тебе вред, рассказывают ему плохое о тебе, радуя его этим.

И сколько бы ты ни раздал добра, когда будешь нуждаться, ни сын твой, ни брат, ни ближний свойственник или родич, ни слуга, если даже будут должны тебе, никто ни одного гроша не даст, чтобы помочь тебе. Все это пришлось претерпеть мне. Потому я завещаю это вам, чтобы вы усвоили это и позаботились о днях старости, чтобы не остаться на милости сына, брата, родственников ил.и чужих людей.

Я потому говорю, что был я почитаем государями и богат добром и имениями; многих своих родных и чужих, которые мечтали даже о грошах, предоставлением должности или выдачей денег я сделал обладателями кого двух-трех тысяч, а кого пяти-шести сот туманов. И вот полтора года я болел в городе Исфахане и не мог двигаться, а мои племянники пребывали в довольстве. Кроме того, что я сам давал своему племяннику по брату, он был мне должен пятьсот туманов дохода с моего имения. Воспользовавшись моим бедственным положением, он стал поносить меня перед врагами, а из моего имущества не дал мне даже на лекарство. И никто другой не помог мне, хотя я мог бы сам еще помочь и отплатить за добро. Смилостивился господь и я поправился, и вот он и попрежнему начали ластиться ко мне.

Не доверяйте никому. Свое предпочитайте и детям своим, и брату и другим. Лучше, чтобы они смотрели тебе в руки, чем тебе зависеть от них. И не старайся, чтобы с твоей помощью другие стали богаче тебя. За добро делай добро, за зло — зло. Иисус изволил сказать: «Какою мерою вам мерят, такою и вы возмерьте». Старость — безрадостный и неизлечимый недуг. Как много добрых дел ты бы ни творил и сколь много имущества у тебя бы ни было, если даже каждый день будешь его раздавать своим детям и внукам, все равно сын будет попрекать отца и говорить: Эта старая собака никак не подохнет, чтобы нам освободиться от него».

Поэтому умен лишь тот, кто, позаботившись о загробной жизни, будет ухаживать за собою, чтобы не остаться на попечении [163] других. Не беспокойся о других, ибо бог и им дает пропитание, а тебе никто не будет благодарен, как бы много добра ты ни сделал. Приобретенное тобою потратят они на свою жену и детей, а тебе из твоего же добра ничего не дадут. Завет этот правилен, со многими так случилось и случится еще с другими.

Так знайте же, что нужно остерегаться государей, царей и властителей, ибо, во-первых, они надменны и насильники, а во-вторых, питают страх перед народом и богатством. Сказано:

«Держитесь подальше от сильного огня, чтобы он не охватил и не сжег вас». Таковы же и государи. Лучше, чтобы государь не знал тебя, ты будешь жить спокойно и свободно. А если будет знать тебя и возвеличит, ты должен еще больше опасаться и быть осторожным, ибо если ты богат и обладаешь большим имуществом, государь придумает какой-нибудь повод или быстро поверит доносу завистника и, или казнит тебя, или отнимет все, что у тебя есть. Следовательно, имущество лучше иметь втайне, чем открыто.

Если же ты обладаешь областью, а также войском и имеешь силу, на тебя скорее будут доносить государю, говоря, что ты оспариваешь у него власть. Опасаясь таких притязаний, многие казнили сыновей и братьев, а о подданных тем более не тужили, их легко и быстро обрекали на смерть, не удостаивая суда и расследования. Богатого и состоятельного человека, завидуя ему, не пожалеют и, как бы много добра он ни делал, будут стараться за добро отплатить злом. Бога они не боятся и страха за душу свою не имеют.

Ведь счастлив тот человек, у которого имеются скрытые средства жизни, он доволен своим положением и не тянется во все стороны за большим и не старается отхватить побольше. Никого он не поносит, ни с кем открыто не враждует, и врага и друга сладкой речью и хвалой поминает и приятные слова им говорит, особенно там, где не ожидают этого. Услышав такое про себя, им будет приятно и они также сделаются добры к нему. И пусть он ни к своему старшему и ни к слуге или подданнному своему не обращается с упреками. Сказано, что сладкая речь и змею заставит выбраться из норы. Служи богатым и помогай бедным, раздавая им пищу и одежду. Не забывал страха божьего и старайся здесь же в земной жизни заслужить рай. Провиант пошлите впереди себя, чтобы он прибыл туда раньше вас, ибо отправленное вслед вас не догонит и никто о мертвом жалеть не станет. И все, всяческими стараниями им приобретенное, тот, которому оно достанется, употребит для своих детей: приобретатель будет страдать в том мире, а приобретенное останется у других.

Воистину бог непогрешим и он могущественнее всех. Творящему добро он предоставляет рай, а со злого, если он не будет [164] терпеть ради спасения души, не покается и не заплатит долги, взыщет в том мире, послав его в ад. Те, которых, он обидел, спросят с него в день страшного суда. Долги следует платить.

Богатые насильники силой заставляют трудиться крестьян и беспомощных. Эти не могут отплатить им, но с рыданиями, вздохами и плачем приносят жалобу бегу, и нет у них больше сил терпеть. Однако блаженство принадлежит бедным за то, что они терпят. И поскольку они здесь богаты и довольны чужим добром, хорошо едят и пьют и радостно проводят, время на этом свете, кто потерпит из бедных, там, в потустороннем мире получит божью благодать и рай. А богатые за свои несправедливые действия будут страдать в аду. Божий суд не искривится, и злодеяния злому человеку не будут прощены.

За это время дела царей Георгия и Эрекле не были разрешены, они воевали между собой, однако, поскольку Тбилиси принадлежал Эрекле, он был сильнее.

Шах был многотерпелив, он хотел без войны и битвы умиротворить Грузию. Царь Георгий и картлиицы очень боялись государя и опасались его. Поэтому ехать ко двору они не решались, но посылкой писем и людей, изъявлением раскаяния и просьбой об извинении молили его. Однако государь не внимал им и не ответил ни им, ни дарю Назарали-хану.

Мать шаха так изволила оказать матери Назаралл-хана, царице Елене: «Твой сью силами лишь тушинских деревень дважды сразился с Шахнаваз-ханам и его сыном Шахназарханом и отнял у них Кахети. Ему ни государь не помогал, ни кто-нибудь другой. А сейчас, когда государь милостив к нему и дал ему царство Картли, обратив на помощь ему Кахети, тушин, ганджинского хана и войска с областей за Араисом, он все-таки не выходит из крепости, чтобы дать ответ своему сопернику. Дед его, царь Теймураз, не давал покоя всему миру, предавая разорению все вокруг себя, и много раз сражаясь с государевыми войсками, а твой сын ничего не смог сделать, хотя государь жалует его. Из Грузии пишут, что они условились между собою, и твой сын не может поступиться зятем твоим, Арчилом. Что тут может сделать государь? Твои сын или совершенно бессилен и не может править, или он заодно с ними, и государь ему не может доверять. Картли и Кахети в его распоряжении, и шах дал ему в помощь войска с того берега Аракса. Пусть он постарается совершить что-нибудь такое, чтобы доказать, что доносчики лгут. Пусть он сразится с царевичем Георгием, нападет на него, или убьет его, или же сам будет убит. Пусть покажет верную службу государю и способность свою, обратив этим на себя милость шаха; или же как сам знает. Здесь он хвалился государю, что вот поедет в Грузию и всех противников со связанными руками доставит сюда. Поехал и не смог ничего сделать такого, чтобы государю [165] было приятно. Здесь он называл их сыновьями своих подданных, а теперь пишет жалобы на них. Что тут может сделать государь? Напишите обо всем этом вашему сыну, пусть он правильно обдумает все, чтобы не обрадовать своих врагов».

Царица обо всем этом написала сыну. Она писала, что государь изволил это сказать ей, чтобы он не каждому доверял свою тайну и свои намерения. Надо действовать, не сообщая никому о своих намерениях, ибо если узнают, будут стараться предпочесть свое дело твоему. Поэтому и сказано философами, что имущество лучше иметь скрытно. А слов лучше говорить поменьше, и не надо всем доверять, ибо человек по природе льстив. Как пшеничное зерно, укрытое в земле, возвращается к тебе сторицей, а если ты его не укрыл в земле, птицы склюют, урожай пропадет и ты напрасно потрудишься, так и со словами: если ты их скрываешь, дело у тебя устроится, в противном же случае, врагу твоему передадут о твоем намерении и он постарается взять над тобою верх. Так же и с укрытием имущества, потому что против неимущего ни завистник не станет действовать, ни насильник не отнимет у него ничего.

Вот если узнают, что ты состоятелен, начнут выслуживаться перед тобой и хвалить тебя, чтобы выгадать себе пользу. И сколько бы ты не раздал всем, все-таки не перестанут завидовать тебе и окажут: почему этот имеет, а я не должен иметь?

Будут по разным местам распускать слух о твоем большом богатстве, чтобы донести об этом твоему патрону; ведь все господа выросли на похищенном добре, и у них самих такая природа, что все хотят отнять у других имущество и пополнить свою казну. Много людей и семейств погубили завистники, захватили их добро и, умерев неожиданно, оставили другим все, что приобрели силой или добровольно. В день страшного суда много с них взыщется и великих мук будут удостоены.

Слушайте слова истинные и правдивые и многими испытанные.

Будьте осмотрительны в своих делах и свои путевые запасы отправьте заранее, чтобы, пока вы дойдете до места, они были бы там. А то, что после пошлют вдогонку за вами, вас не догонит, и превратитесь в нищего, несчастного и беспомощного.

На страшном суде не будут разбирать, кто господин и кто слуга. Судить будут там справедливо, за добро пошлют в рай и восславят великой славой, а за зло низвергнут в ад, и ангелы проклянут и будут хулить такого. Долги нужно платить, и если вы никому не должны, никто не подступится к вам. Праведных бог любит. [105]

106

Я, Парсадан, говорю это, приводя в свидетели бога справедливого. Все, что с десяти до семидесяти лет я пережил и достойно описания в книге, вся истина здесь. Я был более чем смел и расторопен. Царь Ростом воспитал меня, как своего сына, и много милостей оказал. Он женил меня и пять дней сам с госпожой-царицей и князьями грузинскими с женами были у меня, сами пировали и других увеселяли. За все расходы уплатил царь и пожелал устроить мою судьбу.

В это время счастливый шах, благодаря помощи царя Ростома, подарил Заалу Эристави около Казвина, в местности, называемой Бохруд, 20 селений. Он послал меня, чтобы я выяснил достоверно их доход. Со мной был мой слуга, по имени Тамаз. Все мое имущество и дела были в его руках и без его ведома я ничего не предпринимал. Его товарищам стало завидно его положение, они подговорили его, и он ночью из ружья выстрелил в меня, сидящего у себя дома, и разбил мне правое плечо. Потом он пришел с плачем, бил себя по голове и просил поскорее послать его в Казвин, чтобы привезти лекаря. Я его не подозревал, посадил на свою лошадь и послал за лекарем, а сам велел задержать тех, кого я подозревал в. нападении. Тамаз привез лекаря, а я как раз собрался наказать ни в чем неповинных людей.

Лекарь сказал мне: «Грех наказывать невинных. Тамаз признался, что его подговорили товарищи и он стрелял в тебя. Он просил меня сжалиться над ним и дать тебе такое лекарство, чтобы ты поскорее умер, а то ты убьешь его». Те, которых я велел схватить, рассказали: «Вечером у Тамаза в руках было ружье, и когда мы пришли к себе, то услышали выстрел и узнали, что стреляли в тебя».

Поэтому я послал к Тамазу людей, они обыскали его дом и нашли у него в соломе ружье. Когда его принесли мне, я устроил очную ставку Тамаза с лекарем и Тамаз уже не смог отрицать своей вины. «Меня подговорили, я стрелял», — сказал он. Я не смог сдержаться от гнева и плохо поступил: велел отрубить ему обе руки. Об этом я стал сожалеть и, сколько мог, назначил ему содержание и всю жизнь жалел об этом.

Я приехал в Картли. В это время Леван Дадиани написал письмо царю Ростому. «Наш везир Паата Цулукидзе умер. Парсадан воспитан вами, он будет нам верен, и мы сможем ему доверять. Мы надеемся, что вы пожалуете его в наши везиры и пришлете сюда к нам».

Вышел приказ царя снабдить меня всем необходимым и отправить в Одиши.

Это меня чрезвычайно огорчило, я пришел к Заалу Эристави и так ему доложил: «Я не могу ехать, может быть вы поможете мне, иначе собственной рукой я лишу себя жизни. [167]

Пусть государь не сделает так, чтобы я был потерян для него». Эристави пришел к царю и расстроил мою отправку, а Дадиани написали: «Он находится в Гиляне, и когда вернется, мы пришлем его к вам».

Год пробыл я там, и, когда вернулся в Картли, меня послали моуравом Исфахана, а какие события там произошли и как они случились, все это описано выше. После того я сорок лет служил шаху Аббасу и его сыну шаху Сулейману. И все, кому я делал добро, деньгами ли или оказанием помощи, родственникам или ближним, знакомым или незнакомым, брату или сестре или их семьям, все они, завидуя мне, начали готовить мою гибель, донося на меня.

Четыре года шах не садился на коня. Один из моих братьев был зарабибаши Ирана. Он был упрям и себялюбив. Семь тысяч туманов из ша,хского имущества он разбазарил, выдав в долг разным темным личностям. По этому делу на него донесли шаху, его арестовали и описали имущество — у него ничего не оказалось. Шаху доложили: «Его имущество находится в Азербайджане у его брата юзбаши Медик Садат-бега. То-то также арестовали через тавризского хана и азербайджанского везира, которые и явились доносчиками. Увидели, что и у него ничего нет и их ложь может открыться. Поэтому описали мои и сына моего Давида деревни, добро всякое, домашнюю обстановку, мужские и женские золотые и серебряные вещи, украшенные драгоценными каменьями, стада овец, верблюдов, лошадей и муло.в и все, что было. Все это составило сумму ,в три тысячи туманов и все записали на имя юзбаши, а юзбашевских не было и на сто туманов.

Донесение прислали шаху. Шах не садился на коня, и так как они очень боялись, что сказанная ими шаху неправда откроется, то многих невинных людей мучили по ложной причине и наговору, а сами брали взятки и совершали несправедливости, за которые досылались проклятья государю.

Я, Парсадан, два года был болен; у меня были попорчены коленные чашечки и без чужой помощи встать не мог, не мог явиться ко двору. Но обо всех тех несправедливостях и насилиях, какие совершили надо мною, я написал прошение матери шаха, но еще не получил ответа. Посмотрим, что свершит бог. Они же, видя, что никто с них не спрашивает, а шах не садится на коня, кто кого одолевал, того и грабил. Служба и родовитость были ни к чему. Этимадовле был взяточник и всем, кто ему давал что-нибудь, даже недостойным, дарил высокие должности. Взятки он брал открыто.

Глядя на этимадовле, все придворные также стали брать взятки, а к самому этимадовле относились пренебрежительно и нисколько его не боялись. Потому он и молчал, что слишком уж большой был взяточник. В стране наступил раздор, и некому было наводить порядок при государевом дворе.