Исторический рассказ о путешествии польских послов в Московию в 1667 г. непосредственно связан с важнейшей датой в истории российской дипломатии — ратификацией Андрусовского договора. Утомительные многомесячные переговоры с польскими уполномоченными закончились в январе 1667 г. перемирием с Речью Посполитой, положившим конец опустошительной для обеих сторон Тридцатилетней войне. Андрусовский договор установил перемирие на 13,5 года и передал России Смоленское и Черниговское воеводства, а также Стародубский повет и Северскую землю. На Украине граница шла по Днепру, а Киев с небольшой округой на два года отходил к России. Запорожье объявлялось общим владением России и Речи Посполитой «на общую их службу от наступающих басурманских сил».

Специальные статьи договора определяли порядок возвращения пленных и церковного имущества, размежевания земель; гарантировались право свободной торговли между государствами и дипломатическая неприкосновенность послов. Статьи 18 и 19 договора касались Крыма и Турции и в общих чертах определяли обязанности договаривающихся сторон помогать друг другу в случае нападения войск турецкого султана. [23]

Одним из главных действующих лиц длительной русско-польской дипломатической эпопеи был выдающийся дипломат Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин, имя которого постоянно упоминается в публикуемом документе. Как повествует исторический рассказ польских послов, основное внимание царского двора было сосредоточено на ратификации Андрусовского договора и заключении русско-польского союза.

На пути к столице посольский кортеж приветствовали от имени царя специальные гонцы и отряды всадников, в  Кремле посольский поезд торжественно встречал сам царь с наследником. Пышная встреча представителей Речи Посполитой — С. Беневского и П. Бростовского с сопро-вождающими — завершилась роскошным обедом. «Яства все подавались на серебряных блюдах, всех же насчитывалось до ста семи, а напитков разных родов до восьмидесяти двух». При этом рассказчик, описывая обряд рукоцелования, замечает, что «москвичи привычны к рабству» и им неизвестно о римском обычае «нераскрытия головы». Заметим, что как раз согласно римскому дипломатическому праву склоненная голова — это знак безоружности и доверия. «Нераскрытие головы» — это характерная черта восточного дипломатического церемониала. Относительно «привычки к рабству» отметим, что это один из самых распространенных стереотипов. Например, С. Герберштейн писал, что русские очень любят калачи, ибо они им по внешнему виду напоминают ярмо.

Статьи постановления гласили, что в случае нападения татар или турок «на государства обоих государей или которого ни есть одного из них» Россия и Речь Посполитая будут совместно бороться с ними. Было обусловлено, что предназначенное для этого 25-тысячное русское войско будет готово по согласованию с королем соединиться с польской армией между Днепром и Днестром для очищения Украины от татар и дабы привести казаков к послушанию. Союзное постановление было решено включить в текст будущего договора о «Вечном мире».

В этот же день состоялся торжественный отпуск польских [24] послов из Москвы. Выступивший на приеме с яркой речью А. Л. Ордин-Нащокин подвел итоги переговоров и показал их положительное значение для укрепления и развития статей Андрусовского договора. В заключение он сказал, что царь Алексей Михайлович не будет, противиться избранию на королевский престол одного из своих сыновей, если из Речи Посполитой поступит «истинное прошение». Польские дипломаты обещали передать эти слова своему правительству, но, ссылаясь на отсутствие полномочий, сами уклонились от прямого ответа. В рассказе цитируется также речь царевича Федора Алексеевича, которую он произнес на польском языке. Как известно, наставником царевича в латинском, греческом и польском языках был известный ученый и поэт белорус Симеон Полоцкий. Возможно, он также принимал участие и в составлении речи. Во всяком случае, в ответном слове польский посол сказал, что он «экспромтной речью станет отвечать на заранее приготовленную вами речь», и постоянно подчеркивал красноречие наследника. Не менее сильное впечатление оставляет текст речи находившегося в Москве антиохийского патриарха.