Библиотека сайта  XIII век

ЗАКАРИЙ КАНАКЕРЦИ

ХРОНИКА

ТОМ I

О МОЕМ ИМЕНИ

И если хочешь знать обо мне,
    Знай: в трех видах я представил.
Азами четырьмя сложил я,
    А там восьмеркой букв составил
И, сложив две пары слогов,
    Кончил букв четверкой пар я.
Радостно окончив дело,
    Ан, пошел назад, к концу я,
А затем одною буквой, взятою из букв стаи,
    Разом я сложил три слога.
К тому же все четырьмя словами я выразил
    И отличился среди соперников моих.
“А” буквами тремя я кончил,
    А к ним еще пять букв добавив,
“Зака” и “ре” и “и” сложил я,
    “И краткий” лишний здесь поставив.

Желал бы я осветить здесь историю и преемство царей персидских и их времена, но не ведаю, откуда идет их начало. Однако знаменитый секретарь Трдата Агатангелос Латинянин ¹ и великий Мовсес Хоренаци ведут начало их истории от Аршака Парфянина ² и [доводят] до Артевана ³, поучительно знакомя нас с нею подобающе красочным и ярким слогом. Я же, заимствовав [порядок событий] из их повествований, напишу их здесь. Воздав должное вашей премудрости, да будет к вашим многим знаниям присоединено и это мое малое. Вот оно. После Александра Македонского, сына /4б/ Нектанеба ⁴, миром овладели четыре молочных брата его, звавшиеся Антиохами ⁵. Селевк стал господствовать над персами, марами (Т. е. курдами) и армянами и был назван Никанором, и оставался он [у власти] 31 год. А затем был Антиох, прозванный Теосом. На 61-м году [по смерти] Александра храбрый Аршак, происходивший от Хеттуры ⁶, из племени парфян, из Кушанской земли Бахл, выступил с большим войском и изгнал Антиоха, а иные говорят, что даже убил его. А сам стал господствовать над всем Востоком, над страной ариев и подчинил их своей власти ⁷, и правил он 30 лет. А после него многие годы [царствовали] дети детей его /5а/ до Артевана. В дни его (Артевана) царство Аршакидов было свергнуто персами. Об этом мы расскажем в своем месте.

Придя с великой силой, он овладел землей армянской и правил царством своим 22 года; следом правили: Аршак, 13 лет; Арташес, 27 лет; Тигран, 33 года; Артавазд, лет; Аршам, 20 лет; Абгар, 38 лет; Анан, лет; Санатрук, 30 лет; Ерванд, 20 лет; Арташес, 41 год; Артавазд, год; Тиран, 21 год; Тигран, 42 года; Валаршак, 20 лет; Хосров, лет ⁸. Здесь на некоторое время прервалось /6а/ царствование [царей] Аршакуни и Армении, а в Персии пало навсегда. Ибо был [тогда] персидским царем Артеван, а некто по имени Арташир ⁹, сын Сасана из Истахра, объединил вокруг себя весь род Пахлавуни ¹⁰, и с многочисленным войском пошел на Артевана, и убил его, и сам воцарился над всею Персией. Услышав об этом, царь армянский Хосров, исполненный великого гнева, решил отомстить за кровь сородича своего Артевана и, взяв войско свое, двинулся на Арташира и погнал его до [пределов] Индии, а сам разорил ту страну (Персию), опустошил, полонил и обезлюдил весь край. И поступал так одиннадцать лет, пока и сам он не был убит /6б/ Анаком ¹¹, как повествует Агатангелос. А Арташир владел Арменией вплоть до прихода Трдата. А [теперь] мы расскажем о преемстве остальных царей армянских до их прекращения. Так, после Хосрова царствовал 56 лет сын его Трдат; Хосров, 9 лет; Тиран, 16 лет; Аршак, 34 года; Пап, 7 лет; Вараздат, 4 года; Аршак, 5 лет; Валаршак, лет; Хосров, 5 лет; Шапух, 4 года; Арташир, 6 лет; и пало царство армянское [и остается так] по сей день ¹². [34]

Стал царствовать Арташир над всей Персией, а затем сын его Шапух, [далее] Иездигерт, Пероз, /7а/ Ормизд, Хосров, Кават, Арташир, Хорэ, Хосров, Бор, Зармандухт, Иездигерт. До сих пор найдено нами преемство персидских царей, а далее – нет, ибо смешались царства их, падая там и тут, и не наследовал сын отцу. Овладевали царством кто незаконно, как Кара-Языджи (В тексте имя Кара-Языджи дано в искаженной форме: «Шараяз-чин» — "***"), другие насильем, как Хромой Тимур, а иные обманом; вот почему и мы не смогли уточнить их преемство и не написали их имена, хотя могли бы [это сделать]. Но обнаружив, что за Джаханшахом царствовали преемственно дети детей его и до наших дней, мы написали [о том]. И не тяготясь, мы запишем здесь все, что гласит об их деяниях и поступках молва или что найдено нами в памятных книгах. /7б/Напишем мы также даты, хотя и не начала царствования их, но напишем то, что найдем по ходу времени. Вы же будьте снисходительны, ибо таковы мои возможности. Недостающее восполните по своему разумению, а меня, хромого Закеоса, избавьте от осуждения. Да пребудете здравыми Духом Божьим. Аминь.

Джаханшах воцарился в стране Атрпатакане и царствовал над всей Персией ¹³. Царствование его было намного удачнее, чем у прежних царей, и подчинились ему все персы и мары. И страх перед ним объял всю вселенную. /8а/Однако я не ведаю, в каком году стал он царем. Впрочем, историк Аракел рассказывает, что “в 878 (1429) году Джаханшах взял крепость Шамшулда; в 893 (1444) году взял и полонил Ахалцхе; [35] в 901 (1452) году взял Езнка” ¹⁴. Столько услышали мы от Аракела. А из повествований других узнали, что в 910 (1461) году он выступил с многочисленными войсками и пошел в страну Ирак ¹⁵, разрушил и опустошил все царство персидское, вырезал всех и дошел до Тегеаполиса ¹⁶, то есть Исфахана, и горожане оказали ему сопротивление. Однако Джаханшах силою взял город и, опустошив, разорил и разрушил все строения, запрудил воды реки, что зовется Зантар ¹⁷, и затопил все, /8б/ибо [дома] были глиняные. И так овладел он всей землею Ирака, и имя его прославилось по всей вселенной.

Выйдя оттуда, двинулся он на Ре и Хорасан ¹⁸ и завоевал всю страну персидскую, а затем, вернувшись оттуда, пошел в стольный город свой, в Тавриз Шахастан. И вышел ему навстречу католикос Ахтамарский, владыка Закарий, со многими дарами. И принял его царь милостиво, ибо любил он христиан. И дал ему грамотою и владенною патриаршество Святого Эчмиадзина. И царица его, Бэкум-хатун, так же как и муж ее, Джаханшах, полюбила его.

Услышав об этом, католикос Закарий пошел к владыке мира царю Джаханшаху и царице Бэкум-хатун и добился примирения; и обратил он гнев самодержца в мир, а сам вернулся к себе, в величественную резиденцию –  в Святой Эчмиадзин ¹⁹. И так как наше повествование не о католикосе, а о Джаханшахе, как было обещано нами вначале, то до сих пор мы с трудом смогли найти [сведения] о нем. Все, что найду я после этого, по порядку сообщу до наших дней. [36]

Джаханшах имел при жизни своей одного сына по имени Хасан-Али, мужа заносчивого и наглого, развратного и злого, разорителя и грабителя. За злой характер отец не любил его. И разъезжал он самовольно, скитаясь там и сям по земле Араратской. Услышав о том, что отец его отправился в Шираз и Керман, вознамерился Хасан-Али схватить католикоса, а тот, узнав об этом, бежал и высадился на остров Ахтамар, как о том рассказывает историк Аракел ²⁰. А Джаханшах, вернувшись в Тавриз и узнав о злом поступке сына своего, сказал: “Он не может царствовать из-за своей надменности”. Призвал он к себе внука своего Якуба ²¹ и /10а/ сказал: “Дитя мое, отец твой из-за надменности своей лишился царства, но ты достоин, а посему будь мужественным и искусным в управлении и любезен людям. Остерегайся лишать покорных ²². Отца своего не выпускай на свет Божий, держи [его] в заключении до тех пор, пока умрет, а ты живи, царствуя над страной. Пока я жив, заботься обо мне, а когда умру – похорони. Бабку свою Бэкум-хатун почитай, как свою мать, и поступай с нею так же, как и со мной”. Сказав это, он снял с головы своей царскую корону, /10б/ возложил ее на его голову и поклонился ему. А Хасан-Али, когда услышал наказ своего отца сыну своему, исчез бесследно, и никто не узнал, что с ним сталось. Но распространился слух, что он ушел в страну османов и стал товарищем разбойников, именуемых джалалиями. Якуб же царствовал над всею Персией и, выполняя завет деда своего, спокойно и мирно правил царством. И имел он сестру, которую выдал замуж за шейха Хейдара, сына ардебильского шейха Сефи. А они, муж и жена, задумали убить царя Якуба и самим стать царями, /11а/так как Якуб не имел ни сына, ни дочери, которые могли бы наследовать царство. И однажды пригласили они царя на дружеский обед и, примешав к еде смертельный яд, поднесли ему. И когда он покушал, понял, [что отравили его], и заставил сестру и зятя своего [также] поесть [отравленное [37] кушанье]. Так и умерли они втроем: Якуб, сестра и зять его.

Так и погибли они. Впрочем, я не нашел ни года воцарения Якуба, ни года смерти его ²³.

Якуб, как мы сказали, умер от яда, однако, пока он еще дышал, /11б/ он приказал уничтожить весь род Хейдара, что и было исполнено. Имел он (Хейдар) сына одного, родившегося от сестры Якуба, по имени Исмаил, которого скрыли на острове Ахтамар. И произошли большие беспорядки и смута в войске персидском из-за падения царства. Тогда некий Альвенд, не царского, а другого рода (В рук. № 3024 (л. 52а, стлб. 1, стк. 1—2 св.) вместо «не царского, а другого рода» — «***» (как это написано в рук. № 1662, л. 116, ста. 9—10 св.) — читаем: «не царского рода, а незнатного» — "***"), увидев, что остался народ без главы, объединил вокруг себя некоторых князей и самовольно стал царем ²⁴. Охваченные недовольством князья послали на Ахтамар [людей], и привезли они оттуда Исмаила и показали войскам, [говоря], что это внук Джаханшаха и сын сестры Якуба, его следует посадить на царство ²⁵. /12а/ Одобрили все это и посадили его царем. [Был он] мужем храбрым и сильным и могучим в бранном деле. Воцарившись, он изгнал Альвенда и подчинил войско. Воцарился он в 950 (1501) году. В 963 (1514) году взбунтовался некий Салишма ²⁶, напал тайком на войско шаха и многих перебил. Шах послал против него войско и изгнал его и его войско.

О нем (о шахе) рассказывают так: выкапывал он в земле яму, пригонял барана и закапывал его в яму по рога, а сам, сев на коня, издалека вскачь устремлялся на него и, поравнявшись с бараном, наклонялся с лошади, хватал барана за рога, вытаскивал его из ямы и, трижды покрутив вокруг [38] себя, бросал вперед, /12б/ так что конь не поспевал за ним, за что и был он назван “Гочкапан”, что значит “Вздымающий баранов” (Азерб. букв. "Хватающий барана").

И рассказали царю османов султану Селиму ²⁷ о храбрости шаха. И он отправил к шаху послов [с вызовом] встретиться друг с другом на войне. Порешили на том и условились, что встретятся войной на равнине Ч[а]лдыр ²⁸.

В 964 (1515) году вспыхнула война, и от множества османских войск обратились в бегство войска /13а/ персов. И говорят, что 80 000 янычар по пятам преследовали шаха. Шах с немногими мужами ускользнул от них и скрылся в каком-то месте. А они поймали Исмаила, названного шахом, думая, что это настоящий шах, ибо имел он шахские отличия. Взяли и повезли его к своему царю Селиму. И спросил его Селим: “Ты ли шах Исмаил, внук шейха Сефи и сын шейха Хейдара?” Ответил Исмаил: “Недостоин я называться шахом, я лишь недостойный слуга шаха. Ибо хотя я и тезка его, однако это имя мое не делает меня великим, но я покорный слуга тезки моего шаха Исмаила – господина моего”. Селим сказал: “Прокляни свое племя, и я дам /13б/ тебе свободу”. Отвечает Исмаил: “Проклятие тем, кто отрекается от племени своего, проклятие и тебе, ибо ты мар, не имеешь ни закона, ни исповедания, ни веры и ни религии”. Услышав это от него и [увидев] презрение к себе лично и к племени своему, приказал он (Селим) побить его камнями. А он беспрестанно восхвалял племя свое и проклинал и хулил османов, говоря: “Подите расскажите тезоименному господину моему, что, мол, твой слуга-тезка из любви к имени твоему стал шеитом и ты не оставь [без мести] кровь мою язидам-курдам и не [39] позволяй мотылькам садиться на мою могилу” ²⁹. /14а/ И побили его камнями, и он умер. А другие пленные, что были там, освободившись после обмена, отправились и рассказали [о том] шаху, вследствие чего певцы персидские сложили песни о нем соответственно речам его. Шах же, услышав о смерти Исмаила и его наказе, разослал строгий указ о призыве по всей своей державе. И собрались, прибыли в бесчисленном множестве не только воины, но и простолюдины, и земледельцы, и даже женщины. Открыл шах свою казну и щедро одарил всех жалованием и [взывал к ним] идти на османов. А соглядатаи пошли и рассказали о том Селиму. Но он усмехнулся и, издеваясь, говорил: “[После того], что он /14б/ увидел и получил от меня, как посмеет он пойти на меня?” Посему собрал он войско свое и пошел на Дамаск, то есть Шам.

А шах выступил с войском и пошел на страну османов и многие местности разрушил и опустошил, и многих полонил. И разыскав одного турка по имени Селим, приказал побить его камнями в отместку за Исмаила и вернулся с большой добычей в Тавриз. Вскоре он умер в 975 (1526) году, процарствовав 25 лет ³⁰.

В 975 (1526) году следом за отцом своим воцарился шах Тахмасп ³¹. Муж благодетельный, строитель и друг христиан, не жадный, умеренный в еде, питье и одежде, он наряжался не богато, /15а/ но так, как одевались простые люди. И был он милосерден, почему и пожаловал всем половину налога за 15 лет ³². Очистил страну от воров и разбойников, а также наглых и бесстыдных женщин, что сидели на улицах и у постоялых дворов, открыто занимались блудом и платили царям налог, – от них он избавил полностью землю царства своего. Отменил он и подорожные пошлины и на всех стоянках построил постоялые дворы и вырыл на всех дорогах [40] колодцы. И в его время почти не осталось незастроенных мест. В суде был справедлив и правосуден. И так он правил своим царством во [все время] своей жизни.

В 990 (1541) году озлобились грузины и стали грабить и избивать дубинами всех персов, приезжавших в Тифлис. Услышав о том, с большим войском пошел на них, захватил Тифлис /15б/и всю область и вернулся в Тавриз ³³. И улучшил он все городские порядки, моты, капичи, меры (Восстановлено по рук. № 1662 (л. 156, стк. 2—3 св.). В печатном тексте (стр. 10) отсутствует) [длины] и веса, [устав, порядки] ремесленников, лавки и постоялые дворы и вообще все, [что касалось] городской торговли, купли и продажи, а нарушителей казнил. И никто не мог мошенничать, ибо предавали мучительной смерти.

А царь индийский по имени Хума, услышав о мужестве его, прибыл к нему со многими (Восстановлено по ру.к. № 1662 (л. 156, стк. 10—13 св.) — ***. В печатном тексте (стр. 10)— *** — «приятными») дарами, побыл [у него] некоторое время и вернулся с миром ³⁴.

У шаха был брат один по имени Алкас, который при вступлении брата на трон бежал, боясь, что убьют [его]. И вот появился он и пошел к хондкару и в 997 (1548) году повел его на брата. Хондкар совершил много преступлений, /16а/ разрушив и полонив многие места ³⁵. Тогда царь Тахмасп пошел на землю османов, разрушил Хнус, Басен, Арзрум, Дерджан, Кеги, Баберд, Езнка, Спер и многие другие места и [затем] вернулся в Тавриз.

Вспыхнули усобицы между двумя сыновьями царя османов; в 1008 (1559) году начали [они] между собой войну в Иконионе, то есть Конии. Селим победил Баязида и заставил его бежать до Арзрума. И [Баязид], выйдя оттуда с четырьмя сыновьями и 30000 людей, пошел к шаху Тахмаспу, который принял его вместе с сыновьями и войском и отправил в Хзиран, то есть Казвин ³⁶. Поэтому певцы персидские сложили /16б/ хвалебные песни о Баязиде.

В это время царем над племенем грузин был некто по [41] имени Симон. Услышав о прибытии Баязида к шаху, он понял, что никто не может противостоять ему, и сам добровольно пошел в 1025 (1576) году к стопам шаха. И царь Кахети Александр послал заложником к шаху сына своего Константина. И находились при нем (Тахмаспе) оба – Симон и Константин ³⁷.

Этот шах Тахмасп имел много детей. Старшего звали Исмаилом, и был он большим лиходеем. И отец посадил его в какую-то крепость, дабы оставался там до дня смерти ³⁸, а сам шах Тахмасп умер. Одни говорят, что умер он своею смертью в 1022 (1573) году, /17а/ иные говорят, что задушен в бане в 1027 (1578) году ³⁹. Истина известна лишь Богу, которому ведомо все.

Повествование об Исмаиле вызывает сомнение, ибо историк Аракел говорит о трех Исмаилах: один – сын Хейдара, отца шаха Тахмаспа, умершего в 975 (1526) году; второй Исмаил, говорят, [начал царствовать] в 1023 (1574) году, процарствовал два года, умер в 1025 (1576) году; и тогда освободили из крепости меньшего Исмаила, и воссел он на трон ⁴⁰. Так повествует Аракел. Молва же говорит, что сначала умер шах Исмаил, а жена его была беременна и родила сына, названного /17б/ по имени отца Исмаилом, и принял его шах Тахмасп, ибо была она матерью обоих. И стал царствовать он вслед за братом своим шахом Тахмаспом с самого начала 1023 (1574) года, но не дожил и до конца года, как умер. Третий же Исмаил, сын шаха Тахмаспа, которого (Исмаила) отец посадил в крепость, услышав о смерти Исмаила, вышел из крепости и начал царствовать в 1024 (1575) году. О нем вардапет Ован Цареци ⁴¹ говорит, что сей Исмаил убил семерых своих братьев, а затем начал уничтожать князей, кого явно, а кого тайно: хотел истребить всех князей. Узнав об этом, /18а/ войска сообщили правителю Тавриза Амир-хану и [42] правителю Араратской страны по имени Тохмах-Махмут, и они, прибыв, убили его тайно, и никто не узнал о смерти его. И, так как не творили суда, уверяли, что он отправился лазутчиком в стан вражий и через год вернется, а позже сообщили о гибели его. Царствовал он три года.

О ЦАРСТВОВАНИИ ХУДАБЕНДЕ ⁴²

Сей Худабенде был сыном шаха Тахмаспа и братом Исмаила. Отец его Тахмасп отправил его в Хорасан и вверил ему всю /18б/страну. И прибыв [туда], стал он господствовать над ними. Был он [человеком] распутным и подслеповатым. Войска, увидев, что осталось царство без наследника, отправились, привезли его, трусливого и нерадивого в делах войны, и поставили царем в 1027 (1578) году. На втором году его [царствования] пришел Лала-паша, разрушил Ереван и взял в плен 60000 христиан и мусульман ⁴³. После Лала прибыл Фахрат-паша ⁴⁴ и отстроил крепость в Ереване, а [затем] двинулся на Гандзак Агванский и овладел им. Взяли и Тавриз, и Шамаху, и Дамур-гапы, то есть ворота Аланские ⁴⁵, и османы распространили свое господство вплоть до Худаферина.

Царь же персидский Худабенде собрал войско свое и пошел на Гандзак и был уже близок к взятию его, [когда] проклятое племя персидское совершило /19а/безбожное [дело]. Он имел сына одного по имени Амир Хамза, которого прочил в цари, и, напав на него, убили его ⁴⁶; из-за этого вновь ослеп Худабенде. Он отказался от войны и отправился в Хорасан к другому сыну своему, Аббасу, и умер там, процарствовав три года, а иные говорят – 9 лет ⁴⁷. О смерти же его рассказывают, что он пошел в баню, побрили ему голову и, когда начали брить под подбородком, бритвой перерезали ему горло. И так как был он труслив, певцы персидские сложили о нем презрительную песню. И говорилось в этой песне: “Разрушил ты Тавриз, а напачкал в Маранде”. Сложили еще /19б/ такую побасенку: “Сказали ему: “Царь! Османы взяли [43] такой-то город, что же ты сидишь?” А он рассердился на них говоря: “Молчите, ибо сейчас кошачья свадьба”. А сам украшал кошек парчовыми одеждами и вешал на шеи кошек колокольчики и приказывал трубить в трубы. И хлопал в ладоши он и смеялся”. Сложили побасенку эту, чтобы показать слабость и трусость его; а смысл ее таков: как кошка живет в доме и не выходит из него, так и он, подобно кошке, сидит дома и не заботится о делах страны. Придумали и другой рассказ, о его /20а/ слепоте: когда выходил он из дому и верхом катался в чистом поле, сопровождавшие его, насмехаясь над ним, шутили и говорили: “Государь! Здесь роща и чаща, склони голову, чтобы не ушибиться о дерево”. И он часами держал голову низко склоненною.

В 1029 (1580) году сел [на трон] царь Аббас, муж храбрый в войне, велеречивый, многомудрый, хитроумный, прозорливый и красноречивый, изобретательный и удачливый во всех /20б/ делах, упорный и бесстрашный во всем. И с начала царствования удачно шли его дела. Ибо еще при отце его восстала страна Джочанет, то есть Гилян. Сей Аббас, отправившись [туда], подчинил [ее] своей власти. А [затем] пошел в Ардебиль, чтобы оказать милосердие жителям его. И вышел род Пахлавуни, то есть озбеки ⁴⁸, из Бахла Бухарского и отнял у персов город Рей ⁴⁹. И выступил с войском своим шах Аббас и прогнал их, истребив многих из них. Захватив сына царя их, пошел он вместе с ним в Хзиран, то есть Казвин. Все деяния его полностью описал историк Аракел ⁵⁰. /21а/ Желающие узнать истину пусть читают и поучаются у него. Я же пишу все, что слышал об этом шахе Аббасе, как ложь и небылицы, так и истину и правду. Если ж будут хула и укоры или похвалы и одобрение, да отнесутся они к тем, кто рассказывал нам. Ибо те, что были очевидцами, рассказали [44] правду, а те, кто говорили понаслышке, сообщили обо всем неточно, но мы расскажем, как слыхали, все – как ложь, так и истину.

Случилось однажды, что отправился он с войском в пределы Гулпекана. И покинув войска, он один верхом разъезжал [по окрестностям]. А было время, близкое к посту Святого Георга. Пошел сильный дождь и промочил его и телохранителя. И отправились они прямо к городку Гулпекан. [День] клонился к вечеру; увидел шах большой [огороженный] двор с двустворчатой дверью. Направился он к этой двери и верхом на коне въехал во двор и увидел мужчину, /22а/ который сидел на стуле в глубине крытого балкона, то есть айвана. Поздоровался он и сказал: “Ради любви к шаху прими меня, ибо замерз я от холода”. И сказал мужчина: “Коль помянул ты шаха, слезай с лошади”. Позвал он слугу своего и приказал ему: “Позаботься о лошади и скороходе”. А сам повел шаха, вошел с ним в хорошо убранный дом и, сняв с шаха одежды, отправил их во [внутренние] помещения, приказав: “Высушите их”. [Затем] принес большую соболью шубу, накинул ее на шаха и сказал, смеясь: “Хорошо так?” Ответил гость: “Да, хорошо”. Сказал муж: “Почему не должно быть хорошо, кават бози!”, то есть /22б/ сводник. И говорит далее муж: “Хорошо бы зажечь огонь”. Отвечает гость: “Да, было бы хорошо”. Говорит муж: “Действительно хорошо будет, кават”. И велел зажечь огонь в камине. И говорит далее: “Хорошо будет, ежели я приготовлю шашлык?” Отвечает шах: [45] “Да, хорошо”. Говорит муж: “Действительно хорошо будет, кават”. И так спрашивал муж, и так отвечал шах. И все, о чем говорил муж, – (он) приносил (Восстановлено по рук. № 1662 (л. 2а, стк. 7—6 он.) и № 3024 (л. 536, стлб. 2, стк. 2 сн.) — ***. В печатном тексте (стр. 16) отсутствует) и приготовил яство, и подал вино, и сели [они] есть и пить. И говорили о стране и о шахе. А человек все с похвалою отзывался о шахе. И так беседовали они до полуночи. А затем /23а/ приказал он принести чистые постели шаху и телохранителю. И велел, чтобы заперли двери изнутри. “А о лошади, – сказал, – не беспокойтесь”.

И, отправившись [туда], нашли его мужи, поздоровались с ним и сказали: “Ты будешь Аллаверди?” Ответил тот: “Да, я”. И они передали [ему] наказ шаха. И после многих речей накрыл он для них стол. Сам же надел шелковый кафтан, обвязал стан драгоценным поясом тонкой шерсти, а сверху надел соболью шубу и опоясался булатною саблею. Повязал на голову златотканую чалму, на ноги надел башмаки и перекинул через плечо ружье. Сел он на буланого коня и со своим телохранителем впереди отправился вместе с посланцами. /24а/ И в пути спрашивал он у этих мужей: “Чего хочет от меня шах? Знаю, убьет он меня. Ибо на прошлых днях [46] пришел к нам в село один воин и совершил наглый поступок и я побил его. А он пошел и пожаловался шаху. Посему и зовет меня шах к себе, чтобы убить. Но я повешу саблю мою на шею и паду к ногам его, и пусть он сделает, что пожелает”. А слуги первыми вошли к шаху и рассказали ему все. И приказал шах представить его. Когда вошел Аллаверди к нему и поздоровался, тут узнал, что это тот гость, которого он приютил. Говорит шах: “Добро пожаловать, кават”. И говорит далее: “Если одеть /24б/ тебя в дорогие одежды, хорошо будет?” Отвечает муж: “Будет хорошо”. Говорит шах: “Действительно хорошо будет, кават. И если дать тебе коня с седлом, хорошо будет?” Отвечает муж: “Это будет хорошо”. Говорит шах: “Да, хорошо будет, кават. А если дам тебе шатер с кухнею, будет хорошо?” Отвечает муж: “Хорошо”. Говорит шах: “Действительно хорошо будет, кават. А что будет, если дам тебе ханство города Сисес, то есть Шираза?” “Это лучше, чем все остальное”, – отвечает человек. И приказал тогда шах дать [ему] все, что сказал. И написал грамоту-указ и дал ему ханство Ширазское.

Это тот /25а/ Аллаверди, которого упоминает историк Аракел в [повествовании о] войне Арцке и Вана ⁵¹. И все [случилось] точно так, как мы написали. Услышали мы это от одного человека по имени Мурад-хан, а кое-что и от матери моей. Ибо, когда шах Аббас дважды угнал [людей наших] в страну Персидскую ⁵², мать моя с отцом и матерью своими поселились в Гулпекане. А позже мелик Давуд Канакерци, что был областным старостой Котайка, поселил их в своем селе Арцни. Бабка моя, Хосров, была свояченицей мелик Давуда, которого называли мелик Туркча-Билмаз (Тур. букв. "мелик, не знающий турецкого"), а мать мою, Ханагу, выдала замуж за писца /25б/ его, Мкртича, от которых родился я. И историю эту рассказала моя мать. [47]

Затем собрались с духом османы, сговорились и послали против шаха Аббаса сардара Джигал-оглы Синан-пашу ⁵³. О поражении его рассказывает Аракел, прочитайте о том в его Истории, мы же не будем растягивать [наше повествование].

До прихода Джигал-оглы угнал шах Аббас простолюдинов и крестьян всей земли [нашей] в страну персов. Угнал в страну персов всех: как тех, коих он сам покорил, так и тех, /26б/ коих пригнали ханы из другой страны. Посему мы сочли важным перечислить здесь страны, которые он опустошил, поименно, но не по порядку, а ты примечай, беря начало с пределов Нахчевана, – Ехегнадзор, Гехам, Лори, Хамзачиман, Ниг, Шарапхана, Ширак, Заришат, села Карса и ущелье Кагзувана, Алашкерт, Маку, Албак, Салмаст, Хой, Урми, пределы Тавриза, Араратская долина, город Ереван, область Котайк, Цахкунацдзор, Гарнудзор, Урнадзор и области Карина и Басена, Хнус и Маназкерт, /27а/ Арцке и Арчеш, Беркри и все области Вана. И все другие места полонил он и опустошил; предал огню и сжег все жилища, чтобы не осталось ни одного обитаемого места. [Жителей] всех этих [областей], о которых мы написали, угнал и расселил по всем областям Персии. А места, в коих он поселил их, следующие: Ардебиль, Ахар, Апахр, Казвин, Хамадан, Шираз, Гулпекан, Керман, Исфахан, Хунсар, Силахор, Париа, Пуавари, Гентуман, Лнчан, Алинджан, Хойикан, Шехшебан и другие области Персии ⁵⁴, имен которых я не знаю. [А те], что ушли [туда], остаются там и поныне. Но раньше, чем их, угнал он в Фахрабад, Ашраф и Кушан /27б/ [жителей] стран Кахети и Картли. И так поселил он их на земле Иракской и многолюдной сделал всю страну Персидскую. А обо всех других его деяниях написал вардапет Аракел.

Начали они беседовать о многих вещах. Говорит лжеторговец: “Довольны вы, святой отец, шахом или имеете жалобы?” “Не знаем мы пока о шахе ни хорошего, ни плохого, но не подобает говорить о нем плохо, ибо он государь”, – отвечает иерей. И после многих речей спрашивает торговец: “Что это за книга, что ты переписываешь?” Отвечает иерей: “На нашем языке зовется Айсмавурк, а на вашем языке – Шеит кетаби”. Говорит шах: “Ради Бога, ежели любишь шаха, расскажи о шеитах, [о том], как они стали шеитами”. [49]  

Мы же в 1124 (1675) году пошли в город Казвин по [50] монастырским делам и получили указ от шаха Сулеймана ⁵⁵ для пяти мужчин из парбских мусульман (Имеются в виду армяне принявшие до того мусульманство). /30а/ И вот пребывают они в вере христианской и почитают Христа, как почитают [его] и другие.

Хочу рассказать я вам об этом шахе Аббасе, ибо он был очень хитроумен и весьма даровит и привлекал к себе сердца людские, и делами своими угождал людям. И случилось, что украсил он своего коня позлащенною упряжью. И седло, и уздечку, и подбрюшник, и подседельник, и всю остальную сбрую [он] сделал из золота. Одеяние себе [избрал] также красивое и драгоценное, как подобает царям. И так пышно одетым отправлялся он на охоту или на прогулку. /30б/ И увидел он, что все воины сшили себе одежду и сделали конскую упряжь такую же, как у него, и мало-помалу стали походить видом своим на шаха. И когда увидел шах, что уподобились все ему, сказал эхтимал-довлату: “Лала, имею сказать тебе нечто, ибо вижу, что все воины мои надевают одежду более пышную, чем я, и упряжь лошадей их наряднее моей. И чем же тогда я выше их? Ежели придет кто-нибудь незнакомый в стан наш, как узнает он, что я шах, если все имеют облик шаха и ни в чем /31а/ не уступают мне? И если имя мое шах, то они все шахи по обличью. Если скажу им: “Не одевайтесь как я”, они станут ругать, мол, сам он не дает нам одежду, а когда мы шьем [ее] сами, он завидует нашему одеянию. И вот наказываю я тебе, лала, призвать всех глашатаев и [повелеть им], дабы обошли город Исфахан и громогласно объявили: “Приказ шаха! Ежели кто не сделает свою одежду и конскую упряжь из золота, отсечем ему голову! Слушайте все строгий указ шаха!”. Когда услышали это, все, кто мог и кто не мог, тотчас исполнили повеление шаха. А сам шах сделал сбрую [51] коня своего из сыромятной кожи и оделся, /31б/ как [одеваются] простолюдины. И этим способом завоевал он сердца всех и всем стал приятен.

Желаю написать обо всем, что случилось во времена шаха Аббаса, но не могу, ибо малочисленны современники, которые рассказывали бы все достоверно. Однако что слышал, о том и пишу. В то время когда пошел шах на Грузию и покорил ее и по возвращении прибыл в Кайенадзор, что ныне зовется Грагидзор, и остался там на зиму, по своему обычаю, и в этом месте он преобразился, надел кожаные лапти, то есть трех, или чарух, и, приняв /32а/ образ коробейника, бродил по селам, расспрашивал и осведомлялся и вникал во все дела. И так дошел он до одного села, называемого Миапор. Время было осеннее. Вошел он в дом один и увидел женщину, которая зажгла огонь в очаге и, сидя около [огня], вязала чулок, а с нею маленькую девочку лет пяти. Войдя в дом, сказал он: “Поторгуем?” Говорит женщина: “Есть у тебя бисер?” “Да, есть крупный и мелкий”, – отвечает шах. Говорит женщина: “Покажи, посмотрю”. И поставил он перед нею свой короб, то есть сапат, и, раскрыв бисер, разложил перед нею. Говорит женщина: “Что стоит он?” Отвечает лжеторговец: “Что дашь, то и стоит”. И говорит он далее: /32б/ “Очень голоден я, за бисер принеси мне хлеба”. “Ужели [могу] я дать человеку хлеб и взять деньги и продать свое воздаяние?” – говорит женщина. Сказав это, вышла и принесла три яйца, поставила их в маленьком горшочке на огонь и, сварив, положила перед ним. Принесла и мацун, и масло, и хлеб с примесью проса. Шах поел все это и о многом расспросил. А затем спрашивает: “Мать моя, есть ли у тебя муж?” Отвечает женщина: “Есть, он пастух и пасет отару”. Спрашивает шах: “Овцы ваши или чужие?” “Есть наши, а есть и чужие, – отвечает женщина, – ибо их три товарища [52] и пасут они вместе. Он то приходит, то уходит, ибо пастбище находится близко”. Говорит шах: “Как имя мужа твоего?” “Зовут [его] Ата”, – отвечает женщина.

Спустя два дня послал он воина одного в село Миапор и сказал: “Пойди в дом чабана Аты и скажи ему и жене его, что шах /33б/ зовет вас. А ежели спросят, откуда знает нас шах, скажи – дошла до него молва о вас, посему и желает вас [видеть]”. Воин отправился и нашел их дом. Ата в тот час был дома. И передал он наказ шаха. После того как сказал и выслушали они, приготовились идти. Пошел Ата и привел из отары своей длиннорогого барана, а женщина надела одежды, что имела, и поручили они дом соседям. Посадил муж себе на спину девочку, и так пошли они в пастушьих одеждах, гоня впереди барана. На следующее утро пришли к шаху. По указанию воина, пав ниц, они поклонились ему и затем вошли /34а/ в шатер. И говорит шах: “Добро пожаловать, мать”. Отвечает женщина: “Да снизойдет благодать на тело и душу твою”. Спрашивает шах: “Узнаешь ты меня?” Отвечает женщина: “Да, ты тот, что подарил дочери моей этот бисер”. И тогда шах, смеясь, хлопнул в ладоши и говорит: “Вот так так! Тогда был я продавцом бисера, а теперь каким образом стал я шахом?” И повелел [им] сесть и говорил с ними о многом. И услышал от них речи мудрые, приятные и достойные. Говорил иногда с мужем, а иногда с женой, и от каждого слышал ответы, надлежащие и весьма умные. И спустя дня два разодел он с головы до ног мужа и жену и девочку и /34б/ повелел секретарю написать указ, [53] то есть рагам, на меликство, дабы они из поколения в поколение были меликами той области. И приказал тому же воину повести мелика Ату по всей области и огласить указ шаха.

Не должно умалчивать о минувших делах, но рассказывать [о них], как можем, согласно тому, что гласит молва. Ибо, как повествует вардапет Аракел, отправился грузин моуравий ⁵⁶ и привел в Грузию шаха Аббаса, который опустошил и разрушил всю землю Грузинскую и Кахети, а царя Кахети Теймураза ⁵⁷ принудил он бежать в глубь Грузии. И забрав с собой царя Тифлиса, Луарсаба, увез его в Персию ⁵⁸, а в Грузии оставил Карачага-хана с многочисленной конницей, и с ним вместе моуравия. И сказал [шах Аббас]: “Когда покоришь всю землю Грузинскую, отвези в Тифлис моуравия, посади его царем”. Ибо таково было /35б/ его обещание моуравию. Шах Аббас находился в Персии, а Карачага-хан оставался в Грузии и раздумывал о том, как бы ему завоевать Грузию.

А хитроумный шах Аббас, который от рождения имел злое сердце и желал полностью уничтожить власть христиан, подумал про себя: “Если моуравий останется жив и станет царем Грузии, будет он нам помехой и противником государству нашему”. Тогда держал он совет со своими единомышленниками – убить моуравия и написал письмо к Карачага-хану. Вот копия этого письма: “От шаха Аббаса да [54] будет ведомо тебе, Карачага-хан! Когда овладеешь землей /36а/ Грузинской, постарайся любым способом убить моуравия, дабы не противился он нам и не причинил ущерба царству нашему”. Написал это письмо и, запечатав, дал в руки скороходу, говоря: “Никому другому письма не давай, но только Карачага-хану”.

И разделил он персов /37б/ меж грузинами, а сам с войском [55] своим взял [на свою долю] Карачага-хана (Слова «а сам свойском своим взял Карачага-хана»— *** восстановлены по рук. .№ 3034 (л. 566, стлб. 2, стк. 21—23 св.). В рук. № 1662 (л. 37б. стк. 1—2 св.) эти слова стерты и в печатном тексте отсутствуют) и условился: “В назначенный час обрушьтесь каждый на свою часть и изрубите их беспощадно”. Персы же не знали о том и спали на своих местах. И в условленный час обрушились грузины на персов и истребили их, словно муравьев горячей водой, и убили Карачага-хана, Юсуф-хана, Казах-хана. А другие из вельмож и те, кто услышал [это], убежали, даже не опоясавшись, с непокрытыми головами, босыми ногами, покинув имущество и богатство и ища спасения собственной жизни. И в ту же ночь не осталось там ни одного перса ⁵⁹. А грузины набросились на имущество /38а/ персов, разграбили и расхитили все. И рассеявшись по областям, они обратили все в свою добычу и беспощадно предавали мечу каждого встречного мусульманина, а женщин брали в плен. И все это зло учинили грузины. Они грабили и имущество христиан, но людям вреда не причиняли. Рассказал нам это живший в Ованнаванке инок Петрос из монастыря Ахчоц, ибо и он сам был ограблен грузинами в 1074 (1625) году.

Как услышал шах эту весть, зафыркал, заорал, завопил и зарычал, подобно львице, потерявшей детеныша. Затем повелел одному сановнику, которого звали корчи-баши ⁶⁰, [56] собрав войско, самому стать во главе его и двинуться на Грузию. Сановник выполнил приказ шаха и отправился в сторону Грузии. Точно так же и моуравий, взяв /39а/ грузинское войско, подошел к врагу своему – войску персидскому на реке, называемой Алгет.

Был в войске грузинском муж один, могучий телом, с широким лбом и большой головой, храбрый в войне, его звали Ага-Танки. Идя на войну впереди [войска], он говорил: “Пусть все войско персидское будет моей долей, боюсь я только светловолосого вепря, а именно опасаюсь я Амиргуна-хана” ⁶¹.

В том же сражении встретились друг с другом Амиргуна-хан и Ага-Танки. Говорит Амиргуна-хан: /40а/ “А даш тапа”, – что значит “каменный холм, куда ты бежишь?” И тотчас, в мгновение ока бросились они друг на друга с мечами. Ага-Танки первым устремил меч на левую руку хана и пронзил ее. В свой черед и хан [ударил] по левому плечу грузина, которое, отрубив, бросил на землю; сам же [Ага-Танки] повис на лошади. Слуги пришли, забрали его к себе, и он умер там. А Амиргуна-хан был ранен. И был с ним сын его Тахмасп-бек, который перевязал рану отца своего и отправил его в Ереван, а сам остался там с персидским войском. И пали в этой войне Шахбанта-хан и Селим-султан и другие персидские вельможи. И хотя /40б/ они пали, однако грузины потерпели поражение и были уничтожены ⁶². Моуравий бежал в страну османов, персы же восторжествовали и по сей день владеют Грузией. [57]

О ТОМ, КАК ОТПРАВИЛСЯ ШАХ В МИАНА ⁶³

Какие истории слышал, о тех и пишу, но не ведаю ни их последовательности, ни времени. /42а/ И кто прочитает [это], да [58] не осудит [меня]. Если понравится это [повествование] вам, благодарите Господа, а если нет, да пребудете вы в здравии. Узнайте же, кто рассказал нам историю, о коей предстоит [повествовать]. Был древний старец, родом из села Вагаршапат, и звали его Еранос. Он рассказал [вот что]: “Когда шах угнал [жителей] страны нашей, было мне 20 лет, и стал я погонщиком мулов у шаха, то есть гатрчи. Куда бы ни отправлялся шах, навьючивал я мои 5 мулов и шел с ним [туда], куда шел он (Эта фраза восстановлена по тексту рук. № 1662 (л. 42а, стк. 9—8 сн.) — ***. в печатном тексте (стр. 32) отсутствует). Возвращаясь из Тавриза и направляясь в Казвин, достиг он поселения одного, что зовется Миана, расположенного по сию сторону горы Гаплант, со стороны Тавриза, и по своей похотливой привычке повелел, чтобы всех молодых /42б/ женщин и девушек собрали в одном месте. Посадил он их рядышком в круг и не оставил там взрослых мужчин, а все были женщины и маленькие дети. Накрыли стол [и стали] есть, пить и танцевать. А сам он, поднявшись подносил им в золотом кубке вино, и, если кто нравился шах пил половину кубка, а половину давал ему. И была среди собравшихся одна красивая девушка, которая не ела, не пила, не говорила и не поднимала глаз, а была она помолвлена с одним юношей. Подошел к ней шах и, взяв девушку, за подбородок, сказал: “Девушка, почему не поднимаешь ты глаз?” Тогда посмотрела девушка наверх, открыла уста свои и сказала: “О падишах, и ты посмотри наверх!” /43а/ Дважды сказала она эти слова. Шах запомнил слова девушки. И, когда кончилось веселие его, повелел он накинуть на голову каждой женщине [по одному] личному покрывалу, то есть рохпак, а детям [дать] по шапочке и отпустил их. Вернулся он к себе и призвал к себе девушку, что ему сказала [те] слова, поцеловал ее и говорит: “О дочь моя! Что означало то слово, что сказала ты мне в лицо?” Говорит девушка: “О шах, отец мой! Я твоя раба. Вот уже два года, как помолвлена я с одним юношей и до сего дня, когда [59] разорвалось покрывало лица моего, не видела я совсем лица мужчины, не говорила и из дому не выходила. /43б/ Лучше бы мне провалиться сквозь землю, чем увидеть лицо мужчины”. Говорит шах: “Многие желали бы видеть лицо государя, но не могут. А ты видишь и еще рассуждаешь”. Говорит девушка: “Ежели стыдно видеть лицо мужчины-простолюдина, то насколько более стыдно увидеть лицо великого государя?” И тогда шах нарядил девушку и велел сыграть свадьбу. И пожаловал он ей царским указом тот город, чтобы оставался он на вечные времена в ее роду, и так оно и есть. И дают [этот город] в приданое старшей дочери. И никто иной не владеет тем городом, только старшая дочь, и [поэтому] зовут [его] Гызшахри, то есть девичий город, а по-нашему Миана”.

Увидев ее, шах словно обезумел. И полюбил он ее свыше всякой меры и, куда бы ни отправлялся, брал ее с собой. [60] И когда возлежал на пиршествах, сажал к себе на колени и ласкал и обнимал ее. А когда она принималась танцевать и пела плясовые песни, и двигала станом, и изгибалась, шах смеялся и радовался, глядя на нее. И так прошло /45а/ много времени, но не усомнилась она в вере своей, и шах также ничего не сказал ей о вере. И оставалась она так в вере христианской, время от времени ходила в церковь и молилась, и никто ничего не говорил ей.

Случилось, что шах отправился в Багдад, чтобы овладеть им, и не взял Гозал с собою в Багдад, но осталась она в Исфахане. И спустя немного дней вспомнила Гозал страшный суд Господний, подумала и о грехах своих. Надела она одежды монахини-отшельницы и приобщилась к чину монашек, вступила в женский монастырь и со смирением стала каяться в грехах своих, искупать грехи свои обильными слезами. Случилось, что шах взял Багдад ⁶⁴ и вернулся /45б/ в Исфахан. Однажды верхом и с двумя телохранителями ехал он по городу и неожиданно встретилась ему Гозал в черной одежде, и узнал он ее и сказал: “О блудница, разве ты не Гозал?” Говорит Гозал: “Это я, бесстыдная и грешная служанка твоя”. Говорит шах: “Во что это ты оделась?” Говорит Гозал: “Вспомнила я день суда Господня, подумала о грехах своих и надела сии черные одежды, быть может, простятся мне грехи мои”.

Гозал же шла, плача и причитая, и думала, что для дурных дел зовет он ее. Так шла она в глубокой задумчивости [61] и достигла дворца. И увидев, что сидит шах на троне, подошла [Гозал] к нему и поцеловала /46б/ноги [его]. Говорит шах: “Даю тебе грамоту вольности, дабы никто не причинил тебе вреда”. И призвал он писца и сказал: “Пиши так: “Я, шах Аббас, даю грамоту вольности женщине по имени Гозал, дабы, где бы она ни была, исповедовала веру христианскую, и пусть никто не преследует ее из-за веры, ибо она христианка. Если кто из мусульман назовет ее мусульманкой, [пусть знает], что она не мусульманка, и если христиане назовут ее мусульманкой, да станут они сами мусульманами””. Написав это, поставил печать и дал ей. [Затем] призвал казначея своего и сказал: “Принеси 50 золотых и дай ей”. И говорит [ей]: “Это тебе для расходов на платье”. И повелел поварам: “Отправьте туда, где она живет, 10 литров риса, 5 литров масла, 3 вьюка пшеницы”. /47а/ И сделали так, как он повелел. И пока шах Аббас был жив, оставалась Гозал в Исфахане, когда же царем стал шах Сефи, вернулась Гозал в Астапад.

Рассердился вардапет на священников и на следующий день повелел одному младшему иноку по имени Акоп, который [позднее] стал настоятелем монастыря Астапада, отслужить обедню. И поставил он Гозал перед алтарем, и, когда кончилось богослужение, вардапет произнес проповедь об обращенных. И текстом проповеди сией было: “И беззаконник, если обратится от всех грехов своих… жив будет…” (Иезек., 18, 21). И причастил ее. И, оставаясь в вере христовой и покаявшись [62] в грехах своих, умерла естественной смертью Гозал, и опустили блудницу в могилу, оправданною милостью Христа, благословенного в веках. Аминь.

Затем призвал шах главных в войске – тысячников и сотников, дал им лома и сказал: “Раздайте войскам. Покуда мы здесь, пусть продают и покупают, а когда вернемся в Исфахан, /49а/ отдадите мне по счету кожаные деньги и тем же счетом получите вместо них деньги медные”. Так и сделали, и всего стало в изобилии в войсках, пока не овладел шах Багдадом. В 1073 (1624) году он вернулся в Исфахан и сделал так, как сказал. [63]

/49б/ Так делал и царь шах Аббас. Когда желал он пойти гулять с женами и наложницами своими, сперва накладывал гадага, чтобы никто из мужчин не показывался, и приказывал украсить все улицы города, площади и лавки и весь путь их следования, дабы при прохождении смотрели и радовались. Так [приказывал он] делать и в садах и на полях, куда он намерен был отправиться ⁶⁵.

Однажды, выйдя за город в поле, гулял он со всеми своими наложницами. Жил в Джуге один вдовый иерей, которого звали Дзик (Букв. "крепкий") тер Степанос. Выходил он иногда за город и бродил один, распевая псалмы. Однажды так же вышел иерей [за город] и гулял, и увидел /50а/ издали много людей, которые шли не спеша. Когда они приблизились немного, увидел он множество женщин и догадался тогда, что это шах. И охватили иерея ужас и дрожь, и в душе уверился он в смерти своей. Бессильный, не знал он, что делать ему, ибо [думал], вот сейчас умрет. Поэтому накинул он на голову короткую рясу и, упав на землю, дрожал. И вот подошел шах с женщинами, остановился над ним и говорит: “Кто ты? Встань!” А [иерей] не мог говорить. Снова [говорит] шах: “Армянин ты или турок? Встань!” И отвечает он: “Армянин я и иерей, боюсь, что убьют меня, потому не встаю”. Говорит шах: “Не бойся, не причинят тебе вреда”. И тогда поднялся иерей, дрожа, и пополз на коленях и поцеловал /50б/ ноги шаха. Говорит шах: “Что делаешь здесь?” Говорит иерей: “Вдовец [64] я, гуляю здесь, молюсь о здоровье и благоденствии шаха”. “Так как ты вдов, – говорит шах, – возьми из этих женщин ту, которая понравится тебе”. Говорит иерей: “Они мои матери, сестры и дочери”. Говорит шах: “Твою мать, сестру и дочерей я так и так […]”.

Затем повелел дать ему вина в большой чаше, которую они зовут азарапеша (Восстановлено по рук. № 1662 (л. 50а, стк. 5—8 сн.) и рук. № 3024 (л. 596, стлб. 1, стк. 7 св.) — *** (означает дорожный чайный прибор). В печатном тексте (стр. 38) пропущено). Наполнив ее, дал иерею и говорит: “Выпей это”. Говорит иерей, дрожа: “Много [это], не могу я все выпить”. Говорит шах: “Выпей все одним духом”. Так поступил шах, испытывая [иерея], чтобы увидеть, будет ли он говорить, как раньше, или нет. Снова говорит шах: “Возьми себе одну из моих женщин, /51а/ добровольно даю тебе”. Иерей сказал опять то же самое. И много беседовал с ним шах, расспрашивал и слушал и увидел, что иерей умен. И говорит: “Барикеллах кешиш” (Перс. *** — «молодец, священник»). И затем дал ему бумагу с печатью и говорит: “Держи ее в руке, чтобы идущие следом евнухи ничего не сказали”. И говорит: “Дуа ейла кешиш” (Перс.-тур. *** — «молись за меня, священник»). И удалились. И кто видел бумагу, ничего не говорил ему.

Вероломный, завистливый и лукавый царь, шах /51б/ Аббас жестоко мстил тем, кто говорил что-нибудь непристойное о нем или его подчиненных. Если слышал он что-нибудь важное, предавал казни тех, [кто говорил]. Так поступил он даже с сыном своим. [65]

Однажды собрались вельможи в одном месте, с ними и сын шаха, имя которого было Сефи-мирза, и повели речи о шахе. Во время беседы они сказали: “До каких пор будем служить мы этому черному ослу? Давайте убьем его и посадим на его место сына его, Сефи-мирзу”. Сказали об этом и сыну его, и по душе пришлось ему это дело. И был во главе их Джани-хан, и условились о том дне, /52а/ когда убьют [шаха]. Однако оказались там [люди], верные шаху, и пошли рассказали ему. Когда шах услышал это, ужаснулся и задрожал от гнева и не мог говорить. Помолчал он одно мгновение, а затем отправил того человека, который рассказал ему о [намерении] убить его, сказав: “Пойди и незаметно пошли Сефи-мирзу ко мне”. И когда пришел он (Сефи-мирза), смеясь, к отцу своему, спросил его шах: “Где ты был сегодня, что не пришел ко мне?” Говорит он: “Никуда я не ходил”. Говорит шах: “Разве я не был там, когда Джани-хан и другие сделали тебя царем и ты с радостью согласился?” И замолчал Сефи-мирза и не смог [ничего] сказать. И повелел шах палачам, бывшим там, отрубить ему голову /52б/и положить ее отдельно на блюде, а тело бросить в глубокую яму ⁶⁶. Точно так же тайком отправил того же человека за Джани-ханом и призвал его. И он пришел. Говорит шах: “Что это за сборище у вас было в таком-то доме и о чем говорили вы?” Говорит хан: “Ни о чем мы не говорили”. Говорит шах: “Воцарили вы над собою Сефи-мирзу?” И замолк хан. И повелел он принести голову сына и говорит: “Вот царь ваш, смотри и радуйся”. И приказал и его также обезглавить. Так поступил он со всеми, кто замыслил смерть его. Всех их было более 15 мужей; всех их уничтожил он в тот же день, да так, что никто [ничего] не узнал. И так погубил он всех зложелателей своих.  

Хотя и имел государь шах Аббас много земель и городов, но превыше всей страны полюбил он Фахрабад и город [66] Ашраф. И когда он был свободен от ратных дел, отправлялся в Ашраф, и там отдыхал, и там жил. Случилось, что после взятия города Багдада прибыл он в Исфахан, но не понравилось ему там, и отправился он в Фахрабад, в город Ашраф, и заболел он смертельной болезнью. И понял, что недуг этот – его смерть и что больше не поднимется он [на ноги]. И призвал он внука своего, что был сыном Сефи-мирзы и звался Сефи, с ним и эхтимал-довлата, /53б/ которого звали Сарутаги, и Сефи-хана, что был правителем Багдада и прибыл в то время повидать шаха и находился там. В их присутствии позвал он внука своего и сказал: “Дитя мое, я любил отца твоего [и хотел], чтобы стал он после меня царем. Но он вознамерился погубить меня мечом, поэтому сам принял смерть, а ты стал наследником царства нашего. Слушай, что скажу: будь покорен мне до тех пор, пока умру, [потом] отправляйся в Исфахан и начни царствовать. Но от тех, кто моим повелением стали князьями и правителями, избавься, дабы не причинили они тебе какого-нибудь вреда. Сефи-хана же отправь на его место в Багдад, /54а/ а Сарутаги пусть будет твоим наставником и советчиком, и, что бы ни сказал тебе, ты слушайся его”. Столько сказал и спустя несколько дней умер в 1078 (1629) году, процарствовав 50 лет ⁶⁷.

Пора рассказать и об этом царе Сефи ⁶⁸. Спустя 40 дней после смерти шаха Аббаса отправился внук его Сефи в Исфахан вместе с эхтимал-довлатом Сарутаги и с Сефи-ханом, и стал он там царем. И три дня глашатай, то есть джарчи, кричал: “Стал теперь царем шах Сефи, слушайте все и остерегайтесь!” Шаху Сефи было 13 лет, /54б/ когда он воцарился. Однако хотя и был он летами мал, но совершенен был в науках, очень умен и сладкоречив, и все, что он говорил, было приятно слушавшим его, и никто в мыслях своих не [67] осуждал его, ибо никому не было худа от сказанного им. Поэтому любили его все за ум.

Имел он по отцу одну тетку, дочь шаха Аббаса. У нее было два сына, которые возроптали на шаха: “Что делает, мол, этот сумасшедший, уничтожил он воинство племени ариев. Услышат об этом османы, придут и разрушат страну нашу. Кто сможет противостоять им, если этот безумный хан истребил всех мужей ратных?” Пришли и сообщили об этом шаху. Тайком от матери их послал он [людей], /56а/ и принесли головы обоих братьев и спрятали. “Пойдите, – сказал он, – и позовите мать их ко мне и ничего не говорите [ей] о детях”. И, когда пришла она и села, сказал шах: “Матушка! Есть у меня два врага, как теперь поступить мне с ними?” Говорит тетка: “Да сгинут твои враги, как сгинули и прочие”. Говорит шах: “Сейчас предстанут они перед тобой, и посмотри на них своими глазами”. И велел принести головы детей ее на блюде и поставить перед матерью. И говорит: “Вот они, [68] враги мои”. Когда она увидела головы детей своих, закричала от гнева и, поднявшись, ухватилась за губы шаха /56б/ и исцарапала [его]. Охваченная материнским чувством, она причитала, плача, и говорила: “Да изольется кровью твой рот, разве они были тебе врагами! Да как посмел ты это сделать?” Рассердился из-за этого шах и приказал раздеть ее и, в чем мать родила, бросить вниз головой в нужник.

И так страх перед ним объял всех ⁶⁹. Поэтому персидские певцы пели плачевную песнь о гибели князей. А шах назначил других на место убитых и, нагнав ужас, царствовал над всей страной ариев.

Баба /58а/понадеялся на свою небольшую рать и думал, что с помощью ее сумеет добиться того, чего хочет. И послал [69] он немного мужей в села, и захватили они скот разных деревень. И вновь послал к шаху гонца и говорит: “Видишь, я отдал страну твою на разграбление моим войскам. Так поступлю и с местом, где сидишь ты в тщетной надежде”.

Лазутчики шахские (Восстановлено по рук. № 3024 (л. 61 а, стлб. 2, стк. 4 он.) — ***), что отправились разведывать, рассказали шаху следующее: “Людей у него менее 200 человек, и не кызылбаши они, а озбеки, дилаки и влаты, и находятся они вблизи Тахт-и Рустама”.

Текст любезно предоставлен сайтом
"ArmenianHouse.org"