Руи Гонсалес де Клавихо. Дневник путешествия в Самарканд. Ч.2.

Библиотека сайта  XIII век

РУИ ГОНСАЛЕС ДЕ КЛАВИХО

ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ В САМАРКАНД КО ДВОРУ ТИМУРА

(1403-1406)

HISTORIA DEL GRAN TAMORLAN

А люди с карраки, спасшиеся и остававшиеся на том острове [Финогия], думали, что галеота затонула и [все] с нее погибли. И посчитали чудом, как они позже рассказывали, что галеота подняла паруса, ибо после подхода к карраке она считалась погибшей. А перед тем как увидели [чудесное] спасение [галеоты], они молились, чтобы Господь Бог наш спас корабль и людей, находящихся там. И как только галеота приблизилась к суше, все, кто мог, бросились [вплавь] и спаслись, выйдя на землю. И когда господа посланники вышли на сушу, они сделали все возможное, чтобы спасти те [подарки], которые сеньор король посылал [Тимуру], забрать их с галеоты и переправить на землю. [50] И все было взято и ничего не потеряно, хотя и спасено с большими трудностями и опасностью.

Галеота стояла у земли, а море тянуло ее назад, потом набегала волна [от прошедшей] бури и несла ее к берегу. И как только галеота приближалась к земле, люди с нее бросали то, что там было, на сушу, а другие подбирали, так что было спасено все, что сеньор король посылал [Тимуру]. Минуло немного времени, и вскоре вся галеота развалилась. Как только было снесено на землю то, что находилось на галеоте, все сложили на одном ближнем холме, а капитан судна сказал посланникам, что так как все перенесено на берег, то [могут] прийти турки и взять все /19а/ для своего сеньора. И в это же время пришли турки и спросили, что они за люди. Они ответили, что генуэзцы из Перы и что приплыли на карраке, которая затонула этой ночью в этом порту, и что то имущество, которое у них было, они хотели бы переправить на другую карраку, стоящую у Карпи, и что если они достанут лошадей, то за них хорошо заплатят. А турки ответили, что достать лошадей можно будет завтра, но не сегодня. Также они добавили, что пойдут в деревни, чтобы назавтра исполнить обещанное.

На следующий день, в воскресенье, пришло много народу с лошадьми и они переправили господ посланников и все, что у них было, в Карпи, где стояла та, [другая генуэзская] каррака. Как только прибыли туда господа посланники, нашли карраку в гавани и пошли переговорить с господином Амброзио, хозяином ее, и рассказали ему о своем чудесном спасении, о том, что с ними произошло и как другая каррака погибла. Хозяин карраки хорошо принял [посланников] и сказал, что готов услужить королю Кастилии, что если они хотят, то могут располагать его карракой как своей и могут перенести на нее свои вещи, а он будет отвечать за их сохранность. Он [также] скажет местным туркам, что они с той, другой карраки. А посла Тамурбека, находящегося с ними, одели как христианина и сказали, что он из города Перы, потому что если бы турки его узнали, то убили бы и все [другие] от этого подверглись бы [большой] опасности. Когда были погружены на карраку все вещи, [посланники] поняли, что Господь Бог наш владыка не однажды совершал ради них множество чудес. Во-первых, они спаслись от такой сильной и страшной бури, как эта. Хозяин [корабля] и матросы, бывшие там, говорили, что они уже двенадцать лет плавают по этому морю, но никогда не видели такой сильной бури. И другое чудо, которое совершил наш Господь Бог, состояло в том, что он спас их самих и [подарки] их короля сеньора [Кастилии] и что они не были ограблены ни турками, ни матросами, которые бы это сделали охотно, не будь они в турецкой земле. Далее [чудо состояло] в том, что нашли эту карраку, которая, как говорил хозяин, тоже едва не погибла.

Они простояли в этой гавани [Карпи] до следующего [51] вторника в ожидании хорошей погоды. В тот день пришел к посланникам один турок, который был царским старшиной в этой деревне, и сказал им, что за проход по их земле и за провоз тканей и прочих товаров с них причитается пошлина, и требовал, чтобы они заплатили и чтобы дали ему что-нибудь [из товаров]. А это случилось от того, что турки узнали, что ни они, ни другие не генуэзцы и не из города Перы. И если бы они их встретили на суше, то не разрешились бы им пройти [через свой земли]. В тот же день вечером подняли паруса и отплыли оттуда, чтобы поскорее вернуться в город Перу.

В четверг на рассвете, двадцать второго ноября, [посланники] вернулись в город Перу и приказали всю поклажу отправить в город. И когда их увидели те, кто знал, сказали, что, судя по буре и по месту, где она разразилась, было настоящим чудом, что /19б/ они остались живы. Посланники тотчас же хотели распорядиться об отплытии, но не смогли найти судна, которое бы отважилось плыть через Великое море, так как приближалась зима. Те корабли, что стояли с товарами, готовые к отплытию в Трапизонду (Трапезунд), не решались пуститься в путь. Даже те, что ранее отплыли, возвратились на зимовку [в Перу], чтобы ожидать марта месяца.

Причина того, что это Великое море так коварно, опасно и огромно, следующая: это море округлое, и окружность его почти три тысячи миль, и у него нет ни другого входа, ни выхода, кроме этого пролива, что рядом с городом Перой. Море окружено со всех сторон большими и высокими горами и не имеет низких берегов, куда могло бы разливаться, а в него впадает много больших рек, и ему ничего не остается, как бурлить и ходить кругом 182. Вода, которой удается выйти в пролив, уходит, а другая движется по кругу. И когда поднимается сильный ветер, море бурлит и вздымается, и начинается шторм. Особенно это бывает при северном и северо-западном ветре, который называется маэстро (мистраль), так как дует поперек этого моря. Кроме того, море опасно и потому, что когда корабли подходят к проливу, то его очень трудно распознать, и если не знают, как в него войти, то попадают на мель и гибнут, как случалось часто. Кроме того, в случае, если и знают пролив, а при подходе к нему подует один из этих ветров, северо-западный или северный, то грозит опасность, так как они дуют поперек [моря] и могут отбросить [корабль] к земле. В это время потерпел крушение один корабль, плывущий из Кафы 183. Тогда же подошло шесть венецианских галер в великий город Константинополь для того, чтобы провести все суда, плывущие с Танского моря. Император распорядился впустить их в город и сказал хозяевам [венецианских галер], что гавань его и что он находится в мире с ними и генуэзцами, а поэтому [потребовал], чтобы они не вредили друг другу. И венецианцы и генуэзцы на некоторое время заключили перемирие, и венецианцы провели свои корабли. [52]

Посланники вынуждены были остаться в этом городе Пере всю зиму и не смогли найти быстро никакого корабля, кроме как галеоту в девятнадцать скамеек, и велели снарядить ее, что стоило немало денег. Эта галеота была подготовлена и снаряжена к марту месяцу, а хозяевами этого корабля были господин Николае из Пизы и господин Лоренцо из Венеции. Посланники торопились отплыть поскорее на этой галеоте, до того как Тамурбек уйдет с места зимовки 184. И первый корабль, который в том году вошел в Великое море и лег на курс, был их галеотой.

В четверг, двадцатого марта тысяча четыреста четвертого года от Рождества Христова, галеота была готова и посланники отплыли [из Перы] вечером, в час вечерни. Вместе с ними был также посол, которого Тамурбек направил к сеньору королю [Кастилии].

В тот день они доплыли только до колонн, что составило около мили от города Перы, так как там /20а/ должны были запастись водой. В следующую пятницу они отбыли оттуда и вошли в Великое море около времени обедни. Стояла хорошая погода, и к часу вечерни приблизились к замку Секель и простояли там [часть] ночи. После полуночи ушли оттуда и продолжили свой путь. К часу вечерни находились у [острова] Финогии, где погибла та, другая галеота, и не захотели задерживаться там, а проплыли дальше и к часу вечерни подошли к [устью] какой-то реки, текущей из Турции. Они хотели здесь остаться на ночь, но [река] была мелка, и [галеота] проплыла вперед, а ночь была тихая, и они простояли [в море], не заходя в гавань.

В следующее воскресенье, в час вечерни, вошли в порт, находящийся рядом с турецким городом, называемым Понторакия (Бендер-Эрегли) 185 и принадлежащим Мисалю Маталаби (Сулейману Челеби) 186, старшему сыну Турка, и здесь они остановились.

На другой день, в понедельник, оставались там, так как не могли отплыть из-за встречного ветра. Этот город Понторакия выстроен на скалах у самого моря, а на самом верху стоит замок, сильно укрепленный. Город мало населен, и те, кто живет в нем, в основном греки и только немного турок. Ранее они принадлежали к империи великого города Константинополя и говорили, что около тридцати лет тому назад император Константинополя продал его Турку, отцу того Мисаля Маталаби, за столько-то тысяч дукатов. Этот город был очень богат и знаменит в той земле своим прекрасным портом, а свое название он получил [по имени] одного императора, который его построил и которого звали Понто, а место это называлось Ракия (Геракл) 187.

На следующий день, во вторник двадцать пятого марта, оставили [Понторакию] и продолжили свой путь. К часу вечерни поравнялись с одним замком, что на турецкой земле у моря, называемом Рио, а в нем никто не живет. И у его основания [53] находится гавань, но [посланники] не смогли войти в нее, так как там собралось много турок, которые пришли, увидев галеоту и думая, что в ней едут люди, намеревающиеся причинить какой-либо вред их земле. И они стали на якорь вблизи гавани у ровного берега, а в полночь уплыли оттуда, и в час обедни были у [устья] реки, текущей из Турции, называемой Партен (Вартан) 188. [Посланники] вошли в реку, чтобы запастись [пресной] водой. При входе в нее высилась высокая скала, на вершине которой была башня, выстроенная, чтобы охранять вход в эту реку и чтобы галеры не могли там пристать.

Вскоре [посланники] уплыли оттуда и в полдень подошли к городу, который называется Самастро (Амис) 189.

Этот город Самастро, владение генуэзцев, находится в турецкой земле у самого моря, на высоком холме, а перед этим холмом, вдаваясь в море, стоит другой такой же высокий [холм], и [кажется, что] он соединен с тем, на котором расположен город. Оба [холма] окружены одной стеной, и от одного холма, очень высокого, до другого переброшена очень большая арка, наподобие моста, по которой ходят [люди]. Там две гавани, одна с одной стороны, /20б/ а другая — с другой. Город невелик, и дома в нем небольшие, а за городом лежат в развалинах внушительные здания: церкви, дворцы, [жилые] постройки. И казалось, что лучшим в прежние времена было то, что находилось за городом и теперь ветшало. И [посланники] осмотрели [все] это в тот день, когда приехали, и в следующий четверг. А на другой день, в страстную пятницу, после того как прочли страсти, отплыли [из города] и в час вечерни вошли в гавань, называемую Два Замка.

На другой день, в субботу, поплыли дальше, и случился густой туман, а в третьем часу ночи подул довольно сильный ветер, море вздыбилось, и заходили большие волны. Опасались, что приближается буря, и не знали, близко или далеко находятся от земли. А так как не было поблизости гавани, где можно укрыться, то пытались плыть и после полудня поравнялись с замком, называемым Нинополи и принадлежащим Турции. Хотели здесь пристать к берегу, но так как не было гавани, проплыли мимо, продолжая свой путь. Около часа вечерни вновь сделался туман, так что трудно было различить землю, хотя она и была близко. Наступила ночь, и [посланники] не знали, где находятся; а море все волновалось. Одни утверждали, что уже прошли гавань, а другие, что нет. В то время как вели разговор [об этом], донесся лай собаки. С галеоты подали голос, и их услышали те, кто сторожил замок, и зажгли огни наверху замка, [чтобы показать], что здесь есть гавань. И галеота направилась [туда]. При входе в гавань высились скалы, о которые плескалась волна, и [моряки] не знали, как войти туда, [избежав] опасностей. Один моряк бросился в воду, доплыл до земли, взял фонарь и светил им, так что галеота, минуя опасности, вошла в гавань. [54]

На другой день в воскресенье, в день великой Пасхи, [посланники] остались там, в этой гавани. Над гаванью, на высокой скале, стоял сильно укрепленный замок, называемый Киноли 190 и принадлежащий одному мавританскому кавалеру по имени Еспандиар (Исфендиар) 191, властелину многих земель, который платил дань Тамурбеку и в своих владениях чеканил его монету. Сам он не был там, но один его алькальд, как только узнал, что посланники прибыли, из почтения к Тамурбеку пришел повидаться с ними и приказал принести им барана, кур, хлеба и вина. Здесь, в горах у этого замка Киноли, растет лучшее дерево для самострелов, какое только можно найти во всей Романии (Римской империи) 192.

На другой день, в понедельник тридцать первого марта, отплыли оттуда и в час вечерни вошли в гавань турецкого города, называемого Синополи (Синопа) 193, и задержались там.

Этот город Синополи принадлежит Еспандиару, и когда посланники прибыли туда, то узнали, что этот сеньор, владетель этих земель, не был там, а находился в другом городе, что лежал в трех днях пути отсюда и назывался Кастамеа (Кастамуни) 194, где он собрал до сорока тысяч человек, чтобы воевать с сыном Турка, который не благоволил к нему за то, что он платил дань Тамурбеку. А посланники очень надеялись застать его [в этом городе], чтобы иметь точные сведения, где находится сеньор [Тамурбек], и просить совета о том, в каком направлении двигаться по суше. Причина же того, почему этот кавалер, владетель этих земель, платит дань Тамурбеку, следующая: турок Баязет (Баязид), которого победил Тамурбек, убил его отца и захватил [его] земли; а позже, когда Тамурбек победил [Баязета], то вернул всю землю /21а/ этому кавалеру Еспандиару.

В субботу на рассвете, пятого апреля, посланники отбыли [из Синопы], но стояло безветрие, и они не смогли добраться до [следующей] гавани и простояли ту ночь в море.

На другой день, в воскресенье, в час обедни поравнялись с одним городом, расположенным в Турции на самом берегу моря и называемом Симисо (Самсун) 195. В нем два замка, один — генуэзцев, а другой, как и сам город, принадлежит Мусальме Чалаби (Сулейману Челеби) 196. [Посланники] не пожелали войти в гавань и проследовали дальше. Ту ночь простояли в море, так как был штиль. На другой день, в понедельник, около полудня подошли к порту одного замка, называемого Хинио, и вошли в гавань, так как дул встречный ветер.

Город, очень маленький и населенный греками, располагался у самой гавани на высокой скале. А на вершине горы стоял высокий замок, принадлежащий городу, о котором говорили, что там живут около трехсот турок. Этот замок и город принадлежат одному греческому сеньору, по имени Меласено, который платит дань Тамурбеку. А в гавани, у самого моря, [55] расположилось несколько кузниц; здесь море выбрасывало на берег мелкий черный песок, его собирали и делали из него железо 197.

На другой день, во вторник, отплыли оттуда и, так как дул встречный ветер, направились к гавани, находящейся на турецкой земле и называемой Леона (Лимнии) 198. Рядом с этой гаванью, на вершине горы, стоял заброшенный замок, и говорили, что около четырех лет тому назад его ограбили генуэзцы. Эта земля принадлежит одному турецкому сеньору по имени Арзамир.

В тот же день отбыли оттуда и вскоре поравнялись с одним маленьким замком, стоящим наверху скалы у самого моря, и называется он Санто-Нисио; немного отошли от этого замка и бросили якорь, так как подул встречный ветер. И простояли ту ночь там, в устье одной реки, и эта земля и видневшиеся вдали селения принадлежат тому Арзамиру; говорили, что он имел около десяти тысяч конницы и платил дань Тамурбеку.

На другой день, в среду, отбыли оттуда, дул попутный ветер, помогавший плаванию, хотя и шел дождь. Около трех часов подплыли к городу под названием Гирифонда (Керасунт?) 199, расположенному у моря наверху высокой скалы. А большая стена окружала всю эту скалу, и внутри ее было много садов и деревьев. В полдень поравнялись с большим городом, также стоящим у моря, под названием Трипиль (Триполь) 200. Эти земли принадлежали императору Трапизонды.

Через некоторое время подплыли к замку у моря, называемому Корила, и не хотели входить в гавань, так как стояла хорошая погода. А в час вечерни приблизились к замку под названием Виополи и вошли в гавань и пробыли там всю ночь. На следующий день, в четверг, отбыли, дул встречный ветер и море волновалось, и около трех часов подошли к замку, называемому Санфона, и бросили там якорь, чтобы [путешественники] отдохнули, и вскоре отплыли, прибыв к часу вечерни в гавань под названием Платана 201. А так как дул встречный ветер, не решались в ту ночь плыть в [город] Трапизонду, как хотели, хотя до него было не более двенадцати миль. Ту ночь простояли [в Платане], и дул встречный ветер такой силы, что вздымал [огромные] волны, и им ка/21б/залось, что [не переживут] этой ночи.

На следующий день, в пятницу одиннадцатого апреля, отплыли [из Платаны] и ко времени вечерни прибыли в город Трапизонду. А от города Перы, откуда отплыли на этой галеоте, до этого города Трапизонды девятьсот шестьдесят миль. И генуэзцы в этой [местности] за городом владеют хорошим замком, и посланники остановились там у них и были приняты с большим почетом.

На другой день, в субботу, император [Трапизонды] велел [56] посланникам [прибыть к нему] и отправил к ним лошадей, чтобы [они могли] приехать. И когда [посланники] прибыли во дворец, застали [императора] в зале, находящемся на верхнем этаже. И он принял их очень хорошо. А поговорив с ним, они возвратились к себе. Вместе с этим императором [на приеме] находился его сын, которому на вид было лет двадцать пять. Император был хорошо сложен и представителен. Оба — император и его сын — были облачены в царские одежды. На их головах красовались высокие шапки, [украшенные] золотыми торчащими палочками; поверху шла оторочка из куньего меха, и венчали их султаны из журавлиных перьев. Императора звали Германоли (Мануил) 202, а сына его — Келекс (Алексей) 203, и его также называют императором, как и отца, так как существует обычай старшего законного сына, будущего наследника, называть императором уже при жизни отца. А греки императора называют басилео 204. Этот император платит дань Тамурбеку и прочим туркам, своим соседям 205. Император [Трапизонды] был женат на родственнице константинопольского императора 206, а его сын — на дочери одного константинопольского кавалера и имел [от нее] двух маленьких дочерей. На другой день, в воскресенье вечером, когда посланники находились в замке, прибыли к ним с визитом двое очень важных кавалеров императорского двора и самые близкие [к императорской особе]. Одного звали горчи 207, что значит паж, несущий лук перед императором, а другого — протовестати, что значит хранитель сокровищ 208. [Первый из них] был очень приближен к императору, и ничего в империи не делалось такого, чего он не желал. Говорили, что он [человек] низкого происхождения и сын пекаря, но хорош собой. А [также] говорили, что молодой император, видя, как отец его доверял этому человеку и не проявлял заботу о знатных [подданных] своей империи, разгневался и восстал против отца, говоря, что пусть он прогонит от себя этого человека, и начал войну и осаждал его в этом городе целых три месяца. И ему оказывали помощь в этом [деле] самые знатные люди империи. И позже они пришли к такому решению: пусть этот горчи станет другом молодого императора и тех, кто его настраивал [против него]. Но потом все же произошло много бесчестья, тягот и вреда этому [молодому] императору 209 из-за того, что он держал при себе этого кавалера.

Этот город Трапизонда выстроен у моря, и стены его взбираются вверх по скалам, а на самом верху скалы стоит хорошо укрепленный замок, вокруг которого идет другая стена. А с одной стороны его протекает маленькая речка, прокладывающая себе путь глубоко вниз между скал. С этой стороны город достаточно укреплен, а с другой простирается по равнине. У города хорошие стены, и он окружен предместьями, множеством садов. [57]

Самое красивое [место] в городе — /22а/ одна из улиц, идущая берегом моря в одном из этих предместий. И на этой улице продаются всевозможные товары, [изготовляемые] в городе. На берегу моря стоят два замка с мощными стенами и укрепленными башнями. Один из них принадлежит венецианцам, а другой генуэзцам, которые построили их с соизволения императора. За городом — много церквей и монастырей. Армяне в городе имеют свою церковь и епископа, хотя они и такой народ, который не пользуется уважением. У этих армян церкви как у католиков, и они приносят в жертву Божье тело, так же как католики. Но священник, когда облачается, не надевает на грудь столу, а когда читает Евангелие, поворачивается спиной к аббату, а лицом к верующим. Когда же он священнодействует, то не льет воду в чашу.

[Армяне] исповедуются и постятся раз в году, а по субботам едят мясо. Канун великой Пасхи и пост они хорошо чтят и не едят рыбы, в которой есть кровь. Большинство из них не употребляет ни масла, ни другого жира. Вообще же они постятся так: едят рыбу, но не пьют вина и едят столько раз в день, сколько хотят. Кроме того, от Пасхи до Троицы едят мясо каждый день, так же в пятницу, как и всю неделю. Они говорят, что в тот [самый] день, когда Иисус Христос родился, он был и крещен. Кроме этого они в своей вере имеют и другие изъяны, но они очень набожны и с рвением служат обедню.

Греки также очень набожный народ, хотя в их вере есть много ошибок. Во-первых, они в священнодействии употребляют хлеб, в котором есть дрожжи, и делают его таким образом: берут хлеб величиной в горсть или полторы, делают на нем печать с буквами величиной с дублон 210 и эту печать освящают. А священника, служащего обедню, народ не видит, так как перед ним занавес. Когда же он совершает освящение, то берет этот хлеб и ставит его на голову, покрытую белой тканью, и с песнопением выходит к [месту], где стоят верующие, и все падают ниц, стеная и ударяя себя в грудь, говоря, что они недостойны видеть его.

Потом священник возвращается в алтарь и приобщается той печатью, что [поставлена] в середине хлеба. А когда обедня кончается, он берет тот хлеб, что остался, и делит его как освященный и раздает народу собственноручно. Когда служат обедню и церкви, не используют ни [богослужебных] книг, ни колоколов, [кроме храма] святой Софии [в Константинополе], а сзывают к обедне, [ударяя] в доски. Священники [у греков] женаты и не женятся более одного раза, и только на девушке; если же [она] умрет, более не вступают в брак и остаются вдовцами и проводят всю жизнь в большой печали.

Обедню служат только два дня в неделю, в субботу и среду. Когда же должны служить обедню, то всю эту неделю должны [58] оставаться в церкви, не выходить из нее и не приходить домой 211. Они соблюдают шесть постов в году и тогда не едят рыбы, в которой есть кровь, не пьют вина, не употребляют масла. И священники в это время не ходят к себе домой. Эти посты следующие: первый — от первого августа до дня святой Марии в середине месяца, другой — от святой Катерины до Рождества, еще другой пост, который мы соблюдаем сорок дней, потом они соблюдают другой — в двадцать четыре дня в честь двенадцати апостолов, постятся еще пятнадцать дней в /22б/ память одного святого, которого называют святым Димитрием. И весь год они не едят мяса по средам и пятницам, а по субботам едят. Среды они строго соблюдают и скорее станут есть мясо в пятницу, чем в среду. И делают так, что не едят мяса по средам целый год, а употребляют его четыре пятницы в году, которые следующие: в пятницу первой недели перед Рождеством, в пятницу сыропустной недели, в пятницу перед великой Пасхой, в пятницу перед Троицей. Кроме того, [греки] совершают ошибки в крещении и в некоторых других обрядах. И говорят, что когда человек, дурно поступавший на этом свете и считавшийся большим грешником, умирает, то его обряжают в монашескую одежду и меняют ему имя, чтобы дьявол не смог [узнать его]. [По этим и другим вопросам у греков] особые мнения, но они народ благочестивый и набожный. Кроме того, греки вооружены луками и мечами и иным оружием, как турки, и так же ездят верхом.

Посланники пробыли в этом городе Трапизонде с той пятницы одиннадцатого апреля, когда прибыли, до субботы двадцать шестого числа того же месяца, подготавливая лошадей и все необходимое для продолжения пути по суше. И в воскресенье, двадцать седьмого апреля, посланники выехали и с ними сопроводительный отряд, который приказал выделить им император, чтобы проводить их по своим владениям.

В тот день они заночевали у одной речки, называемой Пексик (Пекситис) 212, в какой-то заброшенной церкви, что была там. Дорога, по которой они ехали в тот день, шла по высоким горам, [склоны которых] покрыты множеством засеянных пшеницей делянок. С этих гор стекало много воды.

На другой день, в понедельник, уехали оттуда, и сопроводительный отряд повернул обратно, сказав, что не пойдет дальше, так как страшится недругов императора, а посланники продолжили свой путь. К часу вечерни подошли к одному замку [трапизондского] императора, называемому Пиломасука (Палеомацука) 213 и расположенному на очень высокой скале. Вход в него шел по лестнице, а ниже его, на скале, ютилось несколько построек. Путь в тот день проходил по очень красивым горам и удобной для ходьбы дороге.

В тот же день [посланники] подошли к месту, где отвалился кусок скалы, перекрывавшей дорогу и реку, так что они смогли [59] пройти это место с большими трудностями. По этой причине они в тот день прошли мало и устроились на ночлег в поле. На другой день, во вторник, они шли по трудной дороге через очень высокие горы, [где было] много снега и воды. И на ночь устроились рядом с замком под названием Сигана (Цигана) 214, расположенным на вершине высокой скалы, к которому не было подхода, кроме как через деревянный мост, переброшенный с одной небольшой скалы [прямо] к воротам замка. Он принадлежал одному греческому кавалеру, которого звали Кирилео Арбосита (Лев Кабасит) 215.

На следующий день, в пятницу, в третьем часу подошли к замку, стоящему у самой дороги на высокой скале, под названием Кадака (Ардас) 216. Этот замок и скала с одной стороны защищены рекой, а с другой окружены цепью высоких гор, крутых и безлесных, так что не найдется человека, который бы отважился перевалить через них.

Дорога пролегала между рекой и подножием замка, и проход был [так] узок, /23а/ что нужно было идти по одному и людям и лошадям, и [по этой причине] малое число людей, находящихся в замке, могли защищать этот проход от большого числа народа. А во всей этой земле нет другого прохода, кроме этого. [Увидев посланников], из замка вышли люди, потребовавшие пошлину за провоз тех товаров, что везли. Этот замок принадлежит тому же Кабасиа (Кабаситу), и там обычно обитают разбойники и дурные люди, и сам владелец [его] такой же.

По этой дороге отваживаются идти только тогда, когда собираются вместе много купцов, которые щедро одаривают владельца этих земель и его людей. Через три мили от этого замка высилась на вершине высокой скалы башня у узкого прохода. К часу вечерни [посланники] подошли к замку, стоящему на вершине высокой скалы и называемому Дориле (Аргирокастро?) 217. Снаружи замок был очень красив и [выглядел] новым; а дорога пролегла у его подножия.

Посланники знали, что там жил сеньор этой земли, и отправили к нему толмача, чтобы сказать, кто они такие, хотя он уже знал, что они едут, так как ему об этом сообщили из его [других] замков. Когда [посланники] подошли к подножию замка, к ним выехал верховой и сказал, что [его] сеньор требует, чтобы они сошли с лошадей. [Посланники] спешились и велели сложить все вещи, что везли, в одной церкви, находящейся [поблизости]. А тот человек сказал им, что обычно те, которые проходят мимо, платят установленную пошлину [его] господину и делают ему какое-либо подношение из того, что у них есть, и что так же следует поступить им, так как он живет в этих горах и содержит людей, сражающихся с турками, и живет только тем, что ему поднесут проезжающие, или тем, [60] что захватят у неприятеля. [Тогда] посланники решили пойти в замок, чтобы увидеться с господином и одарить его так, как он пожелает. Но с этим [намерением] не согласились его люди, бывшие здесь, и сказали, чтобы они не обременяли себя визитом, так как назавтра [владетель сам] придет навестить их.

На другой день, в четверг первого мая, утром этот Канасита (Кабасит) спустился из своего замка и прибыл туда, где были посланники. И находилось при нем до тридцати всадников с луками и стрелами, а сам он ехал на хорошей лошади, также с луком и стрелами. Потом он и все его спутники спешились; [владетель замка] сам сел и пригласил посланников сесть рядом и сказал им, что он живет в этом горном крае, как они видят, и что этот проход нужно охранять от турок, его соседей, с которыми он в постоянной вражде, и что у него и у тех, кто с ним, нет иного пропитания, как то, что им дают проезжающие или что они похитят в земле своих соседей. Поэтому он просит, чтобы [посланники] оказали ему помощь и подарили что-нибудь из одежды и деньги. А посланники ответили, что они не купцы, а посланцы своего государя короля Испании к сеньору Тамурбеку и что у них нет ничего, кроме того, что они везут к этому Тамурбеку. Потом посол Тамурбека, бывший с ними, сказал, что он хорошо знает, что эта земля принадлежит императору Трапизонды, что [он] вассал Тамурбека и что те товары, что они везут, предназначаются Тамурбеку /23б/ и что они должны быть в сохранности при переходе по этой земле. Они отвечали, что это правда, но так как он живет только тем, о чем ранее говорилось, то когда у него все [припасы] кончатся, он отправится грабить владения своего сеньора, чтобы жить 218. Во всяком случае они должны дать то, что он просит. И посланники, видя его упрямство, взяли кусок ярко-красной материи, что у них был, и серебряную чашу, а посол Тамурбека отдал им одежду из красной ткани, сделанную во Флоренции, и кусок тонкого полотна. [Но владетель замка] не удовлетворился всем этим и потребовал, чтобы ему дали еще. И как ни уговаривали его по-хорошему, он упорствовал и все повторял, что им следует отдать то, что он просит, и что [посланники] напрасно тратят слова. Поэтому они вынуждены были купить у одного проезжего купца кусок камлота и отдать ему 219.

Он остался доволен, [но не очень] и все же сказал, что готов проводить их [на некоторое расстояние] и доставить невредимыми до земли Арсинги (Эрзинджан) 220, которая относится уже к Тамурбеку, и дать им лошадей, чтобы ехать самим и везти поклажу.

Посланники тотчас хотели ехать, но не смогли. [Тогда] они наняли лошадей для перевозки поклажи до земли Арсинги и людей для охраны и сопровождения. [61]

На следующий день, в пятницу, утром выехали оттуда. С ними было десять всадников, и к часу обедни подъехали к одному замку, стоящему наверху высокой скалы, который был также владением Кабасика (Кабасита). А по дороге встретили людей, потребовавших с них пошлину за провоз [товаров], и они вынуждены были дать.

Около полудня добрались до долины, где, говорили, близко находится замок, принадлежащий турку из рода Чапени 221, которые воевали с этим Кабасикой. И здесь, в этой долине, находилась их стража. [Посланники] велели людям подождать и стоять [на месте] тихо, а всадники обследовали местность и [только] потом двинулись [дальше]. В час вечерни прибыли в одно селение [области] Арсинга, под названием Алагогаса. И как только прибыли, десять человек этого Кабасира (Кабасита) тотчас сняли вьюки, сели на лошадей и возвратились назад. И дорога, по которой они шли в тот день, была гористая, трудная из-за высоких гор и горных цепей. А в этом селении жил один турецкий кавалер, владетель этой местности [с соизволения] сеньора Арсинги. Он очень хорошо принял посланников и предоставил им хорошее помещение и угощение и все, что им было необходимо. В этом же селении от того [сеньора] они узнали, что Тамурбек оставил Карабаки (Карабаг), где зимовал, и ушел в землю Солтанию (Султанию).

На следующий день, в субботу третьего мая, они выехали оттуда и около трех часов прибыли в одно селение. Приняли их там хорошо, дали еду и лошадей, чтобы ехать и везти поклажу. На ночь устроились в другом селении, где их угостили, дали лошадей и все необходимое. В этой земле обычай таков: в каждом селении, куда они приезжали, несмотря на то, останутся они там или нет, из каждого дома вытаскивали ковры, на которые они садились, и тотчас перед ними расстилали кожу, вроде бы тисненую и круглой формы, которую называют кофра (софра?) и на нее кладется хлеб. А хлеб в этих местах очень плохой и делается так: замешивают немного муки и делают очень тонкие лепешки, ставят сковороду на /24а/ огонь и, когда она раскалится, бросают на нее лепешку, а как только она станет горячей, тотчас сбрасывают. Это и есть тот хлеб, который приносили на этих кожах. Потом приносили много мяса и кринки с молоком и кислыми сливками, яйца и мед. Это была [их] лучшая еда, которой они угощали [посланников], и [все] это несли из каждого дома. А если они оставались, то им присылали много мяса и все необходимое. Когда они подъезжали к какому-нибудь месту, их встречал староста, и посол Тамурбека приказывал нести съестное, [вести] лошадей и людей для услужения. А если они исполняли это не быстро, то их били палками и кнутами так [сильно], что удивительно. И так были запуганы жители этих селений, что, как только увидят [какого-нибудь] чакатая, сейчас же бегут, а чакатаями называют [62] они людей из войска Тамурбека, из одного с ним племени 222. В тот же день уехали из этого селения. В этих селах проживало также немного армянских христиан.

В следующее воскресенье, четвертого мая, в час вечерни прибыли в город Арсингу (Эрзинджан). Дорога, по которой они шли в тот день, была трудной из-за гор и высоких скал, и на подходе к городу на пути лежали снега. Из города вышло много людей, чтобы встретить и принять посланников, и они направились в то помещение, которое им было подготовлено. И в тот же вечер сеньор города прислал им много вкусно приготовленных и приправленных яств, плодов, хлеба и вина.

На другой день, в понедельник, сеньор этого города [Арсинги] приказал выдать [посланникам] некоторое количество денег, достаточное на мелкие расходы, пока они останутся там. В полдень сеньор послал за ними, желая их видеть. Выделил им лошадей, чтобы подъехать, и людей для охраны. Их привезли на луг за городом, и там же [они] застали сеньора, сидящего на плоском возвышении в тени под шелковым навесом, натянутым на двух веревках между двух столбов. С ним было много народу.

Когда посланники подъехали, несколько кавалеров и народ подошли их встретить; а когда приблизились к тому месту, где сидел сеньор, он встал, подал им руку и посадил рядом и принял радушно. Он был одет в платье из голубого сутими 223 с золотым шитьем, а на голове носил высокую шапку, отделанную жемчугом и драгоценными камнями. Верх шапки имел золотое навершие, с которого спускались две косы, из красных волос, сплетенных в три пряди, ниспадавших сзади и доходящих до плеч. Эти волосы, так сплетенные, и есть знак отличия [воинов] Тамурбека 224. Сеньору было около сорока лет, он хорошо сложен, смугл, с черной бородой. После вопросов к посланникам о короле, нашем государе, первая почесть, которой он их почтил, [была следующая]: он взял серебряную чашу с вином и собственноручно поднес посланникам, а после всем своим людям.

Тот, кому он давал питье, должен был встать и пасть ниц перед ним и брать чашу обеими руками, а кто ее брал одной рукой, считалось неуважением, так как говорят, что [только] от равного себе можно брать чашу одной рукой, а не от правителя. Взявши чашу из рук правителя, вставали, отходили немного назад, пятясь, /24б/ а отпивши, приподнимали правое колено и трижды ударяли им в землю, [после чего] выпивали все вино [до дна].

После угощения [посланников] из собственных рук сеньора вином привели вьючных животных, нагруженных деревянными ящиками, в которых были медные котлы, кипящие на огне. Их сняли с животных и принесли много круглых блюд из луженого железа на высокой ножке. Потом поднесли около [63] сотни железных чашек, круглых и глубоких, похожих на шлемы всадников. После разложили куски мяса на эти блюда, а в чашки приправленную баранину и мясные шарики, рис и другие кушанья, каждое из которых различалось по цвету. Сверху каждой чашки и блюда клали тонкую хлебную лепешку.

Перед сеньором и посланниками расстелили шелковую ткань вместо скатерти и [на нее] поставили блюда и чаши с мясом, и все, кто был тут, начали есть. У каждого был свой ножичек для резания [мяса] и своя деревянная ложка для еды. Для сеньора резал [мясо] один человек.

Сеньор пригласил двух кавалеров откушать вместе с ним, и, когда они ели рис и другие кушания, что там были, все трое ели из одной чашки и одной ложкой, так что когда один ее клал, то брал другой, и так они ели. Во время этой [трапезы] подъехал маленький турчонок, лет семи, и с ним человек десять всадников. Сеньор пригласил его сесть рядом с собой. Этот мальчик был племянником Еспандиара (Исфендиара), сеньора Синополи (Синопы), о котором вы уже знаете, что он был важным владетелем в Турции. [Мальчик] ехал от Тамурбека, и говорили, что сеньор приказал этому Еспандиару, чтобы он передал этому мальчику половину своей земли, так как он был сыном его сестры. Потом подъехали [еще] двое кавалеров, возвращавшихся от Тамурбека, уроженцы этого города Арсинги, и сказали, что Тамурбек задержал их в плену на некоторое время, а теперь отпустил. А причина, по которой он их задержал, следующая: Заратан (Тахартен) 225, знатный сеньор, владел этим городом Арсингой и его землей, что считалось большим уделом. Когда он умер, у него не осталось детей от жены, дочери императора Трапизонды. Перед смертью он сказал, что считает своим сыном того, кто теперь владеет Арсингой. Когда же он умер, не захотели того [человека] признать сеньором и на борьбу с ним [вместе] с другими поднялся один кавалер, по имени Хевали (Шах-Али?) 226, сын сестры Заратана. Он говорил, что раз Заратан умер бездетным, то он как племянник должен стать его наследником. И ему в этом помогали те двое кавалеров, прибывших сюда. И говорят, что, когда Тамурбек победил Турка и прибыл в этот город, [он] взял в плен этого Хевали и этих двух кавалеров и сделал сеньором того, кто и поныне правит, кого Заратан назвал своим [приемным] сыном. Теперь Тамурбек отпустил этих двух кавалеров, что же касается этого Хевали, то его приказал взять под стражу и отправить в город Самарканте (Самарканд). А причиной того, почему Тамурбек и Турок поссорились друг с другом и начали воевать, был именно этот Заратан, владетель этой земли [Арсинга], как об этом будет позже рассказано. А причина была серьезная. Когда кончился пир, посланники возвратились /25а/ к себе, а сеньор со своими кавалерами остался. Вечером он отправил к посланникам много разной еды и котлы с вареным мясом, [64] своих поваров и слуг, чтобы все приготовить для трапезы и [как следует] подать. В следующий вторник не было никакого праздника [в честь посланников], но сеньор дал им деньги на расходы, сколько было нужно.

На другой день, в среду, в послеобеденное время сеньор пригласил к себе посланников. Они приехали и застали его в доме. Он сидел в крытой галерее перед фонтаном, с ним было много кавалеров, народа и шутов, игравших [на музыкальных инструментах]. По тому, как все было устроено, видно было, что это господский дом.

Когда посланники вошли, сеньор поклонился им и усадил рядом с собой. Тотчас подали много кусков сахара и сеньор сказал, что хотел бы составить компанию тому кавалеру, который не пьет вина, — им был Руи Гонсалес — и хотел бы в этот день быть ему сотоварищем в питье. Внесли большой стеклянный кувшин, наполненный сладкой водой. Сеньор выпил и собственной рукой подал выпить Руи Гонсалесу, а всем прочим поднесли вино. После этого внесли много мяса, риса, различных блюд, и они приступили [к трапезе], как и в предыдущий день.

Когда мясо съели, подали чашки с медом, персики, вымоченные в уксусе, и виноград и каперсы, тоже в уксусе, а ели они неопрятно. И все это время не было недостатка в вине. И так продолжалось некоторое время, после [чего] внесли [большую] чашу, вмещавшую около трех четвертей, и сеньор взял ее и поднес собственноручно некоторым кавалерам. И они выпивали все вино и не оставляли ничего, так как это считалось неприличным по их обычаю. Когда сеньору надоело подавать вино, то сами кавалеры взяли эту большую чашу и стали подносить один другому, так что большинство из них напились допьяна. А сеньор в этот день не пил вина, присоединившись в этом к Руи Гонсалесу, и звали его Питалибет. Когда наступила ночь, посланники возвратились к себе.

Этот город Арсинга выстроен на равнине у реки, называемой Евфрат. Это одна из тех рек, что берет начало в Параисе 227. Равнина, где расположен город, окружена со всех сторон высокими горами. На вершинах этих гор лежит много снега, а по склонам его совсем нет. Там много селений, виноградников и садов, а сама равнина [сплошь] покрыта полями, виноградниками, садами, огородами, очень красивыми. А город невелик, и стены его из камня с башнями. Этот город выстроили армяне, и в стене во многих местах был выложен из камня знак креста. Дома города все имеют террасы, и по ним ходят люди, как по улицам. Город густо населен, в нем много красивых улиц и переулков со множеством лавок; он богат и ведет обширную торговлю. Здесь много мечетей и источников, и живет там много христиан, армян и греков.

Говорят, что когда Тамурбек напал на город Сабастрию [65] (Себастию) 228, турецкий город, и разрушил его, то Турок обрушился на этот город Арсингу и /25б/ вошел в него. А когда Тамурбек победил Турка, он опять взял его себе, как было ранее. Говорят, что, когда он был там, мавры города перессорились с христианами, пришедшими туда, говоря, что Заратан, их сеньор, больше почитает [христиан], чем других, и [всегда] идет им навстречу, что у них церкви лучше, чем мечети. Поэтому говорят, что Тамурбек вынужден был послать за этим Заратаном и сказать ему, что говорили [о нем] мавры. И Заратан ответил, что он селит христиан в своей земле для того, чтобы иметь от них пользу в случае необходимости. Тогда Тамурбек послал за греческим священником, который был там и считался самым главным. А когда он предстал перед [Тамурбеком], то [последний, будучи] в сильном раздражении на жителей Константинополя и генуэзцев города Перы, потребовал, чтобы [священник] отрекся от своей веры. А так как тот не захотел это сделать, то велел умертвить всех христиан в городе. А этот Заратан стал просить Тамурбека помиловать их, и он смилостивился за девять тысяч еспер (асп-акча), а каждая еспера равняется половине серебряного реала 129. А эти есперы дал им в долг Заратан, их сеньор. И Тамурбек приказал разрушить все христианские церкви, взял себе один замок, принадлежащий городу и называемый Камаг (Кемаха) 230, и отдал его одному чаратаю (чагатаю), чтобы он владел им вместо него. И сделал он это потому, что этот замок хорошо укреплен и расположен в месте, приносящем большой доход: он охраняет всю эту землю и через него идут разные товары во многие места, как в Сирию, так и в Турцию.

А причина, по которой Турок и Тамурбек узнали друг друга и почему Тамурбек вторгся в [земли] Турции и начал воевать с турком Вайситом (Баязидом), следующая: земли этого Заратана, сеньора города Арсинги, граничили с владениями Турка. Страстно желая захватить эти земли у Заратана, особенно этот замок Камаг, Турок послал сказать, чтобы он платил ему дань и отдал этот замок Камаг. А Заратан ответил, что он согласен признать его власть и платить дань, но не отдаст этого замка. [Тогда] Турок послал сказать, что он обязан его отдать, а если нет, то потеряет все свои владения. И этот Заратан, слышавший о Тамурбеке и его великой силе, зная, что он находился тогда в Персии, где вел войну и уже победил персидского султана, направил к нему своих послов с подарками и письмом, прося защиты от Турка, [говоря], что вся его земля и он сам в его власти и что он может поступить с ним как со своим пленником.

Тогда Тамурбек направил своего посланника к Турку с письмом, в котором объявлялось, что этот Заратан его подданный и чтобы из уважения к нему, [Тамурбеку], Турок не причинял [66] ему никакой обиды и что он за собой оставляет право поступить с ним как пожелает 231. А Турок, никогда ранее не слышавший о Тамурбеке и [узнавший о нем] только теперь, посчитал, что нет в мире более сильного человека, чем он [сам], и чрезвычайно разгневался и отправил к Тамурбеку письмо, в котором говорилось, что удивительно, до какой степени можно быть безумным, чтобы отважиться написать ему такой бред, чтобы он не делал того, что ему вздумается, здесь или [где-либо еще] в целом мире. А чтобы не /26а/ оставлять безнаказанным безумие [Тамурбека], он клянется и обещает, что найдет его где бы то ни было, что он не уйдет от него, а будет взят в плен, и назло ему клянется взять себе его старшую жену 232.

А Тамурбек, будучи в сильном гневе, решил показать всю свою мощь и пошел оттуда, где был, со всем своим войском из Персии, с прекрасных полей Катарабаке (Карабаг) 233, где зимовал в тот год, прямо на этот город Арсингу, а оттуда незамедлительно направился и вступил в турецкие владения, подошел к городу, называемому Сабастрия, окружил его и начал осаду. [Жители] города Сабастрии отправили послов к Турку, своему сеньору, с просьбой о помощи. И когда он узнал, что Тамурбек уже в его владениях и держит в осаде город Сабастрию, очень разгневался на него и отдал приказ собирать людей и с первым набранным [войском] в двести тысяч человек отправил своего старшего сына по имени Мукальман Чалаби (Сулейман Челеби) в помощь городу, а сам намеревался идти вслед за ним с другим большим войском. Но турки не смогли продержаться до тех пор, как подошло подкрепление. Тамурбек еще не взял город, [а уже] вступил в него следующим образом: он атаковал так яростно, что жители [города] начали с ним вести переговоры и договорились на том, что из города выйдут к нему люди, а он дает обещание не проливать их кровь, и они отдадут ему какое-то количество золота и серебра. Когда Тамурбек получил [от горожан] выкуп, который потребовал, то сказал, что желает поговорить с горожанами о делах весьма важных для них и потребовал, чтобы знатнейшие и лучшие люди города вышли к нему. Те же, полагаясь на данное им обещание и на то, что они [уже] отдали ему все требуемое, тотчас вышли. Как только Тамурбек увидел это, приказал рыть большие ямы и сказал, что он дал обещание и заверение в том, что не прольет кровь [этих людей]. Поэтому он приказывает задушить их в этих ямах, а своим людям велит войти в город и разграбить его, так как они бедны и нуждаются. Он так и сделал, приказав зарыть всех, кто вышел к нему из города, а своим отдал приказ войти в город и разграбить его. Когда же все было расхищено, приказал разрушить и сровнять [город] с землей 234. А сделав [все] это, ушел оттуда. В тот день, когда он ушел, пришел сын Турка с войском в двести тысяч всадников. [67] Увидев, что весь город Сабастрия разрушен и Тамурбек ушел, он остался ждать отца.

Тамурбек же, уйдя оттуда, направился прямо в землю султана вавилонского, а до того, как пришел туда, повстречался с племенем, называемым белыми татарами 235. Эти люди постоянно кочуют по полям. Он начал с ними биться и вести войну; тех, кого победил, взял в плен, пленил и их вождя, а было их до пятидесяти тысяч, мужчин и женщин. И всех их повел за собой. Оттуда [Тамурбек] двинулся на город Дамаск, жители которого очень рассердили его тем, что не захотели подчиниться ему и захватили присланных к ним послов. /26б/ Он силою взял город и разрушил его, а всех мастеров, встретившихся там и владевших каким-либо ремеслом, велел отвести в Самарканде, также и белых татар и тех, кого взял [в плен] в Сабастрии, среди которых оказалось много армянских христиан. Потом [Тамурбек] вернулся в Персию и остался на лето в местности, называемой Алара (Алатаг?) 236 и находящейся в Верхней Армении 237. А Турок направился к городу Арсинга и в большой ярости и гневе на этого правителя Заратана за то, что по его вине претерпел такое бесчестие, приказал брать город и вошел в него силой и пленил жену Заратана. Позже он отпустил ее и отдал приказ не творить никакого зла в городе, ушел оттуда и возвратился в свою землю. Говорят, что этот самый Турок проявил мало доблести тем, что не разрушил этот город, как Тамурбек поступил с его городом Сабастрией.

После того как эти два сеньора вернулись в свои земли, они направили друг к другу послов, но никак не могли прийти к согласию. А в это время император великого города Константинополя и генуэзцы Перы послали сказать Тамурбеку 238, что если он намерен воевать с Турком, то они смогут ему оказать услугу и помочь людьми и галерами, а именно таким образом, что быстро снарядят несколько галер и не допустят тех турок, что в Греции, переправиться в Турцию, чтобы [Тамурбеку] было легче справиться с Турком. Кроме того, они обещали ему ссуду серебром. И когда Турок не смог добиться согласия ни с городом Константинополем, ни с Тамурбеком, то обе стороны начали готовиться к войне. И Тамурбек, который [сделал] это скорее как человек опытный и искусный в военном деле, поспешно двинулся из Персии и прибыл в Турцию и направился по той самой дороге, по которой шел прежде, через землю арсингскую к городу Сабастрии.

А когда Турок узнал, что Тамурбек уже в его землях, то изменил путь следования, оставил обоз в одном укрепленном замке, называемом Ангури (Анкара), взял все свое войско и спешно двинулся на Тамурбека. А Тамурбек, узнав о хитром расчете Турка, оставил прежнюю дорогу и пошел левее, [68] через высокие горы. Когда Турок подошел и увидел, что Тамурбек ушел с прежней дороги и двинулся по другой, он решил, что [тот] обратился в бегство, и бросился за ним [в погоню] так быстро, как только мог. А Тамурбек, оставаясь в горах дней восемь, вернулся на ровную дорогу и двинулся к замку Ангури, где Турок оставил свой обоз, и захватил его. Турок, узнав, что Тамурбек в Ангури, направился. туда как можно скорее, и когда подошел, то [уже] сильно притомил войско. А Тамурбек предпринял весь этот маневр для того, чтобы его обмануть. Здесь им пришлось сразиться, и Турок был побежден и взят в плен, как вы уже слышали 239.

[А в это время] император Константинополя и генуэзцы Перы вместо того, чтобы исполнить то, о чем они договорились с Тамурбеком, дали возможность туркам из Греции переправиться в Турцию. Когда же Турок был побежден, /27а/ они сами перешли [на его сторону] и на своих судах перевозили из Турции в Грецию тех, кто бежал. По этой причине Тамурбек затаил злобу на христиан 240, за что приходилось расплачиваться тем, кто жил в его землях.

Этот Турок, которого победил Тамурбек, звался Альдайре Байязет (Йылдырым Баязид), что значит Молния Басит (Баязид); альдайре [на их языке] значит молния, а Басит было его имя. Отца его звали Амират (Мурад) 241, он был хороший человек, а убил его один христианский граф по имени Лазаро (Лазар) 242. А поразил он его на поле брани ударом копья, которое вошло ему в грудь, а вышло со спины. После этого Альдайре Байязет отомстил за своего убитого отца и умертвил в сражении этого графа Лазаро 243 собственной рукой. Теперь же сын этого графа Лазаро перешел на сторону Байязета и живет у Мулькама Чалаби (Сулеймана Челеби), сына этого турка Альдайре Байязета.

Это я хотел написать для того, чтобы было понятно, кого звали Муратом (Мурадом), потому что всех турецких сеньоров мы не знаем под другими именами, кроме как Мурат, а [ведь] у каждого из них было свое собственное имя 244. Кроме того, настоящее имя Тамурбека есть Тамурбек, а не Тамерлан, как мы его называем, потому что Тамурбек на их языке значит железный сеньор, так как сеньоров они называют бек, а железо — тамур. А Таморлан совсем не соответствует званию сеньора, этим именем его называют, когда хотят унизить, так как Таморлан значит хромой. Он имел ранения в правое бедро и два малых пальца правой руки, а раны он получил, когда однажды ночью воровал овец 245, как позже об этом будет подробно рассказано.

Посланники оставались в этом городе Арсинге вплоть до четверга, пятнадцатого мая, и в тот день двинулись в путь. Дорога проходила по высоким безлесным горам; в тот день шел снег и было очень холодно. На ночь они устроились в [69] одном селении, под названием Хабега (Шах-Баг?) 246, здесь был небольшой замок и рядом протекала река. Дорога в тот день шла через высокие безлесные горы, но и там [встречалось] много засеянных полей, домов и селений.

На другой день, в субботу, ночевали в одном селении, называемом Пагаррикс, [рядом] там был высокий замок на вершине скалы. В этом селении два конца: один — армянский, а другой — турецкий. Говорили, что около года тому назад, когда Тамурбек проходил по этим местам, он отдал приказ разрушить армянские церкви, а армяне, чтобы их не трогали, отдали ему три тысячи асперов 247, а каждый аспер равен половине реала. Он же, взяв с них деньги, отдал приказ разрушить церкви.

В следующее воскресенье, в день Пятидесятницы, уехали оттуда и прибыли в селение, где был высокий замок на скале, принадлежащий городу Арсинге. В следующий понедельник ночевали в поле и дорога шла меж высоких безлесных гор, с которых стекало много ручьев, и росло [там] /27б/ много прекрасной травы как наверху, так и внизу. Эта земля принадлежала туркоманам (туркменам) 248, чьи владения простирались до этих мест, а они народ мавританского племени и обитают за турками. На следующий день выехали оттуда, и дорога в тот день была ровной и шла через луга и [места], обильные водой. Около полудня подъехали к городу, называемому Асерон (Эрзерум) 249; он держал сторону Тамурбека. Город располагался на равнине, имел мощную каменную стену с башнями, и в нем был замок. Город не очень населен, и там прекрасная церковь, так как ранее он принадлежал армянским христианам и в нем жило много армян. А был этот город лучшим и самым богатым в этих краях, и правителя его звали Субаил (Юсуф-Али) 250, который был из племени туркоманов.

На другой день, в четверг двадцать второго мая, выехали [из города] и устроились на ночлег в одном селении под названием Партир Джуан, владении города Ауники (Авник), сильного и независимого, хотя и принадлежащего армянам. А сеньор этой земли чакатайский вельможа по имени Тола-дайбек 251.

В следующую пятницу [посланники] приехали в селение под названием Исчу и остались там тот день, что прибыли, и следующий — субботу. В этом селении проживало много армян.

В следующее воскресенье заночевали в селении под названием Делуларкент (Дели-Баба) 252, что означает Поселение безумных. Те, что жили там, были мавры, [ведущие жизнь] отшельников, называемых кахихи 253. Многие мавры приходят к ним как на богомолье, н многих немощных они исцеляют. У них был старший, которому оказывали большие почести. Говорили, что он святой и что когда Тамурбек проходил этими землями, то посетил этого кахиха. Этим отшельникам подают много [70] милостыни, а их старший управляет этими селениями. И те из них, которые хотят быть правоверными и считаться святыми, бреют бороду и голову, раздеваются догола и [так] ходят по улицам, по солнцу и на холоде, и совершают трапезу также на улице. А одеваются они в самую рваную одежду, какую могут найти, и днем и ночью ходят, распевая под бубен. Над входом в их обитель укреплено знамя из черных шерстяных нитей, и вверху изображена луна, а у его древка воткнуты рога оленей, козлов и баранов — таков [их] обычай. Они крепят эти рога наверху своих жилищ, а когда идут по улицам, то несут их в руках.

В понедельник, двадцать шестого мая, [посланники] ушли оттуда и устроились на ночлег в поле, рядом с большой рекой, называемой Коррас (Аракс). Река большая и пересекает почти всю Армению. И путь их в тот день шел среди заснеженных гор, с которых стекало много ручьев.

На другой день, во вторник, переночевали в одном селении, называемом Науджуа (Наужуй) 254. Дорога в тот день пролегала берегом этой реки и была труднопроходимой и тяжелой. А в этой местности сеньором был один кахих, который оказал много почестей посланникам; здесь же жило /28а/ много армян.

На другой день, в среду, заночевали в одном селении, где был высокий замок на вершине скалы, а скала состояла из соли. И цепь таких соляных гор тянется на добрых полдня пути, и все люди, если хотят, берут эту соль и пользуются только ей.

О городе Кальмарине (Сюрмари) 255, первом на свете после потопа

На другой день, в четверг двадцать девятого мая, около полудня [посланники] подъехали к большому городу, называемому Кальмарин, откуда на расстоянии шести лиг виднелась высокая гора, на которой появился Ноев ковчег во время потопа. Этот город расположен на равнине, с одной стороны его протекала та большая река, которую называют Коррас, а с другой — находилась глубокая долина, [пролегавшая] между скал, шириной равная полету стрелы, [пущенной] из самострела. Эта долина как бы охватывала город кругом и тянулась до самой реки. Долина и река делали город неприступным, потому что напасть на него можно было только в том месте, где начиналась река, где был проход в долину; [только] отсюда можно было напасть [на город]. Но здесь над проходом был выстроен замок, укрепленный большими высокими башнями с двумя воротами, одни за другими. А этот город Кальмарин считается первым, выстроенным в мире после потопа, и отстроило его племя Ноя. Жители города рассказывали, что около [71] восьми лет тому назад Тетани (Тохтамыш) 256, император Тарталии 257, осаждавший этот город два дня и две ночи беспрерывно, на третий день победил [его]: он заключил договор и город сдался на том условии, что никто из его людей не войдет в него и что ежегодно будут платить ему определенную дань. Император [Тарталии] согласился на это, но потребовал, чтобы ему отдали половину городского войска, чтобы оно пошло с ним в землю Хурганию (Грузию) 258, потому что он хотел воевать с царем Сорсом (Георгием) 259. Когда же жители города отдали ему [требуемое] войско, он отдал приказ вновь напасть [на них]. Взял город силой и разграбил все, что там нашел, и сжег, разрушив [его] во многих местах и уничтожив много народу. А большинство жителей этого города были армяне. А почему эту армянскую землю потеряли христиане и завладели ею мавры, расскажу несколько позже.

В этом городе много больших зданий; и во всей этой земле [посланникам] и их людям предоставляли ночлег, довольствие и лошадей для езды. Вся эта земля была за Тамурбека.

На другой день, в пятницу, выехали оттуда и заночевали в одном высоком замке, стоящем на вершине скалы. Этот замок принадлежал вдовствующей госпоже, платившей дань Тамурбеку с него и с другой земли, которой владела. Ранее в этом замке ютились разбойники и такие люди, которые выходили грабить на дороги. Тамурбек напал на этот замок, взял его силой, убил его владетеля, мужа этой госпожи, и приказал, чтобы впредь в нем более не принимали злодеев. А чтобы они не смогли в нем защищаться, приказал снять ворота у замка и никогда впредь их не навешивать и [потом] возвратил его той госпоже. Теперь замок стоял без /28б/ ворот, а назывался он Эгида (Игдир) 260.

Замок располагался у подножия высокой горы Ноева ковчега 261. И все горы и горные цепи, встретившиеся им на пути после выезда из земли Трапизонды, были голыми и безлесными. Та госпожа в тот день радушно приняла посланников и дала им все, что было необходимо.

В следующую субботу, тринадцатого мая 262, посланники выехали оттуда, и их путь лежал у подножия этой горы Ноева ковчега. Гора эта очень высокая, и на вершине ее лежал снег, и была она голой и безлесной, но там было много травы и влаги, а дорога шла вокруг нее, и [по склонам] виднелось много зданий и каменных фундаментов, тянувшихся на значительном расстоянии. [По склонам] росло много ржи, которая сама по себе родилась каждый год, как будто была посеяна [человеческой] рукой, но она никуда не годилась, так как не имела зерен; также там росло много кресса, будто посеянного. А у подошвы этой горы добывают красную краску, которой окрашивают шелк. [72]

Пройдя половину пути [вокруг] горы, у ее подножия [посланники] увидели большой город, который уже давно был необитаем. Он тянулся на добрую лигу, и [местные жители] рассказывали, что это был первый город на земле после потопа и что его построил Ной со своими соплеменниками 263. А перед этим городом расстилалась обширная равнина, испещренная множеством каналов; там росли деревья и розовые кусты и было много источников. А эта гора была очень острая, и вершина ее, высокая и тонкая, всегда покрыта снегом и скрыта облаками, так что самый верх ее нельзя рассмотреть. Говорили, что весь год, и зиму и лето, облака не сходят с нее и это происходит из-за чрезмерной высоты.

В тот день посланники сделали привал у одного прелестного источника, скрытого каменным сводом. И в то время как они там были, облака сошли и стала видна гора,, а потом тотчас опять скрылась. Говорили, что [облака] редко сходят. Рядом с этой высокой горой расположена другая, также с острой вершиной, но она не столь высока, как первая. А между двумя этими горами располагается как бы седловина, и здесь, говорят, задержался ковчег 264. Обе эти горы очень высоки, и их вершины покрыты снегом.

Ту ночь [посланники] провели в замке, называемом Васит (Баязид) Каласиде 265. Замок стоял на вершине высокой скалы, на удивление неприступный, а у ее подножия, так же как и на скале, располагался город. От города к замку шла высокая стена с башнями, и эта же стена образовывала как бы лестницу, ведущую к входу в замок. Снаружи скала, где стоял замок, очень высока, а внутри ее, на вершине, имелся хороший источник. Этот замок осаждал Тамурбек лет шесть тому назад, и владетель его стал платить [ему] дань при условии, что ни он, ни его люди не войдут в замок и не будут воевать против него.

В воскресенье, первого июня, в час вечерни [посланники] подошли к замку, называемому Маку. Этот замок принадлежал одному христианину-католику по имени Норадин (Hyp ад-Дин) 266, и все обитатели его также были христиане-католики, хотя по происхождению они армяне и язык у них армянский. Но они знали /29а/ и по-татарски и по-персидски. В этой же местности находился монастырь братьев святого Доменика. Этот замок был как бы в углу долины, у подножия очень высокой скалы, располагался выше по склону, а еще выше была ограда из сырцового кирпича и камня с башнями внутри, а за стеной находились дома, где жили люди, а дальше вверх по склону также [виднелось] жилье. Потом шла другая ограда с островерхими крышами, доходившими до [высоты] первой ограды. Вход в эту вторую ограду шел по ступеням, вырубленным в скале. А над входом — большая сторожевая башня. Далее, за этой второй оградой, прямо в скале располагались дома, а посередине — [73] башни и [опять] дома, где находился сеньор и где жители города хранили свои припасы. Скала, где стояли эти постройки, уходила далеко вверх, гораздо выше ограды и всех домов. От нее как бы выступает навес, прикрывающий этот замок, ограду и дома, образуя над ними некое подобие купола. Если идет дождь, вода с неба не попадает на замок, так как [выступ] скалы закрывает его полностью. Таким образом, замок расположен так, что на него нельзя напасть ни с земли, ни с неба. Внутри его бьет ключ, снабжающий водой весь город и орошающий много садов. А у подножия замка расстилается прекрасная долина, по которой течет река. [Там] много виноградников и засеянных пшеницей полей. Тамурбек осаждал этот замок, но не смог взять его, а с его сеньором договорился о том, что тот поставит ему [в войско] двадцать всадников, как только в этом будет необходимость.

Спустя некоторое время Тамурбек [вновь] проходил здесь со своим войском и сеньор замка позвал сына, которому было около двадцати лет, и дал ему трех коней с хорошим убранством, чтобы он их отдал в подарок Тамурбеку. Когда же Тамурбек подошел к подножию замка [Маку], вышел сын [сеньора] и предложил ему трех коней от имени своего отца. [Тамурбек] принял [подарок] и приказал объявить, чтобы никто [из войска] не делал вреда во всей этой земле, принадлежащей этому замку. Потом Тамурбек сказал, что, если у сеньора этого замка такой большой сын, нет необходимости держать его при себе, и он забрал его с собой. После он отдал его своему внуку по имени Омар Нираса (Омар Мирза) 267, чтобы он жил у него, так как тот был императором Персии и этой земли. [Сын сеньора] теперь живет у него и служит в войске этого императора. А этот император силой заставил сына владетеля того замка [Маку] сделаться мавром и дал ему имя Соргет Микс (Суюргатмыш) 268 и назначил телохранителем. А так как он обращенный мавр, то не мавр по своей воле и поступкам.

Посланники хорошо были приняты сеньором замка [Маку], ему было очень приятно [узнать], что они христиане. Он встретил их радушно и сказал, что около двух недель тому назад Ясан Мираха (Джеханшах) 269, племянник Тамурбека и его любимец, прислал сказать, что хочет спрятать в этом замке какое-то сокровище, а он ему ответил, что не примет его [в замке], а если у него есть сокровище, которое надобно сберечь, то пусть скажет ему [об этом], и он его надежно спрячет. И с этих пор тот [Ясан Мираха] больше не вспомнил об этом.

Посланники остались там тот день, что приехали. Позже в войске императора персидского они увидели сына владетеля этого замка и говорили с ним. А у сеньора этого замка был и другой /29б/ сын, моложе того [первого], и он сказал посланникам, [74] что этот его сын грамматик и хороший знаток языка и что, когда по воле Господа Бога они будут возвращаться [от Тамурбека], он отпустит с ними [этого своего сына], чтобы они отвезли его к государю королю [Кастилии] для того, чтобы он порекомендовал папе сделать его епископом в этой земле. И достойно удивления, что этот замок держится среди стольких мавров и в столь большом отдалении от христиан и что и армян они обращают в католиков в угоду Господу Богу. На другой день, в понедельник второго июня, уехали оттуда и заночевали в поле, так как не смогли дойти до [какого-либо] селения. В тот день им показали замок с левой стороны, называемый Алинга (Алинджа) 270. Он стоял на высокой горе, окруженный стеной с башнями, а внутри его было много виноградников, садов и засеянных полей, много воды и пастбищ для скота. А на самом верху был замок.

Когда Тамурбек победил султана персидского, которого звали султан Амад (Ахмед) 271, и захватил его землю, он скрылся в этом замке Алинга. И [Тамурбек] в нем осаждал его и его людей три года. А [потом] Амад бежал и укрылся у султана вавилонского, где находится и теперь 272.

На другой день, во вторник, [посланники] ночевали в поле, где стояло сто шатров чакатаев, которые кочевали в этих местах со своим скотом. На следующий день, в среду, заночевали также у шатров чакатаев. А в этих шатрах дали посланникам еду и лошадей для езды, так же как им давали [все необходимое] в деревнях и городах. Дорога, по которой шли до сих пор, проходила через горы, где были в изобилии вода и пастбища и встречалось много этих чакатаев, состоявших в войске города Хой 273.

На другой день, в четверг пятого июня, около полудня прибыли в город, называемый Хой. Он располагался на равнине в окружении многочисленных садов и возделанных полей. От города начиналась обширная равнина, и их пересекали множество каналов. Город имел кирпичную ограду с башнями и бойницами. Здесь, у этого города Хой, кончается Верхняя Армения 274 и начинается Персия; в городе живет много армян.

Когда посланники приехали в этот город, застали там посла, отправленного вавилонским султаном к Тамурбеку 275. С ним находилось около двадцати всадников и около пятнадцати верблюдов, нагруженных подарками, которые султан направлял Тамурбеку, кроме того, [он] вел с собой шесть страусов и одно животное, называемое жираф. Это животное выглядит так: у него большое туловище, как у лошади, и очень длинная шея, а передние ноги длиннее задних и копыта раздвоены, как у быка. От копыта передней ноги до верха лопаток было около шестнадцати пядей, а от брюха до головы — также шестнадцать. Когда [животное] хотело поднять шею, то поднимало ее так высоко, что просто удивительно, а шея [75] была тонкой, как у оленя, а задние ноги очень короткими по сравнению с передними, так что человек, никогда не видевший его, может подумать, что [животное] сидит, когда /30а/ [на самом деле] оно стоит; зад у него раздвоенный, как у буйвола, брюхо белое, а туловище золотистого цвета в больших белых пятнах; морда как у оленя, а внизу ее — ноздри, а на лбу большая острая шишка, глаза очень большие и круглые; уши как у лошади и возле них — двое маленьких круглых рожек, почти совсем покрытых шерстью, похожих на оленьи, когда они только появляются. А шея [у жирафа] была очень длинной и вытягивалась на нужную длину, так что [животное] могло достать себе пищу со стены высотой в пять или шесть тапий 276, с вершины высокого дерева оно срывало для еды листья, которых поедало много. Поэтому для человека, который никогда не видел [это животное], оно представляло удивительное зрелище.

Посланники остались в этом городе [Хой] тот четверг, когда приехали, пятницу и субботу, а в следующее воскресенье, восьмого июня, после полудня выехали оттуда. А так как в тот день не смогли достать лошадей, то отправили за ними в проходящее мимо войско. Устроились на ночлег в лугах, а с того времени, когда посланники высадились на берег в земле Трапизонды [и дошли] до этого города [Хой], везде на горах лежал снег, а [начиная] отсюда и далее не встречали его, и земля эта была более жаркой.

На следующий день, в понедельник, около полудня подъехали к месту, называемому Каза (Таза) 277. Это был большой [город], выстроенный на равнине и со всех сторон окруженный садами и источниками. У города расстилается соленое озеро, в окружности занимающее [не менее] ста миль; на нем три острова, один из которых обитаемый.

Ночь посланники провели в месте, называемом Кусакана 278. Это [тоже] значительный город, но большая часть его разрушена. Говорят, что его разрушил Корамих (Тохтамыш), император Тарталии 279. Этого императора победил Тамурбек и изгнал его из [его же] владений, и теперь он лишен их, как я после об этом напишу. А в этой местности жило много армян.

На другой день, во вторник, ночевали в городе под названием Чаускад. Город располагается на равнине, и в нем было много садов, виноградников и плодовых деревьев. А с горы, возвышающейся над этим местом, стекало много воды, орошавшей эти сады. Отсюда, из этой местности везли много плодов в город Таурис (Тебриз) и в другие места.

Ночь посланники провели в поле. Большая часть дороги, по которой они шли в тот день, проходила среди садов и виноградников и каналов, уходящих вдаль. Дорога была ровной, и идти среди этих садов очень приятно.

В следующую среду, одиннадцатого июня, в час вечерни [76] прибыли в большой город Таурис. Этот город расположен на равнине между двух высоких безлесных цепей гор. Он не имеет стены, а гора, что с левой стороны, близко подступает к нему и раскалена; вода, текущая с нее, нездоровая. А другая гора, справа, несколько удаленная от города, — холодная, снег лежит на ней круглый год, и вода, текущая с нее, очень хорошая. Эта вода приходит в город и растекается в нем по разным местам, а [через] эту /30б/ гору, что рядом с городом, проходят две высокие горные цепи, про которые говорят, что они [когда-то] находились рядом и что [теперь] с каждым годом отдаляются друг от друга. У горы слева, на расстоянии одной лиги — высокая вершина. И говорят, что однажды ее купили генуэзцы, чтобы построить там замок, и что купили ее у одного императора по имени султан Вайс (Увейс) 280. А продав ее, говорят, он пожалел, и, когда генуэзцы решили построить замок, он послал за ними и сказал, что в его земле не принято, чтобы торговые люди строили замки, что сюда можно привозить товары, что и следует им делать; а если они хотят строить замок, то пусть унесут свою землю из его владений; а так как они возражали, то он приказал отрубить им головы.

А с горы, что справа, берет начало большая река, текущая к городу. А до того как она подходит к городу, распадается на множество рукавов и каналов, идущих по различным улицам и местам [города].

В городе много хорошо устроенных улиц и переулков, где продают разные товары и расположены хорошие лавки. Среди этих улиц и переулков находятся большие дома со множеством ворот, похожие на алькасерии 281, а внутри их жилые помещения и магазины, где расположены различные хорошо устроенные лавки. Из этих алькасерии выходят ворота на разные улицы, и там продают много товаров, например, шелковые и хлопчатые ткани, сендаль и тафту, шелк и жемчуг. В этих алькасериях продают и многое другое. Здесь большое оживление и торговля. В одном месте этих алькасерии продаются различные благовония и мази для женщин, и они сами приходят за покупками и мажутся этими мазями и душатся. [Женщины] ходят совсем закутанными в белые покрывала и с черными сетками из конских волос перед [лицом]. Такими закутанными они ходят для того, чтобы их нельзя было узнать.

А в этом городе много красивых зданий, мечетей, удивительно отделанных изразцами, плитками, лазурью и золотом греческой работы, со множеством прекрасных стекол. Говорили, что когда эти великолепные постройки, которые строились [на средства] именитых и богатых людей, завидовавших друг другу и соревновавшихся в том, кто лучше построит, были закончены, то они растратили все свои состояния.

Среди этих зданий и построек был большой дом, окруженный красивой оградой, прекрасной работы, где насчитывалось [77] двадцать тысяч покоев, комнат и помещений. Этот дом, говорят, выстроил один персидский император, которого звали султан Вайс, и выстроил он его на деньги, полученные как дань от султана Вавилонии в первый год, как он стал его данником, и назвал этот дом Тольбатгана 282, что значит Дом удачи. Этот дом сделан хорошо и почти совсем цел, хотя все красивые здания в этом городе и находящиеся в округе разрушены по приказу Мирахи (Мираншаха), старшего сына Тамурбека 283, о чем вы в дальнейшем узнаете.

Этот город велик и богат деньгами и товарами, которые [здесь] постоянно продаются и покупаются. Говорят, что ранее [город] был более населен, хотя и нынешние жители занимают двести тысяч домов и более 284. В городе /31а/ несколько площадей, где бойко торгуют опрятно приготовленным вареным и приправленным разными способами мясом, а [также] разными плодами.

В этом городе, рядом с одной площадью, прямо на улице у дома стоит сухое дерево. Говорят, что когда это дерево покроется листвой, то в город придет христианский епископ со многими христианами, у него в руке будет крест и он обратит всех жителей города в веру Иисуса Христа. И это, говорят, предсказал один мавр Сайтен 285, бывший будто бы отшельником. Также говорят, что жители города были очень раздосадованы этим и пришли срубить дерево; ударили по нему три раза топором, и те, кто это сделал, поломали руки. А мавр, который предсказал это, недавно умер. Говорят, что он также предсказал многое другое, и также говорят, что Тамурбек, когда был в городе, посылал за ним и он предсказал ему [то же самое] и многое другое. Это дерево и поныне стоит там на улице, и никто не решается подойти к нему 286.

На улицах и площадях города много водоемов и колодцев, летом их наполняют кусками льда, ставят [рядом] жестяные и медные кружки для питья. А в городе коррехидором, которого они называют деррега (даруга) 287, был один родственник сеньора, оказавший посланникам большой почет. Еще были в этом городе богатые и красивые мечети, а также бани, самые восхитительные, какие могут быть на свете.

Посланники задержались в этом городе девять дней, и, когда собрались уезжать, им предоставили царских лошадей, чтобы ехать самим и всем их людям и везти поклажу, потому что отсюда и далее сеньор [приказал] держать лошадей наготове, чтобы те, что ехали к нему, могли скакать на них кто день и ночь, а кто и половину суток. В одном месте их было сто, в другом — пятьдесят, а в третьем — двести. И так были [эти] дороги до самого города Самарканте 288, а от этого города до Вавилонии десять дней пути, и он находился справа, напротив Балдака (Багдада).

В пятницу, двадцатого июня, посланники оставили Таурис [78] около девяти часов [вечера] и заночевали в замке, называемом Сайдана. На другой день, в воскресенье, отдыхали в селении под названием Худжан (Уджан) 289, а заночевали в поле.

В воскресенье утром прибыли в селение, называемое Сантгелана, а время трапезы провели в другом, под названием Ту-селяр 290, а жило там племя, называемое туркоманы. Эта страна более равнинная, чем та, по которой они раньше проходили, и очень жаркая. Из каждого селения [посланникам] выносили угощения. А обычай у них был такой: когда посланники приезжали, спешивались, усаживались на ковры, которые стелили прямо в поле где-нибудь в тени, то из каждого дома быстро несли еду — кто хлеб, кто кринки с кислым молоком или другие кушания, которые они обычно готовили из риса или теста. И если они там хотели остаться, то им предлагали много мяса, а то, что им подали сейчас, было только как первая встреча. С наступлением сумерек выехали оттуда, чтобы продолжить путешествие ночью, так как нельзя было /31б/ в это время [года] передвигаться днем из-за большой жары и множества мух, которые убивают и животных и людей. И даже когда они приехали в то селение и солнце уже не пекло так яростно, мух было так много, что животные не могли переносить их даже на ходу, а кровь текла с них [просто] на удивление.

На другой день, в понедельник, около часа ночи приехали к городу, называемому Миана (Миане) 291, что означает Половина пути. Здесь остались весь день, а к ночи выехали на хороших царских лошадях, предоставленных в нужном количестве, и ехали [они] всю ночь.

На следующий день, во вторник в день святого Иоанна, на рассвете подъехали к большим домам, построенным для того, чтобы здесь останавливались проходящие путешественники и купцы. Пробыли там до часа вечерни. Пока посланники [отдыхали], прибыл гонец от Мирассы Миахи (Мираншаха), старшего сына сеньора [Тамурбека], который им сказал, что сеньор просит их ехать как можно скорее, чтобы встретиться с [ним] в поле, где он стоял со своим войском, недалеко отсюда. Здесь им дали других царских лошадей, и с наступлением ночи они отправились в путь. На рассвете повстречали другого гонца Мирассы Миахи, который им сказал, что сеньор отправился в Солтанию и просит их ехать как можно быстрее, чтобы иметь [возможность] поскорее встретиться с ним. Около полудня подъехали к дому, где также держали царских лошадей. [Дом] стоял на берегу реки, и здесь [посланники] сделали привал, а вечером [вновь] отправились в путь.

Ночью подошли к городу, называемому Санга (Зенджан) 292. Он почти весь необитаем, а говорили, что [ранее] город был одним из крупнейших в Персии. Он лежал в долине между двух высоких безлесных гор, и стена его была разрушена. За ней располагались большие дома и мечети, а по улицам города [79] проходило множество водоводов, совсем заброшенных. В этом городе [когда-то] правил царь Дарий, и это был самый большой город его царства, который он больше всех почитал и где больше всего находился. Отсюда он вышел со всем своим войском, когда сразился с Александром (Македонским) 293.

Здесь [посланники] заночевали, а [утром] им дали царских лошадей для езды, [запас] еды, плодов и они отбыли, довольные [оказанным] приемом.

В четверг, двадцать шестого июня, в полдень приехали в большой город Солтанию и там застали Миаха Мирассу (Мираншаха), старшего сына Тамурбека. На другой день, в пятницу, утром отправились к этому Мираха Мирассе. А так как у них принято, если кто-нибудь приезжает, дарить подарки, то посланники взяли с собой разные вещи: суконные и шерстяные одежды, что они очень ценят, прочие [предметы] — и [все это] отвезли к этому Миаха Мирассе. Застали его во дворце, где рядом был большой сад и где находилось много вооруженных людей. Он принял их очень хорошо, пригласил к себе в шатер, где восседал, и спросил о здоровье короля [Кастилии], нашего сеньора. Поговорив немного, [посланники] пошли пировать, и ели они по их обычаю, а когда собрались уезжать, [Мираха Мирасса] приказал одеть их в платье из камки.

Этот город /32а/ Солтания расположен на равнине, и у него нет стен, но есть большой замок с хорошей каменной стеной и очень красивыми башнями. А все башни и стены отделаны изразцами, выложенными разными узорами. В каждой башне стояла маленькая катапульта. Этот город очень населен, но не так велик, как Туус (Тебриз) 294, зато в нем больше торгуют. Сюда сходятся каждый год, особенно в июне, июле и августе месяце, большие караваны верблюдов, привозящие много товаров. А караваны у них означают то же самое, что у нас обоз из [вьючных] животных. Этот город ведет большую торговлю и приносит большой доход царю. Каждый год сюда приходят купцы из Малой Индии 295, привозящие много пряностей; попадают лучшие мелкие сорта их, не отправляемые в Сирию, такие, как гвоздика, мускатный орех, кинамон, манна, скорлупа мускатного ореха и многие другие, [очень] ценные, которые не везут в Александрию и которые там не встретить. Кроме того, туда привозится большая часть шелка, вырабатываемого в Гиляне, земле, находящейся рядом с морем Баку (Каспийским), где каждый год его выделывается в достаточном [количестве].

А этот шелк Гиляна идет в Дамаск, в сирийскую землю, в Турцию, в Зафу (Кафу) 296 и другие места. Еще привозят сюда шелк, выделываемый в земле Хамахи (Шемахи); в этом месте производится много шелку, и туда за ним приезжают купцы, даже венецианские и генуэзские. Эта земля такая раскаленная, что, когда в нее попадает какой-нибудь чужеземный купец, он получает солнечный удар и погибает. А когда солнце сильно [80] печет, говорят, доходит до самого сердца, вызывая тошноту и смерть; говорят также, что тогда сильно жжет спину; те, которые избегают [этой печальной участи], говорят, остаются навсегда желтыми, как выдра, и никогда не принимают свой прежний цвет.

Кроме того, привозят сюда много шелковых и бумажных тканей, тафты, сендаля и других из земли, называемой Хираз (Шираз) 297, находящейся рядом с Малой Индией. Из Йесена 298, Серпи и из земли Орасания (Хорасан) привозят много пряденого и непряденого хлопка, хлопковых тканей, окрашенных в разные цвета, предназначенных для одежд. Эта земля Орасания большая империя 299, которая тянется от земли Тарталии вплоть до Малой Индии. По этим землям Хираза и Орасании прошли посланники 300. Кроме того, [привозится] еще из большого города Ормуза 301, ранее относившегося [к землям] Малой Индии, а теперь принадлежащего Тамурбеку, много жемчуга и драгоценных камней. Из Катая (Китая) корабли плывут почти что десять дней до этого города и [плывут] Западным морем 302, которое считается Внешним морем, а когда доходят до одной реки, то плывут по ней еще десять дней до этого города Ормеса (Ормуза) 303. А корабли и суда, что плавают по этому морю, не имеют совсем железа, а сделаны на деревянных гвоздях и веревках, потому что, если бы они были сделаны из железа, тотчас были бы развалены магнитными камнями 304, которых много в этом море. На этих кораблях везут много жемчуга для того, чтобы обработать и просверлить. Еще везут рубины, лучшие из которых добываются в Катае, и много пряностей, а отсюда они развозятся во все части света.

Самое большое количество жемчуга имеется и ловится в этом Катайском море 305. Его привозят в этот город Ормес для обработки и отделки, а купцы, мавры и христиане, говорят/ что /32б/ до сего времени они не знают в этих странах другого места, где бы просверливали и отделывали жемчуг, кроме как в этом городе Ормузе. А от Солтании до этого города Ормуза шестьдесят дней пути 306. В этой западной стране говорят, что жемчуг родится в больших раковинах, называемых жемчужницами 307. А те, кто приезжает со стороны Ормуза и Катая, говорят, что жемчуг родится и находится в устричных раковинах, а раковины эти большие и белые, как бумага. Их привозят в города Солтанию и Таурис и делают из них серьги, кольца и иные изделия, похожие на жемчуг. Все торговые люди, приезжающие из христианских земель, из Кафы, Трапизонды, также купцы из Турции, Сирии, Балдака съезжаются каждый год в это время в этот город Солтанию ради покупки товаров.

А город расположен на равнине, и его пересекают множество водоводов; в нем много площадей и улиц, содержащихся в порядке, где продают разные товары. Есть там и большие [81] постоялые дворы, где останавливаются купцы, приезжающие [в город].

За городом простираются большие равнины, которые тянутся [на значительные расстояния], а земля эта очень заселена. Справа [от города] возвышаются высокие голые, безлесные горы, а за ними лежит страна, называемая Курчистан (Курдистан) 308. Эти горы очень дикие, и круглый год на них лежит снег. Слева располагаются другие горы, [также] голые, безлесные; они раскаленные, а за ними находится земля, называемая Гиниляном (Гиляном) 309. Есть море Баку, которое находится посредине земли и не соединяется ни с каким другим морем 310. От города Солтании до этого моря Баку шесть дней пути 311. На отдаленных островах этого моря имеются алмазы.

В этой земле Гилян никогда не идет снег, [там] так жарко, что растут померанцы, лимоны, апельсины. Этот город Солтания ведет такую большую торговлю, что приносит ежегодно большой доход сеньору. А эти города Солтания и Таурис вместе с персидской империей [ранее] принадлежали этому Миаха Мирассе, старшему сыну Тамурбека, а теперь он их лишился по следующей причине.

Этот Миасса Мираха, будучи императором и сеньором этой земли, имел [при себе] много кавалеров и войска, данных ему отцом. Однажды, находясь в городе Таурисе, захотелось ему разрушить все дома, мечети и большие здания, которые там были, и большая их часть была уничтожена. Потом он уехал оттуда, прибыл в Солтанию и приказал сделать то же самое: проник в [городской] замок, взял много из отцовской казны, которую он там хранил, и роздал ее кавалерам и воинам. А за городом, немного в стороне, стояли несколько больших домов, подобных крепости, выстроенных одним кавалером, погребенным там же. [Миасса Мираха] приказал разрушить эти постройки, а похороненного вельможу выбросить вон. И все это он сделал, одни говорят, по причине охватившего его безумия, а другие [считают], что он сказал сам себе: «Разве я не сын самого великого человека в мире? Что бы мне сделать такое в этих городах, чтобы оставить по себе память у потомства?» И обдумав разные способы, увидел, что ничего лучшего не может придумать, кроме того, что совершил, и сказал себе: «Разве я не оставил этим память?» И тогда приказал /33а/ разрушить все те здания, о которых вы слышали, для того, чтобы после него могли сказать: Миасса Мираха ничего не создал, но велел разрушить лучшие творения в мире 312.

Когда узнал об этом его отец, находящийся тогда в Самарканте, то [поспешил] оттуда к сыну. А когда сыну сказали, что едет отец, он надел себе веревку на шею и пришел к [нему] просить прощения. Отец намеревался убить его, но за него стали просить все родственники .и кавалеры, и так старались, что [Тамурбек] простил, но лишил земель и владений, [82] которые прежде дал, и войска, которое его охраняло. После этого он призвал своего внука, сына этого Мираха Мирассы, которого звали Абоакер Мирасса (Абу Бекр) 313, и сказал ему: «Так как твой отец провинился передо мной, возьми себе его земли и владения». А внук ему ответил: «Сеньор, сохрани Бог, чтобы я взял то, чем владел мой отец, лучше вы перестаньте гневаться на него и верните ему все [утраченное]». А так как [Абоакер] не захотел взять [предложенного] 314, Тамурбек призвал другого своего внука, [также] сына этого Мирасса Миахи,который принял владения и войско своего отца 315. И этот [последний] теперь враждует со своим отцом и братом и даже намеревался их убить, как вы об этом узнаете позже.

После этого Тамурбек захватил у султана вавилонского города Вавилонию и Халап (Алеппо) и Балда к (Багдад) и отдал своему внуку, [тому], который не захотел взять царство своего отца 316. И теперь он и его отец живут в этих городах и живут вместе, с тех пор как [у Миаха Мирассы] было отнято владение, а этот Абоакер очень послушный сын.

А когда этот Мирасса Миаха творил все это [зло], у него была жена по имени Гансада (Хан-заде) 317. Она убежала от него тайком и шла день и ночь, пока не пришла к Тамурбеку и не известила его о том, что творил сын, чтобы он [все] мог тщательно обдумать, ибо [сын] намеревался восстать против него 318. И поэтому [Тамурбек] отнял у него владение, как вы уже слышали.

Эту Гансаду [Тамурбек] до сих пор держит при себе, оказывая ей большой почет, и не отпускает к мужу 319. А у Мираха Миассы от нее есть сын, которого зовут Кариль Золтан (Халиль-Султан) 320. Этот Мираха Миасса — лет сорока, тучен, большого роста и страдает подагрой. Посланники задержались в этом городе Солтании три дня.

В воскресенье, двадцать девятого июня, посланники выехали из этого города Солтании на хороших лошадях, данных им по указанию сеньора, и устроились на ночлег в одном селении, называемом Атенгала (Саин-Кала). На другой день в полдень прибыли в другое селение, по имени Хуар (Абхар); оно было большое, а на ночлег устроились в другом — Секесана (Сакизабад) 321, оно также было очень большое; здесь много воды и садов.

На другой день, в среду, ночевали в одном замке, покинутом его обитателями за несколько дней до этого. Говорили, что около месяца тому назад по этим местам проходил сеньор [Тамурбек] со своим войском; так как в этих местах не нашли ни ячменя, ни соломы, ни даже травы для лошадей и скота, то государь приказал, чтобы стравили [на корм] посеянные хлеба. А когда проходило войско, идущее за ним, то разграбило все, что встретило на своем пути. И по этой причине жители /33б/ покинули эти места. Остались там лишь те, кто охранял около [83] сотни лошадей, приготовленных для проезжающих. И [на пути] от Солтании до этих мест только в двух пунктах не было царских лошадей.

На следующий день, в четверг третьего июня, посланникам дали лошадей для езды и они отбыли оттуда. Около полудня прибыли в город, называемый Хахарка (Шахаркан) 322, в котором хорошо приняли посланников и дали им все необходимое. Пока они были там, пришли сказать от одного кавалера по имени Бахабек (Баба-Шейх) 323, что великий сеньор приказал ему принять их и оказать всяческие почести, а также [через него] велел передать [посланникам], чтобы они заехали к нему. [Посланники] пробыли там тот четверг, что приехали, пятницу и субботу.

В субботу [им] дали царских лошадей и к ночи они выехали оттуда, а на другой день, в воскресенье шестого июля, в полдень прибыли в город, называемый Техера (Тегеран), в котором застали кавалера Бахабека. Их вышли встретить и предоставили [в распоряжение] тот дом, где обычно останавливался сеньор, когда здесь бывал, а это было самое лучшее помещение в городе.

На следующий день, в понедельник, этот кавалер прислал за посланниками и, когда они уже подошли к его дому, вышел им навстречу, повел с собой и устроился вместе с ними на особом возвышении. Потом послал за только что прибывшими послами султана вавилонского, которые везли подарки Тамурбеку, и стал угощать их разными яствами, заранее приготовленными. Среди прочих кушаний была [целиком] зажаренная лошадь вместе с головой. После угощения кавалер сказал им, что на другой день они могут ехать, и дал совет заехать к одному важному мирассе, который был зятем сеньора, добавив, что так ему велел сказать последний. Когда посланники уже собрались в дорогу, [этот вельможа] приказал подарить Руи Гонсалесу платье из камки и шапку и просил принять это в знак дружбы, которую Тамурбек питал к сеньору королю [Кастилии]. Этот город [Техера] очень велик и не имеет стен. Местность эта прекрасна и обильна всем, но, как говорят, нездоровая и невыносимо жаркая. Эта местность называлась Рей и была обширным и богатым владением, а наместником в ней был тот зять [царя], которого [посланники] должны были навестить. А дорога от Солтании сюда была ровной и шла через населенные места, через жаркие земли.

На другой день, во вторник, вечером они выехали оттуда и на расстоянии двух лиг справа увидели большой разрушенный город, в котором сохранились только несколько башен и мечетей, а назывался он Хасарип-рей (Шахр-и Рей) 324. Прежде этот город был самым большим в этой земле, а теперь стал необитаем. На следующий день, в среду, прибыли в одно селение и уже сошли с ровной дороги и углубились в горы, так [84] как намеревались ехать к тому сеньору, который жил в этих горах. Вечером [посланники] продолжили путь, а это селение называлось Ланака, и заночевали они в поле.

На другой день, в четверг десятого июля, в час вечерни повстречали нескольких всадников, сказавших им, что сеньор [стоит] со своей ордой уже недалеко отсюда и что он велел им сказать, чтобы они дождались послов [вавилонского] султана и все вместе предстали перед ним. И [посланники] стали ждать. Как только прибыл посланник из Алькайро (Каира), они не пошли вместе, а приблизились к орде сеньора, поставили шатер и /34а/ стали ждать распоряжений. Немного времени спустя сеньор прислал за ними, и [посланники] встретили его у шатров, в тени устроенного навеса; он усадил их рядом, принял хорошо и тотчас приказал нести угощения. После приема он велел им вернуться в свои шатры и сказал, что на другой день отобедает с ними. А как [только] они возвратились к себе, им принесли множество кушаний, живых барашков, хлеб и муку. На другой день они пошли на пир [к сеньору]. На приеме было много угощений, приготовленных по их обычаю: жареная конина и вареная конская требуха. На пир собралось много народу, а когда они кончили есть, [сеньор] сказал [посланникам], чтобы они показали [ему] подарки, которые везли [Тамурбеку], так как он велел отправить их побыстрее. Осмотрев их, [сеньор] приказал дать лошадей и верблюдов, чтобы переправить их туда, где был [великий] сеньор, а посланникам велел предоставить царских лошадей. А когда они собрались уезжать, подарил [посланникам] платья из камки, а Руи Гонсалесу, [кроме того], крупную лошадь, иноходца, которые у них очень в цене, с седлом и уздечкой, искусно украшенными по их обычаю, и еще подарил ему камису 325 и шапку. А этого сеньора звали Сулема Мирасса (Сулеиман-шах) 326 ,и он был одним из приближенных царя из тех, что стояли у власти; а места, где они его застали, были пойменными лугами рек, [текущих] среди безлесных гор. Местность эта была прекрасна в это время года, а эти горы назывались Кар (Лар) 327. Стан насчитывал до трех тысяч шатров. Этот сеньор был женат на одной из дочерей Тамурбека, и с ним там был внук государя по имени Солтан Хамет (Мухаммед-Султан) Мирасса 328. Услышав об охотничьих соколах, которых сеньор [кастильский] король посылал Тамурбеку, [внук] велел сказать этому Сулеме, чтобы он приказал дать ему одного и что сеньор [Тамурбек] не будет в обиде, если он возьмет [себе] одного. И Сулема, считая, что сеньору будет приятно, если одного сокола подарят внуку, приказал отдать его. Посланники же сказали этому сеньору, что поразительно, как это [некоторые] решаются брать то, что они везут великому сеньору А им отвечали, что [этот мальчик] один из самых доблестных эбахадуров (бахадуров) из всего царского рода, что он болен и поэтому они решились просить, чтобы ему дали [сокола] [85] надеясь, что это не огорчит сеньора. А еще сказали, что, когда Тамурбек бился с Турком, внук со своими воинами охранял его и что во время сражения [Тамурбек] приказал некоторым телохранителям вступить в бой, и этот [внук] тогда сказал царю, что не годится в такой день ему оставаться в бездействии, пусть и его пошлют на поле брани. Говорят, что сеньор ничего ему не ответил и что [он] в досаде сорвал шлем с головы, бросился в бой и в тот день сражался с непокрытой головой 329.

В субботу, двенадцатого июля, [посланники] уехали [из орды]. Магистр богословия и Гомес де Саласар были уже больны; Руи Гонсалес чувствовал себя несколько лучше, а некоторые из людей посланников также были нездоровы. Тогда этот сеньор послал сказать им, что, так как многие больны и могут погибнуть в долгом пути, не лучше ли их оставить здесь. И [посланники] оставили там семь человек. А с Руи Гонсалесом пошли два личных оруженосца, с магистром — один и с Гомесом — слуга. Они велели [всем] больным вернуться в Техе- ран и ожидать, пока не возвратятся посланники, /34б/ однако двое [из этих людей] умерло.

В тот день, когда отправились в путь, устроились на ночлег в поле, на берегу одной речки. На другой день заночевали [опять] в поле, на берегу другой речки, а на следующий день, в понедельник четырнадцатого июля, около полудня подъехали к замку, называемому Перескоте (Фирузкух) 330. А сеньор Тамурбек ушел оттуда примерно дней за двенадцать до этого и направился в Самарканте и велел передать посланникам, чтобы они следовали за ним как можно скорее, что до этого [времени] он их не торопил, а теперь он хочет, чтобы они [скорее] увидели его город Самарканте. Этот город был первым, который он завоевал, и самый прославленный из всех покоренных [городов]; здесь он умножает и хранит свою казну.

Сеньор осаждал этот замок Перекоте (Фирузкух) и взял его силой примерно за пятнадцать дней до того, как туда подъехали посланники. А причина, почему он его осаждал, следующая. Сеньор этого замка был его воспитанником, которому он оказал многие милости и подарил этот замок с обширными угодиями, а потом он разгневался на него и велел схватить и доставить в Самарканте, а привезти его должен был один кавалер. Когда он подъехал к замку, вышли его обитатели, взяли его в плен и увели в замок. Сеньор [Тамурбек], узнав об этом, двинулся к этому замку и осаждал его тридцать дней. И когда обитатели замка увидели, что не смогут [далее] защищаться, сдали его, а сеньор замка [под покровом] ночи сбежал. А этот замок так хорошо укреплен, что его невозможно было бы взять, если бы он не сдался. Он расположен на высокой скале, возвышающейся среди равнины и не соприкасающейся ни с какой другой горой. А у его подножия [86] простиралась равнина, стояла [крепостная] стена с башнями, а за ней находился город. Далее, выше этой стены, была другая, более высокая, а еще выше — третья, [также] с башнями; а между этими двумя стенами располагался город. Над городом возвышался неприступный замок, [защищенный] стеной со многими башнями. Таким образом, хотя это и было одно [укрепленное] место, здесь имелось три крепости, [стоящие] одна за другой. Внутри замка имеется хороший источник воды, снабжавший всю округу. Кроме того, эту скалу, где стоял замок, защищала река, и у городских ворот имелись подъемные мосты, а под ними протекала река.

Во вторник, пятнадцатого июля, перед рассветом выехали оттуда и заночевали в поле. На другой день, в среду, опять провели ночь в поле, так как за эти два дня не встретили [по пути] населенных мест.

Дорога был очень неровной, пролегала среди раскаленных гор, и воды почти не было. В следующий четверг подъехали к большому городу, раскинувшемуся на берегу реки, и к двум заброшенным замкам.

В четверг, семнадцатого июля, ночью подъехали к городу, называемому Дамоган (Дамган) 331. Он стоял на равнине и был окружен земляным валом, на одном конце которого возвышался замок, а этот город находился уже в землях Мидии, и он столица Персии 332. В тот день была такая жара при порывистом знойном ветре, что нельзя было не удивляться; ветер был так раскален, что, казалось, исходил из ада. И в тот день на этом [ветру] задохся один охотничий сокол. А за городом на расстоянии выстрела арбалета возвышались две башни такой высоты, как можно забросить вверх камень, сделанные из грязи и человечьих черепов. Здесь же были еще две башни, уже развалившиеся. А эти башни, сложенные из [человечьих] черепов, остались от племен, называемых белыми татарами 334. Они происходили /35а/ из местности, расположенной между Турцией и Сирией. А когда Тамурбек ушел из Сабастрии (Себастии) 333, покорив ее и разрушив, и отправился в Дамаск, то на пути повстречал это племя, оно сразилось с ним и было побеждено. [Тамурбек] многих взял в плен и отправил в эту Дамоганскую землю, чтобы они осели в ней, так как там проживало мало людей. Прибыв туда, они собрались все вместе и стали жить в полях, как ранее. А так как собрались [все] вместе, захотели вернуться в свою землю и начали грабить и разрушать все, что находили, и в то же время понемногу продвигаться к своим землям. И когда они оказались у этого города, подошло царское войско, разбившее их. Все были уничтожены, кого нашли, а из их голов царь приказал сделать эти четыре башни. А сделали их так: ряд черепов и слой грязи. Кроме того, сеньор приказал оповестить, что тот, кто возьмет в плен белого татарина, где бы он ни был, то пусть убьет его. [87] Так и сделали. И где проходило войско [Тамурбека] и где слышали об этом приказе, убивали всех белых татар, каких нашли, так что по дорогам можно было видеть в одном месте десять мертвых, в другом — двадцать, а в третьем — три или четыре. И [сами] эти татары говорили, что их погибло более чем шестьдесят тысяч, а жители города уверяли, что много раз ночью видели [как бы] свет свечи наверху этих башен.

На другой день, в пятницу, [посланники] простояли там до ночи, а когда получили царских коней для езды, то провели в пути всю ночь. В субботу на рассвете приехали в одно маленькое селение и простояли там до ночи из-за страшной жары, а с наступлением сумерек 335 двинулись дальше и ехали всю ночь.

В воскресенье, двадцатого июля, около часа прибыли в большой город, называемый Васкаль (Бистам) 336. Когда посланники туда прибыли, то встретили одного благородного кавалера по имени Еннакора, который их поджидал и прибыл сюда по поручению сеньора, чтобы встретить и оказать им почет. Он приказал предоставить им помещение и навестить их, так как посланники не могли прийти на пир из-за болезни; прислал им много яств и плодов. После того как они поели, он велел сказать, чтобы прибыли к нему в большой дворец, где он жил, для оказания почестей великому царю и где им поднесут царское платье. На это [посланники] отвечали, что и так видно, кто они такие, и что они не могут подняться и покорно просят извинить их. И тогда в другой раз кавалер прислал сказать, чтобы [все же] они прибыли к нему. И так долго их убеждали, что сам магистр отправился к ним, и ему дали два платья из камки. А обычай [их] был таков, что если дарились одежды от царя, то устраивался большой пир и после него надевались эти платья и трижды становились на колени в честь сеньора. Когда все это было совершено, тот кавалер отправил посланникам и их людям царских лошадей, так как они уже отдохнули и [могли] продолжать путь, и велел им ехать тотчас; таково было приказание сеньора, чтобы могли догнать его как можно скорее и чтобы скакали день и ночь. А посланники велели сказать, что не могут ехать дальше и просят позволения задержаться здесь на два дня для отдыха. И /35б/ тут же [кавалер] послал сказать им, что совсем нельзя задерживаться, и если сеньор узнает об этом, то он поплатится за это [головой]. Несмотря на все возражения, [посланники] обязаны были ехать, хотя чувствовали себя очень плохо и были так слабы, что, казалось, находились ближе к смерти, чем к жизни. А этот кавалер приказал положить им на переднюю луку седла деревянные бруски с подушкой посередине, на которые они легли навзничь, и таким образом отправились в путь. Ехали весь день и всю ночь и заночевали в поле у одного заброшенного селения. [88]

На другой день, в понедельник, заночевали на большом постоялом дворе, встретившемся по дороге, который был построен для проезжающих, так как на протяжении двух дней пути здесь не встречается никакого жилья из-за чрезмерной жары и нехватки воды. Вода, имеющаяся на постоялом дворе, подается туда по трубам, проложенным под землей с места, расположенного [отсюда] на расстоянии суток пути.

На следующий день, во вторник двадцать второго июля, ночевали в городе, называемом Ягаро (Джаджерм) 337, а в тот день стояла ужасная жара. Город располагался на равнине у подошвы безлесной горы, с которой в него спускались большие водоводы. А посередине его стоял замок, выстроенный на вершине высокого насыпного земляного холма. Город не имел никакой стены. В предыдущую зиму было много снега, а когда настало лето и он растаял, то воды понесло по водоводам столько, что она разрушила большую часть города и замок. Кроме того, в тот год. погибли все хлеба. Дорога до этих мест была ровная, и нигде не встретилось ни одного камня, а страна эта знойная, всхолмленная, с малым количеством воды. Как только [посланники] приехали, им подали еду и потом дали лошадей, чтобы следовать дальше. С ними находился тот кавалер, которого великий сеньор выслал к ним навстречу для оказания почестей и для распоряжений, чтобы везде им давали еду и все необходимое. Кроме того, им каждый день предоставляли свежих царских лошадей для быстрой езды, так как по приказу [великого] сеньора были устроены стоянки лошадей через каждый день пути, в одном месте — сто, в другом — двести, и так были обеспечены дороги в его земле вплоть до самого Самарканте. Если сеньор кого-то посылал в какое-либо [место] или кто-нибудь ехал к нему, должны были пользоваться этими лошадьми и [скакать] как можно скорее и день и ночь. Эти лошади держались [наготове] в местах и землях как безлюдных, так и населенных; а в тех местах, где не было поселений, сеньор приказал строить большие дома наподобие постоялых дворов, чтобы жители ближайших городов и местностей доставляли туда лошадей и съестное. А к этим лошадям были приставлены люди, которые присматривали и ухаживали за ними, а называются они анчо (ямчин) 338.

Таким образом, когда приезжают царские гонцы или кто-либо другой с вестями к сеньору, тотчас эти люди забирают лошадей, на которых [приезжие] прибыли, снимают с них седла и седлают тех, что у них есть, и когда они уезжают оттуда, едет [с ними] один или два из этих анчо, присматривающих за лошадьми. И когда приезжают к другой станции, где содержатся царские лошади, тот возвращается со своими лошадьми, а дальше [путника] сопровождает другой. А если этого недостаточно и какая-нибудь лошадь притомится в дороге и они увидят где-то другую у кого-либо из проезжих, то заставляют спешиться [89] и забирают [лошадь] себе, а царскую оставляют [про запас]. А обычай у них таков, что если какой-нибудь человек /36а/ едет по дороге верхом, будь то сеньор или кто-то другой, или купец или посланник, направляющийся к [великому сеньору], и он скажет, чтобы тот [путник] спешился и отдал ему лошадь, так как едет к сеньору или исполняет его поручение, он должен тотчас отдать [лошадь] и не возражать, ибо [за отказ] поплатится головой; такова воля сеньора. Даже забирают этих лошадей из войска, и не один раз посланники добывали их там для себя и своих людей и заставляли следовать за собой, чтобы [потом] забрать их обратно. И даже можно, говорят, брать лошадей и у старшего сына сеньора, а не только у всех прочих людей, если в этом есть нужда. А посланникам рассказывали, что уже случалось, что послы, едущие к великому сеньору, заставили спешиться старшего его сына. И не только эти дороги обеспечиваются лошадьми, но и все его земли, так что [царь] может получить через несколько дней известия со всех своих владений и окрестностей при такой быстрой езде. Царю доставляет большее удовольствие, если тот, кто едет к нему или кого он отправляет куда-либо, преодолеет за сутки пятьдесят лиг и загонит двух лошадей и таким образом окажет ему большую услугу, чем если он покроет это расстояние за три дня. Великий сеньор устроил так, чтобы в его империи и в земле Самаркантской лиги были такой величины, чтобы из двух прежних получалась одна, и через каждую [такую] лигу он поставил [сторожевые] вышки и приказал, чтобы его чакатаи или люди проходили в день двенадцать, или по крайней мере десять таких лиг. Эти лиги называются молами, потому что эти вышки, поставленные через каждую лигу, и эти [меры], установленные [царем], появились в земле, называемой Могалия (Моголистан). Посланники шли по этой земле и видели [сторожевые] вышки и лиги, а в каждой из них было около двух кастильских 339. Правда, кто не видел сам, не поверит, сколько эти безумцы проходят за сутки; они скачут беспрерывно, пока лошади в состоянии их нести, и преодолевают не только то расстояние, которое назначил сеньор, но делают по пятнадцать и даже двадцать этих больших лиг в сутки и нисколько не жалеют, когда загоняют [лошадей]. А когда лошадь готова пасть, режут ее и продают, если находятся в том месте, где есть люди. Но несмотря на это, по дорогам встречается много павших лошадей, таких, что гибнут от [непосильной] езды, чему нельзя не удивляться.

Посланники отбыли из этого города в тот же день, когда прибыли, и весь день и всю ночь ехали как можно скорее, и когда пожелали передохнуть, то им не разрешили. И хотя была ночь, жара на удивление не спадала и ветер дул такой сильный и знойный, что казалось, что жжет. И в эту ночь Гомес де Саласар, [уже] будучи больным, чуть не скончался. [90] По дороге весь тот день не нашли воды, а останавливались для того, чтобы накормить [животных].

В следующий вторник [посланники] ехали весь день, не встретив никакого жилья, а к ночи прибыли в большой город, Называемый Забраин (Исфераин) 340. Он большой, в нем много домов и мечетей. Но все это по большей части заброшено. И уехали они оттуда, как только поели и получили лошадей для езды, и пробыли в пути всю ночь.

(пер. И. С. Мироковой)
Текст воспроизведен по изданию:
Руи Гонсалес де Клавихо. Дневник путешествия в Самарканд ко двору Тимура (1403-1406). М. Наука. 1990

© текст - Мирокова И. С. 1990
© сетевая версия - Тhietmar. 2003
© OCR - Ксаверов С. 2003
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Наука. 1990