Библиотека сайта  XIII век

ЛЕОНТИЙ

ИСТОРИЯ ЖИЗНИ МЛАДШЕГО ГРИГОРОВИЧА

История жизни младшего Григоровича (отрывки)

Имя Луки Степановича Зеленского, в монашестве Леонтия (1726— 1807), практически неизвестно даже специалистам. При жизни его многочисленние публицистические и богословские труды не были опубликованы. Тринадцать томов автобиографических записок Леонтия под общим названием «История жизни младшего Григоровича», содержащих описание его путешествия к Святым местам в 1763—1766 гг., больше века пылились на полках библиотеки Азиатского департамента министерства иностранных дел, пока в 1911 г. на них не наткнулся историк церкви протоиерей А. П. Попов. Он опубликовал небольшое исследование о жизни и творчестве архимандрита Леонтия [3].

А между тем записки архимандрита Леонтия должны по праву занять видное место в русской паломнической литературе. По богатству содержащихся в них сведений о христианских святынях Греции, Египта, Иерусалима и Константинополя, о жизни и быте народов, населявших обширную Османскую империю во второй половине XVIII в., они вполне выдерживают сравнение со знаменитым «Путешествием ко Святым местам» Василия Григоровича-Барского [2]. И хотя в них нет столь подробных описаний памятников древней культуры, которыми богата книга Григоровича-Барского (Леонтий, по его собственному признанию, «с юности не охоч был до древностей»), этот недостаток с лихвой компенсируется точными и красочными зарисовками тех стран Востока, где ему довелось побывать, Запорожской Сечи в последние годы ее существования, пестрой и своеобразной левантийской среды, в которой он жил более четырех десятилетий. Совершенно уникальны сообщаемые Леонтием сведения об обстоятельствах жизни и деятельности русского посольства в Константинополе, его взаимоотношениях с турецкими властями, характеристики и подробности биографии таких видных дипломатов, как А. М. Обресков, П. А. Левашов, С. Л. Лашкарев, Я. И. Булгаков, в разное время служивших в османской столице.

Важно и то, что записки архимандрита Леонтия закрывают довольно значительную лакуну в русской паломнической литературе, образовавшуюся вследствие резкого сокращения числа «хождений» к Святым местам в Палестине и на Синае в период русско-турецких войн екатерининского времени (Из «хождений» русских людей к Святым местам во второй половине XVIII в. до нас дошли лишь «Описание путешествия отца Игнатия (Денщина — П. П.) в Царьград, Афонскую гору, Святую землю и Египет в 1766—1776 гг.» (Православный палестинский сборник. Вып. 36, Т. 12. СПб., 1981), «Дневные записки путешествия из архипелагского, России принадлежащего острова Пароса в Сирию и к достопамятным местам, в пределах Иерусалима находящимся, с краткой историей Алибеевых завоеваний» (СПб., 1773) и «Путешествие во Иерусалим Саровския Общежительныя Пустыни иеромонаха Мелетия в 1793 й 1794 году» (М., 1800). ). [301]

В своих сочинениях архимандрит Леонтий полушутливо называет себя «младшим Григоровичем». Действительно, личность и творчество именитого «пешеходца» оказали огромное влияние на его судьбу. Собственно, записки Леонтия несут на себе печать сознательного подражания книге Григоровича-Барского, с первым изданием которой он был хорошо знаком. Есть основание полагать, что еще в 50-е годы XVIII в. Леонтий читал рукописный список книги Григоровича-Барского, имевшийся в Полтавском Крестовоздвиженском монастыре (этот зкземпляр с частью подлинных рисунков Григоровича-Барского хранится сейчас в Отделе редких книг Казанского университета). «Младший Григорович» продолжает и обогащает традиции паломнической литературы, привнося в нее живую, пересыпанную шутками малороссийскую речь, совсем не монашеское жизнелюбие и, главное, дух нового времени, наступление которого возвестила Великая французская революция.

Первый биограф Леонтия справедливо обращает внимание на то, что в его произведениях «отмечаются два влияния: с одной стороны — Василия Григоровича-Барского, с другой — французских энциклопедистов» [3, с. 67]. В Архиве внешней политики России хранятся и сатирические произведения Леонтия, в которых он, подражая журналу И. А. Крылова «Почта духов», не только ярко изобразил недостатки современного ему русского общества, но и вел полемику с Вольтером и Гельвецием, высмеивал средневековую инквизицию, недостатки протестантства и «утопии», как он выражался, французской философии. Хотелось бы надеяться, что творчество архимандрита Леонтия, особенно его поздние работы, привлечет внимание ученых — историков, этнографов, исследователей русской общественной мысли.

Биографические сведения об архимандрите Леонтии содержатся в его произведениях — автор сам признается, что в «младшем Григоровиче» «он по лоскуткам» собрал всю свою жизнь — от юности, проведенной в Малороссии, до старости в Константинополе. Два первых тома записок Леонтия составлены в популярной в XVIII в. эпистолярной форме, весьма удобной для многочисленных авторских отступлений.

О своих юношеских годах Леонтий особенно подробно рассказывает в 1-м томе «Младшего Григоровича». Родился Лука Степанович в польско-украинской семье Зеленских-Яновских-Яценко, жившей близ Полтавы. «Мой дед,— вспоминает он,— царство небесное, Влас Яновский, был полковничий сын. Он как жил смолоду, того я не знаю, а то верно, что он при старости своей живал то у одного, то у другого зятя, за неимением своего собственного дому... Тогда родной, но еще будущей моей матушке Дарье Власьевне, по еяж словам, было от роду 20 лет, когда будущий мой отец Степан Яценко, 30 лет будучи, женился на ней. Виновники моей жизни, по сочетании законным браком, промешкав 20 лет бездетными, пустили меня на свет 1729 году октября 18 (На основании переписки Леонтия с Синодом А. П. Попов заключает, что год рождения назван им ошибочно. Более вероятно, что он родился в 1726 г. ), сказывают,— в середу, что было прогностиком настоящего моего постничества, наименовав меня при крещении Лукой» [1, с. 309].

Детство Леонтия прошло близ Полтавы, в селах Мачихи и Пушкаревка. Здесь он начал учиться грамоте у некоего пана Орловского, но вскоре эти занятия «принужден был престарелыми родителями оставить [302] и приняться за ножницы, иглу и наперсток» (3. с. 311]. Судя по всему, до 18-летнего возраста Леонтий вел жизнь обычного украинского парубка, веселого, мастеровитого (кроме портняжного искусства он прекрасно вырезал по дереву), искусно игравшего на бандуре и недурно певшего.

Огромное влияние на духовную жизнь Леонтия оказало знакомство с монахиней Пушкаровского монастыря Евпраксией. Ее фамилию он не сообщает, но упоминает о том, что Евпраксия с матерью были сосланы из Петербурга во времена Анны Иоанновны. Через Евпраксию Леонтий получил доступ к книгам, чтение которых дало первый толчок к подлинной страсти к самообразованию, которая не покидала его на протяжении всей жизни. «При других ея добродетелях, оставленных без помяновения, за краткостью нашего слова,— вспоминал Леонтий,— она ж, Евпраксия, была почти и философка, да и без почти, не было во всей Пушкаревке столько церковных книг, сколько она имела собственных, кои, признаться, не все были монашеские и в коих я по хозяйке имел, хоть и не всегда, однако иногда такое полномочие, что могу сказать, что вся ея библиотека была за моим ключом» [1, с. 33).

В 18-летнем возрасте Леонтий решает стать монахом. Три года он готовится к пострижению, служа в монастырской канцелярии. На это решение повлияла и мать, которой, как Леонтий впоследствии признавался, он «боялся больше Бога, разумеется, земного» [1, с. 322].

Свое поступление в Полтавский Крестовоздвиженский монастырь Леонтий описывает со свойственным ему мягким юмором в одном из составивших 1-й том «Младшего Григоровича» писем из Константинополя, адресованных своему другу, иеромонаху Мартиниану: «Помните пожилую пару, якая сочеталась законным браком до того, как я привел ее в Полтавский монастырь, и коей обязан жизнею ваш покорный слуга и брат Лука Степанович. Они все трое стоят перед толсто-плотным игуменом Феофаном Желтовецким, в оскурой своей аудиенц-каморе сидящим, за неимением ни стула, ни канапе, на толстоумбрастой лаве, где ему предстоящие кланяются в ноги, руки целуя, получают его монашеское благословение. При том Лука Степанович, т. е. я, заступив место Женовесской (Женевской.— П. П. ) республики действительного адвоката, по-полтавски цицеронит и, сам не зная своего дела, просит толстого пастыря не тоньших овец, дабы он по долгу своему благоволил милостиво Богом соединенную ту троицу разделить на две неравные части.

Игумен всею своею дебелостию удивляется толико странному начинанию... сказав громко: "Откудо пришло вас этакое раззорение?"» (1, с. 135, 136].

Несмотря на столь негостеприимный прием, мать Леонтия была принята в Пушкаровский, а сам он в Полтавский Крестовоздвиженский монастырь. Отец Леонтия, также имевший намерение постричься в монахи, в последний момент передумал и вернулся доживать свой век в сельском доме.

Ярко и точно описывает Леонтий старца Иосаафа Тихоновича, которому он был отдан «в научение монашеской жизни». «Увидел я хотя и молодого и хотя в ангельском образе, но такого странновидного человека... в коем казались одни сухия жилы, дебелыя сухия ж кости, обтянутые кожей сухою же, серые небольшие глаза, завешенныя толстым мухояровим клобуком, котораго края лежали у нега... на коротком и почти костяном носу, одеяннаго в две полуярковаго, на войлок похожего сукна, цветом рыжаго и барыша-заплатанной свиты — и, наконец, в разговорах заикающегося и согнувшегося, як природный жид с прямым пнем, также не умеющим ни говорить по-русски, ни думать по-латыни...» [1, с. 140]. [303]

Своей аскетической жизнью и искусными, «душеполезными поучениями» Иосааф Тихонович произвел глубокое впечатление на молодого послушника. Как вспоминал Леонтий, он «набил мне голову драгоценными одобрениями черноризничества столь богато, что не оставалось и в 19-ти летнем моем сердчишке ни полместечка, не закрашенного чернилом и удобнаго к восприятию от разсудительных людей светлейшаго, здоровейшаго и душеполезнейшаго совета» [1, с. 141].

Жизнь в монастыре сказалась нелегкой. «Я не имел,— пишет Леонтий,— ни телогрейки, ни постели, кроме лавки, четырех кирпичей и пятой лествицы (книги.— П. П.), не упоминая о богатых моих волосах, служивших в деле монашеской моей жизни возглавием первые 4 года» [1, с. 147]. За двенадцать лет, которые Леонтий провел в Кре-стовоздвиженском монастыре, здоровье его оказалось серьезно подорванным.

Воспитанник Иосаафа Тихоновича быстро обратил на себя внимание монастырского начальства. Леонтий был прекрасным портным, освоил весьма ценившееся в монастыре мастерство кресторезчика, знал садоводство и к тому же, обладая хорошим голосом, вскоре был назначен иеродиаконом. Уже через три года по поступлении в монастырь Лука Степанович был пострижен в рясофорные монахи с именем Леонида, а затем, как мантийный монах, стал называться Леонтием. С 1754 г. отправлял обязанности перводиакона в монастырском соборе. Ему не раз давались различные важные поручения. Дважды ездил он в Запорожскую Сечь к казакам, жизнь которых красочно описал в третьем томе «Младшего Григоровича». В 1755 г. игумен посылал его по делам в Троице-Сергиеву лавру. К тому времени он уже был ризничим, а затем сделался и наместником игумена.

В последних числах мая 1763 г. из Крестовоздвиженского монастыря бежали иеродиякон Арсений и монах Нектарий. Снабдив Леонтия заграничным паспортом, игумен Антоний Почепа отрядил его на поиски беглецов.

Покидая стены монастыря, Леонтий вряд ли предполагал, что видит его в последний раз в жизни. Через три года, уже находясь в Кон-стантинополе, Леонтий объяснял свое решение совершить паломничество к Святым местам данным им в юности обетом посетить Гроб Господен в Иерусалиме. В прошении на имя Арсения Могилянского, митрополита Киевского и Галицкого, датированном 20 мая 1766 г., он следуюшим образом описал обстоятельства, которые привели его на Восток: «И так я, с Божию помощию и с пашпортом, честно переехал линию (границу— П. П.) и поехал в Сечь, где нашел то, чего давно искал, но нигде не находил, то есть я нашел в моем разсуждении самое время, кое одно могло пособить мне в заплачении моего долга. Того в разсуждении, я взял щастливый тот случай за Божественний промысел... показавший мне выгодным своим выбором прямую дорогу к достижению того, чего многая лета желая, не получала душа моя» (3, с. 17). Настигнув беглецов и сев вместе с ними на греческое судно, Леонтий отправился через Черное море и Константинополь, а оттуда на Афон, где оставался несколько месяцев. Весной 1764 г. Леонтий отправил монаха Нектария в полтавский монастырь, сам же с Арсением отбыл в Александрию с намерением посетить Святые места на Синае и в Иерусалиме.

В Синайском монастыре Св. Екатерины, где Леонтий оставался несколько недель, он познакомился с константинопольским патриархом Кириллом, жившим там в изгнании. Желая лично удостовериться в том. что обряды русской православной церкви не отличаются от греческих, Кирилл разрешил Леонтию служить литургию в часовне Неопалимой Купины. [304] Осенью того же года Леонтий прибыл в Иерусалим, где на Рождество участвовал в службе, отправлявшейся в Вифлеемском монастыре. Свои впечатления от знакомства со Святыми местами Синая и Иерусалима он подробно изложил в 5-м томе «Младшего Григоровича».

Весной 1766 г. Леонтий, рукоположенный в сан архимандрита Иерусалимским патриархом Ефремом, решает вернуться на родину. Однако в Константинополе, где он останавливается на обратном пути, судьба сводит с земляком Степаном Мельниковым, служившим секретарем в русском посольстве. Эта встреча сыграла определяющую роль во всей дальнейшей жизни Леонтия. По протекции Мельникова он определяется на службу настоятелем посольской церкви, заменив тяжело заболевшего иеромонаха Пахомия. В этой должности ему суждено было оставаться более сорока лет.

В Константинополе Леонтий стал невольным свидетелем целого ряда замечательных событий, которые описал в своих записках. При начале русско-турецкой войны 1768—1774 гг. он, как и другие дипломаты и служащие русского посольства, был заключен турками в Едикуле — Семибашенном замке, а затем вместе с посланником А. М. Обресковым полтора года «таскался» в обозе турецкого войска, сражавшегося в Молдавии и Галиции против армии П. А. Румянцева. Только весной 1771 г. русские дипломаты получили разрешение от турецких властей вернуться в Россию. В 1771—1775 гг. Леонтий жил в Киево-Печерской лавре. В Константинополь он возвратился с торжественным посольством Николая Васильевича Репнина в 1775 г. В 7-м, 8-м и 9-м томах «Младшего Григоровича» содержится описание второй поездки Леонтия в Россию во время русско-турецкой войны 1787—1791 гг. На этот раз он попадает в Петербург, где в светских гостиных звучат его рассказы о злоключениях в турецком плену. В 1788 г. Екатерина также жалует Леонтия саном архимандрита и крестом, «от щедрот монарших бриллиантами украшенном» [3, с. 21].

Долгие годы, проведенные Леонтием на Востоке, постоянное общение с образованными и интеллигентными людьми, которых было немало среди русских дипломатов в Константинополе, развили его природные способности. В Константинополе он много читает, изучает иностранные языки. Среди его бумаг встречаются тетради с записями на французском, итальянском, греческом и турецком языках. В круг его чтения входят итальянские писатели, французские энциклопедисты. Еще в конце 60-х годов, в бытность свою в Киево-Печерской лавре, Леонтий берется за перо, переводя сочинения греческих богословов.

К написанию своего главного произведения — «Младшего Григоровича» — Леонтий приступает в середине 80-х годов. Замысел его, как мы уже отмечали, сложился у Леонтия под влиянием «Путешествия ко Святым местам» Григоровича-Барского, вышедшего в свет в 1778 г. Литературные занятия Леонтия заметил и поощрил русский посланник в Константинополе Яков Иванович Булгаков. Друг и корреспондент Д. И. Фонвизина и Н. М. Карамзина, сам одаренный литератор, он, находясь в заточении в Семибашенном замке, перевел многотомное сочинение аббата де ля Порта «Всемирный путешествователь». В главе «Кураж писать» (шестой том «Младшего Григоровича») Леонтий вспоминает: «При всей моей смелости, ежели сказать монашескую правду, то все, что Вы теперь видите на письме, может быть и доднесь осталося б у меня в голове, если б во всем помогавший Г. В.(Г. В. — очевидно, господин Булгаков (инициалы русских имен Леонтий в конце жизни часто писал латинскими буквами).) не окуражил меня, никак не помышлявшего приниматься за дело, кое почитая не [305] своим делом, я думал только и написать ради памяти, что одно мое странствование по Святоимянуемым землям и что все не составило б больше одной книжицы. О чем подумав, я лишь только начал рисовать план, по которому хотел основать будущее мое зданьице, [как] Г. В. пришел ко мне в чулан... Узнав, что я делаю, он же спросил меня: думаю ль я отдать письмо свое в печать?— И могу ль я,— отвечал ему,— ласкаться тем, чему нахожусь не способен! На сие сказал он же: "Что ж это за неспособность у тебя, когда уже выпечатан и Григорович?" При сем он советовал мне, дабы я, не щадя своего труда, писал с прилежанием и надеялся б как на его корректуру, так же и на доставление онаго в печать через его руки» [3, с. 16].

При написании «Младшего Григоровича» Леонтий пользовался записками («лоскутками», как он сам выражается), которые он начал вести еще в бытность послушником канцелярии Крестовоздвиженского монастыря. Несмотря на глубокое уважение к личности Григоровича, Леонтий довольно критически относится к труду своего знаменитого предшественника, посмеивается над его церковнославянским слогом, ставшим неудобным для понимания уже к концу XVIII в. Другими излюбленными обьектами критики «Младшего Григоровича» являются «Цареградские письма» П. А. Левашова, с которым Леонтий был хорошо знаком по совместной службе в константинопольском посольстве, а также упоминавшееся сочинение аббата де ля Порта «Всемирный путешествователь». Описывая быт и нравы турок и греков-фанариотов, которые он хорошо знал, Леонтий не упускает случая, чтобы не упрекнуть и П. А. Левашова и Я. И. Булгакова, переводчика «Всемирного путешествователя», в замеченных неточностях.

Над «Младшим Григоровичем» Леонтий трудился около 18 лет. Последний, 13-й том книги охватывает собьггия его жизни до 1803 г. Первые десять томов были отредактированы и подготовлены к печати в середине 90-х годов. Однако увидеть их опубликованными Леонтию не удалось.

Архимандрит Леонтий скончался в Константинополе в 1807 г. Его рукописи, включая «Младшего Григоровича», и книги были переданы русским посланником в Константинополе А. Я. Италинским в библиотеку Азиатского департамента Министерства иностранных дел.

В настоящее время в Архиве внешней политики России хранятся девять первых томов «Младшего Григоровича». 10-й, 11-й й 12-й тома бесследно пропали. Все попьггки А. П. Попова обнаружить их следы в русских архивах успеха не принесли [3, с. 36—48]. Последний, 13-й том «Младшего Григоровича» хранится в виде неотредактированной авторской рукописи.

Ниже приводятся три главы из первых двух томов «Младшего Григоровича»: «Страшное приключение» (т. І, с. 197—205), «Вербное воскресение» (т. 2, с. 272—279) и «Шум празднующих» (т. 2, с. 293—307). В 1-м из них описывается посещение Леонтием Синайского монастыря Св. Екатерины весной 1763 г., 2-й й 3-й отрывки посвящены описанию церковной службы в православних храмах Иерусалима осенью 1764 г.

© сетевая версия - Тhietmar. 2003
© OCR - Еретик. 2003
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Лепта. 1994