Оттого что показался лик этого дитяти, восхваленного впоследствии, солнце со светлым сердцем покрыло темнотой ночи очи нижних [слоев] небосвода, словно сурьмой, покрасив в [черный цвет] чарующий его лик цвета индиго, с помощью смеси амбры и мускуса оно сделало благоухающим подол гиацинта. От исключительного удовольствия и радости небосвод высунул руку, рассыпающую перлы, из рукава утра и рассыпал много золота и серебра, рассвет выставил в виде подарка чистое магрибское золото солнца.

Стихи

Звуки, доносящие приятную весть, наполнили опрокинутую чашу неба. Приятная, благая весть донеслась до слуха времени. Благословенное рождение этого августейшего [царевича] произошло в то время, когда благотворное влияние звезд на небесах ищет дружбы с ним, в тот час, когда средства [достижения] удачи и успеха [сами] цепляются за него. Лучи счастливой особы его высочества, который является отпрыском правящей династии, осветили страну мрака.

Стихи

На благословенном челе его было явственно видно сияние лучей власти и счастья, блеск красоты райской красавицы. Признаки величия и могущества были очевидны и ясны на его светлом челе, подобно сиянию солнца в зените.

Месневи

[Он родился] в тот час, когда Юпитер желает ему счастья, от любви к нему Венера-музыкант выводит звуки, выражающие страсть, на высоте седьмого неба Сатурн считает за счастье сблизиться с ним, Меркурий, возвеличивая Солнце, серебряными чернилами Луны, золотым пером метеоров, с помощью белизны утренней зари, киновари вечерней зари составил гороскоп на страницах небес, [чтобы определить] счастливую звезду августейшего [царевича]. Солнце и Луна, [согласно стиху]: “Они ликуют о милости от Аллаха” ⁸⁹, сообщили друг другу приятную весть, [и эти] звуки донеслись до небесных дворцов, до чертога Сатурна.

Стихи

У его величества [Абдулла-хана] от появления [на свет сына] — света очей власти, такой, как у халифа, увеличился блеск счастья. [Хана] охватила настоящая радость по случаю получения приятного известия о появлении этого жемчуга в шкатулке державы, и [появилась] надежда. Благодаря ручью величия и славы пропитался влагой и зазеленел саженец счастья [хана], от дождя надежд зазеленел и зацвел цветник желанной цели. В благодарность [богу] за этот великий дар, за этот величайший подарок [хан] раскрыл ладонь, щедрую, как море, для раздачи милостыни, для оказания милости и благотворительности. Он одарил всех: великих и благородных, улемов страны и окраин [ее], великих и малых, юношей и старцев.

Месневи

После того как враги, не будучи в состоянии выдержать натиск [войск] его величества [Абдулла-хана], обратились в бегство, его величество повернул поводья возвращения в столицу, в центр величия и славы. По случаю того, что [хан] обрел божью милость [в виде сына], блаженный лик которого поистине был первым лунным днем власти, жемчужиной, [предвещающей] наступление зари победы и [божьей] помощи, он устроил царский праздник, царский пир, он поднял голову радости и ликования до апогея веселья и восторга. Облако его руки, рассыпающее перлы, раскрыло казну сокровищ и драгоценных камней.

Месневи

Дарами, раздаваемыми всем, он обрадовал и осчастливил всех людей. Своими многочисленными дарами, оказав исключительную милость, он обогатил и сделал довольными [различные] слои населения. Он вызвал толкователей дней рождения, предсказателей по звездам, астрологов и приказал, чтобы они ясным умом, с исключительной проницательностью установили, [счастливым ли] является его рождение, определили бы его счастливую звезду, пером, благоухающим амброй, начертали бы на белизне страниц величия и милости состояние его дел.

Месневи

Согласно этому [приказу] предсказатели по звездам, тонкие знатоки звезд приложили старания, [чтобы] составить гороскоп [для определения] счастливой звезды [царевича], и заявили:

Стихи

Поистине казалось, что могущественный, всевышний [бог] озарил его своим светом, вскормил его молоком милости в объятиях кормилицы судьбы. Он наделил его таким совершенным разумом, проницательным умом, что все духовные достоинства, все похвальные черты человека, являющиеся путеводной нитью превосходных качеств, присущих величайшим людям, проявились в несравненной природе его (т. е. царевича) при первом же кормлении грудью. По благородству он такой, что суть четырех достоинств ⁹², составляющих основу доброго нрава, он усвоил [так, что для него] они стали не только приобретенными, но и естественными свойствами его натуры.

Месневи

Словом, на речном берегу державы еще не вырастал такой кипарис, как он, на горизонте неба султанской власти еще ни одна луна не достигала такого совершенства, как он. На его лице, ясном, как луна, сверкало божественное [60] сияние, царская величественность. На его челе, светлом, как солнце, благоухает зефир счастья, аромат могущества.

Стихи

О боже, да прикрепит он канаты палаток его величия кольями стойкости столбами вечности! Да украсит он полы дня Страшного суда узорами счастья и власти его (т. е. царевича) благодаря пророку Мухаммаду и его славной семье!

Поход хакана, повелевающего, как Искандар, [Абдулла-хана] на Шахрисябз, взятие его, выступление его на Самарканд с войском, [многочисленным], как звезды, битва его с правителем [Самарканда] в Кара-Балыке ⁹³ и победа [хана] ⁹⁴

После бегства врагов его величество [Абдулла-хан] направил поводья в сторону столицы — Бухары и воздал хвалу как мог безмерно щедрому богу за добро, богу, достойному восхваления, что является причиной увеличения [его] милости и благодеяния. Сердце [Абдулла-хана] постоянно беспокоило то, что рука смелости самаркандских ханов высовывается из рукава неповиновения, стопы распри направляются к ристалищу вражды, благоухающие мысли [хана] постоянно занимало [то обстоятельство], что султаны Ташкента, Туркестана, Ходжента идут шагами вражды и кровопролития по стезе разжигания мятежа, /143б/ смелой рукой открывают врата благодарности.

Наконец в [месяце] зу-л-ка'да 976 года, соответствующего году Дракона, хакан [Абдулла-хан], по отношению к которому небо — гулям, в целях отмщения [врагу] вдел ноги в победоносные стремена и, как искусный наездник звезд — [солнце], сел на быстроногого коня надежды, на красиво гарцующего скакуна вечного счастья, вложил поводья покорения мира в руки решительности. Сначала он выступил для завоевания Шахрисябза. Феникс желанной цели [хана] распростер крылья счастья.

Месневи

Крокодилы моря мести отряд за отрядом
Идут, [как] волна за волной, одетые в кольчугу,
[Идут] на битву герои с привязанными колчанами,
Держащие луки, подобные черным бровям возлюбленной.
Все они, жаждущие битвы, с копьями в руках,
Острыми, как ресницы красавиц.

Страж божьей милости всегда [является] караулом победоносного войска [Абдулла-хана], передовые отряды безграничной милости [его] — постоянный помощник и добродетель [этого войска]. [61]

Последовал приказ августейшего [хана], чтобы султан, ведущий образ жизни дервиша, Дустим-султан взял Махмуд-султана ибн Сулайман-султана со всем войском Мианкаля и чтобы [они] с величественным, счастливым войском [покинули Мианкаль] и расположились в местности Наука ⁹⁵, чтобы днем они ставили караульных, а ночью высылали дозор. Нужно, чтобы, соблюдая осторожность, они осведомлялись о врагах, дабы [те] не причинили ущерба жителям, окраинным областям страны.

Когда Несефская долина благодаря расположению [в ней] величественного и славного войска [Абдулла-хана] стала предметом зависти высочайшего рая, [предметом] ревности китайской картинной галереи, здесь торжественно довели до сведения хана следующее: “Как только Факир-султан узнал о походе победоносного войска [Абдулла-хана], он тотчас же покинул крепость Шахрисябза и, избрав путь бегства, поспешно отправился в Хисар”. Его величество [Абдулла-хан], подняв победоносные знамена до верхней точки голубого небосвода, из этой местности выступил в поход и направился в Шахрисябз. Величественно расположившись вокруг этой крепости, он приказал восстановить ее разрушенную стену. Назначив правителем Шахрисябза и Каршинского вилайета Узбек-султана, он поднял руку возвращения в сторону столицы державы.

В это время к высокому, как небо, порогу [Узбек-султана] неожиданно пришли из Самарканда лазутчики царского двора [Абдулла-хана] и сообщили: “Со стороны врагов Худайберди-султан с отрядом непокорных [хану] людей совершил набег на Мианкаль, он угнал часть скота, захваченного [им] в этих краях, и вернулся назад”. Узнав об этом случае, могущественный эмир Аким-бий, который в то время исполнял должность аталыка Махмуд-султана, по приказу [Узбек]-султана собрал /142а/ войско и поспешил на истребление врагов. Он настиг их на берегу реки, носящей название Кундж-и Алишер ⁹⁶ [и протекающей по земле] , подвластной Наука. С обеих сторон храбрецы подняли руки распри для битвы и сражения. Искрами огня битвы, пламенем сражения они сожгли [даже] огненный шар (т. е. солнце).

Упомянутый [Худайберди]-султан, крайне высокомерный, но потерпевший поражение, неудачу, избрал путь бегства и оставил все, что захватил путем грабежа в областях, подвластных этому вилайету. Его величество [Абдулла-хан], равный достоинством Искандару, услышав об этом событии, повернул поводья решительности и отправился в Мианкаль. Когда он, счастливый, торжествующий, во всем величии и великолепии, изволил пожаловать в Мианкальский вилайет, то, согласно [изречению]: “Не следует пренебрегать советом” ⁹⁷, он созвал своих победоносных эмиров и совещался [с ними] о походе на Самарканд. Отсюда он повернул знамя победы по направлению к Самарканду, к земле, подобной раю.

[Стихи]

Когда местность Сар-и Пуль ⁹⁸ украсилась блеском благодаря остановке величественного, великолепного войска, из Иштихана ⁹⁹ прибыл славный, могущественный Дустим-султан вместе с Махмуд-султаном и поспешил обрести счастье встречей с благороднейшим [Абдулла-ханом]. На следующий день победоносный [Абдулла-хан] торжественно стал лагерем [62] в Хан-Кургане ¹⁰⁰. Согласно высокому повелению победоносное войско отсюда совершило набег на Алиабад ¹⁰¹, являющийся известным подвластным Самарканду [селением].

[Хан] ушел из этой местности, [Хан-Курган], и местность Худдин ¹⁰² ввиду прибытия войска, [великолепного], как звезда, стала предметом зависти высочайшего рая. Из Рабат-и Ходжа ¹⁰³ все время приходил человек от Джаванмард-хана и говорил: “Вот сейчас мы прибудем в стан [Абдулла-хана], являющегося убежищем для [всего] мира”.

На следующий день местом расположения войск, [могущественных], как небо, стала местность Кук-Гунбаз ¹⁰⁴. Здесь выяснилось, что [весть] о прибытии Джаванмард-хана была ложной и все, что говорилось об этом, было неправдой и обманом. Поэтому [Абдулла-хан] повернул поводья, [покинул] эту местность и поспешил в Санфин-Ата ¹⁰⁵. В этой местности благословенные эмиры пришли к высокому стану [Абдулла-хана] и заявили: “Если будет издан приказ, которому подчиняется [весь] мир, чтобы величественные, могущественные, славные войска совершили набег на окраинные земли этого вилайета, то это явится причиной их довольства”.

Из этой местности войска [Абдулла-хана], сильные ¹⁰⁶ в бою, направились в разные стороны и протянули руки для грабежа. Сам [хан] повернул к Тарванаку ¹⁰⁷, шагами старания и усердия пошел истреблять высокомерных, мятежных врагов. /142б/ Мисра: Он ввел в сферу власти* многие области, по которым прошло победоносное войско. Каждый, кто вступал на путь истины, приходя к стоянке покорности и подчинения, припадал челом послушания и верной службы к земле повиновения. Кому не помогло счастье и не покровительствовала судьба, тому перо предопределения провело черту гибели по страницам жизни, стрела тленного мира, пущенная с помощью указательного пальца судьбы, попала в душу.

Словом, после того как его величество [Абдулла-хан], величественный, как Джамшид, с двадцатью тысячами храбрецов, одетых в кольчугу, миновав Самарканд, [прошел] двухдневный путь, местность Кара-Балык, являющаяся [одним] из известных предместий Самарканда, стала лагерем победоносных войск [хана]. Вновь последовал приказ августейшего [Абдулла-хана], чтобы благословенное войско надело на упрямцев этого вилайета ошейник повиновения и подняло победоносное знамя; всякого, кто окажет сопротивление, предало бы грабежу и очистило бы все горы и степи этой области от скверны пребывания мятежников.

Месневи

Согласно приказу его величества все столпы государства опоясались поясом подчинения, объединившись, отправились в набег и, шагая по той степи, простерли руки храбрости и смелости. Таким образом, из всего войска в ставке хана оставалось лишь незначительное число сановников двора, таких, [например], как умный, рассудительный эмир Джан-Али-бий, который является главой почетных людей, кыблой могущественных начальников [войск], который хорошо обращался с набожными людьми, [ко всему этому] можно прибавить еще и другие достоинства. [В числе их был] и Рукн ад-даула, И'тизад ас-салтана Кулбаба кукельташ, который при правлении дома могущественного [Абдулла-хана] чертит пером внимательности звание кукельташа на доске времени; несмотря на то, что он принадлежит к числу великих людей и эмиров, он все время изучает богословские и точные науки.

В это время караульные победоносного [войска] вдруг доложили его величеству великому и могущественному [Абдулла-хану], /143а/ что правитель Самарканда султан Са'ид-султан с войском, [многочисленным], как звезды, с армией, не поддающейся счету и определению, выступил из города и поднял знамена храбрости.

Стихи

Для ссоры он поднял голову и венец,
И смешал честь с позором.

Он собрал многочисленное войско, [состоящее] из пехотинцев и всадников, снабдил [его] оружием и всем необходимым и, лелея бесплодные мечты, повернул поводья для похода в ту сторону.

Месневи

Его величество [Абдулла-хан], величественный, как Фаридун, услышав эту весть, проявил исключительную твердость, подняв знамена, он тотчас пошел на врага. Некоторые верные слуги [Абдулла-хана] подошли к его высокому порогу и сказали: “Войско неприятеля безгранично, а наше войско крайне незначительно. К тому же все наши военачальники правого фланга и гордые мужи левого фланга отправились в набег и находятся очень далеко [от нас], поэтому следует взяться за это важное дело с большой осторожностью. Следовательно, было бы наиболее целесообразным, если бы его величество [хан] оставался на месте до возвращения победоносного войска”. Хакан, не имеющий себе равных, [Абдулла-хан], который в темноте [64] на поле битвы и сражения, во мраке на ристалище боев надеется на успех, изволил сказать: “Хотя наши войска, [могущественные], как небо, отправились в далекие земли и сомнительно, что они скоро вернутся, но дар победы и одоления достается только благодаря помощи Творца и [не зависит] от многочисленности храброго войска. Кроме того, весьма возможно, что благодаря божественному предопределению, безграничной милости господней победоносные войска, войска, которым оказывает помощь [Аллах], согласно желаниям нашего бодрствующего сердца, светлого, как солнце, прибудут и присоединятся к [нашему] благословенному войску”. Вдруг неожиданно произошло одно из чудес мудрого устроителя дел, чудесного покровителя рабов.

В тот день всевышний бог, велик он и славен, по своей великой силе приготовил и устроил все, что пожелал его величество: вернулись славные войска, которые были посланы [в поход] в разные стороны, и /143б/ поспешили к ханской ставке, подобной вселенной; как будто в назначенный час они присоединились к победоносному войску [хана] и были обласканы приятным обхождением [государя].

Стихи

Словом, победоносные войска последовательно, одно за другим прибыли к высокому порогу, к великой ставке [хана]. Его величество счастливый [Абдулла-хан], уповая на помощь милости Творца, возлагая надежду на щедрую благодать бога, тотчас же опоясался поясом битвы, простер руки храбрости и смело пошел на истребление врагов.

Месневи

Когда Джамшид-солнце, лицом подобный Минучихру, сошел с пегого коня лазурного небосвода и, обращенный в бегство султаном темноты, скрылся в западном замке, войска сторон сблизились.

Месневи

Всю ту ночь храбрые воины, смелые меченосцы обеих сторон посылали разведывательные отряды, [ставили] караульных. Ни на минуту они не забывали соблюдать, как подобает, правила осторожности. [65]

Месневи

В ту ночь благородный хакан [Абдулла-хан] языком, рассыпающим перлы [слов], всю ночь произносил [такие слова]: “Царство — царство от бога. Он дает [его], кому захочет, и отнимает, у кого захочет! Мисра: Возьми, у кого хочешь, дай тому, кому хочешь*. Говорит Аллах всевышний, всесвятый: „Ты даруешь власть, кому пожелаешь, и отнимаешь власть, от кого пожелаешь" ¹⁰⁹. Если благополучие народа зависит от царствования этого бедняка, то пусть он предоставит мне [царство], если же он поступит наоборот, то пусть отдаст его врагу”. Благодаря таким взглядам и искреннему отношению к вере он не только выделяется среди других хаканов времени, но и [является] главой и властелином султанов [всего] мира. Поэтому с каждым днем все явственнее признаки милости и лучи божьей помощи [хану] в отношении державы и власти, знамена победы, стяги могущества [его] все более явственны во [всех] направлениях обитаемой четверти [66] земли. Все люди, знатные и простые, всегда будут прославлять власть хана, как соловей в цветнике милости и щедрости, славословя [его], будут молиться ста устами за величие и славу его, [согнувшись], словно лилия

Встреча войска, жаждущего мести, лицом к лицу с многочисленными врагами и поражение, [нанесенное] этому сбившемуся с пути сборищу с помощью бога

Утром царь звезд — [солнце] — вытащил лазоревый меч из ножен мести и высунул голову цвета киновари из желто-зеленого моря.

Месневи

От сильного грохота барабанов чуть было не заколебались столбы, [на которых держится] земля; от рева трубы, звучащей, как в день Страшного суда, казалось, что солнце может оторваться от вращающегося небосвода; облетевший весь мир, небесный Дракон ¹¹⁰ от боязни и страха перед навершием знамени ¹¹¹ [хана] пришел в расстройство и смущение; бесстрашный небесный Лев ¹¹² от боязни перед львом на знаменах [Абдулла-хана] закрыл голову небесным покрывалом. От величия этого /144б/ дня и важности этого события, связанного с мятежом, владыка на золотых стременах — солнце, — который является всадником степи с семью стоянками ¹¹³ — [неба], сильной рукой далеко закинул инкрустированный золотом меч. Симак-и Рамих ¹¹⁴, который является копьеносцем на ристалище вращающегося небосвода, превратил копье в солнечные лучи.

Месневи

Когда пространство поля битвы и сражения от скопления одетых в кольчуги и латы [воинов] превратилось [как бы] в железную крепость, а воздух над полем боя и сражения от блеска мечей и сверкающих сабель стал [воздухом] знойной пустыни, войско могущественного [Абдулла-хана] выстроило ряды, согласно [стиху] : “...рядами, как будто бы они — плотное здание!” ¹¹⁵. Рокот барабана, грохот большого барабана бросили в опрокинутую чашу неба глас: “Ведь сотрясение последнего часа — вещь великая” ¹¹⁶

Правый фланг великого и славного войска [Абдулла-хана] украсился султаном, подобным Искандару, то есть Ибадулла-султаном.

Стихи

Великий, как небо, беспокойный, как [небесное] колесо, обладающий войском, [многочисленным], как звезды,
Непоколебимый, как земля, быстрый, как рок, достоинством ангел.

В его благословенном войске занял место великий и могущественный султан Махмуд-султан с огромным отрядом воинственных храбрецов и смелых воинов, огонь оружия которых потрясал мир и время, от удара [копытами] их коней, [сильных], как небо, пришли в движение пределы мира.

Месневи

Левый фланг войска [Абдулла-хана] украсился благодаря величию и мощи друга дервишей, султана Дустим-султана. Под сень его победоносных знамен собралось войско из всадников ристалища смелости, отважных воинов арены храбрости и мужества, каждый из которых не только велик [ростом], но и победоносен, не только бесстрашен, но и отважен.

Стихи

Сам прославленный [Абдулла-хан], собственной персоной, согласно [изречению]: “Сердце—место султана души” ¹¹⁸, занял место под зонтом в центре войска. Многих [воинов] из храброго войска /145а/ и героев, разящих [68] мечом, [хан] назначил для оказания помощи большому центру войска ¹¹⁹ с тем, чтобы, если понадобится помощь, отважные воины эпохи, жертвующие собой в день битвы, были бы вооружены и оснащены.

Со стороны [противника] султан Са'ид-султан свой правый фланг доверил своему храброму брату Джаванмард-султану и его сыновьям, таким, как Абу-л-Хайр-султан, Музаффар-султан, Махди-султан и другие. На левый фланг он определил своего смелого брата Худайберди-султана и создал здесь славное подразделение. Сам [Са'ид]-султан, подняв знамена битвы, взял стяги сражения, встал в центре войска. Он выстроил бесчисленную армию, могущественное войско, которое он собрал со всех окраин Самарканда, и определил каждому отряду соответствующее место, удобную позицию.

Месневи

Месневи ¹²⁰

С обеих сторон заколыхались, как синее море, войска, они выстроились для битвы в таком большом количестве, что от силы их изнемогли и степи и горы. Вступив шагами смелости на поле брани, стороны двинулись навстречу друг другу для битвы. Его величество [Абдулла-хан], как это свойственно ему на любом поле битвы, с искренними намерениями, с чистыми помыслами обратился к великому богу и проявил усердие в изложении просьбы и в мольбе. Когда очами заботливости и благоразумия он увидел в зеркале прекрасных упований явственно, четко, без завесы лик красавицы желанной цели, он с исключительной проникновенностью, с уверенностью обратил свой монарший лик, лик стремлений повелителя, к полю брани. Он приказал, чтобы храбрецы, яростные, как Марс, воины, суровые, как Юпитер, двинули своих быстроногих [коней], подобных огню, и блеском сверкающих мечей предали бы огню гумно спеси и самомнения врагов, пламенем смертоносной стрелы, блеском искр от копья зажгли лучи битвы, факелы сражения.

Согласно приказу, действующему, как рок, на правом фланге первым тронул боевого коня Махмуд-султан. Победоносной рукой он взялся за меч, [сверкающий], как огонь. С воинственным войском, [в котором были] такие, как Аким аталык и другие, слава о мужестве и смелости которых распространена [всюду] и у всех на устах, он напал на правый фланг противника, где стоял Худайберди-султан с войском Сагарджа ¹²³ и подвластных ему земель, и начал битву.

Месневи

Оттого что был жаркий бой и сильное кровопролитие, сабля цвета хризолита стала походить на рубин чистой воды, меч-изумруд окрасился в цвет йеменского сердолика. Двинулось султанское войско, [обуреваемое] ураганом ненависти [к врагу], победоносным мечом оно скосило головы врагов, как лук-порей; саблями, подобными алмазу, нанизало на нить смерти жемчуга жизни низких [врагов]. Итак, при первой же атаке на поле брани пролилось столько крови, что волны ее вздымались до высшей точки неба.

На поверхности воды кровь давала такой отблеск, как вечерняя заря на голубом небе. Меч, проливающий кровь, наподобие хатиба ¹²⁴ на минбарах ¹²⁵ плеч читал указ об увольнении делающих копье, высунув язык, согласно обстоятельствам он соизволил сказать: “Хотя копье походит на змею, но, когда оно доходит до отверстий в кольцах кольчуг, оно вздрагивает, я же разбойник индийского происхождения, в слабых местах кольчуги я проделываю такое отверстие, из которого выхожу краснощеким, достигнув своей цели; каждую жемчужину, украшающую мою железную одежду, я украл из сокровищницы сердца, каждую раковину, которая принадлежит моему позументщику, я вынул из змеиной пасти”. [70]

Месневи

Эти два ищущих мести войска, две волнующиеся армии, погнав коней, сразу вступили в бой и смешались.

Месневи

[султан] по уму Дарий, повелевающий, как Искандар, Ибадулла-султан устремил на поле битвы гнедого коня смелости. Он двинулся с войском, свирепым, как Марс, наступающим, как лев. Мисра: Он телом как богатырь [Рустам], сердцем — борец, побеждающий, как Бид, силой — лев*. Он смешался с этой толпой несчастных [врагов] и вихрем нападения зажег огонь битвы, устремил коня мести на врагов державы.

Месневи

Счастливый царевич [Ибадулла-султан] вывел победоносное войско, /146а/ силой [своего] могущества поднял руку смелости, блеском сверкающего копья и мечом, сверкающим, как молния, он бросил огонь на стойкость и непоколебимость врагов.

Месневи

Со стороны [противника] Худайберди-султан с войском Сагарджа и подвластных ему земель как ни простирал руку для битвы и сражения, как ни вел смелые бои, как храбро ни воевал, какие ни проявлял образцы мужества, [все] было напрасно, ибо верным взглядом он правильно определил, что вести бои и сражения с таким войском [Абдулла-хана] выше всяких сил и возможностей. Словно умирающая птица, он ощутил предсмертные судороги. В конечном счете счастливый [Ибадулла-]султан вытеснил Худайберди-султана с занимаемой им позиции, захватил его знамя и отбросил его за центр войска Са'ид-султана, посыпав его голову прахом унижения. Его величество [Абдулла-хан], убедившись в слабости войска неприятеля, тронул боевого коня. Он приказал, чтобы из центра войска воины поспешили на помощь царевичам, загнали в пучину бурной реки крокодила, пересекшего пустыню (т. е. Худайберди-султана), и бросили бы ковчег жизни врагов в водоворот гибели.

Согласно высокому повелению с левого фланга выступил султан, подобный Искандару, Дустим-султан с отрядом военачальников и смелых воинов, облаченных в латы, и протянул руку распри к мечу битвы. Все войско [Абдулла-хана], подобное небу, на конях стремительно направилось в сторону врагов. Мечи, рассекающие шлемы, заострив смелые языки, прочли над безнравственными врагами коранический стих: “Смерть, от которой вы убегаете, — она встретит вас” ¹²⁷. Копье, [блестящее], как алмаз, готовое к мести, вследствие чрезмерного гнева довело до слуха врагов содержание [стиха]: “Захватит вас смерть” ¹²⁸. Стрела из белого тополя, охотящаяся за людьми, руками мстительных стрелков дала испить соперникам ратного поля вызывающий боль глоток [из чаши с надписью]: “Всякий, кто на ней, исчезнет” ¹²⁹. Сабля, подобная лилии, ста устами довела до слуха душ борцов смысл [стиха]: “Уже разорвано между вами” ¹³⁰.

Месневи

В это время правый и левый фланги войска [Абдулла-хана] выступили совместно с большим отрядом из центра войска и напали на врагов, [поэтому] в центре войска у стремени благословенного [хана] осталось лишь незначительное число людей. Со стороны неприятеля Гази-бий и другие с отрядом смелых мужей и мстительных воинов, которые находились в засаде во время сражения ¹³¹, сочли момент весьма удобным и, [проявляя] непочтительность, направились к центру войска, где был его величество [Абдулла-хан]. Его величество приготовился к этому случаю. Он вызвал леопарда вершины храбрости Бикай-бия и приказал отбросить эту толпу. [72]

Храбрый эмир напал на эту дерзкую толпу. Он показал образцы мужества и отваги, ударом копья, похожего на чудовище, ударом острого меча он истребил этот несчастный отряд. Несмотря на то, что сам [Бикай-бий] получил несколько ран, он свалил врагов на землю гибели. Гази-бий в растерянности избрал путь отступления и, повернув поводья решимости, вступил на путь бегства.

Словом, с обеих сторон огонь битв и сражений разгорелся так, что в глазах смертных без преувеличения стала [казаться] ничтожной смелость Рустама, сына Дастана, и Сама ¹³², сына Наримана; [представилось] весьма незначительным предание — панегирик Бахману ¹³³ и рассказы о храбрости Бронзовотелого ¹³⁴ [Исфандийара].

Месневи

Базар битвы и сражения оживился так, что маклер смертного часа товар души и товар тел продавал покупателю-смерти по цене праха. Огонь битвы разгорелся так, что от его сильного жара были зажжены печи внутри низких врагов, занимающихся бесполезным делом. Слезы йеменского меча поблескивали, [сжалясь] над телами убитых.

Стихи

Наконец на рассвете победа и торжество повеяли на победоносные знамена [Абдулла-хана], подул зефир [божьей] помощи на полумесяц победных знамен [его] с места дуновения ветра, [согласно стиху]: “...помощь от Аллаха и близкая победа” ¹³⁵.

/147а/ Худайберди-султан с отрядом воинов рукой бессилия уцепился за подол бегства, предал огню урожай славы, погубил честь [своей] державы и посыпал прахом бедствия голову [своей] судьбы. [73]

Месневи

Что же касается султана Са'ид-хана, то он по-прежнему стоял в центре войска и воевал по мере своих сил, ступая ногой твердости и упорства. Но и он от яростного натиска государя, что всегда напоминает день Страшного суда, в страхе и ужасе направился в долину бегства и, отдернув руку от подола сражения, стопами усердия пошел по пути бегства.

Месневи

Когда его величество [Абдулла-хан] описывал битву с султаном Са'ид-султаном, этот ничтожный бедняк (т. е. автор) из возносящих хвалу уст его величества, [у которого] трон подобен небу, услышал следующее: “Такой смелости, какую я увидел в нем, ни у кого из великих людей я не наблюдал: когда при нем осталось десять человек, он по-прежнему сражался, гоня боевого коня по земле сражения”.

Словом, после того как султаны Самарканда из-за величия победоносного войска [Абдулла-хана] повернули поводья с поля битвы, шум, крики, вопли [вражеских] воинов при отступлении воскресили в памяти великий ужас и смятение в долине Судного дня и, действительно, глазам смелых мужей представилась картина: “...день, как убежит муж от брата, и матери, и отца” ¹³⁶.

После бегства несчастной толпы отряд победоносных мужей [Абдулла-хана] стал преследовать эту несчастную толпу и настиг [ее]. Худайберди-султана, брата Са'ид-султана, и его сына ¹³⁷ Бахадур-султана с отрядом великих эмиров, таких, как Джан-Мухаммад-бий аталык найман, Шукр-бий кушчи, они взяли в плен и привели к подножию трона, подобного [трону] Сатурна. По приказу его величества [Абдулла-хана], величественного, как Марс, решительного, как Юпитер, Ишим ясаул ¹³⁸, который в то время при дворе государя пользовался доверием, убил Бахадур-султана, погубил его, вырвав с корнем дерево его [жизни] в цветнике упований в ранней, лучшей поре молодости. Таким же образом шихне ¹³⁹ гнева его величества пролил воду жизни Худайберди-султана на землю гибели, спалил огнем урожай жизни /147б/ его и развеял ветром смерти. Мисра: Счастье возносило молитву шаху мира. Мисра: Этим возгласом [оно] огласило вышний мир. [74]

Стих

Счастье раскрыло уста для восхваления [хана] и огласило чашу голубого неба звуками следующих [слов]:

Стихи

Почетных эмиров Са'ид-хана, которых привели к свите августейшего [Абдулла-хана], по приказу [последнего] также убили безжалостным мечом. Мисра: Когда воспламенился огонь, он сжег все: сухое и мокрое.

О походе [Абдулла-хана] на Самарканд, землю, похожую на рай, и водружении победоносного знамени над крепостью этого необыкновенного, не имеющего [себе] равных вилайета

Когда возникла картина этой победы благословенного [хана], красавица-победа показала свое лицо из-под покрывала скромности, весть о победе счастливого [хана] распространилась во все концы и стороны мира, слава о силе его величества дошла до зенита, выше Сатурна, его царское величество, воздав хвалу богу за благодеяния, за бесконечные милости, вдел ноги счастья и благоденствия в стремена величия и великолепия и согласно желанию отправился для завоевания стольного города Самарканда.

Месневи

Когда хакан, величественный, как Искандар, [Абдулла-хан, испытывая] истинное счастье и полное блаженство, дошел до окрестностей крепости подобного раю Самарканда, искусный фарраш ¹⁴⁰ с большой охотой возвысил царскую палатку до верхней точки луны и до созвездия Рыб. Жители Самарканда по причине сильной враждебности [к Абдулла-хану] объединились и избрали путь несогласия и борьбы [с ним]. Они закрыли городские ворота, начали укреплять башни и стены крепости со всем старанием и усердием, ступая шагами старания, принялись за совершенно бесполезное дело. [75] По невежеству и заблуждению они вступили шагами бедствия на ристалище смелости, высунув могучие руки из рукавов воинственности, они протянули их для сражения.

В это же время для захвата крепости и города выступил также многочисленный отряд войск [Абдулла-хана]. Вскоре стрелы богатырей, подобные метеорам, стали сыпаться на головы невежественных [врагов], копья храбрых воинов начали пить кровь из источника жизни этой невежественной толпы. /148а/

Месневи

Мужи двух сторон, приостановив бой, всю ночь ни на минуту не переставали нести караульную службу.

На другой день бесподобный бегун-солнце бросил аркан завоевания на зубцы небесной [твердыни], ударами копья, следующими один за другим, стреляя [из лука], разя мечом, покоряющим мир, он рассеял полчища звезд, скопление звезд.

Месневи

Ходжам мирза, который благодаря [своей] исключительной храбрости, избытку мужества был избранником его величества [Абдулла-хана], Искандара по достоинству, в глазах благочестивых людей был вторым Йусуфом ¹⁴² в Мисре красоты и изящества, опоясавшись поясом битвы, направился к крепости. [Все] остальные воины, отряд за отрядом, полк за полком, подошли к крепостной стене. Заткнув за пояс подол мужества, они вступили в долину смелости и, идя по пути храбрости, подошли к краю крепостного рва.

В то же самое время, когда упомянутый отряд, величественный, как небо, войско, страшное, как Судный день, быстро переправилось через [ров] и зацепилось за подол крепости, стрела, пущенная большим пальцем рока, ввиду чего шлем предосторожности оказался бесполезным, попала упомянутому мирзе в рот. От этой раны он грациозно направился из тленного мира в чертог вечности.

Кыт'а

Это чрезвычайное событие вызвало благородный гнев его величества [Абдулла-хана], усилило царское рвение, и он приказал, чтобы победоносное войско окружило крепость и, зацепившись сильной рукой за пояс вала, взобралось на крепостную стену. Согласно приказу победоносное войско, [заткнув] подол смелости за пояс, [ведомое] сильной властью, мощной силой [Абдулла-хана], пошло вперед и дошло до крепости. Вступив ногой усердия на вал крепости, [воины] разбили шатры завоевания до вершин башен этой крепости, подобной [чертогу] Сатурна. Несмотря на то, что с вершины крепости сыпалось на них много камней и стрел, словно капли дождя, они ни за что не отступали. Они разбили ворота, как и сердца врагов, и устремились в крепость. Словно осенний ветер, срывающий лепестки роз, они свалили врагов /148б/ с вершины вала и крепостной стены, с высоты радости и веселья на дно бедствия для злополучных и потерпевших поражение.

Месневи

Оставшихся в живых, которые были врагами и смутьянами, убили мечом мести. [Воины Абдулла-хана] протянули руки владычества и могущества для грабежа и захвата добычи, очистили крепость от провизии и драгоценных предметов. Поток бедствия от этого события поднялся так [высоко], что принять меры против него могла лишь сама судьба, натиск войска [хана] достиг такой силы, что отражение его не представилось возможным без помощи всемогущего господа. Поистине всегда, когда всевышний и святой господь захочет причинить бедствие, вред какому-нибудь несчастному народу, он отыскивает средства таким образом, что никакое событие или препятствие не может устранить или остановить его, как говорит Аллах, велик он и славен: “Когда Аллах пожелает людям зла, то нет возможности отвратить это, нет у них помимо Него заступника!” ¹⁴³.

Могущественный [Абдулла-хан], поборник веры, благие усилия которого всегда направлены на проявление милости и милосердия, приказал, чтобы победоносные войска убрали руки от подола грабежа и разграбления и не ступали шагами захвата по улице разорения [жителей].

После этого его величество [Абдулла-хан], не имеющий [себе] равных, [испытывая] счастье и блаженство, во всем великолепии и могуществе воссел на престол власти и величия, далекий от бедствия заката и исчезновения. Пылью, поднятой августейшим [войском], он озарил [словно] ярким [светом] очи надежд богатых и бедных людей этой прелестной страны, благодаря блеску благословенной остановки он превратил поверхность этой земли не только в [предмет] зависти садов, но и в предмет зависти высочайшего рая. Он оказал милость и раздал дары группе лиц, которые, ступая по степи смелости и храбрости, сломали кончики копий о грудь растерянных врагов и, нанося удары один за другим блестящими копьями, сверкающими мечами, поразили преступных врагов.

Последовал приказ, [действующий], как рок, о том, чтобы были написаны победные реляции. Глава писцов, не имеющий себе равных, лучший среди людей творчества маулана Хайдар-Мухаммад мунши ¹⁴⁴, который по красоте слога и изяществу образных выражений напоминает прекрасную [77] зарю, уподобившись перу писца или даже Близнецам и Стрельцу, опоясался поясом служения [хану]. Всякого рода милости, которые оказал государь, не имеющий себе равных, [Абдулла-хан] при освобождении Самаркандской земли, он нанизал на нить прекрасных слов и изящных выражений и согласно приказу [хана] отправил [эти реляции] в Мианкаль, Несеф, Бухару, Балх и другие вилайеты. Таким образом, весть об этой славной победе /149а/ дошла до вращающегося небосвода и разнеслась народной молвой. Слава о победе его величества облетела [все] концы мира.

Для людей знающих, обладающих светлым умом, мудрых, подобных Меркурию, ясно, как зеркало или как полная блестящая луна, что желания его величества, подобного Искандару, [Абдулла-хана] согласуются [со стихом] в диване ¹⁴⁵, [где сказано]: “Мы даровали тебе явную победу” ¹⁴⁶. Все необходимое для этого могущественного и стойкого государя взято из сокровищницы, [где начертано]: “Он — тот, кто подкрепил тебя Своей помощью” ¹⁴⁷. Да, в честь хакана, за счастье которого обитатели небесных келий превратили бы молитвы в талисман сердец, бедные люди, подобные государям, и сильные духом дервиши вознесли звуки этих [стихов] до чаши голубого неба.

Месневи

Пусть всегда светит светом счастья лик [твоих] желаний в зеркале достижения желанной цели, красавица полных побед [твоих] да не войдет в сферу стоянки!

Словом, после того как хан, освещающий мир, в течение нескольких дней под счастливой звездой находился на престоле подобного раю Самарканда, он по милосердию, что было свойственно ему, по исключительной милости и благосклонности, что было заложено в нем природой, этот вилайет оставил его правителю и поднял знамя возвращения в стольный город величия и славы, в столицу счастья и блаженства — [Бухару].

Когда местность Хам-Рабат от такой чести, что [в ней] остановилось войско [хана], подобное звезде, похвасталась на высочайшем небе, с разных сторон бедные и богатые люди поспешили встретить [хана], они удостоились счастья встретиться [с ним] и находиться [при нем]. Царская милость, государево милосердие почтили их великолепными вещами, самаркандскими редкостными подарками. [Его величество хан] обласкал и одарил всех столпов государства, благородных людей страны и государства и тех, кто присутствовал при государе, согласно их положению. С благословенным счастьем, под счастливой звездой отсюда [хан] направился к своей резиденции. Оттого что он принес победоносные знамена, он придал родине вид высочайшего рая, изящество китайской картинной галереи. [78]

Прибытие Баба-султана с войском Туркестана к подобной раю земле Самарканда и поход [его] совместно с султаном Са'ид-султаном с войском, не поддающимся счету и определению, в сторону Мианкаля

Когда его величество могущественный [Абдулла-хан] по исключительной милости и милосердию оставил такую страну, которая беседовала с благоухающим раем, как равная с равным, /149б/ он направился к столице, подняв знамя возвращения.

Султан Са'ид-султан после бегства в Яр-Яйлак ¹⁴⁸ устремился в Самарканд и сел на трон власти, на престол величия и славы. Правитель Туркестана Баба-султан, услышав о поражении самаркандцев, собрал огромное войско, неисчислимую рать и повел [ее] на Самарканд. После встречи с [Баба-султаном] Са'ид-султан дал волю бесплодным мечтам [о мятеже]. Они совместно снарядили войско, [многочисленное], как звезды, и подняли знамя дерзости с целью набега на Бухару. Прибыв в Мианкальский вилайет, они сначала осадили крепость Дабусия, окружив ее, подобно точке в центре окружности, для всего войска распределили окопы вокруг крепости. В это время в крепости находился дядя по отцу его величества [Абдулла-хана] Сулайман-султан со своим сыном Махмуд-султаном. Он неустанно прилагал все усилия к охране башен и стен крепости. Когда тяжелое положение жителей [крепости] достигло крайнего предела, его величество [Абдулла-хан] послал им на помощь Тангри-Кули-бия дурмана. Этот эмир вместе со своим сыном Хасаном дурманом, подняв победоносное знамя, направился к крепости. Несмотря на то что на его пути стояло много вооруженных и оснащенных людей, в ту же ночь он прибыл к окраинам крепости. С небольшим числом людей, имеющихся при нем, он рассеял войско противника и, непрерывно сражаясь, переправился через реку. Победоносный и торжествующий, он! вошел в крепость. У врагов, удивленных происшедшим, закружилась голова, и было чему [удивляться].

На следующий день владыка востока — [солнце] —

Стихи

Тогда Тангри-Кули-бий с отрядом смелых храбрецов и победоносных воинов стремительно выступил из городских ворот. Он обнажил меч мести, поднял копье, подобное чудовищу, схватил часового у ворот Фарик аталыка, который был одним из надежных лиц Баба-султана, и отрубил ему голову. От этого несчастного случая так задрожало сердце в груди [врагов], что они в страхе и смятении сняли осаду [Дабусии] и направились в Самарканд. Баба-султан, согласно тонкому смыслу [стиха]: “Ведь согласие — лучше” ¹⁴⁹, пошел шагами старания по похвальному пути заключения перемирия. Он отправил человека к порогу, достойному Каабы ¹⁵⁰, его святейшества Азизан ¹⁵ и сообщил ему свою претензию на Шахрисябз. Его величество [Абдулла-хан], Джамшид по достоинству, по заступничеству его святейшества отдал такую прекрасную страну, как Кеш, Баба-султану. Управление ею [Баба]-султан передал Абу-л-Хайр-султану и отправился в Туркестан. [79]

/150а/ [О том, как] Дарвиш-хан, подобный дервишу, поднял походное знамя для встречи с великим и могущественным хаканом [Абдулла-ханом] и встретился [с ним] в Согде Самарканда ¹⁵², [о том, как они] заключили между собою союз и остановились в куруке Алиабаде для осады Самарканда

Спустя несколько дней после этого события хан, подобный дервишу, Дарвиш-хан послал одного из вельмож — столпов государства к высокому порогу его величества [Абдулла-хана], повелевающего, как Искандар. Он просил об укреплении основ дружбы, об установлении добрых отношений, изъявил желание сильно укрепить и упрочить основы дел [мира] путем установления дружественных отношений. После многократных приветствий, молитв, многочисленных [добрых] пожеланий он обратился [к хану] со следующей просьбой: “Если Ваше величество согласится, мы выступим в поход с войском Ташкента, с войском Ходжента и, свободные от вражды и лицемерия, вместе [с вами] окружим Самарканд”.

Его величество [Абдулла-хан] оказал послу всякого рода милости. Он согласился на сближение [с Дарвиш-ханом] и отпустил посла. Когда посол заслуживающего похвалы [Дарвиш]-хана, прославляя бога и выражая ему благодарность [за свое благополучие], вернулся обратно, Дарвиш-хан собрал огромное войско, многочисленное, как капли дождя, армию, неисчислимую, беспредельную, как листья на деревьях; и направился к Самарканду. Он послал человека к его величеству [Абдулла-хану] и сообщил о своем выступлении. Выслушав этот рассказ, его величество [Абдулла-хан] твердо решил выступить в благословенный поход на Самарканд и сразу же обратил сень внимания на то, чтобы узнать о состоянии войска и привести в готовность победоносную рать.

В месяце раджабе 977 года, когда солнце только что вступило в созвездие Козерога, когда покровительство всевышнего [бога] охраняло [Абдулла-хана], победоносный [хан], поддерживаемый помощью великого бога, выступил в поход и двинулся для встречи с Дарвиш-ханом.

Эти два величественных и славных государя встретились около Сагарджа. Они выступили из лагеря для окружения Самарканда и остановились в куруке Алиабад.

Са'ид-султан, став на путь вражды, также собрал войско из всех подвластных земель [Самаркандского] вилайета и начал укреплять башни и стены крепости, приложил исключительное старание в охране крепости. Несмотря на то, что был издан ханский приказ, которому подчиняется [весь] мир, чтобы войско [хана] не подходило к крепости и не вступало в битву и сражение, отряд смелых мужей, опоясавшись, поднял руки храбрости и направился к Самарканду. [Это были] храбрецы, подобные Марсу, которые ввиду исключительной смелости презирали смерть так, как живые существа [любили] жизнь. Они так любили сражение, как [иные] люди — покой. [В числе их были] такие, как Назар чухра-агаси ¹⁵³, Баки хаджи, сын Тугма /150б/ аталыка, Ширафган-мирза и другие. Когда весть о наступлении [80] этого отряда дошла до самаркандского войска, из крепости выступило около двух тысяч всадников и пехотинцев с луками мести, перекинутыми через сильные плечи. Вооруженные, оснащенные, они [засели] в засаде и стали ждать битвы. Вдруг храбрецы ристалища смелости, воители долины храбрости и отваги тронули смелых коней и, словно палящий огонь или неожиданное бедствие, обрушились на пехотинцев, вознеся хвалу богу до высшей точки вращающегося неба, они выступили со всех сторон. То они разрубали смертоносным мечом одного человека надвое, то копьем, подобным чудовищу, соединяли двух в одного.

Словом, эти два мстительных войска напали друг на друга так [стремительно], сражались и воевали так искусно, что от удивления перед этим сражением закружилась голова у солнца, от ожесточенности этого боя задрожало сердце Марса-меченосца на вершине небесной твердыни. Поскольку этот отряд войска вступил на путь сражения вопреки воле его величества [Абдулла-хана], то некоторые [из выступивших], как, например, Баки хаджи и другие, попали в плен, а такие, как Иман чал, сын Исганак бахадура, Сикзак бахадур и шейх-заде кази Таткенда ¹⁵⁴, пали от стрелы. Остальные, продолжая вести бои, теснили пехотинцев так, что враги отступили и подняли знамя бегства. Погасло пламя сражения, огонь войны, который горел так сильно, и каждый воин поспешил в свое убежище.

Когда время осады [Самарканда] затянулось и достигло сорока дней, некоторые вельможи [Дарвиш-хана], стараясь улучшить отношения между сторонами заключением мира, уговорили Дарвиш-хана послать человека к высокому порогу [Абдулла-хана] и просить его величество о следующем: “Представляется правильным теперь вернуться нам обратно и, когда пройдет зима, ранней весной вновь прийти сюда”.

Воинственный [Абдулла-хан] счел это предложение правильным. Он снял осаду, возобновил договор [о мире с врагами] и вернулся обратно.

[Рассказ о том, как] собралось вражеское войско и в исключительном великолепии направилось к Бухаре. [О том, как] изволил прибыть [к ним] его святейшество Азизан, и о заключении перемирия

Когда государь, не имеющий себе равных, [Абдулла-хан] повернул поводья возвращения из окрестностей Самарканда, Баба-султан с войском Туркестана и подвластных ему областей вновь поспешил в Самарканд на помощь султану Са'ид-султану. Эти два мятежных султана объединились и с войском, подобным чертям, с людьми, числом превосходящими Йаджуджей и Маджуджей, отправились походом на Бухару. Они пошли шагами старания и усердия по пути дерзости, по стезе заблуждения. /151а/

Часть населения Мианкаля закрылась в крепости Дабусия, часть засела в вилайете Кермине. Когда вражеское войско, [страшное], как Судный день, достигло крепости Кермине, около двадцати тысяч человек в составе войска одного из хорезмийских султанов переправились через реку и направились к крепости. Султан, друг дервишей ¹⁵⁵, Дустим-султан поднялся на вал ее и разрешил своему войску [вступить] в бой; он дал воинам коней и оружие и вывел [их из крепости]. Сражение между ними привело к тому, что после нескольких столкновений враги подняли знамя бегства и в растерянности бросились в воду. Согласно [поговорке] “утопающий [81] цепляется за любую травку” ¹⁵⁶, некоторые вцепились рукой в щепки, сучья в воде и из этой страшной пропасти вытащили свою жизнь на берег. Некоторые [из них] утонули в море тленности, в пучине горя, [как гласит стих]: “От прегрешений их были они потоплены” ¹⁵⁷. В числе их был и Султан Хорезми, который презирал битву, он упал и сложил голову. Когтями судьбы много народу было захвачено в плен, оказалось в оковах пленения. Некоторые раненые, усталые, вернулись к своим отрядам. Несмотря на то, что при первом же нападении [войск Абдулла-хана] врагов постигло такое поражение, эта высокомерная толпа от исключительной надменности не отказалась от своего намерения и направилась в Бухару с целью грабежа и разбоя. Она остановилась в степи Гишти ¹⁵⁸, которая входит в Гидждуванский туман ¹⁵⁹. Жители этого тумана собрались у священной, озаряемой светом могилы его святейшества ходжи [всего] мира ходжи Абд ал-Халика Гудждувани ¹⁶⁰, да освятится его могила! Несмотря на близость покровительства его святейшества, эта толпа, потерпевшая поражение, близкая к порочности, далекая от истины, заставив [людей] снять одежды преходящей земной жизни, протянула руки для грабежа. Его величество, услышав об этом событии, об этом печальном случае, устроил совет и [высказал] пожелание встретиться [в битве с врагом]. Сначала он послал вперед отряд смелых храбрецов и отважных воинов, таких, как Чулма оглан, Назар-бий найман, Али-Мардан бахадур, Суундук пахлаван, Мухаммад-Али оглан, Гандж-Али шигаул, Аким чухра-агаси, Назар чухра-агаси и сыновья Турум дурмана Абд ал-Баки-бий, Мухаммад-Баки-бий. Поблизости от упомянутого [Гидждуванского] тумана произошло большое сражение между победоносным войском [Абдулла-хана] и мятежным войском врагов.

Месневи

В этой битве победоносное войско [хана] показало образцы мужества и храбрости. Согласно Мисра: Мне нужна слава, ибо тело смертно*, Балхи бахадур /151б/ пожертвовал преходящей жизнью, [оставив] доброе имя, что является вечной жизнью. Мисра: Не умер тот, чье имя вспоминают добром.

Словом, в этот день между двумя сторонами произошло такое сражение, что невозможно ни рассказать языком, ни описать пером.

Наконец воины армии [Абдулла-хана] благодаря счастью его величества, великого и славного [хана], отбросили врагов и заставили их бежать почти до их центра. Мятежные враги почувствовали страх и ужас от силы и величия храброго войска [хана] и своим слабым умом поняли, что предстоящее окружение [их] ничего [хорошего] не покажет в зеркале [их] надежд. Поневоле от слабости и безвыходного положения они сошли с пути гордости и самомнения. Они послали человека к порогу, подобному Каабе, его святейшества наставника на пути истинной веры, столпа [веры], центра сферы святости, центра круга руководства на пути истины, [того], кто подобен святому и похож на херувима, вождя арифов ¹⁶¹, руководителя людей, обладающих хорошим вкусом и совестливых, то есть его святейшества Касим-шейха Азизан ¹⁶², от счастливой особы которого в то время зависело исполнение желаний обитателей мира и устройство важных дел всех людей. Они обратились [к нему] с огромной просьбой, невыразимо сильной мольбой [82] и попросили его святейшество почтить [их] своим присутствием, чтобы устроить дело мира, уладить отношения между сторонами. Согласно просьбе врагов его святейшество Азизан прибыл в их стан. Они устроили [ему] такую славную встречу, которую могли бы пожелать августейшие [государи] ¹⁶³, после чего вельможи их довели до высшей точки [следующую] просьбу: “Наши султаны свернули свиток” ¹⁶⁴ мятежа и, избрав путь справедливости, говорят: ,,Представляется очень далеким от обычаев мусульман, чтобы из-за надменности нашей, горстки гордецов, такая обширная страна подвергалась бедствиям, беспокойству. Будет лучше, если [хан] благосклонно направится в город и после исполнения нами молитвы и прославления [бога] он приложит усилия для прекращения смуты и огня мятежа”. Они просили, чтобы он, [Касим-шейх], исполнил все, что входит в обязанности [дающего хану] советы, [вызвал у него] благосклонность, что подобает имамам веры, арифам и мистикам. Когда [его святейшество] вступит на похвальный путь, на важный путь заключения перемирия, постарается рассеять вражду, быть может, в зеркале упований [их] покажется картина благополучия и вражда сменится дружбой”.

Его святейшество, сочувственно относясь к положению народа, [заботясь] о безопасности страны, государства, встал на путь заключения мира и в сопровождении группы эмиров направился в Бухару. /152а/ Он ясно изложил свое послание на страницах рассказа: Поскольку смысл приятных слов его святейшества был направлен ко благу и добру, то государь, повелевающий, как Искандар, [Абдулла-хан] слушал их ушами согласия и, одобряя священную волю его, не сделал никаких возражений. Он послал к врагам из [числа] своих столпов государства ходжу Хасана накиба ¹⁶⁵, имеющего должность накиба, и могущественного эмира Джан-Али-бия с группой эмиров для беседы с его святейшеством [Касим-шейхом] Азизан об устройстве дел мира.

По приказу [хана] они пошли в стан врагов; говорили красноречиво, словом, устроили дело заключения мира. Султаны Самарканда и Ташкента, сочтя это за честь, повернули поводья возвращения и поспешили к себе на родину.

Поход хакана, повелевающего, как Искандар, [Абдуллагхана] на вилайеты Андхой и Шибирган, завоевание этих городов по воле владыки, к кому обращаются за помощью (т. е. бога)

Да не останется тайным и скрытым для проницательных умов и для священных сердец умных людей, которые являются вождями разумных людей в мире, лучшими среди мыслящих людей, что всякий, кто шествует по пути служения, по стезе повиновения [государю], стремясь к справедливости и верности, и бывает стойким и непоколебимым, тот с каждым днем поднимается [все выше] по ступеням счастья, по лестнице благоденствия; всякий, кто дает волю несбыточным мечтам, тот отступает с верного пути и неизбежно падает в пучину гибели.

Двустишие

Цель изложения этого рассказа, передачи этого повествования заключается в следующем. Хотя Дин-Мухаммад-султан вначале, в первоначальных [своих] делах выказывал единодушие [с Абдулла-ханом], проявлял верность и преданность [ему], покрывал лик подчинения румянами покорности и служения [хану], однако как только показывалось зеркало испытаний, во многих случаях с его стороны возникали лишь картины вражды.

Стихи

Согласно этому вступлению, для наказания того несчастного, [Дин-Мухаммад-султана], могущественный хакан [Абдулла-хан] с войском, многочисленным, как лучи солнца, неисчислимым, как капли дождя, в 978 году, [соответствующем] году Лошади, /152б/ поднял победоносное знамя и направился к городу Балху.

Месневи

Когда земля Несефа ввиду остановки [на ней] великого и славного войска [Абдулла-хана] стала предметом зависти плодового сада и [все] увеличивающейся зависти райского сада, его величество [Абдулла-хан], подобный Искандару, вызвал Узбек-султана и соизволил сказать следующее: “Дин-Мухаммад-султан возгордился из-за многочисленности [своих] войск и приближенных, численности своих слуг и вельмож. Он проявляет беспечность в важных делах султанской власти, в великих и славных делах. Я опасаюсь, как бы не ушла из его рук власть, не оказалась бы она у врагов. Тогда выйти из этого затруднительного положения окажется за пределами возможности. В случае неприятностей со стороны врагов от него не будет нам никакой помощи. [Мне] представляется, что следует его наказать. Если Аллах пожелает, то все, что с самого начала войдет в сферу [нашего] обладания из его вилайета, пожалуем вельможам, [84] бразды правления этими [землями] передадим тем из них, кто предан [нам]”. После того как [Абдулла-хан] обласкал его (Узбек-султана) царскими дарами, государевыми милостями, он поднял полумесяц [знамени], сверкающий, как солнце, до стоянки луны, до вершины солнца и, покинув ту местность, [направился] к берегу реки.

Когда войско августейшего [Абдулла-хана] на берегу Джейхуна возвысило шахскую палатку до высшей точки луны, до созвездия Рыб, его величество [Абдулла-хан], повелевающий, как Искандар, и все войско сели на такие суда, по сравнению с каждым из которых просторы девяти небес по величине казались ничтожными, по сравнению с величиной каждого судна слои небес казались лишь маленькой запиской.

Месневи

Наподобие быстротекущей воды, поднимающей волны, как быстрый, сильный ветер, они переправились через реку Джейхун. Сопутствуемый счастьем, благоденствием, величественно и торжественно [Абдулла-хан] сначала отправился в Андхуд. Сокол счастья стал парить в воздухе желанной цели [хана]; планета Юпитер на высших сферах голубого неба остановилась на стоянке повиновения, /153а/ на ступеньках покорности [хану].

Месневи

Эта крепость — [одна из самых] прочных среди известных крепостей, о ее надежности и прочности написано на страницах времени и рассказывается повсюду. Высота ее [достигает] таких пределов, что она вздымает голову величия до чертога Сатурна, ряд зубцов ее царапает купол неба.

Месневи

Дин-Мухаммад-султан передал этот вилайет в виде икта ¹⁶⁶ своему младшему брату Шах-Мухаммад-султану, он назначил его аталыком великого, могущественного эмира Джан-Даулат-бий наймана. Это был человек, имеющий многочисленных последователей, огромную свиту. Взяв в руки бразды дел в этой стране, в этих землях, он поднял голову до высшей точки голубого неба.

Когда его величество [Абдулла-хан] расположился вокруг этой крепости, окружил ее, уподобив точке в центре окружности, охватил [ее] кольцом, Джан-Даулат-бий почувствовал беспредельный страх, ужас и растерянность. [85] Он испугался натиска государя, пришел в ужас, словно голубь от преследования орла. Кончик нити здравого суждения стал недоступен для руки [его] рассудка. [Лелея] бесплодные мечты, он закрыл крепость перед его величеством и укрепил [ее].

Стихи

Последовал высокий приказ [Абдулла-хана], чтобы победоносное войско окружило эту укрепленную твердыню, подобную небу, шагами смелости взобралось бы на земляной вал и, перейдя [через] ров, поднялось бы на [стены] крепости. Согласно этому [приказу] победоносное войско приготовило все необходимое для завоевания крепости: оружие и орудия для битвы и сражения. [Воины] тотчас же приложили все свое старание, чтобы овладеть этими стенами, и подняли руки храбрости. Искусный ¹⁶⁷ устад, устад Рухи, который, [обстреливая крепость] из арраде ¹⁶⁸ и манджаника ¹⁶⁹, попадал в купол [чертога] Сатурна и искрами огня из ружья зажигал основу небесной твердыни, привел в готовность зарбазан ¹⁷⁰ так, что закладывал в жерло камни весом в один бухарский ман ¹⁷¹. Выстрелами, следовавшими один за другим, он разрушил крепостные башни и вал, а стену /153б/ ее, которая по прочности была, как [Искандарова] стена, он превратил в осиный улей.

Стих из поэмы

Хотя жители крепости в течение нескольких дней шли по пути вражды как могли и, посыпав несчастные головы прахом бесстыдства, твердо стояли на ногах стойкости на стоянке войны, но в конце концов они поняли, что противостоять войскам, предопределению небес, проявлению помощи и милости божьей выше человеческих сил и возможностей. Величественное и неисчислимое войско могущественного [Абдулла-хана] с большим количеством снаряжения, не вступая в битву, легко [может] опустошить весь мир, уничтожить весь свет. Поэтому правитель [города] встал на путь [86] мольбы, зацепился за подол заступничества Узбек-султана. Считая его высочество [Узбек]-султана посредником для спасения и посредником для избавления, он ввел его в крепость, вручил ключи от крепости в руки обладания приближенных [султана] и встал в ряд его слуг. Когда это событие нашло завершение таким образом, его величество [Абдулла-хан], соблюдая старые законы и обычаи, пошел поздравить [Узбек]-султана, ибо Узбек-султан был старше его величества [Абдулла-хана] на несколько месяцев. Когда он приблизился к крепостному валу, [Узбек]-султан поднялся в крепость и только оттуда разговаривал с [Абдулла-ханом], но не раскрыл перед ним ворота. Это обстоятельство вызвало [у хана] сильное огорчение, поздравив [султана] снизу, он вернулся назад. Он тотчас же бросил аркан верных мыслей на зубцы крепости Шибирган и, повернув лик решительности в сторону той страны, поднял знамя, подобное солнцу.

Завоевание Шибирганского вилайета государем, подобным Джамшиду, [Абдулла-ханом] и оставление его по просьбе некоторых арифов

Достоинство решительности [в том, что она] является путеводителем караванов к желанной цели и обеспечивает успех в [исполнении] важных дел. Поэтому никто из могущественных султанов, не будучи решительным, не захватывал сильными руками поводья завоевания стран и ни один из почтенных хаканов без помощи и содействия исключительной решительности не утверждался на троне власти и господства, на престоле величия и покорения мира.

Кыт'а

Согласно с этим, его величество [Абдулла-хан], повелевающий, как Искандар, вложил ноги решительности в стремена для высокого подвига. Феникс победоносного зонта [хана] распростер крылья счастья для нападения на Шибирганский вилайет, двинул быстроногого коня надежды для завоевания той страны. Были приготовлены все средства, [чтобы] властвовать и благоденствовать, победоносное, благословенное войско [его] находилось на стоянке повиновения и покорности, счастье [его] было украшено признаком вечности, блаженство сопряжено с достоинством постоянства, из-за любви к [хану] счастье опоясалось поясом приверженности, величие и слава заняли почетное место у высокого порога [хана].

Стихи

В то время, когда его величество [Абдулла-хан] из окрестностей крепости Андхуд направился к Шибирганскому вилайету. Узбек-султан, оставив в крепости некоторых своих верных слуг вместе с Джан-Даулат-бием, двинулся вслед за [ханом]. Когда произошла встреча между ними, его величество [Абдулла-хан] приветствовал его высочество султана не так, как подобало.

Он поделился с некоторыми людьми своим огорчением по поводу недостойного поступка его (т. е. Узбек-султана). В связи с этим обстоятельством сердце султана охватил беспредельный страх, безмерный ужас. Когда войско [хана], подобное небу, дошло до местности [Ходжа-йи] Дукух ¹⁷², подвластной Шибиргану, благодаря игре и усилиям судьбы-фокусника возник удивительный случай, произошло редкостное, полное чудес событие. Узбек-султан по подстрекательству и коварству группы мятежников свернул с верного пути и очутился в пустыне заблуждения. Однажды без ведома [хана] он ушел из победоносного лагеря и отправился в Балх. От этого случая для правителя Балха взошла заря радости из-за гор печали. Он поспешил навстречу [Узбек-султану], встретил его с исключительным уважением, союз с ним он счел [большой] радостью для сердца, весельем для души, в изъявлении уважения к нему он не пренебрегал ни одной мелочью.

В результате этого события на благоухающее сердце его величества [Абдулла-хана] осела пыль от полчища горя ¹⁷³, так что от исключительно ревностного отношения [к делам страны] он опоясался поясом для истребления этой несчастной толпы. Однако, поскольку его помыслы были устремлены на освобождение Шибиргана, сначала он направил знамя в ту страну.

Он окружил эту крепость, словно ореолом луну. В окрестностях, предместьях ее он расположил в укрытиях победоносное войско. Эта крепость также из /154б/ числа крепостей, [расположенных] у реки, она описана и известна [своей] прочностью, прославлена неприступностью, птица воображения и мечты опасается взлететь на нее, рука злоключений судьбы бессильна, не достигает до подножия ее земляного вала.

Месневи

[Управление] этим вилайетом правитель Балха еще раньше поручил своему брату Падишах-Мухаммад-султану, доходы от него он передал ему в виде улуфа ¹⁷⁴, его аталыком он назначил Мухаммад-Кули-бия кушчи, он оставил при нем и Араб-бия кушчи.

Когда хакан, подобный Искандару, [Абдулла-хан] с помощью преславного [бога] величественно расположился лагерем вокруг этой крепости, он приказал поставить палатки и шатры, царскую палатку и ставку, [возведя их] до облаков, до высшей точки солнца. Упомянутые эмиры [Шибиргана] сначала мысленно опирались и надеялись на прочность крепости. По легкомыслию они закрыли городские ворота и простерли руки к битве и сопротивлению. [88]

Месневи

В связи с этим последовал приказ, которому повинуется [весь] мир, чтобы каждый обратился лицом величия и могущества к покорению крепости и зажег огонь битвы, блестящим, сверкающим мечом сжег бы легкомысленных презренных врагов.

Согласно приказу воины, подобные звездам, дородные, сильные, как слоны, жестокие и бесстрашные, как львы и леопарды, одетые в шлемы храбрости, в кольчуги смелости, направились к крепости, ступая шагами битвы и сражения, они подняли руки отваги.

Месневи

В течение нескольких дней происходило следующее. [Воины]-леопарды, нападающие, как слоны, сильные, как Бахрам, крокодилы, наступающие, словно тигры, сильные, как львы, готовились к битве и сражению, прилагали большие усилия для приведения в порядок военного снаряжения, сбора орудий и оружия для захвата крепости. Наконец на скрижалях мыслей силой воображения эмиров, [находящихся] в крепости, /155а/ возникло следующее мнение: если победоносное войско [хана] со всем старанием и усердием будет стремиться завоевать эту укрепленную крепость, [прочную], как камень, то ураганом гнева оно поднимет пыль уничтожения для всего рода этой толпы, испытывающей трудности. Основываясь на этом, взяв большое количество даров и подарков, они поспешили поцеловать порог его величества могущественного [Абдулла-хана]; через посредство столпов государства и вельмож его величества они удостоились чести встретиться [с ханом]. Вступив ногой учтивости на путь покорности, на дорогу бессилия [89] и униженности, они просили простить Падишах-Мухаммад-султана; опустив головы покорности, они вцепились рукой беспомощности, смирения и повиновения в подол [просьбы] об извинении, в подол раскаяния, просьбы о прощении.

Они совершили обход вокруг великого двора [хана], который да будет всегда Каабой надежд обитателей мира, кыблой [различных] групп людей, и удостоились облобызать ковер. Они раскрыли уста искренности только для выражения единодушия и [выполнения] долга, учтиво облобызали прах благословенной ставки [хана] и представили пред чудодейственные очи его величества ключи от крепости.

Стихи

Много кичливых людей, которые были опьянены чашей высокомерия и поднимали головы величия в голубое небо до созвездия Близнецов, в конечном счете по воле величайшего Творца, вершителя Страшного суда, и от силы и могущества его величества государя [Абдулла-хана] упали на землю унижения и позора. Много славных мужей, которые из-за непомерной гордости возомнили себя луной и солнцем, в конце концов с помощью Творца, при поддержке бога и благодаря могуществу шаха, обладающего благословенным троном, и из страха [перед ним] направились к стоянке бессилия и покорности.

Двустишие

Словом, после того как эмиры вместе со своим [Падишах-Мухаммад]-султаном удостоились чести поцеловать ковер [хана], его величество соизволил смыть страницы их пороков чистой водой прощения, он зачеркнул чертой безопасности страницы их грехов, принял во внимание раскаяние каждого. Султану он подарил ловчего сокола, отличил его царскими милостями, поясом, мечом, осчастливил [его] царскими дарами и государевыми милостями и взял его с собой [в поход]. /155б/ Он (Падишах-Мухаммад-султан) назначил своим аталыком Мухаммад-Кули-бия, возвел почетный сан последнего до вершины величия. После того как его величество [Абдулла-хан], подобный Искандару, полностью освободился от важных дел этого вилайета, согласно обстоятельствам, [изложенным] ранее, подняв победоносные знамена, в полном порядке он направился из этой области в Балх. [90]

Месневи

Когда стало известно о походе хакана, величественного, как Искандар, Дин-Мухаммад-султан от страха перед силой могущественного [хана] раскаялся и попросил прощения, сделал мольбу средством для избавления и предлогом для спасения. За устройство этого дела взялся его святейшество прибежище шариата, познавший хакикат, священный [муж], ведущий по пути истины, султан, находящийся за завесой священности, восседающий на троне стран, идущих по пути истины, вызывающий в памяти [стих]: “Поистине, Аллах — только единый бог” ¹⁷⁵, устроитель дел народа и веры маулана Мухаммад-Захид ¹⁷⁶.

Стихи

В то время он был наставником в тарикате кубравийа ¹⁷⁷. Он обратился к [пути] истины через посредство Махдум-и А'зама шейха хаджи Мухам-мада Хабушани ¹⁷⁸, да будет доволен им Аллах!

[Вместе с маулана Мухаммад-Захидом Дин-Мухаммад-султан] отправил в качестве посла к его величеству [Абдулла-хану] и Мирим-шейха, саййидского достоинства, который на страницах святости начертал руководство на пути истинной веры и о котором у султана было хорошее мнение. [Султан просил их], чтобы они, согласно полному значения стиху: “Примиряйте же обоих ваших братьев” ¹⁷⁹, погасили бы огонь мятежа водой мира, сделали бы все, что будет на пользу обеих сторон.

Согласно просьбе султана эти два руководителя мистиков поспешили к ставке его величества [Абдулла-хана], подобного Искандару, и удостоились чести встретиться [с ханом]. Выразив [почтение], мулла Мухаммад-Захид раскрыл красноречивые уста и заявил: “Дин-Мухаммад-султан, выражая верность [хану], говорит: ,,Мы все воспитанники хакана, являющегося прибежищем мира, воспитанные в царском дворе, подобном небу. Если по наущению дьявола, от страха за жизнь на некоторое время мы вышли за пределы повиновения, за сферу смирения, покорности [хану], то теперь с помощью путеводителя к истине — разума, благодаря уму, разрешающему трудности, мы вновь нашли прямую дорогу, верный путь, который был далек от проницательного взора. Рукою воли, кончиками сильных пальцев мы вновь взяли нить покорности [хану], выпавшую из рук. То время, в течение которого мы шли по своей воле, не считаем за жизнь, о чем сильно сожалеем. /156а/ Уповаем на присущую могущественному [хану] милость, на то, что он покроет наши грехи подолом прощения и небрежения, перечеркнет страницу наших грехов и проступков чертой пощады, с тем чтобы впредь мы были стойки на пути служения, на стезе покорности и повиновения [хану]"”. [91]

Его величество [Абдулла-хан] поневоле принял извинение духовных лиц, шейхов и соизволил сказать: “Целью нашего прибытия в этот вилайет является предостережение, а не стремление [завоевать] страну. Всем очевидно, ясно и понятно, что всегда, когда совершившие проступок, согрешившие хватаются рукой просьбы о прощении за подол извинения и раскаяния и, решившись извиниться, остерегаются пучины вреда благодаря унижению, принять их раскаяние, простить их прегрешения — наше похвальное качество, приятный обычай, бог тому свидетель: ,,Довольно Аллаха как свидетеля!" ¹⁸³. Если Дин-Мухаммад-султан, отказавшись от известных привычек, несмотря на то что было, явится к нашему двору, подобному небу, по отношению к себе он найдет исключительную милость, безграничное милосердие, [ему] будет лучше, чем было раньше. В противном случае, если он не вынет вату из ушей беспечности, не проснется от сна кичливости и не откажется от самообмана, в [который] ввел [его] дьявол, то непременно поднимется ураган [нашего] возмущения, как порыв сильного ветра, или, как ослепительная молния, разгорится огонь гнева, пламя негодования. Следовательно, согласно содержанию великого коранического стиха: ,,А кто изменит это после того, как слышал, то грех будет только на тех, которые изменяют это" ¹⁸⁴, при таком положении представляется наилучшим [для него] соблюдать исключительную осторожность и понять смысл красноречивых слов: „Мы — судьба, кого мы возвысим, тот возвысится, а кого мы унизим, тот будет унижен"” ¹⁸⁵.

Когда [Абдулла-хан] таким образом удовлетворил их просьбу, оказал милость, издав высокий царский приказ о прощении, он одарил послов достойными подарками согласно их положению и через них послал почетный халат [Дин-Мухаммад]-султану. Все вилайеты, которые были в руках его высочества, [султана], он оставил его правителям. После этого [Абдулла-хан], подняв голову до выси небесной, направил поводья решимости в сторону столицы государства.

Как только радостная весть о прибытии его величества дошла до слуха верных [мужей] страны, в. бутоне желанной цели [их] появилась роза радости, до обоняния великодушных людей донеслось благоухание веселья из цветника осуществления желаний. Знатные люди вилайета, великие мужи страны, подданные, простой народ пошли встретить [хана], чтобы лицезреть августейший лик. Подобно тому как от сияния солнца озаряется око мира, так и они обрели тутию ¹⁸⁶ для ока гордости от пыли, [поднятой] могущественным войском /156б/ [хана]. Его величество обласкал каждого согласно его положению и наделил обильными дарами, проявил исключительную приветливость и раскрыл благословенные уста, чтобы расспросить [о положении дел у них]. Подобно душе, которая величественно движется в теле, его величество вступил в столицу державы, средоточие величия и славы. Он одарил в достаточной мере благородных и простых людей из сокровищниц милостей для всех, [дарами] из казны упований он в достаточной мере и щедро наделил обитателей мира и обрадовал [их].

Когда его величество могущественный [Абдулла-хан] вернулся из [92] Андхоя и Шибиргана и воссел на трон державы, на престол — место халифского достоинства, он осенил тенью милосердия, тенью милости головы подданных страны, занялся [делами] управления вилайетом, стал покровительствовать подданным, предоставлять удобства [им].

На протяжении долгого времени, многих лет при дворе [Абдулла-хана], величественного, как небо, вся власть была сосредоточена в руках доверия счастливого эмир-заде Валиджан-мирзы джалаира, и тот потратил [много] времени на искоренение притеснения со стороны злых людей, [чтобы] прекратить шум нечестивых. Однако, так как хакан, могущественный, как Фаридун, [Абдулла-хан] улучшение дел подданных считал необходимой, неотъемлемой обязанностью [своих] высоких помыслов, он не мог быть свободным от забот об этих важных делах. Сияющие, как солнце, мысли [хана] сочли наиболее удобным и подходящим передать дела управления страной и все дела, связанные с диваном, под просвещенное ведомство такого человека, который был бы сведущ во всех делах, связанных с имуществом, и каждый день правильно докладывал бы [хану об этом]. Когда блеск этих мыслей осветил все искреннее сердце его величества и картина этих соображений раскрыла завесу стыдливости в его сердце и мыслях, сияющих, как солнце, он вызвал из Кермине в Бухару его святейшество высокодостойного, счастливого, благословенного [мужа], прибежище шариата, отмеченного милостями вечного бога кази Нур ад-дина Мухаммада, который, несмотря на высокое происхождение, на высокое положение, в сердце и мыслях чертит письмена из различных [областей] знаний, благодаря силе глубокого, проницательного ума, силе разума и мысли заботится о нуждах знатных и простых людей, о важных делах всех людей. [Хан] оказал ему всякого рода царские милости, пожаловал царские дары. Помимо того что он занимал высокое положение казия всего Бухарского вилайета, [хан] передал ему власть при [своем] дворе, подобном небу; ввиду его прозорливости и исключительной проницательности [хан] доверил [ему] устройство важных дел в стране, ведение дел вилайета; он вложил в руки его обладания бразды разрешения и улаживания, поводья ведения и устройства /157а/ всех важных дел, больших и малых. [Хан пожелал], чтобы его святейшество упомянутый [кази] благодаря [своим] способностям, исключительным знаниям вновь прославил бы дела, чтобы он своими распоряжениями, без которых не представляется устойчивость неба, погасил бы огонь мятежа, заставил бы осесть пыль смут и благодаря умению вершить дела провел бы в жизнь приказы властелина, [хана], создал бы условия для благополучия [в стране].

[О том, как Абдулла-хан] поднял высокое знамя с намерением выступить в поход и направился к Термезу — городу мужей для завоевания [его] и начертал на поверхности сердца, на страницах души письмена о покорении его

Одаренные, проницательные мужи, великие и славные люди воочию видели в зеркале опытности пользу и выгоду от путешествия и передвижения. Умные, наблюдательные, прозорливые, проницательные люди достигали цели, благословенных желаний и упований благодаря большой опытности. Передвижение с места на место наподобие [смены] вечера и утра свойственно бодрствующим мудрецам, прокладывание дороги к спокойствию и покою — обычай баловней судьбы. [93]

Стихи

Цель изложения этого рассказа в следующем. Когда его величество могущественный [Абдулла-хан], удовлетворенный, довольный, вернулся из вилайетов Андхоя и Шибиргана, несколько дней он восседал на подушке счастья и блаженства, на троне величия и верховной власти, отдыхая и [наслаждаясь] покоем. Затем, словно небосвод, он вновь познал для себя покой в странствии и, как звезда, нашел отдых в передвижении. По этой причине в 979 году, соответствующем году Обезьяны, его величество [Абдулла-хан], подобный Искандару, обладающий благодатью Фаридуна, осенил тенью внимания подготовку войска, приготовление снаряжения. [Это было] весной, когда по причине вселяющего радость прибытия чудесного султана весны беспомощное войско холода повернуло поводья бегства, а счастливые полчища зелени и пахучих трав поспешно выступили с намерением завоевать просторы степей и захватить твердыню садов.

Стихи

[Абдулла-хан] поднял руки величия, щедрые, как море, для раздачи [воинам] редкостных вещей и [всякого] добра. Он заставил взойти солнце победоносного знамени в наивысшей точке неба счастья и стойкости, на горизонте блаженства и счастья и направился к городу мужей — Термезу, подвластному Балху — куполу ислама.

Месневи

Неискушенным людям, которые вершат дела, не [имея] опыта, не зная сущности явлений, [судят о них] лишь на основании внешних признаков, на первый взгляд кажется, что Дин.-Мухаммад-султан все время опоясан поясом служения [Абдулла-хану] и, вдев голову в ярмо повиновения, соблюдает условия выражения покорности [хану]. Тогда почему же вопреки этому хан, [проявляющий] безграничную милость, исключительное милосердие [к султану], выражает согласие на поход благословенного войска на вилайет последнего? Ведь умным, мудрым, проницательным, прозорливым людям ясно и очевидно, что, пока кто-нибудь не совершит тяжкий проступок и большое прегрешение, тот не заслуживает, [чтобы к нему] обращались [с осуждающей] речью, и тот не должен быть порицаем.

Дело заключается в следующем. Были две веские причины для того, чтобы государевы войска совершили поход на его вилайет: одна внешняя, другая — по существу. Что касается внешней причины, то она заключается в следующем. Хакан, стремительный как Бахрам, [Абдулла-хан], который являет собой место восхода красоты и величия славы, после переселения из этого мира [Пир-Мухаммад-хана], да осветит бог доказательство его, — отца его (Дин-Мухаммад-султана) — изволил передать последнему Балхский вилайет, а не завладел им [сам]. [Хан] постоянно покровительствовал [Дин-Мухаммад-султану], опекал его, выражал исключительную дружбу и оказывал безграничные милости ему. В ответ на это [со стороны Дин-Мухаммад-султана] выявились лишь признаки вражды [к хану]. Проницательный государь [Абдулла-хан] много раз, подняв покрывало подозрения с лика истины, наставлял его, чтобы тот взялся рукой надежды за седельные ремни вечного счастья хана, подобного Искандару, с помощью великого и славного [бога] вывел корабль устремлений из моря гибели к берегу спасения.

Месневи

Однако по причине крайнего тщеславия, чрезмерного самомнения он, [Дин-Мухаммад-султан], закрывал двери в доме сердца замком высокомерия и надменности и ни за что не слушал советов наставника-разума, который является учителем, раскрывающим тайны.

Что же касается причины по существу, то она заключается в следующем. Его величество [Абдулла-хан] со свойственным [ему] умом и прозорливостью всегда согласовывал [свои действия] с благословенным хадисом вождя людей [Мухаммада], да будет над ним мир: “Остерегайтесь проницательности мусульманина, ибо он смотрит светом Аллаха” ¹⁸⁷. Оком проницательности он всегда видел на страницах его положения дел, на лике его устремлений приметы упорства и упрямства, признаки смуты и мятежа. Отношения дружбы, любви, искренности и особое отношение, /158а/ которое [хан] проявил [к нему], никак не проникли в его (т. е. Дин-Мухаммада) сердце, не знающее притворства и обмана.