Хафиз-и Таныш Бухари. Книга шахской славы. Часть 2.7.

Библиотека сайта  XIII век

ХАФИЗ-И ТАНЫШ БУХАРИ

КНИГА ШАХСКОЙ СЛАВЫ

ШАРАФ-НАМА-ЙИ ШАХИ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Месневи

Этот счастливый шах для битвы
Повернул поводья в сторону поля брани,
На седле не луна ли, лицом подобная солнцу,
Казалась солнцем в зените небосвода?
Скрытый под кольчугой, в шлеме ненависти,
[Он казался] молодым деревом, украшенным лотосом.
[Над головой] его сиял огонь от золотой короны,
Излучался свет от свечи его лица.
[Его] лик словно луна, он опоясан золотым поясом,
И пояс его казался ореолом вокруг луны.
Султан на его благословенной голове
Был как бы новой луной, но более высокой, чем солнце.
Его благословенные перья были для украшения,
Его лик — солнце, а перья [султана создавали] сень. [215]

Латы на плечах шаха, чье лицо выражало счастье,
Казались зеркалом для солнца на небе.
Из-за его шлема, поражающего взоры,
На каждом углу двести душ являются его жертвой.
Он тронул коня для нападения [на врага],
Выступил, словно пери, на диве — [коне].
Важно шагая, словно китайская газель, [благоухающая] мускусом,
[Конь его казался] сверкающей молнией, но на земле.
Вокруг этого гордого [хана] герои,
Скрытые под кольчугой ненависти, рвущиеся к битве,
Горделивые всадники, у всех на голове [султан] из перьев,
Все в отряде из [мужей], лицом напоминающих пери.

[Абдулла-хан], согласно изречению: “Сердце — место обитания султана души” 402, встал в центре войска. Птица благословенного зонта [хана], как Хумай величия и счастья, раскрыла крылья благоденствия над головой этого государя, обладающего похвальными качествами. Отряд прославленных воинов, /222б/ которые огнем блестящего меча зажигают огонь битвы и сражения, огонь войны, он определил под знамя храбрости.

Хан, подобный Рустаму, Му'ин ад-дин Узбек-хан с огромным количеством снаряжения и вооружения поспешил [стать] по правую сторону от государя [Абдулла-хана], величественного, как Искандар, повелевающего, как Дарий. Под сенью зонта его, подобного солнцу, был определен отряд подобных львам воинственных мужей, нападающих, как леопарды.

Месневи

На правом крыле стал Узбек-хан,
Он вселил в сердца ненависть к врагу,
[Испытывая] счастье, он сел на скакуна,
Сел на коня счастья, облеченный властью.
Одетый в кольчугу, государь эпохи
Стал казаться солнцем на востоке, [выступающим] из-за облаков.
Его голову украшает стальной шлем,
Его корона, словно солнце славы на небе.

Перед рядами его войск встал могущественный царевич, славный султан Абу-л-Фатх Абд ал-Латиф-султан. Его благословенное войско украсилось [людьми, занимающими должность] ишик-ага правого крыла могущественного [Абдулла-хана], такими, как высокодостойный эмир-заде Мухаммад-Баки-бий дурман, Мухаммад-Али оглан и подобные им.

Месневи

Абу-л-Фатх Абд ал-Латиф, тот, от кого
Ряды врагов [терпели] сотни поражений,
Тронул коня, подобного ветру,
Быстрого, как огонь, блестящего, как молния,
Одетый в кольчугу для битвы,
Он походит на рыбу в местности, изобилующей родниковыми водами.
Он повесил золотой меч на пояс,
Щит был готов служить ему. [216]

Перед ним стоял могущественный эмир Джангельди-бий, возглавляя войско, могущественное, как Марс, нападающее, как Бахрам, благословенного султан-заде, величественного, как Парвиз 403, повелевающего, как Дарий, солнца на небе царства, сени милостей божьих Му'из ад-даула Абд ал-Му'мин-султана, да продлится его царствие! Вооруженный и оснащенный, он пошел на врагов шагами старания и усердия.

Стихи

Он выстроил отряд для мести [врагу],
[В котором] у всех нахмурены брови [от жажды] битвы.
Все вооружены мечами и стрелами,
[Это] леопарды, поражающие слонов, охотящиеся за львами.

На левой стороне поднял знамя, подобное солнцу, его высочество правосудный султан, миродержец, заботящийся о слугах, жемчужина в шкатулке счастья, яркая звезда в созвездии могущества Абу-л-Наср а Ибадулла-султан, /223а/ сидящий на коне, подобном горе. С войском, более многочисленным, чем лучи освещающего мир [солнца], с полчищем, не поддающимся счету и определению, как листья на деревьях, он устроился под сенью зонта благословенного [Абдулла-хана].

Месневи

Ибадулла, этот благословенный государь,
Устроился на левом фланге,
Он тронул породистого коня, подобного молнии,
Дива, не оставляющего тени, похожего на пери,
Он красовался на боевом коне с алым знаменем,
Напоминающим зарю на высоком небе.
В золотом шлеме и короне на голове он
Казался веткой розы с бутоном наверху.
У шаха — покорителя мира [на шлеме] султан,
Из почтения к которому осеняла его [птица] Хумай.
Он скрылся под кольчугой так,
Что напоминал солнце, показывающееся сквозь облака.

Перед ним поднял руку могущества и храбрости подобный дервишу Дустим-султан, тень милости божьей, с некоторыми [своими] сыновьями. С ног до головы скрытый под кольчугой, латами, он выступил по пути смелости.

Месневи

Шах, обладающий войском, [многочисленным], как звезды, знаменем, как у Искандара,
Надел стальную одежду, железную шапку,
Он оседлал боевого гнедого коня,
Также направил поводья на левый фланг.
Он прикрепил султан из перьев феи,
Начал грациозно двигаться, словно фея.
Его лицо украсилось алым стягом,
Словно вырос тюльпан в саду его лика. [217]

Перед рядами войска султана [Дустим-султана], почитающего дервишей, был определен Абу-л-Хайр-султан с братьями, такими, как Музаффар-султан, Бузахур-султан, все облаченные с ног до головы в кольчуги, беспокойные, волнующиеся, как Оманское море

Месневи

Абу-л-Хайр с войском, похищающим души [врагов],
Устроился перед левым крылом.

Раньше всех устремились к одному месту на левом крыле Муртаза А'зам и прибежище саййидского достоинства, благороднейший, избранный Мир Асад вместе с другим отрядом султанов, жаждущих отомстить [врагу], такими, как Шейхим-султан, такими почтенными эмирами, как Таныш-бий джелаир, Али-Мардан бахадур, Джултай-бий.

Наследник его высочества Хусрав-султана султан, подобный Хосрову [Ануширвану], Абу-л-Музаффар Исфандийар-султан с отрядом, [вооруженным] мечами, как солнце [лучами], щитами, подобными небу, копьями, как Симак-и Рамих, мечами, как Марс, [в котором были] такие [лица], как великий эмир-заде высокодостойный мирза Шах-Мухаммад мангыт, распорядительный эмир /223б/ Шахим-бий аргун, и остальное войско левого крыла подняли победоносное знамя и раньше всех заняли позицию.

Месневи

Шах, величественный, как Джам, славный государь,
По воле судьбы названный Исфандийаром,
Тронул боевого коня,
Опоясанный с целью [направиться] к полю битвы,
Он казался леопардом на горе,
Что за гора, которая двинулась, как молния,
[Конь] блестел, как сверкающее солнце,
По быстроте [в беге] напоминал дорогую жизнь.
Копыта его осчастливлены золотыми подковами,
Казалось, соединились вместе солнце и луна.
Золотое стремя его удостоилось чести
Стать орбитой ока Исфандийара.

Выступил вперед искусный устад Рухи. По милости божьей, благодаря силе счастья могущественного [Абдулла-хана], стреляя из ружья, он захватил холм, расположенный посредине поля битвы, который держали даш-тийцы. Установив на этом холме котлы Куббали и Джахангир, он приказал стрелкам из ружей и пиротехникам охранять эту местность. Он привез [сюда] телеги и связал [их] цепями; на них и под ними он поставил пехотинцев, искусных стрелков из лука и стрелков из ружей. На этой высоте он водрузил свое знамя.

Месневи

На этом [поле битвы, напоминающем] день Страшного суда, от колес [телег]
[Создалось впечатление], что тысячи небес быстро спустились на землю, [218]
Земля [словно] воодушевилась, напоминая небесное колесо,
[Ей] стали видны вращающиеся небеса.
Не говори, что это — телеги, это — могучие горы,
[На них] сражающиеся львы и леопарды.
Телеги, установленные вокруг войска,
Окружили палатки, словно ореолом луну.

Несколько отрядов, состоящих из храбрых копьеносцев, воинов, вооруженных мечами и саблями, прикасаясь губами к лезвиям блестящих мечей, гордо шагали под знаменем, касаясь шеей тетивы лука, [перекинутого через плечо], они были готовы жертвовать собой ради любви к победе. Если бы на какой-либо стороне обнаружилась слабость, усталость, поражение и понадобилась бы помощь, храбрые мужи, храбрецы поля битвы, были бы готовы к боям.

С той стороны Баба-султан, [стоявший] с такой огромной силой, что от ее множества и величия изнемогли горы и равнины, на поле битвы выстроил ряды для сражения. Отказавшись от товара души, богатства тела, которые являются дорогой жемчужиной, он построил /224а/ свои правый и левый фланги из львов чащи храбрости, леопардов горной тропы смелости.

Сам он встал в центре войска под мятежным знаменем. На свое правое крыло он определил своих мятежных братьев Дустим-султана и Тахир-султана с отрядом [воинов], нападающих, как волки, повадками похожих на лису.

Левое крыло войска он составил из другого отряда, [куда входили] его двоюродные братья, такие, как Абдал-султан, Пайанда-Мухаммад-султан, Махди-султан и подобные им.

Вместе с некоторыми своими сыновьями [Баба-султан] определил яраулом 404 Дин-Мухаммад-султана, который после посещения священного храма в Мекке возвратился из Хорезма и, бежав [от Абдулла-хана], направился к Баба-султану в Ташкент, и всех хисарских султанов, как-то: Факир-султана, Мухаммад-Шариф-султана, Мухаммад-Касим-султана, Махди-султана, которые после событий в Хисаре нашли убежище у Баба-султана и постоянно побуждали и подстрекали последнего к вражде и ссоре с его величеством [Абдулла-ханом]. И тот отряд по его, [Баба-султана], приказу облачился в хафтаны кичливости, [надел] на головы шлемы гордыни и сумасбродства. С не поддающимся определению вооружением, с неисчислимым количеством боеприпасов, в полной готовности, в несказанном величии, огромной толпой, несметным полчищем, определить [хотя бы] десятую долю которого смущались, были бессильны счетчики сметливого воображения, зодчие ума и проницательности, они стояли в авангарде войска.

Месневи

С другой стороны мстительные даштийцы
Стянули войска к полю битвы,
Отряд, [в котором] все жаждущие мести,
Все злые, как волки, повадками тигры.
Их [лица], лишенные бровей, все в морщинах,
В складках бровей у них спрятаны глаза.
Все подобны совам, лицом напоминают филина,
У всех глаза, как у мышей, у всех злые лица.
Влажные глаза их лишены зрачка, напоминая нарцисс, [219]
Они глубоко провалились в глазницы.
Головы их без волос, словно тыква,
Лица их в складках [морщин] похожи на щит.
Лица их лишены [даже] пушка [усов и бороды],
У них длинные подбородки из-за [отсутствия] усов и бород.
У всех только лица, а на лицах нет волос,
Кроме пыли злосчастья, нет ничего на их лицах.

Они связали крепкими цепями, прочными канатами огромное число арб, которые они еще раньше собрали из вилайета Дашта, Туркестана, Сабрана, Ташкента, Андижана, Ахсикета, Касана, и установили их перед боевыми рядами. В них устроилось много стрелков из ружья, бесчисленное множество стрелков из лука.

Месневи /224б/

Величественные даштийцы, сидящие на арбах,
Выступили, словно сто гор Альванд.
Арбы словно сделанные из дерева кони,
На них даштийцы, словно дети верхом на конях,
На этом ристалище, казалось, шахматисты
Сделали много слонов из дерева,
На арбах герои с ружьями в руках,
Напоминающими хобот опьяненных слонов.
Сидящие на арбах все мстители эпохи,
Похожие на детей, снова устроившихся в колыбели.

В одной стороне от правого крыла он поставил десять тысяч 405 человек из проливающих кровь храбрецов, мятежных воинов, таких, которые во время битвы и сражения не удостаивались вниманием [Рустама], сына Дастана, Сама, сына Наримана. Если бы где-нибудь потребовалась помощь, они должны были спешить [туда], устранить слабость и изъян.

После того как с обеих сторон таваджии приготовили поле битвы и сражения, выступили для битвы и сечи всадники войск, мятежники, жаждущие мести.

Со стороны врагов первыми дружно подняли блестящие мечи [воины] отряда, которые были букрамчи 406 и находились в засаде. Установив мятежные копья между ушами на шее боевых коней, они направились к левому флангу победоносного войска [Абдулла-хана].

Величественный, могущественный султан Дустим-султан вместе с другими храбрыми эмирами, такими, как бодрость саййидского достоинства Мир Асад, Таныш-бий, Али-Мардан бахадур и подобные им, тронул коня вражды и напал на них. При первом же нападении он потеснил тот отряд [воинов врага], страшных, как леопард, оттеснив их в центр войска. На одной стороне левого фланга, против авангарда Дустим-султана, совершил нападение Шах-Мухаммад-мирза вместе с отрядом смелых храбрецов из войска [Исфандийар] -султана, подобного Хосрову [Ануширвану], таких, как его высочество смелый Дуст-мирза, Ширафган-мирза. Поражая смертоносным мечом, [нанося] удары копьем, подобным дракону, они истребили врагов и свалили их в пропасть гибели.

Эти два воинственных отряда два раза нападали друг на друга и показали образцы храбрости и мужества. [220]

Затем по приказу [Абдулла-хана] тронул боевого коня благословенный султан Исфандийар-султан с отрядом храбрецов, которые были под сенью его победоносного знамени. Он погнал боевого коня прямо на ряды вражеских войск. При каждом нападении он валил на землю гибели воина. С каким бы рядом войск ни вступил в битву этот шах-заде, победитель, он его рассеивал, даже /225а/ если [эти ряды] были [как] сама железная гора, куда бы ни направился этот государь, разбивающий ряды [вражеских войск], будь [перед ним] даже Искандарова стена, он разбил бы ее на части.

Месневи

Когда этот храбрец достиг поля битвы,
Он вынул из ножен меч, [блестящий], как солнце,
При каждом нападении [этот] султан, подобный Хосрову [Ануширвану],
Истреблял врага.
На любом [поле битвы], куда бы ни направлялся этот [султан], жаждущий мести,
Он окрашивал землю кровью храбрецов.

Победоносный султан три раза нападал на несчастных врагов. [Затем] они разошлись. В конце концов вражеское войско ослабло и обратилось в бегство.

Со стороны правого крыла почтенный эмир Джангельди-бий вытащил из ножен меч, разбивающий шлемы, и вместе с другими мстительными воинами, храбрыми борцами напал на султанов Хисара, которые стояли против [него]. Он ранил многих из них безжалостным мечом.

Йеменский меч начал рассекать головы и заставил вылетать птиц душ людей из теснин клеток тел. Вылетел орел — смертоносная стрела из гнезда — лука и сделал своей пищей мозги военачальников. Острое копье на челе состояния дел старых и молодых начертало слова: “Всякий, кто на ней, исчезнет” 407. Изумрудный меч, кровью храбрецов окрасившись в цвет красного яхонта, совершил чудо, придав пескам пустыни цвет бадах-шанского рубина.

Месневи

В этой суматохе от ветки — лука
Тела храбрецов наполнены стрелами, походят на колчан,
Копья мести через кольчугу могучих [воинов]
Проникали глубоко в железо, словно вода.

Искусный устад, устад Рухи также приказал, чтобы отважные метатели огня сразу же начали стрелять из [пушек] — занбурак, изрыгающих огонь, открыли огонь битвы и сражения.

Месневи

Сверкающее ружье [в руках] гордых [воинов] в шлемах
Вызвало волнение, напоминающее море огня,
От блеска ружья полумесяц знамени испытывает страх,
Все время держит длань вдали от огня. [221]
Ружье в сердцах героев образовало трещину,
Образовалось другое сердце от пули.
Ружья все с поднятой головой напоминают фонтан,
Однако вместо воды в них только огонь.
На этом пиру для опьяненных битвой
Ружье — сласти, а кровь — вино цвета тюльпана.
Из-за ружейного [огня] герои лишились храбрости,
От сластей они опьянели без вина. /225б/

У стремени Баба-султана стоял отряд храбрых пехотинцев. Устад Рухи сделал тот отряд мишенью. Он зажег огонь [под] котлами и метнул один камень в их сторону. Вдруг камень настиг тот несчастный отряд и оторвал голову Дустика бахадуру, который был одним из славных бахадуров Баба 408. От этого случая тот несчастный отряд охватило сильное волнение.

Султан [Исфандийар], подобный Хосрову [Ануширвану], вновь направился к мятежным врагам. Тот несчастный отряд, который был выстроен перед [Баба]-султаном наподобие Плеяд, благодаря помощи бога, силе счастья могущественного [Абдулла-хана] он рассеял, уподобив [звездам] Большой Медведицы. Эти леопарды горной вершины храбрости, крокодилы океана смелости исполнили [все то, что] можно было вообразить при кровопролитии. Однако от этого не было пользы. Поэтому они избрали путь отступления и обратились в бегство. Люди султана пошли вперед и захватили два холма, где фарраши правителя Дашта воздвигли палатки, и взяли их бунчук и знамя.

Месневи

Когда битва перешла всякую меру,
Вражеское войско обратилось в бегство,
Всадники и пехотинцы потеряли надежду сохранить жизнь,
Они уподобились шахматным [фигурам] на ристалище, [куда совершили] набег.

Баба-султан, который скрутил аркан мятежа, разбудил дремавший бунт, зажег пламя этого зла, как только своими глазами увидел счастье и силу победоносных войск, а “Аллах может помочь им” 409, [увидел], как распростер крылья зонт августейшего [хана], он уподобился птице, попавшей в силки насилия, оказался в ущелье смущения, в теснинах растерянности. Несмотря на это, он непрерывно гнал коня вражды, побуждал и подгонял своих людей на битву. Подбадривая свое войско, он приказал: “Не сходите с пути битвы, смело усердствуйте на пути сражения”.

Словом, с того времени, когда освещающее мир солнце вытащило из ножен меч (т. е. лучи), сжигающий мир, и почти до [наступления] полуденного намаза полной силой горел и пылал огонь войны, огонь нанесения ударов копьем и мечом. Храбрецы победоносного войска [Абдулла-хана] разом совершили нападение со всех сторон; сражаясь по всем правилам, снискав славу, они [как бы] превратили в ложь рассказы о сражении Бахмана, о величии славы Меднотелого [Исфандийара].

Наконец повеял зефир божьей помощи с места дуновения ветра, [где начертано]: “Ведь Аллах подкрепляет Своей помощью, кого пожелает” 410, забрезжило с востока утро победы [со словами]: “Помощь от Аллаха и близкая победа” 411. [222]

/226а/ Султан Дашта [Баба-султан] в растерянности отступил с равнины битвы и сражения и, прочитав коранический стих: “Они поворачиваются вспять из отвращения” 412, бежал с поля битвы. С небольшим отрядом, в сильном страхе перед величием сверкающих мечей воинов [Абдулла-хана] он покинул поле битвы с быстротой ветра. Он избрал бегство, [согласно стиху]: “Точно они ослы распуганные, что убежали от побеждающего”. 413

Месневи

Головы этих двух покорителей стран
Не осенила [птица] победы Хумай,
Однако наконец шах, прибежище победы,
Одержал верх над мстительным врагом.
Благодаря молитвам его знамя, подобное солнцу,
Раскрыло врата победы и торжества в небе.
Поскольку враг не смог выиграть битву,
Он решил повернуть поводья назад и [спастись] бегством.
От движения войска [пребывала] в страхе земля,
Сдвинулись горы, чтобы бежать.
[Во время] бегства знамя осталось на месте,
Обвив древко своим разорванным подолом.
От множества убитых на ристалище, [полном] волнений и смут,
Не стало прохода для зефира.

На этом лютом поле брани, в этом опасном месте битвы были захвачены в плен из хисарских султанов Факир-султан, Мухаммад-Шариф-султан, Мухаммади-султан. Многие из них были истреблены мечом мести. Прощаясь с жизнью, они сложили головы надменности на землю унижения. Мухаммад-Шариф-султана передали его высочеству Узбек-хану. Дин-Мухаммад-султана, который также очутился в плену, послали в Чарджуй к Джани-султану, чтобы он вручил клад жизни ангелу смерти в темнице для пожизненно заключенных и перечеркнул на странице бытия надпись “жизнь”.

Месневи

Враг не нашел спасения от меча смерти,
Он лишился жизни, не смог унести мяч [жизни] с ристалища.

Баба-султан с неимоверными трудностями, со слезами горя, со слезами смущения, потеряв надежду на трон и корону власти, отчаявшись сохранить за собой владения, спасся от посягательства мстительного войска [Абдулла-хана] и направился в Ташкент.

Стихи

Сотней уловок жестокий Баба
Спас свою жизнь, [убежал] с поля битвы.

Когда его величество [Абдулла-хан] увидел собственными глазами картину победы и торжества в зеркале [божьей] помощи, он запретил [своему] войску убивать потерпевших поражение. Остатки войска [неприятеля], усталые и разбитые, плача и стеная, просили о пощаде. Будучи помилованы, [223] они обратились в бегство. Победоносное войско разбогатело от неисчислимой военной добычи, от обилия [доставшихся] вещей, они стали богатыми, [взяв] предметы роскоши, изящные вещи, золотую и серебряную посуду, украшения из золота, серебра, драгоценных камней. Его величество /226б/ [Абдулла-хан], считая, что эта победа является украшением больших побед, что она досталась легко, принял [ее] как [одну] из милостей помощи божьей. Он беспрерывно совершал поклоны, [вознося] в молитве благодарность за милость Творца. Он издал приказы, которым повинуется еудьба, о написании реляции о победе.

Писец с ясным умом маулана Хайдар-Мухаммад мунши объединил разбросанные жемчужины [прозы] в ряд словесных выражений, приведенные в порядок жемчужины [стихов] нанизал на нить образных выражений. Он послал добрых вестников по разным дорогам, в различные страны для [оглашения] радостной вести.

Его величество [Абдулла-хан] отличил царскими дарами, безграничными милостями группу людей, которые на том страшном месте, на опасной стоянке уносили мяч первенства друг у друга и прилагали огромные усилия, чтобы изгнать невежд, истребить заблудших. Он сильно отличил каждого согласно их положению и сану, раздав огромное количество даров, великолепные подарки.

Его величество безмерно похвалил за исключительную храбрость, за избыток смелости султана, подобного Хосрову [Ануширвану], Исфандийар-султана, который впервые вдохнул благоухание милостей господних и начал [слушать] пение соловья счастья и исполнения желаний. [Этот султан], несмотря на свое несовершеннолетие, выиграл большое сражение. Узнав о счастье [султана], вдохновленный [его] удачей, [Абдулла-хан], согласно [стиху]: “Почитайте ваших детей, похвалите их за лучшие [их] поступки” 414, пожаловал ему Шахрисябзский вилайет, который достался ему по наследству.

Среди счастливых событий было [отмечено] следующее. В то самое время, когда даштийцы потерпели такое большое поражение, верховный судья кази Нур ад-дин Мухаммад собрал великих и славных людей в высокой пятничной мечети в Бухаре, чтобы прочесть суру Фатх 415 и тем [способствовать] победе августейшего [Абдулла-хана]. Картина победы, которая открыла лицо [Абдулла-хану], конечно, являлась результатом чтения стихов, [ниспосланных] богом, собранием улемов и молитвы лучшего сонма людей. Благоухающее амброй перо написало на страницах дней хронограмму этого события и оставило память среди писателей.

Кыт'а

Государь, по достоинству Джам, Абдулла-хан,
Он тот, кто нанес Баба удар мечом мести,
Он поднял руки рвения в день битвы,
Он закрыл путь отступления врагу,
Он нанес поражение Баба,

Эту дату разум выразил словами: “Разгромил Баба” 416. [224]

О том, как его величество [Абдулла-хан] со счастьем, увеличивающимся с каждым днем, переправился через реку Сейхун, отправился в Ташкент, привел Дарвиш-хана и благодаря [его] немеркнущему счастью посадил на трон

После того как была одержана такая ясная, несомненная победа, [Абдулла-]хану, подобному Искандару, пришлось остановиться в том месте. /227а/ В тот же день во время предвечерней молитвы последовал высокий приказ, чтобы все славные, могущественные султаны оседлали победоносных боевых коней и поспешили преследовать противника, быть может, они настигнут ту толпу, свирепую, как волк. Согласно его приказу все благословенные султаны к вечерней молитве сели на победоносных коней и, словно ураган, помчались преследовать несчастных даштийцев. Они повернули поводья, подобные метеору, с целью настичь врагов.

Сам [хан] еще вчера покинул эту местность и остановился в местности Джам. На другой день он двинул коня победы и берег реки Сейхун стал местом расположения палаток благословенного [хана].

Что же касается Баба-султана, то он с неимоверными трудностями отступил с поля битвы. Охваченный волнением, он вынужден был спешить в Ташкент. От чрезмерного страха, ни с чем не сравнимого ужаса он находился там не более одной ночи. На другой день, взяв некоторых своих домочадцев и [кое-что] из вещей, он направился в Туркестан, нигде не задерживаясь.

Когда его величество [Абдулла-хан] узнал, что Баба-султан нигде не останавливался, он сразу же соорудил мост через реку в трех местах и совершил переправу. Еще до того, как переправилось [войско], он перевез через Шахрухию 417 победоносных султанов: Ибадулла-султана, Абд ал-Латиф-султана, Исфандийар-султана — и отправил их в Ташкент. Он послал в Туркестан за Дарвиш-ханом, подобным дервишу, величественного эмира Абд ас-Самад-бия с группой эмиров.

Вот уже четыре года, как Баба держал его в темнице, потому что тот выражал верность его величеству шаханшаху [Абдулла-хану]. Впереди себя он послал в Ташкент Рукн ад-даула И'тимад ас-салтана Кулбаба кукель-таша, могущественного эмира Шахим-бий аргуна и высокодостойного Науруз-бий кушбеги. Он приказал, чтобы упомянутые эмиры укрепили городские ворота, дабы победоносное войско не причинило вреда подданным и не пострадали бы военачальники [Ташкентского] вилайета.

На следующий день сам [Абдулла-хан] на берегу реки поднял полумесяц знаменит сверкающий, как солнце, до облаков, до стоянки солнца, и направился к Ташкенту.

Когда распространилась весть о прибытии его величества [Абдулла-хана], великие и знатные люди той страны поспешили встретить шаха, подобного Искандару. Они принесли ключи вилайета и через посредство некоторых вельмож государства обрели счастье поцеловать ноги его величества. Его величество полностью удовлетворил эту группу милостями, раздаваемыми всем.

Покинув эту местность так торжественно, что трудно передать /227б/ словами, он изволил прибыть в Ташкент. Он величественно остановился возле крепости, в Чахарбаг-и Кай-Кавус 418. Этот вилайет, который на протяжении бесконечной череды лет находился под властью врагов, он взял в сильные руки. Мисра: Не заботясь о нанесении удара копьем, не действуя саблей*. Он подчинил всю эту страну. Со всех концов той страны пришли [225] к [хану] те, кому сопутствовало счастье. Они спасли жизнь и имущество. Всякий, кто проявил непокорность, не вдел голову в ярмо повиновения, погиб вместе с женами, детьми и имуществом. После того как с жителей Ташкента взяли большую сумму за благосклонный прием [Абдулла-хана], подобный дервишу Дарвиш-хан, веселый, радостный, поспешил [прибыть] из Туркестана к священному порогу [Абдулла-хана]. Его величество [Абдулла-хан] пошел встретить [Дарвиш-хана]. В местности Каракамыш 419 произошло соединение двух счастливых звезд, сближение двух светил в одном созвездии.

По исключительной щедрости, по безграничной милости [Абдулла-хан], соблюдая прежние условия договора, пожаловал ему, [Дарвиш-хану], Ташкентский вилайет со всеми подвластными землями. Он вложил в руки его обладания бразды разрешения, поводья распоряжения всеми важными делами во всех этих вилайетах.

После того как [Абдулла-хан] разрешил важные дела того благословенного вилайета, он взял с собой [Дарвиш-хана], подобного дервишу, и пошел завоевывать Туркестан. Совершив несколько переходов, он изволил прибыть в Сайрамский вилайет 420. Абд ал-Карим-султан ибн Хорезмшах-султан, который был там правителем, вышел [навстречу] и представил пред светлые очи благословенного [хана] славные, ценные подарки. Его величество по исключительной милости и милосердию пожаловал ему этот вилайет. Он приказал ему повиноваться Дарвиш-хану.

[Затем Абдулла-хан] отправился в Отрар, потому что он еще раньше услышал о том, что Баба[-султан] находится там. Когда Баба-султан услышал о походе ханов, он тотчас же решил бежать и поспешил к мангытам.

Стихи

Поскольку враг не вынес его натиска, подобного [натиску] гор,
Он направился в степи и пустыни.

Его величество могущественный [Абдулла-хан] из Отрара отправил всех победоносных султанов в погоню за растерявшимся Баба-[султаном]. Сам он поднял знамя, подобное солнцу, в направлении Туркестана, чтобы совершить обход обильного светом мазара его святейшества Ходжи Ахмада Ясави Алави 421, да помилует его Аллах!

Когда воздух той страны от пыли, [поднятой] войском августейшего [Абдулла-хана], стал предметом, увеличивающим зависть у татарского мускуса, его величество поспешил к озаренной светом могиле пира-тюрка /228а/ и исполнил обряд посещения могилы. В виде [исполнения] обетов богу он раздал в большом количестве милостыню и бесчисленное множество [денег] неимущим на этом пороге, подобном райскому. Котел, находившийся у могилы, который был поставлен великим эмиром Тимуром Гурганом, он наполнил [мясом] 300 баранов, расстелил скатерть искренности и накормил голодных.

Отсюда [Абдулла-хан] направился к Сыгнаку 422, который издревле был стольным городом государей Дашт-и Кипчака. В этом районе он находился несколько дней, чтобы охотиться на зверей и птиц. Наконец султаны, пользующиеся уважением, вернулись из Дашта. Они изволили заявить следующее: “Баба-султан в полной растерянности по крайней необходимости бежал к мангытам. Он посыпал голову [своей] судьбы прахом бедствия. Сколько мы ни гнались за ним, не нашли его”. [226]

Все владения Туркестана оказались под властью длани его величества [Абдулла-хана]. После этого его величество с согласия всех братьев и султанов назначил правителей для всех крепостей. По просьбе Абу-л-Хайр-султана он оставил Сабран [ставленникам], зависимым от него (т. е. Абу-л-Хайр-султана) .

Победоносный, торжествующий [Абдулла-хан], подняв знамя возвращения, направился к столице величия и славы.

Когда в местности Чинас 423 расположились палатки войска, [многочисленного] , как звезды, там Дарвиш-хан устроил пир в честь его величества [Абдулла-хана], повелевающего, как Искандар. Он попросил о помощи и направился в Ташкент. Поэтому его величество [Абдулла-хан] отправил вместе с ним отряд победоносного войска. Он подкрепил прежний договор клятвой и поднял руку в сторону Шахрухии, ибо он намеревался направиться к Аксикенту.

Рассказ об убийстве Абу-л-Хайр-султана в войске Ибадулла-султана, повелевающего, как Искандар

Разъяснение вышеуказанных слов следующее. Несчастный султан Абу-л-Хайр-султан несколько раз совершал недостойные дела, порицаемые поступки. Несмотря на это, его величество [Абдулла-хан] по исключительной милости, безграничному милосердию в этом деле проявлял терпение, медлил. Он постоянно оказывал ему всякого рода милости, всячески покровительствовал [ему]. Однако тот по зломыслию и [своей] испорченности время от времени проявлял порочное стремление к независимости в управлении, что уже [давно] овладело его мыслями. Как ни убеждал его справедливый, правосудный хакан [Абдулла-хан] перейти с пути мятежа на путь верности и честности, /228б/ в нем снова появлялось стремление к мятежу и смуте, потому что его натура была испорчена до такой степени, что ей уже не приносили пользу шербеты соответствующих наставлений.

Когда картина вражды, которую он скрывал в своем сердце, снова показала свое истинное лицо, его величество [Абдулла-хан] вызвал столпов государства, своих вельмож и языком, рассыпающим перлы [слов], сказал: “Следует заботиться о пользе дел в стране и думать о делах державы в то время, когда для этого есть большие возможности, а не тогда, когда их не будет. Цель [этих слов] в следующем. В течение долгого времени, многих дней мы наблюдаем признаки коварства и лжи на страницах положения дел Абу-л-Хайра, оком проницательности мы видим — стоит ли он или действует — его стремление к вражде и мятежу. Много раз возникали причины, которые являются основанием для уничтожения его. До настоящего времени мы не наказывали его, пренебрегали [этим], были беспечны [по отношению к нему] по той причине, что не хотели причислять его к находящимся во вражде [с нами]. Однако, поскольку природой его овладели признаки вражды, несогласия [с нами], впредь нет никакой веры [ему]. Как бы он не вызвал большую смуту, огромный мятеж, не вспыхнул бы огромной силы огонь мятежа и притеснения. Тогда сердце, великое, как море, покроется такой пылью, которая не уместится в мастерской воображения и до ее подола не дотянется рука исправления положения”. После такого краткого вступления он продолжал рассказ о проступках и грехах, которые совершил [Абу-л-Хайр-султан], следующим образом: “Во-первых, по своей низкой природе, мятежному нраву еще в ранние годы своей жизни он предпринял [227] большое дело. По подстрекательству дьявола, заботясь о самом себе, во время отсутствия его высочества покойного Хусрав-султана, место которого в раю, хитростью, коварством он овладел Шахрисябзом. Протянув руку для грабежа, он вывел из города всех, кто [там] был, мужчин и женщин; во-вторых, услышав об этом событии, я вместе с мучеником султаном Са'идом подошел к крепости и окружил ее. С самого начала, [проявляя] исключительную милость, я не давал согласия на то, чтобы наше победоносное войско начало стрелять из луков и ружей, засунув подол смелости за пояс, начало бы сражаться. Он же, поднявшись на городскую стену, выпускал стрелы по направлению к нашей ставке, он забил в барабан бесстыдства и нанес рану некоторым [воинам]; в-третьих, когда прощенный богом [Хусрав]-султан отвоевал эту крепость, /229а/ тот злой и мятежный бунтовщик [Абу-л-Хайр-султан] возглавил мятеж и попросил выступить для окружения той укрепленной цитадели всех султанов Дашта, Ташкента, хаканов Ферганы, Ходжента, правителей Ура-Тюбе и Самарканда. Все они с огромным войском, большим, чем число песчинок в пустыне, более многочисленным, чем листья на деревьях, осадили эту крепость, подобную Сатурну. После того как по воле судьбы они завоевали ту крепость, не имеющую себе равных, они схватили покойного [Хусрав]-султана и тотчас же убили мученической смертью, а родственников его бросили в пучину гибели, как это выяснилось потом. Основной и главной причиной, вызвавшей это страшное событие, явилась мятежность того Абу Шарра (букв. “Отца мятежа”); в-четвертых, неоднократно весной, когда я с некоторым числом людей развлекался охотой на прекрасных равнинах Карши и Шахрисябза, этот несчастный мятежник [Абу-л-Хайр-султан] по легкомыслию и наглости посыпал на голову державы пыль бедствия, тронул коня бунта и твердо решил [совершить] на нас покушение. Картина этого случая предстала перед зеркалом нашего лучезарного сердца и приподняла завесу с чела истинного положения вещей. Поскольку величайший господь везде был нашим хранителем и стражем, ему никак не удалось осуществить эту цель; в-пятых, в то время, когда все враги с неисчислимой, безграничной армией напали на Бухару, в той армии он [возглавлял] авангард и где бы он ни появлялся, он разжигал огонь грабежа, население, мужчин и женщин, предавал огню разорения. Тот злобный и мятежный бунтовщик [Абу-л-Хайр-султан] по бесчеловечности, отсутствию чувства чести поступал с людьми как хотел, в особенности с [группой] жителей Гидждувана, которые, полагаясь на его святейшество ходжу мира [Абд ал-Халика Гидждувани], собрались у его светозарной могилы, надеясь [найти там] убежище, но он не принял во внимание это обстоятельство; в-шестых, когда мы отправились в поход на Балхский вилайет, чтобы наказать правителя того [вилайета], сколько мы ни посылали людей в Самарканд с просьбой [прислать] войска, он медлил и задерживался с прибытием; наконец, когда закончилась битва, приблизилось осуществление желанной цели, он поспешил в Балх и был осчастливлен встречей [с нами], в этих краях его войско протянуло руку грабежа, [отнимало у населения] имущество и скот. Хотя я посылал к нему людей и указывал ему на недозволенность такого поведения, [просил], чтобы он запретил своим людям причинять такое бедствие, наказал бы их, но он никак не внял этому, не вступил на путь справедливости; /229б/ в-седьмых, когда в этом сражении Баба потерпел поражение и наши люди из отряда султанов поспешили преследовать его, Абу-л-Хайр ушел раньше всех, стал у разветвления двух дорог и, наблюдая за бегством [Баба-султана], всякого, кто преследовал того, он, прибегнув к хитрости, направлял по другой [228] дороге. [Делал он это], пока противник не [выбрался] из этой страшной пропасти и благодаря его хитрости не спасся от когтей орла возмездия и поспешно не отправился в Дашт; в-восьмых, после того как все вилайеты Ташкента и Туркестана были покорены нами, я говорил: „По обоюдному соглашению назначим войско в каждую крепость, чтобы они, соревнуясь друг с другом, усилили охрану крепости и не теряли бы с легкостью волю". Он не придавал никакого значения нашему мнению. Он выпросил у нас Сабран, поставил там своих вельмож и приказал им: „Если мои люди не проявят усердия в охране этой крепости, а, оставив ее, вернутся [к себе] то это будет обозначать нарушение договора со мной и вероломство"; в-девятых, картину вероломства, которую он таил в сердце годами, письмена хитрости, которые он чертил на скрижалях [своего] сердца на протяжении всей жизни, и все, что было скрыто в его сердце, поневоле он проявил в эти дни. В то время, когда прошла одна стража ночи, он подошел к нашей ставке и вступил в эту пропасть страха. Случайно об этом узнали люди, [находящиеся] около нас, и всей толпой поспешили к моей почитаемой [ими] ставке, а он (т. е. Абу-л-Хайр-султан), не достигнув цели, вернулся обратно. Следовательно, [если] желать добра мусульманам и подданным, то на основании сказанного выше за эти дела подобает и необходимо начертать „убиение" на странице его жизни, написать пером [слово] „уничтожение" на заглавном листе его жизни”.

На основании этого [заявления] он дал высокий приказ об убиении, уничтожении его. В субботу 9-го ша'бана 424 в местности Мулкент 425, недалеко от [берега] реки Сейхун, группа эмиров, таких, как Шахим-бий, Назар-хаджи, Дустим-бий, в лагере его высочества Ибадулла-султана окрасили землю в алый цвет кровью его (Абу-л-Хайр-султана) и некоторых его подчиненных.

Поскольку надменную, заносчивую голову его (Абу-л-Хайр-султана) бросил на землю унижения и вырвал с корнем [его жизнь] Дустим-бий, то [благоухающее] амброй перо указало дату убийства [султана словами]: “Дустим отрубил голову” 426.

По приказу августейшего [Абдулла-хана] Ишим-бий джалаир совершил нападение на Наука и уничтожил также Джаванмард[-хана] вместе с двумя [его] сыновьями; ввиду того что по их вине произошел мятеж и смута, мечом мести он уничтожил их зло в Мавераннахре.

Месневи /230а/

Злоумышленник стремится к мятежу,
Уподобившись скорпиону, который прячется лучше, [когда он] в доме.

После того как произошло это событие и эта радостная, приятная весть распространилась по окраинам мира, [Абдулла]-хан, подобный Искандару, достигнув цели, счастливый, с благословенными братьями переправился через реку Сейхун. Охотясь по [берегам] реки, в четверг 22-го [числа] упомянутого месяца [ша'бана] он изволил прибыть в Самарканд, в город, подобный раю. Охраняемый [богом] город Самарканд от тени знамени августейшего [хана] превратился в цветник. Очи надежд жителей той страны, которые в течение многих лет были в когтях мучений, в когтях трудностей, просветлели от пыли, поднятой войсками, величественными, как небо. От прибытия войска его величества людей охватила радость, удовлетворение, спокойствие и довольство. Для знатных людей и простого народа под сенью милости, под тенью милосердия его настала [пора] полной безопасности. [229]

После этого [Абдулла-хан], как это принято, несколько дней подряд угощал на пиру своих братьев и родственников. Он устроил пиры веселья и радости, лучшие, чем в высочайшем раю, более приятные, чем что-либо, он всех облачил в почетные халаты согласно их положению. Он пожаловал власть над Самаркандом Ибадулла-султану. Остальные местности, которые попали в длань [его] завоевания, он пожаловал остальным родственникам. Он назначил великого эмира Абд ас-Самад-бия аталыком Мухаммад-Му'мин-султана ибн Амин-султана и отправил его в Андижан. Он снова пожаловал ему (т. е. Мухаммад-Му'мин-султану) вилайет, который является наследственным владением его высочества [султана], и поднял достоинство власти его до высочайшей ступени.

Когда великое сердце [Абдулла-хана] освободилось от [забот] обо всех делах тех вилайетов, он погнал коня, утомляющего небо [топотом копыт], в сторону Бухары, да будет она охраняема от бедствий и несчастий!

В среду 20-го [числа] месяца рамазана [Абдулла-хан], радостный и ликующий, достигнув цели, довольный и счастливый, на мчащемся коне счастья и благоденствия, [натянув] поводья, во всей славе и великолепии [прибыл в столицу и] осенил сенью величия головы жителей Бухары. [Своим] счастливым прибытием он вызвал гордость у жителей той земли.

Кыт'а

Когда солнце страны вступило в созвездие благородства,
Царь звезд во вселенной направился к чертогу Сатурна,
От прибытия его в апогее величия, в созвездии совершенства
Забрезжило утро радости на востоке державы.
Ведь благодаря блеску его меча находится в цвету сад веры и державы,
Свежим стал плодовый сад страны благодаря цветам спокойствия.

Описание подобного раю Самаркандского вилайета 427 /230б/

Из красноречивых слов проницательных историков, сказанных о Самарканде, подобном раю, вытекает следующее.

С древних времен Самарканд был стольным городом великих ханов, сильных повелителей. Говорят, что сначала построил его Кай-Кавус, второй раз построил его Искандар. Некоторые говорят, что [его] построил Самар, который был одним из почетных эмиров Тубба' 428, после чего назвали его Самарканд, то есть селение Самара. Наконец, арабизировав его (т. е. это имя), назвали Самарканд.

Некоторые историки пишут [следующее]: “Самар Я'руш Абу Карб ибн Африкис также был Тубба', который завоевал [земли] до крайних пределов Туркестана. Когда он дошел до Самарканда, как он ни старался, он не смог завоевать его. В те времена у правителя Самарканда была дочь, в руках которой находилась вся власть в стране. Самар обольстил ее несколькими обещаниями. Он отправил к ней посла с подарками, подношениями и сказал: „Все эти трудности, которые мы взяли на себя, [чтобы] приехать в эту страну, только ради того, чтобы встретиться с тобой. Мы и не думали завоевывать [этот] вилайет. Мы решили оставить в этой стране груз и вещи и отправиться в Чин 429, пойти завоевывать те страны. Если будет разрешено, мы оставим [здесь] свои вещи и уйдем". Девушка, не зная о его планах, разрешила внести в город его вещи и поклажу. Самар приготовил четыре [230] тысячи сундуков. Он вооружил и оснастил смелых воинов, храбрецов поля битвы и сражения и поместил их в сундуки. Он ввез в город сундуки и объяснил своему войску: „В полночь, когда вы услышите звон колокольчика, вынув [из ножен] мечи, выходите из сундуков и захватите город".

В назначенное время [основное] войско Самара, [находившееся] вне города, повело наступление. Достигнув городских ворот, они громко закричали. Воины вышли из сундуков, вынули мечи; [наступая] изнутри и снаружи, [воины] захватили город и звуки храбрости вознесли до чаши небесной. Самар разрушил башни и стены вокруг него (т. е. Самарканда) и срыл [их]. По этой причине (городу) дали название Самарканд.

После этого Самар отправился в Чин. В пути он и его войско погибли от жажды, покинули этот мир. Затем Тубба' прибыл туда сам, он построил Самарканд и отправился в Чин. По возвращении из Чина он оставил в Самарканде пленных, которых он взял в тех странах [Чина]”. Автор “Масалик ал-мамалик” 430 говорит, что изготовители самаркандской бумаги /231а/ из этих людей. Автор книги “Масалик” говорит также: “Я доехал до Самарканда. В стене его я увидел ворота, обитые железом, на которых было написано химьярийским письмом: „От Сан'а Йемена до Самарканда тысяча фарсахов". [Все эти земли] оказались под властью Тубба', который построил Самарканд и Сан'а. Тогда же возник мятеж, ворота были сожжены и не стало той надписи” 431.

Относительно названия его (т. е. Самарканда) некоторые говорят следующее. Основное название было Симизкент, что по-тюркски обозначает “жирное селение”. Арабизировав это [название], прозвали Самарканд.

В начальный период [распространения] ислама, когда была завоевана эта страна, тот, кому жаловали Хорасан, господствовал и в Мавераннахре. [Продолжалось это] до времени Му'тамид Али Аллаха 432, который был пятнадцатым аббасидским халифом.

В 261 году хиджры он послал указ и знамя Насру ибн Ахмад ибн Саману 433 для управления Мавераннахром и Хорсасаном. Правление Саманидов начинается с этой даты. Саманиды сделали своей столицей Бухару. В течение ста восьми лет, пока власть находилась у этой династии, стольный город был тот же, как написано об этом при описании Бухары.

После падения государства Саманидов, частью Мавераннахра владели туркестанские ханы, частью — газневидские султаны. После них таким же образом владели и управляли Сельджукиды. Так, на протяжении многих лет Самарканд был величайшим городом Мавераннахра. Самарканд был стольным городом Тамгач-хана 434 и Мухаммад-хана 435, хаканов Туркестана, которые были связаны брачными узами с сельджуками. Осман-хан 436, который был зятем Мухаммада Хорезмшаха, также находился в Самарканде. После него владения Мавераннахра полностью были завоеваны Хорезмшахом.

Когда государь — покоритель мира Чингиз-хан вырвал эти страны из рук Хорезмшаха, власть над ним (т. е. Мавераннахром) с частью Моголистана и Туркестана он пожаловал своему сыну Чагатай-хану. Поскольку он и его дети были кочевниками, они не стали жить в вилайете 437.

Словом, жители Мавераннахра всегда подчинялись и повиновались своему государю. Войско их благодаря стойкости, твердости и верности было победителем всех войск. Короче говоря, Самарканд среди благоустроенных городов является таким, “как люди, [исповедующие] ислам, среди других людей” 438; пока он был и есть, он является местом государей мира и улемов ислама. [231]

Чистые воды его, /231б/ которые берут начало из родника [воды] жизни, напоминают Каусар 439 и Тасним 440. Чистая земля его, которая стала тутией для очей святых, рассказывает о благоухании мускуса в высочайшем раю, благоухание, вселяющее радость, повествует о прибежище рая, оно вызывает огонь печали [от зависти] у зефира и ветра. Деревья его (Самарканда), обильные плодами, наделены свойством, [напоминающим стихи]: “...корень его тверд, а ветви в небесах” 441, они пристыдили лотос крайнего предела и райское дерево. Его равнины, подобные райским, дарящие покой, подтверждают истинность [выражения]: “В мире четыре рая, одним из них является Согд Самарканда” 442. [Один] из его каналов, вселяющих радость, сверкающих, как Салсабиль 443, канал Даргам 444, разгоняющий горе и печаль, [вода его] совершенно прозрачная и очень приятная.

[Самарканд] — священный город. О его достоинствах всепрощающий господь низвел истинный хадис, ясное вещание для лучшего из благочестивых, саййида святых, избранника [своего] Мухаммада, да благословит Аллах его, его семью, его беспорочных сподвижников 445: “Имеется город, и называют его Самарканд. В нем есть источник из источников рая, сад из садов рая, могила из могил пророков, покойники его в день воскресения из мертвых будут вместе с мучениками за веру”.

В прежнее время Самарканд имел высокую крепость, несколько валов окружало ее, так что следы их видны и теперь. Ее (т. е. крепость) называли Бала Хисар. Ее разрушили во время завоевания Чингиз-хана. О том, как она была разрушена, повествуется во многих исторических сочинениях.

Когда подошла очередь господствовать эмиру, обладателю счастливого сочетания светил, эмиру Тимуру Гургану, да осветит Аллах доказательства его, в [одном] из месяцев 773 года он начал строить стену и построил ее за короткий срок. Она сохраняется и поныне 446.

В настоящее время, когда [идет] 995 год по хиджре пророка, в дни счастья его величества [Абдулла-хана, счастья], увеличивающегося с каждым днем, он (Самарканд) стал еще более благоустроенным. [Абдулла-хан] приказал восстановить здания в этом вилайете, оставшиеся от великого эмира [Тимура] и его потомков и начавшие разрушаться. Лучший из людей господин Кулбаба кукельташ прилагает [все свое] усердие в строительстве и восстановлении его (т. е. города). Есть надежда, что чертог счастья его величества [Абдулла-хана] украсится резьбой в виде солнца вечности, основа величия и могущества [его] будет прочной до наступления дня воскресения из мертвых.

Рассказ о нескольких событиях, которые послужили причиной [того, что] его величество победоносный [Абдулла-хан] еще раз выступил против Баба-султана

Когда [Абдулла-хан] в блеске счастья и блаженства остановился в стольном городе величия и могущества [Бухаре], он вновь расстелил широкий ковер справедливости и полностью разрушил здание притеснения и основу тирании. Хотя Бухара была исключительно красивым [городом и всем] бросалась в глаза [ее] прелесть, однако благодаря лучам от присутствия государя она стала еще более прекрасной. От прибытия /232а/ благословенных знамен она стала еще более цветущей и обрела исключительную свежесть. [232]

Стихи

Бухара вновь стала свежей и цветущей,
Когда возвратился в город с победой государь мира,
Она стала украшением Дар ас-Салама (рая) и [придала] красоту райскому саду,
[Она стала] почитаемой, как священный храм в Мекке, украшенной, как [небо] созвездиями.

Сначала [Абдулла-хан] поспешил совершить обход благословенных могил и раздал бедным и нуждающимся много милостыни и безграничное множество [денег во исполнение] обетов [богу].

Подарив большую сумму [денег] как бедным, так и состоятельным [жителям] Бухары и просителям из других вилайетов, он избавил их от сильных мучений.

В этой благословенной местности он провел остаток месяца поста, выполняя религиозные обряды, обязательные религиозные предписания.

Когда вновь показался людям новый месяц праздника [поста] на благословенном горизонте красоты, украшающей мир, рука вечной милости [бога] раскрыла врата немеркнущего счастья перед лицом счастливцев.

Стихи

Настал радостный день: кончился пост,
Прибыло знамя султана праздника, [оно стало развеваться] над площадью.

Праздничную молитву [Абдулла-хан] исполнил в счастье и блаженстве в Намазгах-и Бухара 447, в Чарбаг-и Малик Шамс ад-дин, который построил Рабат-и Малик.

Когда [Абдулла-хан] освободил мысли от благословенного праздника, от исполнения предписаний в тот счастливый день, он занялся делами власти и управления и важными для подданных делами.

В среду 10-го шавваля [Абдулла-хан] оседлал быстроходного коня, седло которого было украшено разного рода драгоценными камнями, и, [объятый] новым сильным желанием веселиться, направился к Несефу. Он всегда проявлял заботу о дервишах, о душах благочестивых. Поэтому он посетил священную могилу его святейшества полюса соединенных [с богом], помощи исламу и мусульманам, султана святых, доказательства благочестивых, то есть Ходжи Баха ал-хакк ва ад-дин Мухаммада Накшбанда 448, да освятится его тайна!

Месневи

[Ты] сверкающее солнце в апогее превосходства,
Твое светозарное сердце осветило [мир], словно утро,
Ты самый чистый помыслами, ты избранник среди лучших,
Ты чист, как утро счастья,
Твое сердце озарено мистическим знанием,
Материя его (т. е. сердца) замешена водой хакиката. [233]

Он накормил неимущих той благословенной местности. В эту местность, подобную Каабе, поспешно прибыл от Баба-султана Шахим-бий, сын Бултурук-бий дурмана, чтобы облобызать порог [Абдулла-хана]. Через посредство опоры державы Кулбаба кукельташа он обрел счастье припасть к стопам его величества. Удостоившись чести доложить и просить, языком /232б/ унижения, устами нужды он довел до подобных философскому камню мыслей его величества [Абдулла-хана] следующее: “Баба-султан, выражая покорность и полное повиновение [Абдулла-хану], в бессилии и унижении говорит: „На протяжении долгого времени, многих дней по наущению шайтана я давал волю порочным мыслям и, выражая неблагодарность [Абдулла-хану], направлялся к равнине ссор, к пустыне вражды. Однако теперь я познал верный путь, я стремлюсь к раскаянию в совершенном [мною] и прошу о следующем: чтобы [хан], руководствуясь кораническим стихом: ,,сдерживающих гнев" 449, поступая согласно [стиху]: ,,прощающих людям" 450 и согласно обещанному [в Коране]: ,,Аллах любит делающих добро!" 451, осчастливил этого бедняка союргалем 452 прощения, милостью снисхождения"”.

Месневи

Раб всегда совершает грехи
В надежде на прощение такого государя,
Я раскаиваюсь в своих делах и поступках,
Всю жизнь я стыжусь своих дел.
Предопределение бога-кормильца
Было таким, о государь-венценосец,
Теперь я, раб, [исполню] все, что бы ты ни приказал,
Возложи на [мою] голову венец прощения.
Буду покорен приказам и повелениям шаха,
Если он простит грехи того, кто заслуживает быть убитым.

Установлено, что, если грешник не совершит преступления, преступник не совершит гнусных дел, тогда не засверкает зеркало прощения, не появится картина доброты на месте проявления похвальных [свойств прощающего] .

Месневи

Если бы не являлись наши проступки из небытия,
Существование твоего прощения было бы в мире небытия.

Лестный рассказ эмира его (т. е. Баба-султана), который сообщал о повиновении, извещал о покорности, послушании [султана], был не чем иным, как обманом, уловкой, хитростью, коварством. Несмотря на это, как подобает его величеству [Абдулла-хану], повелевающему, как Искандар обладающему высокими нравственными качествами, выражающему милосердие, по исключительной, безмерной милости он избрал прощение [как одно] из лучших качеств и, признав это чертой, достойной похвалы, перечеркнул страницу проступков его (т. е. Баба-султана). Он пожаловал Шахим-бию дорогой халат. Он начертал на странице объяснения следующую мысль “Скажи своему султану, что я оставил ему Туркестанский вилайет с тем условием, чтобы он не переступал границу свою и не снимал с шеи ярмо повиновения своему старшему брату Дарвиш-хану, который всегда для него [234] вместо отца. В противном случае если он поступит по-иному, будет царапать лик согласия когтями вражды, то, согласно [словам]: ,,Возмездие в природе неизбежно" 453, частицы [нашей] вражды возбудятся так, что исправить это никак не удастся, исправление этого не уместится в сокровищнице воображения, /233а/ ,,и узнают угнетатели, каким поворотом они обернутся!"” 454.

Когда [Абдулла-хан] отпустил посла Баба [-султана], сам он во всем величии и славе направился к Несефской степи. В пути он занимался охотой на зверей и птиц. В течение нескольких дней он охотился в этой чудесной степи.

Стихи

Могущественный шах решил охотиться,
Всюду, где он видел птицу, он делал [ее] своей добычей,
Когда он садился верхом на быстроходного коня,
[Сидящий] на небесном коне гордился им.
Всегда, когда орел его счастья раскрывал крылья,
Он [разрывал] на куски двух небесных Орлов
455.

В это время неожиданно пришел человек от Дарвиш-хана к порогу [Абдулла-хана], подобному Сатурну. Он заявил: “Баба-султан вновь погнал коня сильных стремлений по ристалищу беспечности и вложил поводья в длань беспечности. По исключительному легкомыслию он предпринял большое дело, [вступил] на опасный путь. Он начертал на скрижалях сердца, в зеркале воображения письмена о завоевании Ташкента.

Корень вражды и мятежа, дерево смуты и бунта, которые он еще раньше пересадил на ниву своего сердца, на равнину груди, он полил водой самомнения и теперь собирает плоды вражды и ссор. Он выступил из засады вероломства и обнажил меч вражды. Он выступил из сферы повиновения, отказался [вдеть] голову в ярмо покорности и направился в сторону [Ташкента] . Если его величество [Абдулла-хан], Джамшид по достоинству, пошлет некоторое количество войска, отряд войска, прибежища победы, на помощь этому верному [слуге], молящемуся [за хана], есть надежда, что мятеж этого несчастного [Баба] будет подавлен наилучшим образом на ристалище времени, а “это для Аллаха легко!” 456.

Когда в высоких помыслах его величества [Абдулла-хана] показалась картина этого события, у государя возникли желания, которые подобны судьбе, предопределению, и он послал в столицу державы высокий приказ [следующего содержания]: “Опора державы Низам ад-дин Кулбаба кукель-таш вместе с его святейшеством саййидом по происхождению Хасан-ходжой накибом и другими столпами государства пусть направятся к подобному Каабе двору его святейшества махдум-заде мира, избранника бога ходжи Калан-ходжи, чтобы посоветоваться об этом.

Стихи

На ковре приближения [к богу] и величия он государь, покоряющий страны,
На троне бедности, на престоле святости государь,
[В достижении] степени совершенства он величественный, как Искандар, [235]
В мире установления истины он венценосец, как Сулайман.
Открытый нрав его показатель внутренней чистоты [его],
Его чистая душа сильна, как щедрость лучей солнца.

И как решит его святейшество, так и поступайте, /233б/ а суть этого [решения] пришлите к нам”.

После того как могущественные эмиры поспешно прибыли к порогу, почитаемому, как небо, его святейшества, ведущего по пути истины, они созвали совет. После долгих обсуждений мысли его святейшества остановились на следующем. Блаженный хакан [Абдулла-хан] немедленно отправится в Ташкент. Согласно изречению: “В промедлении гибель” 457, собрав все победоносное войско, он направится туда как можно скорее, ибо теперь, пока он (Баба) еще не уничтожил Дарвиш-хана, есть надежда на то, что он (т. е. Дарвиш-хан) избавится от его оков. Ведь люди опытные сказали:

Месневи

Не откладывай дело на завтра, [которое можно сделать] сегодня,
Как знать, каким станет мир завтра.

Распорядительный эмир Кулбаба кукельташ изложил суть совета его святейшества [Калан-ходжи] и отправил [это] к высокому порогу хакана [Абдулла-хана], величественного, как небо.

Его величество изволил издать благословенный непреложный приказ, чтобы таваджии, сражающиеся, как Бахрам, ясаулы, решительные, как Марс, поспешили в разные стороны и собрали войско, побеждающее, как Бахрам, из Балха, Шибиргана, Меймене, Гарджистана, Термеза, Хисара Шадмана, из отдаленных [земель] Хорасана [вплоть] до Кабула и Бадах-шана и других земель Мавераннахра и в полном вооружении направились бы к месту расположения благословенного войска [Абдулла-хана]. Пусть они соберутся в назначенном месте в местности Несеф и станут под сенью знамени, подобного солнцу.

Стихи

Справедливый шаханшах издал благословенный приказ,
Чтобы со всех стран собралось войско,
Подготовилось бы, облачившись в кольчугу, опоясавшись мечом,
Надев на головы шлемы.

Перед тем как присоединиться победоносному войску к победной свите [Абдулла-хана], вновь прибыл [человек, на этот раз] Гадай ябу, которого его величество еще раньше оставил при Дарвиш-Мухаммад-хане. Он доложил: “Баба-султан снова посыпал голову времени землей мятежа. Погнав коня смуты с ристалища бунта и интриг, он окружил крепость Ташкента. Он раскрыл ее городские ворота ключом вражды и мятежа. Он убил саййида по происхождению, накиба по положению Ходжу Кари Саййид Атаи, которого его величество еще раньше назначил накибом по просьбе Дарвиш-хана и оставил вместе с прочим войском. Мечом власти он убил также Джан чухра-бия кушчи и Кутб ад-дина Мирака”. [236]

Месневи /234а/

Вновь от Дарвиш-хана
Пришло известие хану времени,
Что снова злой враг
Выступил, чтобы завоевать эту страну.
Наконец хитростью он взял эту крепость,
Перебил население.
Если его величество по милосердию
Быстро пошлет сюда войско,
Есть надежда, что мы будем спасены от мятежа врагов,
Подвергнем врага заслуженному наказанию.

После него прибыл Йари-бий, сын Сатылган-бия карлука, и сказал: “Мстительный, мятежный [Баба]-султан по [своей] близорукости, возлагая надежду на будущее, порвав узы родства, убил Дарвиш-хана с большой группой его подчиненных, мечом вражды он повалил дерево его жизни в плодовом саду страны”.

Матла'

[Желая] отомстить, он поднял меч вражды и смуты,
Бросил на землю голову своего брата.

В это же время пришел человек из Андижана от Абд ас-Самад-бия. Он рассказал следующее: “Из султанов Ташкента Тахир-султан, Абд ал-Гаффар-султан, Абд ас-Саттар-султан, Хашим-султан с огромным войском окружили крепость Андижана. Если его шахская милость проявит сочувствие к положению дел осажденных в крепости, выступит для оказания помощи, то это послужит причиной избавления [тех, кто] оказался в цепях мучений”.

Узнав об этом событии, [Абдулла-хан] написал славное письмо, важное послание и отправил в Андижан одного из своих воинов личной гвардии. Содержание [послания] следующее: “Рукн ад-даула Абд ас-Самад-бий, который был отмечен царскими милостями, не должен сойти с пути решительности, пусть твердо [стоит] на пути защиты крепости, не теряет бдительности, потому что мы только что направились в ту страну с победоносным войском”.

Когда до благородного слуха хакана [Абдулла-хана], повелевающего, как Искандар, дошла весть о новом мятеже Баба-султана, [когда он услышал] рассказ об убийстве Дарвиш-хана, для его сердца, твердого, как гора, это оказалось очень тяжелой [ношей], и в нем загорелся огонь возмущения. Сильно разгневанный, он вновь приказал, чтобы таваджии, наводящие страх, как Марс, один за другим погнали коней к границам [владений], собрали победоносное войско и [присоединились бы] к благословенной свите.

Сначала он отправил в Шахрисябз всадника ристалища смелости Рахман-Кули чухра-агаси, повелев: “Пусть Исфандийар-султан, подобный Хосрову [Ануширвану], снарядившись, поднимет знамя, подобное солнцу, в местности Ура-Тюбе. Пусть он будет осведомлен о хитрости и коварстве неприятеля и сочтет своим долгом быть решительным и бдительным”. /234б/

Сам [Абдулла-хан], повернув поводья, подобные метеору, вернулся в стольный город [Бухару] и воссел на трон величия, на престол власти. [237]

В это [самое] время неожиданно произошло удивительное событие, необыкновенное происшествие, появился рассказ о смерти его святейшества Азизан.

Рассказ о неминуемой гибели его святейшества Азизан, милость и благословение [Аллаха] над ним!

Стихи

Никому не дано жить вечно,
Доказано, что неустойчив чертог тленности,
Для ума, постигающего суть [явлений], вечная жизнь
Это жемчужина, которой нет в раковине вселенной.
Поскольку на птицу души посягает орел смерти,
То никому не спастись хитростью от когтей его.

Да не останется тайным и скрытым для подобных философскому камню сердец ученых мира, для таинственных священных мыслей умных людей следующее. Мир является стоянкой бедствий и несчастий, [это] — тленное место обитания, а не место вечного отдыха. Поэтому умные люди, мудрецы не строили жилищ на его основе. Они отдавали предпочтение богатствам, увековечивающим [их имена], перед [богатством] в тленном мире. Они хорошо знали, что тленность каждого существа неизбежна, о вечности всего сотворенного невозможно говорить. Высокосановные, высокопоставленные лица, которые являются избранной группой людей, удостоены чести, [о чем гласит стих]: “О да, ведь для друзей Аллаха нет страха и не будут они печалиться” 458, украшены дорогим халатом, [на котором вышиты слова]: “Благочестивые [находятся] под Моим каба, и никто их не узнает, кроме меня” 459. Не следует, чтобы жилищем прочности, устойчивым простором их явились бы теснины [этого мира], не заслуживающие внимания. Следовательно, заслуживает уважения и славы тот, кто из этого тленного мира направляется к райским просторам, к месту [господства] духовного.

Мудрец понимает, с какой целью написан этот рассказ и с кем связано это неминуемое событие. Однако перо, благоухающее амброй, облачается в траурный наряд, чтобы нанизать на нить изложения следующие слова, повествующие о том, как произошло это несчастье.

Его святейшество высоко достойный, высокочтимый Касим-шейх Азизан, да будет над ним милость и благословение [Аллаха], был куполом тариката, познавшим хакикат, звездой в созвездии святости, жемчугом в шкатулке следования по пути истины, местом сошествия божественных лучей, местом проявления божественных тайн. Он был отмечен господом, воздающим за добро и зло. Благодаря ему всегда было спокойствие во всем вилайете: благосостояние у подданных, /235а/ безопасность для державы и страны.

Он постоянно прилагал все [свое] старание для ликвидации долгов султану, препятствовал и не допускал притеснения со стороны сборщиков податей для дивана, способствовал благоустройству страны, [оказывал помощь] простому народу и знатным. Помощь его святейшества доходила до различных уголков мира. Он прилагал старание и усердие для того, чтобы избавить подданных во всех странах и больших городах от притеснения, несправедливости и насилия мятежников. [238]

Благородным сердцем его святейшества овладела болезнь, со временем она усилилась, крайняя слабость охватила его природу. Объяснение этого обстоятельства следующее.

Его святейшество благодаря проницательности и прозорливости, что является признаком святости, в те дни понял, что некоторым обитателям мира, определенной категории людей, поскольку они не свободны от ошибок и грехов, грозит бедствие холеры. Согласно содержанию [слов]: “Я усилю бедствие пророкам, затем святым, потом всем остальным” 460, [его святейшество] просил великого бога устранить это бедствие. Он вместе со своими приверженцами и друзьями сделался жертвой ради мусульман. Просьба его святейшества была принята [богом], болезнь охватила всю природу его святейшества, почитаемого как ангел. Сколько ни приходило людей с разных концов, чтобы узнать о его [здоровье], его святейшество посылал к ним дервишей и запрещал [им самим] приближаться [к нему]. Всем им он заявлял: “Мы стали жертвой в этой стране, удостоившись снискать довольство великого единого бога, ради бога, не приходите в эту страну, ибо его святейшество прибежище пророчества [Мухаммад, да будет] над ним молитва, охраняющая его до конца [жизни на земле], изволил сказать: ,,Везде, где возникнет бедствие холеры, пусть никто не приходит туда и также не уходит оттуда". Однако это не относилось к благородному сыну, славному сыну его [святейшества], к его святейшеству кази, который благодаря своим прекрасным чертам характера, состраданию, хорошим поступкам, приятной речи является выдающейся [личностью] эпохи. В юные годы, в ранней молодости он изучал богословие, усовершенствовался в усвоении точных наук. Его чистая натура наделена различного рода достоинствами, а проницательный ум усвоил науки и искусства. Хотя бутон его жизни только начал распускаться, соловей его жизни только начал петь, однако, несмотря на это, он все время проводил в молитвах, проявляя покорность [богу], /235б/ совершая одобряемые богом [дела, исполняя] заповеди, предписания религии, обязательные к исполнению. Благодаря верному уму, что является лучом света на пути истинной веры, [согласно стиху]: “Ведет Аллах к Своему свету, кого пожелает” 461, он не поддается внушению шайтана, воздерживается от плотских наслаждений, неизбежных в годы юности и молодости.

Благодаря сильной привязанности, исключительной искренности и вере, беспредельной любви [к отцу] он прибыл к [его] порогу, достойному государя, и вручил себя милости мыслей его святейшества, подобных философскому камню. Его святейшество ввиду верности ему и сильной любви оказал исключительное внимание этому лучшему из благочестивых и праведных [людей]. Он прочел для него благоухающую Фатиху, прочел искреннюю молитву и разрешил уйти. Ходжа Хурд (Ходжа Младший) вернулся благополучно, здоровым и невредимым, [не подвергшись] такому большому бедствию, огромному несчастью. Он вернулся, получив счастье навеки, [достигнув] разного рода давних желаний, которые обретают благодаря дервишам и бодрствующим людям. Именно с того дня у его святейшества [Ходжи Младшего] час от часу появляется стремление достигать все более высоких степеней совершенства и ежеминутно он поднимается по ступеням величия и счастья.

Однако тот, кто сильно верил [в его святейшество], не знал препятствий, он спешил к нему и удостаивался счастья встретиться [с ним; желая] быть вместе с ним при этих страшных обстоятельствах, он направлял поводья к [его] жилищу. [239]

Высокое достоинство и положение его святейшества не нуждаются в том, чтобы кто-либо хвалил его за [его] прекрасные качества. Несмотря на это, прославленное перо изложило настоящее событие, чтобы лишить силы тех, кто не признает слова его святейшества, сказанные своим приверженцам еще до того, как его силы отклонились с пути нормального состояния: “Каждый, кто имеет сильное стремление [посетить] великую Каабу, мечтает [быть] в высокочтимой Медине, пусть, приготовив все необходимое, поспешит быть с нами”. Поэтому люди, собирающиеся в этот путь, группами приходили к подобному небу порогу этого праведного и умоляли быть спутником, просили [прочесть] благоухающую Фатиху. Его святейшество, осчастливив каждого, читал Фатиху. [Так и] в последнем случае, кто отправлялся в путь, тот пришел к его святейшеству [шейху].

Стихи

Где уж [быть] спасенным, ведь мы идем по пути небытия,
Идем друг за другом, словно тени,
Всегда, когда мы пьем вино страданий, пьем вместе,
Везде, где мы избавляемся от горестей судьбы, избавляемся вместе. /236а/

Словом, когда птица царствия его святейшества вылетела из клетки мирской, она свила гнездо на башне [с надписью]: “Вернись” 462.

Стихи

[Раздался] вопль оттого, что ушел из мира тот, кто был единственным в мире,
Покинул это гнездо тот орел святости.
Он вызвал волнение в сердцах группы людей,
А сам, удовлетворенный, пошел к райским садам.
Вспомнились ему Каусар и родинка на лице райских красавиц,
Та счастливая птица пошла за водой и зерном.

Несмотря на то, что обитатели мира отстраняются от такого бедствия, [как холера], из разных концов прибыли люди и участвовали в похоронах его святейшества. Тело его, прощенного богом, похоронили под куполом [мавзолея] , построенного им самим, милость и прощение [Аллаха] над ним!

(пер. М. А. Салахетдиновой)
Текст воспроизведен по изданию:
Хафиз-и Таныш Бухари. Шараф -наме-йи шахи (Книга шахской славы). Наука. 1983

© текст - Салахетдинова М. А. 1983
© сетевая версия - Тhietmar. 2004
© OCR - Halgar Fenrirsson. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Наука. 1983