Сульпиций Север. Введение. Ч.2.

СУЛЬПИЦИЙ СЕВЕР

II. Литературная основа произведений Сульпиция

Задолго до своего обращения к аскетизму, более глубоко приобщившему его в христианской культуре, Сульпиций [233] вполне уверенно чувствовал себя в рамках классической античной традиции. С социальной точки зрения его обращение к аскетизму означало смену статуса. Но с культурной точки зрения произошло не столь радикальное событие. Скорее его прочтение христианских авторов было как бы пересажено на почву прежней классической культуры и последняя, пустив глубокие корни, дала христианский плод.

Если мы желаем более глубоко понять произведения Сульпиция, то литературное и культурное становление автора имеет весьма важное значение, ибо оно сформировало его подходы и образы, выраженные посредством писанного слова. Особый вопрос состоит в том, насколько глубоко античные и христианские традиции определили литературные формы, но, в любом случае, будет нелишним узнать чуть подробнее о системе образования и интеллектуальном развитии того времени.

К несчастью, прямых свидетельств у нас немного. Мы можем только в общих чертах сказать о том, что, поскольку Сульпиций жил в ту эпоху, когда общественная образовательная система в Римской империи уже близилась к своему закату, его обучение следовало проверенной временем классической модели 1. Первая ступень состояла в научении читать, писать и считать. Второй этап образования в грамматической школе во многом заключался в чтении, заучивании наизусть и изучении традиционных классических авторов. Среди латинских писателей главное место занимал Вергилий, но присутствовали также Теренций, Саллюстий, Цицерон, Гораций, Плавт и др. Учитель сначала громко зачитывал какой-либо отрывок, затем давал пространный комментарий. Он включал в себя подробный грамматический и стилистический анализ текста, а также более общий обзор, который охватывал, в основном, мифологию, историю и географию. Однако за исключением грамматики остальные предметы специально не рассматривались или же затрагивались только как основа для оценки какого-либо литературного произведения.

Последняя стадия обучения была посвящена риторике. Она начиналась на высших этапах грамматических школ и продолжалась под руководством специальных учителей. Обучающиеся практиковались в произнесении речей по [234] воображаемым поводам, т.н. декламациях. Они включали в себя увещевание, т.е. советы историческим или мифологическим персонажам в определенной ситуации (например, должен ли был Катон Младший покончить жизнь самоубийством после поражения в битве при Утике?) и контроверсию, т.е. воображаемые юридические случаи, в которых надо было выступить “за” или “против”. Риторика имела тенденцию заслонять собой или даже полностью исключать другие предметы изучения. Например, история была сведена к галерее хороших или плохих примеров, которыми можно было блеснуть в речах, а такая дисциплина как философия зачастую совсем игнорировалась: Августин, в частности, принялся за цицероновского “Гортензия” вовсе не из-за его философского контекста, а из-за стилистического совершенства 2

Знал ли Сульпиций греческий язык? То, что он был обучен ему, - вне всякого сомнения. В IV в. еще сохранялась традиция изучения греческих и латинских авторов парами. Мальчиков заставляли учить Гомера и Менандра, а ранее подобным же образом Вергилия и Теренция 3. Однако вопрос остается прежним: знал ли Сульпиций греческий язык настолько, чтобы читать какие-либо серьезные произведения? Это представляется вполне возможным, учитывая с какой легкостью владели греческим языком в юго-восточной Галлии в конце IV в., свидетельством чему могут служить произведения Паката или Рутилия Намациана 4. Однако имевшие место случаи с Паулином Ноланским в Бордо, Августином в Африке, а также - если сообщения Руфина заслуживает доверия, - с этим последним и Иеронимом в Риме, внушают мысль о том, что школьный греческий был недостаточен для того, чтобы позволить латиноязычному человеку сразу подступиться к греческим авторам 5. Тем не менее мы не должны рассматривать школьный греческий язык как занятие бесполезное. Все же чуть позже Августин, например, добился на его основе возможности использовать [235] греческие тексты 6, и даже случай, происшедший с Паулином, не является таким уж безнадежным, как кажется на первый взгляд: пусть он и называет греческий “незнакомым языком”, но ведь перед этим он же перевел с греческого одно из произведений Климента 7.

Но что более конкретно можно сказать о познаниях Сульпиция в греческом языке?

Данные “Хроники” намекают на то, что он был в состоянии воспользоваться им, так как в его описаниях арианских споров он предпринимает попытку объяснения различий между понятиями o m o o u s i o V , o m o i o u s i o V и a n o m o i o u s i a . Ранее он смог освоить “Хронографию” Юлия Африканаи, - снхронизацию церковной и светской истории, написанной на греческом 8. Кроме того, существует мнение о том, что Сульпиций почерпнул информацию о персидских делах от таких греческих авторов как Плутарх и Страбон, но это выглядит сомнительным 9.

Скорее всего уровень образования, полученный Сульпицием, был все же выше, чем тремя веками раньше. Базируясь, в основном, на греко-римских классиках, оно, фактически, не подверглось влиянию развивавшегося христианства. Обучение христианской вере и морали было делом семьи и церкви, оно никоим образом не замещало классического образования. Таким образом, формальное образование Сульпиция было всецело классическим по содержанию, что и объясняет устойчивость греко-римского влияния на него после обращения к аскетической жизни. Усвоение же христианства происходило иначе, через овладение катехизическим курсом до крещения, дополненным самостоятельным чтением, проповедями и общением с христианами, прежде всего, с Мартином 10.

К счастью, в некотором отношении мы можем выйти за пределы этих абстрактных рассуждений, используя косвенные свидетельства, предоставляемые самим Сульпицием. [236] Стиль прозы аквитанского писателя был внимательно проанализирован П. Хильтеном, который сумел показать его эклектичность. В “Хронике”, работе прежде всего исторической, Сульпиций воспринимает стилистику ранних римских историков, таких, например, как Саллюстий и Ливий, которые писали неритмической прозой. Однако в своих работах, посвященных Мартину, клаузулы в конце предложений свидетельствуют об умении Сульпиция писать метрической и ритмической прозой, которая в то время была в моде 11.

Но не менее интересным для нашего исследования является то, что произведения Сульпиция дают нам возможность узнать о тех книгах, которые он читал, что приводит к более лучшему пониманию литературного контекста. Предмет дальнейшего нашего обзора распадается, соответственно, на две части: классические авторы и христианские.

1. Классические авторы, известные Сульпицию 12

Из всех классических авторов, известных Сульпицию, особое место занимает Саллюстий. Дело заключается не только в том, что Сульпиций хорошо знал “О заговоре Катилины” и “Югуртинскую войну”, и не только в том, что стиль этих произведений настолько сильно повлиял на его “Хронику”, что Сульпиций был окрещен “христианским Саллюстием”. Более значительным представляется тот факт, что восприятие Сульпицием событий прошлого и настоящего зачастую происходило под влиянием чтения произведений именно этого историка. Сульпиций воспринял идею Саллюстия о том, что мир клонится к моральному упадку, олицетворением которого выступает жажда богатства и власти. Из них, в свою очередь, берут начало раздоры. Именно сквозь призму этого убеждения Сульпиций рассматривает распри в галльской церкви эпохи Константина, жадность епископов, их стремление к власти и враждебность к чистому и светлому христианству Мартина. Почти половина пороков, которые он приписывает современной ему церкви в конце своей “Хроники”, являются пороками, описанными в свое время Саллюстием: “зависть, партийность, похоть, алчность и праздность”. Однако влияние Саллюстия [237] прослеживается не только в “Хронике”, но и, как мы увидим, в начале “Жития Мартина”, которое, как нам представляется, являет собой своего рода сознательный диалог с Саллюстием.

Помимо Саллюстия, Сульпиций был хорошо знаком с “Анналами” и “Историей” Тацита, с “Историей” Тита Ливия, возможно, с “Римской историей” Веллея Патеркула и “Бревиарием” своего современника Евтропия. Кроме того, он показывает необычайную для латинского писателя осведомленность в персидских делах. Его источником по этой теме почти наверняка является “История” Помпея Трога, автора эпохи Августа, который описал на латинском языке греческую, и частично персидскую, историю. Весьма похоже, что Трог был родом из Нарбонской Галлии, располагающейся недалеко от Примулиака. К сожалению, кроме прологов, кратко суммирующих содержание каждой книги, сама работа Трога почти полностью утрачена, хотя эпитома, сделанная Юстином, сохранилась. Однако мы имеем свидетельство того, что Сульпиций использовал непосредственно самого Трога, а не эпитому 13.

Рассмотрев произведения исторического жанра, теперь мы можем обратиться к биографии. В этой области Сульпиций, похоже, знал Светония, поскольку светониевская структура биографии явно повлияла на формальную структуру “Жития Мартина”.

Помимо исторических и биографических произведений Сульпиций также демонстрирует основательное знакомство с классиками латинской художественной литературы. Из эпических поэм он цитирует “Энеиду” Вергилия и “Фиваиду” Стация, сатира представлена Ювеналом. В дополнение можно отметить явные словесные реминисценции из “Метаморфоз” Овидия, “Писем” Горация и “Золотого осла” Апулея, совместно с близкой параллелью, которая говорит о [238] том, что он знал “Басни” Федра. Если говорить о драматургии, то у Сульпиция мы встречаем цитаты из “Девушки с Андроса” Теренция и “Пьесы о кубышке” Плавта. Что касается Цицерона, то Сульпиций почти наверняка знал такие его произведения, как “Против Катилины” и “Катон Старший о старости”. Кроме того, есть явные намеки на знакомство Сульпиция с другими его работами: “В защиту Сесция”, “Об ораторе”, “О законах”, “Тускуланские беседы” и, вполне возможно, “Учение академиков”. Помимо уже указанных произведений мы должны также отметить “Замечательные дела и слова в 9 книгах” Валерия Максима. Наблюдается интересное сходство между рассказами последнего о Сервии Туллии, который однажды уснул и “вокруг его головы вспыхнуло пламя” и сульпициевым “мы увидели над его (т.е. Мартина - А.Д.) головой огненный шар”, а также описанием Максимом демона, неоднократно являвшегося императору Марку Антонию, чтобы будить его по ночам в Акции, и рассказом Сульпиция о том, как ангел неоднократно будил Авициана 14. Конечно, в обоих случаях речь идет о разных персонажах разных писателей, но наличие параллелей весьма примечательно 15, как и сходные способы, которыми связываются между собой эпизоды у этих же авторов 16, хотя у нас и нет основания, чтобы говорить о прямом заимствовании.

В любом случае знакомство Сульпиция с классической римской литературой было весьма основательно. Интересно отметить, что Сульпиций продолжал широко использовать эту традицию и после своего обращения к аскетизму, как, впрочем, и Паулин Ноланский, постоянно цитировавший Вергилия и Плавта 17.

2. Христианские авторы, известные Сульпицию

Что касается христианской литературы, то, конечно же, фундамент здесь составляют различные книги Ветхого и [239] Нового Заветов. Однако круг религиозного чтения Сульпиция был гораздо большим.

Начнем с того, что его близость к каноническим книгам Библии не устраняла из круга чтения, по крайней мере, одного апокрифического произведения: Сульпиций использует для свой “Хроники” один сюжет из “Мученичества святых апостолов Петра и Павла”, рассказывая о том, как Симон Маг был поднят в воздух над Римом приспешниками демона и затем разбился, когда последний был изгнан молитвами апостолов 18. Также возможно, что он извлек из апокрифического “Вознесения Исайи” один фрагмент для своего второго письма, где говорится о смерти пророка, распиленного пилами. Но столь же возможно, что Сульпиций извлек эту деталь через какого-то посредника, однако в любом случае это говорит о популярности истории о мученичестве Исайи в конце IV в. 19

Бабю утверждает, что Сульпиций находился под большим влиянием подобного рода апокрифов 20. Действительно этому можно найти некоторые подтверждения в произведениях Сульпиция, посвященных Мартину, особенно там, где рассказывается о массовых обращениях 21. Однако подобного рода сюжеты были достаточно распространены и ничто не указывает на то, что Сульпиций читал какие-либо другие апокрифические работы помимо “Мученичества святых апостолов Петра и [240] Павла”. С другой стороны, он мог позаимствовать эти эпизоды из устного рассказа посторонних лиц.

Весьма разнообразную группу источников для Сульпиция составляли те христианские хронографические и исторические произведения, из которых Сульпиций брал материал для своей “Хроники”, а именно: “Хронография” Юлия Африкана, “Хроника” Ипполита (уже тогда имелся латинский перевод этого произведения) и перевод Иеронима с его же продолжением “Церковной истории” Евсевия 22.

Что же касается теологических работ, то в конце IV в. на Западе доминировали работы африканских авторов, особенно Тертуллиана и Киприана. Прямое их влияние на произведения Сульпиция обнаружить трудно, но указать ряд вероятных перекличек с работами Тертуллиана “О воскрешении плоти” и “Об идолопоклонстве”, а также с двумя письмами Киприана все же можно 23. Сульпиций также знал диалог “Октавий” Минуция Феликса 24.

Не может быть сомнения и в том, что Сульпиций был знаком с литературой о мучениках, так как он совершенно определенно заявляет, что читал о страданиях многих мучеников, претерпевших во времена Диоклетиана 25. Он не приводит деталей, но его рассказ о столкновении Мартина и Юлиана в Вормсе явно представляет собой парафраз конфронтации будущего святого и римского императора или чиновника, как это обычно описывалось в разного рода “деяниях” мучеников, чаще всего африканских солдат-мучеников. Особенно напрашивается параллель со “страданиями Типассия”, но хронологическое сопоставление произведений делает маловероятным тот факт, что Сульпиций мог ознакомиться с этим произведением к 396 г. В лучшем случае это может говорить о том, что “Страдания Типасия” следует включить в общий обзор литературы, прочитанной Сульпицием, но и не более. [241]

Интерес Сульпиция к литературе, посвященной мученикам, его особое почитание Киприана и линия Киприан-Иларий-Сульпиций, - все это привело к возникновению у Фонтэна идеи о том, что Сульпиций знал “Житие Киприана” Понтия 26. Эту гипотезу, как нам кажется, можно усилить, поскольку внимательное изучение текста открывает два почти дословных сходства, которые, если взять их с другими параллелями, могут с высокой степенью вероятности подтвердить то, что Сульпиций знал это произведение. С понтиевым “не должно скрывать жизнь такого мужа”, мы можем сопоставить сульпициево “нечестивым полагаю я скрывать добродетели такого мужа”, фраза “долго можно перечислять подобные примеры” дословно повторяется в обеих работах 27. Вдобавок оба автора упоминают смирение, с которым их герои встречают недоброжелательство по отношению к себе; у обоих мы находим идею о том, что славы мученика может достигнуть даже тот, кто не претерпел физических мук; у обоих эта идея сопровождается жалобой ученика, который плачет, радуясь триумфальной смерти своего героя, и сокрушается по поводу своей собственной прожитой жизни 28. В свете всех этих совпадений у нас есть основание полагать, что Сульпиций знал “Житие Киприана” Понтия, тем более, что к тому времени известность этого произведения уже не ограничивалась только Африкой и таким всеядным читателем, каким был Иероним. Оно также использовалось Пруденцием в Испании, а это почти рядом с Аквитанией, где жил Сульпиций 29.

Хотя знакомство Сульпиция с “Житием Киприана” было осознано далеко не сегодня, его осведомленность относительно “Жития Антония” Афанасия была признана почти всеми в 1912, когда появилась книга Бабю. Он вполне справедливо указал на то, что произведение Афанасия было первым в жанре агиографии и что “Житие Мартина” Сульпиция стоит в этом же ряду 30. Однако Бабю слишком переоценивает влияние “Жития Антония” на Сульпиция. Это [242] особенно заметно, когда он утверждает, что Сульпиций заимствует целые эпизоды из жизни Антония и приписывает их Мартину 31. Действительно, некоторые параллели с “Житием Антония” просматриваются в первых главах “Жития Мартина” и произведение Афанасия, действительно, оказывает некоторое влияние на сульпициеву трактовку дьявола. Но его реальное значение, вместе с житиями святых Иеронима, заключается, прежде всего, в стимулировании общей идеи описания жизни Мартина; а не в обеспечении Сульпиция исходным материалом или моделью, которая могла быть принята целиком. Мы вернемся к этому позже, здесь же надо только отметить, что Сульпиций знал это произведение в латинском переводе Евагрия 32.

Следует также отметить серьезное влияние, оказанное на Сульпиция Иларием из Пуатье. Оно просматривается, прежде всего, в открытых обличениях продажного руководства церкви в его произведении “Против Констанция”. Епископы безудержно льстили императору-еретику (“враги, исполненные лести ..., Констанций - Антихрист”) 33. Большое влияние данной работы Илария на произведения Сульпиция очевидно, и это видно хотя бы из его сообщения о том, что Мартин оказался единственным из всех епископов, который отстаивал апостольское достоинство, отказываясь раболепствовать перед Максимом 34. Есть также два фрагмента, где Сульпиций сознательно вторит Иларию: в своем втором письме, когда он рассказывает о суде над мучениками, которому подвергся бы Мартин, если бы он жил во времена гонений, и в “Диалогах”, где описываются результаты молитв Мартина против демонов 35. Кроме того, Сульпиций использовал в своей “Хронике” произведение Илария “Против Валента и Урзакия” и, возможно, также “О соборах”: последнее [243] сочинение было направлено галльским епископам в то время, когда Иларий еще пребывал в изгнании 36. Что касается экзегетических работ Илария, то, как мы уже видели, Сульпиций знал “Книгу загадок” и весьма похоже, что он также был знаком с его “Комментарием на Евангелие от Матфея” 37.

Другой латиноязычный церковный автор IV в., которого, как мы полагаем, мог читать Сульпиций, - это Амвросий Медиоланский. Как и Иларий, Амвросий был активным сторонником монашества и занимал резкую антиарианскую позицию. Он тоже не заискивал перед императорами и поддержал мнение Мартина о неуместности суда над Присциллианом. Даже если Амвросий и не встретился с Мартином в Туре во время этого судебного процесса, дружеское общение между двумя епископами можно усмотреть в том факте, что Мартин получил мощи медиоланских мучеников Гервасия и Протасия, чьи останки были чудесным образом открыты Амвросием незадолго до этого 38. Однако прямого свидетельства того, что Сульпиций читал какие-либо произведения Амвросия у нас нет, хотя есть два момента, которые могут подразумевать это. Один указывает на то, что Сульпиций мог знать произведение Амвросия “О вдовах” 39 и возможно, что видение святой Агнессы, Феклы и Марии связано с присутствием всех в трех в сочинении Амвросия “О девах” 40. Вдобавок, есть некое определенное сходство между вторым письмом Сульпиция и амвросиевым “На смерть своего брата Сатира”; но, впрочем, это может быть объяснено и просто тем, что оба произведения принадлежат к жанру утешительной литературы 41. Таким образом, если попытаться более определенно ответить на вопрос о том знал [244] ли Сульпиций работы Амвросия, то можно сказать так:: похоже, но не доказано.

Однако был и еще один современник Сульпиция, который несомненно повлиял на его сочинения: речь идет об Иерониме. Весьма интересно наблюдать многочисленные сходства между Мартином, в описании Сульпиция, и Иеронимом. Оба, например, негативно относились к браку, в то время, как Амвросий открыто рассматривал его как благо 42. Оба учили, что епископы должны придерживаться строгого аскетизма; оба использовали одну и ту же метафору, согласно которой женщина не должна сопровождать солдата на поле боя; оба были против приглашения клириками светской знати, хотя в этом они вновь отличаются от поведения Амвросия 43. Оба, Сульпиций и Иероним, хвалили героев своих произведений за то, что они отвергали мирскую славу 44, оба соглашались, что подарки должны немедленно распределяться среди бедных и что монахи не должны иметь своей собственности 45, оба осуждали тех монахов и клириков, которые не придерживались таких суровых правил.

Хотя некоторые из этих сходств следует отнести к обычным библейским и аскетическим заповедям 46, все же совпадение в отношении к браку, к уклонению от добродетели или отказ от встреч с мирской знатью - все это является весьма примечательным. Далее, Сульпиций явно выражал свое восхищение Иеронимом, чьи порицания он рассматривал как весьма актуальные для церковной жизни в Галлии. В этом контексте он дословно цитирует место из знаменитого письма Иеронима “О девстве”, адресованного Евстохии 47. Из этого можно сделать вывод о том, что Сульпиций, по меньшей мере, знал данное письмо и, похоже, другие тоже. [245] Письмо Иеронима 117, адресованное матери и дочери в Галлию, вероятно, было известно Вигиланцию 48 и Иероним надеялся, что подобного рода письма будут иметь хождение среди его почитателей, а потому и писал в расчете на будущую публику 49.

Кроме того, дословные совпадения показывают, что Сульпиций совершенно определенно знал иеронимово “Житие Павла” 50. Он, возможно, знал также и “Житие Илариона” того же автора, где излагается популярное объяснение причины засухи, которое заключается в том, что “смерть Антония оплакивали даже стихии”, и это весьма напоминает сульпициево описание изменения погоды в связи со смертью Мартина: “его же смерть [даже природа - А. Д.] оплакивала” 51. Мы также можем увидеть некую аллюзию на это произведение Иеронима в конце “Жития Мартина”, где Сульпиций рассказывает о бесконечных постах, бдениях и молитвах Мартина: “И, признаюсь честно, если, как утверждают, сам Гомер являлся ему из преисподней, то это вполне могло иметь место”. Данное сообщение с оговоркой “как утверждают” выглядит как преднамеренная аллюзия на Иеронима, который говорил по поводу своей попытки описать жизнь Илариона следующее: “Даже если бы был жив Гомер, то он либо позавидовал бы такой теме, либо подчинился бы ей” 52. Далее надо отметить, что в обеих работах мы находим одну и ту же идею о “национальных святых” 53, а также точки соприкосновения в рассказах о Мартине и Иларионе при их встрече с разбойниками 54.

Таким образом, можно считать, что Сульпиций вполне определенно знал “Житие Илариона” и “Житие Павла” Иеронима, письмо о девстве к Евстохии, а также, как мы видели ранее, иеронимов перевод и продолжение “Хроники” Евсевия. Вдобавок, Сульпиций мог ознакомиться и с [246] другими работами Иеронима, такими как “Житие Малха” и иными письмами. Наверное, можно утверждать то, что Иероним существенно повлиял на стилистику произведений Сульпиция. В этом убеждает количество имеющихся параллелей между произведениями двух авторов вкупе с явно высказываемым уважением Сульпиция к Иерониму. Дальнейший указатель в этом направлении - вероятность того, что жития святых Иеронима и его письма сообщили Сульпицию два монашеских техническими термина, которые он не мог позаимствовать из латинских переводов “Жития Антония”: anachoreta (отшельник) и cellula (келья) 55. Мы должны добавить, что связь между Иеронимом и Сульпицием была не только односторонней. Самое позднее к 412 г. Иероним узнал о “Диалогах” Сульпиция и похоже, что он также знал и “Житие Мартина”, хотя прямо об этом нигде не упоминает.

Через своего друга Паулина Сульпиций также косвенным образом вошел в соприкосновение с группой людей, собравшихся вокруг прежде любимого Иеронимом, а ныне “ненавистного” Руфина. После получения “Жития Мартина” Паулин прочитал его покровительнице Руфина, Мелании, и в 403/4 г. помог Сульпицию в получении необходимой исторической справки у Руфина 56. Такого рода контакты могли повлиять на заметное сходство между произведениями Сульпиция о Мартине и переводом Руфина “Истории монахов”. Это позволяет сделать вывод о том, что Руфин мог использовать “Хронику” Сульпиция для продолжения “Церковной истории” Евсевия 57. Что касается Сульпиция, то почти наверняка он читал “О фальсификации книг Оригена” Руфина до написания своих “Диалогов”.

В итоге мы можем сделать вывод о том, что Сульпиций был хорошо начитан в классической языческой литературе, особенно в исторической, где он находился под глубоким влиянием Саллюстия. Сходным образом, в случае с христианскими авторами, он, похоже, увлекался скорее не теологическими работами, но историей, а также аскетической и мученической литературой, особенно аскетическими произведениями Иеронима и полемическими - Илария. История, биография и полемика, языческая классика и христианские [247] авторы - вот то, что читал Сульпиций. И теперь самое время посмотреть как этот разнообразный культурный фундамент сочетается с историческим фоном, который сыграл немалую роль в генезисе произведений о Мартине.

Текст воспроизведен по изданию: Сульпиций Север. Сочинения.  М. РОССПЭН. 1999

© текст - Донченко А. И. 1999
© сетевая версия - Тhietmar. 2004
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© РОССПЭН. 1999

Мы приносим свою благодарность Тимофееву М. А.
за предоставление текста.