Библиотека сайта XIII век
К ИСТОРИИ СНОШЕНИЙ РОССИИ С ГЕРМАНИЕЙ
в начале XVI века.
В 1870 году в Журнале Министерства Народного Просвещения появилась статья покойного профессора С. Петербургского Университета В. В. Бауэра: “Сношения России с германскими императорами в конце ХV и начале XVI столетий (№ 3, март, стр. 55-93). В основу своей статьи автор положил отечественное издание: “Пaмятники дипломатических сношений древней Poсcии с державами иностранными”, комментируя, разъясняя и дополняя его данные иностранными изданиями в роде “Acta Tomiciana”, “Fontes rerum Austriacarum”, “Arсhiw fuer Kunde Oesterreichisher Geschichts Quellen” и проч. Но так как в I-м томе нашего дипломатического сборника есть значительный пробел, образовавшийся вследствие утраты австрийских посольских дел за 1510—1515 гг., то профессор Бауэр заявил о невозможности выяснить сношения императоров с Poccией за этот период времени по недостатку материалов. Между тем еще в 1863 году в “Sitzungsberichte der kaiserlichen Akademie der Wissenschaften” (Philosophisch-Historische Classe, XLIII Band, Heft II Iuli) были oобнародованы Иосифом Фидлером извлеченные из Венского архива документы о сношениях императоров с Poccией за 1513 — 1515 (и, отчасти последующие) годы. Документы эти представляют значительный интерес не только потому, что не сохранилось вовсе соответствующих русских материалов, но и по самому своему содержанию, так как относятся к тому историческому моменту, когда в отношениях между Poccией и империей произошел кризис. На основании этих документов и приложенной к ним статьи их издателя (Фидлера): “Die Allianz zwischen Kaiser Maximilian I und [4] Vasilji Ivanovic Grossfuersten von Russland, von dem Jahre 1514” нами и составлен предлагаемый ниже очерк.
С конца XIII столетия характер политики германских императоров изменяется коренным образом. До этого времени императоры германские, принадлежавшие к династиям Саксонской, Франконской и Швабской (Гогенштауфены), ставя на первом плане общие интересы Германии, стремились к возвеличению императорского достоинства, к обузданию папских притязаний, подавлению власти князей и государственному объединению всех немецких земель. Теперь же, с появлением на императорском престоле династий Люксенбургской и Габсбургской, руководящей нитью императорской политики становится преследование частных династических интересов императорского дома, и самый императорский титул является лишь орудием для достижения этих последних. В особенности это можно сказать о династии Габсбургов, самым типичным представителем которой в этом направлении является Максимилиан I. Он доставил своему дому необыкновенное могущество, соединив под его властью массу самых разнообразных земель посредством тонко обдуманной политики выгодных браков, о которой составилось известное латинское изречение: “bella gerant allii, tu, felix Austria, nube, nam quae Mars aliis, dat tibi regna Venus”. Впрочем, для заключения выгодных браков Максимилиану приходилось пускать в ход самые разнообразные средства, не исключая и оружия. Особенно много хлопот наделала ему подготовка брака между своим внуком Фердинандом и принцессой Анной, наследницей корон венгерской и чешской. Для достижения этой цели императору, между прочим, пришлось войти в деятельные сношения с московским государством, один из моментов которых мы и намерены представить ниже.
Не смотря на явное неудовольствие национальной антигабсбургской партии в Венгрии, долголетние притязания Фридриха НИ и Максимилиана I на наследование венгерского королевства по Пресбургскому миру 1491-го года (7 ноября) были признаны законными со стороны короля Владислава и санкционированы высшими сановниками королевства, а в 1506 и 1507 гг. подкреплены заключением брачных договоров между детьми Владислава и внуками Максимилиана. Но около 1511 г. национальная аристократическая партия в Венгрии значительно усилилась и стала явно действовать в антигабсбургском духе, стараясь устроить брак между дочерью Владислава Анной и одним из сильнейших магнатов Венгрии Иоанном Заполья, чтоб [5] тем самым доставить последнему венгерский престол в случае смерти сына Владислава — Людовика, хилого и болезненного ребенка. С целью найти себе поддержку извне, эта партия устроила брак польского короля Сигизмунда I с сестрой Иоанна Варварой и посредством этого брака вовлекла в свои интересы Польшу, для которой и без того было крайне невыгодно и даже опасно чрезмерное усиление Габсбургского дома (Бауэр. Cношения России с германскими императорами, стр. 72-81.). Таким образом Польша, связав свои интересы с интересами Венгерских патриотов, заняла явно враждебное положение по отношению к императору, что не могло не возбудить в последнем серьезных опасений. Чтобы заставить Польшу отказаться от поддержки национальных стремлений венгров, император задумал составить против нее могущественную коалицию из Poccии, Дании, Саксонии, Бранденбурга и Тевтонского ордена, рассчитывая одним видом столь могущественных врагов склонить Польшу к уступчивости.
Для осуществления этого плана необходимо было прежде всего склонить на свою сторону московского государя, исконного врага Польши. С этою целью император отправил в Москву посольство в лице своего советника Георга Шнитценпаумера фон Зоннег, капитана (Hauptmann) Петау. Согласно данной ему (13-го августа 1513 года) инструкции Шнитценпаумер обязан был:
1) После приветствия и передачи верющей грамоты уверить великого князя в братской любви к нему и дружбе императора;
2) напомнить ему о том дружеском согласии и союзе, в каком император находился с его отцом Иваном Васильевичем и затем с ним и которое он желает продолжить и на будущее время, а равно выразить желание императора помогать ему во всем, что может служить к пользе и благополучию его персоны и государства;
3) во внимание к столь многим неприятностям, которые чинятся великому князю со стороны польского короля, а равно в виду подобного же образа действий и почти презрительного отношения последнего к императору и империи, выразившегося в дерзостях и намеренном притеснении столь важного для всего христианства Тевтонского ордена, просить великого князя, чтоб он оценил намерения императора. Пocледние же, по смыслу инструкции, заключались в следующем. [6]
Расположив великого князя в пользу императора, Шнитценпаумер должен был склонить его к заключению коалиции против Польши и к отправлению с этой целью особого посольства в Данию, куда со своей стороны снарядили бы подобный же посольства император и его предполагаемые союзники, условившись предварительно с великим князем и между собою относительно времени проектируемого конгресса (См. приложение: “Инструкция императора Максимилиана I своему послу Георгу Шнитценпаумеру” и т. д.).
В интересах императора было именно устройство коалиции, а не заключение отдельного договора с Россией: во-первых, один вид коалиции, без открытия военных действий, мог устрашить Польшу и заставить ее отказаться от противодействия планам императора в Венгрии; во-вторых, если б даже великий князь московский, верный своему слову, немедленно по заключении коалиционного договора и объявил войну Польше, то император, под благовидным предлогом, всегда мог бы избавиться от оказания помощи России в этой войне, предложив ей обратиться за этим к прочим союзникам, менее угрожаемым со стороны внешних врагов. Правда, император и ранее, при заключении отдельных договоров с Россией, никогда не исполнял своих обязательств (См. вышеупомянутую статью проф. Бауэра: “Сношения Poccии с германскими императорами”), но частое повторение подобных случаев могло надолго лишить его столь полезного и верного союзника при столкновениях с Польшей, каким был московский государь.
В 1514 году (в феврале месяце) Шнитценпаумер прибыл в Москву. Продолжительные переговоры его с уполномоченными великого князя закончились составлением проекта союзного договора, причем Щнитценпаумер, из усердия не по paзумy, или просто сбитый с толку ловкостью московских дипломатов, вручил последним бумагу, в которой от имени императора обещал, что содержание проекта от слова до слова будет изложено в особой грамоте, подтвержденной крестным целованием со стороны императора, и что эта грамота будет передана русским послам, которые вместе с ним отправятся в Вену (Памятники дипломат. сношений II т. 1446 стр.). Между тем, по смыслу своей инструкции, Шнитценпаумер должен был лишь подготовить почву для заключения в будущем союза между великим князем, [7] императором и прочими союзниками и, следовательно, выдавая упомянутую бумагу, он превышал свои полномочия. Но как бы то ни было, согласно данному Шнитценпаумером обещанию, великий князь в том же 1514 году (7 марта) вместе с ним отправил в Вену своих послов — Дмитрия Ласкирева и дьяка Елизара Сукова для ратификации договора и принятия договорной грамоты.
Между тем, о пребывании Шнитценпаумера в Москве и его переговорах с великим князем узнали в Польше и, сильно встревожившись, сделали попытку расстроить союз императора с великим князем. На сейме в Петрокове, в апреле 1514 года, было решено посредством переговоров с императором покончить дело об отношениях Польши к Тевтонскому ордену, которое Максимилиан выставлял как причину своих враждебных действий против Польши. С этою целью Сигизмунд I отправил к Максимилиану посольство в лице Рафаила Лещинского, снабдив последнего четырьмя сороками соболей для поднесения их императору в виде подарка (Acta Tomiciana, III т. №№ CI и CXLII). Но посольство это не имело успеха. Император даже не дал послу личной аудиенции, а уклончиво и холодно отвечал ему чрез своих уполномоченных, требуя отдачи спора между Польшей и орденом на решение имперского сейма. Равным образом он решительно отказывался освободить города Данциг и Ельбинг от подсудности верховному имперскому суду (Reichskammergericht’y), о чем просил король (Ibidem. № CLXXIV). Тогда Сигизмунд обратился к посредничеству своего брата Владислава Венгерского, который поспешил отправить к императору, для примирения его с Сигизмундом, своего посла Ренульта. Посольство это было принято Максимилианом очень любезно, но не добилось удовлетворительных результатов: императору теперь предлагал лишь передать дело об отношениях Польши к ордену на решение не имперского сейма, а третейского суда, составленного из папы, императора, короля Владислава и германских имперских чинов, под условием, что Сигизмунд заранее согласится подчиниться тому решению, которое будет постановлено на суде и что входящие в состав суда князья и нации гарантируют со своей стороны соблюдение постановленного ими решения. При этом император обещал склонять к принятию данного предложения великого князя и гроссмейстера Тевтонского ордена (Ibidem № CLXX). [8]
По той настойчивости, с какой Сигизмунд старался теперь улучшить свои отношения к Австрии, Максимилиан еще более уяснил себе и оценил всю важность своего сближения с великим князем, сближения, как он представлял его себе, не налагавшего пока на Aвcтрию никаких жертв, никаких определенных обязательств. Тем обиднее было разочарование императора, когда с приездом Московских послов и Шнитценпаумера выяснилось, что сближение с великим князем получило реальное выражение в виде договорной грамоты с определенными условиями, благодаря превышению Шнитценпаумером своих полномочий. Император теперь был поставлен в затруднительное положение и не знал, что предпринять: с одной стороны ему не хотелось связывать себя определенными обязательствами по отношению к великому князю, с другой — он считал для себя неудобным отвергнуть заключенный Шнитценпаумером договор и тем вызвать неудовольствие Московского государя, так как цель, ради которой была предпринята вся эта дипломатическая кампания против Польши, пока еще не была достигнута. Был созван императорский совет, на котором Венские дипломаты со столь свойственною им казуистическою изворотливостью придумали компромисс: было постановлено, что император, “чтобы не осрамить Шнитценпаумера пред русскими и не заставить русское посольство возвратиться домой, не исполнив дела” (Fiedler. Die Allianz zwischen Kaiser Maximilian I etc, 188 стр. Beilage VII, 262 стр.), письменно и с клятвой подтвердит его обещания, но с существенной оговоркой: указав на причины, по которым он не отказывается от выдачи обещанной Шнитценпаумером договорной грамоты, император выговорит себе право переменить ее впоследствии на другую, вполне тождественную с первой, за исключением некоторых изменений в содержании и форме. Во исполнение этого постановления, 4-го августа 1614 года в городе Гмундене, согласно проекту Шнитценпаyмера, была приготовлена на пергаменте грамота, снабжена золотой печатью, подтверждена крестным целованием со стороны императора и передана русским послам, которые со своей стороны передали императорскому правительству соответствующую русскую грамоту (Ibidem.). После этого русское посольство отправилось в обратный путь (Bместе с тем Шнитценпаумер был удален от императорского двора, получив (28-го августа) место в Крайне с жалованьем в 100 рейнских флоринов. См. Fiedler Die Allianz 189 стр. примечание). [9]
Между тем великий князь, полагаясь на заключенный Шнитценпаумером договор, 8-го июня выступил в поход против Польши, а 29-го июля осадил Смоленск и в тот же день взял его, благодаря удачному действию своей артиллерии (Соловьев. Иcтopия Poccии I кн. V т., 1608—1609 ст. по изд. Товар. “Обществ. Польза”). Потеря Смоленска произвела удручающее действие на Сигизмунда, который в это время находился в Минске. 30-го ноля он отправил к своему брату Владиславу Венгерскому письмо, полное горьких жалоб на императора, которого считал главным виновником своих несчастий. Сигизмунд указывал на то, что император постоянно интригует в Риме против Польши чрез своих послов и послов своих союзников — королей испанского, английского и датского и что ему же Польша обязана своей войной и с Московским государством. В заключение король просил брата выступить посредником между ним и императором и уговорить последнего по крайней мере не преследовать Польши, если уж он не желает помогать ей (Acta Tomiciana III, № CCXVI, 154—155 стр.).
Исполняя просьбу брата, Владислав снова отправил к Максимилиану посольство в лице Албрехта Ренделя, который должен был выяснить последнему, что для Венгерского короля, как родного брага Сигизмунда, далеко на безразличны такие или иные отношения императора к Польше, указать на важное значение Польши и Венгрии, как оплотов христианства против неверных и, наконец, просить императора — изменить свои отношения к польскому королю и примирить его с Московским государем (Ibidem., № CCXIX, 156—157 стр.).
Когда затем 1-го сентября прибыл в Офен доктор Куспиниан, в качестве поверенного Максимилиана из года в год, начиная с 1510-го года, совершавший поездки в Beнгрию для переговоров о брачных договорах, Владислав, горько жалуясь на императора за преследование им брата, дал попять Куспиниану, что без участия Сигизмунда он не решится подтвердить их вновь. 25-го сентября Куспиниан уехал к императору, а 26-го октября возвратился снова в Офен и сообщил о согласии императора вступить в переговоры с польским королем при участии Владислава. [10]
Император не считал более нужным отказываться от примирения с Польшей, тем более, что Сигизмунд, не смотря на блестящую победу над русскими, одержанную Константином Острожским при Opше (8-го сентября) все-таки стремился к сближению с императором, другими словами, — готов был отказаться от своей прежней политики, порвать связь с партией Заполья и содействовать осуществлению планов императора в Венгрии (Forschungen zur Deutschen Geschichte VII В., III Heft. Xaver Liske. Der Congress zu Wien in Jahre 1515 Eine kritisch — historische Studie 478, 481 стр. Fiedler. Die Allianz zwischen Kaiser Max. I etc., 203—205 стр.). Таким образом, при деятельном участии Владислава между Сигизмундом и Максимилианом начались переговоры, которые, пережив несколько фазисов, закончились в 1515 году (июль-август) Венским конгрессом, подтвердившим и со стороны Сигизмунда прежние брачные договоры между детьми Владислава и внуками Максимилиана. Но еще осенью 1514 года, когда лишь только завязались вышеупомянутые переговоры, Максимилиан счел уже возможным отправить в Москву посольство в лице Якова Ослера и Морица Бургсталлера, которые должны были переменить прежнюю договорную грамоту на новую и вместе с тем предложить великому князю покончить счеты с Польшей мирным путем посредством конгресса в Любеке (Acta Tomiciana III, № CDXXVI, стр. 294.). Врученная этим послам грамота и по содержанию и по форме отличалась от предыдущей грамоты, составленной при участии Шнитценпаумера.
По договору, заключенному Шнитценпаумером, между императором и великим князем устанавливался наступательный и оборонительный союз против всех врагов вообще и против польского короля в особенности; объявление войны предоставлялось произвольному усмотрению того или другого союзника, причем самый факт открытия военных действий одним из них уже ео ipso обязывал другого принимать в них участие, коль скоро этот последний извещен был об этом со стороны первого или другим путем получил соответствующее известие. В грамоте же, отправленной с Ослером и Бургсталлером, говорилось преимущественно касательно оборонительного союза против всех врагов вообще и наступательного против польского короля в частности, впрочем с оговоркой, уничтожавшей в сущности все союзнические обязательства императора, а именно: предлагалось прежде всею попытаться мирным [11] путем склонять польского короля к удовлетворению требований союзников и только в случае его отказа от исполнения этих требований открыть военные действия; последние должны открыться одновременно с двух сторон весною 1515 года (в Егорьев день) и продолжаться все лето и зиму до тех пор, пока притязания союзников не получат должного удовлетворения; ни одна сторона без ведома и согласия другой не может заключать мира или перемирия; после того как польский король выполнит требования союзников, союзный договор остается в силе по отношению к прочим врагам договаривающихся сторон (Fiedler. Die Allianz etc. Beilage IV: Freundschaftsbundniss zwischen dem Grossfuersten Vasilji Ivanovic von Russland und K. Maxim. I (оригинальная русская грамота, сохранившаяся в Венском архиве; черновик этой грамоты, сохранившейся в Москов. Главном Архиве Мин. Иностр. Дел издан в Собр. Г. Г. и Д. Т. V, № 67, стр. 66—68; в “Памятниках дипломат. снош. I т. 1503—1508 ст. напечатан перевод с немецкого оригинала, сделанный при Петре Вел.); Beilage V: Umgefertigte Urkunde ueber das Freundschaftsbuendniss zwischen K. Maximilian I und dem Grosstuersten Vasilji Ivanovic von Russland, 247—250, 253—256 стр.).
Что же касается формы, то различие между первой и второй грамотой сводится к следующему:
I. Первая грамота начиналась словами: “Nach Gottes Willen und nach Unser Liebe” (“По Божьей воле и по нашей любви”), между тем, как вторая обычной в практике австрийской императорской канцелярии вступительной формулой (forma tituli): “Wir Maximilian von gottes geuaden Erwelter Roemiseher Kayser Zu allentzeitten merer des Reichs” etc. Фидлер предполагает (Ibidem., 106 стр.), что Шпитценпаумер имел под руками более древнюю русскую договорную грамоту (быть может союзный договор, заключенный Георгом фон Турн в 1490 г.), которой и пользовался как образцом при составлении проекта союзного договора.
П. В немецком дубликате первой грамоты и в титуле и в самом изложении неоднократно великий князь называется “von Gottes Gnaden Kaiser und Herscher aller Rewssen und Grossfuerste”, между тем как во второй грамоте это наименование, как перевод слова “царь”, встречается только однажды в титуле, в изложении же, при каждом упоминании имени великого князя, последний называется только “grosser Herr aller Rewssen”.
III. В первой грамоте заключительной и вместе с тем подтвердительной формуле (Bekraeftigunsclausel) предпослан титул [12] обоих государей в полном объеме, тогда как во второй он лишь кратко обозначен в самой заключительной формуле.
IV. В первой грамоте договаривающейся с великим князем стороною является один император, во второй же грамоте в качестве таковой стороны названы также империя и союзники.
V. Заключенный договаривающимися сторонами союз по второй грамоте распространяется и на их потомство, о чем в первой грамоте вовсе не упоминается.
VI. Месту составления первой грамоты в первом ее печатном издании (Сделанном в 1718 году по распоряжению Петра Великого для доказательства прав его на императорский титул.), хотя только вследствие неправильного чтения, придано название “Brudenach”, между тем как вторая грамота и согласное с ней второе печатное издание первой дает чтeниe “Gmunden” (Fiddler, 196—197 стр.; Beilage IV и V, 247—250, 253—256 стр.). Но так как во всей Германии не встречается ни одного города, местечка или селения с именем “Brudenach”, то эта ошибка дала многим ученым повод отрицать подлинность самой грамоты, когда последняя была обнародована Петром Великим для доказательства своих прав на императорский титул (Памятн. дипломат. сношений II т., 1442 — 1444 ст. В русском же переводе, изданном Петром Великим одновременно с немецким оригиналом было напечатано: “дано в нашем граде Гундене”. См. Памятн. диплом. снош. I т., 1508 стр.).
Помимо измененной таким образом грамоты, Якову Ослеру и Морицу Бургсталлеру была вручена для руководства особая инструкция, до нас не дошедшая, касавшаяся, по мнению Фидлера, трех пунктов: а) вышеупомянутой перемены грамот, b) предположенного конгресса в Любеке и с) принятая в число союзников новых членов (Fiedler, 189 стр.).
13-го декабря 1514-го года послы были уже под Москвою. Не доезжая до нее двух миль, они с большой пышностью были встречены людьми великого князя, а 17-го декабря в первый раз приняты последним в торжественной аудиенции, причем, если верить окончательному донесению послов, им был оказан необыкновенный почет. Во время приветственной речи послов великий князь сошел со своего трона и слушал ее стоя, при каждом упоминании имени императора делал поклон (“gesсhlagen”), наконец, серьезно [13] расспрашивал о его здоровье и, получив благоприятный ответ, выразил свою радость и благодарил Бога за эту милость. Однако ответ, данный великим князем лично в следующей аудиенции на сделанные послами предложения, касавшиеся трех вышеуказанных пунктов, далеко не соответствовал той предупредительной любезности, какая была оказана послам в первой аудиенции.
Великий князь решительно отказывался от перемены грамот, заметив послам, что инициатором заключенного союза был сам император, предложивший дружеское единение и братство, причем его посол Шнитценпаумер передал бумагу, в которой были указаны статьи и форма договорной грамоты; что он, со своей стороны, в угоду императору, принял предложение, крестным целованием подтвердил свои союзнические обязательства и до сих пор свято исполнял их, равно как и на будущее время готов делать то же самое, жертвуя для этого своим здоровьем, жизнью и отцовским наследием, в уверенности, что его брат император сделает тоже самое.
На сделанное послами возражение, что Шнитценпаумер не имел полномочия на заключение такого союза, великий князь выразил свое удивление, мотивируя его тем, что Шнитценпаумер передал ему как верющую грамоту, в которой император просил его (великого князя) давать полную веру предложениям своего посла, так равно и свою инструкцию, которая вполне согласовалась со сделанными им предложениями; что проект договора был составлен Шнитценпаумером, в котором с русской стороны не сделано никаких изменений, что сам император, наконец, подтвердил заключенный Шнитценпаумером договор, привесив золотую печать (буллу) к грамоте, составленной согласно с проектом последнего, и поцеловав крест в присутствии русских послов. Исходя из этих соображений, великий князь заявил желание, чтоб старая договорная грамота осталась в силе, выразив при этом свою непоколебимую уверенность, что император докажет ему свою добрую христианскую верность и доверие. При этом Василий Иванович дал понять послам, что он уже давно мог бы добиться выгодного мира с польским королем, чего он тем не менее не сделал по желанию императора, но еще глубже погрузился в неприязненные действия против Польши и притом со значительным для себя ущербом, от которого однако с Божьею помощью он надеется освободиться в короткое время. [14]
Помимо этого разумного и исполненного достоинства ответа со стороны великого князя, московское правительство при каждом удобном случае напоминало послам о том, что данное Шнитценпаумером от имени императора обещание — отправить в Иванов день (24-го июня) 1514-го года императорские войска против Польши — не было исполнено, хотя великий князь вполне рассчитывал на это.
Положение императорских послов было очень затруднительно: возможность такого ответа со стороны великого князя не была предусмотрена их инструкцией и потому они не знали, что возражать на него. Наконец, по некотором размышлении, они дали следующий ответ:
Известно, что поручение, данное Шнитценпаумеру, ограничивалось приказанием разузнать, угоден и приятен ли будет великому князю союз с императором, если последний его предложит. В случае утвердительного решения этого вопроса Шнитценпаумер должен был предложить великому князю отправить посольство к датскому королю, куда император и его союзники снарядили бы также свои посольства, чтобы там единодушно и соразмерно (с интересами и силами договаривающихся сторон) заключить союз, — потому что, если император желал войти в дружеский союз с великим князем, то не меньшим его желанием было осуществить этот союз таким способом, какой не был бы неприятен папе и христианским королям и князьям. В виду несоблюдения этих условий, заповеданных и честью и религией, легко исполнимых и совершенно безубыточных для великого князя, император неодобрительно отнесся к поступку Шнитценпаумера, хотя вообще он ничего не может возразить против заключенного последним союза. Настоящие послы хорошо знают, что верующие грамоты находятся в связи с инструкцией, которая вместе с ними вручается послам, но им также известно и то, что Шнитценпаумер не получил никакой другой инструкции, помимо ими упомянутой. Очень возможно, что он в своем письменном предложении пошел дальше, чем позволяли его полномочия и предписывала инструкция, но в таком случае это — уже не воля императора, но бумага превысившего свои полномочия посла. Впрочем, им отнюдь не безызвестно, что Шнитценпаумер проект союзного договора не привез с собою от императорского двора, но впервые списал его в Москве со старой договорной грамоты. Если же император со своей стороны передал послам великого князя соответствующую грамоту с золотой печатью, то это было сделано с добрым намерением, чтоб не стали кричать, будто его величество [15] не хочет заключать союза, что могло бы укрепить польского короля в его предприятии. Далее, это было предпринято в несомненной уверенности и добром братском доверии к тому, что великий князь, если нужды императора и положение дел потребуют этого, братски снизойдет на его просьбу о перемене грамот, так как московское правительство и в настоящем и в будущем может только выиграть от такого образа действий.
Не смотря на всю ловкость этой отповеди послов, великий князь неизменно отвечал одно, что император целовал крест в исполнении первой, а не второй грамоты и, следовательно, невозможно принять этой последней, тем более, что он сам лично желает оставаться при первой и держаться за нее до конца жизни.
Вследствие решительного отказа со стороны великого князя, вопрос о перемене грамот пришлось, таким образом, оставить нерешенным.
Но оставалось решить еще два вопроса.
Относительно предположенного конгресса в Любеке великий князь дал императору письменный ответ (Документ этот, очевидно, не сохранился в Венском архиве.), а чрез своих уполномоченных сообщил послам ту точку зрения, с какой он смотрел на это дело. Уполномоченные говорили: великий князь, равно как и блаженной памяти его отец, много раз требовал от короны польской возвращения своей отчины (западно - русских городов), но всегда безуспешно, вследствие чего и решил наконец от слов и переговоров перейти к делу. Желая оказать честь и сделать приятное своему брату императору и вместе с тем выяснить прочим князьям, прав он или не прав в своих отношениях к Польше, он намерен отправить к императору посольство, которое сообщить ему, каким образом Россия была вынуждена объявить войну Польше. Равным образом, он хочет разъяснить это и на конгрессе в Любеке устно и письменно, обстоятельным образом изложив факты того великого вероломства и глубокого недоверия, которое постоянно приходилось испытывать со стороны польского правительства ему и его покойному отцу, а также указав на те усилия, какие он делал со своей стороны для устранения христианского кровопролития. После того как он теперь видит, что ни письменные обязательства, скрепленные печатью и крестным целованием, ни другие виды христианского подтверждения верности для поляков не имеют никакого значения, и сам он чрез свою доверчивость всегда терпит один [16] вред и убыток, — он не вложит своего меча в ножны до тех пор, пока не добьется, что, наконец, перестанут обманывать его словами, убивать его родственников и предоставлять христианскую кровь произволу неверных. Поэтому он желает свое здоровье и свое имущество, одним словом все, что дал ему Бог, без всяких дальнейших переговоров приложить к достижению вышесказанного, причем император может вполне на него положиться.
Таким образом, великий князь соглашался принять участие в проектируемом императором конгрессе, но не для того, чтобы заключить на нем мир с Польшей при помощи посредников, а затем лишь, чтоб открыто пред всеми засвидетельствовать свою правоту в столкновении с нею.
Относительно третьего пункта — принятия в число союзников новых членов — великий князь объявил, что в угоду императору он готов вступить в тесный союз на вечные времена или на определенный срок с теми князьями, какие ему будут указаны и какие сами будут добиваться этого.
Таким образом, императорское посольство в сущности потерпело в Москве полнейшую неудачу: оно поехало домой ни с чем, не добившись никаких положительных результатов (Relation vor dem versammelten k. Hofrath ueber die von Dr. Jacob Oesler und Moriz Burgstaller verrichtete Gesandtschaft nach Moskau. 1515. 19. Mai. См. Fiedler, Beilage VI, 256—260.). Великий князь обнаружил в этом деле необыкновенный такт, непоколебимую твердость в раз принятом решении и уменье замаскировать неприятные чувства, возбужденные в нем двуличной политикой императора: не смотря на очевидное недовольство предложениями послов, он приказал проводить их с предупредительною любезностью и теми же почестями, с какими они были приняты (Памятники диплом. снош. I т., 173 ст.).
Когда, по возвращении послов, император увидел, что его хитросплетения не привели ни к чему, он приказал своему гофмейстеру и членам придворного совета собраться в своем дворце в Аугсбурге для торжественного заседания, на которое сверх того были приглашены особые свидетели и нотариусы. Заседание было открыто в субботу 19-го мая 1515 года в 9 часов утра. Перед собранием выступил Конрад Пейтингер, доктор обоих прав (doctor utriusque juris) в качестве поверенного императора, чтоб от его имени заявить протест против непринятия великим [17] князем измененной договорной грамоты. С этой целью, в присутствии обоих послов — Ослера и Бургсталлера, он велел публично прочесть бумагу, сущность которой заключалась в следующем:
Императорский посол Шнитценпаумер, отправленный в Россию с поручением завязать дружеские сношения с великим князем, заключил с последним от имени императора союзный договор, превысив свои полномочия. Не смотря на это, император, выслушав мнение своих советников, счел нужным со своей стороны изготовить соответствующую договорную грамоту и подтвердить ее клятвенным обещанием, чтоб не осрамить Шнитценпаумера в глазах русских и не заставить прибывшее к императорскому двору русское посольство возвратиться домой, не выполнив своей миссии. При этом император выговорил себе право переменить эту грамоту на другую, по большей части тождественную с первой, за исключением тех мест первой грамоты, которые противны совести императора и употребляемому в императорской канцелярии стилю. Отправленным в Москву послам Ослеру и Бургсталлеру между прочим поручено было произвести эту перемену грамот, но великий князь решительно отказался от нее, заявив, что подтверждена была клятвой первая, а не вторая союзная грамота, и что он не может и не желает принимать второй, о чем оба посла обстоятельно сообщили всему собранию. Ныне его величество выражает свою непреклонную волю следовать только второй союзной грамоте, подтвердить ее клятвой в присутствии имеющих вскоре прибыть сюда русских послов и затем передать им.
После прочтения этой бумаги Пейтингер устно повторил сполна ее содержание, присовокупив при этом, что все вышеизложенное пред императорским советом, свидетелями и нотариусами он рассматривает как протест императора, и просил нотариусов приготовить я передать ему, как поверенному последнего, один или нисколько законным образом удостоверенных официальных актов относительно этого. В качестве свидетелей в этом деле фигурировали: Ганс Бонгартнер из Виллаха, Патминер из Констанса, Ганс Юнгвирт и Матвей Шонбергер — оба из Пассау, а в качестве нотариусов — Яков и Гильг Морлин’ы и Мартин Гейдент, императорские нотариусы и граждане Аугсбурга (Protest des kaiserlichen Bevollmaеchtigten, Konrad Peutinger, Lehrers des Rechtes und kaiserlichen Raths, vor dem Reichshofrathe gegen die von dem Grossfuersten von Moscau verweigerte Annahme des ihm mit den kaiserlichen Gesandten Jacob Oesler und Moritz Burgstaller zugeschickten umgefertigten Buendnissbriefes von 4 August 1514. См. Fiedler, Beilage VII, 260—264 стр.). [18]
Между тем великий князь во второй половине лета 1515-го года отправил к императору посольство в лице Алексея Григорьевича Заболоцкого и дьяка Алексия Малого просить у него обещанной в первой грамоте помощи против поляков. Впрочем, после посольства Якова Ослера и Морица Бургсталлера, великий князь едва ли мог серьезно рассчитывать на помощь императора и, отправляя к нему посольство, по всей вероятности руководился желанием выяснить себе, что означал неожиданный поворот в императорской политике, выразившийся в отправлении специального посольства в Москву для перемены договорных грамот. Послы великого князя прибыли к императорскому двору в конце августа или начале сентября (Fiedler, 227 стр.), т. е. вскоре после окончания Венского конгресса. Из врага превратившийся теперь в союзника Польши император на просьбу великого князя о помощи против поляков отвечал предложением своих услуг для примирения воюющих сторон. Послы увидели теперь, что на Максимилиана рассчитывать нельзя, ознакомились с истинным положением дел и поспешили поэтому отправиться в обратный путь, заявив, что они не имеют никаких инструкций для ведения мирных переговоров. С ними вместе отправился в Poccию императорский посол Панталеон, чтобы лично великому князю предложить посредничество императора для примирения России с Польшей. С этого момента вплоть до смерти Максимилиана следует целый ряд императорских посольств в Москву с той же целью, но ни одно из них не имело успеха. Стремясь столь настойчиво к примирению двух славянских государств, Максимилиан не столько руководился желанием выполнить данное Сизизмунду обещание — примирить его с великим князем, сколько политическими соображениями: в его живом и энергичном уме, по улажении венгерского дела, возник смелый план крестового похода против турок, в котором Россия и Польша должны были принять деятельное участие (Ibidem, 228 стр. и след.).
20-го марта 1894-го года.
Москва.
Г. Писаревский. [19]
ПРИЛОЖЕНИЕ.
Инструкция императора Максимилиана своему послу Георгу Шнитценпаумеру, отправленному к великому князю Русскому Василию Ивановичу. 1513 г. 11 августа.
Максимилиан, Божьей милостью избранный Римский император и проч.
Инструкция, что должен делать и выполнить наш верный любезный Георг Шнитценпаумер, наш советник, при светлейшем Василии, великом Господине и князе всея Руси, герцоге Московском, как нашем любезном друге и брате, а именно:
Во-первых, по заявлении ему нашего приветствия и передаче нашей приложенной при сем верющей грамоты, сказать нашу братскую любовь и дружбу.
И тогда тщательным образом представить и изложить то дружеское согласие и союз, в каком мы обыкновенно прежде находились с ним и блаженной памяти его отцом, (заявить) что мы со своей стороны также желаем, не переставая, поддерживать их с особенным тщанием, охотою и страстным желанием, а равно не быть для него бесполезными во всем том, что относится к благополучию и пользе собственной его персоны и его государства.
И поэтому мы послали к нему нашего советника Шнитценпаумера, в особенности же руководясь тем, что мы слышали, как ему причинены со стороны короля Польского замечательные и нестерпимые неприятности. И этот самый король поступает также с нами и священной Римской империей несправедливо и почти с презрением, а именно: он позволяет себе дерзости, старается погубить для христианства и подавить, вопреки всякому закону, Тевтонский орден нашей Пресвятой Девы, что служит не к малому вреду и убытку не только немецкой нации, но и всего христианства, так как рыцарство этого ордена, беспрерывно и даже ежедневно ведя борьбу с [20] неверными, упражняет и употребляет свои силы для охраны христианской виры и не расточает своего имущества безрассудно, но к благу христианства. Таким образом этот орден, почтенное убежище и приют немецких дворян, снабжаемый дарами со стороны великих и богатых людей, до сегодняшнего дня уподобляют всеобщему госпиталю дворянства немецкой нации со славной и превосходной репутацией. И поэтому, чтобы вышеупомянутый польский король не остался безнаказанным по отношению к этому самому великому государю, князю всея Руси и герцогу Московскому, за неправильное и презрительное поведение и поступок, мы намерены, упомянув о такой прежней и дружеской готовности и согласии, к которому мы привыкли со стороны его отца и которое мы практиковали прежде по отношению к нему, побудить вышеназванного нашего советника Шнитценпаумера и заставить придерживаться по отношению к господину всея Руси нашего образа действий, чтобы он (великий князь) к благу своему, упомянутого ордена и всего христианства и в отместку, в особенности же в виду таких основательных причин, вследствие которых мы также наконец решились удержать вышеупомянутого польского короля от его прежних насильственных поступков, пожелал бы сделать со своей стороны то, что такой мужественный воин должен делать, именно, — согласиться с нашим мнением и на наше предприятие, начать дела самым практическим манером и как можно храбрее исполнить их.
Для исполнения всего этого мы заблагорассудили единодушно заключить союзный договор с королем датским, герцогом саксонским, маркграфом бранденбургским, с ним и точно также с гроссмейстером Тевтонского ордена Пресвятой Богородицы против вышеупомянутого польского короля, вследствие чего мы можем быть гарантированы на вечные времена, что он впредь не обидит нас несправедливым поступком, и почтенный орден получит возможность находиться в мире и покое.
Поэтому мы намерены, соблюдая должную почтительность, вместе с нашим вышеупомянутым дорогим дядей, курфюрстами и князьями послать наших послов к королю датскому вести таким манером переговоры о делах, хотя мы сами лично, если б нам можно было, готовы были бы сделать это (обуздать польского короля), не только помогая нашей силой и деньгами, но и лично, как это было бы до французской и венецианской войны, в которую мы теперь впутаны. Но как скоро, как мы верно надеемся на это, мы освободимся от этих войн, благодаря нашей победе и торжеству, [21] то мы намерены для исполнения всего этого пустить в ход свою собственную личность и не перестать до тех пор, пока великий государь и князь всея Руси не пожелает этого.
Вследствие этого наш советник Шнитценпаумер должен побудить этого великого государя и князя, если последний хочет, чтобы мы не сомневались в нем, что он вместе с нами и упомянутыми курфюрстами и князьями исполнит это, послать своих послов к королю датскому и написать нам и своему соседу гроссмейстеру, когда он намерен это сделать, для того, чтобы гроссмейстер и впредь посылал нам такие грамоты и давал бы нам знать обо всем этом, и мы со своей стороны могли бы во время послать с поручением своих послов и назначить день, когда будут трактовать об этом, и вышеупомянутые курфюрсты и князья могли бы послать своих послов к упомянутому королю датскому.
Таким образом мы должны не переставать делать все то, что нужно для осуществления нашего предприятия и желания и что служит также к его пользе и к пользе его личности и государства; и этот великий государь и князь всея Руси должен принять к сердцу такое наше дружеское побуждение и просьбу к его дружбе, как выше упомянуто. Все это должен вышеназванный советник наш Георг Шнитценпаумер передать этому великому государю и князю всея Руси, Василию, герцогу Московскому, с большим числом подобных слов, чтоб он положился во всем на нас, что мы с полным основанием не хотели скрыть от него нашего дружеского образа мыслей, как это ему (Шнитценпаумеру) хорошо известно вследствие нашего указа и желания. Поступая так, он делает честь нашему серьезному мнению о нем и нашему государству. 11-го августа 1513 года, в 28-ой год нашего правления (Прилагаемый перевод инструкции Максимилиана I Шнитценпаумеру сделан нами при содействии В. А. Зентбуше, коему и считаем долгом выразить свою живейшую признательность.).
(пер. Г. Писаревского; В. А.
Зентбуше)
© текст - Писаревский Г., Зентбуше В. А. 1895