ЗАКОН ВИНОДОЛЬСКИЙ

(6 января 1288 г.)

Как отмечал академик Б. Д. Греков, Винодол прикрывался стариной, как это делалось всегда в аналогичных случаях, для сохранения своей автономии, своих национальных особенностей, ввиду опасности, шедшей или возможной со стороны феодалов Венгрии, которой Винодол был подчинен.

В основу прилагаемого ниже перевода Закона Винодольского положен перевод академика В. В. Ягича (В. В. Ягич, Закон Винодольский, СПб., 1880 г.).

Во время короля Ладислава, преславного короля угорского, в шестнадцатый год его царствования; ...как скоро стали довольно часто замечать, что народ ошибается в своих старинных и искусных (испытанных) законах, один за другим, все жители Винодола, пожелали сохранить вполне те старые хорошие законы, которые их предки всегда сохраняли ненарушимо; и так, сойдясь все вместе, люди церковные и миряне, после здравого совещания в собрании... избрали из каждого города винодольского по нескольку человек, не самых старших, но тех, про которых известно было, что они помнят законы своих отцов и то, что слыхали от своих дедов; им же они повелели и приказали точным образом дать записать все хорошие, старинные, испытанные законы Винодола, которые они, может быть, помнят сами или же слыхали про них у своих отцов и дедов, как вышеупомянуто, чтобы таким образом отныне впредь прекратились заблуждения по этому предмету и чтобы дети их на будущее время не имели сомнения в этих законах.

Для этой же цели были избраны тем же народом винодольским следующие лица:

(Далее по тексту идет перечисление избранных лиц).

(определили и постановили) то, что записано ниже, или же они слышали то от своих старших.

V. В случае, если господин князь, находясь в Винодоле, или... епископ, если кто из них обоих поедет по винодольскому княжеству, они имеют право во всяком городе, в какой бы ни приехал кто из них, поймать и через сотника того же города к себе брать для пропитания своего и своей семьи быков и баранов, каких только можно найти, кому бы скот этот ни принадлежал — кметам (Кметы — крестьяне) ли или дворянам, попам или какому-либо другому человеку. Однакож, господин князь обязан заплатить за то, что он поймал и взял через своих прманов (Прманы — это были придворные слуги князя) для себя, своей семьи и для всего своего двора из ближайшего скота той же общины, у кого-либо из вышеупомянутых.

VII. Если бы кто разбил хоромы (лавку, потреб) ночью в городе или бы украл (что-нибудь) в них, и был бы тут кричавший “помогите”, разбойник должен платить князю 50 либр. Кричавшие “помогите” считаются достоверными; если под присягою скажут, что они узнали того злодея.

Однакож, если тут крика не было, злодей не должен платить более сорока сольдинов и вознаградить убыток, как сказано выше (вдвое).

Когда же это злодеяние совершено днем, злодей не должен платить более сорока сольдинов, если можно доказать (это) ему (если он может доказать это) достоверным свидетелем.

VIII. Если кто украл какой-нибудь скот в осеке (хлеве) ночью или хлеб на гумне или мед в улейнике (в месте, где помещаются пчелиные ульи), должен также платить князю 50 либр, если тут был крик “помоги”.

Днем же сорок сольдинов.

Точно так же и ночью, если тут не было крика. Вознаграждение убытка — двойное, как (уже) писано. Крик же должен быть достоверным.

IX. Если пред двором (То есть в княжеском дворце) будет разбираться дело по насилию или по татьбе какой-либо вещи, истец же не имеет доказательства против виновного, и дозволится (ему, т. е. виновному) присяга; в таком случае виновный должен присягнуть по разбою (грабительству) сам-25, а по вышеупомянутой татьбе — сам-20, если (истец) потерпел “шкоду” (вред) в той татьбе, и (если) был тут крик о помощи.

XI. Кто совершит насилие в пристани винодольской, должен платить князю 50 либр.

Если же татьбу совершит тут же, платит 24 либры. Когда свидетелей там нет, отрицающий должен присягнуть сам-12, случилось это ночью или днем.

XII. Кто покровительствует какому-нибудь изгнанному (из) этого княжества, или даст таким есть или пить или оказывает им какую-либо помощь или совет, (тот) должен платить князю 50 либр.

XVII. Ни один кмет или простой человек, живущий в какой-либо общине (винодольской), не смеет удалиться в какую-нибудь церковь или в аббатство или в монастырь, чтобы там жить или же получить назначение обарительника (хранителя, сторожа), иначе как с позволения князя и общины.

XVIII. Жена добрая (честная), имеющая добрую славу, привлеченная в свидетели, если других свидетелей не имеется, считается достоверною, когда дело касается жены, по случаю обругания языком или побоев и ран.

XX. Никто не может брать себе в свидетели свою жену, ни по какому предмету она не считается достоверной.

XXI. Если кто спрашивает кого пред судом (в дворце, в палате), говоря ему: “так ли или нет?” или же обращается к нему с вопросом о каком-либо преступлении, тот имеет право сказать или умолчать (отвечать или отказаться).

XXII. Если кто явится во дворец с доносом о случившемся преступлении, он должен представить свидетелей и доказать, что действительно так.

XXIV. Каждый может взывать о помощи, если видит как совершается злодеяние; поэтому не должно наказывать его никакою пенею.

XXV. От драки, ран и побоев между кметами не полагается пеня свыше сорока сольдинов, которые виновный должен платить князю, побитому же — два барана и лекарство.

XXVII. Если бы какой-либо мужчина скинул любой женщине с головы покрывало или накидку с злым умыслом, и она могла бы доказать это тремя добрыми (честными) мужами или женами, виновный должен платить 50 либр в случае состоявшейся жалобы. Часть этой пени — сорок сольдинов, принадлежит князю, прочее же — сорок восемь либр — той, которая опозорена.

Если же женщина женщине скинет вышеупомянутое покрывало, она должна платить двору две либры, той же — две овцы.

Если тут свидетелей нет, достоверных мужчин или женщин, да присягнет тот, кто отрицает, что он не сделал этого, и да будет свободен.

XXVIII. Если какой-либо мужчина или женщина скажет неприличное слово или станет ругать какого-нибудь мужчину или женщину и можно доказать это хотя бы одним достоверным свидетелем, мужчиною или женщиною, в случае, когда более свидетелей не имеется, виновный должен платить две либры двору, и стороне, против которой произнес ругательство, также две либры.

XXIX. Если бы кто убил кого-нибудь из числа подкнежинов или слуг домашних, принадлежащих княжескому двору, из прманов, и убежал бы так, что нельзя было бы поймать его, князь имеет право взять вражду, т. е. пеню деньгами (врнезами) какими и сколько ему угодно, сродственников (рода) злодея, в размере половины, потому что род не обязан вносить более чем половину, сам же злодей — другую половину.

Если же поймают злодея (убийцу), ему может мстить (т. е. его может наказать) князь или кто-нибудь другой (кому князь это право предоставил) таким наказанием, какое будет ему угодно, но род его (т. е. убийцы) не осуждается ни на какую пеню.

XXX. Если бы кто покусился из засады на жизнь кого-либо из упомянутых княжеских людей, т. е. подкнежинов, служителей или прманов, и это можно доказать достоверными свидетелями, виновный должен уплатить князю 50 либр.

Также если бы били или ранили кого из них (упомянутых княжеских людей), виновный должен платить за раны (побои) половину (вышеупомянутой пени).

Если бы кому из них (тех же людей) отрубили какой член тела или повредили его настолько, что он не мог бы никогда вполне выздороветь от этого, в таком случае виновный осуждается на пеню, какую князю угодно назначить.

XXXI. Если бы кто убил какого кмета или человека кметского рода, он подпадает под пеню 100 либр родственникам убитого и 2 либры общине.

Половину этой сотни либр должны достать (получить) дети убитого, если у него есть дети, другую же половину его родственники.

Эту пеню (осуд, штраф) уплачивает преступник (виновный).

Если же он убежал, в таком случае родственники его должны уплатить половину, другую же половину — его, наследники, если у него есть таковые.

Если же удастся поймать его, прежде чем вражда оплачена, или же будет заключена полюбовная сделка, в таком случае ограничиваются наказанием убийцы, родственники же его да будут свободны.

XXXII. Оставшиеся по смерти отца и матери дочери, имеют право наследства в случае, когда у них не оказалось братьев, то есть состояние отца и матери остается дочерям; они же обязаны (выполнять) все повинности, которые до тех пор их отцы и матери несли перед двором.

То же самое бывает, если остались сыновья, но умерли без наследников.

XXXV. Если кто украл некоторую вещь (принадлежащую) князю или его двору, или же подкнежину, или кому-нибудь из вышеупомянутых чиновников (служителей), он должен уплатить князю пеню (осуд), как оказано выше, татьбу же вознаградить тому, у кого он совершил ее, всемерно.

XXXVI. Для кметов и попов, по татьбе случающейся в их среде, один и тот же закон; но если бы кто украл некоторую вещь, принадлежащую церкви или монастырю или аббатству, он подлежит пене (осуду) такой, как если бы вещь принадлежала князю или кому-нибудь из вышеупомянутых его чиновников.

XXXVIII. Где не было тяжбы, не может быть и пени (осуждения, осуда), и никто же не должен быть принужден (приневолен) подавать иск (жалобу) по какому бы то ни было предмету перед двором или где-либо в другом месте (инде), если не по его доброй воле. Кто тяжбу начал, тот же должен довести ее до конца.

XL. Ни одно оправдание или приговор к пене не могут быть постановлены без ведома (воли, участия) князя или того человека, которого князь назначил для исполнения этого дела.

XLI. Люди присяжные, чтобы доказать виновность обвиняемых, не должны считаться достоверными иначе, как если каждый раз возьмут какой-нибудь знак (признак) с того, кто совершил проступок: с этим знаком присяжный должен явиться в суд в течение трех дней и представить его.

XLVII. Если бы кто представил в суд (В тексте стоит слово “перед двором”, что в данном случае следует понимать как суд, учитывая, что княжеский двор являлся присутственным местом.) свидетелей, говоря таким образом: “такой-то знает, что это так”, противная же сторона скажет: “а вот такой-то знает, что не так”: тогда свидетели того, который говорит “да”, допускаются, те же, которые говорят “нет” — отвергаются.

L. От скота большого, пойманного по татьбе, приставу принадлежит 5 сольдинов за каждую голову, без различия — живо ли, мертво ли пойманное. Также и от предметов, цена которых 40 сольдинов; что ниже этой цены, от этого принадлежат ему 2 сольдина, а что выше — 5 сольдинов. Однакож пристава нужно брать у двора и с его позволения; надо же знать, что кмет получает за татьбу двойное вознаграждение (вдвое), а княжеский двор или вышеуказанные его чиновники — всемеро.

LI. Если пристав оказался человеком ложным (лживым), да отвечает князю всем своим движимым и недвижимым имуществом.

Если кто-нибудь обвинит его во лжи перед двором или где-нибудь иначе, а не будет в состоянии доказать, да подлежит наказанию 40 сольдинов пени для киязя, приставу же одного вола или 8 либр. Но если пристав окажется виноватым, да отвечает (он) вышеупомянутой пеней и не может быть более приставом без позволения княжеского; сторона же, против которой он говорил ложно, если должна была подвергнуться в чем-либо наказанию, да будет свободна или оправдана по тому делу, по которому состоялась тяжба. Однакож, чтобы доказать, что он (пристав) лжет, для этого нужно три достоверных свидетеля.

LII. Кто окажется ложным свидетелем, да отвечает князю одним волом или восемью либрами, сторона же, против которой он свидетельствовал, да будет освобождена от всякого убытка, который потерпела бы, если бы была приговорена к чему-нибудь. Тот не может быть отныне впредь свидетелем без позволения двора.

Но если кто обвинит кого-нибудь в ложном свидетельстве, но не будет в состоянии привести доказательства, тот, который обвинил, да платит князю 2 либры, свидетелю же одного вола или 8 либр. А чтобы доказать, что свидетель ложный, для этого нужно три достоверных человека.

LIII. ...Если кого-нибудь призвали в свидетели пред двором по какому-либо делу, но какая-либо из сторон хотела бы воспротивиться его свидетельству, она может это сделать, когда у нее есть на это свидетели.

Если свидетели будут представлены против того (т. е. которого одна из сторон хочет удалить) или против его свидетельства, они же свидетельствуют, как он обещался доказать: в таком случае нельзя призывать свидетелей судебным путем против кого-нибудь из этих свидетелей или же каким бы то ни было образом восставать против них за это; также кто-нибудь другой да не может упрекать того за эту вещь, т. е. за его свидетельство или восставать против него или кого-нибудь из них.

LIV. Ни один защитник не может брать за защиту более 10 сольдинов по большому делу, а 5 сольдинов по маленькому делу.

LVI. Если бы кто учинил насилие какой-либо женщине, изнасиловав ее или покушаясь изнасиловать, он должен уплатить князю 50 либр и столько же той женщине, если ему удалось учинить с ней сделку другим способом.

Соприсягающие вместе с нею или же она сама по первому разу (в следующий раз, повторяя присягу), должна дотронуться рукою книг и произнести под присягою те же слова. Все же соприсяжные ее должны быть женщины. Та, которая решится на присягу, имеет своего заступника, который должен говорить от ее имени, что она готова присягнуть теми же словами, она же пусть присягнет как выше сказано.

Если бы та же женщина или какая-либо из ее соприсяжных погрешила в чем-нибудь вышеупомянутом (дала промах), в таком случае тот, против которого она говорит, да будет освобожден (оправдан) по вышеупомянутому преступлению.

LIX. Если бы обнаружилось, что некоторая женщина занимается приготовлением ядов и можно было бы доказать это достоверным свидетельством, за первое преступление — 100 либр князю или же сжечь ее, если бы не было чем уплатить пеню.

Если бы и впредь она продолжала заниматься тем же, господин князь пусть накажет ее по своей воле.

Таким же наказанием да будет наказываем также мужчина, который окажется виновным в том же преступлении.

LX. Если бы кто хотел донести на кого-нибудь пред двором по какому-либо злодеянию или какому-нибудь другому преступлению или по какому-либо предмету, он должен доложить двору следующим образом: “я доношу тебе на такого-то по такому-то предмету”; или же: “я говорю тебе, что такой-то сделал такое-то дело”. Другого донесения нет или донесение считается недействительным.

Если же кто-нибудь донесет на кого-либо в двор, но не будет в состоянии доказать свой донос, да будет приговорен к уплате той же пени двору, к которой приговорили бы того, который был обвинен, а обвиненный да будет свободен.

LXII. Если бы кто-нибудь поджег дом чей-нибудь или лавку или хлев, за первое поджигательство да платит двору пеню в 100 либр, вознаграждение же убытка — тому, кому он сделал убыток пожаром; или же да будет осужден на живот, если не имеет откуда уплатить.

Если же вторично сделает, да будет осужден на смертную казнь.

LXVI. Вне города пастухи и землепашцы и другие люди с добрым именем, каждый из них считается достоверным свидетелем по случаю грабежа, насилия и других каких-либо злодеяний.

LXVII. Отец о сыне, сын об отце и дочь об отце не могут быть свидетелями, брат же для сестры и сестра для брата могут быть, если живут отдельно, каждый по себе.

LXVIII. Относительно убийства, где нет свидетелей, обвиняемый должен очистить себя сам-50, найдя себе соприсяжников, как лучше знает и может.

Если он не имеет соприсяжников, пусть сам присягнет столько же раз или вместо тех, которых недостает ему.

LXX. Если бы кто оказался (изменником) предателем господина князя, натурального владетеля, да имеет тот же господин князь полную власть над ним и его имуществом, чтобы совершить над ним наказание по своей воле.

LXXI. Если застану разбойника в моем собственном (имении, доме, земле) ночью, причиняющего мне вред и не буду в состоянии поймать его живого или же не знаю его и не имею средства жаловаться на него и поэтому убью его, за то не подлежу я никакому осуждению и никто не может восставать против меня или угрожать мне судом.

LXXIV. Присужденные к пене или штрафу, если не имеют никаких средств, откуда уплатить упомянутые пени и штрафы, в таком случае господин князь может распоряжаться их жизнью по своей воле, как ему будет угодно.

LXXVI. Выше написанные законы были произнесены и утверждены всеми вышеупомянутыми представителями приведенных общин винодольских, которые постановили и утвердили их как старинные испытанные законы Винодола, в которых всегда жили и они сами и их деды и отцы и все прочие предки.