Между тем, на всякий случай, еслиб сия надежда ныне не сбылась, а предоставлена была Портою до отправления взаимных посольств, находим мы за нужное здесь подтвердить, что нималейшая перемена в тексте трактата Порте от нас дозволена быть не может, как вы и сами то благоразумно предписали полковнику Петерсону, чего ради и должно ей остеречься, чтоб после за сим резоном не последовало остановки в самой размене посольств. Дайте турецкому министерству благовременно знать о сей вашей твердой и нёпременной [2] резолюции, дабы инако тщетными своими попытками не навлекло оное себе новых и безконечных хлопот вопреки истинному нашему желанию пребывать отныне с Портою в доброй и на обе стороны полезной дружбе. Мы, с своей стороны, оказав уже толико опытов оной испражнением на срок всех оружием нашим занятых земель, не взирая на то, что турки с своей стороны толико медлят в отдаче нам Кинбурна, хотим и далее показывать султану все возможные и мирных договоров неповреждающия угодности. Вследствие того под рукою дозволяя, чтоб освобождение пленных грузинов не распространялось далее тех, кои доброволыю в дом министра нашего прибегать будут, не будем мы еще возбранять, чтоб Порта Отоманская согласилась с татарами и ханом крымским как нациею и государем совершенно свободными и ни от кого независимыми, в обрядах могометанской веры, поколику оные их в новом политическом бытии обязывать долженствуют в раcсуждении обще всеми могометанами признаваемого калифства в особе султана турецкого, только бы сии духовные обязательства не составили связи разрушающей дарованные мирным трактатом вольность и независимость нации татарской в политических и гражданских ее делах. Противное сему требование Порты Отоманской, чтоб мы одним или другим образом вошли безпосредственно в определение на будущия времена на духовных ее с татарами обрядов, есть совсем невместное в раcсуждении нашего достоинства, ибо как могут быть нам сведомы предания их веры, ниже сообразимое с собственным интересом и благопристойостию Порты в допущении, чтоб иноверная держава определила меру духовного сопряжения между двумя могометаискими областями. Сие знаменовало бы пред светом большее самой Порты подчинение России, нежели какову она сама ищет над татарами в пункте сего сопряжения. Удивительно, что турецкие министры не ощутят сего осязательного неудобства, в котором бы конечно преемники их за них стыдиться стали. Не следует-ли [3] же из сего естественньм заключением, что Порта нас наипаче благодарить должна за то, что мы отказываемся принять участие в деле единственно к вере могометанской относящемся, а оставляем оное на собственное ее с татарами полюбовное соглашение, в коем сии последние никак уже отрещись не могут в том, к чему их закон существительно обязывать может. Предъявляя и толкуя Порте удобными путями сии наши справедливые и решительные раcсуждения, не худо при том будет отозваться к ней совокупно, что она в упорстве своем напрасно ссылается на собственные просьбы татар в нежелании их быть вольными на основании трактата, потому что если крымцы учинили ей таковые просьбы, мы по крайней мере с другой стороны весьма достоверно знаем, что нагайския толь многочисленные орды совсем инако мыслят и нимало не причастны тому развращению, которое в некоторой части крымского полуострова удалось поселить бывшему там чрез короткое время Девлет-Гирей хану; что потому неправо присвояет турецкое министерство всем татарам поступки и просьбы некоторой из них части и что напоследок сомнения настоять не может о совершенном всех татар успокоении, сколь скоро Порта разрешит все доныне настоящия трудности разменою ратификаций и тем торжественно уже поставить нацию татарскую в новом ее единожды признанном политическом бытии, без коего самый мир устоять не может.

Лучше бы между тем было, чтоб Порта не шиканируя более в совершенном с ее стороны выполнении такого трактата, который извлек ее из самого бедственного положения, и который навсегда приобретает ей истинную и полезную дружбу двора нашего, без всякого почти ущерба в собственных ее владениях, обратила внимание свое на следствия секретной своей конвенции с венским двором и постаралась отвратить потерю похищаемых у нее посреди мира земель под тению имевшого к целости оных усердия, которое еще за собственные ее деньги толь дорогою ценою куплено было. [4]