После отправленной к вашему сиятельству г. бригадиром и кавалером Бринком от 13-го числа февраля и ко мне присланной от него в копии депеши по делам тамошнего края, получая на сих днях донесении его, обращенные уже прямо ко мне по открывшейся к Ениколю водяной коммуникации, [353] препровождаю здесь на рассмотрение вашего сиятельства со всего нижеследующего копии, и именно: под № 1 рапорт его; под № 2 мой на то ордер к нему, а под № 3 с письма ко мне Шагин-Гирей-хана; под № 4 мое ответное к нему подношу. А при оном изволите найти и перевод вторичного ко мне отзыва от благонамеренных и знаменитых здесь чиновников Ширин-бея и Абдувели-аги, подтверждающих преданность свою к нему, хану. Между тем получил я еще рапорт бригадира Бринка с значущимися там приложениями по делам тамошнего края, а в том числе и письма ко мне от Шагин-Гирей-хана, с которого всего под № 5, а равно и с моего ордера к нему, бригадиру Бринку, под № 6, тоже и к г. генерал-маиору Борзову под № 7, а затем под № 8 с письма моего к Шагин-Гирей-хану копии подношу. К сему последнему следуют под № 9 перевод письма от общества крымского, которое хотя впрочем также в противных, как и прежде выражениях и под которым большею частью есть и из партии Шагин-Гирей-хана подписавшиеся; но все то, ваше сиятельство, единая только их наружность, которую они принуждены еще делать из страха предстоящего в глазах их от Девлет-Гирей-хана и о чем я не оставил и Шагин-Гирей-хана уверять. Под № же 10 показание, учиненное секретно чрез Якуб-агу, одного из присланных ко мне с сим письмом чиновников Кутлушах-мурзы, а под № 11 мой ответ к оному обществу изволите найти. Донося при том, что при отправлении оных чиновников, призывал я их к себе, которые межь прочим в разговорах спрашивали будем-ли мы вступаться за Шагин-Гирей-хана, в рассуждении ожидаемого его пришествия сюда, в Крым. Я им отвечал сходно с письмом моим, посланным с ними к их обществу, что все исполнители трактатных обязательств признаваемы мною будут друзьями, а напротив оных вероломцами, с каковыми на том основании и поступлено будет. Впрочем, касательно, ваше сиятельство, до известного [354] Орду-агаси, то по переезде оного из Тамана на здешнюю сторону в назначенное г. генерал-маиором Борзовым место, в коликом он числе и какое он, г. Борзов, свидание с ним имел, соглася его при том по предписанию моему и дорогу взять чрез Арабат и Геничи до Перекопа, о том с рапорта его ко мне под № 12, а равномерно и с другого от него-же под № 13, вчерась полученного об отступлении из Керченского уезда без всякого успеха, бывшего там от Девлет-Гирей-хана на возмущение черни Казы-Гирей-султана. Тоже по слухам, что хан из Бахчисарая действительно намерен в Балаклаву к давно изготовленным там для него судам отъехать; затем и еще с рапорта его-же, г. Борзова, по поводу донесения бригадира Бринка о некрасовцах у сего под № 14 копии прилагаю. А напоследок каковое я, ваше сиятельство, вчера еще послал письмо мое к вышесказанным Ширин-бею и Абдувели-аге, здесь также под № 15 копии подношу.

Вашего сиятельства от 12-го настоящего месяца пущенный ко мне ордер, препровождающий к новоизбранному хану письмо, я чрез нарочно присланного от г. генерал-маиора Борзова курьера, сего числа имел честь получить, а по вручении того письма хану отозвался он, что на оное, как нечаянно встретившее и многого рассуждения требующее отвечать не прежде может как дня чрез два, но притом из околичных его открытиев можно было приметить, что предмет его есть, чтобы ваше сиятельство, сделав с войсками движение, возбудили на внимание крымцов и посредством держащих его сторону, умножа благонамеренных, принудить чрез них [356] из-под руки своими на словах позволительными угрозами Девлет-Гирея к отъезду из Крыма и добронамеренные-б прислали свои прошении к нему, просящие его туда въезда. Касательно до упоминания, чтобы и он и от общества письменно просили о подвиге вашего сиятельства, то и на сие отговорка его состоит в том, что как он самовластный хан и на таком основании народ ему подчиняется, возлагая на него всякие дела; следовательно, он затем уже и не может от них требовать каковой-либо с нами переписки, принимая все таковые на себя.

Получил я почтенное вашей светлости письмо, но, к сожалению, вижу ваше неудовольствие на меня, будто бы я всего того не делаю, что в пользу служит. На что я вашей светлости и должен сказать, что возведением вашей светлости в ханы и по привязанности персоны вашей к российскому двору, считает он получить вечное спокойствие по пограничности. А как счастлив быть той Империи сыном отечества, то презрен бы я должен быть ото всех, если бы что упустил. Судят-же мои все представления, которые и бригадир Бринк имеет, ее императорское величество моя всеавгустейшая государыня и его сиятельство граф Петр Александрович, так известно и вашей светлости, что сии судьи усмотрели бы тот час проступки мои. Не изготовя-же себе провианту и не утвердя своего заду, равно и по суровому времени вывести войска из квартир в лагерь, не видя еще вашей светлости прибытия в Тамань, считаю что тем все должно было там окончено быть. К тому же и не имея еще тогда последнего от его сиятельства графа Петра Александровича повеления с разрешением высочайшего двора, а притом и не видя, ваша светлость, крайней нужды, чтобы против всех военных генеральных в свете прав, войско ввести в движение к единому только их обезпокоению без всякой пользы; то не сообразя всего такового и слышав притом здесь неудачное сперва под Темрюком происшествие, не мог я ваша светлость и никаких расположений сделать. А получа уже от его сиятельства наставление, и видя что полезность самая требовала скорее вашей светлости быть в Крыму, писал тогда же к бригадиру Бринку и которое уже он получил, о распоряжении моем к приезду сюда вашей светлости сухим путем, в рассуждении неизвестности моей в то время о благополучных между тем у вас успехах и что по тогдашнему времени не только Еникольский пролив покрыт был льдом, [360] по рапорту г. генерал-маиора Борзова, но и по берегам Азовского моря лед оный простирался, и я о том г. контр-адмирала Клокачева имел уведомление, что и Таганрогский рейд и в нем все суда были во льду. А по переменившимся напоследок обстоятельствам в занятии вашею светлостью Темрюка и прочего, писал уже вторично о прибытии вашей светлости прямо в Ениколь и теперь ожидаю от вашей светлости на оное ответа. А здесь я прилагаю полученный мною от Ширин-бея и Абдувели-аги ответ на последнее мое к ним письмо; так по всему тому и кажется ваша светлость, что я ничего не упустил и ожидаю только сюда вашей персоны, почему и надеюсь без дальних препятствий поздравить вашу светлость с совершением дела. Ибо теперь как надобность уже настала, то и г. генерал-маиор граф де-Бальмен с деташаментом стоит уже пред Арабатом в лагере, а и войска находящиеся при мне дней чрез семь или десять выступают в движение. А что принадлежит до вытеснения ныне из Крыма Девлет-Гирея, то сердечно бы желал на то поступить силою войск, если бы только, как и сами ваша светлость признать изволите, не было то противным настоящим делам и что когда-б подлинно могло понудить его к побегу, поелику если и прямо к Бахчисараю отправить войска, то он сколько бы ни готов был к уходу и что по слухам и последния свои вещи на корабль в Балаклаву отправил, однако может иногда и размыслить, что под караул его взять не могут, следственно и при всем том мог бы иногда остаться он по прежнему в своем месте. А потому и признал я за лучшие средства писать, и как уже ваша светлость из отправления моего пред сим видеть изволили, к Ширин-бею и Абдувели-аге, чтобы они в том постарались, а сверх того отправляя тогда к нему Девлет-Гирею известного Казбулат-агу, снабдил его такою запискою, о которой ваша светлость чрез бригадира Бринка сведаете, что нельзя кажется уже больше дерзости иметь к изобличению и понуждению его Девлет-Гирея. А к тому [361] приказывал чрез него же сказать и то ему, что пребывание его в Крыму не может быть терпимо высочайшим моим двором, а потому всему может быть ваша светлость, что он при вышеупомянутом движении войск уберется из Крыма. Теперь вашу светлость покорно прошу поспешить своим приездом в Ениколь, где хотя несколько дней ваша светлость и пробыть можете в рассуждении, чтобы войска в свои позиции стали; а тогда ваша светлость и выехать без всякого препятствия можете. Но между тем прошу вашу светлость по часту преподавать мне ваши советы, в доказательство, что не только они мне наскучили, но я искренно их иметь желаю, как ваша светлость надеюсь в том и уверены, паче потому, что я имея честь быть и персонально вами знаем и всегда с доказательством того моего истинного и отличного почитания к персоне вашей светлости, с которым я есмь и навсегда пребуду.

Хан полагает намерение, чтобы при отъезде из здешнего края брата своево Арслан-Гирей-султана, оставя при [363] едичкульской орде, поручить ему пресечение всяких зловредных противной стороны замыслов, содержанием поста вверх по Кубани, выше деревни Заны, для чего призывал его вчерашний день себе, но Батырь-Гирей-султан писал, чтобы таковым отрядом поудержаться до прибытия его хана в Тамань, чтобы всем им вообще условясь, сделать о том учреждение, почему сей султан и обратился в Тамань. При свидании с ханом Арслан-Гирей сказывал ему, а он хан и мне открыл, по приезде его Арслан-Гирея в Тамань говорил Орду-агаси: для чего он, вмешиваясь в татарские дела, уверял его и татар, что имеет от Порты фирман о действительном уничтожении вольности и разными оболыцениями доведя народ до волнования, не покажет того фирмана? который ему отзывался, что оного не имеет и чему они верили он не знает, выговаривая при том сими словами: “причиною народного возмущения Девлет-Гирей и его сообщник Аджи-Али-бей, а он не их слуга, а своего государя, следовательно не выступая из повелений его султанского величества, чтоб не быть участником в таковых вредных трактатам делах и отъезжает спокойно в назначенный ему от обладателя здешних земель путь”. И по таковому отзыву сей султан потеряв надежду в стороне противной, кажется доброжелателен к своему брату Шагин-Гирей-хану? Но я не обнадеживаясь еще совсем на таковые его виды, если он отправится к едичкульской орде, назначаю в подкрепление его и для примечания г. бригадира Жандра, остановившегося теперь с конницею для лучшего продовольствия в бурлацком едичкульской орды поколений, постановить под Копылом, на той стороне обоих протоков, а и к нему Арслан-Гирею думаю определить под видом дружбы надежного офицера, который бы примечал его поведение, что однакожь отношу апробации вашего сиятельства. Я же с ханом на вчерашний день приостановился здесь, в рассуждении приезда сказанного султана, а сей день иду я завтра к вечеру надеюсь быть в Тамане. Какие же там о [364] здешнем краю хан сделает учреждении и чем решится в отъезде своем в Крым, вашему сиятельству донесть не оставлю.

(Приложение к рапорту Бринка от 18-го февраля ¹).

Счастливейший, высокознаменитейший и первейший великий советник верховный визирь.

При изъяснении надлежащего высокому степени и достоинству вашему почтенного приветствия, объявляю следующее:

В начале прошедшей войны обстоятельства татарского народа и всех смежных им городов и селений преобразились [365] в другой вид, в рассуждении чего заключили татары с Российкою Империею торжественные обязательства, утвердя и упроча оные основанным на блаженстве и тишине крепким и неразрывным союзом, силою которого татарский народ получил свободу и независимость и приобрел собственной волею и искательством древний характер и право самодержавия, не завися ни от кого постороннего как в избрании ханов, так и в прочих ознаменованных в трактате учреждениях с тем, что ни в какие татарские дела никто из посторонних держав не имеет не точию вмешиваться, но ниже снисходить на то в случае появления с которой либо стороны голоса. Между же тем пока взаимные обязательства вышеизреченного содержания оть одной стороны даны другой и взяты от всех частей и племен татарских отправлены ко всероссийскому императорскому двору посланники, находившиеся между сим народом хан и другие султаны, презрев долг человеколюбия, не заботясь и вовсе не помышляя о спасении и целости народной, обратились в бегство, а граждан со всеми семействами оставили при самом крайнем разорении и истреблении; тогда татары всякого возраста, старые и малые, растерзав свои еретища (?), прибежали под нашу защиту и наисильнейше обязались впредь ни одного из султанов, кроме нас, отнюдь не принимать и не признавать своим властителем. Снисходя на то, наивящше для спасения и целости немалого общества последователей Магомета, а не меньше и для подданных правоверного калифа, жертвовал В жизнию и душою. После того в разные времена следовали между обеими Империями о мире трактования, при которых внесен и ознаменован был трактат пред тем от татарского народа Российской Империи данный, содержание которого было причиною продолжения и еще войны, пока наконец обе Империи во всех его частях и силе приняли и внеся во взаимный между ими вечного мира трактат, поставили и утвердили 3-м артикулом, возвращая к тому крепости и города в татарских землях лежащие и дабы во все будущие времена [366] заключение таковое свято содержимо и исполняемо было от стороны его величества покровителя вселенной и от стороны Империи Всероссийскою торжественным образом ратификовано. Но в самое то время появились следствия неизбежимую гибель и разорение для всех татар наносящие чрез старательства некоторых из султанов и прочих для собственных своих прихотей в явную противность воли высочайших монархов обращающихся. Почему означенные народы вторично на прежнем основании уклонились под мое покровительство с обязательством в пребывании им вечно в том состоянии, которое сами по собственному своему желанию и искательствам получили, приемля на будущие времена почитать и исполнять все прежния свои обязательства и все то без малейшей отмены, что в мирном обеих Империй трактате в 3-м артикуле изображено. Вследствие чего, по усиленному их домогательству о удалении и вытеснении из обществ пребывающих в противность обязательств, всевающих в народ плевелы разврата и несогласия, султанов и прочих при отъезде отсель слуга вашего Сулейман-аги бывшего Кулкет-Худаси, что ныне Орду-ага, просили все татары и живущие в крепостях и окрестностях оных о пребывании им навсегда вольными и независимыми, в том точно состоянии, которое им согласием обеих Империй позволено и которое всему свету чрез посредство покровителя высокого визирской степенью ознаменованного. Что единственно извещая чрез сие мое письмо, к которому и приложены точные копии с данных мне обязательств, утвержденных печатями от едичкульской, едисанской, джамбуйдукской и прочих орд и жителей ачуевских, темрюкских, таманских, адинских и других, на руках помянутого Сулейман-аги, отношу проницательнейшему вашему благоразумию. А вслед за сим с прошением прочного утверждения всего того, сообразно трактату обеих Империй, будут отправлены декларации и всеобщие просьбы к высочайшему престолу верховного калифа и другим державам. Когда сие при помощи Вышнего удостоится [367] премудрого вашего сведения, то надеюсь и прошу вашего премудрейшего рассмотрения, дабы как и прежде было ознаменовано свету и без всякого сокрытия публиковано состояние освященною волею его величества верховного калифа утвержденное до того, пока еще не были бедные граждане ввергнуты в бездну злоключения происками и старательством тех завистников, кои угнетая, для удовлетворения своих прихотей, татарский народ разными налогами, прещением и разорением, — хотя и ясно видят крайнюю и всемерную невозможность довести иногда либо к уничтожению вольности и независимого состояния принятого с начала в рассуждении времени и обстоятельств по доброй воле и согласию всего татарского общества, духовенства и мурз и утвержденного вслед потом без всякой отмены обеих Империй согласным положением, — льстятся однако чаянием из того корысти для насыщения своей жадности, приуготовляя смертоносную пагубу, падение пределов и попрание правоверных народов.

Письма Орду-агаси — Шагин-Гирей-хану.

Получа скудными моими руками высокое повеление и всемилостивейше пожалованное, усердному сему богомольцу, подаяние вашей светлости, увенчал я верх моей главы радостию; свидетель Бог, что до конца моей жизни не престану возсылать Всевышнему Творцу моей молитвы, дабы высоким своим промыслом вашу освященную особу и здравие сохранил от всех злых наветов и сподобил бы как в сем, так и в ином свете получить и наслаждаться всем тем чего желать изволите. Я совсем приготовился по высокому повелению вашей светлости, но всенижайше от совершенного милосердия вашего прошу высочайше повелеть препроводить меня в назначенное место сухопутно, не встречаясь нигде с крымскими жителями. Я богомолец ваш, хотя не имею ничего достойного отереть пыль августейших ног вашей светлости, но по бедности [368] одну родословную книгу, одни чотки и одну лошадь осмелился представить пред высокую и славы достойную особу вашу, нижайше прося вашей светлости великомочнейшего благодетеля, высоко знаменитого хана и государя моего удостоить все то благоприятием и не лишить как в близости, так и в отдаленности высоким своим благоволением, милостями и великодушием не предавая меня забвению.

Ордер князя Прозоровского — бригадиру Бринку

(Приложение № 6).

21-го февраля 1777 г.

Рапорт ваш и с приложениями от 18-го получил я сего числа, на что и ответствую:

1) Чтоб его светлость Шагин-Гирей-хан писал ко мне в прилагаемом там переводе о несоглашении его в Козлов идти, я там не вижу, для чего обо всем к нему писал я и письма мои прямо к нему отправил, а вам только здесь копии прилагаю, с которыми и г. генерал маиор Борзов переедет в Тамань и переговорит с ним ханом. Но примечаю я из писем его, что он отправлениев моих к вам о происходящем здесь в Крыму не видал, то ваше высокородие кроме рапортов моих к его сиятельству графу Петру Александровичу и размышлениев иногда, которые только между нами должны быть, если вы всего прочего не казали ему, извольте ныне же объявить, ибо он считает что ничего еще здесь для него поныне не сделано. Турки же в Кефе можете объявить ему ничего не значут и когда он только вступит в Крым, то они и тогда успеют выдти, а не стоит и труда, чтобы стараться о выходе их и неделю затем или две продлить, ибо всякому военному человеку известно, что когда большое дело сделаешь или армию разобьешь, то оставшие посты и сами собою рассыплются.

2) Распоряжение его светлости во взятии с собою мурз и в прочем весьма разумно и особливо в том, что он и грамоту к ее Императорскому Величеству отправляет из [369] Тамана очень хорошо. А затем что ваше высокородие отправлят будете все ваши рапорты отныне уже ко мне по силе повеления его сиятельства графа Петра Александровича, я известен. 3) Что до постановления судов в рассуждении некрасовских казаков, то давно уже я писал к его сиятельству графу Петру Александровичу можно-ли будет суда под военным флагом послать для крейсирования при берегах, на что и ожидаю векоре решения, а до того приказал я в выходе пролива в Черное море положить на якорь суда в виде брандтвахтных. 4) Распоряжение теперь на Кубани зависит уже от его светлости по советам вашим, как вы в том краю остаетесь начальником и распоряжение ваше чтобы и Арслан-Гирей султана определить под именем дружбы приставом, весьма хорошо.

5) Впрочем расположении ваши о войске, основанные на известности вашей тамошнего края, я опробую, не сомневаясь, что они, яко зависящие от вас, расположены будут со всеми надобными к тому примечаниями и мне осталось только ожидать теперь полного уведомления вашего о всем последнем учреждении его светлости.

Ордер князя Прозоровского — генерал маиору Борзову.

(Приложение № 7).

21-го февраля 1777 г.

Каковые я получил вчера и сегодня от г. бригадира Бринка рапорты, а от Шагин-Гирей-хана письма, с оных, а равно и ответные мои к ним, здесь в копиях найдете. А затем по приезде сего курьера, извольте ваше превосходительство сами переехать в Таман и его с собой взять, чтобы письма мои к хану или бы он сам ему в руки отдал, или ваше превосходительство сей труд на себя примите, а пакет к Бринку с курьером извольте переслать. Стараться вашему превосходительству сколь можно его хана склонить на исполнение моего к нему писания о прибытии в Козлов. Как я примечаю, да [370] и вы из нынешнего отправления усмотреть можете, что он ни о чем порядочно до сего уведомляем не был, что в его пользу здесь происходило и как вы большой в них соучастник, так старайтесь его уверить, в чем я на вас и остаюсь надежным и верен, что вы известными мне достоинствамп персоны вашей, всего того достигнете.

А затем сказать я вам должен, что в виде брандтвахтных из больших военных судов поставьте в выходе пролива в Черное море, а с ханом объяснясь ловить-ли некрасовцов, когда они поедут и к нему отсылать, истребуйте о том, ваше превосходительство, от него письмо к себе, а тогда уже не в среди моря, а близ берегов переловя можно будет отдать их ему-ли или оставленному от него командиром на Таманском берегу.

Письмо князя Прозоровского — Шагин-Гирей-хану

(Приложение № 8).

21-го февраля 1777 г.

При отправлении изготовленного моего к вашей светлости письма, присланы ко мне с письмом от общества здешнего ширинской Кадыр-Шах-мурза, Капыхалка-Абдувели-ага и мансурской фамилии Кутлушах-мурза, содержание которого письма здесь в копии прилагаю. Но не принимайте, светлейший хан, чрез письмо сие, чтобы (лица) партии вашей поколебнулись, ибо они из страху от Девлет-Гирея принуждены наружность сию делать, на которое мой ответ тут же найдете. А затем вышесказанный мансурского поколенья Кутлушах-мурза требовал секретного с Якуб-агой переговору, то с учиненного им ему показания здесь копию прилагаю. А затем и письмо вашей светлости получил сего числа с курьером, посланным от меня. Теперь осталось мне ожидать решительного вашей светлости ответа из Тамана. А затем примечаю я из писем вашей светлости, что вы всех отправлений моих по здешним происхождениям посланных к бригадиру Бринку не видали, а особливо тех, которые в пользу вашей светлости издавна уже [371] отправляемы были, а только может видели те, что по принуждению хана общество писало, как и отправления моего с приложением о следовании вам сухим путем, пока не открылся еще свободный водяной путь, вашей светлости не вручено, о чем я и писал к нему Бринку, чтобы он, конечно, ныне же вашей светлости представил. А затем прошу вашу светлость, чтобы согласиться на представления мои о выезде вашей светлости в Крым, надеюсь на Бога, что мы не в Козлов, а въедем в Бахчисарай, как вы из ответа, приложенного при другом моем письме от Ширин-бея и Абдувели-аги увидеть изволите. Впрочем же о входе наших судов в Черное море давно уже я писал его сиятельству графу Петру Александровичу, что можно-ли их под военным флагом употребить в крейсирование, на что и ожидаю в скорости ответа. А между тем ныне же дал повеление мое г. генерал-маиору Борзову, чтобы он под видом брандтвахтных судов поставил в выходе пролива Черного моря. Затем же приказал ему г. Борзову переехать к вашей светлости на несколько часов и переговорить с вашею светлостью, с которым и можете искренно во всем объясниться, так как он по переезде вашей светлости в Ениколь имеет быть от меня определен к вам приставом на место бригадира Бринка, до времени пребывания вашего там, а потом г. генерал-маиор граф де-Бальмен будет до свидания моего с вашею светлостью, а затем уже по высочайшей ее императорского величества воле удостойте меня сим названием. Г. же Бринк, по воле же ее величества непременно должен остаться на Кубани, где по теперешним обстоятельствам и по познанию его тамошних мест, персона его и нужна, а в здешнем крае имею уже я главное начальство, так как и над ним г. Бринком. Осталось теперь мне вашу светлость нелицемерно уверить, что мое искреннее почтение к персоне вашей светлости никогда не переменилось и перемениться не может, для чего и прошу вашу светлость, чтобы вы меня в прежней дружбе [372] вашей и доверенности содержали. Вы приехавши сюда изволите сведать от всех партии вашей стариков, а к тому должен я поставить в единое себе счастие, сколь я удачлив был видеть их на все мои требовании во всем согласных. Уверьтесь же, ваша светлость, о сем моем нелицемерном и искреннем к вам почтении, с которыми я и пребуду.

Письмо Крымского общества — князю Прозоровскому

(Приложение № 9).

Теперь чрез присланного от вас почтенное письмо вашего сиятельства мы получили; содержание его то, что вы, приятель наш, к находящемуся в Тамане Кулкет-Худаси-аге с стороны своей послать имеете несколько войска для препровождения его в Очаков. Но как сей ага доныне находился там по указу Порты Оттоманской, а теперь когда по надобностям он намерение имеет идти ко двору своему, о чем нас бы должно ему уведомить, то бы мы по его уведомлению для почтения к его государю, со всяким угождением, где бы он следовать ни пожелал, благополучно проводили. Но когда уже он известил ваше сиятельство и вы вознамерились определить ему несколько военных людей, то в таком случае как оные к нему посланы будут, не шли бы они внутри Крыма, затем, что как между жен и детей пойдут то в крайнюю те придут робость, ибо сия область настращена уже случаями такими, а действие сие и дружбе недостойное бы было, почему для приязни нашей, если войска определятся к препровождению аги того, то внутрь Крыма их не посылать, а провожать его за Перекопом, и мы надеемся, что тем путем он и препроводится. Поелику двором Российским и Портою Оттоманскою положено в мирном вечном трактате, что всепресветлейший Порты Оттоманской государь, мусульманский калиф, а как мы с ним вместе благодарим Бога веры магометанской и секты канифеевой, то и надо чтоб все дела законные принадлежали к тому же государю, как сие положенным обрядом и установлено; то потому [373] и дела законные наши и ханов наставлять и отрешать не зависило бы одних нас, но с некоторым дозволением от вышеписанного государя, потому что и оное дело касается до закона. В чем от двора Российского чтобы не было какого препятствия, то от Порты Отоманской находящемуся в Царьграде Российскому послу ясно подана была нота, для пересылки ее российскому фельдмаршалу, а сей отослал ко двору своему, от которого получено на то соизволение, что постановление и перемена хана подлежат делу закона. Итак подлежавши в деле закона, подлежат и всепресветлейшему государю мусульманскому, для чего от стороны посла дан Порте Оттоманской, за подписанием и печатью вид, а посему и по установленному порядку, светлейший Девлет-Гирей-хан благодетель наш высочайшим соизволением сего государя и по обыкновению государственному над нами ханом определен и постановлен, о чем как вашему сиятельству, так и двору российскому известно. Потому ханское достоинство, если того государя соизволением и за видом его хотя бы и кому отдано будет, то нечего делать, кроме повиновения воли государской. — Так когда от Порты Оттоманской оный не переменится и иной на его место не поставится за видом и патентом оного государя, то нам самим собою хана иного принять совсем вере, закону и воле мусульманского государя противно, поелику законное состояние всем известно, то для того мы все умирать согласимся и противные вере и закону требования без воли того государя принять никак не пожелаем в чем и не сомневаться. Шагин-Гирей-султан с нами никакого не имеет обхождения и любви, мы его совсем отринули, между себя выместили и от него всегда предостерегаемся; а ныне он, мы слышим, силами двора Российского занял Ачуев и Темрюк, из Тамана же вышеписанного агу выгнавши, ищет силою ханства и хочет перейти в Крым. То как уже постановление на ханство и по вышеписанному закону магометову и по позволению вручено этому государю, то мы сами собою не только оного султана, но и [374] никого хотя бы и той же был фамилии государской на ханство принимать не будем. А как мы его опасаемся, и в случае когда он переедет Еникольскую крепость, чтоб не остались керченский трех поветов народ в притеснении, то к перемещению их сюда определены от всех нас, распоряжением светлейшего хана благодетеля нашего, со стороны его сиятельнейший Казы-Гирей-султан, братец его, а с нашей стороны мурзы сродственники наши и уже посланы. — Но лишь они туда прибыли и взяли было намерение народ переводить, то находящийся в Еникольской крепости почтенный генерал послал к живущему около той крепости Галим-Гирей-султану несколько войска при командире и с пушками, приказать керченским народам, чтобы они из жилищ своих никакого движения не делали, а если и малейший вид того покажут, то всех подвергнет разорению. Такими дружбе противными словами, как оному народу, так султану и мурзам сказывано, чтоб намерения переводить народ не предпринимали, а если не так, то будут биться. Посему мы как выговоренным словам, так и письмам удивляемся и из чего бы это происходило не знаем, поелику намерение было перевести сей народ не для опасности от войск двора российского, но потому, что этот султан переходить хочет сюда и что его опасаются, так это ясно; если же бы сие в предосторожность от российского войска, то уже бы давно народ вывесть должно было. А в сем действии вышепомянутого почтенного генерала намерение то, чтобы переехать сюда означенному султану и чтобы требовать ему ханства; но как такое требование не порядочно, то он принят никогда не будет и на такой случай не только имущество потеряем, но для веры и закона умереть намерение возьмем, в чем и не сомневаться. А как о Темрюкской крепости присланным почтенным письмом изъяснять изволите, что на Кубане находящиеся войска ничем до вас не принадлежит, а только в крепостях Еникольской и Керченской, внутри Перекопа и в его уездах состоящие войска вам вверены, то посему для [375] обязанной дружбы запретите вышереченному генералу, приятелю нашему, делать такие непристойные обхождения и дозвольте керченскому народу в переходе, а Шагин-Гирей-султана внутрь Крыма не перевозить, судны и войск ему не давать и нас, приятелей своих, не отягощать просим и в сем приятельского старания от вас надеемся. А как при возвращении великого посланника по вышесказанному порядку данного вида определение и свержение ханства и прочия по закону дела принадлежат Порте Оттоманской, то о том с обеих сторон переговорено было. Касательно же гражданских и политических дел и вольности, то о снятии ее совсем и о освобождении крепостей просила Порта Оттоманская двор Российский чрез возвращающегося вышесказанного посла высочайшею грамотою и до получения на него ответа удержаны в Царьграде султаны, благодетели наши, а такого государя просьбы приняты быть могут, с чем султаны, благодетели наши, возвратятся и мы их ожидаем. Хотя же пред сим несколько раз к вашему сиятельству о сем изъяснено было, но вы отвечаете, что о снятии с нас вольности, хотя двору Российскому прошение от Порты Оттоманской доходило, однако ваш двор то не принял, а что мы в гражданских и политических делах вольны, то ясно изъясняете ваше сиятельство, и что вы, приятель наш, противного на нас не возлагаете, затем что положению между двух Империй противного делать нам не можно. Когда же доныне ничего не сделано и как ваше сиятельство изъясняете, просьба не принята, то впредь как о политических и гражданских делах, так и о снятии вольности настоять при Порте Оттоманской уже не будем, чему и поверьте. Для сих же дел и от нас, приятелей ваших, поверенные и от двора Российского полномочный посол в Царьграде находятся, так когда они дела сии привели по сю пору в какой порядок, то делать иного нечего. Но если полномочные обоих дворов и наш поверенный отдадут постановление и свержение ханов и прочия дела законные по прежнему всепресветлейшему [376] мусульманскому калифу и какое положение утвердить политических и гражданских дел, по согласию обоих дворов, то когда понадобится нам послать для того к Порте Оттоманской своего человека, нам в том не воспретите, а если и вам своего с письмами угодно отправить, то в том как изволите. Но пока не приведут там все в порядок, просим никакими противными требованиями нас, приятелей своих, не отягощать, для чего сие наше искреннее письмо посылаем чрез ширинского Кадыр-Шах-мурзу, Капыхалка-Абдувели-агу и мансурской фамилии Кутлу-Шах-мурзу, наших родственников, надеясь, что по получении оного не будут к нам никакие противные дружбе требования.

Показание Кутлу-Шах-мурзы

(Приложение № 10).

1777 года февраля 20-го дня. Приехавший в посольстве из Бахчисарая мансурской фамилии Кутлу-Шах-мурза сказывал: хан видя, что Шагин-Гирей-султан уже усилился и пришел в Тамань, призвал всех мурз, агов и всех чиновников для совета, на котором первый из его партии казыаскер Фейзула-эфендий сделал по закону фетву. Ее опробовал и тамошний муфтий, также и старый муфтий Ахмет -эфендий на ней подписался, в которой изображено: как де постановление Девлет-Гирея на ханство, с некоторым дозволением Порты Оттоманской, то кто только в народе татарском не обратится к Шагин-Гирей-султану, тот преступником закона почтется. Все по ней присягали и вознамерились собирать войско, почему и определено в совете послать Шебиб-Гирей-султана к Карасубазару, для вооружения людей противу Шагин-Гирея, идущего от стороны Керчи. Девлет-Гирей-султана определили в мансурскую фамилию, также к собранию войска, на случай если Шагин-Гирей-султан идти захочет из стороны перекопской. А после сего Ширинский бей в вечеру послал доложить хану, что распоряжения его хороши; но как скоро в мансурской фамилии войска сбираться станут, то [377] российские по близости их расположенные к сей фамилии, увидя сборище, признают за противность и не оставят конечно войти внутрь Крыма. Почему хан посылку в здешний мансурский народ Ор-бей-Девлет-Гирей-султана оставил, а а приказал ему быть только на половине дороги от Перекопа. Мансурские своих людей и прочие единомысленно не хотят собирать войско, а хотят сесть на лошадей, однакоже фамилии свои перевозить не будут, ниже вооружиться намерения не имеют. Из ханской партии ласкаются, а особливо Ширин-Мегмет-Гирей-мурза, что в случае приезда Шагин-Гирей-султана, упросятся они в вине своей теперешними его доброжелателями; а казыаскер Фейзула-эфендий, ширинский Исмарл-мурза и зять ханский Ширин-Ахмет-Шах-мурза, хотят уехать вместе с ханом, которого экипажи все и доныне на судах. Они могли бы выехать и теперь, но надеются еще, что российские войска не войдут в помощь Шагин-Гирей-султану, и хан из Бахчисарая сам с войском выехать намерен, не прежде точного известия от Шебиб-Гирей-султана, что Шагин-Гирей уже тронулся и идет, а по уведомлении о сем вооружиться против него хочет сам. Мансурская фамилия и все капыхалки единомыслют с Ширинским беем и Абдувели-пашою. Девлет-Гирей-хан, если соберет несколько войска, так по большей части в стороне Чонгара, ибо более в нем принадлежащих мурзам ширинским, почему и располагали мансурские старики, чтоб от Арабата войска российские оный народ окружили, чрез что он никакого движения сделать не может. Хан мансурской фамилии мурз не отпустил было в дом, опасаясь по их разъезде невозможности в скором их в другой раз собрании; но мурзы сии отвечали, что российские войска близки к их домам и фамилиям, так в случае какого действия кто им поможет, почему и оставили в Бахчисарае старика бея, а прочие разъехались; также хан приказал было бывшему при Сагиб-Гирей-хане визирем Багадыр-аге, сыну Азамет-аги, чтоб [378] он с своими войсками приготовился к выступлению, но и сей отвечал, что нельзя ему, потому что на море российские суда уже видны, а его народ и дом в горах, то как он первый будет в выступлении, так первый останется в разорении. На фетву, данную Фейзулой-эфендием. из стариков мансурских бывший муфтий Ягья-эфенди сказывал, что выдают фетву не идти и не подчиняться Шагин-Гирею, и что за то преступником почтется закона, а когда бы Шагин-Гирей-султан сказал им, что ваш Девлет-Гирей-хан, будучи государем, не только имеет чужих жен, но и мальчиков на удовольствие свое сбирает, что будучи явно всему народу, не противит-ли закону магометанскому и вере и зовут-ли его преступником оного? и для чего это таить? — словом сказать, ханская партия очень не сильна и он с нею не в состоянии ничего предпринять. Сей Кутлу-Шах-ага и многие из мансурской фамилии желают уехать к Шагин-Гирею.

Письмо князя Прозоровского — Крымскому Обществу.

(Приложение № 11).

21-го февраля 1777 г

Письмо ваше, почтенное общество, я получил чрез подателя сего и не остается мне на него что отвечать, как в нем все тоже писано, что вы в прежних письмах писали, следственно и ответ в моих старых письмах найдете. Требую я от вас непременного исполнения трактатов, которые и его султанским величеством и магометанского закона калифом утверждены, и противников тому почитаю вероломцами, а потому с ними и поступать буду. Вооруженные же ваши партии никакие мною терпимы не будут, по силе объявленной уже вам декларации от его сиятельства г. генерал-фельдмаршала и разных орденов кавалера графа Петра Александровича Румянцова-Задунайского, с чем и пребуду к вам доброжелательным. [379]

Рапорт генерал-маиора Борзова — князю Прозоровскому.

(Приложение № 12).

17-го февраля 1777 г.

Вашему сиятельству донести честь имею, вчерашнего числа при проезде для осмотра казачьих пикетов по границе под образом того, взяв дорогу мимо керченских садов, где ныне Орду-агаси с числом ста осьми человек турок находится, имел с ним свидание, при котором случае со стороны его начальника особливая учтивость и ласковость была мне оказана, а по многим разговорам в рассуждении иногда опасности от крымцов, согласил его взять дорогу чрез Арабат и Геничи до Перекопа, в чем и он спокойный проезд себе считает, коего потому сего настоящего в 21-й день с приставою нарочного офицера до Арабата к его сиятельству г. генерал-маиору графу де-Бальмену отправить не оставлю.

Рапорт генерал-маиора Борзова — князю Прозоровскому.

(Приложение № 13).

20-го февраля 1777 г.

Вашему сиятельству донести честь имею, Казы-Гирей-султан, доныне бродя с своей толпой в Керченском уезде, на возбуждение черни, по неудачности ему в том, на сих днях из оного выступя, расположился близ Карасубазара; о поступках его в даль, Галим-Гирей-султан, чрез посланных от себя конфидентов, уведомить меня обнадежил. Затем чрез письма из Кефы уверяют, что хан Девлет-Гирей действительно намерен из Бахчисарая отъехать, где нарочно для него купеческие суда состоят готовыми.

Рапорт генерал-маиора Борзова — князю Прозоровскому.

(Приложение № 14).

20-го февраля 1777 г.

По извещению мне г. бригадира и кавалера Бринка сего настоящего 18-го, о намерении некрасовцов уйти в Анатолию, [380] для того требуемые им два бота отрядить тотчас не оставил, а затем о сведущем их расположении чрез находящегося при мне старшину Родиона Петрова, коего усердие обратиться к нам в отечество, еще в 1775 году было оказано вашему сиятельству и по рапортам г. полковника Ступишина и капитана Карнеева об оном не безъизвестно. Г. бригадиру и кавалеру Бринку дал знать, чтобы наискорее устье реки Кубани, впадающей в Черное море, сказанными двумя ботами заградить, ибо в сем случае хотя не все общество к тому склонно, но однакожь большая часть достаточных, всеми образы стараться будут на приготовленных девяти думбасах и ста лодках в Анатолию, или на Дунай уехать. На отвращение чего другой способ предложил: под видом переезда его светлости Шагин-Гирей-хана в Ениколь, истребовать от тех некрасовцов имеющиеся у них девять думбасов, кои бы в самом деле по сему случаю можно употребить, так и на будущее время по неимению у меня лодок к безпрерывному с его постом сообщению навсегда бы послужили. О вышеупомянутом же старшине Родионе Петрове вашему сиятельству донести честь имею: по неудачности в предприемлемом им деле причиною состоял его сотоварищ писарь Александр Иванов, который свои мысли переменя, об оном своему обществу дал знать, за что сказанный Родион Петров в прошедшем годе несколько месяцев содержался окован в железах, наконец, по их обычаю, в кругу жестоко на теле был наказан; при освобождении же утвердили его вновь присягою, чтобы он о прежнем предъприятии ни под каким видом не помышлял, но затем не оставляя его без угрожения с последованием ежедневного ругательства. По каковым обстоятельствам в прошедшем сентябре месяце прибег под защищение ко мне, употреблен был неоднократно по известному усердию конфидентом в Бахчисарай, до сего времени при мне находится, со испрошением, чтобы семейство его и родственников из прежнего места, куда от главного начальства определено будет, перевесть. [381]

Письмо князя Прозоровского — Ширин-бею и Абдувели-паше.

(Приложение № 15).

23-го февраля 1777 г.

Дружеское ваше письмо мои искренние приятели получил, а что несколько замедлил ответом на оное, то по причине отправлений моих к его светлости Шагин-Гирей-хану, и хотя вы, мои приятели, имели уведомление, что его светлость в Ениколь уже прибыл по вашему счислению 20-го числа, но он только в Таман по нашему счислению 19-го числа прибыл. откуда и хотел мне обстоятельный обо всем ответ сделать как о том когда он, по учреждении дел своих в том крае, в Ениколь прибудет. А между тем требует он, чтоб для лучшего его въезда в Крым, как и я вас прошу, мои искренние приятели, написав от общества письмо к нему, просите оным о прибытии сюда его светлости и стараться между сем отправлять к нему больше мурз, которые если его в Ениколе еще не найдут, то требовали бы от г. генерал-маиора Борзова судов, а потому и переправлены они будут в Таман и обратно сюда, чего я и ожидаю от вашей дружбы, что вы просьбы моей не оставите. А сверх того уведомьте меня, мои приятели, о Девлет-Гирей-хане и его подвигах. Как слышно, будто бы он в Балаклаву отъехал, и много вас прошу скорее ответ мне доставить, чем больше меня обяжете быть к вам навсегда с моей благодарностью, для чего и не оставлю доказать, с каким я совершенным к вам почтением навсегда пребуду усердным.

P. S. Я с войсками чрез несколько дней выступлю, а ожидаю только конницы, которая на Днепре кормилась, а передовой мой корпус уже выступил и приуготовляет фураж.

Комментарии

1 Письмо это было отправлено с Орду-агаси.