ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящее издание было предпринято с целию ознакомить публику с последовательным ходом переговоров между Россиею и Великобританиею по делам Средней Азии с того времени, когда обе Державы сознали потребность выяснить свои взаимные отношения в этих краях, дабы избежать в будущем недоразумений и осложнений.

Первая часть издания посвящена историческому обзору переговоров. Такой обзор признан был существенно полезным в том отношении, что им восполняются пробелы, которые неизбежно представляет всякая политическая переписка. Многие стороны и подробности вопроса, служившего предметом переговоров между Россиею и Великобританиею, выясняются лишь на основании переписки, происходившей между Министерством Иностранных Дел и русскими властями, в непосредственном ведении которых находятся наши пограничные дела в Средней Азии. Но, так как включение переписки этой слишком увеличило бы объем издания, то, во избежание этого, признано было более удобным поместить в первой части все те сведения, которые оказывались необходимыми для всестороннего уразумения вопроса.

Обзор переговоров между Россией и Англией по делам Средней Азии.

I.

Переговоры 1869-1873 годов. — Занятие Шугнана и Рошана афганцами в 1883 г.

В 1863 году Императорским правительством принято было решение приступить к осуществлению уже давно сознанной потребности в установлении непосредственной связи между нашими пограничными линиями, Оренбургскою и Сибирскою, вследствие чего должно было сократиться протяжение среднеазиатской границы нашей и, вместе с тем, увеличиться ее безопасность. Осуществление программы этой повлекло за собою ряд военных действий, последствием которых было как расширение пределов наших, так и упрочение нашего влияния в сопредельных с владениями нашими ханствах: Бухаре и Коканде. Как ни наглядными и вескими казались причины, вызвавшие наступательное движение наше, при всем том означенное расширение не преминуло возбудить в Англии недоверие и тревогу, и, для предупреждения недоразумений между двумя державами, оказывалось необходимым попытаться выяснить их взаимное положение в Средней Азии.

Открывшиеся в начале 1869 г. по этому вопросу переговоры, имевшие вполне дружественный характер, привели оба правительства к убеждению, что, для сохранения между ними добрых отношений, было бы желательно предупредить непосредственное соприкосновение их владений в Средней Азии и что лучшим к тому средством было бы установление между обоюдными владениями нейтральной территории, неприкосновенность которой была бы одинаково обязательна для обеих держав. Почин этого предположения принадлежал английскому кабинету, и, давая на оное свое согласие, Императорское правительство высказало готовность признать нейтральною территориею Афганистан и принять на себя обязательство воздерживаться от всякого вмешательства в дела страны этой, которое было бы несовместно с ее независимостью. Заявление это не удовлетворило однако лондонский кабинет, который, вследствие совещания с вице-королем Индии, пришел к убеждению, что один Афганистан, территориальное пространство коего должно было, как мы полагали, ограничиваться пределами ханств: Гератского, Кандахарского и Кабульского, не мог отвечать условиям нейтральной территории, и [4] что, для достижения предположенной цели, необходимо было значительно расширить пределы означенной территории на север. С своей стороны мы не нашли возможным согласиться на новые английския предложения, и таким образом вопрос о нейтральной территории остался неразрешенным.

Прерванные переговоры возобновлены были в октябре того же года по случаю прибытия в С.-Петербург члена индийской администрации Дугласа Форсайта, получивщего от вице-короля Индии, лорда Мэио, разрешение войти с Императорским кабинетом в объяснения по интересовавшим обе державы средне-азиатским вопросам. При переговорах с г. Форсайтом было выяснено, что расширение владений как России, так и Англии было, большею частью, вызываемо силою обстоятельств; что, в виду этого, границы обеих держав не могли считаться неподвижными; что, следовательно, никакое соглашение, безусловно воспрещающее расширение границ этих, не могло иметь практического значения, и что, для достижения возможной устойчивости в Средней Азии, следовало ограничиться изысканием общих начал политического положения. Сообразно этому, между нашим министерством иностранных дел и Дугласом Форсайтом было условлено:

1) что территории, состоявшие в действительном владений Эмира Шир-Али-Хана, должны считаться образующими пределы Афганистана;

2) что Афганский Эмир не будет стараться распространять свое влияние и вмешательство за эти пределы и что английское правительство будет употреблять все свои старания, чтобы отклонять его от каких бы ни было наступательных попыток;

и 3) что, с своей стороны, русское правительство употребит все свое влияние, дабы не допускать Эмира бухарского нарушать афганскую территорию.

На условия эти было изъявлено согласие, и как лондонским кабинетом, так и вице-королем Индии, и за сим, в видах предупреждения недоразумений при применении вышеизложенных начал, оставалось выяснить пространство владений Эмира Шир-Али-Хана.

Собрание по этому предмету сведений возложено было Императорским кабинетом на туркестанского генерал - губернатора, генерал - адъютанта фон Кауфмана. Задача эта, вследствие ее сложности, потребовала продолжительных исследований, и, не дождавшись результата оных, английское правительство поручило послу своему в С.-Петербурге передать Императорскому кабинету взгляд свой на пределы владений Афганского Эмира. Взгляд этот был изложен в депеше лорда Гранвилля к лорду Лофтусу от 17 октября 1872 года, согласно которой власть Эмира распространялась на следующия территории:

1) Бадахшан с зависящим от него округом Ваханом, начиная от Сары-Куля, на востоке, до слияния Кокчи с Оксусом (Древнее название Аму-Дарьи) (Пенджа), [6] образующим северную границу, означенной афганской провинции на всем ее протяжении.

2) Афганский Туркестан, заключающий округа: Кундуз, Хульм и Балх и северною границею которого служило бы течение Оксуса от впадения в него Кокчи до поста Ходжа-Салеха включительно, на большой дороге из Бухары в Балх. Афганский Эмир не может заявлять никаких притязаний на левый берег Оксуса ниже Ходжа-Салеха.

3) Внутренние округа: Акча, Сарыпуль, Меймене, Шиберган и Андхой, последний из которых образует окраину афганских владений на северо-западе, так как лежащая далее степь принадлежит независимым туркменским племенам.

Что касается западной границы Афганистана между округами, находящимися в зависимости от Герата, и персидскою провинциею Хорасаном, то английский кабинет полагал, что она хорошо известна и что в определении ее не встречалось надобности.

Изложенные выше данные по многим пунктам не согласовались с доставленными почти одновременно генерал-адъютантом фон Кауфманом сведениями и заключениями, согласно которым Эмир афганский не имел, между прочим, никакого права причислять Бадахшан и Вахан к своим владениям. На разногласия эти послу нашему в Лондоне поручено было обратить внимание английского правительства, но, вскоре после того, вследствие новых представлений этого правительства и в видах скорейщего установления в Средней Азии прочного порядка и спокойствия, решено было принять предложенное лордом Гранвиллем очертание границ Афганистана. Как явствует из депеши государственного канцлера к графу Бруннову от 19 (31) января 1873 г., мотивами этого решения послужили следующия соображения: сравнительные удобства, которыми располагало английское правительство относительно собрания точных данных об отдаленных краях, о которых шла речь; желание наше не преувеличивать значения этого частного вопроса и, в то же время, доказать Англии нашу предупредительность и, наконец, принятое на себя державою этою обязательство удерживать Эмира афганского от каких бы то ни было наступательных и завоевательных замыслов.

Состоявшееся между двумя державами соглашение не осталось во всяком случае без влияния на общее положение дел в Средней Азии. Благодаря ему, в течение десяти лет не возникало никаких поводов к недоразумениям между Бухарою и Афганистаном.

Первые замешательства на бухаро-афганской границе проявились лишь в 1883 году. Вследствие ссоры с наследственным правителем Шугнана и Рошана, Шах-Юсуф-Али-Ханом, Бадахшанский Хан занял его владения и самого его отправил пленником в Кабул.

Шугнан и Рошан не находились в числе территорий, на которые, в [8] силу русско-английского соглашения 1872-1873 гг., распространялась власть Эмира афганского, и потому Императорский кабинет нашелся вынужденным обратиться к великобританскому правительству с представлением о побуждении Эмира отозвать из помянутых двух областей, как назначенного туда Бадахшанским Ханом наместника, так и состоявший при нем афганский гарнизон (См. документы, относящиеся до переговоров 1883 — 1885 гг., документ № 1).

Английскому послу поручено было лордом Гранвиллем отвечать на это представление, что Эмир афганский считает Шугнан и Рошан частью подвластного ему Бадахшана; что правительство Индии не имеет в распоряжение своем достаточных данных, чтобы высказать по этому предмету решительное мнение; но что великобританское правительство готово, с своей стороны, приступить, совместно с Императорским кабинетом, к обсуждению возбужденного им вопроса и возложить местные исследования на коммисию из делегатов Англии, России и Афганистана (См. там же документ № 10).

Вследствие предложения этого кабинета наш счел долгом обратиться предварительно с запросом к туркестанскому генерал-губернатору, а, между тем, в ответе своем английскому послу, он не преминул заявить, что, по его мнению, целью предлагаемой комиссии должно быть никак не исследование притязаний Эмира афганского на Шугнан и Рошан, каковые явно противоречат соглашению 1872-1873 гг., а проведение на месте демаркационной черты, условленной между двумя державами, и изучение частных изменений, которые могли бы быть допущены в их интересах. В то же время Императорский кабинет полагал, что отправлению комиссии на место должно предшествовать восстановление status quo ante, т. е. отозвание из Шугнана и Рошана афганских чиновников и гарнизона.

Соглашаясь с взглядом русского правительства на основания, которыми смешанной комиссии следовало бы руководствоваться при проведении демаркационной черты, лондонский кабинет, что касается последнего пункта замечаний наших, отозвался, что без исследований на месте он лишен возможности окончательно высказаться по вопросу о том: совершилось ли какое-либо отступление от status quo ante по отношению к афганской юрисдикции над означенными территориями (См. там же документ № 20).

Возникшие, вследствии присоединения Мерва к России, между двумя державами переговоры помешали дальнейшим объяснениям по предмету восстановления законного порядка на бухаро-афганской границе. [10]

Покорение Ахал-Текинской области и русско-английские переговоры 1882 года.

Необходимость обеспечить безопасность и благоустройство средне-азиатских окраин России и открыть для русской торговли новые пути в Среднюю Азию побуждала Императорское правительство заботиться об упрочении своего влияния на востоке от Каспийского моря. Первый решительный шаг в этом направлении был сделан в конце 1869 года занятием Красноводска, не замедлившим поставить нас в непосредственное соприкосновение с одним из наиболее многочисленных туркменских племен — текинским, издавна славившимся своими дерзкими набегами на соседния страны и, в особенности, на северо-восточные области Персии. Старания наши положить конец хищничеству текинцев путем нравственного на них воздействия не привели к желаемому результату, и столь же мало успеха имели и наши частные военные рекогносцировки, направленные в ахал - текинский оазис. Способствуя укреплению в текинцах убеждения в их непобедимости, полумеры эти лишь усугубляли их дерзость, и, для водворения в степях порядка и безопасности, мы очутились наконец в необходимости прибегнуть к единственному возможному по отношению к средне-азиатским разбойничьим населениям средству — окончательному занятию страны их. Цель эта была достигнута в январе 1881 года взятием Геок-Тепе.

Приступая к устройству вновь занятого края, Императорское правительство нашло нужным позаботиться между прочим о том, чтобы, по возможности, сократить требовавшаяся на этот предмет пожертвования; а так как для этого было прежде всего необходимо не слишком раздвигать пределы новой области, то крайним восточным пунктом оной решено было признать Баба-Дурмаз. Что касается туркменских земель, лежавших на востоке от этого пункта, то обеспечения в них спокойствия полагалось достигнуть при помощи бдительного надзора, поддержанного, в случаях надобности, военными демонстрациями. Меры эти должны были казаться тем более достаточными, что условия почвы в Атеке и по берегам Теджена как нельзя более благоприятствовали развитию земледелия, которое, в случае установления спокойствия и порядка, должно было с избытком удовлетворять потребностям сравнительно немногочисленного и притом разноплеменного туркменского населения, осевщего в этих местностях. Что же касается населения мервского оазиса, отделенного от наших окраин обширными и частно безводными степями, то казалось, что строгая кара, которой подверглись ахал-текинцы, должна была подействовать отрезвляющим образом и на означенное население и умерить его хищническия наклонности.

Обстоятельства не замедлили на первых порах оправдать верность этого [12] рассчета, и уже в сентябре 1881 г. стали поступать от старшин отдельных мервских родов заявления об их готовности признать над собою верховную власть Государя Императора и желании обеспечить за собою покровительство России. На заявления эти было отвечено, что, под условием прекращения туркменами грабежей, им не будет отказано в просимом ими покровительстве, но что, для выяснения своих отношений к России, им следует непосредственно обратиться к ближайшим русским властям. Так как вслед затем почти одновременно были отправлены из Мерва две депутации, из которых одна направилась в Асхабад, а другая через Хиву в Петро-Александровск, то начальникам Закаспийской области и Аму-Дарьинского отдела был сообщен проект условий, на основании коих им разрешалось вступить в соглашение с мервскими старшинами. В силу условий этих, подписание коих как в Асхабаде, так и в Петро-Александровске состоялось почти одновременно, старшины обязались от имени приславших их родов:

1) никогда и ни под каким предлогом не поднимать оружия против русских и во всем слушаться приказаний и советов русских начальников;

2) прекратить навсегда разбои и грабежи как проходящих чрез Мерв и другия земли караванов, так и жителей соседних туркменских и других стран, а также персидских земель. В случае же учинения кем-либо из племен разбоев, подвергать виновных наказаниям и возвращать потерпевшему все награбленное имущество, а, при невозможности это исполнить, возмещать потерпевшим стоимость ограбленного и, в этих случаях, безусловно выполнять решения русских властей;

3) прекратить навсегда торговлю невольниками;

4) принимать с должным почетом лиц, которые по временам будут посылаться в Мерв от русских властей и посылать от себя по временам особых посланцов к ближайшим русским властям;

5) давать охрану русским торговым караванам, а также караванам других соседних народов, проходящим чрез Мерв в Хиву, Бухару и Персию, за установленную плату; кроме того, допускается взимание существующего по обычаю сбора с караванов. Размер этого сбора, а также платы за охрану караванов определяется по соглашению с начальником Закаспийской области;

6) кроме русских посланцов, не допускать в свои земли агентов от других правительств

и 7) давать лошадей с провожатыми, за установленную плату, для курьеров, которые будут посылаться от русских начальников.

С своей стороны, начальники Закаспийской области и Аму-Дарьинского отдела, в силу данных им инструкций, обещали от имени русского правительства мервским старшинам, под условием точного выполнения ими вышеизложенных обязательств: не нарушать ни религии, ни обычаев, ни [14] порядка управления, существующих в Мерве, не назначать в Мерв особых русских начальников, не налагать на мервцев никаких податей и оказывать мервским туркменам в русских пределах тоже покровительство, которое со стороны русского правительства оказывалось подданным Бухарского Эмира и Хивинского Хана.

Вслед за первою депутациею явилось в Асхабад и несколько других, соглашение с коими заключено было на совершенно тождественных условиях.

В связи с устройством Закаспийской области находился и вопрос об определении пограничной черты между областью и северо-восточными провинциями Персии — Астерабадом и Хорасаном.

Еще в конце 1869 г., вскоре после занятия Красноводска, Императорский кабинет вошел с персидским правительством в соглашение, на основании которого река Атрек признана была северным пределом владений Шаха. Так как, по ближайшем исследовании пограничного пространства, обнаружилось, что в верхнем течении Атрека оба его берега заняты были персидскими поселениями, то оказывалось необходимым разъяснить вытекавшее из этого недоразумение и, в то же время, продлить пограничную черту до восточной окраины Закаспийской области.

Переговоры по этому предмету привели к заключению конвенции 9 декабря 1881 г., в 1-й статье которой определено было направление русско-персидской границы от устья Атрека до Баба-Дурмаза. В виду интереса, который представляло для Персии положение дел в странах, простиравшихся на восток от этого пункта, мы не преминули с откровенностью предупредить персидское правительство о выработанной нами программе действий, причем выразили твердое намерение заботиться, в пределах возможного, об обеспечении окраин Хорасана от набегов независимых туркмен.

Русско-персидская конвенция 9 декабря 1881 г. не замедлила послужить поводом к заявлениям со стороны великобританского правительства.

При свидании с послом нашим 20 января 1882 г. лорд Гранвилль высказал ему, что существующия между Англиею и Россиею вполне дружественные отношения казались как нельзя более благоприятными для объяснений по вопросам, которые впоследствии могли послужить поводом к разногласиям и недоразумениям между двумя правительствами, и что, между прочим, для устранения опасений, с которыми английское общественное мнение отнеслось к последним успехам русского оружия, было бы желательно войти в соглашение относительно политики и положения держав в Средней Азии, каковое соглашение служило бы дополнением к прежнему соглашению 1872-1873 гг. по тем пунктам, которые не были затронуты последним.

К числу вопросов, требовавших разъяснения, принадлежал, по мнению [16] лорда Гранвилля, и вопрос о северо-восточной границе Персии от Баба-Дурмаза до пункта, где она примыкает к афганской границе, близ Герируда. Английский статс-секретарь по иностранным делам полагал полезным, чтобы по этому предмету Англия, Россия и Персия вошли в переговоры.

При следующих свиданиях князя Лобанова-Ростовского, как с лордом Гранвиллем, так и с статс-секретарем по делам Индии, лордом Гартингтоном, английские министры изложили свой взгляд на положение дел в Средней Азии в более определенной форме.

По словам их, последния территориальные приобретения России внушили тревогу Эмиру афганскому и озабочивали индийское правительство; они могли побудить Эмира потребовать увеличения получаемой им от Англии субсидии с тем, чтобы дать ему возможность принять меры, обусловливаемые будущими случайностями. Если, для обеспечения своих владений и сообщений от разбоев туркмен, Россия оказалась вынужденною занять всю территорию до Баба-Дурмаза, то те же самые соображения могут впоследствии побудить ее выдвинуть свою границу далее до Серахса или его окрестностей. В таком случае, набег на русскую территорию туркменской шайки, которая за сим скрылась бы в пределах Афганистана, мог бы потребовать посылки русского отряда для преследования хищников, каковое обстоятельство не преминуло бы вызвать затруднения между Россиею и Афганистаном, или скорее между Россиею и Англиею, влиянию которой подчиняется Афганистан. Средство к устранению затруднений этих заключалось, по мнению английских министров, в предупреждении непосредственного соприкосновения России с Афганистаном.

Русским владениям могло угрожать вторжение лишь со стороны мервских туркмен, которые, во избежание переходов по безводным степям, могли направиться к русской границе лишь одним путем, а именно тем, который идет от Мерва в юго-западном направлении до Серахса, поворачивает оттуда на северо-запад и следует затем в некотором расстоянии от Теджена по стране, лежащей у подошвы гор и известной под именем Атека. Россия могла бы обеспечить себя от набегов мервских туркмен, если бы она решилась войти с Англиею в соглашение относительно определения пограничной черты между Персиею и туркменскою степью; в силу такого соглашения следовало бы признать не подлежащия никакому сомнению права Шаха на обработанные полосы земли между Баба-Дурмазом и Серахсом, а также по берегам Теджена и обязать шахское правительство выстроить в пределах территории этой форты и содержать в ней войска в количестве, достаточном для отражения враждебных покушений со стороны туркмен.

Одним словом, по мнению английских министров, Персия должна была принять на себя роль оплота безопасности русских владений, но такая комбинация оказывалась столь же несовместною с достоинством России, сколько лишенною практического значения.

Несмотря на дружественные отношения, связывающие ее с Персиею, Россия [18] не могла возлагать охраны своих владений на эту державу, так как продолжительным опытом было доказано, что Персия была не в силах охранять от набегов туркменских шаек даже свои собственные владения; развалины поселений, которыми усеяны были окраины Хорасана, служили красноречивым тому доказательством. Что же касается прав Персии на Атрек и берега Теджена, то в действительности их мы имели тем более оснований сомневаться, что, во время экспедиций наших в ахал - текинский оазис, многочисленные скопища мервских туркмен постоянно направлялись описанным выше путем на помощь ахальцам, и что персидское правительство не принимало, да и не в силах было принимать какия бы то ни было меры к преграждению пути помянутым скопищам. При таких условиях, принятие предложенной нам лондонским кабинетом комбинации, лишая нас возможности довершить предпринятое нами дело умиротворения, повело бы лишь к увековечению в краях этих анархии, а с такою перспективою никак не могла помириться Россия принесшая уже значительные жертвы в видах водворения в Средней Азии порядка и спокойствия.

Соображения эти не дозволяли нам войти с великобританским правительством в переговоры на предложенных им основаниях; но, дабы доказать Английским министрам нашу готовность позаботиться о предупреждении в будущем затруднений, которые, по мнению их, могли повредить добрым отношениям между двумя державами, Императорский кабинет счел полезным, с своей стороны, предложить им приступить к довершению соглашения 1872-1873 гг. на тех самых началах, которые послужили ему основанием.

Так как соглашением этим была с известною точностью определена северо-восточная граница Афганистана от озера Сары-Куля до Ходжа-Салеха, на Аму-Дарье, а на запад от последнего пункта афганские пределы были очерчены лишь в общих чертах, то, по мнению Императорского правительства, новое соглашение между ним и английским кабинетом должно было иметь предметом более точное определение демаркационной черты от Ходжа-Салеха до Серахса или соседнего с ним пункта на Герируде.

В виду крайней скудости имевшихся в то время в распоряжение его данных относительно территорий, в пределах которых предстояло провести демаркационную черту, Императорский кабинет нашелся вынужденным воздержаться даже от приблизительного указания направления означенной черты и полагал принять в основания разграничения этнографическия условия, которые, по его мнению, имели первостепенное значение в Средней Азии. Условия эти требовали объединения, на сколько возможно, туркменских племен.

Согласно вышеизложенному, послу нашему в Лондоне предписано было, при объяснениях с английскими министрами, руководствоваться следующими соображениями:

1) принять за исходную точку переговоров соглашение 1872-1873 г.,

2) заявить великобританскому правительству, что определение пограничной [20] черты между нашими владениями и Персиею до Баба-Дурмаза и оттуда между Хорасаном и Атеком до Серахса может касаться лишь России и Персии и составляет вопрос, в который мы не можем допустить постороннего вмешательства,

3) выяснить, что, в виду этого, переговоры о границах между Россиею, Персиею и Афганистаном должны быть сведены к определению черты между Ходжа-Салехом и Серахсом,

4) В случае согласия английского правительства на такую точку зрения, предложить линию от Ходжа-Салеха до Серахса, проходящую по границе, которая отделила бы в восточной ее части, афганскую провинцию Чар-виляет от независимых от Афганистана туркмен, а, в западной, племена джемишди и хезаре от туркменских племен: салоров и сарыков,

и 5) одновременно с предложением этим заявить лондонскому кабинету, что по отношению к туркменским племенам Россия преследует ту же цель, которую Великобритания преследует по отношению к пограничным с Индией племенам Афганистана и Белуджистана, то есть прочное обозначение своих азиатских владений и установлению на границах этих владений мирного положения дел.

Взгляд наш на тогдашнее положение дел в Средней Азии оказывался слишком несогласным с образом мыслей английского правительства и, в следствие того, едва начавшиеся объяснения не замедлили прекратиться.

III.

Занятие Мерва и переговоры 1884-1885 гг.

Вследствие свойственной азиатцам изменчивости, впечатление, произведенное на мервское население карою, постигшею ахал-текинское население, не могло быть особенно продолжительно. Не видя над собою непосредственной угрозы, мервские хищники, лишь под влиянием страха отказавшиеся от разбоев, стали мало помалу ободряться, вновь уверовали в недоступность для нас окружавших их степей, а следствием этого было возобновление их набегов. Таковая перемена настроения умов среди мервского населения совершилась тем скорее, что этому в значительной степени способствовала пропаганда таинственной личности, приобревшей известность под именем Сиа-Пуша (черноризца) и старательно скрывавшей свою национальность. Прибыв в края эти, вскоре после взятия Геок-Тепе, Сиа-Пуш действовал сначала очень нерешительно. Окруженный несколькими приверженцами, в числе которых был один афганец и два индийца, он проживал большею частию в Пендждэ и Иолотане и лишь по временам посещал Мерв. Здесь он приобрел союзника в лице влиятельного старшины племени бахши, Топаз-Каджар-Хана, и с тех пор деятельность его среди мервцев приняла более решительный [22] характер. Выдавая себя за лицо, облеченное духовною миссиею, Сиа-Пуш внушал туркменам, что они не должны бояться русских и подчиняться им, и обещал им деньги, оружие и внешнюю помощь.

В духовную миссию Сиа-Пуша мало кто верил, но внушения его не остались без действия на туркмен, тяготившихся принятыми ими на себя относительно России обязательствами, и летом 1883 г. получено было в Асхабаде от преданных нам мервских ханов известие, что из Мерва по всем направлениям отправляются разбойничьи шайки, что в оазисе воцарилось полное безначалие и что все усилия благонамеренной и мирной партии удержать население от насилий остались тщетными. Для вразумления туркмен выдвинут был в сентябре в Атек небольшой отряд, но демонстрация эта оказалась совершенно недействительною; как только отряд вернулся в Асхабад, шайки мервцев не замедлили устремиться на пограничные селения Хорасана. В виду уже ранее изъявленной нами готовности заботиться о безопасности персидских окраин, шахское правительство обратилось к нам с ходатайством о содействии к возвращению пленных и ограбленного имущества, и потому в декабре вновь послан был к Кары-Бенду, на Теджене, отряд под начальством полковника Муратова, которому вменено было в обязанность настоятельно потребовать от мервцев выдачи персидских пленных и наказания хищников, но ни под каким видом не переходить за Теджен без особого на то разрешения.

Прибытие отряда в Кары-Бенд произвело глубокое впечатление в Мерве, в особенности когда явился туда посланный для предъявления означенных выше требований подполковник Алиханов. Все влиятельные местные ханы поспешили собраться на совет и порешили, что мервский народ не в состоянии управляться самостоятельно, почему ему остается повергнуть себя к стопам Государя Императора, безусловно и окончательно принять русское подданство и ходатайствовать о присылке русского начальника. Для передачи составленного в этом смысле прошения была немедленно отправлена в Асхабад депутация, состоявшая из 4 главных ханов и 16 старшин.

Согласно Высочайшему повелению, дело это было рассмотрено в особом совещании, которое пришло к заключению, что отказ в ходатайстве мервцев был бы ложно истолкован ими и повлек бы за собою еще большие беспорядки, которые вынудили бы русское правительство прибегнуть в непродолжительном времени к военной экспедиции. Основываясь на этом, совещание полагало, что следовало бы немедленно удовлетворить означенному ходатайству, а, в виду невозможности доверять обещаниям туркмен, предоставить начальнику Закаспийской области, в случае признанной им безусловной необходимости, отправить в Мерв отряд для водворения там прочного порядка.

25-го февраля начальник Закаспийской области, генерал-лейтенант Комаров, выступил из Кары-Бенда, и 28-го того же месяца встретила его состоявшая из 400 почетных мервцев депутация, заявившая, что население [24] Мерва спокойно ожидает приближения русских. По прибытии отряда в оазис, несколько сот недовольных, подстрекаемых Сиа-Пушем и его сообщниками, попытались было оказать войскам нашим сопротивление, но были немедленно рассеяны. Оставленный всеми агитатор бежал, но был задержан вместе с своими приверженцами самими мервцами и выдан нашим властям.

Полное спокойствие установилось в оазисе, где вслед за тем организовано было русское управление.

Примеру мервцев не замедлили последовать населяющие Иолотан туркмены-сарыки. Посланной ими в Асхабад с изъявлением покорности депутации командующий войсками кавказского военного округа, князь Дондуков-Корсаков, объявил, что, согласно их желанию, иолотанские сарыки принимаются в подданство России. Вслед затем поступили тождественные заявления и от других, более отдаленных туркменских племен.

Благодаря как политическому, так и стратегическому значению, которое английские публицисты еще в начале 70-х годов признали за Мервом, присоединение его к России не преминуло обратить на себя серьезное внимание в Англии. Великобританскому послу при Высочайшем Дворе поручено было заявить министерству иностранных дел, что, в виду предшествовавших объяснений между двумя кабинетами по вопросу о Мерве, включение населения его в пределы России признается несовместным с принятыми, будто бы, на себя державою этою по отношению к Англии обязательствами и что, каковы бы ни были причины, вызвавшие перемену в образе мыслей Императорского кабинета, означенные выше объяснения налагали на него обязанность предупредить о таковой перемене правительство Великобритании. Вместе с тем сэру Э. Торнтону вменено было в обязанность осведомиться о том, какия предложения Императорский кабинет мог бы, при настоящем положении дел, сделать Англии с тем, чтобы предупредить осложнения, которые могло повлечь за собою вновь совершившееся расширение пределов русского владычества по направлению к границам Афганистана (См. документы, относящиеся до переговоров 1883 — 1885 гг., документ № 2).

Не отказываясь входить в объяснения относительно своих намерений и предположений, когда лондонский кабинет обращался к нему с дружественными представлениями по этому предмету, Императорское правительство никогда не допускало мысли, чтобы его откровенным заявлениям могло быть приписываемо значение обязательств, или же, чтобы означенные заявления могли впоследствии послужить поводом к оспориванию свободы действий России в пределах присвоенной ей, на основании предшествовавших русско-английских соглашений, области влияния. Всякое посягательство на эту свободу должно было казаться тем менее основательным, что, как пределы владений Англии в [26] Азии, так и отношения ее к соседним с Индиею средне-азиатским странам также неоднократно изменялись под влиянием обстоятельств, причем Императорский кабинет старательно воздерживался от вмешательства в эти отношения. В виду всего этого занятие Мерва могло бы послужить достаточным поводом к заявлению со стороны Англии каких либо притязаний лишь в том случае, если бы оно грозило предшествовавшим соглашениям между двумя державами; но, с своей стороны, русское правительство не только было далеко от мысли нарушать эти соглашения, но, напротив того, не имело даже ни малейщего повода желать этого, пока означенные соглашения отвечали обусловившей их потребности, а именно служили обеспечением против возобновления в Средней Азии смут и осложнений, которые не преминули бы, между прочим, отозваться на спокойствии и благосостоянии азиатских окраин России.

Руководствуясь вышеизложенными соображениями, министр иностранных дел, в ответе своем на вышеизложенную ноту великобританского посла, счел долгом выставить ему на вид, что условия, при которых совершилось занятие Мерва, не таковы, чтобы лондонский кабинет мог усматривать в обстоятельстве этом признак недостатка внимания или расположения к нему со стороны России, так как мы не только никогда не брали на себя обязательства воздерживаться от посылки войск в Мерв, но, напротив того, неоднократно заявляли о своем намерении сохранить в этом отношении свободу действий; что означенное занятие и прекращение туркменских разбоев может быть лишь благотворно для положения дел в Средней Азии; что, будучи намерен в точности соблюдать ранее состоявщияся между обеими державами соглашения, Императорский кабинет не видит достаточных поводов к каким либо опасениям за будущее, и что притом смысл, приданный в Англии его предшествовавшим объяснениям, побуждает его быть крайне осторожным во всем, что касается заявлений относительно его будущих намерений.

Имея, при всем том, в виду, что в предшествовавших русско-английских соглашениях не была определена граница, отделявшая афганския владения от земель, принадлежавших независимым туркменским племенам, каковое обстоятельство могло, при известных случайностях, послужить поводом к недоразумениям, статс-секретарь Гирс нашел нелишним заявить сэру Э. Торнтону, что, в случае готовности Англии приступить к выяснению положения дел в этих краях, Императорский кабинет не прочь возобновить начавшиеся в 1882 г., но прервавшиеся вследствие уклончивости великобританского правительства переговоры по предмету определения демаркационной черты от Ходжа-Салеха в западном направлении (См. документа № 3-й).

На сообщение это лондонский кабинет поспешил ответить, чрез посла своего, что он с радостью осведомился о дружественном приеме, который представления его встретили в С.-Петербурге; что, с своей стороны, он [28] признает обязательную силу прежних соглашений, и что, придавая особое значение вопросу о выяснении границ в виду движения России по направлению к пределам Афганистана, он готов возобновить начатые в 1882 г. переговоры относительно определения пограничной черты от Ходжа-Салеха в западном направлении. Сэру Эдуарду Торнтону поручено было вместе с тем сообщить Императорскому кабинету, что, по мнению великобританского правительства, определение главных частей пограничной черты следовало бы возложить на смешанную коммиссию, в которой принял бы, между прочим, участие и делегат со стороны Афганистана и которая открыла бы свои действия будущею осенью (См. документ № 6).

Так как само великобританское правительство приняло на себя защиту интересов Афганистана, то участие в комиссии с правом голоса специального делегата страны этой должно было казаться по меньшей мере излишним, и потому на предложение лондонского кабинета было нами отвечено, что афганский представитель может, по мнению нашему, быть допущен лишь в качестве эксперта для представления объяснений, когда в таковых встретится надобность (См. документ № 7).

Вслед за тем лондонский кабинет предложил нам, чтобы коммиссары обоих правительств съехались к 1-му октября 1884 г. (Съезд коммиссаров был впоследствии отложен до 26-го октября (8-го ноября)) в Серахсе, на правом берегу Герируда, т. е. в пределах Персии.

Против выбора пункта этого для съезда коммиссаров мы не имели причин возражать, и гораздо более значения представлял в глазах наших вопрос о пункте, от которого должно было начаться разграничение. Так как разграничение это должно было дополнять ранее состоявшиеся между Россиею и Англиею условия, а, на основании соглашения 1872-1873 гг., Ходжа-Салех признан был крайним северо-восточным пунктом владений Эмира афганского на Аму-Дарье, то нам казалось наиболее естественным принять этот пункт за исходную точку границы. Но такой взгляд на дело оказался несогласным с образом мыслей лондонского кабинета, который полагал, что в связи с западною частью границы находятся наиболее существенные интересы, что там же представляется наиболее поводов к недоразумениям и что поэтому коммиссарам следовало бы начать с определения исходного пункта границы на Герируде и уже от этого пункта продолжать работы по направленно к Ходжа-Салеху.

По вопросу об определении пункта этого нельзя было не предвидеть возможности разногласий, как между коммиссарами, так и между обоими кабинетами в том случае, если бы вопрос этот, вследствие невозможности разрешить его в комиссии, передан был на обсуждение последних. А как [30] разграничение в Средней Азии, уже вследствие новизны своей, не могло, как нам казалось, обойтись без затруднений, то, дабы не осложнять дела, мы признавали более практичным, чтобы коммиссары начали свои работы от Ходжа-Салеха, как пункта, относительно которого не могло возникнуть никаких недоразумений и пререканий, и чтобы к более трудным вопросам они перешли уже тогда, когда им удалось бы ближе ознакомиться с своею задачею и когда успели бы установиться между ними более прочные отношения.

Соображения эти, о которых министерство иностранных дел сочло нужным сообщить с полною откровенностью великобританскому послу, не могли однако изменить образа мыслей лондонского кабинета, который продолжал утверждать, что определение границы близ Ходжа-Салеха может быть отложено с тем меньшими неудобствами, что соглашение 1872-1873 гг. уже содержит по этому предмету указания, тогда как недавнее присоединение Мерва к владениям России вызвало в Афганистане большую тревогу, каковая может быть устранена лишь по установлении определенной границы на пространстве, заключающемся между реками Герирудом и Мургабом. Отсрочка разрешения этого существенного вопроса не преминула бы, по мнению лондонского кабинета, усугубить существующия затруднения (См. документ № 17).

Вслед за тем, в меморандуме от 25 июля (6 августа), английский посол сообщил министерству иностранных дел, что, хотя правительство его и полагало ранее сего, что афганская территория простирается до пункта, лежащего поблизости Серахса, но что ныне оно признает нежелательным пытаться заранее разрешить вопрос, подлежащий решению смешанной коммиссии. Что же касается последней, то, по мнению лондонского кабинета, ей предстоит, при определении границ Афганистана, руководствоваться “политическими отношениями племен”, населяющих пространство, подлежащее разграничению, и, признав все законные права Эмира афганского, не упускать из виду необходимости низвести до крайних пределов возможность будущих осложнений. Для достижения цели этой требовалось, как полагал названный кабинет, “не возлагать на Эмира обязательств, которые он не пожелал бы принять на себя, или которые он не был бы в состоянии выполнить”.

Нельзя было не согласиться с мнением лондонского кабинета о том, что наиболее надежное средство к устранению возможности будущих затруднений и осложнений действительно заключалось в скорейшем установлении определенной границы на пространстве между реками Герирудом и Мургабом где обстоятельства прежде всего должны были вынудить нас войти в непосредственное соприкосновение с пределами Афганистана. Но, с другой стороны, нельзя было также упустить из виду, что предложенная лондонским кабинетом в меморандуме от 25 июля программа действий смешанной коммиссии не отличалась ясностью; что, благодаря существующей в Средней Азии [32] запутанности отношений, она допускала весьма разнообразные толкования, и что поэтому она не только не способствовала устранению затруднений, но могла весьма легко усугубить их. А потому, допуская возможность начала разграничительных работ не от Аму-Дарьи, а от Герируда, Императорский кабинет счел своим долгом заранее высказать Английскому послу свой собственный взгляд на предстоящее разграничение. Взгляд этот, в главных чертах, был вполне сходен с тем, который послужил для нас основанием при переговорах в 1882 г. и верность которого подтверждалась результатами произведенных в последнее время русскими агентами исследований страны, простиравшейся между занятыми нами пунктами и пределами Афганистана.

Согласно имевшимся у нас сведениям, все пространство на юге от Мерва до окраин Афганистана занято было племенем туркмен - сарыков, которые еще недавно находились во враждебных отношениях к мервцам, но, со времени принятия последних в наше подданство, стали обнаруживать более мирные наклонности и выражали готовность признать над собою власть России. Приняв на себя упрочение порядка в степях, Императорское Правительство было бы лишено возможности довершить это трудное дело, если бы будущая демаркационная черта разделила сарыков на две части с подчинением одной из них Афганистану, и потому оно считало себя обязанным предложить, чтобы Эмир афганский отказался от всяких попыток к расширению своих владений на счет земель, обитаемых означенным племенем, и чтобы последнее было в полном его составе подчинено России. За племенем этим следовало при том обеспечить пользование всеми землями, необходимыми для предоставления ему в будущем возможности добывать средства к существованию мирным трудом, в чем встречалась безусловная потребность в виду того, что русское правительство заставило туркмен совершенно отказаться от их главного промысла — разбоев. Только при соблюдении этих условий могли бы быть предупреждены поводы к недоразумениям и осложнениям, которых опасался лондонский кабинет (См. документ № 19).

Наша программа встретила в свою очередь возражения со стороны лондонского кабинета, который, как сообщил сэр Э. Торнтон в ноте от 9 (21) августа, не считал себя в праве ни предрешать вопроса о границе, решение коего принадлежало комиссии, ни снабдить коммиссара своего инструкциями, в силу коих отчуждались бы, без согласия на то Эмира афганского, территории, на которые последний мог предъявить притязания. Предложив за сим коммиссару своему, генералу Лемсдену, руководствоваться инструкциями, сообразными с содержанием меморандума сэра Э. Торнтона от 25 июля (6 августа), великобританское правительство выразило надежду, что и Императорский кабинет не откажется снабдить своего коммиссара инструкциею в том же смысле (См. документ № 22). [34]

Обнаружившееся во взглядах обоих правительств разногласие не дозволяло конечно вполне рассчитывать на успешное выполнение коммисарами той части предстоявшей им задачи, которая заключалась в приискании соответствующей обоюдным интересам границы; но, так как вопрос о границе мог быть поставлен на вполне твердую почву лишь по получении обстоятельных данных относительно территории, подлежавшей разграничению, и пребывание коммисаров на месте открывало возможность удовлетворить потребности в таковых данных, то Императорский кабинет предпочел не откладывать долее своего окончательного согласия на командировку своего коммисара. Вследствие этого английскому послу было сообщено министерством иностранных дел, что, также как и великобританскому коммисару, русскому коммисару будет предписано позаботиться о приискании оснований разграничения, при помощи коих устранялись бы, на сколько возможно, поводы к будущим недоразумениям и осложнениям. Но, что касается самой сущности такового разграничения, то, согласно убеждению Императорского кабинета, основанному на беспристрастном изучении доставленных его агентами данных, таковая должна заключаться в установлении между областями влияния обеих держав такой демаркационной черты, которая соответствовала бы местным географическим и этнографическим условиям. Этим условиям вполне отвечал проект разграничения, изложенный в ноте министерства иностранных дел от 30-го июля, почему Императорский кабинет надеялся, что, по исследовании подлежащей разграничению территории, сам английский коммисар генерал Лемсден не оставит оценить выгоды означенного проекта (См. документа № 23).

Между тем возникли неожиданные обстоятельства, которые, помимо воли Императорского кабинета, заставили его несколько изменить взгляд на предстоявшую комиссии по разграничению задачу.

К северной границе Афганистана примыкает оазис Пендждэ, заключающийся между реками Мургабом и Кушкой и населенный туркменами племени Сарык. Население оазиса всегда пользовалось полною независимостью и только недостаток в Пендждэ пастбищ, а равно неприязненные отношения к сарыкам мервских туркмен вынуждали первых угонять часть своих стад в пограничные местности Афганистана, за что афганския власти взимали с них налог за пастьбу. В независимости Пендждэ имел, между прочим, случай лично убедиться посетивший местность эту, в марте 1884 года, русский инженер Лессар, не нашедший в ней следов афганского владычества.

Наши сношения с населяющими Пендждэ сарыками начались вслед за занятием Мерва. О сношениях этих великобританское правительство было своевременно предупреждено нами по поводу дошедших до него неосновательных слухов о намерении начальника Закаспийской области послать агентов в пограничные местности Афганистана, и предупреждение это не вызвало никаких [36] возражений со стороны означенного правительства, которое, однако, крайне ревниво относилось ко всему, что давало ему повод предполагать в русских властях, намерение вмешиваться в дела территорий, входивших в состав Афганистана (См. документы № 4 и 5).

Несмотря на это, вскоре после открытия переговоров о разграничении, в Асхабад стали доходить слухи о том, что в Герате делаются приготовления с целью занятия Пендждэ, и слухи эти не замедлили подтвердиться отзывами английской прессы, часть которой одобрительно отнеслась к приписывавшемуся Эмиру Абдуррахману намерению присоединить оазис к владениям Афганистана и обеспечить его за собою постройкою сильной крепости.

На обстоятельства эти министерство иностранных дел сочло тогда же нужным обратить внимание великобританского посла, причем оно выставило ему на вид, что, по смыслу соглашения 1872 — 1873 гг., которому предстоящее разграничение предназначено служить дополнением, границы Афганистана должны совпадать с пределами территорий, которыми фактически владел бывший Эмир Шир-Али-Хан, и что попытки настоящего владетеля Афганистана нарушить принцип этот могут тем менее быть оправдываемы, что залог безопасности его владений заключается не в расширении последних, а в дружественном соглашении между Россией и Англией, основанном на справедливой оценке обоюдных интересов (См. документ № 8). Изъявив затем, в ноте от 25 августа, согласие на командировку в Серахс русского коммиссара, статс-секретарь Гирс счел долгом вновь напомнить сэру Э. Торнтону о необходимости предупредить территориальные захваты афганских властей, вследствие которых разграничение не преминуло бы встретить серьезные препятствия (См. документ № 23).

Сообщения эти остались без ответа, а между тем послужившие поводом к ним слухи стали подтверждаться. Посетивший в июне месяце Пенждэ русский путешественник доктор Регель был на короткое время там задержан, по распоряжению начальника расположенного по близости афганского отряда, а вскоре после того получено было известие, что означенная местность занята была небольшим афганским гарнизоном.

Благодаря захвату этому, вопрос о будущей демаркационной черте предрешался в смысле, несогласном с основаниями соглашения 1872 — 1873 гг., а, так как население Пендждэ принадлежало к племени туркмен-сарыков, то вместе с тем нарушались и этнографическия условия, которые, по убеждению нашему, должны были служить единственным рациональным и прочным основанием разграничения. Обстоятельства эти обязывали Императорский кабинет позаботиться о принятии мер к предупреждению неблагоприятных последствий такого оборота дел, а для этого оказывалось необходимым прежде всего [38] определить нормальную зону разграничения, то есть то территориальное пространство, в пределах которого должна была заключаться будущая граничная черта, и затем войти с великобританским правительством в соглашение о том, чтобы за коммисарами была обеспечена возможность без всякого стеснения производить исследования на всем пространстве зоны, не переходя, однако, ее границ. Руководством при определении границ зоны должен был послужить принцип, принятый в основания при разграничении 1872 — 1873 годов, а потому включение в зону подлежали, как недавно занятый афганцами оазис Пендждэ, так и вообще территории, притязания афгаицев на которые не подкреплялись достаточно вескими доказательствами. К притязаниям этим мы считали себя в праве относиться с тем большею разборчивостью, что, как обнаружилось из опубликованных незадолго пред тем великобританским правительством оффициальных документов, сам Эмир Абдуррахман-Хан не имел ясного понятия о пределах своих владений.

С занятием Пендждэ афганцами, представлявшим первостепенное значение, совпали и некоторые другия обстоятельства, требовавшие дополнительных объяснений с лондонским кабинетом.

Благодаря хищничеству мервских туркмен, весь правый берег Герируда обращен был в безлюдную пустыню, и в этом положении он находился ко времени открытия переговоров между нами и великобританским правительством, почему, по мнению нашему, не могло встретиться никаких препятствий к свободному движению вдоль этого берега военного конвоя, назначенного сопровождать английского коммиссара. Но уже к июню положение это во многом изменилось. Вследствие полного успеха мер, принятых нами к упрочению в степях безопасности, поселившиеся в Мервском оазисе туркмены племени Салор — наиболее слабого из туркменских племен и потому постоянно подвергавшегося насилиям со стороны остальных — обратились к властям нашим с ходатайством о разрешении им переселиться на правый берег Герируда, у Старого Серахса, отличающийся плодородием почвы. Мирные наклонности Салоров как нельзя более благопрепятвовали образованию из них земледельческих поселений, и потому просимое ими разрешение было им даровано, причем, для поддержания порядка среди поселенцев, а также для предупреждения столкновений между ними и населением левого берега Герируда, отправлены были в Старый Серахс две казачьи сотни. Меры эти увенчались полным успехом. Число переселенцев стало быстро увеличиваться, благодаря тому, что к ним пожелала присоединиться вся масса Салоров, искавших сначала временного убежища в пределах Персии — в Зурабаде, и уже в конце августа в Старом Серахсе образовалось население, численность которого превышала две тысячи семейств или 10 т. душ. Появление среди этого еще первобытного населения иностранного военного отряда могло легко вызвать смятение и беспорядки, и потому требовалось, во что бы то ни стало, предупредить эту случайность. Наиболее удобным средством к тому казалась замена Нового Серахса каким-либо иным пунктом [40] для съезда обоюдных коммисаров, лежащим несколько южнее, в чем встречалась надобность и потому, что, согласно дошедшим до Императорского правительства слухам, численность назначенного в распоряжение великобританского коммисара военного конвоя была значительно увеличена сравнительно с первоначальными, сообщенными нам, предположениями и должна была превысить 1000 человек, считая в том числе сопровождавшую конвой вооруженную прислугу (camp-followers). Конвой в таком составе не соответствовал, как нам казалось, мирной миссии, предстоявшей комиссии; появление его должно было, по убеждению нашему, произвести на местные населения впечатление военной демонстрации, а это обстоятельство обязывало Императорское правительство позаботиться, с своей стороны, о том, чтобы поддержать свое собственное обаяние в глазах тех же населений.

Ко всему этому присоединилось и то, что назначенный русским коммисаром по разграничению генерал-майор Зеленой, вследствие болезни, мог лишь в половине сентября прибыть в С.-Петербург, где он должен был посвятить некоторое время изучению вопроса, прежде нежели отправиться в Тифлис и Асхабад для организации русского отдела коммиссии. Вследствие этого, для генерала Зеленого оказывалось невозможным прибыть в Серахс к 26-му октября, назначенному для съезда коммисаров, и, по рассчету, он мог быть там лишь тогда, когда, вследствие климатических условий, было бы невозможно приступить к работам по разграничению.

В виду вышеизложенных соображений Императорское министерство иностранных дел обратилось 19 сентября к великобританскому послу с меморандумом, в котором сообщило ему: 1) что русский коммисар по разграничению будет в состоянии встретиться с английским коммисаром не ранее 15 января 1885 г.; 2) что, вследствие образования на правом берегу Герируда новых салорских поселений, было бы желательно назначить съезд коммисаров не в Новом Серахсе, а в каком либо ином пункте, как например в Пули-Хатуне; 3) что следовало бы принять меры к сокращению состоящих при коммисарах военных конвоев до возможного минимума, и 4) что, по мнению Императорского правительства, коммисарам, в случае разногласий между ними, следует немедленно извещать о том свои правительства, а между тем продолжать работы. Главным предметом работ этих должны быть съемка и описание зоны разграничения, с тем, чтобы оба правительства могли располагать всеми сведениями, в которых может встретиться надобность при разрешении передаваемых на их обсуждение спорных вопросов (См. документ № 20).

Из ответного меморандума сэра Э. Торнтона от 30 сентября министерство иностранных дел осведомилось, что великобританское правительство не нашло возможным ни изменить сделанных уже им распоряжений относительно военного конвоя, который должен состоять из 200 ч. пехоты и 200 всадников, ни допустить изменения соглашения относительно места съезда коммисаров, и [42] что поэтому оно надеется, что русское правительство поручит своему коммисару прибыть своевременно в Серахс, дабы работы могли быть начаты до наступления зимы (См. документ № 28).

Искренно желая устранять, на сколько возможно, затруднения, Императорский кабинет не мог однако ни командировать коммисара своего, не дав ему времени приготовиться, ни оставить невыясненным пункт первостепенной важности, каковым ему казался вопрос об определении зоны разграничения.

Визит, сделанный коммисаром нашим великобританскому послу 1-го октября и при котором присутствовали начальник азиатского департамента, тайный советник Зиновьев, дал генерал-майору Зеленому возможность подробно изложить сэру Э. Торнтону причины, побуждавшие нас настаивать на предварительном выяснении этого вопроса (См. документ № 29); сущность представленных им послу доводов заключалась в следующем. Для успеха всякого разграничения требуется, чтобы предварительно были выяснены по крайней мере общия начала, которыми коммисарам обеих сторон предстоит руководствоваться при исполнении их обязанностей. Предшествовавшие переговоры между русским и Английским правительствами обнаружили невозможность предварительного установления общих начал относительно направления пограничной черты. Легко может случиться, что те же самые затруднения встречены будут и коммисарами, а для того, чтобы командировка их не осталась совершенно бесплодною, необходимо заранее условиться по крайней мере относительно пределов того пространства, которое будет подлежать их иследованиям и съемка и описание которого должны будут послужить материалом для дальнейших переговоров между обоими правительствами по предмету демаркационной черты. Будучи готовы согласиться на то, чтобы северная граница зоны проведена была несколько южнее занятых нами на Мургабе и Герируде крайних пунктов, Иолотана и Старого Серахса, мы считаем себя в праве надеяться, что, с своей стороны, великобританское правительство согласится на не менее беспристрастное определение южной границы зоны и что оно не откажет нам в ручательстве, что коммисар наш не встретит ни со стороны своего британского коллеги, ни, в особенности, со стороны афганских властей, препятствий к исследованию местностей, которые, как например Пендждэ, безусловно подлежат, по мнению нашему, включения в зону.

На все эти доводы сэр Э. Торнтон отвечал, что он не видит необходимости предварительного соглашения между кабинетами относительно пределов зоны; что русский коммисар может войти по вопросу этому в непосредственные переговоры с своим английским коллегой; что, в виду широких полномочий, данных генералу Лемсдену, можно вполне рассчитывать на возможность соглашения с ним по всем спорным вопросам, и что, притом, не [44] представляется достаточных оснований опасаться каких либо препятствий со стороны Эмира афганского.

Уверения великобританского посла, служившие притом как бы выражением его личного мнения, не могли заменить собою гарантий, которые дозволили бы Императорскому кабинету командировать коммисара своего на место с уверенностию, что он не очутится в ложном положении, и потому министерство иностранных дел сочло нужным вновь обратиться к сэру Э. Торнтону с просьбою сообщить ему о заключении лондонского кабинета по вопросу об определении пределов зоны разграничения (См. документ № 30).

Не желая при этом осложнять встретившихся затруднений, министерство сочло лучшим не настаивать на своих предшествовавших замечаниях, касавшихся численности английского конвоя и неудобств Серахса для съезда коммисаров, и ограничилось замечаниями, что Императорское правительство предоставляет себе снабдить своего коммисара конвоем равным численностью Английскому, и что, при этом, оно по прежнему не находит возможным согласиться на проход Английского конвоя по правому берегу Герируда, где расположены поселения салоров.

Ответ г. Торнтона был получен лишь 5 ноября и сущность его заключалась в следующем. Признавая пользу определения зоны, английское правительство полагает, что определение это должно быть предоставлено коммисарам, тем более, что приличие требует, чтобы, предварительно разрешению вопроса этого, генерал Лемсден посоветовался с афганским делегатом, назначенным состоять при нем Эмиром Абдуррахман - Ханом. Английское правительство не видит достаточных поводов опасаться со стороны Эмира препятствий к посещению коммиссиею тех местностей Афганистана, исследование коих признано будет, по взаимному соглашению между коммисарами, необходимым в видах выполнения возложенного на них поручения (См. документ № 38).

На сообщение это министерство иностранных дел отвечало следующими доводами. Русский коммисар не может принимать никакого участия в сношениях английского коммисара с афганскими властями, и потому необходимость предварительного совещания между генералом Лемсденом и афганским делегатом не должна, по мнению Императорского кабинета, служить препятствием к принятию сделанного им предложения относительно определения кабинетами пределов зоны разграничения. Предварительное определение зоны не предрешает вопроса о направлении пограничной черты, которая может быть установлена лишь по взаимному соглашению между коммисарами, или же между их правительствами, если бы коммисарам не удалось согласиться по этому предмету. Так как соглашение относительно зоны, имеющее целию определить круг деятельности коммиссии, должно очевидно предшествовать началу работы по разграничению, то само [46] собою разумеется, что оно должно состояться на основании уже имеющихся данных, вошедших в существующия карты, почему оба кабинета, для скорейщего разрешения этого существенного вопроса, могли бы без замедления приступить к обмену мыслей по оному. Неполнота и неточности этих карт не могут ни в каком случае служить препятствием к осуществлению предположения Императорского кабинета, так как нет никакой необходимости определять зону с математическою точностью, и совершенно достаточно обозначить ее в общих чертах. Всякий несогласный с вышеизложенным порядком производства разграничительных работ не преминет невыгодно повлиять на дальнейшие переговоры. В случае весьма возможного между коммисарами разногласия относительно пределов зоны, им придется передать вопрос на усмотрение своих правительств и, в ожидании решения, воздерживаться от работ, вследствие чего разграничение подвергнется отсрочке, которая может оказаться весьма продолжительною.