Испанский Араб ал-Бекри (1094) принадлежит к числу писателей уже известных этнографам древней Руси, особенно с тех пор, как 28 лет тому назад ориенталист Дефремри (Defremery) сообщил из 2-й части его главного труда, посвященного географии, несколько отрывков как в оригинале, так и в переводе на Французский язык. Г. Дефремри впрочем имел в своем распоряжении только копии с отрывков, извлеченных професором Дози из неполной рукописи испанского ориенталиста Гаянгоса. Из напечатанных в 1849 г. известий ал-Бекри о Печенегах, Хазарах, Буртасах, Мадьярах, Серирах и Болгарах камских и дунайских видно уже было, что ал-Бекри пользовался некоторыми чрезвычайно важными известиями; но источники этих известий в то время не могли быть разъяснены вполне. Мрак, окружавший эти источники, был несколько рассеян находкой, совершенною известным ориенталистом д-ром Pиe (Rieu) в рукописях Британского Музея, находкою, на которую этот ученый и обратил в 1868 г. внимание проф. Хвольсона; профессор же Хвольсон поспешил извлечь из рукописи сочинения Ибн-Дустэ или Ибн-Дустеха ¹ все, что относилось к древней Руси и эти отрывки [66] напечатать (в 1869 г.), снабдив их богатым по содержанию своему коментарием. Не мало статей, вошедших в состав сочинения ал-Бекри, нашлось у Ибн-Дустеха местами в дословном повторении. Отсюда, конечно, еще не следует, чтобы Бекри имел перед собою и списывал сочинение компилатора Ибн-Дустеха, который, по свидетельству Pиe, жил в Исфагани. Ибн-Дустех сам выписал свои известия о семи упомянутых нами народах из какого-то неизвестного нам источника. На этоть источник наталкиваемся мы еще и другим путем.

Вследствие примечания Эллиота в History of Jndia я обратил внимание свое на персидского географа, по имени Кардизи, (говорят, ученика Бируни) и убедил автора “Каспия” выписать из Оксфорда рукопись Кардизи, оказавшуюся, к сожалению, весьма неполною. Писавший по персидски Кардизи при описании многих из вышеупомянутых народностей делал выписки не из Ибн-Дустеха, но пользовался общим с ним источником, или же, что также могло быть, один из них делал извлечения из писателя, заимствовавшего свои сведения из какого-то нам неизвестного компилатора. Так как автор труда, дошедшего до нас с именем Ибн-Дустеха, ходил в 903 году на поклонение в Мекку, то автор источника, которым пользовались Ибн-Дустех и Кардизи, должен был жить либо в последнем десятилетии 9-го, либо в первых десятилетиях 10-го столетия. Кардизи сам сообщает, что известия свои о Тюрках заимствовал частью из сочинения Г'айхани (G'aihani), частью [67] из Tewaszu (?; не mewaszi ли?) el-dunja, частью же из книги Йбн-Хордадбеха и др. Географические карты саманидского визиря Г'айхани, вместе с коментарием своего составителя до нас не дошли. Но цитаты из этого коментария встречаются у писателей 10-го и последующих столетий довольно часто, им же значительно воспользовался и Ибн-Факих, географ первой половины 10-го столетия. Впрочем и его сочинение дошло до нас только в сокращении. Проф. Лот (Loth), в Лейпциге, трудящийся в настоящее время над издатем этого сокращения, утверждает, что именно мест встречаемых у Ибн-Дустеха (и Кардизи) о Русах и Славянах, в сокращении то и недостает. Тем не менее мы должны допустить, что какой-то писавший по арабски современник Олега и Игоря составил на основании довольно верных источников главу о Славянах и Руси, из которой позже и делались извлечения всякого рода, преимущественно Персо-Арабами.

Мы должны быть благодарны ал-Бекри за то, что он в отрывке 8-м, переведенном выше и сохранившемся в константинопольской рукописи, познакомил нас подробнее с источниками, которыми пользовался. Перлом его компиляции является отчет или записка Ибрагима Ибн-Якуба (Авраама Яковлевича) о славянском мире того времени.

В этой записке нельзя тотчас же не заметить, что она составлена лицем, которого воззрения на национальные и политическая отношения стоят гораздо выше взглядов магометан того времени на этот предмет. Мы едва ли ошибемся, если признаем в Ибрагиме Ибн-Якубе испанского еврея, жившего в то время, когда вообще евреи еще не подвергались варварскому преследованию, которое благодаря усилиям фанатического духовенства началось с крестовыми походами и столь существенно способствовало деморализации еврейской расы. Испанские Арабы в виду собственных своих интересов умели ценить еврейский элемент и понятно, что при подобных условиях испанские евреи проявили сильную и [68] производительную умственную деятельность, которая составила в средневековой истории еврейской культуры одну из самых блестящих эпох. Стоит только живо представить себе, что еврей, подобный Ибрагиму Ибн-Якубу, вырос и получил воспитание в Испании, чтобы убедиться в том, что он был гораздо способнее к беспристрастному наблюдению и изображению чуждых народностей, чем его в то время уже значительно оглупевшие под влиянием корана современники — Арабы. Нельзя не сожалеть, что Ибрагим, обладавший, без сомнения, обширными сведениями о славянском мире, оставил нам только краткий очерк о нем. Конечно, можно предполагать, что ал-Бекри, по своему обыкновению, не сохранил нам труд Ибрагима в полном виде. Может быть ал-Бекри даже исказил его вставками собственного изделия; тем не менее нам придется некоторые странные несообразности отнести на счет Ибрагима, труд которого дошел до нас, к сожалению, в одной только рукописи.

Каким образом удалось этому испанскому еврею собрать о западных Славянах сведения, по тому времени столь далеко не заурядные, и усвоить себе вообще такой правильный взгляд на историчесские отношения Руси к восточным Славянам? Судя по всем данным, Ибрагим много путешествовал. И хотя в Задунайской Болгарии он, по собственному признанию, никогда не был; но из того места, где он это утверждает, нельзя не вывести заключения, что он, по крайней мере, некоторую часть остальных славянских земель, краткое описание которых он нам оставил, посетил лично. Едва ли побуждала его к посещению этих стран одна только жажда знания; главная цель его путешествий была, конечно, торговая. Нельзя не заметить, что в описаниях отдельных земель он обращает особенное внимание на их произведения, на вывоз и на цены, а также и на торговые пути, пролегавшие между этими землями. Нет недостатка в положительных свидетельствах о том, что в то время между Германией, Францией и другими землями (см. между [68] изводительную умственную деятельность, которая составила в средневековой истории еврейской культуры одну из самых блестящих эпох. Стоит только живо представить себе, что еврей, подобный Ибрагиму Ибн-Якубу, вырос и получил воспитание в Испании, чтобы убедиться в том, что он был гораздо способнее к беспристрастному наблюдению и изображению чуждых народностей, чем его в то время уже значительно оглупевшие под влиянием корана современники — Арабы. Нельзя не сожалеть, что Ибрагим, обладавши, без сомнения, обширными сведениями о славянском мире, оставил нам только краткий очерк о нем. Конечно, можно предполагать, что ал-Бекри, по своему обыкновению, не сохранил нам труд Ибрагима в полном виде. Может быть ал-Бекри даже исказил его вставками собственного изделия; тем не менее нам придется некоторые странные несообразности отнести на счет Ибрагима, труд которого дошел до нас, к сожалению, в одной только рукописи.

Каким образом удалось этому испанскому еврею собрать о западных Славянах сведения, по тому времени столь далеко не заурядные, и усвоить себе вообще такой правильный взгляд на историчесские отношения Руси к восточным Славянам? Судя по всем данным, Ибрагим много путешествовал. И хотя в Задунайской Болгарии он, по собственному признанию, никогда не был; но из того места, где он это утверждает, нельзя не вывести заключения, что он, по крайней мере, некоторую часть остальных славянских земель, краткое описание которых он нам оставил, посетил лично. Едва ли побуждала его к посещению этих стран одна только жажда знания; главная цель его путешествий была, конечно, торговая. Нельзя не заметить, что в описаниях отдельных земель он обращает особенное внимание на их произведения, на вывоз и на цены, а также и на торговые пути, пролегавшие между этими землями. Нет недостатка в положительных свидетельствах о том, что в то время между Германией, Францией и другими землями (см. между [69] прочим письмо Хасдая) — с одной стороны, и Испанией — с другой — происходило весьма оживленное торговое движение, так как из этих земель кроме дорогого пушного товара, добывавшегося отчасти в России, везли в Испанию и в северную Африку рабов, большая часть которых была обыкновенно из балтийских Славян ².

Большая часть этой торговли была конечно в руках Евреев, которые и в то время уже славились знанием языков. Мы, конечно, не ошибемся, если и нашего Авраама Яковлевича сочтем за начальника каравана или даже каравановладельца, причем, по обычаю того времени, он мог править и посольские дела по поручению владетельных лиц. Откроются ли со временем новые сведения об этой личности — в настоящее время решить нельзя. Основываясь на упоминании об Ибрагиме одним позднейшим компилатором Sipahyzadeh (см. выше стр. 12), г. Гаркави еще в 1868 г. в Judische Zeitschrift fuеr Wissenschaft und Leben (стр. 238) Гейгера и в одном еврейском журнале обратился с запросом об Ибрагиме ко всем знатокам истории еврейской литературы; но ответа ни от кого не получилось. Также трудно надеяться, чтобы мы когда нибудь нашли у позднейших компилаторов такие извлечения, которые [70] были бы непосредственно заимствованы из труда Ибрагима. О том, что воспользовался его трудом Ibn-Said al-maghriby см. ниже стр. 86.

Для определения времени, в которое писал Ибрагим, служат нам прежде всего заимствованные им у своих предшественников сведения о Славянах. В заключении своего отчета упоминаеть он (или ал-Бекри?) о музыкальных инструментах Славян совершенно так, как до него упоминали о них Ибн-Дустех и Кардизи (см. стр. 55). В начале же своего отчета упоминает он про предате о древне-славянском государстве, объединенном под властью царя Macha (см. примеч. к), — очевидно заимствованное им в одном из сочинений Масуди (956). Предание это нам известно только из Золотых Лугов, которые писал Масуди в 336 г. (947—948) ³. Поэтому Ибрагим мог составить свой отчет никак не ранее 950 г. На основании же сообщаемых им самим сведений можно заключить с достаточной вероятностью, что отчет свой он составил только около 960 г. или даже несколько лет позже.

К сожалению, нельзя решить на-верно, вписал ли ал-Бекри в свое сочинение сведения, сообщаемые Ибрагимом, без всяких сокращений и вставок. Об Ибрагиме, как о составителе записки, вошедшей в состав сочинения ал-Бекри, упоминается один раз в начале описания славянских земель (стр. 46, 8), затем раз — по поводу предания об Амазонках (стр. 51, 21) и четыре раза в отделе о дунайских Болгарах (стр. 52, строк. 5, 15, 22 и 26). По всей вероятности, разделение известных ему Славян на 4 больших политических группы, именно — на Болгар (придунайских), на Чехов с городами Прагою и Краковом, Поляков под властью “царя Севера” Мешко, княжившего в Познани или в Гнезне, и на [71] Славян, под властью Накуна, под именем которого следует разуметь одного из выдающихся вождей (subregulus) полабских Славян (вероятно Оботритов в Мекленбурге) — принадлежит Ибрагиму. Кроме того упоминает он кратко об одном племени, жившем у Балтийского моря и воевавшем с Мешко, вероятно, о восточных Поморянах, см. стр. 75. О Сербах и Кроатах, которых только часть в то время пользовалась политическою самостоятельностью, он не упоминает под их собственными именами и, по всей вероятности, в их землях он не бывал. Также не был он и в России, хотя намеренно, по примеру Масуди и автора первоначального источника Ибн-Дустеха и Кардизи, он не считает Русь особою группой между Славянами. Был ли Ибрагим в отношении к Северовостоку Европы человеком знающим или нет, но во всяком случае человек с такими точными сведениями о народностях должен же был иметь какие-нибудь основания, чтобы сказать (стр. 46), что “племена Севера завладели некоторыми из них (Славян) и обитают по сие время между ними”, и далеe (стр. 54) утверждать, что из племен Севера Русы, Хазары и др. смешались со Славянами и приняли язык последних. Понятно, что он по отдаленности не мог иметь правильного взгляда на различие между отношениями Славян к Руси и Хазар. Но во всяком случае из сообщаемых им сведений ясно видно, что во время составления им географического описания, ословянение Руси делало большие успехи, хотя и не было еще вполне совершившимся фактом, вследствие постоянного притока из за моря новых масс Норманнов. Краткие сведения Ибрагима о главных группах Славянских племен следует отнести ко времени 3-го или 4-го поколения призванных Варего-Русов.

Вообще, княжеские имена, упоминаемые Ибрагимом, указывают на 6-е или седьмое десятилетие 10-го века. Дважды упоминает Ибрагим о своем пребывании при дворе Оттона, императора (или короля) Румов (см. стр. 91). Если он употребил этот титул в значении “imperator Romanorum”, то он мог [72] составить свое описание только после возложения на Оттона I (973) в 962 году римским папою императорской короны. Около 960 же года или не за долго до этого времени, принял власть над Поляками и язычник Мешко I (992 г.) в Гнезне или в Познани. Имя этого князя читается у Ибрагима Мшка; (см. стр. 95). Князь этот появляется в первый раз в истории в 962 году (обыкновенно принимают 963 г.), когда он был побежден войском Вендов под предводительством беглеца сакского, по имени Вихмана. Князь чешский (см, стр. 88) о котором упоминает Ибрагим, был, по всей вероятности, тесть Мешко, герцог Болеслав I жестокий (935 — 967). Современником этого последнего был Накун (см. стр. 101), который в 954 г. вместе с братом своим Стойгневом (955) является как предводитель (subregulus) одного (по всей вероятности) из оботритских племен во главе славянского союза, составившегося с целью отражения натиска Немцев. У Видукинда, там, где Стойгнев упоминается вместе с Накуном, Стойгнев стоит primo loco. Нельзя ли из этого вывести, что Ибрагим познакомился с этим славянским краем по смерти Стойгнева?

Ибрагим приводит также и имя болгарского князя, с послами которого он встретился в Мерзебурге (см. стр. 92). Мы, конечно, не ошибемся, если примем, что этим князем был Петр, сын Симеона Борисовича. В его время (927 — 968) Болгария пользовалась еще политическою независимостью, которая в 968 году ⁴ после вторжения Русских погибла; в 972 г. [73] император Цимисхий лишил совсем Бориса II Петровича царского достоинства и обратил первое христианское болгарское государство в византийскую провинцию. Все, что говорит Ибрагим о Болгарии и ее князьях, дает нам право предположить, что он во время составления своего мемуара не имел никакого известия о падении первого болгарского царства.

Выражения, в которых упоминает Ибрагим о Хазарах, могут также привести нас к хронологическим выводам. Ибрагим был современник Хасдая, который занимал при калифе кордовском Абдуррахмане III высокую государственную должность и который, в качестве ревностного израильтянина, написал около 960 г. письмо к хазарскому кагану Иосифу с целью получить от него более точные извест о его царстве. Если Ибрагим и не был лично знаком с Хасдаем, то все же должно предположить, что он и о хазарском царстве, и об исповедывавших Иудейскую религию кагане с его приближенными знал, благодаря путешествующим купцам из евреев, о которых говорится в письме Хасдая, и знал гораздо более того, что говорит в своем мемуаре о Хазарах по поводу Славян. Когда хазарский каган писал ответ на письмо Хасдая, царство его было еще могущественно и внушало страх соседям; но и в то время каган уже достаточно ясно высказал, какого опасного врага имеет он в своих соседях Русах. Спустя один или два года (т. е. 965 г.) Святослав нанес такое сильное поражение кагану хазарскому, что его царство в 969 году, подобно царству придунайских Болгар, рушилось и более уже не возникало, что случилось впоследствии и с ханатом Белых Болгар. Предполагали, что главный город [74] Хазар, Итиль, был взят приступом варего-русской вольницей в то время, как Святослав с главными силами своего войска находился в Болгарии. Во всяком случай изветие о несчастии, постигшем хазарский Израиль, должно было распространиться среди Иудейства. Между тем Ибрагим ничего о нем не знает, так как, по его мнению, Хазары до сего времени (см. стр. 46, 10 и 54, 8) господствуют в землях Славян, чего после, 965 года никоим образом нельзя было сказать.

Из всего сказанного выше мы должны заключать, что Ибрагим писал свой мемуар около 965 г., если только допустить, что он действительно титулует Оттона I, как римского императора, согласно мнению ориенталистов. Если бы он употребил выражение malik al-Rum в другом значении, то мы должны бы были принять, что мемуар его составлен около 960 г. Едва ли могло пройти много лет между последним путешествием Ибрагима в Мерзебург и между составлением им описания своего путешествия. Барон В. Р. Розен (стр. 12) уже выяснил, что пограничная крепость Мерзебург, около которой жили Славяне, была для Ибрагима чем-то в роде главной квартиры. Надо помнить, что еще в XII ст. из этой местности, где лежит и Галле со своими знаменитыми соляными источниками, направлялись в Померанию и путешествующие миссионеры и торговые люди отчасти сухим путем, отчасти на кораблях по Эльбе. Подобное же, недостаточно еще оцененное значение имел и г. Регенсбург для торговли со славянскими землями, лежавшими по Дунаю, а также для торговли с Чехией, Моравией, Краковом, и даже с Киевом. При этом купцы евреи имели большое значение. Отношения монастыря св. Эммерама, около Регенсбурга, к чешским Славянам известны и, конечно, нельзя объяснять одною случайностью, что именно в этом монастыре появился в конце IX или в начали X столетия письменный памятник о славянских племенах (Geographus bavarus). Мы видим, что западно-европейские народы зорко следили за славянским миром и старались его изучать.

Комментарии

1. Как кажется, иранистами далеко еще недостаточно сознана великая потребность в иранском именослове (Onomasticon iranicum), для которого различные источники древности и средних веков представляют богатый материал; вследствиe этого они затрудняются весьма часто, как им приходится средне-персидские формы свести на древне-иранские основные формы. Посему нам нечего и удивляться, что до сих пор неизвестно с точностью имя изданного г. Хвольсоном Персо-Араба. Два ориенталиста, основательно знакомых со средне-персидским языком и средне-персидской литературой, заметили тотчас же, что в неслыханном до 1869 г. имени Dosteh или Dusteh скрывается ошибка, и советовали г. Хвольсону изменить его в “Ибн-Даста”. проф. де Гуе (de Goeje), как кажется, открыл, в чем состояла ошибка. Он предполагает, что по ошибке арабов-писцов, легко смешивающих буквы Даль и Реш, Ibn-Dosteh произошло от изувечения имени Ibn-Rosteh. Исфаганцев по имени Ibn-Rosteh знает он уже около девяти, тогда как Форма Ibn-Dosteh никоим образом доказана быть не может.

Мы предоставляем ориенталистам окончательное решение этого вопроса и остаемся при правописании переписчика лондонской рукописи; заметим лишь, что арабская буква Вав обозначала как у так и о несемитических языков, и потому часто какое нибудь неарабское имя становится неузнаваемым только благодаря машинальной транскрипции ориенталистами буквы Вав чрез у.

2. Об этом торге, а также и о влиятельном положении среди Арабов некоторых потомков этих Славян, мы имеем две монографии, из которых одна принадлежит перу покойного Шайнохи: Slowianie w Andaluzyi (в первый раз напечатано в Pismo zbiorowe, wydane przez Jozafata Ohryzko. Tom. I. Petersb. 1869), а другая появившаяся в то же время принадлежит В. И. Ламанскому: О Славянах в Малой Азии, в Африке и в Испании. СПБ. 1859 (помещ. в Ученых Записках Акад. Наук по II Отд. Книга V) основанная на более подробном знании доступных в то время источников. О торговле Вердена (Verdun) с Испанией см. Jahrbuеcher der deutschen Geschichte. Kaiser Otto der Grosse. Von R. Koеpke — E. Dummler. Leipz. 1876, стр. 279. Известно, что в Вердёне существовала "une fabrique d'eunugues". По свидетельству профессора de Goeje, об этом предмете имеются замечательные извъстия в изданном им географическом сочинении al-Mokaddasi. — Об одном Испанце, сообщившем около 953 г. Гандерсхеймской монахине Хросвите (Hrosuit) сведения о св. Пелагии, см. Rud. Koеpke, Ottonische Studien (Berlin 1869) II, p. 77 и 86; сравни выше стр. 14 и ниже срт. 93.

3. Kitab al-tanbih (Indicateur et Mouiteur пo de Sacy), цитуемое ал-Бекри, говорить отчасти о тех же предметах, что и Золотые Луга. Составление Китаба совпадает, по всей вероятности, с последними годами жизни Масуди.

4. За точность 968 г. ручаться нельзя. Хронология войны Святослава с Болгарами и Греками перепутана в Повести временных лет; но нет сомнения, что уже и во времена Святослава некоторые события заносились в летопись в самом Киеве, так как позднейший Летописец перепутал бы хронологию еще больше: некоторые из событий в летописи записаны раньше только годом. Не произошло ли это от того, что составитель дошедшего до нас Свода сократил древние летописные известия и чрез вставки преданий нарушил хронологический порядок Летописи? До сих пор только хронологию войны Святослава с Цимисхием (970—972 г.) можно считать проверенною. См. “О годе смерти Святослава. Хронологические разыскания Н. Ламбина А. Куника и В. Василевского” (Зап. Акад. Наук Т. 26. 1876). Трудно согласовать разрушение главных городов Хазар и Волжских Болгар (в 969 г.) с предприятием Святослава против Дунайских Болгар, совпадающим с этими событиями. См. об этом в конце Разыскания об Арабе Якуби (Ахмед ал-Катиб).

Текст воспроизведен по изданию: Известия ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. Часть 1 // Записки Императорской Академии Наук. Том 32. Приложение № 2. Спб. 1879

© текст - Куник А.; Розен В. 1879
© сетевая версия - Тhietmar. 2005
© OCR - Сошников С. 2005
© дизайн - Войтехович А. 2001