Библиотека сайта  XIII век

ПИСЬМА ПОЛЬСКИХ ПОСЛОВ

№ 1

Из письма его милости пана старосты Оршанского.

Рассказ купцов, которые выехали из Смоленска в Оршу января в 22 день. Ржепницкий, купец виленский, а другой — Григорий Соломонович из Минска.

Сначала рассказали о том, что несколько раз были сражения у Северян с Москвой и заняли Северяне город Вязьму и другой, что называется Царево, третий — Можайск. Потом битва была под самой Москвой, городом столичным, и отступив от Москвы к Калуге, там лагерем стоят Северяне и рассказывают, что вместе с Северянами воюют князья Мстиславский и Масальский, двое Нагих, Афанасий с сыном, который был послом у ВКМ ¹, и тоже некий Долгорукий. Пан воевода сандомирский со своей дочерью и паном старостой саноцким — в Нижнем Новгороде. Князь Вишневецкий и паны Стадницкие — в Ярославле. Паны послы ВКМ в Москве. Орда татарская послушна князю великому московскому и иных много замков. И то рассказывают те купцы, что в Смоленске людей очень мало, совсем не столько, как перед этим в замке было людей, по той причине, что их высылали из Смоленска против Северян несколько (раз) и каждый раз их побивали: и говорят, что теперь только полтораста стрельцов в замке, и то говорят, что старые и древние, которые едва ходить могут и (поэтому) против Северян идти не могли. И много важных купцов смоленских в разговорах с купцами ВКМ удивляются, что ВКМ и Речь Посполитая забросили отчину свою Смоленск, видя удобную пору и время для ее возвращения, что бы могло произойти без больших расходов и волнения войска. И так говорят, [165] что как скоро бы хоть самое малое войско пришло, тогда бы здесь все, как Смоленск, так и окрестности смоленские, ВКМ подчинились, ибо этого Шуйского иметь своим государем не хотят, говоря, что изменой сел на государстве, за что нас всех Бог карает разными казнями.

№ 2

Его ясновельможная милость пан Канцлер!

Не изволь Ваша милость, мой милостивый пан, на меня, слугу своего, обижаться, что особого писания до Вашей милости писать не мог, должно было так быть в такое время. То однако вкратце сообщаю, что донские казаки, выдав какого-то Петра за сына царя Федора, а в этом столько же правдоподобия, сколько (и в том, что говорилось) о покойном, которого убили, (заняли) замки и города, добровольно переданные им чернью, и с этого времени, собираясь во все большем числе в подчинившихся им замках, часто наносили поражения войску теперешнего (государя). О чем услышав, и в других замках простые люди взбунтовались, государя теперешнего Шуйского не слушают. И уже та сторона, овладев всеми замками от Се-веры по самую столицу московскую, пришла под Москву 22 ноября, расположилась в нескольких верстах от Москвы, делая к городу частые вылазки. Москва, нам не доверяя, хотели у нас коней и оружие отобрать, но мы им этого не позволили, будучи готовы и жизнью своей пожертвовать. Вожди в том войске — некий Болотников, другой — Зубцов, третий — Пашков, а четвертый — Кохановский, который перешел сюда при Борисе; из них Пашков, соблазненный дарами, перешел на эту сторону, после чего те, потеряв веру (в успех), ушли на конях 13 ноября (так!) в Тулу и Калугу, замки московские в 30 милях от Москвы. Теперь там с обеих сторон великое кровопролитие учинили, (нанесли друг другу) потери, и едва ли не на [166] голову выбили, и так одна сторона не имеет превосходства над другой. Москва так говорит: если не хочет король польский нас разнять, татарин всем завладеет, находимся мы в большой опасности, и трудно знать, что дальше сделает с нами Господь Бог. Между государем и боярами в городе большое несогласие, до того дошло, что не только другие, но и родные братья недовольны, что он находится на этом государстве, а тиранство при нем больше, чем было при Борисе.

Присылайте, Ваша милость, днем и ночью гонца к нам, а дальше, взявши в помощь Господа Бога, нужно о себе позаботиться. Государь теперешний стоять будет лишь так долго, как люди захотят при нем быть. Много их есть расположенных к королю его милости, пану нашему, желают иметь его своим государем, однако при милости Божьей нужен еще промысел и старание. Летом выслали было отсюда человека на Велиж. Либо его ограбили, либо откуда-то иначе сведения пришли, (но) выговаривали (нам за это) в глаза и стиснули нас такой стражей, как и в давние времена ни с какими послами не поступали. Не имея уже возможности никаким способом послужить доставкой сведений королю его милости и отечеству, пишу, пользуясь теперешним случаем. Ваша милость, мой милостивый пан, изволь меня королю его милости рекомендовать, а жене моей дать знать о моем здоровье. И прошу, чтобы через гонца и особо письмом из Орши в Смоленск о нас сурово писали, выпустят ли нас, послов, ибо уже и им тоже тяжело с нами при их домашних недостатках. Астрахань восстала против теперешнего государя.

№ 3

Наияснейший милостивый король, пан мой милостивый !

Через лазутчика его милости пана Глебовича выслал я [167] отсюда из Москвы 4 марта к ВКМ письмо, которое через руки его милости кардинала до рук ВКМ должно было дойти, а в нем на всякий случай многое шифром писал, который его милость знает. Имею надежду на Господа Бога, что это писание дошло до рук ВКМ, ибо после того как этот лазутчик ушел, не слыхать было о нем, чтобы его где перехватили или задержали. Я дал (в нем) ВКМ достаточные сведения о состоянии дел в этом государстве. Чего я не повторяя, теперь сообщаю ВКМ, что эта гражданская война, которая началась у них в прошлом году, и до этого времени со всей силой идет и продолжается с великим кровопролитием, убытком и опустошением того государства. В прошлом году всю зиму не пребывали в бездействии, и этот государь Шуйский совершал частые походы с немалым войском. И больше всего его войско находилось под замком Калуга, который он приказал добывать большими силами; но так хорошо и сильно та сторона этот замок защищала, что эти ничего им сделать не могли. Даже однажды, именно 8 апреля, сделав искусно вылазку из замка, напали на обоз и всех разгромили, нанеся большие потери его людям, которых там разом легло более 10 тысяч, отняли обоз, в котором взяли 160 пушек, очень много пороха, пуль, продовольствия, что уже с поля ушло все его войско, немалая часть разбитых вернулась в Москву. И так та сторона усилилась, что снова Шуйский должен был найти силы, чтобы собрать большое войско, и так как не мог иначе дать им отпор, выступил сам и выехал из Москвы 1 июня, а на его выезд смотрели мы из двора, на котором стоим.

Правда, с невеликим сопровождением двинулся с места и очень не радостный ехал он на эту войну, но должен был, так как заставили его те, кто за него стоят, непременно желая от него того, чтобы сам выступил, [ибо] иначе не хотели сами без него поддерживать эту войну и [168] дать отпор противной стороне. И так, рад не рад, с великим плачем выехал, боясь какой-нибудь измены за время своего отсутствия, как и до нас о том вести доходили, что некоторые должны были замышлять на его жизнь и здоровье, и, право, каждый день высматривали мы и ожидали каких-либо перемен с его особой, чего еще до этого времени не случилось. Все же много их есть, что не желают ему долгого правления над собой и вовсе не хотят, чтобы он остался на этом государстве.

А во время отъезда его мы видели, как через Москву и из Москвы очень много людей выехало на войну; полагаем, что и другая сторона также [много] (людей) снаряжает. И утверждают, что с ним [все его] войско. Так как двинул всю эту окраину, особенно от Пскова, от Великих Лук, от Смоленска, Белой — которая окраина находится близ государства ВКМ, — и кажется очень сильным благодаря большому размеру войска; но люди у него ничтожные, и к воинскому делу не способные, больше всего крестьян, которых из деревень и местечек поголовно приказал выгнать (на войну). Пехоты много, а конница очень слаба, и так нельзя быть уверенным в его могуществе, так как людей его та сторона очень часто громит и бьет, принеся им большой вред, так что он потерял больше 100 тысяч своих людей, о чем с уверенностью пишу и сообщаю ВКМ. И мало в войске его значительных людей, так как за время посылок в течение года выбили почти всех. И сами признают, что мало у них людей способных вести бой. Гетманов хороших не имеет, главному его гетману, Михаилу Федоровичу Скопину Шуйскому, не более 22 лет. К тому же тиранством своим много людей истребил и теперь приказывает убивать.

После этого выступления дойдя до того замка, что называют город Алексеев, в нем сколько было людей, [всех] перебить приказал, не щадя женщин и детей. Сам пошел [169] под Серпухов, [что] в 18 милях от Москвы. Этот Серпухов был перед этим в руках тех, но они сами оставили его еще зимой, ибо не было где сесть в осаду. Там он ждал, пока подошло все его войско. Потом приказал войску своему переправляться через реку Оку, которая находится там под Серпуховым. На переправе та сторона (очень) много людей его побила, но все же он находится за Окой сам и с войском. И пошел дальше под Тулу, где находится замок, как говорят, каменный и пригодный к обороне, и посад немалых размеров. Там в этой Туле на замке и в посаде стоит то войско, также в 18 милях от Серпухова. И когда уже туда подходил со своим войском и в миле или несколько дальше начал ставить свой лагерь, та сторона своими вылазками не дала ему поставить лагерь и много людей у него также побили в это время, так что он с войском своим снова должен был отступать. Те там окружили Тулу и посад мощным окопом, имея в этом замке и в окопе самих орудий 260, пороха, пуль и продовольствия в достатке, и оттуда очень много вредят людям его стрельбой и частыми вылазками, так что никогда не слышно было до этого времени, чтобы его люди у тех что-либо урвать смогли, а те этих очень часто громят.

Снова попытался Шуйский осадить тех в Туле и наступил своей силой под Тулу, где начал ставить свой лагерь, в чем та сторона ему не препятствовала, готовя при этом какой-то подвох, и когда уже поставил лагерь и попытался [насыпать] шанцы, только тогда та сторона давала им сильный отпор и их также часто громила. Государь послал оттуда в Москву, чтобы ему прислали больше пушек, и этих брат его [Шуйский] выслал 50 в это время, то есть 20 июня, но не довезли этих пушек до его лагеря, так как теперь здесь очень плохая дорога из-за очень сильных и постоянных дождей, так что два самых больших орудия на переправе через одну реку утонули. [170]

А между тем пришла весть сюда в Москву 29 июня, что те ударили на его лагерь с хитростью таким способом. Есть там под Тулой река, которая зовется Упа, на которой Шуйский поставил свой лагерь. И те, приготовив себе столько плотов, сколько им потребовалось, спустились по ней с более чем 10 тыс. человек, имея при себе ружья, и, миновав обоз и так обойдя стражу, вышли на берег перед рассветом, и, выйдя к лагерю с противоположной стороны, закричали и ударили на лагерь, в котором [очень] много людей его побили, особенно тех, что не смогли сесть на коней. И даже сам Шуйский бежал из лагеря, едва не попав им в руки, и другие разбежались. И те, забрав в лагере много шатров и другого имущества и пушек 20, снова отступили в свой окоп. А остаток лагеря Шуйский снял и сам с остатком войска отступил назад к Серпухову, и уже понемногу видно, что возвращаются с войны, как после поражения. И много трупов знатных людей, как обычно, сюда в Москву приносят, и большую это вызвало здесь у людей тревогу. Однако сколь скоро и как эта его экспедиция и осада этой Тулы закончится, трудно еще знать и судить, так как уже много раз склонялся Шуйский как бы к упадку, каждый раз усиливался, а теперь не знаю, сможет ли снова усилиться. Ведь теперь кажется он более слабым, чем ранее.

О силе той стороны слышно, что войско у нее гораздо меньше и как бы горстка людей по сравнению с его войском, но людей военных, искусных, знающих военное дело. Северяне тоже там и то крестьянство, как слышно, сильно при той стороне стоит. Говорят, что и немало людей из государств ВКМ должно быть в том войске, не только украинцев казаков, но и о некоторых благородных людях рассказывают, что должны быть там, что вызвало у нас большое удивление, зачем бы люди из государств ВКМ связались бы с людьми того народа. Гетманами в [171] том войске: 1) князь Масальский, тот, которого покойный Дмитрий назначил послом к ВКМ; 2) некий Болотников; 3) Кохановский, тот, который будучи здесь в Москве с его милостью паном канцлером, перешел к Борису; 4) Зубцов-все эти добрую славу имеют, что хорошо и искусно в военных делах действуют; там есть и другие: князь Телятевский, кн.Шаховской, кн.Долгорукий, кн. Масальский младший и много других благородных людей шляхты.

А кто бы был действительно главой этого войска и хотел быть царем, об этом трудно нам ВКМ [что либо достоверное] написать, ибо разные об этом ходят рассказы и вымыслы. Сначала одни рассказывают, что там должны быть только Северяне, которые, недовольные правлением государя (как я ранее ВКМ писал, что убивши Дмитрия, быстро сам себя после него избрал), не хотят его на этом государстве иметь [и терпеть] и твердят, что из-за этого войну между собой ведут. Но не кажется, что это так, ибо, насколько видеть и знать можно, лучшие люди бояре думные и лучшая шляхта находятся при Шуйском. Поэтому вряд ли могла бы одна Северская земля противиться согласию других, которые его признают и иметь хотят своим государем.

Другие говорят, что это — Петр Федоров сын, который, якобы, там должен быть и которого та сторона ведет и государем иметь хочет, и что тот достоверно находится в том войске, ибо часто в главных стычках бывает и появляется и пленные о нем рассказывают. Но и в это поверить трудно и предположить, ибо этот человек с трудом мог бы собрать столь большое войско, о каком, сами говорят, так как он у всех в подозрении, и не признают, чтобы был бы когда сын у Федора.

И то рассказывают, что от многих (можно) слышать и не перестают рассказывать между людьми, якобы это должен быть тот же Дмитрий, которого они не убили, но (от [172] них) ушел, и многими доводами подкрепляют эти рассказы, [что тот это бесспорно, а не другой. Рассказывают, как (он) ушел, как другого вместо него убили. И то в их рассказе считать надо главным], что так говорят, что если бы кто другой был, а не Дмитрий, то и государь и вся земля легче бы могли прийти к соглашению и согласию с этим Петром или кем-либо другим, выделив ему какую-то часть государства и обогатив казной; и так бы был мир и кровь наша больше не разливалась, но так как там Дмитрий, то с этим трудно договориться, ибо этот хочет всего своего царства, как истинный потомок и наследник.

Таковы некоторых о Дмитрии рассуждения, но когда дальше расспрашиваешь, то уж (больно) много разных слухов и рассказов. Спрашиваем, видел ли кто его после этого погрома, и много тех, что говорят, что его не видели, но только те на его имя приказывают присягать и больше против него не воевать, обещая быть ему покорными и признавая (своим) государем, и это от тех эти сведения, которых та сторона, схватив, не убивая, свободно отпускает. Есть и другие с той стороны — когда эта сторона схватит и спрашивает [их], кто бы там был главой в том войске, то, когда о Дмитрии рассказывают и твердят, каждого такого приказывает Шуйский губить разными муками; и все же, идя на смерть, многие из них говорят, что (он) несомненно жив и такие слова в последнее мгновение повторяют: «Дай Господи здоров был царь Дмитрий Иванович всея Руси». Когда же войска с обеих сторон сходятся для сражения, обычно спрашивают друг друга: «за кого стоишь». И говорят (эти), что за Василия Ивановича государя всея Руси, своего государя, а те им на то говорят, что это не государь, а вор, изменник, мы стоим за истинного государя нашего Дмитрия Ивановича всея Руси. И то было между ними много раз, что сторона Шуйского домогалась у тех, чтобы им этого Дмитрия [173] показали, а они, если бы тот (самый) был, хотят ему челом ударить, как государю своему. И не могла этого эта сторона [до сего времени] от них получить, только твердят, что жив, говоря, насмотритесь на него досыта, уже не долго. И есть тут чему удивляться, что этот государь Шуйский со своей партией расспрашивают об этом Дмитрии, а они бы лучше всего должны знать, убит (он) или нет. И так спрашивая, как бы сами сомневаются, тот или другой убит. Когда же мы велим спрашивать о том, почему не появится, если жив, ведь все к нему обращаются и хотят, чтобы он снова был их государем, то такую причину называют, что он — еще в Путивле, ждет другого войска, которое откуда-то еще якобы собрать должен; а другую — что боится измены и от своих и скрывается, желая сначала посмотреть, на чью сторону склонится фортуна, и если бы на его (сторону), тогда и хотел бы появиться, а если же на сторону Шуйского, тогда хотел бы еще утаиться до поры, ожидая удобного времени и (иного) счастья. Другие рассказывают, что находится здесь в государстве ВКМ при пани воеводине Сандомирской, а иные рассказывают, что якобы должен быть в руках ВКМ и его ваша королевская милость в Мальборк в заключение отослал.

Дальше и то за достоверное рассказывают, что должен был с Вашей королевской милостью и Речью Посполитой какие-то договоры совершить, а именно относительно Северской земли, чтобы он теперь ее отдал в руки короля и Речи Посполитой, обещая затем [отдать] Смоленск и другие волости и замки, которые давно от государства ВКМ отошли. И знать эти Северяне говорят, что уж Северская земля — короля литовского, как бы ВКМ сообщая, что они подданные ВКМ. Но что же мне о том деле больше ВКМ писать, ведь о нем, если это так, ВКМ и Речь Посполитая лучше должны знать, а я лишь слегка касаюсь того, что там слыхать. Так как быть не может, [174] чтобы ВКМ с Речью Посполитой не знал достаточно о том, что за воину, как и с кем ведут, потому что и они тоже знают обо всем, что делается в государствах ВКМ, знать, туда часто шпионов своих высылают и купцы их с товарами выезжают, как и в настоящее время слыхать, что сам этот государь выслал из Москвы [людей] даже до Ловича на ярмарку и до других углов государств ВКМ, чтобы узнать надежно, что в государствах ВКМ делается.

Сначала в прошлом году — пришел на них великий страх и тревога, ожидали войны от короля и Речи Посполитой, и, понимая, что ее заслужили, очень боялись. Теперь отошли от этого страха, узнав о каких-то беспорядках в отчизне нашей и государствах ВКМ, которые якобы и до сего времени продолжаются, заявляя, что [там] такая же гражданская война, как у них, с великим кровопролитием, о чем нам думные бояре сообщили через наших приставов. И недавно князь Дмитрий Шуйский, брат государя, снова нам об этом сказал такими словами, что у вас в Польше и в Литве рокош и большие беспорядки из-за особы ВКМ с немалым кровопролитием. И даже о сенаторах, которые в этом предводительствовали, нам рассказывали и (их) называли. О чем, услышав, испытываем мы большую жалость и огорчение, что в нашем милом отечестве происходит то, о чем до нас доходят (сведения). Ведь должно быть что-то подобное, если не так до крайности плохо, то все же что-то [не] доброе.

Зная и учитывая, что уж этот государь всех людей из Смоленска, Белой и других замков пограничных согнал в свое войско, нет никакой стражи на всей границе с государствами ВКМ, а сначала была большая стража и замки, полные людей, и заставы, как они это зовут, а теперь их свел, (думаем, что) удобное время [теперь], [чтобы наступить] на этих неприятелей ВКМ и Речи Посполитой, не только свое отобрать, что отошло от государств ВКМ [175] из-за предательских хитростей, но и всем государством овладеть. Удивительно до чего (это теперь) легко и удобно, а будет упущено это время и этот случай, вряд ли другой такой попадется когда-либо Речи Посполитой ...² А если бы ВКМ не захотел использовать этот случай и станы Короны к этому привести, сделаешь и причинишь себе [этим] зло в будущем, ибо от этого народа, которая бы сторона ни победила, как только он успокоит свои дела (а особенно, если победит сторона Шуйского), несомненно, ВКМ и Речь Посполитая, ничего себе доброго и спокойного обещать не можешь. Теперь, если бы их не затронула гражданская война, на том стоял Шуйский, что сразу по убийстве этого Дмитрия из нескольких мест хотел послать войска в государства ВКМ, под тем предлогом и говоря (что мы там от многих благородных людей слышали), что, если польскому королю сошло и вольно ему было назвать подлого человека Дмитрием, сыном Ивана Васильевича, и вести его людьми своими несмотря на [мирные] договоры на государство Московское, то почему (говорит Шуйский) мне не может быть вольно вести на королевство и ВКМ сына короля Стефана, хотя бы такого и не было, вымышленного, и столько зла сделать Короне и ВКМ, сколько стало государству Московскому от короля с помощью Дмитрия.

Обрати внимание, король и Речь Посполитая, на высказывания и замыслы этого человека. Если будет на его стороне удача и счастье, не захотел бы он попытаться [сделать] что-нибудь такое, что бы вызвало смуты в Речи Посполитой и привело бы к какому-нибудь ущербу. Теперь бы все это предотвратить, так как когда это время пройдет, будет [поздно]. Сама Москва (о чем ВКМ пишу) не только из людей подлых, но и из очень видных, говорит [176] часто людям нашим: Ваш король и Речь Посполитая теперь спят, хорошо бы им очнуться и посмотреть на то, что у нас делается, скоро могли бы мы быть под одним королем, государем вашим. По вкусу им вольность наша, и очень надоела неволя, как была при Борисе и теперь при Шуйском. Много раз приходили сюда в Москву вести, что люди ВКМ под Смоленском, которым он якобы сдался вместе с другими пограничными замками, что очень приятно было слышать. Сами многие москвичи напрягали уши, [чтобы узнать], действительно ли так было, желая идти к ВКМ, чтобы принять подданство ВКМ и РП, ибо очень желают быть под властью и управлением ВКМ ...³

В это время, а именно 4 августа, узнали мы, что действительно от ВКМ к государю Московскому идут два посланника, и называют пана Витковского с паном Соколинским, о которых говорят, что они уже должны находиться в Орше. От самих бояр еще известия (об этом) не имеем, один только из приставов сказал доверительно, что несомненно должны идти. Дай Боже, чтобы их приезд был счастливым, чтобы нас освободили, так как думаем, что это поручено им ВКМ. Но с другой стороны, боимся их приезда, чтобы этот злой и хитрый народ не захотел найти себе (какой-либо) выгоды от этого послания и посольства ВКМ, чем бы нас смутить или, избави Боже, и дальше задержать хотели. Отдавая все это на волю Божью, будем ожидать с радостью их приезда.

Покорно службы свои с верным подданством своим на милость ВКМ, пана моего милостливого, отдаю.

Дан в столичном городе Москве 8 августа 1607 г.

Миколай Олесницкий

Комментарии

1 Здесь и далее принятая в то время сокращенная передача словосочетания «Ваша королевская милость».

2 Далее следует рассуждение о том, как следует править королю, чтобы избегать смут в Речи Посполитой.

3 Далее следует рассказ о попытках послов добиться их отъезда из Москвы.

(пер. Б. Н. Флори)
Текст воспроизведен по изданию: Три письма о событиях Смуты // Архивы русской истории. №3, 1993.