126. “Военный журнал отряда, действующего на левом фланге Кавказской линии с 25 июня по 5 июля”.

5 июля 1839 г.

25, 26 и 27 июля блокирующие войска продолжают осадные работы. Осмотрев в подробности сложную и необыкновенно затруднительную местность вокруг Ахульго, я убедился в необходимости приступить сначала к занятию отдельной башни, лежащей на высоком и крутом утесе с южной стороны замка. В горах она известна под именем Сурхаевой башни, и получила это название от строителя оной, Сурхая, одного из главных приверженцев Шамиля, который славится между горцами своею храбростью. Эта башня по своему положению растягивала нашу блокадную линию более нежели на 4 версты, и заставляла употреблять в боевой линии вместо четырех шесть батальонов пехоты. К тому же она лежит со стороны [209] наименьше недоступного подхода к замку и в ней собрались более 100 отважнейших мюридов, известных своим удальством и фанатической приверженностью к Шамилю. Наконец, башня эта совершенно командует всеми удобными местами к заложению батарей для обстреливания и разрушения главных укреплений и завалов в новом Ахульго. Поэтому все наши движения были известны неприятелю и соображаясь с оными, он мог всегда принимать свои меры против наших осадных работ и других мероприятий. По этим соображениям я решил штурмовать Сурхаеву башню. С сею целью в эти три дня занимались устройством батареи для 4 легких орудий на высокой и каменистой горе, лежащей к югу от башни, и проложением туда удобной дороги.

Через лазутчиков получено сведение, что скопище Ахверды Магома, о котором упоминается в последнем журнале, состоявшее почти из всех лезгинских и чеченских племен, обитающих между главным хребтом и реками Аварским Койсу и Аргуном, после неудачного для него дела у Согритлотского моста, разошлось по домам, и бежало так поспешно, что несколько человек утонуло в Койсу, одна только партия в 20 человек осталась у моста на левом берегу реки.

Депутаты от этих племен имели намерения отправиться к Шамилю и испросить у него приказания относительно общих и совокупных действий против нас, но решительный удар, нанесенный нами Ахверди Магоме, уничтожил и этот замысел.

28 числа прибыли из Темир-Хан-Шуры транспорт с продовольственными запасами и артиллерийскими снарядами и два легких орудия, вытребованных мною оттуда для усиления бреш-батареи.

29 числа с рассветом батарея из 6 орудий открыла прицельный огонь по Сурхаевой башне или, правильнее, по отдельному укреплению, состоявшему из нескольких башен, связанных толстою каменного стеною и фланкированных завалами с бойницами в два ряда. Внутри замка были построены сакли в два этажа, из коих нижний был врыт в землю и совершенно безопасен от выстрелов из орудий. Сакли же были соединены между собою покрытыми ходами, а верхняя часть одной из них возвышалась в виде башни и командовала всем укреплением. В короткое время часть стены, обращенной к наиболее доступной стороне башни, обрушилась, камни и бревна посыпались вниз и по-видимому образовалась довольно удобная брешь. Тогда приказал я начальнику отрядного штаба полк. Пулло направить войска [210] на штурм. В 9 часов утра 2 бат. Апшеронского, 2 и 4 бат. Куринского полков, под прикрытием батареи, с трех разных сторон начали подниматься колоннами по крутизне утеса, имея охотников впереди, и оставив свои резервы у подошвы скалы. По мере того, как колонны подвигались к вершине скалы, где лежала башня, пушечный и ружейный огонь должно было прекратить; храбрые войска с чрезвычайными усилиями поднимались по скользким и почти отвесным скалам, осыпаемые градом больших камней, отломков утесов и огромных бревен, которые выбивали целые ряды из строя и увлекали их с собою; но следующие немедленно занимали места передних. Так дошли колонны до последнего верхнего уступа и до подошвы укрепления.

Подпрап. Кабардинского полка кн. Аргутинский и Моздокского казачьего полка казак Отченашенков пытались подняться по крутой осыпи к самой вершине, влезли на оную и вступили в рукопашный бой с несколькими мюридами, которые бросились на них в шашки. Остальные охотники начали было взбираться по следам неустрашимых товарищей своих, но подойдя к середине стены, состоявшей из огромных самородных камней, которые не могли бы быть разбиты артиллерией, увидели, что не было возможности пройти к бреши по необходимости они остановились. В это время горцы, стоявшие на крышах сакель, закидывали их обломками стен и поражали из пещер своих самым убийственным ружейным огнем. Полк. Пулло дал войскам сигнал к отступлению и приказал артиллерии возобновить огонь, чтобы по возможности сделать бреш удободоступнее. Заметив это, я послал первый бат. Кабардинского полка на поддержание атакующим войскам, до крайности утомленным осьми часовым боем и положением своим на утесе раскаленным от солнца.

В 4 часа пополудни полк. Лабынцов повел этот батальон на штурм, но ни мужество войск, ни отважный пример Куринского полка, подпор. Кашинского 1 и 2 и Кабардинского полка штабс-кап. Генуша и Бойко-Букевича и прап. Долинского II-го, шедших впереди стрелков, ни распорядительность полк. Пулло и Лабынцова не могли победить природы. Между тем начало уже смеркаться. Увидев, что войска чрезвычайно утомились и что поздно было возобновлять штурм, я приказал отодвинуть войска и прекратить бой. В сем деле, половина мюридов была истреблена, что впоследствии от взятых в плен узнали. С нашей стороны убиты: командующий Моздокским казачьим полком м. Власов и Кабардинского егерского полка штабс-кап. Генуш и нижних чинов 34; [211] ранены Кабардинского егерского полка к. Юмашев, штабс-кап. Бойко-Букевич и прап. Долинин и нижних чинов 165 сильно контужены Кабардинского полка подпоруч. Китаев, Куринского егерского полка штабс-кап. Костырко, подпоруч. Кашинский I-й и прап. Казыр.

Штурм показал нам, что необходимо усилить полевую артиллерию при отряде и расположить ее ближе к отдельной башне, для совершенного уничтожения неприятельских завалов, а потому я отложил возобновления оного до прибытия 4 легких орудий, которые следовали вместе с 3 бат. Апшеронского полка, оставленным для прикрытия вагенбурга во временном укр. Удачном, о присоединении его к отряду уже сделано было мною распоряжение.

30 июня, 1, 2 и 3 июля блокирующие войска на левом фланге продолжали осадные работы против старого Ахульго. Между тем свободные войска занимались прокладыванием двух новых дорог: одной к гимринскому мосту до каранайского подъема, для учреждения прямого вьючного сообщения с Темир-Хан-Шурою, другой для обеспечения следования наших транспортов, в обход Бетлинского оврага к подъему на Бетлинскую гору, где она соединяется с разработанною ген.-л. Фези в 1837 году, и где переход через означенную балку составляет важные препятствия; в то же время заложена новая батарея для 4 орудий на краю возвышения с восточной стороны Сурхаевой башни в возможно близком расстоянии.

1 июля гимринские абреки убили двух рядовых Апшеронского полка из числа разрабатывавших новую дорогу. Для отыскания виновных в этом убийстве и строгого наказания приняты надлежащие меры.

В тот день получены через лазутчиков известия, что выстрелы нашей артиллерии наносят большой вред неприятелю и что между прочими сын Шамиля ранен картечью, а известному Алибеку, главному сподвижнику Шамиля, ядром оторвало руку, и он умер от раны.

Шамиль через чиркеевцев обнаружил желание вступить в переговоры, но я не принял посредничества этих салатавцев, ненадежных, вероломных и тайно способствующих замыслам Шамиля.

3 июня прибыли бат. Апшеронского полка и 4 легкие орудия, сии последние расположились на вновь устроенной батарее. С 4 числа в 6 часов утра неприятель сделал вылазку из старого Ахульго для уничтожения заложенной на левом фланге батареи; однако покушение не имело никакого, успеха; два мюрида, подползшие по балке, зажгли только манлет [212] и несколько туров сапы; завязалась довольно сильная перестрелка, во время коей ранено несколько человек горцев; с нашей стороны убит Апшеронского полка штабс-кап. Лисаневич, отважно распоряжавшийся для оттеснения горцев. Между тем на правом фланге все изготовлялось для предстоящего штурма Сурхаевой башни. В 2 часа пополудни 10 легких орудий, расположенных на трех батареях, открыли прицельный огонь, который продолжался до 5 часов вечера и с большим успехом уничтожал один завал за другим. Особенно удачно действовали 4 орудия подполк. Мищенко, позиция для коих была избрана полк. Пулло. В 4 часа пополудни 200 человек охотников Апшеронского, Кабардинского и Куринского полков пошли на приступ тремя отделениями; хотя по моему вызову охотников явилось гораздо более, но я считал это число совершенно достаточным. Для поддержания их назначены были две роты Куринского полка под командованием кап. Рыкова III-го, которые расположились у самой подошвы подъема. Дабы по возможности предохранять штурмующих от вреда, наносимого им неприятелем камнями, и поделаны были деревянные щиты, подбитые войлоком, которыми охотники прикрывали голову и нередко часть тела.

Дело 29 июня возобновилось сначала в том же виде: груды больших каменьев и бревен сыпались со всех сторон на наших стрелков, которые с трудом взбирались на крутую скалу, обстреливаемую с главнейших завалов. Подошед к подошве башни их остановила физическая невозможность идти далее и преодолеть преграды, противопоставленные неприятелем. Это остановило их, но не заставило отступать ни на шаг; поражаемые пулями горцев, которые не могли дать ни одного маха, обломками стен, которые развалились от действия нашей артиллерии, они оставались в этом положении, выжидая ночь, чтобы ворваться в укрепление. Отважные их начальники: Куринского полка кап. ... ¹¹⁰, лейб-гвардии кирасирского полка поруч. Мартынов, Кабардинского полка прап. Данилевский и Апшеронского полка прап. Евдокимов, выдавали им прекраснейший пример. Наконец осыпь образовавшая хотя несколько отлогую покатость, дала способ передовым стрелкам взобраться на стену и ворваться в укрепление. За ними последовали все прочие и в полночь башня была в наших руках. Все мюриды переколоты или погибли под развалинами своих завалов, исключая несколько человек, которые воспользовавшись темнотою [213] ночи и беспорядком ручной схватки успели уйти. Но они, как впоследствии узнано, все были ранены. В наших руках осталось два пленных, много оружия и 36 тел, кроме погребенных после первого штурма. Хотя потеря наша в продолжение двухдневного приступа значительна, но она вознаграждается нравственным влиянием, произведенным над горцами взятием этого орлиного гнезда, к которому только русский штык мог найти доступ. Кроме того нижние уступы утеса, на котором стоит башня дают нам хорошую и менее растянутую наступательную позицию против нового Ахульго, с божьей помощью Шамиль и его сообщники не долго будут противиться оружию е. и. в. ¹¹¹.

В этот день у нас убиты: 11 нижних чинов, ранены лейб-гвардии кирасирского его высочества наследника полка поруч. Мартынов и Апшеронского пехотного полка прап. Евдокимов и 51 нижних чинов.

В продолжение же всего этого времени с 25 июня по 5 июля с нашей стороны убито: штабс-офицер 1, обер-офицеров 3, нижних чинов 47, ранены штабс-офицеров 5 и нижних чинов 235. Многие из последних уже возвратились во фронт. Контужены штабс-офицер 1, и обер-офицеров 11.

В прочем состояние здоровья отряда весьма удовлетворительно, несмотря на беспрерывные тягостные труды и на жаркое время.

К 12 июня ожидаю прибытия 3-х бат. пехотного кн. Варшавского гр. Паскевича Ереванского полка, которыми г. корпусный командир нашел нужным усилить мой отряд в настоящих обстоятельствах действующий против большой части племен северного и нагорного Дагестана и части Чечни. Это подкрепление даст возможность удобнее и полнее обложить оба замка и ускорить ход наступательных действий.

При сем прилагается план и профиль Сурхаевой башни.

Комментарии

110 Фамилия неразборчива.

111 В конце 1839 г. после падения Ахульго Шамиль вынужден был уйти в Чечню. Кавказское командование, считая взятие Ахульго концом борьбы горцев, стало вводить в Чечне и Дагестане полицейскую систему управления. Горцы Дагестана и Чечни были обложены обременительной податью. “... Введение нового порядка управления усиливали всеобщее недовольство” (Эсадзе, Штурм Гуниба и пленение Шамиля, стр. 109). Особенно это сказывалось в Чечне, где во главе колониального управления был поставлен ген. Пулло “человек жестокий и несправедливый”. В 1840 г. народные массы Чечни доведенные до крайности подняли всеобщее восстание и обратились к Шамилю с просьбой возглавить борьбу. Шамиль умело воспользовался создавшимся положением и возобновил военные действия.