№ 183

1651 г. июня 14. — Письмо шляхтича Кшицкого с вестями о состоянии украинской и польской армий перед битвой под Берестечком

Копия письма п. Кшицкого из обоза под Сокалем от 14 июня 1651

Теперь в. м. м. п. сообщаю, что хан, которого мы не вполне уверенно ожидали, соединился уже с Хмельницким. Он ночевал в прошлый понедельник под Ладыжином (отсюда около тридцати с лишним миль), а этими днями расположился уже на месте, на котором его ожидало казацкое войско, то есть — предположительно — в Вишневце.

Отозван разъезд, посланный под Берестечко, и нам приказано запасаться продовольствием. Об этом объявлено вчера. Отсюда делаем вывод, что нам придется ждать сосредоточения всего ополчения, которое, не считаясь с требованиями и государственной необходимостью, движется в лагерь черепашьим шагом. Однако более близкие поветы и воеводства — Белзское, Волынское, Подляское и Сандомирское — остановились уже на той стороне. Подошло уже и люблинское, а также холмская земля. Кварцяное войско, удовлетворенное принятыми королем мерами, охотно желает выполнять приказания короля при предстоящей схватке с противником. Это покамест и т. д.

Напугали нас тут было [сообщением], что якобы две хоругви, которые ходили в разъезд с п. Рышковским, поручиком хоругви е. м. п. литовского подканцлера, полностью были уничтожены противником. [464] Однако последний вестник в некоторой степени нас утешил, заявив, что наши напали на небольшой кош татар и казаков и крепко атаковали, но, так как казаков было больше, они поймали живыми и связали наших человек 40.

Но случайно наскочил п. Ясноборский, недавно нобилитированный казак, который, услышав стрельбу, прибежал со ста всадниками и оказал нашим поддержку, так что они с божьей помощью полностью уничтожили этих татар и казаков и отбили наших пленных, [лежавших] связанными в коше. Но все-таки один хорунжий был убит, а два воина взяты.

Узнав об этом пленении наших, е. м. п. коронный хорунжий, который был под Берестечком, волей-неволей вынужден был вчера возвратиться из опасения, чтобы эти языки наши не рассказали о нем. Он привел одного пленного черкеса ¹⁴⁵ по имени Мартын, который рассказал, что Хмельницкий расположил лагерь между Збаражем и Вишневцом, не окопавшись. Он также сказал, что хана они не ожидают, так как нет приказания турецкого царя.

Среди казаков голод большой, едят дохлых лошадей. Много пешей голи посылает Хмельницкий в засады под Дубно, под Острог для того, чтобы добыть продовольствие. Если он постоит еще лагерем недели две, половина их останется без коней. Чернь вся убежала бы, но Хмельницкий приказывает татарам брать в плен каждого, кто попытался бы бежать.

Тимошка, сын Хмельницкого, писал, чтобы [отец] дал ему поскорее подкрепление, так как он ни в какой мере не может противостоять им, то есть литовскому войску.

Говорят, Хмельницкий приказал жену свою повесить на крюк за то, что имеются перехваченные письма Чаплицкого к ней, чтобы она все сокровища в землю зарыла, а самого Хмельницкого отравила. Тимошка непременно хотел, чтобы ее сначала огнем пытали. А потом найдены были большие деньги, все золотом, в бочонках в землю закопанные.

Король е. м. наверно завтра с войском выступит против неприятеля, оставив здесь весь обоз и пехоту у крепости и пр.

Комментарии

145. В оригинале написано czerkies. В следующем документе № 184, где речь идет о том же лице, пишется «czerkas». Контекст обоих документов не вызывает сомнения в том, что речь идет об украинском казаке, нарицательным именем которого в XVI — XVII вв. по русским и отчасти польским источникам было слово «черкес».