№ 195

1651 г. июня 21. — Донесение галицкого стольника А. Мясковского из лагеря под Берестечком о положении польского и украинского войск и о шведском посольстве в Крым

После нашего выступления из-под Сокаля мы стали пятым обозом ¹⁶⁰ под Берестечком. Во время похода не случилось ничего достойного упоминания. Осада казаками Олыки причиняла большое беспокойство как е. к. м., так и всему войску. Полученное известие о снятии осады и о том, что казаки, безуспешно пытавшиеся несколько раз взять укрепления штурмом, потеряли три своих хоругви и, хотя сожгли город, все же отступили от замка, всех ободрило.

О замыслах Хмельницкого ничего достоверного неизвестно. Одни ожидают нападения на нас во время похода или на переправе, или неожиданно где-нибудь ночью. Другие говорят, что он на месте под Вишневцом будет с обычным своим коварством сопротивляться е. в. королю. Третьи полагают, что он вышлет несколько десятков тысяч [казаков] к Подгорью для соединения с Ракочи.

О хане слухи настолько противоречивы, что до сегодняшнего дня не установлено, есть ли он наверное у Хмельницкого или нет его.

Скорее же всего, что до сего времени его не было, так как мы бы уже заметили его лазутчиков. К тому же пока не было ни одного нападения татар на войско, которое они по своему обычаю и характеру не преминули бы учинить после прибытия хана. Однако не подлежит сомнению тот факт, что хотя его до сих пор и не было, его следует ожидать каждый день и каждый час. Возможно, что он уже прибыл или не сегодня, так завтра прибудет.

Шведский посол, возвращаясь из Крыма, заехал в наш лагерь. Его переводчик, львовский армянин, говорил, что он не очень-то хорошо был принят в Крыму: во-первых, потому, что никаких подарков ни хану, ни визирю не привез, а во-вторых, потому, что дружбу шведской королевы к польскому королю очень восхвалял. Это вызвало досаду визиря Сефер кази аги, который заметил, что шведской королеве не следует в этой войне помогать людьми польскому королю, так как она это делает, посылая ему несколько десятков тысяч ¹⁶¹ солдат, на что посол ответил, что королева за свой счет никаких людей не посылала, но что война с цесарем окончена и отпущенные солдаты могут сами, где хотят, вербоваться на службу. Они сами и уведомили королеву [491] о том, что заключили братство с польским королем. Е. в. королева, говорил посол, поручила мне сказать вам, что рада этому братству и не хочет быть ему помехой.

После этого Сефер кази ага излил свое бешенство на Хаджи-Мустафу, который был послом в Швеции, и приказал бить его по пяткам, заметив, что его не затем посылали, чтобы он дружбе между польским королем и шведской королевой содействовал до того, что они уже и помощь друг другу посылают. Хаджи-Мустафа, однако, откупился порядочной суммой денег и его не били.

Через две недели после этого хан должен был выступить. Мощь его войска — 40 тысяч орды. Ничто уже не может помешать исполнению отважных замыслов е. к. м. Продвижению его мешает лишь бесчисленное множество повозок, могу сказать, невиданное в памяти человечества. Бесконечным кажется войско, очень много людей, лошадей, скота, когда мы располагаемся лагерем уже в новом месте, другие еще и не трогаются с места ночлега. Всякая небольшая переправа замедляет движение такой массы войска. Если посчитать свободную челядь, то кажется, что ее вдесятеро больше, чем войска. Сейчас готово к бою тысяч 40. Со всеми повозками и столькими помехами идти невозможно. Если эта огромная масса прийдет в замешательство, оно будет нашей гибелью. Е. к. м., по-видимому, хочет часть вещей, наиболее обременительных, оставить, ибо, по правде сказать, много вещей тащим за собой не из-за необходимости, а ради роскоши, желая чувствовать себя, как во Львове или в Варшаве. Простейшая осторожность говорит нам о том, что повозки были бы нашей могилой и погибелью.

Е. м. п. коронный хорунжий двинулся на защиту Олыки, но думаю, что когда он услышит о снятии осады, имея с собой 3 тысячи храбрых солдат, постарается незаметно напасть на неприятеля.

В то время, как я пишу эти строки, пришло известие о том, что е. м. п. коронный хорунжий выслал вперед своего ротмистра п. Стшал-ковского с несколькими хоругвями, который в дубенских лесах напал на казаков, возвращающихся из-под Олыки, разгромил их табор, многих уложил на месте, хороших языков набрал и добычу всю захватил и уже е. м. п. хорунжий с трофеями возвращается к нам под Берестечко.

Вчера был военный совет по поводу того, двинутся ли отсюда е. к. м. или выслать кого с конницей в тысяч 20, а е. к. м. чтобы оставался с посполитым рушением. О решении совета ничего не знаем, так как оно остается тайной е. к. м. Однако, каково бы оно ни было, оно зависит от возвращения п. хорунжего.

Языки говорят, что хана еще нет.

Хмельницкий по-прежнему очень осторожен. Его ежедневная стража состоит из 6 тысяч. Задержка с прибытием хана очень беспокоит их, думают, что если он через неделю не придет, то и черни не удержать. Казаков, тех, которых разбил е. м. коронный хорунжий, было 6 тысяч. Считают, что тысяча из них погибла, потому что в одном месте их бил п. Стшалковский, а в другом сам е. м. хорунжий.

Комментарии

160. Т. е. на пятый день после выступления из-под Сокаля. Королевская армия тронулась из Сокаля 15 июня, передовые ее части прибыли под Берестечко 19 июня.

161. Это преувеличение. По более достоверным данным всего наемных войск в польской армии под Берестечком — немецких, шведских и др. было приблизительно 40 тысяч.