№ 217

Реляция о славнейшей победе найяснейшего и могущественнейшего государя, государя Яна Казимира, короля Польши и Швеции, над крымским ханом и объединившимися [с ним] мятежными казаками, одержанной

30 июня 1651 года под Берестечком

Король, собрав отовсюду все войска к Сокалю, подвинул 15 июня лагерь под город Берестечко, расположенный над рекой Стырь и задержался здесь немного времени, ожидая получения более верных сведений о соединении ханских татар с мятежными казаками, замешкавшимися у збаражского замка. Он приказал уже двинуться против врага, когда 27 июня утром, как раз в день, [предназначенный для] ухода короля, известили из хоругвей кн. Вишневецкого, русского воеводы, о том, что хан соединился с мятежниками и что оба неприятеля, оставив обозы и соединив войска, двинулись против короля и находятся на расстоянии нескольких миль от него.

Король, обрадованный этим известием, приказал обозам, большая часть которых уже тронулась, возвратиться и на этом месте строить и укреплять лагерь и сразу же направил свежие опытнейшие хоругви для получения более верных сведений о прибытии врага. И уже тогда посланцы, беспрерывно прибывая весь этот и следующий день, 28 июня, докладывали и подтверждали, что подходит только некоторая часть неприятельских войск, а не его главные силы.

В середине того же дня появились татарские отряды. Наши конные войска выстроились по приказу короля перед лагерем на случай, если враг попытается напасть на нас. Итак, когда неприятель, гарцуя, на отдалении пытался побудить к битве наших солдат, немало королевских воинов выезжали отрядами, состязаясь и сражаясь, они взяли в плен и побили много врагов, делая таким образом в тот день счастливое вступление к сражению следующих дней. Однако враг до тех пор не отступил, пока не начало вечереть. Тогда по приказанию короля десять тысяч наших воинов напали на них (как показали позже пленные, это была отборнейшая и опытнейшая конница врагов), обратили их в бегство и взяли среди многих других двух знатных пленных. Преследуя врагов на протяжении полутора миль, наши рубили их и нанесли им большой урон. Очевидно, это было сделано Георгием Любо-мирским, коронным великим маршалом, и Александром Конецпольским, коронным хорунжим, со своими хоругвями и хоругвями краковского каштеляна.

Так же прошел и следующий день, как передавали, уже в присутствии хана. Но король не считал нужным построить в боевом строю все войска, так как не получил удовлетворительных сведений о силе и количестве врага. Потому-то предпочел также и тот день использовать для мелких стычек с целью разведания сил врагов. Однако гетман, по приказанию короля, построил конные войска. Тем временем все остальные войска хотели также выступать и рвались в бой. Тогда-то прибыл хан татарский и гетман казацкий и, расположив лагеря на [555] расстоянии в полуторы мили от наших позиций, препятствовали нам фуражировать и, пытаясь нас напугать, подожгли по своему обычаю поместья, так что далеко кругом был виден дым пожаров.

Большая часть дня уже прошла, когда на виду у королевского войска показались более густые, чем накануне, татарские и казацкие клинья, которые вперемешку покрыли кругом соседние поля. Хан крымский наблюдал издалека через подзорную трубу за успехами своих войск, обозревая обстановку начинающейся битвы. Когда королю доложили, что враг выступил с большой силой и приближается к лагерям, он приказал выступить полкам рыцарей Николая Потоцкого, великого коронного гетмана, Георгия Любомирского, маршала коронного, и Леона Казимира Сапеги, подканцлера В. княжества Литовского, и остановить противника. Остальной же части выстроенной армии остаться здесь перед лагерем.

Наши ринулись на противника с великой силой и мужеством, оттеснили врага и отбросили его с поля, но когда в пылу сражения несколько единичных хоругвей весьма неосторожно оторвались от своих, забегая чересчур вперед, они были окружены врагом, который применил в бою тактику бегства, и немало погибло из тех, которые в тот день участвовали в бою. Среди других убит Георг Оссолинский из Тенчина, люблинский староста, и ротмистр одной из рыцарских хоругвей, племянник по брату того великого канцлера, Георгия герцога на Оссолине, который умер в прошлом году. Погиб и Ян Казановский, брат по отцу бывшего маршала сената, погибло множество шляхты, но эти вступительные бои обошлись гораздо дороже врагу. Особенно дорого обошлись они крымскому хану, потерявшему в тот день некоторых храбрейших воинов, как это выяснилось впоследствии из показаний захваченных простых и знатных пленных. Тем временем из наших погибло не больше чем триста человек.

Когда солнце клонилось к западу, и враг, оставив убитых разбросанными по всему полю, покинул свои позиции, король обдумывал предстоящее на следующий день сражение. Допрошенные пленные показали: крымский хан имеет силы больше, чем помнит память человеческая, так как, кроме несметных татарских орд, его многочисленные войска увеличивает множество томолейских, силистрийских и добружских турок и других племен, прибывших на эту войну по официальному разрешению турецкого султана, объявленному голосом вестников. Королю было также известно, что войско казаков не было меньше, чем в предыдущие годы, так что в общем враг насчитывал приблизительно триста тысяч человек.

Однако король, почерпнувший у божественного провидения непоколебимую уверенность и знающий стойкость своих ста тысяч людей, никак не желал больше выжидать, решил дать врагу сражение на следующий день, и сам, распорядившись о всех подробностях, обеспечивающих счастливый ход дела, секретным приказом известил полковников пехоты и ротмистров хоругвей, приказывая всему войску на следующий день быть готовым к бою.

Итак, наступил счастливый и достопамятный день 30 июня, в который должна была решиться на полях Берестечка судьба католической религии, короля, королевства и поистине говорю — всего [556] христианства. Король задолго до утра, помолившись богу и приняв как обычно святой сакрамент, вывел на самом рассвете подальше от лагерей все войска, и хотя весьма густой туман, благоприятствующий врагу, покрывал землю, сам начал строить боевые порядки. Эта работа заняла несколько часов до тех пор, пока не рассеяла густой туман и сверкающее солнце не показало, будто отодвинув покров, прекрасные боевые порядки, растянутые на протяжении почти половины русской мили, которые король таким образом построил.

Центр и главные силы были обращены на юг. Впереди строя стояли пушки, которыми командовал Сигизмунд Пшиемский, главнокомандующий артиллерией. Сам фронт занимала пехота, построенная по шесть в одном ряду, — подразделения князя Богуслава Радзивилла, генерал-майора Христофора Убальда и кроме того плотные боевые порядки личной охраны короля. За ними следовали вспомогательные конные отряды копейщиков, построенные хоругвями посередине. Здесь и там стояли конные отряды рейтаров Людвика Вейхера, воеводы поморского, и многие другие. Весь строй завершали расставленные фалангами, плотно объединенные полки, прикрываемые с обоих флангов единичными хоругвями, которым было приказано стоять посередине. По обоим флангам были построены конники без дротиков, фронт, тыл и бока которых прикрывали построенные обратным способом конные отряды [бывших] польских казаков, теперь драгун.

Король доверил командование правым флангом Николаю Потоцкому, гетману великому коронному. На том же фланге стояли со своими частями Станислав Ланцкоронский, воевода брацлавский, Георг Любомирский, великий коронный маршал, Леон Казимир Сапега, подканцлер литовский, и Александр Конецпольский, коронный хорунжий. Левым флангом командовал Мартин Калиновский, черниговский воевода, польный гетман, которому помогали те, которые сюда привели свои полки, а именно Иеремия-Михаил князь Вишневецкий, русский воевода, Станислав Потоцкий, подольский воевода, Ян Сахаринский, брацлавский воевода. Сам король командовал центром, который состоял из солдат, вооруженных германским способом, и копейщиков. Шляхту же, собранную из воеводств, он построил частично в резерве, частично на правом участке левого крыла. Примыкающий к правому флангу нашего строя лес, в котором враг мог устроить засаду и напасть на наших, король укрепил пехотой и табором.

Когда король уже построил расположенные таким образом силы, неприятель появился на поле брани, ведя с собой огромные полчища и на расстоянии одной мили покрыл поля войсками самых отборных и опытных солдат. Татарские полки занимали его правый фланг. В то время, когда хан стоял возле леса, его весьма длинный строй растянулся через чащу горы, левая часть которой досталась казакам. Туда стянул он основные силы, ибо в той части находился табор и там же стоял весьма густой строй, созданный из соединенных конных татарских отрядов.

Остолбеневший от первого взгляда на королевский строй, далеко и широко занимавший поле, враг поколебался и беспокоил наших только стычками. Но тем временем, когда никто из наших не выходил из строя, ибо король под угрозой смертной казни запретил выходить из [557] боевой линии, вражеский строй, поражаемый пушечным огнем, терпел большой урон, ибо военные орудия, направляемые расчетливо Сигизмундом Пшиемским, начальником артиллерии, били так, что каждым выстрелом поражали большое количество стоящих в густом строю неприятелей.

Тесня врага, не завязавшего битвы вплоть до трех часов дня, король двигал постепенно и весьма медленно центр с находящимися впереди военными орудиями, наносившими урон врагу в направлении к склону горы, где сгущался татарский строй, приказывая, чтобы и правый фланг также продвигался. Тогда-то Сигизмунд Донгофф, быдгощский староста, потребовал, чтобы король дал ему разрешение броситься в бой с частями, которыми он командовал.

Не было недостатка и в таких, которые требовали, чтобы король перенес сражение на следующий день, так как казалось, что тогда станет слабее ветер, который дул в лицо нашим воинам. Но король, уступая рвению воинов воеводы, приказал начать битву на левом фланге и тогда-то князь Вишневецкий, русский воевода, бросился на неприятеля с двенадцатью хоругвями старых воинов, за которыми наступали и которым помогали легко вооруженные отряды конников шляхты краковского, сандомирского и ленчицкого воеводств.

В то время, когда здесь шло жесточайшее сражение, и каждый из обоих противников старался одержать победу, король держался в центре. И когда уже враг, направляя все силы, задержал наш натиск, посланные королем полки рейтаров и другие, возобновив сражение, уложили много врагов и обратили в бегство казаков, укрывшихся за телегами табором, и татар, бежавших на верхушку горы, где стояли татарские клинья. Король, сломав на одном участке основные силы противника, поспешил двинуть быстрейшим образом весь строй по направлению склона горы. Тем временем варвары бежали, сражаемые огнем наших пушек, теряя силы. Они пытались неистовым криком и натиском отпугнуть прорывавшиеся на верхушку горы полки. Но когда великий духом король приказал наступать, полки, стреляя из ружей и гремя из пушек, продвигались бесстрашно вперед.

Тогда-то король попал в величайшую опасность, ибо враг случайно узнав, где он находится, прицелился двумя для этой цели наведенными пушками, и ударил по королю из того направления, где стояли возле леса накопленными татарские клинья. Возле него пролетели с недолетом и перелетом четыре ядра; последнее, не долетая до короля, упало на землю в то время, когда он не хотел двинуться с места.

Тем временем один из наших воинов, увидев возле леса огромное белое знамя, догадался, что там находится хан, и посоветовал королю выстрелить по этому месту из катапульты. Когда это было сделано и какой-то знатный татарин, находившийся возле хана, пораженный выстрелом метательной машины упал с коня на землю, все эти огромные полчища обратились в бегство. И когда король со всем боевым строем достиг вершины горы, наша конница едва успела завязать бой с обратившимися в бегство татарами. Сам хан, достав быстроногую лошадь, бежал, оставляя части, которые должны были задерживать наших, чтобы дать ему возможность от нас ускользнуть. Но те также не выдержали первого натиска наших воинов правого [558] фланга, весьма досадовавших из-за того, что они медленнее, чем другие, взобрались на вершину горы и уже не встретили множества противников. Однако они настигали и рубили убегающих, чтобы те не ускользнули от наказания.

Сколь велик был страх и замешательство неприятеля, видно из того, что не только некоторые татары бросали по пути одежду и пожитки, а также трупы больных и убитых, которых они, по своему обычаю, уносили из строя, но даже сам хан оставил свою обстановку. Оставил он королю инсигнии своей власти, бубен, палатку, коляску, часы и ханское знамя. И пять русских миль после захода солнца бежал в испуге, как рассказывали наши и другие пленные, которые вырвались из пут варваров и которых привели к королю.

Были достигнуты редкие в другое время успехи при небольших потерях польской крови, ибо в продолжавшемся четыре часа сражении король потерял не больше пятисот человек убитыми, отразил врага и в лице одного крымского хана победил столь много варварских племен, следующих за его знаменами, и, — что кажется самым трудным и что в первую очередь необходимо для укрощения мятежников, — своей непобедимой правой рукой сорвал опасный для всего христианства военный союз между варварами и мятежниками.

Мы обязаны этим в первую очередь богу и превосходному мужеству великого короля, который самолично, подвергаясь опасности и воюя почти как рядовой воин, не только своим счастьем, но также согласно своему плану и знаниям руководил всем этим походом.

Когда казаки бежали в табор, Хмельницкий, гетман казаков, ушел с немногочисленными приближенными к крымскому хану и последовал за ним — неизвестно, добровольно или по принуждению.

Король гнал и преследовал убегающих татар, чтобы довершить победу; когда надвинулась темнота, повернул в ту сторону, где на небольшом участке соседней равнины, на которой шло сражение с татарами, казаки укрепились в таборе за множеством повозок. [Король] готовился брать приступом их табор. Однако ночь благоприятствовала неприятелю. Король провел среди войск бурную, бессонную и сырую ночь и на следующий день осадил почти двести тысяч мятежников. Тем временем мятежники просили пощады и король предъявил им срок до дня 10 июля для принятия условий. Когда они их отвергли, сделал осаду строже. Он возвел в эти дни мост на реке и начал направлять отряд солдат на второй берег реки, чтобы сделать осаду поплотнее, и тогда того же 10 июля, мятежники, пораженные страхом и попав в отчаяние, бросив пушки и все военное снаряжение, весьма беспорядочно бежали. Наши их преследовали и убивали разбредшихся по полю.

В тот день недалеко от королевского лагеря погибло около десяти тысяч врагов; часть утонула, когда пыталась переплыть реку, часть была перебита оружием. Среди других был убит архиепископ Коринфа и Пелопоннеса, а находившиеся при нем знаки его духовного сана были переданы королю. Наши солдаты взяли в бою также иные, раньше отнятые предметы, и возвратили королю: два знамени, из которых одно подарил казакам в знак милости король Владислав, отправляясь в поход на Москву и приказывая казакам, чтобы шли на эту войну; другое, [559] которое подарил Ян Казимир Хмельницкому, гетману мятежников, после того, как он был избран королем, как свидетельство своей милости и желая его обратить к лучшему намерению. После разгрома мятежников король без замедления посылает за ними вдогонку легковооруженные хоругви и сам с сильным войском выступает по направлению на Киев. Вот такие дела светлейшего Яна Казимира, короля, которому под руководством бога фортуна приготовила новые титулы и новые исторические подвиги.