Некая часть варшавской конвокации, происходившей во время междукоролевья г. 1648

19 июля. Воскресенье. Заседания не было.

20 июля и. мм. пп. сенаторы продолжали свое совещание и согласовали между собой все пункты, о которых написано в первом дневнике.

Е. м. кс. епископ куявский заявил, что так как казаки заявляют, что им разрешено набрать дополнительно 6 тысяч войска, то такое разрешение ниоткуда не могло исходить, как только из одной из коронных канцелярий, на что их мм. пп. хранители печатей ответили, что с их ведома ни из одной канцелярии не выдавали ничего такого, что могло бы быть в ущерб Речи Посполитой. [Хранители печатей] добавили, что [83] казаки имели частные аудиенции у короля е. м. и возможно, что это разрешение они получили от него лично.

В этот день в сенате зачитали письмо кн. Доминика, п. воеводы сандомирского, в котором он на все лады убеждает Речь Посполитую не заключать с казаками мира и вселяет надежду на то, что они могут быть усмирены силой оружия. При этом он описал большие преступления, совершенные Кривоносом и его дружиной, которые ксендзов обезглавливают, грабят костелы, достают мертвецов из могил и обдирают их, а потом изрубленных разбрасывают, пресвятейшее таинство разметают в костелах по полу, а потом из костельных чаш и стаканов пьют водку.

В этот же день зачитали также письмо е. м. п. краковского королю е. м., которое датировано еще 31 марта и в котором он жалуется на надменность Хмельницкого.

Зачитано было письмо Хмельницкого е. м. н. коренному маршалку, в котором он объясняет, что тяжелое угнетение заставило его и Войско Запорожское решиться на вооруженную борьбу.

В письме своем и инструкции, посланной королю е. м. и зачитанной в присутствии сенаторов, как я в первом дневнике писал, Хмельницкий упоминает о каких-то королевских письмах, в которых им разрешены морские походы и увеличение числа казацкого войска. Письма эти Хмельницкий якобы послал через своих послов в каком-то ящичке. Ксендз куявский настойчиво требовал этих писем е. к. м. Однако, их мм. пп. печатники, находящиеся там в то время, когда приехали казацкие послы, по чистой совести заявили, что писем этих с ящичком казаки не передали и ссылались на них с тем, чтобы у них спросить. Итак, были назначены два секретаря — е. м. п. Славинский и е. м. п. Целецкий, чтобы допросить казаков и узнать, почему они их не передали. Однако потом их публично спрашивали, о чем будет [сказано] ниже.

21 июля было зачитано в посольской избе письмо об отпуске казацких послов, составленное е. м. п. маршалком посольской избы. Письмо это было обсуждено всеми пп. послами и в соответствии с их мнением Речь Посполитая обещала казакам амнистию и прощение при условии, если они искренне покорятся и согласятся удовлетворить Речь Посполитую в том, что им будет предложено пп. комиссарами.

Их мм. пп. сенаторы хотели послать казакам отдельное письмо по этому вопросу, однако посольская изба не разрешила, мотивируя это тем, что так как сейчас из двух сословий одна Речь Посполитая состоит, так и письмо это должно быть одно. После этого были добавлены к этому письму некоторые пункты в соответствии с мнением их мм. пп. сенаторов. Первый — чтобы освободили всех пленников, которые находятся у Хмельницкого. Второй — чтобы выдали главарей разбойничавших гультяев, кроме Хмельницкого.

Не успели еще кончить это письмо казакам, а уже в связи с ним говорили о том, когда направить комиссаров к казакам, чтобы те, которые будут выполнять эту христианскую функцию, не были из-за зтой службы Речи Посполитой отстранены от элекции, ибо время избрания короля скоро наступит. Другие утверждали, что поветовые войска не смогут двинуться, пока не будет избран гетман, мотивируя это [84] по-разному, в частности тем, что без гетмана имели бы место своеволие и растерянность. Во-вторых, тем, что это опасно, ибо казаки, увидев, что против них идут войска и не поняв замысла, с которым они посланы, могли бы по ним ударить. Поэтому нужно знать, кто будет руководителем на случай такой стычки. В-третьих, тем, [что нужно, чтобы войска] не знали, где и с кем соединяться должны. По всем этим вопросам толковали, но кроме письма, ни к какому заключению не пришли.

Сенат, видя, что эти разговоры по разным вопросам отнимают безрезультатно время, направил из своей среды двух сенаторов, е. м. п. [каштеляна] завихойского и е. м. п. [каштеляна] холмского, которые именем сената просили ускорить отправление казаков, объясняя, что задержка чревата огромной опасностью, ибо сенату известно стало, что казаки, видя, что послов их долго держат, и неправильно это объясняя, замышляют новые выступления и бунт и опять вербуют к себе татар.

Е. м. п. воевода брацлавский, который сдерживает их обещанием амнистии, срочным письмом сообщил, что они больше [этому] не верят и считают, что Речь Посполитая тем временем собирает войска.

По общему согласию посольской избы и ее настойчивому требованию приведены были в избу казацкие послы, у которых е. м. п. маршалок посольской избы в первую очередь спросил, почему они не передали королевские письма, о которых Хмельницкий упоминает в своей инструкции и на которые, как на им посланные, он ссылается.

На это они ответили, что никаких писем не имели и от Хмельницкого их не получали.

Однако е. м. п. маршалок настаивал, говоря: «Но ведь вы же имели с собой какой-то ящик, в котором были эти письма».

На это они ответили, что имели малый ящик, который они сами купили за 1 ? гроша и в котором хранили письмо Хмельницкого и инструкцию.

Другой вопрос касался того, кто им разрешил выходить в море и увеличить численность Войска Запорожского на 6 тысяч человек. Они ответили: «Мы не знаем, наши старшие знают».

Прибыл в Варшаву с некоторыми секретными сведениями из Кодака посланник п. Собеский, который там в рейтарах или же драгунах, служит, однако [происходит] из благородного шляхетского дома пп. Собеских. Он добился у посольской избы аудиенции, которой настойчиво просил, ибо имел некоторые тайные поручения к Речи Посполитой как из Кодака, так и от Хмельницкого. Ему была разрешена аудиенция, однако в отсутствие лиц, не являющихся шляхетскими послами.

Против этого некоторые депутаты возражали, в частности е. м. п. Сарбеевский, староста грабовецкий. Он мотивировал свое требование, чтобы не уходили присутствующие не послы, тем, что все, касающееся целостности Речи Посполитой, имеет отношение не только к шляхетским послам и каждый шляхтич должен об этом знать.

Итак, решили поручение от Хмельницкого объявить при всех присутствующих, а сведения кодацкие только в частном заседании сената и посольской избы. [85] Тогда этот п. Собеский начал речь свою так: «Когда меня послали из Кодака к бл. п. королю е. м. (не зная о его смерти), то, чтобы не сбиться с пути, я вынужден был ехать через лагерь Хмельницкого и тот задержал меня на 5 дней, советуясь в это время со старшиной своего войска, — отпустить ли меня или нет, и когда решили отпустить, он сказал мне так: «Мог бы я тебя и отпустить, и не отпустить, но так как я послов своих отправил в Варшаву с повинной, прося милосердия, поэтому отпускаю тебя, чтобы ты заверил Речь Посполитую в моем искреннем смирении и чтобы послам моим во всем была вера».

Спросил его п. Собеский, кто им денег на челны давал, на что тот ответил: «Большие обиды и притеснения привели меня и Войско Запорожское к этому решению». А когда п. Собеский спросил, почему он не требовал возмещения за свои и Войска Зопорожского обиды более достойным образом, Хмельницкий ответил: «Целый ящик набрал бы я просьб, которые мы послали разным панам по поводу причиненных нам обид. Но вы, пп. поляки, короля не слушаетесь и с ним не считаетесь, каждый из вас руководствуется только своей головой и ничего не делаете. А когда мы стали часто жаловаться королю е. м. по поводу наших обид, он нам ответил: «Так как иначе не можете, то добивайтесь своих вольностей саблями, говоря точнее по-русски, саблями отстаивайте свои вольности». Сказал он также, что среди казацкого простонародья такой слух пошел, что мелкую шляхту в бояр превращают, а только паны одни будут шляхтой, и только король один будет главой всех».

Когда п. Собеский докладывал об этом, несколько из присутствующих в посольской избе громко сказали: «Это все еще продолжаются замыслы кавалерии».

В этот же день назначили депутата из посольской избы для составления инструкции комиссарам, направляемым к казакам.

22 июля в начале сессии в посольской избе начали говорить о том, чтобы обязательно удалить иностранцев, находящихся при дворе. По этому вопросу больше всего говорил п. подсудок краковский.

Принесли письмо от е. м. кн. Доминика, но из-за недостатка времени не захотели читать его в посольской избе.

Потом депутаты пошли в сенат, где в их присутствии отправляли казацких послов. До этого долго спорили о том, какое заглавие дать письму к казакам и согласились на следующем: «Старшему, атаманам, есаулам, полковникам, сотникам и всему Войску Запорожскому».

Когда письмо было написано, пришли казацкие послы, к которым е. м. ксендз, секретарь коронный, обратился со следующей краткой речью: «Речь Посполитая отправляет вас сейчас с письмом к Войску Запорожскому и вам пришлось дожидаться этого отправления до сих пор, пока не собрались все сословия после смерти короля е. м. Обещает вам при этом Речь Посполитая поскорее послать комиссаров, которые разберутся в ваших обидах: а теперь можете отправляться в дорогу».

Письмо передал он старшему казаку, который, взяв его, поцеловал и перекрестился им.

Потом все обнимали е. м. кс. архиепископа, а он их осенял крестом и по голове гладил, после чего выдано им вознаграждение.