№ 227

1651 г. июля 26. — Письмо галицкого стольника А. Мясковского коронному канцлеру о голоде в польско-шляхетском войске после битвы под Берестечком

Я. в. м. кн. канцлер коронный, мне весьма м. п. и благодетель. Я сообщил в. м. м. п. и благодетелю о состоянии угнетения, в котором нахожусь, и нездоровья, которые не дали мне возможности ни о чем больше писать, кроме о болезни, которая меня мучила. Полагаю, что теперешняя моя горячка по милости божьей прекратится...

Бывает у меня свободный день, вот как этот, сегодняшний. Пользуясь им, не глядя на мою глубокую старость, сообщаю в. м. м. п. и благодетелю, что е. м. п. краковский, хотя очень нездоров, невзирая на припадки болезни, продвигается с возможно наибольшей скоростью на Украине, а для более быстрого продвижения разделил войско на две части, оставив при себе иноземные полки, армату, свой полк, п. воеводы брацлавского и пп. Сапег, а с п. воеводой черниговским, князем п. воеводой русским — полк п. воеводы подольского, п. старосты калушского и добавочно некоторые свои хоругви. Сделал это он так, что мы имеем возможность получать друг о друге ежедневно известия. Полк п. коронного хорунжего остается при е. м. п. краковском, но для более удобного снабжения провиантом идет стороной.

Е. м. п. краковский назначил генеральный сбор всего войска под Любартовом, куда и сам, как можно скорее, прямым путем по чистому полю и пустыней продвигается, так что ни людей, ни сел, ни хатенки нигде не видно. Везде страшное безлюдье и опустошение. Относительно пехоты, то уже никакие ухищрения не помагают, ибо хлеба вокруг никакими человеческими усилиями нельзя достать, нет ни людей, ни мельниц. Могу смело сказать, что после разлуки с е. к. м. мы не видели ни одной нивы, разве немного под Ямполем и под Сморжовкой, где было несколько обширных полей хорошего хлеба. Пехотинцы, что [585] покрепче, жнут и жарят [зерно], употребляя его вместо хлеба. Но их все равно по дороге много падает и умирает от голода. Хотя у некоторых и есть деньги, но купить коровай хлеба и за несколько талеров невозможно, так как его совершенно нет. Многие из нас живут только кашей, между ними и я, так как из-за своей болезни не могу есть копченки. Не успеет лошадь упасть на землю, а уже пехота набрасывается на нее как на лакомство. Из-за одних ног лошадиных убивают друг друга, на что мы без слез и сострадания смотреть не можем.

С Украины по милости божьей ничего плохого не слышно. Наоборот, благоприятные известия есть. Утверждают, что Хмельницкий был в плену у хана, и наши пленные рассказывали, что видели его всегда связанным на лошади. Наконец [хан] отослал его в Чигирин с несколькими мурзами, чтобы он передал с ними выкуп за себя. Одни говорят, что казаки не хотели пустить его в Чигирин, другие же утверждают, что он был в Чигирине и дал за себя большой выкуп... Достоверно известно, что [Хмельницкий] разослал универсалы, чтобы чернь снова к нему собиралась на Маслов Став. Однако мало кто к нему идет, некоторые хотят собрать свой совет и обсудить тяжелое положение, в котором они оказались, но большинство их думает расходиться по домам и заявить панам о своем повиновении и подданстве.

Окажутся ли достоверными сегодняшние известия о том, что кн. е. м. п. гетман литовский якобы уничтожил три казацких полка и идет с войском к Киеву, до которого осталось всего три мили?

Некоторые хоругви на подкрепление к нам собираются, правда, очень неполные, едва половина того, что должно было быть, и товарищество от них уходит, не обращая даже внимания на призыв боевой трубы.

Превозмогая болезнь и сообщив все это в. м. м. п. и благодетелю, остаюсь покорным и нижайшим слугой Андрей Мясковский.

Из лагеря под Сморжовкой, 26 июля 1651.

Отсюда идем на Шульжинцы, на Грицев, мимо Полонного, в Любартов, в надежде, что там, по крайней мере в первых числах декабря, сможем есть хлеб. Отсюда до Любартова миль 10. Боже, придай этой пехоте сил, так с ней плохо.