№ 46

1648 г. сентября 23. — Письмо галицкого стольника А. Мясковского из Варшавы с сообщением о массовом восстании украинского народа против польской шляхты и о тяжелом положении королевских войск, находящихся на Украине

Копия письма п. Мясковского е. м. ксендзу епископу познанскому [1648, 23. IX]

Большую благосклонность, несоразмерную с моими заслугами, я встречаю со стороны в. м. в. м. п. благодетеля, ибо не только изволишь принимать мои признательные письма, которые я пишу в. м. в. м. пану деловым пером, но также не перестаешь посылать мне и ответы свои, что я считаю признаком большой благосклонности в. м. в. м. пана ко мне. Желал бы я себе того, чтобы я мог посылать в. м. м. пану самые лучшие и благополучные для дела нашей отчизны сведения. Однако, пока не будет более счастливых, излагаю в. м. м. пану нынешние [сведения].

К е. м. п. канцлеру пришли письма от е. м. п. хорунжего, а также от е. м. п. старосты сокальского, в которых имеются следующие подробности:

Во-первых, почти все войско сосредоточилось очень хорошо и в порядке, так что смело могло бы уже с оттоманским цесарем сразиться, ибо было его уже налицо 30 тысяч, а в нескольких милях были еще великопольские хоругви и п. воевода брестский, и п. Пшиемский, и народ королевича Кароля, и мазовецкие хоругви, и несколько тысяч других, не подошедших еще [воинов]. Но каждый день входило в лагерь по несколько хоругвей, так что к тому времени все уже были вместе.

Второе очень хорошее дело совершилось, что их милости князья, то есть воеводы сандомирский и русский, предав забвению и всеобщему прощению свои обиды, помирились между собой ⁴². 13 сентября войска [их] соединились и для проявления братства вышли [друг другу навстречу] до половины поля.

Пп. региментари, все трое, встретившись с князем Вишневецким и другими его товарищами и обменявшись приветствиями, въехали в лагерь, где в течение двух часов до обеда состоялось частное совещание, на котором было решено идти против неприятеля и дать ему бой против его воли.

Третье хорошее дело совершилось, что п. коронный хорунжий (которого иные люди хвалят), большими ухищрениями и подарками переманил Забуского, запорожского казака, мужественного и благородного [127] человека, которого все высоко ценят и о прилежании и храбрости которого много рассказывают. Он вынужден был волей-неволей держаться за Хмельницкого, но наконец под прикрытием ночи ушел к п. коронному хорунжему и дал их милости достоверные сведения о войске Хмельницкого, заявив, во-первых, что он имеет 100 тысяч войска, но половина его остается без оружия с одними палками, — это крестьяне от плуга; во-вторых, что среди них голод, ежедневно по несколько десятков бегут, а другие умирают; в-третьих, что он нарочно тянет с переговорами, чтобы дождаться татар, которые справляют на полях байрам, а есть их 40 тысяч. Они ему сказали, что пока не пройдет байрам, который у них является таким же праздником, как у евреев праздник «кучки», они ничего не могут делать и с места тронуться не могут; в-четвертых, Хмельницкий не имел из нашего войска ни одного языка и считает, что у нас не больше 10 тысяч человек. И когда увидит такое огромное войско, он наверно сядет на быстрого коня и опять [подастся] к черни, а оттуда, если ему туго будет, уедет в Запорожье.

Наши, ободренные этим, двинулись 14 сентября и, пройдя 3 мили, остановились под Красиловым, в 4 милях от противника. На следующий день послали навстречу противнику крупный разъезд в 5 тысяч, а сами должны были вслед ему двигаться, чтобы иметь возможность настичь противника врасплох.

Хотя п. воевода брацлавский обнадеживал еще насчет переговоров и мира и обещал между войсками посредничать, но не знаю, будут ли его слушать, чувствуя себя сильными.

Продовольствия в нашем лагере достаточно, ибо отовсюду берут и везут; самый лучший вол [стоит] 6 злотых, яловая корова — 4 злотых, баран — 1 злотый, поросенок — 2 злотых, гусь — 15 [грошей], хлеб и пиво очень дорогие, потому что как наши, так и казаки портят мельницы, извлекают из них железо, так что хлеб в лагерь возили из самого Грубешова и Красностава.

Сокаль опустошен, все вырезано и разграблено нашими.

Вся Русь по самое Львовское предместье поднялась на восстание. Гусятын, Сатанов, Скалат, Зинков и многие другие местности взяты опришками и разграблены; острят зубы на Львов, в котором имеется только 300 человек пехоты, не перепугается ли наша столица. Боже, спаси ее и наше теперешнее поле.

Тисменица и другие покутские имения восстали и уже проявляют явную враждебность к нашим, так что единственная надежда на наше войско, которое упаси г. боже от урона, иначе мы пропали.

А из того, что я пишу через прибывших из Львова, которых сейчас посылаю к в. м. в. м. пану, поймешь, в. м. в. м. пан, что уже и сам Львов подвержен опасности. Назначен из людей п. Ваера отряд, который вчера только должен был тронуться из Блони. Не застанет ли он Уже Львов в неприятельских руках или же, упаси бог — лагерь, в котором Троя была.

Поэтому, как е. м. п. коронный подчаший пишет, остается единственная надежда уже только на бога и на укрепленные богом руки рыцарства нашего.

Многие их милости настаивают, чтобы срок элекции был продлен, но их милости пп. резиденты не соглашаются на то, чтобы нарушить этот срок. Однако, если увидят необходимость этого, предпочтут отложить элекцию, о которой хорошо в. м. пан написал, что следует ждать какого-то замешательства. Это, в. м., искренне пишешь, что братья наши, остающиеся на Руси, которых судьба не охраняет от неприятельского меча, все твердо стоят за Кароля и в войске уже пьют за здоровье короля Кароля. Наша же Варшава, в числе немногих исключений, остается Казимировой, который достаточно умен. Я мог бы по этому вопросу кое-что написать, но не смею доверить этого письму, оставляя все это до счастливого, даст г. бог, приезда в. м. в. м. пана, благосклонности которого усерднейше отдают покорные мои услуги.

Комментарии