Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Удивительная история прошлого... Год 1224

Библиотека сайта XIII век

АБД АР-РАХМАН АЛ-ДЖАБАРТИ

УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ ПРОШЛОГО В ЖИЗНЕОПИСАНИЯХ И ХРОНИКЕ СОБЫТИЙ

'АДЖА'ИБ АЛ-АСАР ФИ-Т-ТАРАДЖИМ ВА-Л-АХБАР

(1806-1821)

Год тысяча двести двадцать четвертый

(16.II.1809— 5.II.1810).

Месяц мухаррам начался в четверг. В эту ночь, то есть в ночь на пятницу, 2-го числа этого месяца, после захода солнца прошла черная туча, из которой грянул потрясающий гром, сопровождавшийся чрезвычайно сильными сверкающими молниями, полил дождь, в одних местах обильный, а в других местах небольшой. Затем небо быстро очистилось, и появились звезды. По истечении нескольких дней прибывшие из района ас-Самахат в провинции ал-Гарбийа рассказывали, что в этом районе выпал в эту же ночь большой и малый град, большой — величиной в мельничные жернова, а малый — размером в куриное яйцо. Этот град разрушил дома, убил скот и людей и уничтожил значительную часть урожая.

В воскресенье, 4 мухаррама (19.II.1809), паша убил Хуcайна ибн Хабири — во время своего пребывания на канале ал-Фир'аунийа. Голову его он послал в Каир, и ее повесили у ворот Баб Зувайла.

В конце этого месяца паша возвратился с канала ал-Фир'аунийа, не сумев добиться перекрытия [плотины], несмотря на все затраченные усилия и огромные реквизиции. Для этого дела заняли барки для перевозки камней, которые шли « днем и ночью. Назначенный на это дело сейид Мухаммад ал-Махруки избрал местом пребывания район мечети ал-Асар 420, [219] для того чтобы торопить каменотесов и ускорить погрузку камней на барки. Камень добывали в горах глыбами, срезая утесы. Горы рассекали взрывами, закладывая порох, подобно тому как это делали европейцы. В местах взрывов появлялись пещеры, гроты, лощины, /89/ о которых среди людей распространялись разного рода небылицы и легенды. Рассказывали, что в горе обнаружилась железная дверь с запором, а когда открыли ее, то увидели внутри людей верхом на лошадях, и тому подобное.

В этом же месяце прибыл в Александрию посланец капудан-паши с требованием выплаты налогов с Александрии. Хаким ее сказал ему: «Надлежит тебе отправиться к паше на канал и встретиться с ним». Тот отправился, и паша принял его у плотины, и он провел здесь эту ночь, а наутро оказался мертвым и его зарыли в могилу.

Затем прибыл другой посланец с оповещением о предстоящем прибытии капуджи с двумя указами, в одном из которых сообщалось о заключении мира между Портой и англичанами и русскими и об открытии и безопасности морских путей сообщения.

Во втором же указе предписывалось выступить в поход для того, чтобы отвоевать священные города, изгнав из них ваххабитов. При этом сообщалось, что Йусуф-паша, бывший везир, известный под кличкой «Рудокоп», направляется в священные города через Сирию, а Сулайман-паше — вали Багдада — тоже предписано отправиться в район Дар'ииа 421.

Прибыл также указ о продлении полномочий паши на управление Египтом; ему прислали также шубу и саблю.

Месяц сафар 1224 года начался в субботу (18.III.1809). В этот день прибыл ага, приехавший в Булак. Для встречи его выехали ага янычар, вали и военачальники, которые организовали ему торжественный въезд через ворота Баб ан-Наср, и он поднялся в крепость. Здесь в присутствии всех зачитали указы, а по завершении этого дали пушечный салют и устроили празднество.

В этот день небо покрылось тучами и полил сильный дождь; у Бчркат ал-Хаджж вместе с дождем падали маленькие [220] рыбки породы, известной под названием алкарус (Ал-карус — букв «жалящие»), и они стали прыгать по земле. Одну из них доставили в Каир, и я видел ее — она очень холодная.

В этом же месяце паша усилил внимание к подготовке выступления экспедиции против эмиров Верхнего Египта. Несколько раньше он послал к ним требование доставить причитающееся с них зерно, а также деньги [в счет налога] мири. Они дали обещание, но не выполнили его. Когда паша находился на канале, к нему прибыл or эмиров Ридван-катхода ал-Бардиси с ответом и подарками, состоявшими из лошадей, невольниц, рабов и евнухов. Паша рассвирепел и заявил: «Я не прошу у них милостыни и благотворительности, что же они смеются над моей бородой этими своими поступками. Поскольку они не выявляют своих замыслов, придется мне выступить против них и воевать с ними». Он послал в Каир к высшим воинским чинам, приказав им выступить. Хасан-паша, Салих-ага Кудж, Тахир-паша, Ахмад-бей и многие, назначенные им, выступили со своими солдатами, переправились через Нил в Гизу и здесь расположились лагерем. Ридван-катхода между тем не переставал склонять пашу к сговорчивости, пока тот не согласился дать ему срок в несколько дней, необходимый, чтобы поехать и передать ответ и вернуться обратно. Когда паша возвратился с канала, то стал торопить с выступлением, и войска переправились на западный берег. Паша стал подгонять с выполнением обязательств, пересылкой талаток, собиранием барок Капитан порта Булак отправился с этой целью в Нижний Египет. Деревни обязали поставлять зерно и верблюдов, и это [требование последовало] за предшествовавшими обложениями на нужды строительства канала и сверх погашения путевых издержек глашатаев, разосланных с сообщением о прибытии капудана. При всем том люда страдали от засухи и от того, что зерно вздорожало, как и все прочее, и от недостатка зерна Того, кто не мог достать зерна, обязывали выплачивать стоимость его по самой высокой цене, и это-то после того, как удавалось найти подход к чиновникам, на это [221] поставленным, и дать им взятку. От Ибрахим-бея прибыл также Ну'ман Сирадж-паша. Паша принял его на канале, но приезд его оказался также бесполезным, паша не обрати л внимания на его слова, и он возвратился отвергнутым

5 мухаррама (20.II.1809) прибыл 'Али-бей Аййуб в сопровождении другого лица, именуемого Ридван-беем ал-Бардиси. Они поднялись в крепость, встретились с пашой, и 'Али-бей Аййуб пал перед ним ниц и целовал ему ноги и просил отменить выступление /90/ военной экспедиции. Слова его относительно зерна нового урожая были смиренными. Эмиры обещали выплатить стоимость зерна старого урожая и сдать в полную меру зерном все, что причитается с них из нового урожая. Они заявили, что не собираются нарушить закон и стремятся лишь к тому, чтобы получить отсрочку до жатвы. Паша сказал: «Сняв урожай, они заберут его и уйдут в горы». Эти переговоры длились около четырех дней, а затем, 8-го числа, разнесся слух, что достигнуто соглашение. Народ обрадовался, усмотрев в этом добрый знак и учтя последствия, вытекающие из раздоров, истребления посевов и разрушения городов. Так, за четыре дня, в течение которых солдаты совершали переход в Гизу, было опустошено свыше пятисот федданов, а когда в Верхнем Египте разнесся слух о выступлении солдат и снаряжении военной экспедиции, народ здесь пришел в отчаяние, встревожившись за свои посевы. Не зная, куда отправиться со своими детьми и женами, они покинули родные места и рассеялись по Каиру и Нижнему Египту.

Наутро был издан указ о возобновлении подготовки экспедиции. Снова разнесся слух о выступлении солдат, тревога опять охватила сердца, и люди провели тяжелую ночь. От лиц состоятельных и мултазимов потребовали авансы [в счет налогов], составили списки и чеки на получение кошельков и разослали лиц, назначенных для взимания этих сумм.

10 мухаррама (25.II.1809) экспедицию отменили, и после обсуждений и прений, которые со стороны паши уполномочен был вести Шахин-бей ал-Алфи, было заключено соглашение на следующих условиях: эмиры обязались треть причитающегося с них мири в количестве ста семи тысяч ардаббов зерна [222] представить по истечении срока в тридцать один день. 'Али-бей Аййуб и Ридван-бей ал-Бардиси уехали, оба милостиво награжденные пашой.

11-го числа этого месяца паша незаконно убил Мустафа-агу из свиты Хасан-бея но следующей причине: когда начальник Булакского порта отправился собирать барки, необходимые для отправки экспедиции, он встретил барку с арнаутом — торговцем зерном. Барка была нагружена зерном. Это случилось у местечка, называемого Сахраджат 422. Начальник Булакского порта захотел забрать судно, но арнаут сказал ему: «Как же ты возьмешь барку, ведь в ней мое зерно?». Капитан ответил: «Выгрузи твое зерно на берег и оставь его, а барка необходима для нужд паши». Но тот не согласился, опасаясь, что зерно пропадет и что он не найдет другого судна, так как все барки потребовались для экспедиции. Он сказал: «Когда я доеду до Каира, то выгружу зерно, а ты пошли со мной того, кто бы мог взять барку». Тот ответил, что это невозможно, и они заспорили, и, вне себя от гнева на арнаута, начальник порта прибег к своей сабле, чтобы избить его, но арнаут опередил его, выстрелив из своего пистолета, и убил его. Подчиненные начальника порта захотели арестовать его, но он сбежал от них в местечко, где находилась группа из войска дулатов, назначенная для сбора налога. Он обратился к ним, и они воспрепятствовали его аресту. Обе группы вступили в борьбу между собой. Упомянутый Мустафа-aга, бывший мултазимом этого местечка, отсутствовал в это время по каким-то своим делам. Ему дали знать, и он приехал. Опасаясь, чтобы не произошло убийство или деревне не был причинен вред и чтобы это не послужило причиной опустошения района, он сказал им: «Отправляйтесь вместе со мной к паше, чтобы узнать его мнение». Они согласились с этим и в сопровождении его вместе с убийцей отправились в Булак. Когда они спустились на берег, то убийца сбежал и отправился к 'Омар-бею ал-Арна'уди, живущему в Булаке. Упомянутый эмир Мустафа побежал за ним, а 'Омар-бей заявил ему: «Отправляйся к паше и сообщи ему, что он у меня, и ничего тебе не будет». Тот так и сделал, а паша ему сказал: «Отчего ты не сберег [223] его, зачем допустил, чтобы он сбежал?» Тот в свое оправдание сослался на то, что не властен над солдатами дулатов, к которым убийца прибег и которые помогли ему освободиться. Паша приказал посадить Мустафа-агу в тюрьму и послал за 'Омар-беем. Тот явился и стал просить об освобождении эмира Мустафы. Паша обещал назавтра выпустить его, если 'Омар-бей доставит ему убийцу. 'Омар-бей сказал, что он находится у Азмир-аги и что тот его не выдаст, а затем поехал к себе домой. С наступлением утра паша незаконно приказал убить упомянутого эмира Мустафу. Его привели в ар-Румайлу 423 к воротам крепости и прострелили ему шею.

Наутро убили также одного из солдат-дулатов по этой же причине. На следующий день арнауты также убили /91/ двух солдат корпуса дулатов.

В четверг, 13 мухаррама (28.II.1809), паша категорически потребовал от 'Омар-бея выдачи арнаута — убийцы капитана. Он заявил, что если тот не пришлет его, то он сожжет его дом. Но 'Омар-бей отказался прислать его, и к нему присоединился ряд арнаутов соседа его Салих-аги Куджа. Паша направился в квартал Шайх Фарадж 424, что вызвало в Булаке беспокойство и тревогу. К заходу солнца паша возвратился к себе домой в ал-Азбакийу, и тревожные слухи умножились, и увеличилось беспокойство среди арнаутов и в корпусе дулатов.

15 мухаррама (2.1 II.1809) арнауты также убили двух солдат-дулатов у плотины Сиба'и. Затем убийца капитана прибег к покровительству одного из крупных военачальников арнаутов, паша же послал к Хасан-паше, настоятельно требуя, чтобы этот командир явился или чтобы убийце отрубили голову и прислали ему. Хасан-паша выполнил этот приказ, прислав паше какую-то голову, завернутую в простыню, чтобы тем самым покончить с этим событием. Страсти вокруг этого вопроса улеглись, и острота его сгладилась, и многие успокоились на этом.

В конце месяца паша приказал учредить регистр обложения земельных угодий. По сравнению с прошлым годом увеличили на треть обложение тех земель, которые не орошаются во время разлива Нила. Регистр был составлен. В нем предусмотрели четыре категории, отличающиеся одна от другой [224] увеличением суммы обложения на сто пиастров. Налог на самую высокую категорию составляет восемьсот пиастров, хотя налоги за прошлый год остались в значительной части недобранными вследствие того, что деревни были опустошены и не могли платить. Этот регистр составляли раздельно группа эфенди и группа писцов-коптов, находившиеся друг от друга на большом расстоянии: эфенди — в доме Аййуба в Булаке, а копты — в монастыре в Старом Каире; здесь они находились на протяжении многих дней, пока не составили и не закончили регистр. Вслед за тем сразу же стали взыскивать по нему, домогаясь поступления налогов.

В это же время паша приказал 'Омар-бею ал-Арна'уди покинуть Египет и прекратил выплату содержания ему и его солдатам, и тот не в силах был противоречить. Подсчитали все причитающееся ему и его солдатам содержание и возмещение за доходы с деревень, находившихся в его распоряжении — эта сумма составила свыше шестисот кошельков, которые были выплачены за счет доходов паши и других. Паша [в свое время] захватил поместья, расположенные в ал-Калйубийи к северу от Шубры и принадлежавшие разным лицам, [а теперь], когда он завладел поместьями 'Омар--бея и выплатил ему вознаграждение за них,— а земли эти [находились] в провинциях ал-Мануфийа, ал-Гарбийа и ал-Бухайра, — он возместил частями из них некоторым лицам утраченное ими. 'Омар-бей и его подопечные стали готовить все необходимое к отъезду.

Месяц раби' ал-аввал 1224 года (16.IV— 15.V.1809). В этом месяце сейид 'Омар Мукаррам — старейшина шерифов — совершил обрезание сына своей дочери и пригласил пашу и знать, которые послали ему подарки и подношения. В понедельник, 16 раби' ал-аввала (1.V.1809), он устроил процессию, в ней участвовали шейхи ремесленных цехов, жонглеры, экипажи соответствующих корпораций ремесленников, уроженцы Верхнего Египта и, кроме них, жители Булака, пригородов, жители ал-Хусайнийи 425 и других предместий. Они шли с барабанами, флейтами, а за процессией следовала огромная толпа. В тот примечательный день все места, откуда было удобно смотреть, были переполнены. Это веселье было заключительным [225] аккордом [процветания] сейида 'Омара, так как последовало то, о чем ты вскоре узнаешь, — его ссылка и отъезд из Каира.

В этот же день закончили плотину на канале ал-Фир'аунийа, работы на которой по кладке камней, водонепроницаемых прокладок и грунта продолжались на протяжении свыше шести месяцев; на нее потратили несчетное количество денег. Поток воды шел из восточного рукава Нила и был столь обильным, что барки могли подыматься по нему вплоть до Дамиетты. Это после того, как канал совсем было уже высох и оставшиеся в нем пресные воды Нила, смешавшись с морской водой, стали солеными на всем протяжении, вплоть до Фараскура 426. 'Омар-бей из числа приближенных ал-Ашкара обязан был охранять плотину, следить за тем, чтобы вода не прорвала ее и не испортила. Он жил там, не покидая плотины, продолжая выполнять свои обязанности, и «е жил в Каире.

На протяжении этого месяца и ему предшествующих зерно стало появляться редко и повысилась его стоимость, так что цена ардабба пшеницы поднялась до тысячи шестисот пара, и его редко можно было достать на /92/ складах, рыночных площадях или на нильских пристанях; там невозможно было достать какое бы то ни было зерно на протяжении всего гота, и если бы не милость Аллаха, ниспославшего маис, то население, наверное, погибло бы. Несмотря на это, продолжалось взыскивание налогов, контрибуций, так что забирали зерно в натуре, солому, верблюдов и в добавление к этому еще налагали прочие повинности, о которых тебе приходилось слышать уже не раз и о которых долго надо было бы объяснять.

В течение этого же месяца призвали производить размен французских талеров, египетских золотых цехинов и венгерских цехинов по курсу, объявленному в прошлом году, так как после того, как был снижен курс размена, прошел всего месяц или два, и он возобновился на прежнем уровне и даже превысил его. Поэтому еще раз призвали к тому, чтобы этого расхождения, чреватого возобновлением горестей и затруднений населения, больше не было. Однако эти призывы и приказы о снижении и повышении не были продиктованы жалостью к народу и милосердием к нему. Наоборот, этим преследуют [226] собственные цели — все большего удовлетворения своей жадности. Как только начинается взыскание налогов и обложений, они объявляют о снижении, для того чтобы побольше выручить [на разнице в курсе] и на том, что можно получить путем усиления наказаний тех из торговцев, кого удается уличить в превышении курса. Когда же они выплачивают за счет казны содержание солдатам или снаряжение, то без всякого стыда и зазрения совести считают по самому высокому курсу. Перед таким противоречием нам остается лишь молчать.

В конце этого месяца появилось зерно; цены на него снизились, — прибыли крестьяне с зерном нового урожая, и снизилась стоимость его, хвала Аллаху!

Начался месяц раби' ас-сани 1224 года (16.V—13.VI.1809). 6-го числа этого месяца (21.V.1809) прибыли послания из Порты с оповещением о рождении у султана дочери, названной Фатимой. В указах предписывалось украсить город, и мнения сошлись на том, чтобы устроить празднество и давать салюты из крепостных пушек в часы пяти молитв в течение семи дней. Ничего подобного в прошлом не делалось, неслыханно было давать салют или устраивать иллюминацию и вообще упоминать о рождении девочки. Это принято устраивать лишь по случаю рождения мальчика. Это новшество ввели персы.

Во вторник, 8 раби' ас-сани (23.V.1809), прибыли [следующие] мамлюкские эмиры: Марзук-бей — сын Ибрахим-бея, Салим — ага мустахфазан 427, Касим-бей Силахдар, Мурад-бей, 'Али-бей Аййуб. Они прибыли в соответствии с предшествовавшим соглашением, но Салим-ага, о прибытии которого упоминалось, не входит в число явившихся в соответствии с соглашением. Он держался в стороне от этих дел. Причиной его приезда явилась смерть его жены. Она умерла около двух недель тому назад, и он приехал за ее наследством, ее и его имуществом, находившимся у нее, равно как и по поводу ее поместий. Приехав, он нашел, что паша захватил все это. Он забрал имущество, украшения и драгоценности, поместье и недвижимость при посредстве Махмуд-бея ад-Дувайдара. Когда Салим-ага приехал, то не застал ничего: ни дома, ни поместья, ни обитателей. Он остановился у 'Али-бея Аййуба в его доме, [227] расположенном в квартале Шамс ад-Даула 428. К нему явились Махмуд-бей ад-Дувайдар и драгоман. Они стали его успокаивать и сообщили ему, что паша возместит ему за все утраченное и добавит еще сверх того. Они сеяли у него на крыше (Выражение, означающее «давали щедрые обещания»), с тем чтобы он покорился.

В этом же месяце обвалился потолок дворца, возведенного пашой в Шубре, и его начали вторично восстанавливать.

Тогда же сообщили о прибытии жены паши — матери его детей — и его младшего сына по имени Исма'ил, а также сына Бонапарта Хазандара и многих их родственников и близких, прибывших в Александрию с их родины — Кавалла 429. Когда они упрочились в Египте, прижились здесь и стали благоденствовать, то послали своим семьям, детям и близким предложение приехать, и все время оттуда прибывали группа за группой женщины, мужчины и дети. Когда пришло известие о прибытии жены паши в Александрию, то для встречи ее отправился сын ее Ибрахим-бей, дафтардар. Это было 11-го, а 13 раби' ас-сани (28.V.1809) упомянутый Ибрахим-бей возвратился, не дождавшись их прибытия, а когда они прибыли, паша отправился в Булак, чтобы встретить их.

В понедельник, 14-го числа, предупредили всех женщин, дам; высокого ранга /93/ и тех, имена которых упоминаются в списках мултазимов, чтобы все они в среду утром отправились навстречу жене паши в Булак. Госпожа Нафиса ал-Мурадийа попросила извинения, что из-за болезни она не в состоянии передвигаться и выходить, но это не было принято во внимание. С наступлением утра в среду собралось огромное множество» женщин у пристани в Булаке на нанятых осликах, число которых превышало пятьсот; женщины сопровождали жену паши до ал-Азбакийи. По случаю ее прибытия и поселения в Египте был дан салют из многочисленных орудий крепости и ал-Азбакийи. Затем прибыли подарки и подношения, принимавшиеся от каждой провинции отдельно детьми и отдельно женой паши.

Начался месяц джумада ал-ула 1224 года (14.VI—-13.VII.1809). 3-го числа, в субботу (16.VI.1809), 'Омар-бей [228] ал-Арна'уди погрузился у своего дома в Булаке на барки и отправился к себе на родину через Дамиетту.

Вместе с ним отправилось около сотни его людей из тех, кто добывал для него деньги, состояние. Они собрали для упомянутого 'Омар-бея деньги и дары и множество вещей и наполнили ими много сундуков, которые взяли с собой, сверх того, что они отправили к себе на родину в несколько приемов до этого срока.

В четверг, 15-го числа (28.VI.1809), 'Али-бей Аййуб и Салим — ага мустахфазан отправились в Верхний Египет, в Каире же остались Марзук-бей и Касим-бей ал-Муради.

В этот же дань паша потребовал тысячу кошельков от му'аллима Гали и обязал его доставить эту сумму. Му'аллим Гали распределил раскладку ее среди служащих и писцов и собрал ее в короткий срок.

Тогда же прибыл силахдар везира Йусуф-паши с указом, содержащим требование собрать подати, учрежденные им во время его пребывания в Египте на основании грамот [на владение] поместьями, пожалований и актов на владение илтизамами. Эти подати именовались податями короткой руки и пера. Эти доходы Йусуф-паша обратил в свою пользу. Он послал взыскать все [причитающееся по этим податям] с 1217 (1802—1803) года и вплоть до настоящего времени, что составляет сумму свыше четырех тысяч кошельков.

Тогда же ввели закон об учреждении регистра половины чистого дохода мултазимов (половины фа'иза) и другого регистра по обложению земель ризк, закрепленных за мечетями и предназначенных на благотворительные цели, и земельных участков, занятых под общественными источниками воды и благотворительными учреждениями, равно как и регистра по обложению земель висийа 430 —- земельных вотчин, принадлежащих также мултазимам. Указы об этом были посланы по деревням и городам. В соответствии с этими указами областным кашифам надлежало назначить специальных лиц для учета земель ризк, закрепленных за благотворительными учреждениями и за мечетями. Каждому ведающему или владеющему поместьями этого рода было предписано явиться в местные диваны с [229] грамотой на право владения, для того чтобы заново возобновить его и закрепить новым актом. Опоздание с явкой в течение установленного сорокадневного срока грозило отторжением этой недвижимости и передачей ее другим. В указе содержались оговорка и довод, неслыханные дотоле: они гласили, что в случае смерти султана или его низложения указы и распоряжения его, равно как и его представителя, упраздняются и должны быть заново утверждены назначенным вновь наместником султана и т. д. и т. п. И затем да будет ведомо, что такие недвижимости и земельные угодья были установлены со времен ал-Малик ан-Насира Йусуфа Салах ад-Дина ал-Аййуби в пятом веке 431 [хиджры 432]. Они находились в распоряжении государственной казны, с тем чтобы заслуживающие того люди без затруднений получали пожалования от государственной казны. Государи и султаны следовали ему в этом вплоть до наших дней. Они сооружали мечети, богадельни, рибаты 433 , ханаки 434 и общественные водоемы и закрепляли за ними {для их содержания] земельные угодья. Они выделяли их из числа собственных вотчин, налог или урожай с которых использовался для этих нужд. Точно так же в благотворительных целях они закрепляли недвижимость за некоторыми лицами из числа учащихся и бедняков для содержания их, чтобы они жили за счет этого и имели возможность заниматься наукой. В случае смерти лица, которому было присвоено право пользования доходами с данного [пожалованного] имущества, кади или назир 435 передавали это право другому заслуживающему того лицу. Имя его заносилось в реестр кади и в регистр имперской канцелярии специально для того предназначенным служащим, /94/ именуемым писцом ризка.

Этот чиновник составлял [новому лицу] акт на пожалование, именуемый ифрадж, который скреплял сначала своей визой, а затем печатями паши и дафтардара. Каждая провинция Верхнего и Нижнего Египта имела свой специальный реестр, на обложке которого значилось название данной провинции, что облегчало розыски и контроль в случаях возникновения сомнений, а также учет размера дохода, предназначенного лицам, его заслуживающим. И [институт] ризк продолжал [230] сохраняться и оставаться прочно установленным во всем египетском государстве из поколения в поколение, без каких-либо нарушений и изменений. Только из-за острой нужды владельцы вакфов переуступали их некоторым мултазимам за известную сумму денег, часть которой выплачивалась наличными, а другая часть, по определению уступающего вакф, — в рассрочку, но сумма в целом была значительно ниже основной стоимости уступленной ренты из-за выплаты наличными уступающему ее, а ренту эту в то время называли внутренним зимамом (Зимам — букв, «обязательство; компетенция»; в данном случае, очевидно, речь идет об обязательствах, не закрепляемых актами соответствующих диванов (присутственных мест), поскольку вакуфное имущество считалось изъятым из обращения). И так это продолжалось на протяжении истекших веков.

Французы, овладев Египтом, не препятствовали этому порядку вещей. Когда [после эвакуации страны французами] здесь обосновались везир Йусуф-паша и Шариф-эфенди — дафтардар, они потребовали от мултазимов, чтобы те внесли государству заново хулван 436 по установленной системе, введенной умышленно в целях извлечения денег любым способом. Они утверждали, что Египет стал ареной войны благодаря тому, что им овладели французы и что [турки], спасая страну от «их, заново овладели Египтом. Поэтому все земли стали собственностью турок, и тот, кто желает владеть каким-либо земельным угодьем или чем-либо другим тому подобным, должен внести наместнику султана хулван в сумме, которую тот установит.

Проверив акты на владение, они установили, что с некоторых землевладельцев не взимается мири — ни с урожая, ни с доходов пастбищ, то есть те налоги, которые должны были бы поступать в казну, но от уплаты которых они были освобождены вали за известное возмещение. Другие же добились этого тем, что имперским указом, именуемым тарифа, [их владения] были отнесены к категории земель, называемых хазина' банд 437, — категории, подобной владениям ризк. Некоторые, оставаясь мултазимами, платили лишь часть налога, именуемого покровительственным налогом, — мал ал-химайа. [Везир и дафтардар] не могли отменить этого, но они учредили регистр [231] мири, определяющий размер обложения, более или менее высокий, в соответствии с разрядом владения и своим расположением к владельцу. Если кого жаловали, то присоединяли его владения к разряду платящих налог мал ал-химайа, основной или только новый низкий налог. Они вели происки против людей незнатных, за счет ренты и доходов которых они относили другие владения к разряду хазина-банд, как об этом упоминалось.

Для выписывания новых грамот на владения назначили 'Абдаллаха-ефенди Рамиза-капудана, считавшегося в то время уполномоченным по мири, и кади-пашу. К 'Абдаллаху-эфенди Рамизу стал стекаться народ, для того чтобы выписать визы для подтверждения их права на неотторжимое имущество ризк и для возобновления документа на это право, а 'Абдаллах-эфенди чинил им разного рода затруднения, придирался. Он требовал от подателя заявления доказательств его прав на владение. Когда тот подтверждал ему это, то 'Абдаллах-эфенди не удовлетворялся. Если это была переуступленная рента, то он обязывал представить доказательства и акт о стародавней передаче, который мог уже пропасть, быть утерянным или истлеть за давностью времени, или мог быть затерян прежним владельцем за ненадобностью и заменен новым актом, или старый акт мог остаться у переуступающего владение до тех пор, пока не будет погашена сумма за переуступку. Если все же акт удавалось представить, то 'Абдаллах-эфенди находил другие отговорки, выдвигал другие сомнения. Когда же у него уже не оставалось подозрений, он требовал хулван в размере трех или пятигодичной ренты [с данного владения], не считая издержек. Народ взволновался и обратился за помощью к Шарифу-эфенди — дафтардару, тот сместил упомянутого 'Абдаллаха-эфенди Рамиза и назначил вместо него одно-то из своих писцов.

Шариф-эфенди предписал взимать с каждого феддана по десять пиастров и не больше, именуя это в новых документах покровительственным налогом. Он внушал людям, что этот налог предназначен для того, чтобы еще больше подтвердить права на неотторжимое имущество, и является гарантией [232] против какого-либо нарушения этих прав. Люди приняли это с удовлетворением. Весть об этом распространилась по всей стране, и люди стали прибывать из Верхнего и Нижнего Египта для возобновления своих документов и стали выписывать их /95/ по образцу актов на владение илтизамами, а не по старой форме с подписью одного лишь дафтардара.

Что же касается старого порядка оформления, то акт на владение писался на большой бумаге отчетливым почерком по-арабски. На обложке с гербом с внутренней стороны надписывалось имя наместника Египта и прикладывалась его большая печать, а затем следовала подпись дафтардара. Внутри ее находилась другая бумага, именуемая тазкира, продолговатой формы, напоминающая акт на владение, также скрепленная подписью и печатью и воспроизводящая содержание большой бумаги. И такое положение вещей продолжалось до настоящего времени с эпох минувших и истекших времен.

В этом же месяце учредили также регистр по провинции ал-Бухайра на [всю] площадь земель, орошаемых и неорошаемых, к которой отнесли также земли висийа и земли ризк. Об этом составили извещение и разослали глашатаев со списками имен мултазимов. Это вызвало большое волнение среди населения. Люди стали жаловаться шейхам ал-Азхара, которые пообещали повести соответствующие переговоры по этому поводу, после того как удостоверятся в этом.

В тот же день начальник полиции арестовал одного из ученых, родственника сейида Хасана ал-Бакли. Шейхи обратились с ходатайством об освобождении арестованного, но заместитель начальника полиции не сделал этого и отправил арестованного в крепость.

Тогда же Мухаммад-эфенди Топал, назир ведомства материального снабжения, стремился добиться расположения паши в пользу своего друга сейида Саламы ан-Наджари, добиваясь для него награды или соответствующего поста. Причиной тому послужил подарок, присланный упомянутым Саламой ан-Наджари. Он состоял из (нескольких кип индийских тканей, шитых золотом, и прочих вещей, а также лошади, лучшей из лошадей мамлюкских эмиров, у которых сейид Салама ее купил. [233] Мухаммад Топал, к великодушию которого он воззвал, принял этот подарок и передал его паше, сказав ему, что сейид Салама в знак признательности за благодеяния, оказанные ему в прошлом, прислал этот дар паше. Тот принял подарок, наградил сейида Саламу десятью кошельками и дал распоряжение Мухаммаду-эфенди принять его на службу в свое ведомство.

Тогда же объявили об учреждении регистра половины чистого дохода откупщиков налогов с торговцев тканями и обувью, продаваемыми и доставляемыми ими, и сделали для них клейма. Эти товары не смогут поступать в продажу до тех пор, пока откупщик налога не будет поставлен в известность и на каждый предмет не будет поставлено клеймо, соответственно виду и цене этого товара, [свидетельствующее об уплате] необходимой суммы налога. Это [мероприятие] усилило отчаяние и возбуждение в народе.

В субботу, 17 джумада ал-ула (30.VI.1809), когда шейхи, как обычно, явились в ал-Азхар для занятий, в мечеть пришло множество женщин, простонародье да родственники заключенных и стали кричать, взывая о помощи. Они сорвали занятия, и шейхи собрались в кибле 438 и послали за сейидом 'Омаром, накиб ал-ашрафом. Он явился и посидел с ними. Поговорив между собой, шейхи разошлись по домам. Затем они собрались на следующий день и составили петицию паше, упомянув в ней о новых налогах, нововведениях и клеймении товаров, о взыскании налогов с земель висийа и ризк, о посягательстве на половину чистого дохода мултазимов и об аресте ни в чем не повинного родственника ал-Бакли. [Эта петиция была составлена] после того, как на специальном собрании в результате обсуждения была достигнута договоренность и полное единство. В это время явился Диван-эфенди; передав им привет от паши, он сказал, что паша справляется об их требованиях. Они передали ему в общих чертах изложенное в петиции и объяснили все это в деталях. Диван-эфанди заявил: «Вам надлежит отправиться к нему для личных переговоров и изложить желаемое устно. Паша не идет наперекор вам в ваших делах и не отводит вашего заступничества. В разговоре с ним стремитесь быть подчеркнуто мягкими, обходительными, потому что он [234] человек надменный, молодой, невежественный, он тиран, и душа его не приемлет, чтобы им распоряжались. Может статься, что тщеславие побудит его причинить вам вред и не [пойти навстречу] вашему стремлению». Шейхи единодушно ответили: «Мы не пойдем к нему до тех пор, пока он будет поступать подобным образом. Только тогда, когда он откажется и воздержится от новшеств и нововведений, не будет притеснять население, [только в этом случае] мы вернемся к нему, будем обращаться к нему, подобно тому как это было в прошлом. Воистину, мы 'поддержали его назначение три условии, что он будет справедливым, а не во имя тирании и насилия». Диван-эфенди заявил: «Я хочу лишь того, чтобы вы лично переговорили с пашой и добились осуществления' цели». Шейхи сказали: «К паше мы не пойдем, но смуты подымать не станем. Мы разойдемся по домам, будем довольствоваться нашим положением и терпеливо перенесем предопределения Аллаха [по отношению] к нам и другим». Диван-эфенди взял с собой петицию и пообещал шейхам сообщить ответ паши.

Затем, после его ухода, освободили арестованного было родственника сейида Хасана /96/ ал-Бакли, а шейхи еще не знали об этом. Шейхи прождали обещанного Диваном-эфенди ответа, а так как тот медлил и запаздывал с выполнением своего обещания на протяжении пяти дней, истекших после собрания, то шейх ал-Махди 439 и шейх ад-Давахили собрались у Мухаммада-эфенди Топала — назира ведомства материальной части — эти трое таили в сердцах злобу на сейида 'Омара и вели тайные переговоры друг с другом. Затем, после полудня, они разошлись. Шейхи ал-Махди и ад-Давахили [после этого совещания] явились к сейиду 'Омару и поставили его в известность, что, согласно заявлению Мухаммада-эфенди, паша вовсе не требовал налогов с земель висийа и ризк и лжец тот, кто утверждает это. Они передали также заявление паши, сказавшего, что он не склонен пренебрегать указаниями шейхов и что, собравшись у него для личной беседы, шейхи получат удовлетворение своих пожеланий. Сейид 'Омар сказал: «Паша отрицает, что он обложил доходы ризк и висийа. Так вот же [официальные] распоряжения из числа распоряжений, разосланных сборщиками [235] некоторым мултаэимам, содержащие извещения о лишении половины фа'иза — обложения земель висийа и ризк. Что же касается того, чтобы отправиться к нему, то я не пойду ни за что. Нарушить же данную всеми нами клятву и достигнутую договоренность предоставляется вашему усмотрению». На этом совещание закончилось. Паша тем временем стал пытаться разъединить шейхов и подорвать могущество сейида 'Омара, на которого он был зол, так как тот не склонен был следовать стремлениям паши и противодействовал большинству его начинаний. Паша опасался могущества сейида 'Омара, так как знал, что за ним следуют и простонародье, и высшие слои населения. Паша знал, что сейид 'Омар может, если только захочет, и объединить, и разъединить народ и знать. Паша помнил, что сейид 'Омар обеспечил ему победу, что [именно] сейид 'Омар поддержал его и помог ему, объединил вокруг него знать и простонародье, дав ему возможность овладеть страной. Паша знал, что, пожелай того сейид 'Омар, и все будет наоборот. Поэтому паша стал группировать вокруг себя некоторых лиц, по видимости казавшихся друзьями сейида 'Омара. Он уединялся и развлекался с ними с таким расчетом, чтобы они в самообольщении вообразили, что они его приближенные и что он заинтересован в их совете и в том, чтобы они были с ним заодно. Паша излил перед каждым из них свою ненависть против сейида 'Омара и указал, как надо действовать, чтобы каждый по мере сил помог ему (паше). Вечером того же дня к сейиду 'Омару пришли Диван-эфенди, 'Абдаллах Бекташ — драгоман, а также ал-Махди и ад-Давахили, и между ними и сейидом 'Омаром завязался длинный разговор относительно разрешения встретиться с пашой. Ал-Махди и ад-Давахили колебались, а сейид 'Омар был непоколебим в своем сопротивлении этому. Тогда те заявили: «Придется шейху ал-Амиру пойти с нами, мы не отправимся без него». Тот отказался под предлогом нездоровья. Ал-Махди и ад-Давахили поднялись и вышли в сопровождении Дивана-зфенди и драгомана и направились в крепость, где встретились с пашой. Между ними произошел разговор, во время которого паша заявил: «Я не отвергаю вашего заступничества и не откажу вашим просьбам. На вашей [236] обязанности, когда вы видите, что я допускаю ошибку, помочь мне советом и указанием». Затем он стал жаловаться на сейида 'Омара, на строптивость его, на препятствия, чинимые им паше, и хвалить остальных. [Он сказал]: «Постоянно он противодействует мне, сводит на нет мое управление, запугивает меня народным восстанием». Шейх ал-Махди заявил: «Если мы его оставим, он ничего не сможет сделать без нас. [Без этой поддержки] он, воистину, лишь частное лицо, чиновник по сбору доходов с вакфов и по распределению их среди имеющих на та право». Тогда-то паша изложил свои намерения, и они вступили в соглашение с ним из злобы по отношению к сейиду 'Омару. Шейх ад-Давахили при этом посещении был представителем шейха аш-Шаркави и выступил от своего лица. Затем они беседовали особо секретно. Они поднялись, чтобы уйти, колеблющиеся, скрывая царившие в их душах злобу и злорадство. О последствиях они не задумывались. Шейхи отправились к сейиду 'Омару, который был полон ярости из-за нарушения шейхами уговора. Они поставили его в известность о том, что у паши нет разногласий с ними, и [передали следующее заявление паши]: «Я не отвергаю вашего заступничества, ноне позволю властвовать надо мной. Ваша обязанность, если вы видите, что я допускаю какое-нибудь нарушение, советом помочь мне, и я не отвергну вас и не откажусь принять ваши советы. А что касается того, что вы клевещете на меня, созываете сборища в ал-Азхаре, то это недостойно вас. Вы точно хотите запугать меня этими сборищами, возбуждаете темные настроения толпы и подстрекаете к восстанию чернь, как вы это делали во времена мамлюков. Но меня не запугаете. Если бы случилось, /97/ что чернь пошла бы на это, то для нее у меня наготове меч и возмездие». Мы ответили ему, [продолжали шейхи], что этого не случится, что мы не склонны к интригам и смутам и что в ал-Азхаре мы собирались лишь, чтобы читать ал-Бухари и просить бога об устранении бедствий. Затем паша потребовал, чтобы мы ему раскрыли имя того, кто первый внес раздор, но мы его обманули, скрыли это от него. Он обещал нам отменить клеймение товаров, уменьшить взимание фаи’за с половины до четверти. Паша опроверг утверждение о [237] введении обложения земель висийа и ризк в провинции ал-Бу-хайра. Затем шейхи поднялись и разошлись, и начался между ними разлад, пошли суды и пересуды, каждый стремился к тому, чтобы приумножить свое благосостояние и стать более известным; каждый говорил противоположное тому, что думал.

Месяц джумада ас-санийа 1224 года начался в пятницу (14.VII.1809). В этот день Диван-эфенди, 'Абдаллах Бекташ — драгоман — и шейхи собрались в доме сейида 'Омара и повели разговор относительно того, чтобы встретиться с пашой. Сейид 'Омар запротестовал и поклялся, что не пойдет к нему и не встретится с ним лицом к лицу до тех пор, пока тот не отманит введенные им новшества. При этом он заявил: «Весь народ обвиняет меня, что я заодно с пашой, утверждают, что он не осмеливается предпринять что-либо, как только по договоренности со мной. Достаточно уже того, что было. Чем больше мы ему уступаем, тем сильнее становятся гнет и насилие». Было произнесено много слов, но сейид 'Омар не согласился отправиться. Тогда они заявили, что пойдут одни, и послали за шейхом Амиром, но тот сослался на нездоровье и заявил, что он не в состоянии передвигаться или ездить. Сошлись тогда на том, что направятся к паше шейхи 'Абдаллах аш-Шаркави, ал-Махди, ал-Давахили и ал-Файйуми. Это было сделано наперекор сейиду 'Омару — он было думал, что они воздержатся из-за его запрета, считаясь с прежней договоренностью и данной клятвой.

Когда они явились к паше и стали беседовать с ним, то каждый при этом питал намерения, направленные против другого. Когда они упомянули относительно новых налогов, то паша сообщил им, что он отменит клеймение товаров, откажется от обложения земель висийа и даст указ о востребовании лишь четвертой части фа'иза. На этом сошлись, и они отправились в дом сейида 'Омара и поставили его в известность о происшедшем. Он сказал (На полях булакского издания примечание: «Слова его “сказали", “сказал" и т. п. находим во всех экземплярах, имеющихся в нашем распоряжении. Они употребляются, возможно, в смысле “нет" и “да", и т. п.») им: «И вам понравилось это? Когда [238] паша прислал предупредить меня о лишении мултазимов четвертой части фа'иза, я категорически отказался дать свое согласие на это, так как в прошлом году, когда он стал взыскивать четвертую часть фа'иза, я сказал ему: “Как бы этот год не положил начало продолжению этого и в дальнейшем". Но он заверил, что после этого года такого обложения больше не будет, что оно вызвано острой нуждой в деньгах и пусть он будет проклят и лишен милости Аллаха, если он введет это обложение на дальнейшие времена. Он дал мне обет в этом, и это вам известно, так как не было тайной для вас». Шейхи это подтвердили. «Что же касается его утверждения, что он отказался от обложения земель висийа и ризк, то это безосновательно, — вот распоряжения, разосланные по ал-Бухайре». Шейхи сказали: «Мы упомянули ему об этом, но он отрицал это, а мы настаивали, основываясь на документах о взыскании, на что он ответил, что это было обложением специально для провинции ал-Бухайра, вследствие того, что ревизоры, которым было поручено выяснить количество орошаемых и неорошаемых земель в целях установления размера обложения их земельным налогом, допустили обман и мошенничество. Если в местечке было пятьсот федданов орошаемой земли, они указывали лишь сто федданов из них, а остальные относили к числу земель ризк и висийа, и обложение ал-Бухайры последовало в наказание за их мошенничество и обман». Сейид 'Омар сказал: «Разве допустимо то, что он сделал? Не является ли просто притеснением и угнетением то, что он допустил в прошлом году? Паша заверял, что введенное им в прошлом году обложение земельных угодий, предназначенных служить источником пропитания, больше не повторит, а теперь он возобновил это и в большем размере. А вы это одобряете, подлаживаетесь к нему, не препятствуете ему в этом, и я остался единственным, кто противоречит ему, кто остался в одиночестве». Он стал их укорять в нарушении договоренности и данной ими клятвы. Собрание закончилось, мнения разошлись, все шире стало распространяться лицемерие, гнев, злоба, зависть, интриги. Днем и ночью они вели секретные переговоры. Паша же все посылал к сейиду 'Омару, требуя его к себе для переговоров и [239] обещая ему выполнить все, что тот ему посоветует. Он послал к нему своего катходу, чтобы договориться с ним по-хорошему. /98/ Тот сообщил сеййду 'Омару, что паша назначит ему по одному кошельку в день и, сверх того, даст ему единовременно триста кошельков, но сейид 'Омар не согласился. Паша же не переставал тревожиться из-за него и шпионил за ним, следил за его поведением: кто посещает его из высших военных чинов, не подстрекают ли его некоторые влиятельные лица, не переписываются ли с ним тайно и не высказывают ли перед ним свою ненависть к паше, с тем чтобы, если он склонен идти против наши, содействовать ему в победе над ним. Для сейида 'Омара эти его козни не были секретом. Он оставался непоколебим и продолжал отказываться от встречи с пашой, не хотел подчиниться ему, продолжая негодовать, а посещавшие его передавали это паше в искаженном виде, соответственно своим целям и стремлениям.

Во время всего этого случилось, что паша приказал составить петицию по поводу погашения затребованных везиром Порты четырех тысяч кошельков. В письме он упоминал, что эти суммы были израсходованы на важные дела, а именно: восемьсот кошельков на сооружение канала ал-Фир'аунийа, а еще большая сумма была истрачена на снаряжение военных экспедиций для борьбы с мамлюкскими эмирами до того, кал они подчинились, крупная сумма — на восстановление крепости и водопровода, по которому доставляется туда вода, [определенные] средства были израсходованы на прорытие каналов, а поступление мири снизилось из-за сокращения поливных площадей, засухи и тому подобного. Он послал это письмо сеййду 'Омару, чтобы тот подписал его и приложил свою печать, но тот отказался и заявил: «Что касается израсходованного им на канал, то собранные им в стране подати превышают с лихвой израсходованное им, а что касается всего прочего, то все это ложь и не имеет никакого основания. Если бы нашелся кто-либо, кто потребовал бы с него отчет за все собранное им в Египте в виде контрибуций и незаконных поборов, то для этого не хватило бы регистров». Когда возвратившиеся к паше доложили ему о сказанном, то он пришел в неописуемую ярость и [240] потребовал, чтобы сейид 'Омар явился к нему. Тот отказался, а после долгих переговоров заявил: «Что ж, если эта встреча непременно нужна, то я встречусь с ним в доме шейх ас-Садата, к нему же я не явлюсь». Когда об этом ответе сообщили паше, то он пришел в еще большую ярость и сказал: «Теперь я понял, насколько он презирает меня и издевается надо мной, что приказывает мне опуститься из моей правительственной резиденции в дома [простых] людей».

Когда настала среда, 27 джумада ас-санийа (9.VIII.1809), паша отправился в дом сына своего Ибрахим-бея — дафтардара, потребовал сюда кади и упоминавшихся шейхов и направил сейиду 'Омару своего посланца и посланца от кади с требованием прибыть для расследования, но оба посланца возвратились с сообщением, что сейид 'Омар, приняв лекарство, лишен возможности явиться в этот день. А в это время уже прибыли шейх ас-Садат ал-Вафа'ийа, шейх аш-Шаркави, и паша велел доставить шубу почета, облек в нее шейха ас-Садата, назначив его накиб ал-ашрафом. Он приказал составить фирман о высылке из Каира сейида 'Омара в тот же день. Но шейхи исходатайствовали ему отсрочку в три дня, с тем чтобы тот закончи л свои дела, и паша согласился. Затем они спросили его, не отправиться ли сейиду 'Омару в свой город Асйут, на что паша ответил, что он не отправится в Асйут, а может выбирать между Александрией и Дамиеттой. Когда весть обо всем этом дошла. до сейида 'Омара, то он сказал: «Что касается поста накиб ал-ашрафа, то я рад от него избавиться и избегнуть его, он приносил мне лишь утомление. Что же касается ссылки, то это то, что мне чрезвычайно необходимо, я рад буду избавиться от этих неприятностей. Но я хочу находиться в городе, который не подвластен паше, и если он не разрешит мне отправиться в Асйут, то пусть позволит уехать в Тур или Варрана 440». Пашу поставили об этом в известность, но он не согласился, настаивая на Дамиетте. Затем сейид 'Омар приказал начальнику стражи взять своих стражников и отправиться с ними в дом шейха ас-Садата, а сам занялся приготовлениями к отъезду.

В четверг, 28-го числа, соответствующего 5-му дню коптского месяца мисра, воды благословенного Нила поднялись до [241] высокого уровня и было провозглашено о разливе его в эту ночь. Народ направился в дома, расположенные по берегам устья канала, куда многие были приглашены в гости и на зрелище. Но к концу дня было объявлено, что празднество переносится в ночь на субботу на остров ар-Рауда, и остыло угощение участников пира, и увеличились втройне издержки принимавших гостей. Празднество состоялось в ночь на субботу на [острове] ар-Рауда у плотины, где устроили /99/ шествия и иллюминацию. Паша прибыл с должностными лицами и кади. В их присутствии открыли плотину, воды хлынули в канал и заполнили все.

В этот же день сейид Мухаммад ал-Махруки взял на себя наблюдение за делами сейида 'Омара. Он отправился к паше и сообщил ему, что берет на себя попечительство о детях сейида 'Омара, его доме и обо всем, имеющем отношение к нему. Паша согласился с этим и сказал: «Он в полной безопасности от чего бы то ни было, я не перестану относиться к нему благосклонно и обеспечу его спокойствие». Затем сейид ал-Махруки послал за внуком сейида 'Омара, и паша принял его и успокоил, но заявил, что отъезд сейида 'Омара в Дамиетту неизбежен. Когда сейид ал-Махруки затребовал юношу к паше, то разнесся слух об умиротворении, люди стали говорить об этом, и домочадцы сейида 'Омара возрадовались, а женщины стали издавать ликующие крики. Это продолжалось до тех шор, пока юноша не возвратился и не объявил, что для этого нет никаких оснований, и радость сменилась печалью. Катхода ал-Алфи был назначен сопровождать сейида 'Омара в Дамиетту.

Месяц раджаб 1224 года начался в воскресенье (12.VIII.1809). В этот день собрались к сейиду 'Омару его сторонники, а затем прибыл упомянутый Мухаммад. При появлении его сейид 'Омар поднялся и тотчас же отправился с ним в сопровождении многочисленных приверженцев и других, которые плакали вокруг него, сокрушаясь по поводу его отъезда. Точно так же и население горевало о том, что он уезжает и оставляет Каир, так как он был опорой и прибежищем, отзывчивым к людям и твердо отстаивал справедливость. Сейид 'Омар отправился в Булак, спустился в барку и ночью уехал [242] в сопровождении близких и слуг, которые ему могут понадобиться в Дамиетте.

Наутро шейх ал-Махди явился к паше, чтобы просить у него своего назначения на место сейида 'Омара. Паша предоставил ему управление вакфами имама Шафи'и, а также вакфом Синан-паши в Булаке. Паша подсчитал то, что он был ему должен за зерно на протяжении четырех лет, и распорядился выплатить ему из казны деньгами сумму в двадцать пять кошельков, имея в виду старания шейха ал-Махди в измене сейиду 'Омару, которые привели к тому,' о чем упоминалось.

В этот же день паша поручил купцу Махмуду Хасану Базарджану восстановить дворец и мечеть, известные под названием ал-Асар ан-Набавийа. Тот восстановил их в прежнем виде, тогда как они уже почти превратились в руины.

Во вторник паша одарил почетными одеждами трех военных-египтян из числа приближенных Сулайман-бея ал-Бавваба. Он назначил их эмирами а дал им санджаки, присоединив к ним турецких солдат и арнаутов, с тем чтобы все они отправились в Верхний Египет в связи с мятежом эмиров-мурадитов, отказавшихся платить повинности деньгами и зерном. Паша назначил также для отправки туда Ахмад-агу Лаза, Салиха Куджа Бонапарта, Хасан-пашу и 'Абдин-бея. Город взволновался — потребовали барки, и направлявшиеся в Верхний и Нижний Египет остались ни с чем. Это также помешало приезду тех, кто должен был прибыть с зерном и товарами, так как они опасаясь привлечения к принудительным работам, а с некоторых пор пути в Верхний Египет стали безопасными, и по ним прибывали барки с зерном и привозными товарами.

10 раджаба (21.VIII.1809) Ахмад-ага Лаз и Салих Кудж выступили со своими солдатами, погрузились на барки и отправились в Верхний Египет. В тот же день Мухаммад-катхода ал-Алфи прибыл из Дамиетты, куда он сопровождал сейида 'Омара, чтобы тот обосновался там.

В четверг, 19 раджаба (30.VIII.1809), отправились в Верхний Египет все кто до этого не успел отправиться, и не осталось никого из тех, [кто был предназначен для этой экспедиции.] [243]

23 раджаба (3.1Х.1809) глашатай цеха строителей объявил для сведения строителей и каменщиков, что никто из них не вправе работать для какого бы то ни было частного лица, а все они должны отправиться на постройку паши, сооружаемую в районе гор.

29 раджаба (9.IX.1809) прибыли вести о военной экспедиции [в Верхний Египет], очень взволновавшие пашу. Он уделил им большое внимание и выразил намерение лично отправиться [в Верхний Египет]. Он побудил выступить в поход всех без исключения военачальников и даже своих сыновей Ибрахим-бея — дафтардара /100/ и Тусун-бея, который выступил раньше их, в четверг. Паша торопил с подготовкой и снаряжением экспедиции. Он приказал составить регистр по взысканию обложения, которое распространили на провинции ал-Мамуфийа, ал-Гарбийа, аш-Шаркийа и ал-Калйубийа. Было указано, что это обложение в счет начального месячного взноса. В тот же день паша назначил Хасан-агу аш-Шамаширджи кашифом а л-Мануфийи, и по этому случаю тот отпустил бороду.

Месяц ша'бан 1224 года начался во вторник (11.IX.1809). В этот день шейхи по приказу паши разукрасили донесение относительно сейида 'Омара для того, чтобы послать его {Порте] в сопровождении силахдара. [В этом донесении] в качестве причины его отставки и высылки из Каира упоминались и перечислялись клевета, пороки, проступки, преступления. Его обвиняли в том, что он внес в реестр знати имена лиц из коптов и евреев, принявших ислам; в том, что он получил в прошлом от ал-Алфи известную сумму денег, чтобы дать ему возможность овладеть Египтом во время восстания при Ахмад-паше Хуршиде; в том, что он написал мамлюкским эмирам также во время восстания и в тот момент, когда те находились поблизости от Каира, чтобы они внезапно явились в день открытия канала [при разливе Нила], и с ними произошло то, о чем было сказано, и Аллах даровал победу над ними господину паше; в том, что он стремился вызвать смуту среди войск, чтобы покончить с правлением паши и заменить его другим; в том, что к нему собирались группами магрибинцы, жители Верхнего Египта, чернь, и тому подобное. Все это соответствует [244] изречению: «Кто содействует тирану, тот оказывается в его власти». На донесении написали имена шейхов и отправились к ним, чтобы те приложили свои печати, но некоторые из них отказались от этого, заявив, что эти утверждения безосновательны. Между шейхами завязался большой опор, в котором большинство попрекало тех, кто упорствовал а нежелании подписать [этот документ], говоря им: «Вы не более благочестивы, чем мы». Они спорили, противоречили и поносили друг друга. Затем изменили текст, ослабив нападки на сейида 'Омара, и некоторые из ранее отказывавшихся подписали донесение. Среди отказывавшихся от начала до конца был сейид Ахмад ат-Тахтави ханифит, на которого очень сильно нападали, в особенности шейх ас-Садат, шейх ал-Амир и другие. Случилось, что ат-Тахтави был приглашен на празднество к шейху аш-Шанвани в квартал Хуш Кадам 441. Он запоздал с прибытием и встретился с шейхами при входе своем в приемную, когда они уже уходили. Он приветствовал их, но не поздоровался с ними за руку из-за нанесенной ими в прошлом обиды ему. Тогда к нему направился сын шейха ал-Амира, начал оскорблять его, возвысив свой голос, сделал ему замечание и стал бранить за то, что тот не поцеловал руки его отца, в общем сказал ему, что он невоспитан, невежлив, что по отношению к его отцу — шейху — он является третьеразрядным, и тому подобное.

3-го числа этого месяца (13.IX.1809) паша направился в Верхний Египет в сопровождении солдат. В середине месяца выступили [в Верхний Египет] арнауты, солдаты-дулаты и остальные войска. Замещавший пашу катхода его обосновался в цитадели.

Тогда же шейхи и сановники пришли к соглашению относительно того, чтобы сместить сейида Ахмада ат-Тахтави с должности муфтия ханифитов (На полях булакского издания приписка: «Упоминание об отстранении от должности муфтия сейида Ахмада ат-Тахтави и назначении муфтием шейха ал-Мансури»). Они пригласили шейха Хусайна ал-Мансури и вместе с ним поднялись в крепость, [245] предварительно подготовив этот вопрос. Заместитель паши облачил шейха Хусайна в почетную шубу. Затем они спустились, и он стал объезжать дома шейхов, чтобы приветствовать их, а они его также наградили. Когда же весть об этом дошла до сейида Ахмада ат-Тахтави, он свернул шубу, в которую «го облачили при вступлении его в должность муфтия, вскоре после смерти шейха Ибрахима ал-Харири в месяце джумада ал-ула, и послал ее шейхам. А облачал его в то время шейх ас-Садат. Возвращение ему этой шубы очень рассердило и разгневало его, он стал поносить шейха ат-Тахтави перед сидевшими у него в это время, вспоминая его ошибки, и при этом сказал: «Посмотрите на поведение этого мошенника, он словно превращает меня в собаку, которая съедает изверженное ею», и тому подобное.

Что же касается сейида Ахмада, то он пребывал в своем доме и выходил из него лишь в мечеть аш-Шайхунийа, что по соседству с ним. Он отдалился от шейхов, прекратил общение с ними и устранился от них. А они усердствовали в наговорах на него, в поношении его. Пренебрежение к нему было вызвано тем, что он не присоединился к их лжесвидетельству и всем их нападкам на сейида 'Омара /101/ из-за питаемой ими неприязни и зависти к его удачливости, хотя он был их покровителем, заступником (Населения и защищал их. После того как он оставил Каир, значение шейхов все падало. Что же касается сейида 'Омара, то все случившееся с ним служит подтверждением слов: «Кто содействует тирану, тот оказывается в его власти». «Твой господь никого не обижает!» (Коран, XVIII, 47).

13 ша'бана (23.IX.1809) отправились в поход Хасан-паша и солдаты-арнауты и продолжалось выступление войск. Среди населения ходили различные слухи относительно паши и мамлюкских эмиров и относительно предстоящего заключения мира между ними. Говорили, что 'Осман-бей Хасан, Мухаммад-бей ал-Манфух и Мухаммад-бей ал-Ибрахими прибыли к паше и имели свидание с ним и что паша послал к Ибрахим-бею старшему своего сына Тусун-пашу. Тот встретил его с [246] почетом и послал в свою очередь своего маленького сына к паше, который также почтил его. В Каир прибыли некоторые женщины из гарема Ибрахим-бея и гаремов эмиров.

Месяц рамадан 1224 года начался в среду (10.Х.1809). В конце его прибыл из Сирии отряд дулатов, вступивший в Каир в плачевном состоянии. Прибыли также сопровождавшие их ал-хавалат, одевающиеся в женское платье, которые ведут себя и разговаривают, как женщины, В руках они несли тамбурины и цимбалы,

В конце этого месяца учредили регистр единого поземельного налога по пять реалов с феддана, не считая налога ал-баррани и повинностей. Это провели без обсуждений и консультаций, не так, как в прошлом и позапрошлом году, когда принимали в расчет земли орошаемые и 'неорошаемые. В этом году не орошенные [Нилом] земли полностью присчитали к общей площади орошаемых земель, так как разлив Нила в этом году был непомерно высоким и превысил самый высокий Уровень. Чрезмерное наводнение погубило в Верхнем Египте дурро 442 и сахарный тростник, затопленными оказались также посевы риса, сезама 443, хлопка и многие сады в восточной части Нижнего Египта в связи с засорением канала ал-Фир'аунийа в этом районе.

Паша находился в Верхнем Египте, когда закончили составление регистра указанным образом, и, по его требованию прислать регистр на просмотр ему, к нему отправился му'аллим Гали, который взял в сопровождающие Ахмада-эфенди ал-Йатима из рузнаме и 'Абдаллаха Бекташа — драгомана. Они отправились к паше в Асйут, и здесь он ознакомился с регистром и поставил свою печать. И закончи лся месяц рамадан.

Месяц шаввал 1224 года начался в четверг (9.XI.1809). 13 шаввала (22.XI.1809) прибыли из своей поездки му'аллим Гали, Ахмад-эфенди 444, Бекташ и другие отсутствовавшие. Вслед за ними прибыл му'аллим Джурджис ал-Джаухари, который, как уже известно из предшествующего изложения, бежал из Каира в Верхний Египет и некоторое время скрывался там, а затем явился к паше, получив от него заверение в [247] безопасности. Тот принял его с почетом. Когда он приехал [в Каир], то направился к себе в дом, расположенный в квартале ал-Ванадик 445, который ему обставил му'аллим Гали, снабдив его всем необходимым. Мусульмане и христиане, ученые и простые люди, отправились к нему, чтобы приветствовать его.

Во вторник, 20 шаввала (29.XI.1809), в Каир внезапно прибыл паша, спешно проделавший путь от Асйута до Старого Каира за тридцать часов. Сопровождали его сын Тусун, Бонапарт Хазандар, Сулайман-ага ал-Вакил, и никто больше. На осликах, неузнанными, они прибыли в крепость со стороны ал-Джабала и въехали через, ворота Джабал. При выходе из барки паша приказал матросам-барочникам никому ,не говорить о его прибытии до тех пор, пока они не услышат пушечный залп со стен крепости. Затем паша отправился к себе во дворец и вошел в гарем так, что никто не услышал этого. Тогда-то он приказал дать салют, и распространилась весть о его прибытии. Катхода-бей и другие поспешили, чтобы встретить его, но, узнав о том, что он уже побывал в крепости, тотчас же возвратились. Купец Махмуд Хасаи Базарджан отправился /102/ в район ал-Асара, чтобы, встретить его. Он захватил с собой кухню, ягнят и приготовил все к прибытию паши чрезвычайно заботливо. Однако все его усердие пропало даром.

Затем, по истечении трех дней после прибытия паши, возвратились воинские части вместе со своими военачальниками и с награбленной добычей, состоящей из зерна, овец, угля, дров, кувшинов сушеных фиников и всего прочего, вплоть до деревянных дверей с домов.

В понедельник прибыл Хасан-наша с отрядом арнаутов, Салих Кудж с отрядом дулатов и турок. Прибыл также Шахиннбей ал-Алфи в сопровождении Мухаммад-бея ал-Манфуха ал-Муради и Мухаммад-бея ал-Ибрахими — это те из восставших, которые прибыли на этот раз, а про остальных говорили, что они получили отсрочку с прибытием. Что же касается Ибрахим-бея, приближенного ал-Ашкара, и Мухаммад-аги, приближенного Мурад-бея младшего, и сопровождавших их солдат, то они отправились в район Суэца из-за появления там [248] отряда бедуинов, о которых говорят, что они последователи ваххабитов. Прибыв, они обосновались у источников воды, препятствуя пользованию ею.

Месяц зу-л-ка'да 1224 года начался в субботу (8.XII.1809). В этот день прибыл Ибрахим-бей, сын паши, и остальные войска. Они стали размещаться по домам, встревожив население, изгоняя людей из их жилищ в Булатсе и Каире и в других местах. Случалось, что некоторые солдаты-мошенники перед отправкой в Верхний Египет посылали за владельцем дома, который они отмяли насильно и заселили. По прибытии домохозяина они передавали ему ключи, говоря: «Передаю тебе, о брат мой, дом твой, поселись в нем с божьим благословением. Прости ты меня и извини за мой дурной поступок,— может статься, что я умру и не возвращусь». Действительно, многие из них получили посты и назначения в Верхнем Египте. Получив свой дом, хозяин его радуется своему избавлению, начинает ремонтировать его и восстанавливать то, что «было разрушено. Он посвящает себя этому, а может быть, и залезает в долги, для того чтобы восстановить свой дом. Как только он заканчивает ремонт и достигает за время отсутствия солдат желанной цели и не подозревает ничего, в это время появляется [постоялец] вместе со своей лошадью, верблюдом и слугой, и домовладельцу остается лишь опять покинуть свой дом, оставив его своему супостату. Такие случаи имели место со многими простаками.

В тот же день прибыло сообщение о том, что французская эскадра в составе двухсот семи военных судов вышла в море и что направление и назначение ее неизвестны. Прибыли три гонца, предназначенные для доставки этих известий. Они привезли указ, содержащий предписание обеспечить охрану портов. Паша приказал войскам быть наготове к отправке в порты

В субботу, 8-го числа (15.XII.1809), группа солдат вместе со своими начальниками отправилась в Нижний Египет. Часть из них направилась в Александрию, а другие — в Розетту, Дамиетту, Абукир и Буруллус.

В ночь на понедельник, 18 зу-л-ка'да (25.XII.1809), паша отправился в Суэц для инспектирования укреплений на [249] Красном море. Сейиду Мухаммаду ал-Махруки паша поручил подготовить все необходимое для поездки — воду, фураж и съестные припасы. Паша и сопровождающие его отправились на дромадерах. В ночь на воскресенье, 24-го числа, паша возвратился из Суэца. Он прибыл ночью и поднялся в крепость.

Месяц зу-л-хиджжа 1224 года начался в воскресенье (7.I.1810) В этот месяц паша начал строительство судов на Красном море. Он потребовал доставить необходимый для этого лес и разослал назначенных им лиц для рубки тутовых деревьев, ююбы 446 и других в Верхнем и Нижнем Египте и для доставки строительного материала из Турции. В Булаке устроили верфь и мастерские, собрали сюда плотников, пильщиков, /103/ и рабочие на верблюдах доставляли доски в Суэц. Здесь, сделав судно, конопатили и отделывали его, красили и спускали его на воду. Сделали четыре больших судна и одно из них назвали «ал-Ибрик» («Ал-Ибрик» — букв «кувшин»). Кроме того, заготовили барки для перевозки войск и снаряжения.

Из событий [этого года]: некая женщина, отправившись на склад зерна, находящийся у ворот Баб аш-Ша'рийа, купила пшеницы, уплатив стоимость ее пиастром. Когда она ушла, заметили, что монета фальшивая. По истечении нескольких дней женщина опять пришла и купила зерна и опять точно так же расплатилась пиастром. Продавец отправился вместе с ней к меняле, который нашел монету фальшивой, подобно первой. Меняла ее спросил: «Откуда у тебя эта монета?». Она сказала: «От мужа». Женщину задержали и привели к are, и тот стал расспрашивать о ее муже. Она сказала, что муж ее торгует благовониями на рынке ал-Азхара. Ага вместе с ней после ужина явился в дом шейха аш-Шаркави. Сюда же доставили ее мужа и стали допрашивать его. Он заявил: «Я получил эту монету от такого-то приближенного шейха аш-Шаркави». Последний пришел в сильное возбуждение и заявил: «Будь это даже мой сын, и то я бы отрекся от него». Названного человека затребовали, но он исчез, скрывшись. Ага стал вновь допытывать женщину и ее мужа, и тот назвал многих лиц, [250] занимавшихся изготовлением фальшивых монет, в том числе студентов ал-Азхара. Ага не прекращал следствия до тех пор, пока каждый из преступников не указал друг на друга. Он арестовал некоторых, и у них нашли орудия для производства фальшивых денег. Арестованных заключили в тюрьму в крепости у катходы. Некоторые студенты ал-Азхара бежали из Каира, так как на них пало подозрение. Ежедневно объявляли, что заключенные с позором будут проведены по городу и казнены, но ага продолжал выслеживать до тех пор, пока не обнаружил шестнадцать станков [для производства фальшивой монеты]. Он переправил их Мухаммаду-эфенди — смотрителю ведомства материального снабжения Затем опросили кузнецов, кто из них сделал эти приспособления, но они отрицали свое участие в изготовлении их, заявив, что они сирийского производства. Станки разбили и уничтожили. Дело заключенных все оттягивалось из-за стремления выпытать у них о других их соучастниках Это было одним из самых позорных происшествий, в особенности из-за причастности к нему квартала ал-Азхара; каждый, покупающий что-либо и расплачивающийся с продавцом пиастром (в это время на руках у людей других денег и не было), отправлялся вместе с ним и с монетой к меняле, чтобы выяснить, не «азхарийская» ли она. И на все воля Аллаха великого!

Закончился год со своими событиями, из которых заслуживает упоминания нововведение — учреждение налога на нюхательный табак. Произошло это потому, что некий грек, занимающийся вывозом [товаров], сообщил катхода-бею, что число употребляющих нюхательный табак очень велико, так же как и лиц, занимающихся превращением его в порошок и продажей. Если собрать выделывающих его в одно место и обязать их поставлять определенное количество табака и если контроль над ними будет дан на откуп, то это явится новым источником доходов для казны, которые поступят от лица, ведающего этим делом, подобно другим статьям налогов, именуемых таможенными. Таким путем будет добыта значительная сумма денег. Когда катхода-бей услышал это, то известил об этом своего господина Тот сразу же распорядился составить [251] фирман об этом и об избрании того, кого он сделал управителем этого предприятия, место которому отвели в квартале Байна-с-Сурайн 447. В этот караван-сарай были созваны и собраны все ремесленники, занимающиеся изготовлением нюхательного табака. Им запретили заниматься этим на рынках и в каких-либо других местах. Уполномоченный на это дело откупщик табачной монополии закупает определенное количество табака у торгующих им по установленной цене, которая не может быть повышена, и никто, кроме него, не вправе покупать этот табак, [со своей стороны] он продает его выделывающим нюхательный табак по определенной цене, которая не может быть снижена. Если же обнаружат кого-нибудь, продающего, закупающего табак или стирающего его в порошок, за пределами этого караван-сарая, будь это даже для собственного потребления, то его арестуют, накажут и оштрафуют. Во все деревни Верхнего и Нижнего Египта назначили чиновников, развозящих нюхательный табак. Явившись в деревню, они спрашивали шейхов, давали им известное количество табака и обязывали уплатить назначенную стоимость /104/ его на основании находящегося на руках указа. Население деревни [обычно] заявляло. «Мы не употребляем нюхательного табака, не имеем представления о нем, у нас никого нет, кто умел бы изготовлять его. У нас нет потребности в нем, мы не купим и не возьмем его». Чиновник отвечал им. «Табак можете и не брать, но уплатить цену должны, безотносительно к тому, берете вы его или нет». Население вынуждали платить сумму, назначенную указом, возмещать дорожные издержки чиновников, стоимость их пропитания и фуража их верховых животных.

Точно так же распределяли и сбывали по деревням соду, ссылаясь на то, что она нужна ткачам для промывания хлопковой пряжи, беления тканей и тому подобного.

И самое гнусное из всего этого то, что точно так же намеревались поступить и со спиртным напитком из сахара, известным под названием 'араки. Население деревень хотели принудить уплачивать его стоимость, независимо от того, покупает оно этот напиток или не покупает, и [при этом] говорили, что он очень укрепляет тело и полезен тем, кто возделывает [252] землю, занимается пахотой, черпанием воды для орошения шадуфами и переноской удобрений корзинками, но затем это было отменено.

Из событий этого же года. Паша начал ремонт ската от крепостных ворот, известных под названием Джабал и ведущих к самому высокому из холмов — ал-Мукаттам 448. Для этой работы собрали строителей, каменщиков и рабочих, задули печи для обжига извести у места работ и установили мельницы для гипса. В городе объявили строителям и чернорабочим, что они не вправе работать у кого бы то ни было из частных лиц и что все они должны быть собраны на восстановительные работы паши у крепости и у холмов. Так продолжалось до следующего года, когда работа завершилась укладкой широкой дороги, ведущей от самой большой возвышенности к самой низине и ровно тянущейся на всем протяжении подъема к горе и спуска с нее, в силу чего стало возможным передвигаться пешком и верхом на лошади без какого бы то ни было затруднения и большого утомления.

А что касается тех, кто умер в этом году, то вот заслуживающие упоминания. Умер полезный ученый, весьма знающий, редкостный законовед, просвещенный человек — шейх Ибрахим, сын шейха Мухаммада ал-Харири, ханифит — муфтий ханифитского толка. Он обучался у своего отца и посещал для умственного развития занятия таких шейхов своего времени, как ал-Бийали, ад-Дардир, ас-Сабан, и других. Способный и превосходно усваивавший знания, он достиг совершенства и стал человеком отличных свойств. Он подготовился по всем разделам фикха. Когда в месяце раджаб 1220 (25.IX— 24.Х.1805) года умер его отец, он был назначен сна его пост муфтия. Он был достойным его заместителем благодаря своей способности к исследованиям и к консультациям по сложным вопросам, а также благодаря заботливости и религиозности. Он был далек от всего того, что роняет достоинство. Он усердно выполнял свои обязанности. Он вел занятия на дому, и выходил он только в случае необходимости или для выражения соболезнования, или для участия в собраниях высокопоставленных лиц. Он страдал слабым зрением, а под конец жизни его [253] постигло заболевание геморроем. Он очень страдал от этого и был лишен возможности выходить из дома. Ему указали на врача, [жившего] в Дамиетте. Он отправился к нему, имея целью также переменить климат,— все это по совету своего родственника, шейха ал-Махди. Он подвергся большим испытаниям в лечении своей болезни и произведенной хирургической операции, оказавшейся безуспешной. Он возвратился в Каир в еще худшем состоянии и был прикован к постели, пока не умер по милосердию Аллаха всевышнего и преславного. Он умер в понедельник, 19 джумада ал-ула (2.VII.1809) этого года. Молитву над ним совершили в ал-Азхаре и похоронили его при медресе аш-Ша'банийа 449, что в квартале ад-Дувайдари 450, неподалеку от квартала Катама, известного теперь под названием ал-'Анийа, поблизости от мечети ал-Азхар. Он оставил после себя сына, умного, образованного,— Сиди Мухаммада, величаемого 'Абд ал-Му'ти,— да благословит его Аллах и да поможет ему на его жизненном пути!

Умер проницательный ученый — шейх ислама и мусульман, шейх 'Абд ал-Мун'им, сын шейх ал-ислама — шейха Ахмада ал-'Амави, маликит, азхариец. Это последний из числа шейхов, живших в прошедшем веке. Он обучался у шейха аз-Заххара и других улемов своего толка, посещал занятия следующих шейхов: ад-Дафри, ал-Хифни, ас-Са'иди, Салима ан-Нафрави, ас-Сабага ас-Сикандари, шейха Фариса. Он вел занятия, которые были очень полезны его студентам, и не переставал читать свои лекции в ал-Азхаре по методу своих предшественников. /105/ Он был добродетелен, религиозен и не общался с людьми. Он был удовлетворен своим положением, довольствуясь в своей жизни малым. У него не было никаких связей с миром, кроме наблюдения за гробницей на кладбище Сиди Абу-с-Са'уда Абу-л-'Аша'ир. Он никогда не осмеливался вынести фетву 451, несмотря на то что был вполне достоин этого. Он никогда не домогался для себя мирских благ и был далек от соблазнов и мелочей. Тем не менее он следил за красотой своей одежды и выезда и за тем, чтобы это выглядело богато. Его никогда не занимало, что есть у других, и на собраниях он всегда говорил правду. Он очень редко ходил по домам [254] правителей и высокопоставленных лиц, и то только в силу необходимости. Исполненный сознания собственного достоинства, скромный, он никогда не жаловался на превратности времени и нужду. Так он жил, пока не заболел и не умер через несколько дней ночью, в четверг, 11 зу-л-ка'да (18.XII.1809), восьмидесяти четырех лет от роду. Похоронная процессия отправилась из его дома, расположенного у Дарб ал-Хулафа 452, поблизости от ворот Баб ал-Баркийа, прошла с носилками по кварталам ал-Джамалийа, ан-Наххасин 453, ал-Ашрафийа 454 и со стороны ал-Харратин 455 вступила в мечеть ал-Азхара, где его отпели при большом стечении народа. Похоронили его вместе с его отцом на кладбище ал-Муджавирин. В числе оставленных им детей четверо седых мужчин и, кроме того, дочери. Да будет милостив к нему Аллах и да простит и нас и его!

Умер хорошо образованный законовед, благочестивый ученый-исследователь шейх Ахмад, известный под именем Баргут. Он был маликитом и родился в деревне, именуемой ал-йахудийа, в провинции ал-Бухайра. Он обучался у шейхов своего времени и достиг совершенства в богословии и вопросах познания. Он занимался со студентами, принося им большую пользу, и обрел широкое признание среди них. Они были очевидцами его достоинств. Он жил хорошо, вдали от людей, довольствуясь тем, что приходилось на его долю. Он был смиренным, скромным и не украшал свою голову чалмой улемов, а носил обычную одежду На протяжении многих лет он страдал старческой немощью, передвигался, опираясь на палку, но не переставал вести занятия и диктовать, пока, по милости Аллаха, преславного и всевышнего, не умер в среду, 5 сафара этого года (22.III.1809). Его похоронили на кладбище ал-Муджавирин. Да смилостивится над ним Аллах!

Умер один из старейшин, весьма сведущий, благородный и прославленный шейх Сулайман ал-Файйуми маликит. Он родился в Файйуме и, приехав в Каир, изучал Коран в ал-Азхаре в качестве студента файйумского ривака 456. В детстве он следовал за ослом шейха ас-Са'иди, одетый в шерстяную куртку и желтый плащ. Затем он стал посещать занятия этого шейха, шейха Дардира и других. Он стал общаться с [255] исполнителями духовных гимнов. У него 6ыл приятный голос, и вместе с упомянутыми он отправлялся по вечерам в дома знати, где исполнял гимны и читал стихи Корана. Им восхищались и вознаграждали его больше, чем других. Он стал встречаться со знатью из рода, именуемого ал-Баркукийа и являющегося потомством султана Баркука 457. Этот род ведал управлением его вакфами. Благодаря этому его дела пошли в гору, и все ширились его знакомства с ага и евнухами, а через них и с женами эмиров. Он стремился выполнять даваемые ими поручения и находил хороший прием с их стороны и со стороны их мужей Он стал красиво одеваться, ездить на муле и окружил себя свитой. Он женился на женщине, жившей в квартале Кантарат ал-Амир Хусайн 458, и поселился в ее доме, а когда она умерла, то он получил ее наследство. После смерти шейха Мухаммада ал-'Аккада покойного назначили шейхом, возглавляющим файйумский ривак. Мухаммад-«бей, называемый ал-Мабдул, построил ему большой дом в квартале 'Абдин. Он стал известным своими делами. Ездил он по некоторым делам эмиров в Стамбул, и по возвращении в Каир ему были преподнесены подарки эмирами, их женами, высокопоставленными лицами, коптами и другими. Зулайха, жана Ибрахим-бея старшего, позаботилась о нем и женила его на дочери 'Абдаллаха ар-Руми. Он стал управлять вакфами ее отца, в том числе поместьем под Розеттой и другими. Он стал известным в Верхнем и Нижнем Египте. Несмотря на свои незначительные познания в научной области, он пользовался славой, так как занимался делами Был он необычайно щедр и оделял других всем тем, что у него было. Приятный в общении, приветливый, скромный, он одинаково обращался как со знатными лицами, так и с простыми людьми. Он щедро угощал всех приходивших к нему домой, /106/ будь то по делу или чтобы нанести визит. Невозможно было уйти от него, не пообедав или не поужинав. Если приходил к нему кто-нибудь просить помощи, а у него в это время ничего при себе не было, то он, бывало, хоть займет, а даст, и [притом] больше того, на что просящий рассчитывал. Он не скупился на то, чтобы использовать свое влияние и похлопотать за кого бы то ни было, будь то за [256] вознаграждение или без него. С ним часто случалось, что он с утра до позднего вечера разъезжал по нуждам других людей. Бывало, встретится ему на середине пути или в конце его проситель, сообщит ему свою историю, свою просьбу о посредничестве перед эмирам или об освобождении заключенного и тому подобное, и он, сидя верхом, выслушивает историю и говорит просителю: «Завтра отправимся к эмиру». Если уже наступил вечер и проситель скажет, что эмир в это время дома у себя, то он свернет со своего пути и вместе с просителем отправится к этому эмиру, даже если его дом далеко, и, закончив дело, возвратится домой поздней ночью. Таковы-то были особенности его! Он не ожидал и не надеялся на вознаграждение со стороны просителя, но если ему что-нибудь давали, то он брал это, и, будь это подарок большей или меньшей ценности, он был признателен за него. И склонялись к нему сердца, и испытывающие нужду в чем-либо обращались к нему со всех сторон. Он ни от кого не отворачивался и всех принимал приветливо, оставляя в своем доме, кормил, благодетельствовал, и люди пользовались его гостеприимством до тех пор, пока не завершали своих дел, а он давал им еще провизию на дорогу. Они возвращались в родные места радостными, довольными и благодарными, а затем вознаграждали его в меру своих возможностей. Если случалось, что подарок прибывал в тот момент, когда дома у него был кто-нибудь, то он делился с присутствовавшими. Это привлекало к нему сердца и выделяло его среди равных ему современников его, как это сказано:

«Щедростью, кротостью и добротой царит в своем народе юноша.

Твой образ жизни к тебе же восходит».

Когда с прибытием в Египет Хасан-паши ал-Джаза'ирли мамлюкские эмиры отправились в Верхний Египет, а их дома окружили, требуя от жен денег, когда арестовывали детей, невольниц, матерей их детей, чтобы на рынке продать их с аукциона, — в это время много жен высокопоставленных эмиров прибегли к покровительству покойного, и он дал им приют, затратил много усилий, стараясь защитить их, был добр к ним, выражал им сочувствие на протяжении всего времени [257] пребывания Хасан-паши в Египте и впоследствии, во время управления Исма'ил-бея. С возвращением же после чумы их мужей к власти влияние покойного среди них возросло, они принимали его с любовью и почтением. Он прослыл у них неподкупным, человеком великодушного нрава, набожным. Бывая в домах эмиров, он направлялся на женскую половину, куда ему был разрешен доступ. Он сидел с женщинами, которые были рады ему, и здесь о нем говорили: «Посетил нас отец наш шейх», «Мы советовались с нашим отцом шейхом, он дал нам такой-то и такой-то совет», и тому подобное. Так продолжалось до тех пор, пока в Египет не проникли французы и не изгнали [из Каира] эмиров. Жены их оставили свои дома и отправились толпами в дом шейха Сулаймана, переполнив его и соседние дома. Он вступился за них и посредничал за них перед французами, защищал их, и они в течение долгих месяцев жили у него в доме. Он добился также гарантии безопасности для многих эмиров, обеспечил им возвращение в Каир, и они день и ночь находились в его доме. Французы его также любили, принимали его посредничество, бывали у него в доме, где он устраивал им пиры. Он так вел свои дела с ними, что они назначили его в состав руководителей дивана, учрежденного ими для разрешения судебных дел между мусульманами. Когда французы организовали администрацию деревень и провинций Египта по установленному ими образцу и поставили над каждым селением шейха, руководящего им, то общее управление деревенской администрацией они возложили на шейха Сулаймана, в добавление к должности шейха в диване. Возглавлял все это высокопоставленный француз по имени Абризон 459.

Двор шейха Сулаймана переполнился деревенскими шейха ми, которые стекались сюда толпами и уходили отсюда толпа ми. Он получал за это специальное жалованье, сверх того, что получал в диване. И так он продолжал оставаться на высоком положении до тех пор, пока не закончились дни пребывания французов, пока они не отправились к себе на родину и пока не появились /107/ турки и везир.

И при них шейх, о котором идет речь, оставался в числе [258] улемов и знатных особ, пользовался уважением, известностью, любовью, с ним считались, к нему прислушивались знатные и незнатные. Когда во время убийства Тахир-паши были умерщвлены дафтардар Халил-эфенди ар-Раджа'и и катхода-бей, к защите шейха Сулаймана прибегли брат дафтардара и хазандар его и другие. Они отправились к нему в дом, оставались у него, и он защитил их, пока они не отправились к себе на родину.

И так он жил до тех пор, пока его не постиг удар и наполовину парализовал его и лишил речи. В таком положении он пробыл несколько дней, пока не умер в воскресенье ночью, 15 зу-л-хиджжа (21.I.1810). Похоронная процессия отправилась из его дома, находящегося в квартале 'Абдин, в ал-Азхар, где собралось очень много народу, слоено это были похороны кого-либо из высокопоставленных, выдающихся улемов, причем количество женщин не уступало количеству присутствовавших мужчин. После него осталось около десяти тысяч реалов долгов, «о кредиторы отказались от взыскания их. Из детей он оставил лишь двух дочерей. Если Аллах смилостивится, то простит и его и нас! Аминь!

(пер.  Х. И. Кильберг)
Текст воспроизведен по изданию: Абд ар-Рахман ал-Джабарти. Египет под властью Мухаммада 'Али. М. Глав. ред. вост. лит. 1963

© текст - Кильберг Х. И. 1963
© сетевая версия - Тhietmar. 2005
© OCR - Николаева Е. В. 2005
© дизайн - Войтехович А. 2001 
© Глав. ред. вост. лит. 1963